Текст книги "Звездный патент. Тетралогия"

Автор книги: Дмитрий Градинар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 73 страниц)

Едва оправившись от пережитого во сне, Джокарт поспешил к коммутационному терминалу и набрал номер Лиин. Окно вызова оставалось пустым, и он подумал: «Зачем она отключила свой терминал? Мы же договаривались…» Но вот пошёл вызов, обозначенный скудной надписью на экране – «Подождите соединения». Ну что же это она? Нельзя так крепко спать! Или – можно? Ведь, наверное, это тяжело – отстоять несколько часов на сцене…

Подождав, Джокарт снял вызов и вернулся к койке, пытаясь заснуть. Это у него не получилось, и отчего-то в груди начало сжиматься и разжиматься какое-то чужеродное тело. И снова в сознании опасно приоткрылась дверь с гадкими словами!

Нет! Я должен её услышать! Сейчас! – снова решился Джокарт и кинулся к терминалу.

Всё то же. «Подождите соединения». Он прочёл эту надпись пятьдесят пять раз и готов был довести эту цифру хоть до тысячи, но она так и не ответила. Пусть она обзовёт его, отругает за назойливость! И автоматика отключила вызов, потому что даже дураку было бы ясно, что ответа он не дождётся.

Наверное, она спит, накрыв подушкой голову! Или включила музыку, да так и заснула и теперь не слышит вызова. Громко включила, она же певица. Или видео. Она говорила, что любит смотреть перед сном какой-то интерактивный сериал, ещё говорила, что может променять его, Джокарта, только на этот сериал. Да, точно! И Джокарт представил включенное на полную громкость видео, оттого что в конце серии она пошла принимать душ, а потом не успела приглушить, как её сморил сон. Искать каких-нибудь других объяснений он побоялся.

На всякий случай Джокарт принял стабилизатор, но даже лекарство не помогло сразу. И было отчего-то так плохо и неуютно…

Последнее, что он открыл для себя с изумлением, было то, что Моджо перестал храпеть. А следующий сон оказался милосерден к нему, и в нём не оказалось ничего, что не умерло бы при пробуждении.

…Пока отделение спешило на построение, Джокарт, обычно стеснявшийся при всех звонить Лиин, торопил матовый прямоугольник терминала. Наконец соединение произошло.

– Это ты? Зачем в такую рань? Джокарт, ты рехнулся! Корабельное время – шесть утра!

– Лиин, ты… Извини, я звонил тебе ночью.

Слова, которые должны были прозвучать разоблачающим паролем, получились едва ли не просительными. Ну дай же, дай мне правильный ответ! – мысленно молил он её.

Заспанное, но всё же самое прекрасное лицо на свете, мелькнувшее в экране терминала, почему-то стало пунцовым. Ночные догадки и оправдания её молчанию, которыми он пытался оградить себя от ужасных, болезненных фантазий, сменились ясностью мышления. ИндАп уже сделал своё дело. И если бы Лиин сейчас сказала, что не услышала вызова, он бы не поверил. Но она так не сказала.

– Звонил ночью? И что же? Ты обещал встретиться со мной после занятий. Я как дура два часа проторчала в нашем кафе, – так они стали называть помещение, показанное Балу, – нашим кафе – я выпила с Хийси, наверное, весь кофе. А когда он ушёл, еле-еле отвязалась от двух незнакомых технарей И после этого ты ожидал, что я отвечу тебе посреди ночи, когда тебе захочется о чём-то поговорить со мной? И выслушивать твои глупые оправдания? Да! Я слышала! И не ответила нарочно! Плакала в подушку, разрываясь между желанием ответить и своей маленькой гордостью.. Скажи, я имею право на гордость?

Когда она говорила про то, что плакала, в Джокарте опять шевельнулось что-то скользкое, и тут же он почувствовал на шее укол инъектора.

– Имеешь, Лиин. Ты и должна быть гордой. Только такой я тебя и люблю. А ты? Ты любишь меня таким – опаздывающим, приходящим не вовремя на свидания и даже вовсе на них не приходящего? Ведь ты должна понять, опять эти проклятые отработки… Сейчас всё стало так жёстко. Скоро вылеты, все нервничают. Нам говорят, что мы не готовы, мы и сами понимаем. А сверху уже идут запросы – когда флот получит новых пилотов?

– Ты сам избрал для себя это, Джокарт. Но я тебя всё равно люблю. Беги, наверное ты опаздываешь. Хотела бы я, чтоб ты так торопился на встречу со мной.

От таких слов на спине будто начали прорастать крылья.

– Буду! Буду к тебе торопиться! И я тебя очень и очень люблю!

– Я тебя сильнее!

– Нет, я сильнее!

– А ты докажи. Попробуй сегодня не опоздать.

– Значит, как всегда – в девять?

– Как иногда – в девять. Это было бы вернее.

– Не будь жестокой, Лиин. Я не могу так закончить разговор, а если опоздаю на построение, то схлопочу отработку по тактике на вечер.

Беседа, которая вот-вот должна была закончиться, опять нашла своё продолжение.

– Ну а что? Разве я говорю неправду? Ты приходишь, когда у тебя это получается, то есть всё реже и реже…

– Когда я стану пилотом…

– А когда ты станешь пилотом, ты влюбишься в проклятый космос и забудешь про меня.

– Не говори так! Тебя невозможно забыть! Ведь я люблю тебя, Лиин!

– Ладно, не говорю. Я тоже тебя люблю.

С глупой улыбкой до ушей Джокарт едва-едва успел втиснуться в строй, и сразу в зал построений вошёл старший офицер-куратор.

– Смирно! – командует инструктор. – Офицер на палубе!

– Курсанты, через месяц начинаем полёты! Прошу удвоить старания!

Затем было объявлено расписание для отделений. Первое: маджонг – маджонг – предполётная. Второе: предполётная – маджонг – ралли. Третье…

Отделению Джокарта, седьмому, выпало целый день заниматься предполётной подготовкой, то есть «матрёшками» и тренировками на истребителе – тренажере. Джокарт, помня свои приключения во сне и выделяя те из них, где он уходил от «Кнопок», был Доволен таким расписанием.

ГЛАВА 5

Балу он всё-таки навестил. Нет. Не так. Они встретились. При самых необычных обстоятельствах, когда до начала учебных вылетов осталась всего одна неделя.

Дурной сон, к счастью, не повторился. Но Джокарт пережил многое за это время. Например, исчезновение Лиин на целых три дня. А с её появлением ему пришлось выслушать долгую, удивительную историю про «творческие» дни, которые должны, оказывается, быть у каждого художника, музыканта или литератора. Поскольку Джокарт не был ни первым, ни вторым, ни даже третьим, в конечном итоге пришлось ещё и поверить, хотя это далось ему с трудом.

– Ты не понимаешь, а я не знаю, как тебе всё объяснить…

– Как бы ты ни объясняла, я всё равно этого не пойму. Исчезнуть вот так, неожиданно и без какого-нибудь предупреждения. Молчи, Лиин! Существует тысяча способов, как сообщить о себе. Я уже не говорю о самой простой вещи – почему ты не вызвала меня и не сказала всего несколько слов: «Я устала. Хочу отдохнуть. Жди меня через три дня».

– Всё не так! Я не устала, и это был не отдых! Вот видишь? Ты уже не понимаешь. Как же ты собирался понять меня, даже если бы я сказала такую чушь? Устроил бы, как сейчас, сцену? Но мне не нужны были сцены! Мне нужен был только покой. Понимаешь? Покой, и – чтоб никого рядом. Репертуар приходится обновлять – это непреложная истина для исполнителя. А все свои песни я пишу сама. Угадай – когда и как? К тому же я не могла знать, сколько времени мне потребуется… Думала, успею к вечеру – как раз наклёвывался один заманчивый мотивчик… В итоге – три дня и пять новых песен. Когда ты станешь пилотом, ты будешь слушать их в офицерском зале.

Говоря так, Лиин допустила ошибку. Ещё не зная, что она скрывает за этой маленькой ложью, и маленькая ли она на самом деле, Джокарт понимал, что Лиин, после всех прежних уговоров, никогда бы не сказала вот так спокойно, будто констатируя факт: «когда ты станешь пилотом». Что угодно и как угодно, но только не это и не так.

– Лиин, ты даже не можешь объяснить мне, где всё-таки ты была.

– Потому что ты не спрашивал.

– Вот спрашиваю.

– Ну что ж. Госпитальное отделение Крепости имеет несколько восстановительных палат. Каждая палата – замкнутый мир, куда не проникает снаружи ни-че-го! Именно это мне и требовалось… Видеоэкраны во всю стену с фрагментами земных или других пейзажей. Представляешь? Ты – в центре такой комнаты, с синтезатором в руках, а вокруг – бушующее море… И кажется, будто брызги волн попадут сейчас на руки. Или – сумеречные горы Денебского Мегаполиса. И ты стоишь на вершине, а где-то внизу, так реально, словно взаправду, так что кружится голова, мерцают от горизонта и до горизонта огни цивилизации…

– Нет больше Денебского Мегаполиса, – автоматически вставил Джокарт, – уничтожен бессмертными.

– Я же говорю – это видео! Хотя, наверное, ты прав… Денеб я хотела найти, но его не оказалось в списке репродукций, это сейчас я говорила для образности. Но море – было. И лес. И.

– Лиин! Я три дня не знал, что мне делать и о чём думать! Обращался даже к старшему офицеру-куратору, и не только к нему. Но мне так никто и не помог тебя найти. Был человек – нет человека. Мне кажется, ты просто воспользовалась тем, что я не имею доступа в зону проживания вольнонаёмного состава Крепости.

– Ты не имеешь доступа и в госпитальное отделение. А твой офицер-куратор наверняка увидел уведомление о конфиденциальности и не стал тебе ничего говорить. Воспользовалась… Скажешь тоже. А что бы ты стал делать, даже если бы узнал – где я нахожусь?

– Я бы сломал себе руку и попал в госпитальное отделение…

– Не надо. Не пугай меня так больше, Джокарт! Ты же не сумасшедший, чтобы из за ерунды…

– Это не ерунда, Лиин! – Он повысил голос, и снова начал перечислять: – Ты исчезла, тебя не было три дня. Никто не мог мне сказать – где ты и что с тобой. Что я должен был думать?

Она попыталась поцеловать его, но, убедившись, что не дождётся объятий, пересела на другой край дивана.

– Что угодно ты должен был подумать. Только не то, о чём продолжаешь думать сейчас. Когда нет тебя, я должна понимать, что ты занят обучением. – Из глаз её посыпались слёзы, хотя лицо сохраняло прежнее выражение, одновременно влюбленности и решимости отстоять свою правоту – Я должна понимать всё – твои проблемы, все заботы, что тебя окружают, эту дурацкую подготовку к игре со смертью! А ты? Ты хоть раз пытался меня понять? Задумывался – каково это: выходить каждый вечер на эстраду, четыре года выдерживать жёсткую диету и следить за голосом, чтоб не потерять его. Мои песни… Ты хоть раз спросил – откуда они? Нет. Ты даже ни разу не поинтересовался ни о чём подобном. Поэтому тебе сейчас и обидно – оттого, что ты ничего не понимаешь, и даже если хочешь мне поверить – не веришь. Если бы ты хоть раз…

Наконец уголки губ опустились, слёзы покатились потоком, и она прикрыла лицо руками.

На какой-то миг Джокарт почувствовал подленькое удовлетворение от её слёз и беспомощности. Но тут же это чувство ушло, остался лишь он – обнимающий её вздрагивающие плечи.

– Всё. Успокойся, Лиин, не надо. Я верю тебе…

– Нет. Ты мне не веришь. Ты просто говоришь так, потому что не хочешь видеть моих слёз, – продолжала рыдать Лиин.

Конечно, они помирились. Конечно, бывает в жизни всякое… И конечно же Джокарт умудрился проверить – действительно ли Лиин три дня безвылазно провела в восстановительном центре, о котором раньше он никогда не слышал.

– Это так, – скупо сообщил ему тайный информатор, техник, с которым он познакомился в Их Кафе.

После этого Джокарт дал себе слово никогда больше не говорить и не думать о том, что может причинить боль им обоим.

– Я принёс больше! – торопливо говорил он технику в коричневом комбинезоне, передавая несколько упаковок капсул для «адреналинового всплеска», попавших к нему случайно ещё в начале обучения. – Ты только не проболтайся ей самой или кому-нибудь другому, что я… Ну сам понимаешь…

Ещё он пережил миг озарения, когда очередная головоломка маджонга из запутанной фигуры стала вдруг до безобразия простой, словно детская беспроигрышная комбинация в крестиках-ноликах.

Сначала ему показалось, что перемешивающая машина случайно выложила элементарную для разгадывания фигуру-комбинацию Но когда то же самое произошло и в третий, и в четвёртый раз, он понял!

– Ком, у меня, кажется…

– Вижу, курсант. Сейчас попробуй разгадать ещё одну, контрольную комбинацию. Тогда узнаем точно.

Он разобрал. К изумлению инструктора не в двадцать два действия, как указывала перемешивающая машина оптимальное количество взятий фишек, а в двадцать.

Потом, захлебываясь, он зачем-то втолковывал инструктору, презрев любую субординацию

– Я понял! Машина имела в виду схему распутывания, когда с первого же хода я убираю угловую пару, освобождая сразу четыре фишки. Выглядит заманчиво, но это не так! Я убрал, хотя это на первый взгляд и казалось глупым ходом, два стоящих рядом «бамбука», но потом..

Ещё ему хотелось рассказать о своей любви к Лиин, о том, что всё так замечательно складывается – к «эффекту дельфина» он присоединил и «Глаз орла», а значит…

– Успокоиться! Немедленно! Внешние данные – девятнадцать Же! – почему-то невпопад отвечал инструктор, и вдруг оказалось, что Джокарт находится на полигоне, уже облаченный в СВЗ – Экономить дыхание! Следить за контролем… Антиграв – на максимум!

Только потом, после двадцати минут «силовыжималки», как называли подготовку в СВЗ курсанты, когда Джокарт, еле-еле высвободившийся из зализанных, прочных доспехов, лежал на полу и дышал, будто левиафан на вершине Эвереста, инструктор скормил ему дозу стабилизаторов («это уже третья, кажется») и заговорил спокойным голосом

– Я уже подумал, что ты – как Пит Или те, другие Уйдёшь в себя и не вернешься Потому что так часто бывает – приобретёт курсант «Глаз орла» и у него сразу купол протекает. От счастья. Так что извини, Джокарт, за девятнадцать же На самом деле их было двадцать пять. Даже если бы ты переломал в СВЗ все кости, но остался в норме, в ладу со своей бестолковкой, я был бы счастлив.

– Ну да. Правильно. Не думай задницей, посоветуйся со своей бестолковкой – так говорят нам иногда инструкторы, – возвращался в реальность курсант. И постепенно очертания тренировочного полигона вытеснили из сознания тот хаос, что бушевал всего несколько минут назад.

– Мне очень жаль было бы потерять такого курсанта, как ты.

– Звучит как объяснение в любви, ком, – улыбнулся в ответ Джокарт.

И тут же схлопотал за это час отработок

– Пришёл, значит, в себя? Хорошо. Хотя это и будет теперь для тебя просто детской игрой, но лучше ты будешь тратить свой юмор на фишки маджонга…

За два, вернее, почти за три года учёбы, Джокарт сдружился почти со всеми курсантами. Врагов на курсе у него не было, как, впрочем, не было их и у остальных. Любое проявление крайней несовместимости между курсантами, полярности характеров, перераставшей в неприязнь, тут же пресекалось инструкторами.

– И без этого вам есть куда потратить свою энергию и свою ненависть Если же у кого-то этого добра окажется слишком много – только шепните, как у вас их не станет! – сказал как-то инструктор по ралли

И посадил двух не ладящих между собой курсантов в скутер с двойным управлением.

– Попробуйте не уложиться в норматив! Вышвырну с курсов обоих! Принять задание: Филеас – ускорение и контроль горизонтального стабилизатора, Шиллер – управление. Время пошло!

Скутер с двойным управлением – мучение, хуже некуда. Джокарт сам как-то имел случай убедиться. Если действия одного пилота скутера шли вразрез с действиями другого – всё! Что угодно, до влипания на полном ходу в ограждение трассы.

– На «двойке» только в цирке выступать можно!

– Сказали бы сразу, что это такое наказание. А то звучит как гордо – пилотирование «двойки»!

– Не-ет. Издевательство, точно. Чтоб потом кошмары снились.

Примерно так высказывались все курсанты, которым довелось погонять на этом гравискутере, – единственном и неповторимом на весь ангар. Так сказать, для укрощения строптивых.

Шиллер с Филеасом и в обычной обстановке не могли найти общего языка ни по одному из поводов. С чего началась их вражда – не помнил никто. Наверняка с какой-нибудь мелочи. А уж в скутере они просто готовы были перегрызть друг другу глотки

– Проснись, тупица! Ты же видел, что я ухожу на вираж! Куда ускорение добавляешь?

– Сам тупица! Нужно было накренить «двойку», проскочили бы на центробежной, идиот!

– Я идиот? Нас развернуло из-за твоего дурацкого крена с торможением! В следующий раз постараюсь переломать тебе ноги!

– Смотри, не перестарайся!

Остальные курсанты, те, кто не участвовал в ралли, получили море удовольствия от прослушивания такого содержательного и конструктивного диалога, потому что инструктор переключил на внешний селектор внутреннюю связь скутера.

В итоге эта парочка умудрилась перевернуть «двойку» кабиной вниз и так финишировать. Ни о каком выполнении нормативов не могло быть и речи.

– А теперь, щенки! – говорил инструктор, когда-то командовавший «Шарком» и списанный из-за глубокой контузии после дуэли с «Трепангом» бессмертных. – Я раскрою вам один хитрый секрет. И попробуйте этим не воспользоваться в следующий раз!

Извлеченные за шиворот, словно нашкодившие котята, два недруга демонстративно отворачивались друг от друга, пока инструктор терпеливо объяснял им, какой знаковой системой пользуются танкисты в экстренных случаях, когда внутренняя связь по каким-то причинам переставала действовать.

Курсанты в «двойке» сидели как бы лесенкой – один над другим, имитируя расположение членов экипажа боевого танка, поэтому инструктор говорил:

– Мы делали это так: первый номер может протянуть левую руку и достать лодыжку второго. Второй может дотянуться носком ноги до плеча первого. Два толчка по плечу – реверс и разворот на сто восемьдесят, два толчка и нажать на плечо – разворот, пока не снимут ногу. Два подёргивания за лодыжку – проникающий – кумулятивный. Три – кувалда – бронебойный.

Всё отделение заинтересовалось.

– А почему два, три, а не один и два? – спросил кто-то.

– Потому что один раз можно и случайно задеть А эта система, она как музыка, что звучит в голове В печенках должна сидеть: почувствовал два толчка – даже не раздумывай! Реверс и разворот… Значит, так надо было, ведь шутить в бою никто не будет. Через час, – вновь обращаясь к провинившимся, – чтобы сигналы взаимодействия были придуманы и отработаны, и начнёте пробные выезды. Через два часа – повторите попытку на время. И я не шучу. Не уложитесь – вызываю старшего куратора и объявляю вас негодными к службе. Уматывайте в свою деревню дураков и там разбирайтесь – кто круче? Задание принято? – Два нестройных ответа

– Не слышу!!

– Принято, ком!

– Уже лучше. Исполнять. За один раз этого не вышибешь, – вновь обратился он к остальным. – Но вы же команда, чёрт вас дери! Вам вместе бессмертных жечь придётся! Вот и следите за этими петухами. Бездействие иногда хуже любого действия. Захотелось позора на всё отделение?

Шиллер и Филеас вместе подошли к инструктору и доложили, что система знаков разработана, но за час они не добьются требуемого результата. И все знали – попробуй они ещё раз, у них бы не получилось.

– Возникают проблемы взаимопонимания при движении на поворотах, – говорили они.

Это тоже все знали, потому что уйти на вираж можно, чуть сбросив скорость и отработав джойстиком управления, а можно было скорость не сбрасывать, но ввести скутер в резкий крен. Ещё можно было… В общем, действительно проблема.

– Мы иногда одновременно пытаемся уменьшить радиус разворота. И тоже – по-разному. Нужно на час поменяться местами… Тогда, может быть… Но всё равно, норматив на «двойке» мы выполним разве что случайно. Не хотим надеяться на случайность!

– Взаимопонимание… Пытаемся… – передразнил инструктор – Никакого взаимопонимания у вас и не будет, если не поумнеете. Слушайте, а почему бы вам не поступить на курсы пехоты Космических Сил? Да ещё в разные учебные отделения? И сражаться – исключительно в разных квадратах. А? Секрет-то простой – нужно постоянно следить, чтоб вы не оказались рядом, вместе. Вот командиры отделений и будут за вами следить, чем же им ещё заниматься?

Но потом он сменил гнев на милость.

– Но это хорошо, что вы не надеетесь на случай… Выполните задание завтра. В вашем распоряжении – время после занятий, до отбоя, и целая ночь. Делайте, что хотите. Если опять передерётесь, будете обижаться только на себя. И уже не здесь…

Примерно так же решались вопросы сложных взаимоотношений и другими инструкторами. Потому что каждый из них уже имел целый багаж уловок, позволяющих направить негативную энергию в нужное русло.

У Джокарта подобных проблем не возникало ни с кем. Но среди многочисленных приятелей были и настоящие друзья.

Первый – Моджо, который, казалось, вообще не был способен ни на что обидеться и всегда был рад прийти на помощь.

– Борьба богов! – рассказывал он про сумо. – Делает тебя самого наполовину богом! А бог, если бы он когда-нибудь существовал, ни за что не мог быть обидчивым или мстительным. Потому что это уже – неправильный бог. И сама дохё – площадка для борьбы вытолкнет его за круг..

Вторым был Ростислав, с которым Джокарт просто не мог не подружиться. Потому что Ростислав был плутонианцем, избежавшим гибели благодаря случайности. За день до трагедии он пригласил свою девушку к Юпитеру, на «Европу», погонять на серфингах в Блаженном океане, чтобы сгладить какую-то глупую ссору. Но его не захотели простить, и он, плюнув, отправился один.

«И почему его не гложет такая же боль, как меня? – думал и завидовал этому обстоятельству Джокарт. – Что из того, что потом он волосы рвал на голове?»

– Потом я понял, – будто отвечая на невысказанный вопрос Джокарта, говорил он, – что жизнь не кончается, и нужно просто что-то начать сначала. Выбрал крепость. Хочу стать пилотом…

Отдельной историей был Густав, третий друг Джокарта.

Густав являлся выходцем из богатейшей семьи, почему-то не пожелавший продолжить дело своего отца – совладельца сети заводов по производству синтетического питания и пищевых добавок. Говорили, что могущество семьи Густава простиралось так далеко, что вопрос о продолжении его учёбы на курсах пилотов решался на уровне Комендантства Крепости. И якобы сам комендант ткнул изданными в карманном формате «Правилами определения» в лицо обвешанному бриллиантами хлыщу – корпоративному юристу, прибывшему с Земли на авизо, небольшом посыльном судне.

– Это у вас там – династии! А у нас – война! И что с того, что я сам происхожу из рода… – Дальше он сказал что-то такое, отчего высокооплачиваемый «шестёрка» ретировался и стартовал обратно.

– Я знаю, что натуральных продуктов на всех не хватает! Но как подумаю о том, что каждый вкусный «эргер» – это чьи-то непрожитые дни, пускай часы или даже минуты жизни! – как меня начинает тошнить. Сам-то я этих «эргеров» не ел! И привык пить талую воду голубых айсбергов, а не из цветастых упаковок.

На курсах его называли «экстремистом», в память о существовавших когда-то политических движениях. Исчезнувших, впрочем, вместе с государствами в старом смысле этого слова. Но больше прижилось другое прозвище – Барон. В память, так сказать, о высоком происхождении.

– Барон, так Барон. Главное – не надо мне рассказывать о нелёгкой доле жителей буша, саванн и пустынь. Решением Корпоративного правительства их уровень жизни был поднят ровно до такой черты, чтоб у них исчезли соблазны пытаться достичь его силой. Тоже бред, кстати. Глобальное государство – непобедимо! В кварталах мидлменов живёт девяносто восемь процентов населения Солнечной. Самое насущное, что им необходимо – у них имеется. О чём же ещё мечтать? Это очень удобно для остальных двух процентов, которые, кстати, втайне печалятся, что их именно два, а не полтора процента или ещё меньше. – Такие речи, проглатываемые курсантами с открытыми ртами, Густав мог толкать часами.

– Я правду говорю, «План Тысячелетий» оказался выполнен. Теми, естественно, кто его задумал тысячи лет назад. Случайных людей в числе хайменов становилось всё меньше и меньше, пока чёткая, одетая в каркас законов и исполнительной власти, пищевая пирамида не была сформирована. Пастухам остаётся стричь своё стадо… Стричь и лелеять… Лелеять и стричь.

В Густаве Джокарта поражало то, что даже если поверить хотя бы половине его рассказов, было видно – он отрёкся от очень и очень многого. От всего, что для остальных в Крепости навсегда останется недостижимым. Ещё привлекала простота и открытость, – человек сознательно променял одну, лучшую жизнь на другую, полную опасностей, и никогда не показывал, что он гордится этой жертвой.

Говорили, что в истории с Густавом замешана какая-то женщина. Якобы она оказалась не из Их круга, а самого Густава готовили к династическому браку для укрепления позиций семейной корпорации за пределами Солнечной. Но тут вмешались чувства. Естественно, у влюбленных так ничего и не вышло, и несчастная просто исчезла в одно прекрасное утро – другого способа оградить Густава от нежелательной связи, грозящей перейти в открытый бунт, почему-то не придумали. Случайный отказ гравискутера на горной трассе в Карпатах… Обрыв – почти километровый.

Только Густав как-то докопался до подноготной её смерти и решил изменить свою жизнь. А раз так, делались выводы, значит это – не навсегда. Помается, пожуёт курсантских концентратов, может быть изготовленных на тех самых семейных заводах, и вернётся в свой круг.

На первом курсе даже действовал (втайне от Густава, естественно) тотализатор, где ставки делались на то, когда он пошлёт все прелести курсантской жизни подальше… Но время шло, а Густав оставался таким же, каким запомнили его с первых дней обучения остальные курсанты. Нормальным парнем, без привычки задирать нос и ныть по любому из поводов.

Когда он переломал ноги во время силовой подготовки в СВЗ и угодил в лазарет, решили – всё! Больше не вернётся. Но он вернулся. И, узнав про тотализатор, долго смеялся без всякой обиды на незадачливых спорщиков.

– Какие нынче ставки? А в банке сколько накопилось? Ого! Это замечательно. Можете сразу всё мне отдать, а я закажу шикарный банкет для всего отделения, когда закончится обучение! Погуляем. Вместе, – сделал он ударение на последнем слове.

Правда, свои интересные разговоры Густаву пришлось прекратить после того, как о них узнал комендант. Всё объяснялось просто – Густав вёл их открыто, не стесняясь присутствия офицеров, которые, кстати, тоже не прочь были его послушать.

– Как вы думаете, кто выигрывает во всей этой войне? Понятно, что победители… Я имею в виду – сейчас, прямо в этот самый момент… Правильно. И трофейные технологии первым делом оцениваются ими. Слышали о специальной комиссии? Как это – зачем? А вдруг у бессмертных и вправду удастся секретом бессмертия разжиться? Неужели вы думаете, что оно для всех окажется доступным? Не думайте! Такое уже было. Не с бессмертием, это точно, но – с секретами долголетия, например дистанционного управления сознанием… Всё уже было. Включая потенцию до глубокой старости, – под общий смех продолжал он. – Так что трофейные технологии – это раз. Резервный запас, который можно использовать при торговле за свою жизнь, даже в случае оккупации Земли бессмертными – это два…

– Глупости. Бессмертные не торгуются От нас им ничего не нужно, кроме наших планет А если что-то и нужно – возьмут сами В случае оккупации. Кто им помешает? И кто может знать, что еще для бессмертных может оказаться ценным? Золото? Натуральные бриллианты? Или – человеческое дерьмо? Может, оно для червей является деликатесом.

– Я. Никогда. Не. Говорю. Глупости – неожиданно глухим голосом, чеканя каждое слово, сказал Густав. – И я не болтун. Просто если решил никогда не возвращаться. Туда! – Он неопределенно кивнул. – То почему бы не поделиться с вами всем, о чём вы даже из слухов не узнаете? Или я для вас – интересная игрушка, а вы мне – не друзья? Я не знаю, что ценят больше всего бессмертные, но это знают Они, – он поднял взгляд кверху. – Даже среди хайменов имеются свои тайны, которые не всегда являются общим для них достоянием. Это тоже жестокий мирок, где каждый следит за тем, чтоб его сосед не узнал чего-то большего. И если комендант нашей Крепости – выходец одной из семей, то значит, на «Азии», или «Европе» кто-то высоко сидит – из другой. Кто хочет со мной поспорить на все наряды до конца обучения? Ну?

Хотя курсанты всё равно не верили ему до конца, спорить с Густавом не пожелал никто.

– Да, я не был посвящен во многие тайны. Но знаю другое.. Хайменам приходится получать кое-что от бессмертных. Сам видел золотые слитки в форме бубликов, – странная форма, правда? – с каким-то несуразным клеймением, похожим на царапины. Откуда это у них? – Дистанцироваться от общества хайменов у него получалось так легко и непринужденно, что вскоре все поняли, что он действительно перестал считать себя хайменом. – Почему золото бессмертных попало к ним? Почему именно золото, а не какие-нибудь технологические новинки? Этого я тоже не знаю. Никто не знает. Но уверен – существует какой-то запасной вариант. Всегда существовал, даже в прежние времена, когда сталкивались самые непримиримые враги.

– Можно подумать, такого не было, когда победители просто казнили побежденных! Историю здесь многие знают, – возражал кто-то.

– А ты уверен, что это была настоящая история? Та, которую тебе преподавали? В эпоху индустриального ренессанса никто никого уже не казнил. Отправляли в изоляцию – да. Сами уходили, тоже – да А если происходила показательная казнь. Под фанфары, после судебного фарса, значит, прикрывали кого-то другого. Или самих себя. Всегда есть запасной вариант. – убежденно говорил он.

– Слушай, Густав! А то, о чём ты говорил… Может, это было трофейное золото? Большой флот часто делает такие подарки…

– Может. Но только слышал ли кто-нибудь о взятии трофейных золотых слитков? Нет? А почему? Корпоративное правительство любит поднимать боевой дух перечислением трофеев. Раз в месяц оглашается целый список – платина, вольфрам, плутоний, цезий и количество квазеров – энергетических частиц для гравитационного оборудования. И военные технологии. Про золото, если честно, тоже однажды сообщили, но было это лет тридцать назад. Взяли корабль-арсенал, а у него половина корпуса – золотые. С чего такая блажь – неизвестно. Может, на верфях у них как раз корабельные сплавы закончились. Потом уже разобрались, что в том золоте какая-то гадость была. То ли новый вид излучения, то ли чипы атомарного уровня изготовления – для наводки по сигналу. Троянский конь, вот что это было! Сразу, как разобрались, вывесили эту часть корпуса где-то за орбитой Нептуна. Вовремя успели, – через неделю в этой точке такая гравитационная буря случилась! Нептун чуть с орбиты не сполз. Про это говорили. А вот про слитки в форме бубликов – ни слова…

– Но это же предательство!

– И кому ты собрался предъявить обвинение? А главное – как? Только потому, что я наболтал? В лучшем случае – шлёпнут. Чтобы не мешал жить. Так что знайте – пока одни гибнут, другие всегда найдут, как достаток улучшить и в потерях не остаться. Неразрывная связь между жизнью и смертью в наглядном виде. Всегда так было…