Текст книги "Штурмовик из будущего 4 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Политов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

– Не «нукай», не запряг! – дернул щекой тот. – На рубке я видел мельком странный символ. Как раз, когда отворачивал в сторону. Так, буквально секунду. Даже не придал этому никакого значения. А сейчас, когда ты спросил, вспомнил.

– Что за символ? – ноздри Торосяна хищно раздулись. – Нарисовать сможешь? Вот блокнот, карандаш.

– Да там ничего особенного не было, – отмахнулся Григорий. – Пять колец, переплетенных между собой. Три сверху и два снизу.

Торосян замер. Посидел неподвижно с минуту, а потом вскочил с табурета и радостно потер ладони.

– «Олимпиец»!

– Чего⁈

– Неужто не знаете? – «разведчик» успокоился и снова стал сама вежливость.

– Сейчас точно напросишься.

– Ладно, ладно, – засмеялся капитан. – Не будем горячиться. Поясню. Там такая история приключилась: в 1936 году был произведен набор в учебный экипаж Кригсмарине. Ну, ВМФ у фрицев так называется. А еще в этом же году в Берлине состоялись Олимпийские игры.

– Что за игры такие? – нахмурился экспат. – Первый раз слышу.

– Да ладно, шутите? – удивился «разведчик». Но тут же спохватился. – А, точно, у вас же память того…

– Не выделывайся.

– Прощу прощения, не хотел обидеть. Да, так вот, Олимпийские игры – это международные спортивные соревнования по различным видам спорта. Якобы, корнями, уходят в историю Древней Греции – в область или город Олимпию – я и сам точно не помню. Но это сейчас неважно. А интересно здесь то, что многие германские морские офицеры и новобранцы учебного экипажа тогда принимали участие в олимпийской парусной регате. А корветтен-капитан Бернхард Рогге – один из преподавателей учебки – даже был членом международного судейского комитета.

– Ишь ты! – поразился Григорий. – С чего вдруг ему такой почет и уважение?

– А черт его знает, – пожал плечами Торосян. – Врать не буду, не в курсе. В общем, когда через два года прошел выпуск, то сотни полторы молодых офицеров этого набора оказались как раз в подводном флоте. Со временем дослужились до командиров лодок. Ну и в память о своих корнях рисуют теперь на рубках олимпийскую символику. Те самые пять колец, что вы заметили. Экипаж «Олимпия», мать их за ногу!

– Однако! Хотя…если хорошенько подумать, любят фрицы это дело. Сколько раз доводилось в воздухе встречаться с размалеванными «мессерами» и «фоками», – Дивин махнул рукой. – Драконы, тузы, львы с тиграми – чего только не видал.

– Верно, – согласно кивнул «разведчик». – Но вернемся к подводной лодке. По нашим данным олимпийские кольца в настоящее время есть только у одной – U-24. Командует ею капитан-лейтенант Клаус Петерсен.

– И что? Что это дает?

– Будем проверять, – уклончиво ответил Торосян. – Как только что-нибудь удастся узнать, я вам тотчас сообщу.

«Ага, не хочет рассказывать „разведка“, что у них в тылу у гансов сидят наши люди, которые могут перепроверить полученные сведения, – подумал экспат. – Подумаешь, тайна какая! Да это и так понятно. Нет, в самом деле, неужели капитан решил, что я не способен сложить два плюс два?»

– Что ж, и на том спасибо!

Рутолов молча протянул экспату свою зажигалку, заметив, как тот роется в карманах своей куртки.

– Спасибо, – нехотя буркнул Григорий. Прикурил, сделал пару коротких затяжек и длинно сплюнул. – Почему спать не пошел?

– Тебя ждал. Решил, все одно не засну.

– Чего так?

– Да…понимаешь, не выходит из головы наш полет. По-дурацки как-то вышло: старшина хотя бы теоретически мог помочь в случае чего. В крайнем случае, ты бы ему подсказал, куда стрелять, верно? А я, выходит, только под ногами у тебя путался.

– Ну почему же, – не удержался экспат и ехидно улыбнулся. – Торосяну вон сколько всего напел! Оказывается, даже к месту нашей встречи с подлодкой привязаться сумел.

– В смысле? – штурман смотрел с удивлением. – Я ж ему сразу сказал, что ни черта не знаю, где именно мы летели. Так, очень приблизительно, исходя из показаний приборов. Плюс-минус десять-двадцать километров. Стыдно признаться, но блуданул изрядно. Со мной такого с первого курса училища не было.

– Вот, жук! – восхищенно протянул Дивин. – Купил! Точно пацана желторотого. Артист похлеще Мессинга!

– А в чем дело-то?

– Да, ерунда, – отмахнулся Григорий. – Уже не имеет значения. Поведай мне, лучше, почему нам не разрешили снова вылететь? Или конвой фашистский кто-то другой обнаружил?

– Шепорцов решил перестраховаться. Сказал, что в такую погоду даже ты со своим уникальным зрением можешь сплоховать. А ему, дескать, похоронки подписывать больше не хочется. Слыхал еще, что после нас самолет лейтенанта Римского пробовал взлететь – в облаках просвет появился ненадолго.

– И?

– Нет больше Римского, – мрачно произнес майор. – Пост ВНОС на берегу передал, что слышал падение самолет и звук удара о воду. По времени он, больше некому. По рации пробовали докричаться – тишина.

– Твою ж дивизию! А на хрена его вообще посылали за нами?

– Кто ж теперь скажет, – уклончиво сказал Рутолов и отвернулся.

Понятно, комполка решил добиться результата любой ценой. Беда.

– Ладно, пошли спать. Вымотался, как собака.

– Иди один, – отказался штурман. – Мне еще кое-что в штабе закончить требуется. Это ты у нас птица вольная, а у меня бюрократия повыше Эльбруса.

– Товарищ Дивин, здравствуйте!

– Да сговорились все что ли? – взвыл экспат. – Вольф Григорьевич, откуда вы здесь?

– Недавно вернулся с гастролей, – ответил Мессинг, радостно улыбаясь. Гипнотизер сидел на кровати Григория и почесывал за ухом Шварца, нахально растянувшегося на его коленях. И добавил, помрачнев. – Объездили с концертами несколько госпиталей. Тяжелое, доложу вам, зрелище. Столько раненых!

– Война, – устало пожал плечами летчик, стягивая с себя пропахший потом свитер. – А скоро пойдем фрицев из Крыма вышибать, так работы врачам и сестрам прибавится многократно.

– Да-да, – мелко закивал Мессинг. – Апрель уже близко.

– Апрель? – насторожился экспат. – Вам кто-то из штабных проболтался?

– Знаете, я ведь не очень лажу с кошками, – сказал вдруг артист. – Есть одно обстоятельство…впрочем, неважно! Да. Так вот, кошки для меня настоящая проблема. А уж черные – вообще караул. Боюсь. До дрожи в коленках боюсь. Но ваш Шварц…это какое-то чудо! – меховой наглец приоткрыл один глаз, услышав свое имя, и требовательно мяукнул – чеши, дескать, не отвлекайся.

– Это вы сейчас к чему?

– Если кто-то не любит собак или кошек, то, скорее всего, этот человек не способен полюбить вообще никого. Особенно, другого человека. Странный какой-то выверт сознания. Но, даю вам голову на отсечение, так и есть. Причем, знаете, что самое удивительное?

– Что?

– Давным-давно человек потратил массу усилий, чтобы приручить диких животных. Сотни, тысячи лет тяжелейших усилий! А теперь этот же самый человек готов отправить на живодерню несчастного пса или попавшегося ему под горячую руку кота. Так, словно это животное ему чем-то угрожает.

– Вы меня окончательно запутали, – признался Григорий после недолгого молчания. – Кошки, собаки, живодерня…Поясните?

– Однажды может случиться так, что вас тоже попытаются отправить на живодерню, – тихо сказал Мессинг, глядя в сторону. – И при этом всем будет наплевать на то, сколько усилий потратили на ваше, гм, «приручение». Я так вижу.

Глава 16

Густой белесый туман накрыл землю густой пеленой. Люди на аэродроме, общежитие летчиков, склады с горючим и боеприпасами буквально тонули в нем, словно мошки в крынке со сметаной. Видно было в лучшем случае на расстоянии вытянутой руки, не дальше. Экспату было проще – он хоть немного, но ориентировался в этом природном «киселе».

Дивин дошел до капонира, где стоял его «бостон». Остановился неподалеку, решив перекурить, и прислушался. От самолета доносился металлический лязг и приглушенные голоса. Григорий искренне посочувствовал техникам, что сновали вокруг торпедоносца будто привидения. Работать в таких условиях было непросто. А ответственность на наземных специалистах лежала немалая. Ошибись они хоть самую малость и, пожалуйста, извольте проследовать в трибунал. Ну а как там легко и непринужденно раздавали самые жестокие приговоры, экспат еще сравнительно недавно насмотрелся вдосталь. И рад бы забыть, да не получается.

– Крепче закручивай, – донесся строгий приказ сержанта Шафиева – старательного механика, которого многие в полку считали занудой. Как по мнению Григория, так совершенно напрасно. – Смотри, будет бить, я тебя самолично гаечным ключом приголублю. Да куда ты отверткой тычешь, раззява! Что за руки-крюки? Бракодел!

Винт навешивают, догадался Дивин. Видать, к концу работа подходит, раз уже затягивают.

– Хватит тебе ругаться! – обиженно ответил из тумана чей-то простуженный охрипший голос. Экспат не понял, кто именно это был, а включать зрение почему-то совершенно не хотелось. Да и вряд ли оно сейчас помогло бы, ведь формально на дворе стоял день, а не ночь. – Если такой умный, то крути гайки в одиночку, могу в сторонке постоять, не путаться под ногами.

– Поговори у меня! – пригрозил Шафиев. – Ох, распустил я тебя, Тараненко! – А, вон кто там! Знал, знал Дивин этого, гм, хитровыдуманного парня. Тот еще лодырь. Все время норовил улизнуть от самых тяжелых и грязных работ.

– Нет, правда, чего гонишь, словно на пожар? Все равно ведь полетов не будет, я сам слышал, как Батя с синоптиками ругался. А по мне, так из-за чего вообще сыр-бор – не «ветродуи» же эту хмарь нагнали.

– Ох и дурень ты, – рассердился окончательно механик. – Наш-то Кощей в любую погоду летает. Ему все нипочем – хоть ночь, хоть туман. А ну, как приказ на вылет получит? А ты ему и доложишь, что машина не готова. Смекаешь, чем пахнет? То-то. Так что, работай лучше, балбес.

– Вот же не сидится спокойно товарищу майору, – проворчал «хрипатый». – Прям шило в заднице. Нет погоды, лежи себе и отдыхай.

– Что ты там сказал⁈

– Да не, молчу. Работаю. Все в порядке.

Григорий улыбнулся. Перепалка механиков его изрядно позабавила. Докурив, летчик задумался. Сходить что ли в штаб? А что, может быть, в самом деле, есть какое-нибудь задание? Он повернулся и не спеша побрел в сторону спрятанного в стороне командного блиндажа.

– О, Кощей, ты как раз вовремя! А я уж думал за тобой посылать, – Шепорцов как-то излишне преувеличенно обрадовался появлению экспата. Даже отошел от связной радиостанции ему навстречу. И это выглядело несколько подозрительно.

– Что-то случилось? – настороженно поинтересовался Григорий. – Погоду дали?

– Пока нет, – взгляд комполка вильнул в сторону. Точно у нашкодившего пацана перед строгими родителями. – Но, понимаешь, тут такое дело…в общем, звонили из штаба дивизии. Требуют отправить хоть один экипаж на перехват немецкого конвоя. Помнишь, тот самый?

Дивин помнил. Еще бы, мотался полночи над морем, как дурак, глаза напрягал до черных мошек – целый день после отлеживался с ватными компрессами из чая. Хорошо еще, что та подлодка подвернулась, не совсем впустую слетал. А, как выяснилось позднее, немцы по какой-то причине просто взяли, да и отменили выход своих кораблей из порта.

– Сведения точные?

– Точнее не бывает, – включился в разговор начштаба Маликов. Он примостился на раскладном стульчике рядом со столом, за которым устроился радист перед своей попискивающей морзянкой «шарманкой». – Капитан Тоносян полчаса назад принес шифровку. Две «щуки» ведут голубчиков, не соскочат!

Экспат поморщился. «Разведчик» за последние три дня вымотал ему нервы настолько, что Григорий уже всерьез подумывал «выгулять» как-нибудь мантиса, выбрав ночку потемнее. Благо, недавняя расправа с Кармановым дала неплохой опыт в подобных операциях. Останавливало лишь то, что умом Дивин понимал – представитель разведотдела просто выполнял свою работу. Не было в нем гнильцы разорванного полковника. Дотошный зануда? Пожалуй. Но не сволочь.

– А как же запрет на вылеты «до особого распоряжения»? Помнится, как раз Тоносян озвучил вам позицию своего ведомства по моей скромной персоне.

– Ох, как же я забыл-то? – хлопнул себя по лбу Шепорцов. – Старость не в радость. Пляши, Кощей!

– С чего вдруг? Письма мне писать вроде бы некому? – удивился экспат.

– Да какие там письма! – нетерпеливо отмахнулся подполковник. – Подтверждение Геворг принес. Ты и правда фрица утопил! Этого, как его…Маликов, глянь там на столе в донесении. Да вон, папка с завязками, прям на тебя смотрит.

– Капитан-лейтенант Петерсен.

– О, точно, Петерсен.

– Здорово! – обрадовался Дивин. Сказать по правде, прям камень с души упал после слов командира полка. Переживал экспат страшно, что допустил все-таки роковую ошибку и потопил советскую субмарину. – А наша «Малютка»? Что с ней?

– Сведений нет, – огорченно ответил начштаба. – Но, глядишь, объявятся еще. Сколько раз такое бывало, сам знаешь. Уже помянуть успеваешь кого-то, а он вдруг бац, и возвратился. Жив-здоров, бодр и весел. Сидит за столом напротив и водку пьет.

– Есть такое, – согласился Григорий. – Особенно, когда кто-то за линией фронта на вынужденную садится или с парашютом прыгает.

– Вот, – Шепорцов удовлетворенно улыбнулся. – Кстати, я тебе еще одну новость скажу: Тоносян краем уха слышал, что за этого дохлого морского волка и его лоханку тебе хотят орден Нахимова вручить. Чуть ли не первую степень! Представляешь, сразу первую! Личный приказ командующего Черноморским флотом адмирала Владимирского.

– Нахимова? А что за орден такой – не слышал, – озадаченно поинтересовался Дивин.

– Газеты нужно читать. Внимательно, – наставительно сказал подполковник. – Надо будет замполиту пистон вставить, совсем обленился. Недавно приказ Верховного вышел об учреждении двух новых орденов. Специально для моряков. Ну, «Ушакова» тебе, конечно, никто не дал бы – он за операции стратегического уровня на море полагается. А вот «Нахимов» по статуту вполне подходит. Заслужил.

– Погодите, но мы ведь не морские летчики?

– Ну, кто его знает, как дело повернется, – загадочно улыбнулся комполка. – А покамест радуйся – вполне может так статься, что получишь этот орден одним из первых. Насколько я понимаю, награждения им еще не проводились.

– Ладно, поглядим, – пробормотал экспат. – Не будем раньше времени делить шкуру неубитого медведя. Так что там с заданием, когда вылетать?

И снова несли вперед трудягу-«бостона» два бешено вращающихся серебряных диска, в которые превратились лопасти громадных винтов. Показалось, или движки работают как-то иначе, не так, как обычно? А вдруг механики намудрили при ремонте?

Холодок пробежал по спине экспата. Несколько томительных секунд он напряженно вслушивался. Уф! Показалось! Все в порядке, зря волновался. Черт возьми, вроде не в первый раз уже летит над морем, а все равно нет-нет, но проскользнет паническая мыслишка о том, что можно ухнуть вниз, в морскую пучину, практически без шансов на спасение. Нет, все же не морской он летчик!

– Штурман, ты как там?

– Порядок.

Рутолов был немногословен. Видать, до сих пор дулся на летчика, не мог простить, что тот хотел оставить его на земле. Но Григорий себя виноватым не чувствовал. Да, просил командира полка, чтобы разрешил полет на машине с пулеметной установкой в носовой части – без рабочего отсека штурмана. Ну а на хрена, спрашивается, огород городить, если Рутолов все равно ориентировался в море откровенно слабо? А так хоть дополнительная огневая мощь появлялась. Шесть крупнокалиберных пулеметов – это не шутка. Полосни такой «батареей» по палубе корабля и его экипажу придется ой как несладко.

– Курс?

– Десять градуса влево. Еще два. Так держать!

Торпедоносец шел низко. Высоту Дивин держал в пределах ста пятидесяти метров, не больше. Во-первых, туман по-прежнему стоял густой, непроницаемый для обычного взгляда. Разве что еще небольшой противный дождь над морем добавился. Струи воды бьют по лобовому стеклу, затрудняя обзор. Форменная мряка с молоком, как обозвал такую погоду старшина Горбунов. Забавное выражение. Во-вторых, немецкие истребители, если бы нашелся среди них какой-нибудь отбитый на всю голову смельчак, что взлетел на перехват русского самолета, обычно патрулировали на высотах от полукилометра до километра. И, соответственно, не смогли бы найти и атаковать идущий практически на бреющем «бостон». Снизу не подберешься, стрелять можно издалека, и велика вероятность того, что нарвешься на ответный огонь.

– Развиднелось чуток, – доложил Рутолов.

– Принял.

В самом деле, противный туман немного поредел, дымка рассеялась. Худо-бедно, но теперь Григорий мог наблюдать за морской гладью и без своих способностей.

– Подходим к цели. Кощей, начинай набирать высоту, иначе не найдем фрицев.

– Разберемся, – отозвался недовольно Дивин. – Свою работу выполняй. Мне отсюда удобнее. Савка, усиль наблюдение, не ровен час, «охотники» объявятся.

Ну где же вы, паскуды? Экспат вел машину по ломаному курсу, зигзагами, стараясь расширить зону поиска. По расчетам штурмана, они точно вышли в район, где советские подводные лодки присматривали за вражеским конвоем. Осталась сущая безделица – найти фашистские корабли.

Пять минут…двадцать…сорок…

Монотонное маневрирование начало утомлять. Накатилась тупая обволакивающая сознание сонливость. Чертыхнувшись, Григорий медленно наклонился к штурвалу и, плавно откинувшись назад, нарочно стукнулся затылком о бронезаголовник кресла. Разумеется, несильно. Боль слегка отрезвила, заставила собраться.

И вдруг, впереди появились темные продолговатые силуэты. Один, второй, третий…Семь! Два миноносца, или «сторожевика», хрен их поймешь, пара тральщиков и три транспорта. Ошибки быть не может, слишком уж характерные контуры бортов и обводы массивных палубных надстроек. Идут в кильватерном строю.

– Они, Кощей! – ликующе прокричал Рутолов. – Нашли гадов!

– Атакую самого «жирного», – отрывисто сказал Дивин. – Штурман, наводи.

– Есть! Прими вправо, на пару градусов. О, стоп! Так держать.

Экспат решил бросать торпеду сходу. Некогда было выстраивать хитрые маршруты, немцы, того и гляди, вот-вот опомнятся и встретят вражеский самолет лавиной зенитного огня. А так, пока они ошеломлены внезапным появлением из тумана противника, есть шанс прорваться к лакомой добыче.

– Тысяч на пять-шесть посудина, – задумчиво прикинул Рутолов. Григорий ничего ему не ответил. Не до того было, самолет начало болтать и все внимание пилота сосредоточилось на том, чтобы удержать многотонную махину на боевом курсе. – Почему они не стреляют? А, Кощей, почему не стреляют?

Вот неугомонный!

– Да помолчи ты! Не болтай под руку!

Корабли стремительно приближались, росли в размерах, грозя заполнить все пространство перед низко летящим торпедоносцем. Дивин приблизил картинку и досадливо дернул щекой. Заметили! Побежали, как тараканы, по палубам фигурки в черных бушлатах, занимая свои боевые посты, зашевелились, быстро поворачиваясь в сторону опасности, орудийные стволы зениток.

– Сейчас врежут! – сдавленно предупредил экспат. Он вцепился мертвой хваткой в штурвал и, сам того не замечая, принялся бормотать себе под нос какие-то слова. Спроси его в тот момент, что именно говорил, посмотрел бы, как на сумасшедшего, да и покрыл матом. Поди, сообрази, о чем речь, когда немецкие корабли словно взорвались вспышками пламени от выстрелов, а над волнами потянулись разноцветные трассы. Огненные шары встали перед «бостоном» плотной завесой. Казалось, они не оставили ни одного шанса для торпедоносца, чтобы прорваться и выйти на дистанцию сброса.

Но только не в этот раз! На беду гитлеровцев, в пилотской кабине сейчас находился летчик, который нечеловеческим чутьем предугадывал, куда именно вонзятся смертоносные струи свинца. Легкими касаниями он аккуратно, с ювелирной точностью, отрабатывал штурвалом и самолет, повинуясь его желаниям, то мягко кренился в сторону, то поднимался вверх, или, наоборот, проваливался навстречу бегущим волнам с белыми «барашками» по верху.

– Бросай!

– Заткнись! – прошипел экспат. Рот наполнился солоноватой жидкостью. Губу прокусил, не иначе. Черт, придет же такая ерунда в голову!

А фрицы все ближе и ближе стягивают огненную паутину, стараясь зацепить, уничтожить нахального русского. И трассирующие снаряды прошивают воздух злобными шмелями, грозящими больно ужалить. Насмерть ужалить. Эх, вот сейчас как нельзя кстати пришлись бы «крупняки» в носу – проредили зенитчиков, облегчили выполнение задачи.

– Бросай, Кощей!!

Нет, рано, еще секундочку…Пора!

– Сброс! – Григорий услышал в наушниках срывающийся голос стрелка-радиста, но и без того прекрасно почувствовал, как вздрогнула машина, освобождаясь от шестиметровой «сигары», начиненной взрывчаткой. – Пошла торпеда!

Быстрый толчок штурвала от себя и одновременно разворот в сторону ближайшего огненного шара. Как там говорят: в одну воронку снаряд дважды не попадает? Во, пронесло! Так, а теперь ходу, ходу! Подальше от врагов, мечтающих его убить.

«Бостон» выскочил из зоны зенитного огня и принялся набирать высоту. Дальше, еще дальше. Так, чтобы какой-нибудь шальной снаряд или осколок не нашел цель.

– Савелий, доклад!

– Не вижу. Погоди, командир.

– Штурман⁈

– Ну-ууу…

Сердце противно екнуло в груди. Неужели промазал? И, все пережитое только что, было напрасно⁈

– Есть! Есть попадание! Ко…

Грохот чудовищного взрыва перебил даже шум работающих двигателей. Самолет швырнуло вперед и в сторону так, словно он оказался крохотной игрушкой в могучих руках невидимого великана.

Несколько секунд экспат энергично орудовал штурвалом и педалями, пытаясь удержать «бостон», не дать тому сорваться в губительный неконтролируемый штопор. Не сразу, но, в конце концов, Дивину это удалось.

– Что это было? – выдохнул он.

– Транспорт взорвался, Кощей! – Рутолов засмеялся. – Похоже, он доверху был набит боеприпасами или взрывчаткой. Шарахнуло так, что и следа от него не осталось. Да, и ты знаешь, еще одного фрица здорово цепануло. По крайней мере, насколько я успел разглядеть, он как-то подозрительно на бок осел. Не знаю, правда, утонул или нет.

– Предлагаешь вернуться и проверить? – поддел штурмана Григорий. – Надеюсь, ты хоть фотоаппарат догадался включить?

– Обижаешь! Думаю, снимки выйдут что надо. Не меньше, чем на передовицу «Красной звезды» или «Сталинского сокола».

– Ну-ну. Не забудь гонораром поделиться.

Самолет в этот момент вдруг пробил тягучее ватное «одеяло» облаков и выскочил под лучи яркого, слепящего солнца. Здесь до самого горизонта простиралась синь чистого неба. А черная тень от стремительно летящего торпедоносца скользила по пушистому ковру снизу.

– «Мессеры»! – заполошно заорал Горбунов. – Сзади заходят!

Вот черт, «охотники»! Экспат оглянулся. Так и есть, два «худых» быстро догоняли одинокий бомбардировщик с красными звездами на фюзеляже, намереваясь взять его в клещи. Наверняка с атакованного конвоя запросили помощь. Ну нет, ребятки, не сегодня! Опоздали вы.

Дивин зло усмехнулся и уверенно толкнул штурвал от себя. Для верности дал еще левую ногу, уходя в сторону по хитрой траектории, на случай, если начнут стрелять вслед. «Бостон» рыбкой нырнул обратно в темно-серую пелену. Мир мгновенно словно выцвел и вокруг прозрачного колпака кабины сгустился сумрак. Плевать, дотопаем по приборам, не в первой.

Хорошо, что попались не «сто десятые» – у тех имелось на борту радиолокационное оборудование для ночного поиска противника и облака для них не являлись серьезной помехой. Как пить дать, выследили бы и разнесли в клочья, мстя за погибших моряков кригсмарине. Благо, вооружение у них что надо. Один залп и все, готовьте «похоронки». Хотя, какие тут извещения, запишут в без вести пропавшие и точка.

Кстати, задумался Григорий, как это «худые» так быстро оказались здесь? Если прикинуть, пока получили сигнал о помощи, потом взлет, затем добраться до нужного места. Хм, не сходится. Разве что, они с самого начала крутились неподалеку, на высоте, сопровождая конвой. Но почему не опустились к своим кораблям? Может быть, боялись попасть под огонь зениток? А что, кто там станет разбираться – свой ты или чужой? – врежут за милую душу. Ладно, пусть у командования голова болит по этому поводу. Его же, экспата, дело доложить обо всем. Главное, врезали они проклятому конвою, не придется Шепорцову краснеть перед начальством. Эх, еще бы фотографии у штурмана получились, и все вообще будет замечательно.

Глава 17

Хищную черную тень с тупыми, словно обрубленными, крыльями и длинным тонким фюзеляжем, экспат заметил краем глаза. Вот только что рядом с «бостоном», мирно плывущим в облаках, никого не было, а сейчас уже на него камнем падает сверху шальной «мессер».

«Хана!» – промелькнула суматошная мысль, а руки сами потянули на себя штурвал. Время будто притормозило, и Дивин с холодным отчаяньем наблюдал за тем, как медленно, нестерпимо медленно, буквально по миллиметру, задирает нос бомбардировщик, а фриц наплывает с правой стороны, грозя вот-вот врезаться в плоскость, разворотить ее и обрушить краснозвездную машину в море. – «Не успею! Сейчас долбанет! Сей…»

Самолет вздрогнул всем своим большим «телом» от резкого сильного удара. «Мессершмитт» не успел разминуться с советским торпедоносцем совсем чуть-чуть. Но если «худой» после столкновения неуклюже кувыркнулся вперед и обвалился вниз раненой птицей, рассыпая во все стороны обломки хвостового оперения, то «бостон» всего лишь потерял скорость и рыскнул из стороны в сторону. Штурвал едва не вырвался из рук Григория, но тот вцепился в него перед неминуемой катастрофой с недюжинной силой и сейчас не позволил машине остаться без управления.

Неужели пронесло⁈ Робкая мысль оформилась в голове экспата, когда он заученно двинул вперед оба сектора газа и отдал штурвал от себя. Нужно было срочно добавить скорости машине, ощутимо просевшей по высоте, чтобы удержаться в небе. Слава богу, кажется, живы!

Рано обрадовался!!!

Бомбардировщик вдруг начало трясти противной мелкой дрожью, от которой заныли зубы, он будто потяжелел в несколько раз и стал заваливаться на правое крыло. Высота? Высота стала стремительно падать. И, что самое противное, в кабину потянуло дымом.

Дивин повернул голову и выругался сквозь зубы. Правый двигатель окутался облаком черного дыма, через который уже начали пробиваться язычки пламени. Того и гляди, сейчас мотор вспыхнет и тогда…черт, и зачем только вспоминал недавно про похоронки⁈

Григорий машинально, даже не задумываясь над тем, что именно он делает, перекрыл подачу топлива к поврежденному движку и щелкнул выключателем его противопожарной системы. Эх, только бы сработала, как надо. Экспат с усилием довернул штурвал в левую сторону, чтобы парировать заваливание самолета. Вывози, родимый! Ну же⁈

– Кощей, горим! – О, штурман проснулся. Долго же Рутолов соображал. – Правый двигатель…

– Вижу, не сепети! Надеюсь, сейчас станет чуток получше.

Летчик с надеждой покосился на поврежденное крыло. Огонь почти исчез, но дымный шлейф пока еще тянулся за самолетом. Обнадеживало, что ветер стремительно уничтожал эту траурную ленту, развеивал ее в клочья.

– Нет, врешь, поживем еще!

– Товарищ командир, а что это было?

– «Мессер»-сука, за нами ломанулся, старшина. Видать, разозли мы немчуру не на шутку, раз он сломя голову кинулся в облака. На что только рассчитывал, урод?

– Выходит, он нас протаранил?

– Выходит, так.

– И…что теперь?

– Не боись, до берега дотянем, – Григорий решил задать максимально оптимистичный настрой членам экипажа. Не хватало еще паники на борту. – А там разберемся, куда садиться будем – дома или у соседей.

Вот зараза! Как ни старался, но так и не получилось перевести винт правого мотора во флюгерное положение. Имелась на американской машине такая классная функция: можно было в случае остановки в полете двигателя попробовать запустить его аварийно. А еще зафиксировать в неподвижном состоянии ось винта, чтобы его лопасти остановились в положении «по потоку» и не создавали своим неконтролируемым вращением помехи самолету, что и так потерял половину тяги. Опасная такая воздушная подушка-ветрянка получалась – три с лишним метра в диаметре. Зазеваешься, можно не удержать бомбардировщик, и он вмиг завалится в сторону неработающего движка, перевернется через крыло и ухнет вниз.

К сожалению, сейчас электросистема, которая отвечала за этот процесс, вышла из строя. И все ее тумблеры-выключатели щелкали вхолостую. Так, словно являлись лишь декоративным украшением приборной панели.

Струйка холодного пота пробежала из-под шлемофона по щеке экспата. Покурить бы. Но нет, нельзя, уйма сил уходит исключительно на борьбу со ставшей вдруг такой непослушной и капризной машиной. Раньше «бостон», что называется, «шел за ручкой» – настолько легок в управлении был заморский подарок. А сейчас, наоборот, Григорий держал торпедоносец «на руках». Смешно. Забавный каламбур получился – ручка, руки… Плакать аж хочется.

Сколько там на высотомере? Сто с копейками. Не густо. Значит, времени на то, чтобы исправить допущенную ошибку у него не будет. Хорошо еще, что левый мотор тянет исправно, а в его гуле слышится успокаивающий рык: не дрейфь, хозяин, справимся! Или это сам летчик себя тешит иллюзорной надеждой? Нет, все же, пусть и тяжело, медленно, но ковылял подраненный «бостон» на восток.

– Савелий, если наткнемся, не дай бог, на гансов, не вздумай стрелять, – предупредил старшину Дивин. – У нас сейчас нет возможности маневрировать, идем строго по прямой. Так что, если вдарят в ответ, то мигом сшибут, как куропатку. Понял?

– Да что я, дурной что ли? – обиделся Горбунов. – Не маленький, все понимаю.

– Ну-ну.

Минуты на часах медленно сменяли друг дружку, складывались в пять, десять, полчаса, пятьдесят – на горизонте медленно начали проступать очертания берега. Надежда потихоньку загоралась в душе: неужто доползли? Земля! Еще немного и они окажутся над сушей. А там, на худой конец, можно и на вынужденную плюхнуться. Даже, если не повезет, и они попадут на немецкую территорию, то уж найдут способ выбраться к своим. Впрочем, по расчетам Григория, их машина должна была выйти к позициям советских войск на побережье.

Едва перевел дух, новая напасть: медленно, но верно, начала расти температура левого мотора. Стрелка беспристрастно указывала, что она уже приближается к двумстам градусам. Чертыхнувшись, экспат торопливо перевел «юбки», увеличивающие продув двигателя в открытое положение. Хоть здесь повезло, не отказала гидросистема.

Нервы летчика натянулись до предела. Казалось, еще чуть-чуть, и они лопнут, подобно перебитой струне. Экспат напряженно вслушивался в каждый шорох обшивки, в каждый чих двигателя так, словно сам стал самолетом и теперь контролировал свое собственное состояние. А оно, надо признать честно, было не ахти. Изувеченный бомбардировщик напоминал дряхлого старца, что еле-еле ковыляет по улице, согнувшись в три погибели, опираясь на кривую клюку. Однако, полз же «бостон» к дому, полз, невзирая на все трудности.