Текст книги "Штурмовик из будущего 4 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Политов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

– Отойдем, – потянул экспата за рукав Прорва. – Ну его к черту, урода этого. Не хватало еще из-за него вечер угробить. О, буфет! Пошли папирос купим, а то у меня от пайковой махорки уже изжога начинается.

Рыжков придирчиво изучил не слишком богатый ассортимент табачной продукции на прилавке под тихое недовольное ворчание стоявших в очереди и, в конце концов, купил себе две пачки «25 лет РККА».

– Глазовские, – удовлетворенно улыбнулся он. Достал из кармана портсигар и принялся перекладывать в него папиросы. – Представляешь, пришлось недавно умельцам из ПАРМа мундштук заказать, – жаловался он попутно экспату. – Без него неприятно в рот табак брать, да и пропадает его изрядно.

– Что так?

– Качество хромает, – печально вздохнул Прорва. – Привозят херню какую-то, не поймешь даже сразу, что в пачку напихали. Положено двадцать пять папирос в день летчикам выдавать, но пойди их еще получи! Вот интенданты выкручиваются и по двадцать пять грамм табаку взамен норовят всучить. А что это за табак? – он безнадежно махнул рукой. – Помнишь, как в нашем полку его остряки называли? «Матрац моей бабушки», «Вырвиглаз», «Прикури фашисту». Знаешь, с недавних пор мода на трубки пошла. Особенно трофейные. А что, курительный табак для них стали изготавливать. «Флотский», «Сигарный», «Капитанский»…говорят, вроде бы и «Беломорканал» в рассыпном виде есть. У нас теперь даже бойцы из БАО трубки всеми правдами и неправдами себе добывают. Вот, думаю, может и мне сподобиться?

– Служивый, угости табачком! – слова, произнесенные ломающимся юношеским голосом, но при этом довольно развязным тоном, прервали рассказ Рыжкова.

– Чего? – изумился летчик, глядя на невысокого приземистого парня с наглыми глазами.

– Чего-чего, глухой что ли? Дай десяток, не обеднеешь, небось! – нагло потребовал тот.

Дивин кинул несколько быстрых взглядов по сторонам, оценивая обстановку. Так, как привык отыскивать в небе угрозу со стороны фашистских истребителей. Борзый парнишка явно был не один и хамил, чувствуя у себя за спиной поддержку. Поэтому важно было разобраться, с кем он сюда заявился, и какова степень возможной опасности.

Странное дело, но в поле зрения Григория не наблюдалось никого подозрительного. Нет, кое-кто из прохаживающихся по фойе людей посматривал с любопытством в их сторону, но оно, скорее, было вызвано блеском Золотых звезд бравых пилотов.

– И почему же я тебе должен отдать свои папиросы? – с отчетливым недоумением спросил Рыжков. – Вон стоит киоск, сходи и купи.

– А у меня денег нет!

– Так иди работать.

– Еще чего! Пусть трактор работает, он железный.

– О, как! – покрутил головой Прорва. – Слыхал, Кощей? Знаешь, – обратился он к нахальному парню, – если бы ты попросил нормально, то, глядишь, я вошел бы в твое положение. А так…вали отсюда!

– Ладно, встретимся еще! – зловеще пообещал пацан, повернулся и быстро исчез в толпе.

– Охренеть! – засмеялся Дивин. – Похоже, он нам еще и пригрозил. Тебе страшно?

– Вот еще, – захорохорился товарищ. – Пусть только попробует только кто сунуться, шлепну на месте! Развелось всякой швали, не продыхнуть. На той неделе, говорят, на грузовик с продуктами напали. Водителя и охранника убили, а машину угнали.

– Диверсанты?

– Да ну, брось, какие диверсанты? Говорю же, отребье всякое голову подняло. Пользуются, гады, тем, что из милиции много народу на фронт ушло, вот и распоясались.

– Понятно, – задумчиво протянул Григорий, припомнив свои недавние приключения в академии.

– Ладно, пошли, а то к началу спектакля опоздаем, – засуетился Рыжков. – Кстати, а вон та черненькая ничего так, симпатичная!

– Пошли уже, Казанова!

Спектакль Дивину не понравился. Давали «Фронт» по пьесе Корнейчука. Нет, артисты честно старались, пытались играть так, чтобы вызвать интерес у публики, но, на взгляд экспата, получалось у них это не очень хорошо. Правда, как он отметил для себя с некоторым удивлением, многие зрители явно придерживались противоположной точки зрения и смотрели на сцену затаив дыхание.

А вот сам Григорий никак не мог заставить себя сопереживать героям постановки. Слишком уж отличалось то, что он сейчас видел, от того, что ему пришлось пережить в первые нелегкие годы войны, с избытком наполненные горечью поражений и бесчисленными потерями боевых товарищей. И потому чистенькие шинели, гладко выбритые лица и пафосные речи исполнителей вызывали у него лишь кривую усмешку.

От нечего делать, экспат принялся рассматривать собравшихся, благо его чудо-зрение исправно справлялось с полумраком, царившим в зрительном зале. И вскоре нашел глазами сидящих в самом первом ряду, среди руководства города, Карманова и Круминя. Полковник наблюдал за спектаклем со скукой, частенько наклонялся к девушке и о чем-то с ней говорил. Зента в ответ улыбалась своему кавалеру и согласно кивала. Судя по всему, все у них было хорошо.

Дивин философски пожал плечами. Что ж, каждому свое. В конце концов, кто сказал, что ему надо непременно встревать в любовный роман Карманова? Какого-то совсем уж сногсшибательного впечатления латышка на него не произвела. Скорее, ворохнулось в душе какое-то темное чувство, желание отомстить, унизить бывшего комэска. А тут еще Карпухин со своими подначками…

Но, остыв, Григорий уже смотрел на эту ситуацию несколько отстраненно, с холодной и ясной головой. И твердо решил для себя отойти в сторону и не встревать в очередную хитромудрую комбинацию, что наверняка замыслил контрразведчик. Уж больно наивно и простодушно тот выглядел во время рассказа о метеорологе и ее отношениях с командиром особой авиагруппы. Пережал товарищ майор с простотой. Совсем, как вот сейчас актеры на сцене.

О, вы только гляньте, по мнению автора пьесы командарм может через голову комфронта обратиться в Москву, в Ставку, получить оттуда разрешение на проведение операции, о которой командующему никто не спешит сообщать! Вы серьезно? Да, мощно. А подхалимы, что водят хороводы вокруг комфронта, постоянно подливают ему, наушничают и занимаются прочими глупостями? Если это сатира, то явно не очень высокого уровня. Глупость форменная. А тут еще «говорящие» фамилии этой оравы: Хрипун, Удивительный, Тихий, Крикун…детский сад, право слово. Никакого понимания военной иерархии и этики.

– Ты не знаешь, почему эту белиберду до сих пор ставят? – поинтересовался экспат у Рыжкова в антракте.

– Т-ссс! – прижал палец к губам Прорва и воровато оглянулся. – Потише кричи. Говорят, что пьеска понравилась Самому! – капитан показал глазами наверх.

– А, ясно. Слушай, может, ну его к лешему, айда обратно, на аэродром? Посидим, тяпнем законных «наркомовских».

– Еще чего, – возмутился приятель. – Нет уж, ты поступай, как хочешь, а я себе уже приглядел тут пару вполне интересных мамзелек и твердо намерен продолжить с ними знакомство. Зовут Галя и Валя. Стоп, – он озабоченно потер лоб. – Или Даша и Маша? А, неважно. Главное, вполне себе раскованные дамочки, без комплексов. Я это сразу по глазам на раз секу. Перемигнулись, и все понятно.

– Когда успел? – искренне поразился Дивин. – Вместе все время ведь были.

– А когда ты в уборную отходил, – рассмеялся Рыжков. – Там и делов-то было на пару минут, – гордо заявил он. Но тут же рассмеялся и признался. – Если хочешь знать, они сами ко мне подошли. То-се, трешь-мнешь, базар-вокзал – и дело в шляпе. Пригласили на квартиру к одной из них. Точнее, в комнату. Но сказали, что соседи до утра в ночной смене, поэтому вся квартира в нашем полном распоряжении. И идти недалеко. В общем, сразу после спектакля подождем их у входа. И не вздумай сбежать под шумок!

Григорий немного подумал, а потом махнул рукой.

– Уговорил, черт красноречивый. Навестим твоих Даш и Маш.

После окончания спектакля друзья не торопясь вышли на улицу и, отойдя чуть в сторону, чтобы не мешать выходящим из театра людям, решили перекурить. Но едва летчики достали портсигары, к ним, откуда ни возьмись, подскочил сутулый мужичонка в старой потертой шинели и начал махать изуродованной беспалой кистью и мычать что-то непонятное.

– Ты немой что ли? – первым сообразил Прорва.

Мужик радостно ощерился, обнажив гнилые пеньки редких зубов, и энергично закивал. Да так, что с его головы едва не слетела порванная сбоку ушанка.

– Где тебя приложило, бедолага? – сочувственно поинтересовался Дивин, потянувшись за папиросой. Не угостить своего брата-фронтовика, да еще инвалида – это было за гранью.

Но вдруг гневно закричал Прорва. Григорий поднял голову и увидел, как на его товарища из темноты вихрем налетело несколько парней, что сходу набросились на летчика и принялись осыпать того ударами. Экспат зарычал от злости и хотел, было, прийти на помощь другу, но в это время инвалид неожиданно прыгнул ему на спину и попытался вцепиться в глаза.

– Ах ты ж гад! – Дивин отряхнулся, точно пес и легко сбросил мужчину. Тот кубарем полетел в снег. – Гришка, держись!

Дивин кинулся к облепившим товарища парням и несколькими точными сильными ударами заставил их отступить. Но, к его удивлению, хулиганы не спешили ретироваться окончательно. Подбадривая себя выкриками, они встали стенкой перед летчиками и явно решили продолжить схватку.

Григорий оскалился. Черт возьми, что за ерунда здесь творится? Может, плюнуть на осторожность и дать немного разгуляться бешено рвущемуся наружу мантису? Хм, опасно, можно не успеть затормозить и тогда дело закончится кровью. Большой кровью.

– Бей летунов! – донесся издалека яростный крик и с противоположной стороны улицы с воплями, шумом и гамом, с камнями, поленьями и палками на них рванула целая толпа разношерстно одетых пацанов. А впереди мчался давешний наглец из театра. Телогрейка нараспашку, в руках массивная кочерга, глаза бешенные, рот растянут в злобном реве до ушей. – Бей! За атамана!

– Кощей, – дрогнувшим голосом выкрикнул Рыжков. – Бежим! Пришибут на хрен!

В этот момент в офицеров градом полетели камни и обломки кирпичей.

– Твою мать! – заорал Дивин, пригибаясь и отскакивая в сторону. – Беги, Прорва! Беги!

Приятель не стал играть в героя. Мгновенно развернулся и задал стрекача вниз по темной улице. Шутки шутками, но сейчас заведенная толпа пусть и молодых, но озлобленных сверх всякой меры, полуголодных ребятишек, могла играючи смести со своего пути практически любого.

Любого…

Глава 7

– Ты почему не стрелял? – Карпухин смотрел на экспата исподлобья.

– В смысле? – удивился Григорий. – В кого, по-вашему, я должен был стрелять? Там пацаны малолетние были, а не фрицы. Не хватало еще, чтобы я детей убивать начал.

– Ну ты и… – контрразведчик длинно и витиевато выматерился. – Что ж, давай разберемся. По порядку.

– Давайте. Только попрошу без оскорблений, – набычился Дивин. Демонстративно, не спрашивая разрешения, достал портсигар и закурил. – Я вам не какой-нибудь юнец желторотый.

– А где ты оскорбления нашел? – искренне поразился Дмитрий Вячеславович. Глядел он при этом на экспата с сожалением, словно на бестолкового ребенка. – Сухая констатация факта. Исключительно. Смотри сам: толпа озверевшего хулиганья нападает на двух боевых офицеров, что выполняют секретное задание. Причем, замечу, не абы кого, а задание Ставки! Казалось бы, почему бравым офицерам-фронтовикам просто не достать свое табельное оружие и не перестрелять уродов, накинувшихся на них с палками и камнями? Поверь, местная милиция вам бы только спасибо сказала, да, глядишь, еще и грамоты почетные вручила. Не веришь? Правда-правда! Я тут утром пообщался с оперативниками из угро, так в их картотеке, минимум, на половину из этого отребья личные дела толщиной с «Войну и мир» собраны.

– Чего ж они их сами не арестовали? – криво усмехнулся летчик, глубоко затягиваясь. – Почему ходили вокруг да около? Ни в жизнь не поверю, что ждали, пока мы в городе объявимся.

– Не переживай, за это они ответят по всей строгости, – сухо сказал Карпухин. – Сюда уже вылетела из Москвы специальная бригада из наркомата. Так что, разберутся. Вопрос сейчас к тебе. Лично!

– А я-то здесь причем?

– Не понимаешь?

– Нет.

– Печально, – контрразведчик побарабанил пальцами по столу. А потом вкрадчиво поинтересовался. – Скажи, а где сейчас твой лучший друг капитан Рыжков?

– Без понятия, – дернул щекой Дивин. – Мы с ним разделились. Когда только камни полетели, то я ему крикнул, чтобы бежал. А сам, к слову, пальнул пару раз в воздух, чтобы малость остудить дураков, и рванул по другой улице – хотел увести за собой часть нападавших.

– Молодец какой! – восхитился Дмитрий Вячеславович. – Просто гений стратегии и тактики, – он несколько раз легонько похлопал в ладоши, изображая аплодисменты.

– Да хватит уже надо мной издеваться, – взъярился экспат, едва сдерживаясь, чтобы не врезать в глаз контрразведчику. – Говорите толком.

Карпухин встал из-за стола, подошел к окну и некоторое время, молча, рассматривал заснеженные деревья.

– В больнице Прорва, – сказал он наконец. – Голову ему пробили. Да еще и избили сильно. Хорошо, что нашли быстро. Рабочие со смены шли и наткнулись на него. Из канавы достали и отнесли в приемный покой ближайшего госпиталя. Крови капитан много потерял, врачи до сих пор не могут точно сказать, чем все закончится. Сейчас решается вопрос об отправке его в Москву.

– Вот, суки! – потрясенно выдохнул Григорий. – Как же это, а?

– Говорят, что позавидовали вашей экипировке, – все так же, не оборачиваясь, произнес Дмитрий Вячеславович. – По горячим следам взяли нескольких из этой банды. Так вот, сейчас поют вовсю. Но покамест твердо стоят на версии, что, мол, очень уж им понравились ваши кожаные куртки с с капюшонами – ну те, американские, ленд-лизовские. И брюки.

– Погодите, – потер лоб Дивин. – Ерунда какая-то. Куртки, брюки…не вяжется что-то. Уж больно резко нападение произошло. И главный их – парень, что в театре к нам привязался – он ведь не мог в тот момент наши куртки видеть. Я это точно знаю, ведь мы их в гардероб сдали.

– Да? – повернулся к нему контрразведчик. – Что ж, будем разбираться. Кстати, а что за девиц вы ждали перед театром?

– Так я и не видел их, – развел руками Григорий. – Прорва с ними познакомился, когда я в уборную отлучался. Сказал, что живут неподалеку, приглашают продолжить знакомство. Патефон, винцо…

– Трешь-мнешь, базар-вокзал, – подхватил Карпухин, улыбаясь. Но вдруг резко построжел лицом и, подойдя вплотную к сидящему летчику, наклонился к нему. – Ты что, совсем идиот или прикидываешься? Какие, к хренам, девки? Развели вас, как щенков, да и дело с концом. Подставные это лярвы были.

– Вон оно что, – задумался Дивин. – Получается, специально нас поманили, чтобы не ушли. Хитро.

– Да нет в этом ничего хитрого, – выпрямился контрразведчик. – Стандартный прием.

– А то, что возле театра ни одного патруля не оказалось, это тоже стандартная ситуация? – экспат со злостью затушил окурок в пепельнице и сразу же потянулся за новой папиросой.

– Ты о чем? – насторожился Карпухин.

– Посудите сами, на спектакле почти вся верхушка городской и военной администрации присутствовала, – Григорий привычно смял гильзу папиросы. – Закончилась постановка поздно. На улице темно, хоть глаз выколи. Вы вот только сейчас обмолвились, что бандитов и прочего отребья в городе предостаточно. Выходит, сам бог велел нагнать к театру вооруженных бойцов. А по факту, на деле, с момента начала заварушки я ни одного комендача в упор не видел. Ни одного! По улицам толпа гопников носится, а остановить их некому. Странно это, не находите? Если только кто-то заранее не позаботился о том, чтобы их там не оказалось. Патрульных, в смысле.

Дмитрий Вячеславович неторопливо обошел стол и сел на жалобно скрипнувший под его немалым весом стул. Пристально уставился на летчика, явно что-то прикидывая про себя.

– А ты не так прост, Кощей.

– Что, опять я в какие-то ваши игры влез?

– Как тебе сказать, – задумчиво протянул контрразведчик. – Есть немного.

– Зента Круминя?

– Почему именно она? – быстро спросил Карпухин. – Почему не Карманов, к примеру.

– Точно она, – бледно улыбнулся Григорий. – Угадал я. Жаль, что загодя не предупредили. Теперь вот без Прорвы как-то выкручиваться придется. Наверху знают, или это лично ваша инициатива?

– Вот сейчас мы об этом детально и поговорим, – деловито сказал Дмитрий Вячеславович и громко крикнул в сторону двери. – Дежурный, чаю нам принеси. И бутерброды!

Техник самолета, на котором предстояло лететь экспату, рослый, крепкий, молчаливый старший сержант с обветренным красным лицом, протирал приборы в тот момент, когда Дивин подошел к штурмовику. Увидев летчика, техник ловко и быстро вылез из кабины, соскользнул по широкой плоскости на землю и бросил ладонь к виску:

– Товарищ майор, на самолете выполняется предполетная подготовка.

– Здравствуй, – Григорий, не чинясь, пожал ему руку. Не хватало еще выпендриваться перед тем, от кого, быть может, зависит твоя жизнь. – Как машина?

Старший сержант широко улыбнулся.

– Как часики, товарищ командир. Высший сорт!

– Кто-нибудь летал на ней до меня?

– Капитан Рыжков облетывал.

– Что говорил?

– Да что, – задумался техник. – После первого раза пожаловался, что магнето барахлит. Так мы с мотористом потом все исправили. Прав оказался товарищ капитан. И, главное, вовремя внимание обратил, а то быть беде. Ладно, если бы просто на вынужденную плюхнулся. А то ведь и совсем по-плохому все могло обернуться.

– Однако, – недовольно покачал головой Дивин. – А говоришь, как часы.

– Теперь все в порядке, – твердо сказал старший сержант. – Правду говорю. На вынужденную «илюха» не садился, все оборудование исправно. И в управлении «ласточка» легка. Без норова.

– Что ж, посмотрим, – экспат направился в привычный обход самолета, проверяя внешнее состояние узлов. Техник шел позади летчика, внимательно наблюдая за его действиями.

– В «зону» пилотажную пойдете?

– Нет. Попросили продемонстрировать, как на фронте штурмовка проводится.

– То-то я гляжу, боекомплект полный и бомбы не учебные подвесили, – просветлел старший сержант. – Обычно-то по двадцать патронов на ствол и амба. А тут до железки. То есть, погодите-ка, киношники по вашу душу пожаловали?

– Киношники? А, эти, с камерой. Знаешь, не скажу точно. Приехали с какой-то грозной бумагой, говорят, чуть ли не от самого Мехлиса, потребовали предоставить им возможность заснять боевую работу самолетов всех типов. Сегодня вот мне очередь выпала. Так полковник Карманов распорядился.

– А сейчас они на полигон уехали?

– Куда же еще? Конечно, на полигон. Им там специально блиндаж оборудовали. Чтобы, не дай бог, под случайный осколок или пулю не попали.

– Ох, – поежился техник, – не приведи, Господь. «Илюха» уж врежет, так врежет!

– А ты почем знаешь? – насторожился Дивин. – Ну давай, не тяни, мнешься, словно красна девица. Рассказывай!

– Да что тут рассказывать, – глухо произнес старший сержант, опустив глаза. – Два года назад, под Сталинградом попали под атаку своих самолетов. Мы в тот день в аккурат через Волгу переправлялись. Помню, облака полнеба закрыли, но кое-где разрывы виднелись. Вот в них мы группу штурмовиков и заметили. Они в сторону фрицев шли. Ну, дело привычное, идут себе и идут. Никто на них особого внимания не обратил. «Юнкерсов»-то мы уже по звуку моторов знали. А потом вдруг из этих самых облаков как бомбы-то засвистят, да по нам как врежут! И, главное, метко так – первая серия почти сразу несколько понтонов вдребезги разнесла. В переправе брешь образовалась, люди и техника в воду посыпались, будто горох из стручка. А бомбы все продолжают и продолжают сыпаться, точно град. На переправу, на подъезды к ней. Густо так, кучно. Мы в рассыпную! Да только там где спрятаться-то – степь кругом, – с тоской протянул техник.

– Доводилось воевать в тех местах, видел, – хмуро кивнул Григорий.

– Тогда понимаете о чем я, – горько вздохнул старший сержант. – Знаете что обидно, товарищ командир? Ладно бы, если они только бомбами ограничились. Так ведь нет, на этом не закончили, не успокоились! Понравилось, видать, что сопротивления ответного никакого. Зашли с запада, из облаков вывалились и как начали нас эрэсами, да пушками с пулеметами причесывать – понеслись клочки по закоулочкам! Понтоны еще в двух местах расчихвостили, в «круг» над нами встали и бьют, бьют! Как заведенные.

– А на какой высоте они были? Неужто летчики не видели, что по своим стреляют? – обалдел Дивин.

– Высота? Метров сто пятьдесят, не больше, – прикинул техник, наморщив лоб. – Должны были понять, что обмишурились. Железно. Но…в общем, когда они на третий заход пошли, зенитчики наши по ним огонь открыли. Там на берегу счетверенные «максимы» стояли. А еще несколько малокалиберных орудий.

– Сбили?

– Какое там! Эти сволочуги на батарею враз накинулись, как псы бешенные, и перепахали ее вдоль и поперек. Так старались, что два самолета столкнулись и неподалеку грохнулись. Не взорвались, но разбились напрочь. Вдребезги.

– А летчики что? Стрелки?

– Стрелков не было. Тогда еще «ильюши» в большинстве своем одноместные были – вы помнить должны, раз в Сталинграде воевали. А летчики…летчики погибли. Мы их потом, когда налет закончился, из-под обломков достали, документы вытащили и нашему особисту передали. Чтобы, значица, страна узнала своих «героев»! – последние слова старший сержант выкрикнул, сжав до хруста кулаки.

– И что? – осторожно спросил его экспат после небольшой паузы. – Что в итоге?

– А хрен его знает, – пожал плечами техник, отвернувшись. – Может, расстреляли других. Ну тех, что уцелели и обратно улетели. Или в штрафную сослали. Нам-то не все ли равно? Убитых все одно не вернешь. А там, знаете, весь берег в трупах был. И раненых тьма тьмущая. Поэтому я на всю жизнь запомнил, что такое налет Ил-2, – горестно произнес красноармеец.

Да уж, главное теперь и правда не зацепить киношников, думал Григорий, подняв махину штурмовика в небо. Расстояние от блиндажа до полигона плевое. Интересно, успеют они заснять атаку или нет? Если подумать, от точки поворота до них метров пятьсот. «Ильюша» преодолеет это расстояние секунд за шесть. А ну, как не попаду в кадр? Тем более, оператор просил слезно пролететь как можно ниже. Нет, лучше поступить иначе. Первую атаку выполню бомбами, решил экспат. Метров с восьмисот уйду в пике и врежу, как следует. А уж потом развернусь и выскочу над лесом на бреющем.

Сказано – сделано.

– Курс двести восемьдесят, высота восемьсот, цель справа, – доложил по рации руководителю полетов Дивин, найдя без труда полигон на лесной поляне. Смутно белели на ней сложенные крест накрест березовые стволы, изображающие артиллерийские позиции, чернели остовы трофейных грузовиков. – Идите-ка сюда, – прошептал летчик, загоняя мишени в перекрестие прицела. В принципе, за счет своих навыков он и так почти безошибочно мог определить, когда именно нажать на кнопку бомбосбрасывателя. Но, мало ли, вдруг на пленку попадет что-нибудь такое, что вызовет ненужные подозрения? – Вхожу в пикирование, угол тридцать градусов, – бесстрастно прокомментировал он свои действия в микрофон. Насколько он знал, киношникам в блиндаже тоже установили репродуктор, чтобы они могли слышать объяснения его действий. – Сброс!

Самолет привычно подпрыгнул, освободившись от бомб. Дивин аккуратно вывел его над самой землей и заложил резкий разворот. Ага, цель поражена! Бревна разлетелись в разные стороны, между ними густо чернели свежие воронки. Теперь очередь за «бреем». Как там было в театре – второй акт?

Штурмовик по широкой дуге ушел за кромку леса. Григорий перевел его в бреющий полет и повел над самыми верхушками деревьев. Высота минимальная, скорость немного увеличена. Пусть увидят, как на фронте бьют фашистских гадов сталинские соколы.

Экспат четко исполнил пару боевых разворотов, а потом «змейку». Не то, чтобы он хотел кого-то запутать, просто руки сами все сделали автоматически. И вообще, в эту секунду Дивин откинул мысль, что полет учебный, и делал все по-настоящему.

Вот и «автоколонна». Ил-2 резко взмыл вверх с небольшим креном, выскочив из-за деревьев, как чертик из табакерки. Но в следующий миг его нос опустился, хищно нацеливаясь на машины. Летчик еще не убрал до конца крен, а веер красных трасс уже прошил головную мишень. Доля секунды, и она вдруг взорвалась с оглушительным грохотом, выбросив вверх черный столб дыма.

Ишь ты, они, похоже, в кузова солому напихали и бензином ее хорошенько пролили, сообразил Григорий. Видать, решили произвести впечатление на киношников. Чтобы те сняли максимально эффектные кадры. Вот, жучилы! Ладно, сейчас еще раз повторим атаку.

– Товарищ майор, ну нельзя же так! – старший из киносъемочной группы тряс пухлыми щеками и потешно размахивал маленькими кулачками почти перед самым лицом экспата. – Что вы себе позволяете? Я буду на вас жаловаться! Да-да, жаловаться. Лично товарищу Мехлису!

– Не понял, – изумился экспат. – Вы что, ничего не сняли? Совсем ничего?

– Кроме испытанного всей группой панического ужаса и страха мы ничего не получили, – причитал толстячок, едва не плача. – Ни одного стоящего кадра.

– Ты прошел над ними так низко, что, говорят, едва не порубил всех в капусту, – бесстрастно сообщил Карпухин. Дмитрий Вячеславович стоял возле режиссера и лениво курил. – По крайней мере, так это выглядело со стороны. Мне самому судить сложновато, я с группой в это время был в блиндаже. Но, знаешь, жути ты нагнал. Даже меня пробрало слегка.

– Сами же попросили, – удивился Григорий.

– Попросили⁈ – взвизгнул толстяк. – Но никто из нас и в кошмарном сне представить себе не мог, что вы в бою летаете настолько низко. Боже мой, у оператора из-за вашего лихачества приключилась «медвежья болезнь». Какой конфуз! А он ведь, между прочим, лауреат Сталинской премии! Его картины вся страна знает.

– Придется тебе еще раз слетать, – контрразведчик тихонько вздохнул и посмотрел на летчика с сочувствием. – Приказ есть приказ. Ничего не попишешь. А вы, товарищ, – тронул он приезжего киношника за плечо, – идите и готовьте своих людей к повторной съемке.

– А вы будете с нами? – с надеждой осведомился режиссер, вытирая свое багровое, потное лицо большим клетчатым платком. – У нас одна надежда на вас, голубчик. Знаете, если бы вы на нас в прошлый раз не прикрикнули, мы, наверное, так и лежали бы до сих пор на дне окопа.

– Не бойтесь, не брошу, – пообещал ему Карпухин. – Куда ж я от вас теперь денусь?

– Я опять на «брее» пойду, – предупредил его Григорий. – Вы уж проследите, чтобы в этот раз у них все получилось. А то мне совсем не улыбается с ними весь день вошкаться.

– На «брее»? – насторожился толстяк. – А это…это низко?

– Ерунда, – добродушно усмехнулся Дивин. – Метров тридцать – сорок, не выше.

– О, Господи! – простонал режиссер, закатив глаза. – Очень хочется вспомнить, есть ли у меня в чемодане запасные брюки?

– Кощей, не увлекайся! – контрразведчик погрозил экспату кулаком. – Давай без своих фокусов. Люди на работе.

– Это уж как получится.

Глава 8

– Товарищ майор, а почему вы не приглашаете меня в кино?

Григорий мрачно вздохнул. Старший лейтенант Круминя за последние пару дней успела надоесть ему до чертиков. Как-то так все время получалось, что латышка то и дело сталкивалась с экспатом то здесь, то там. Хоть из казармы не выходи, право слово.

– Работы много, – нехотя ответил летчик. – Сами, небось, видели – сплошные полеты, тренировки, учеба.

– Да уж, – скорбно закивала девушка. – В столовой не протолкнуться. Сплошь незнакомые лица. Сочувствую вам. Тем более, как я заметила, почему-то сплошь новички прибыли. Или ошибаюсь?

Глазастая, матюкнулся про себя Дивин. Ишь, влет определила, что в особую авиагруппу прислали сплошняком один «зеленый горох».

– Ну почему, у большинства какой-никакой, но фронтовой опыт имеется, – заступился экспат за своих пилотов. – Не так, чтобы выдающийся, но, в целом, удовлетворительный.

– Тогда тем более не понимаю, почему вы не можете себе позволить небольшой отдых, – Круминя широко распахнула глаза в притворном недоумении, захлопывая нехитрую ловушку. – Привезли английскую картину «Леди Гамильтон». Девчонки из штаба уже сходили, рассказывали взахлеб, что фильм просто потрясающий. Мечтают попасть на сеанс еще раз. Вивьен Ли там такая красотка, просто глаз не оторвать!

– Так вы бы товарищу полковнику намекнули, – не выдержал Григорий, решив пойти напролом. Уж больно надоели ему словесные кружева. – С его связями достать несколько билетов особой проблемы не составит. Или подполковника Мочалина озадачили бы. Тоже ведь ухажер завидный.

– Вы что же, ревнуете меня? – синоптик засмеялась низким грудным смехом, от которого у экспата внутри вдруг все завибрировало. На секунду ему нестерпимо захотелось схватить Зенту в охапку, грубо швырнуть на постель и…

– Была охота, – проворчал Дивин, стряхивая с себя секундное наваждение. – Говорю, как есть. По-моему, у вас достаточно кавалеров, что побегут за вами хоть на край света, помани вы их.

– Они так скучны, – капризно надула губки Круминя. – Скучны и надоедливы. А один, представляете, даже пугал, будто сделает с собой что-нибудь нехорошее, если я не соглашусь немедленно пойти с ним в ЗАГС!

Экспат стиснул зубы. Знал, знал он уже эту историю. Что называется, просветили добрые люди. Его механик, тот самый старший сержант Никита Однокоз, что готовил штурмовик для показательного полета, буквально вчера рассказал летчику про метеоролога много интересного, заметив, как она нарезает круги возле стоянки.

– По-первости эта барышня «дружила» с лейтенантом Хасовым, – негромко говорил техник, деловито орудуя гаечным ключом. – Он у нас на У-2 летал, возил штабных командиров, корреспонденцию, почту. Вылетел как-то раз с секретным пакетом из Москвы и не вернулся. Контрразведчики тогда всю округу на уши поставили, каждую травинку на маршруте приподняли, но нет, ни слуху, ни духу от лейтенанта. Как сквозь землю провалился.

– Может, движок отказал, и самолет в болото кувыркнулся? – предположил Григорий. – Машина небольшая, следов могло и не остаться.

– Мо-ожет, – протянул старший сержант. – Кто спорит, всякое бывает. Я ведь, собственно, не о том. Двух недель после того случая не прошло, а девица наша уже к штурману истребительного полка липнет. Тот, бедный, от нее настолько голову потерял, что когда его попытались пристыдить – чего, мол, хороводишься, нехорошо так, – одному летчику морду набил, а другому в руку пальнул. Ну и, как полагается, под трибунал угодил.

– И что?

– А то, что не успел ее прежнего миленка еще и след простыть на пути в штрафбат, она уже перед начальником связи хвостом крутит. Тьфу, паскуда! – выругался техник. – Мужик, главное, отличный. Жена в эвакуации, двое ребятишек. А тут…как пацан желторотый за ней стал ходить. Точно приворожила, ведьма нерусская!