Текст книги "Звездный патент. Тетралогия"

Автор книги: Дмитрий Градинар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 73 страниц)

– Подъём! Учебным отделениям построиться! – неслось из стен, из-под пола, с потолка.

Джокарт уже привык к каждодневной побудке, поэтому действовал больше автоматически, чем осознанно. Без спешки и паники.

Две секунды – вскочить на ноги, нажать кнопку у изголовья, и автоматика тут же сложит койку, выдвинув взамен из стены небольшой пластиковый короб с формой и амуницией.

Ещё тридцать секунд – влезть в повседневный комбинезон, обуться, повесить через плечо планшет. Сразу за этим короб сменяется индивидуальной аптечкой в форме ошейника, настроенной уже на его организм.

Надеть. Почувствовать на шее два щипка – слева и справа. Прикрепить к поясу табельное оружие и бегом направиться в зал построений. «На плац», как любили говорить сержанты и офицеры. По дороге нужно успеть облегчиться в туалете.

Стимуляторы начинают действовать практически сразу же после шейных инъекций, поэтому любые остатки сна улетучиваются в одно мгновение. И за это Джокарт испытывал благодарность к своей аптечке, потому что вовсе не был уверен в том, что хотел бы вспомнить – что же ему снилось ночью…

Никаких взбадриваний, никакой физподготовки, – вся скопившаяся за ночь в мышечных тканях молочная кислота нейтрализована тем же стимулятором (укол слева), сознание ясное; если курсанту пришлось бы вечером выводить сложный математический расчёт и посреди этого занятия мгновенно уснуть, то теперь, через тридцать секунд после подъема, его мозг был готов продолжить вычисления прямо с того места, на котором произошла остановка. Это действовал, насколько знали курсанты, щипок справа. Были ещё всякие мелочи, вроде срабатывающих мгновенно слёзных желез, после чего можно было просто смахнуть пальцами лёгкие комки из уголков глаз, мгновенная свежесть в дыхании – неконтролируемая вентиляция лёгких, как первый вдох и выдох новорожденного, очищение пор на всей поверхности кожи… И многое другое.

Расплатой за откровенное издевательство над организмом являлось сокращение жизни на какое-то время, пусть даже на год или два. Но что означали эти пара лет для тех, кто избрал своей участью стать пилотом-истребителем, служба которого редко продолжается больше десяти лет… Для тех, кто принёс негласную клятву, не предусмотренную никакими сводами и наставлениями…

Джокарт запомнил этот день. Он наступил сразу после принятия официальной присяги, когда им – сорока курсантам, поступающим на учёбу, вручили табельное оружие у оплавленной броневой плиты погибшего в бою двадцать лет назад линкора «Катанга».

Его, Джокарта, новоиспеченного школяра лётных курсов, завели в дальний кубрик, и…

Нет, совсем не это! Драться новичку с курсантами второго года обучения – просто самоубийство, и старшекурсники это понимали. Во-первых, всё те же стимуляторы, во-вторых – «развёртыватели генной структуры», о которых Джокарту стало известно уже через полгода. Ужасно дорогостоящая и болезненная процедура, после которой можно быть спокойным насчёт исхода любой драки. Если, конечно, это не драка с собратом – курсантом, или – не дай, бог! – с действительным служащим частей штурмовой пехоты. Для штурмовиков, по слухам, готовился какой-то совсем уж мрачный коктейль из различных процедур, после которых ресурсы человеческого организма вырабатывались сразу на десять процентов. Вот только остальные девять десятых человека, трансформированного в бойца-штурмовика, гарантировали ему абсолютную непобедимость в чемпионатах Солнечной по профессиональному боксу или борьбе. Всё-таки им нередко приходилось сталкиваться с Бессмертными врукопашную, где один червь-штурмовик стоил множества земных пехотинцев.

Широкую известность получил случай, когда два сержанта штурмовой группы устроили между собой драку. Просто так, от скуки. Психика у штурмовиков, как поговаривали, была та ещё! Эта драка, где все удары наносились по-настоящему, продолжалась ровно восемь часов, пока их обоих не утихомирил случайно оказавшийся поблизости лейтенант особого отряда той же штурмовой группы.

Впрочем, слухи о возможностях штурм-пехоты были достаточно скудными в среде будущих пилотов. Не исключено, что среди пехотинцев циркулировали какие-нибудь не менее невероятные байки про летунов, обладавших реакцией Бога! Способных на скорости в две десятые световой, да ещё на вираже, провести истребитель сквозь кольцо, размерами едва превышающими размеры самого истребителя.

Три ха-ха и реверанс! – подумал бы в ответ на это курсант-первогодок. Те же «ха-ха!», но уже без реверанса – выдаст учащийся второго курса. Выпускник, а тем более – действительный пилот, ограничились бы, скорее всего, быстрой ухмылкой Потому что подобная байка была не так далека от истины…

Тогда, после принятия присяги, четверо второкурсников впускали новобранцев по одному в кубрик, где их уже поджидали с дымящимися чашками кофе в руках, – о, привилегия! – пятеро или шестеро курсантов четвёртого, последнего года обучения, каждый из которых имел помимо учебных и боевые вылеты.

Джокарту разъяснили, что жизнь пилота – не сахар и озвучена чаще траурными трубами, чем триумфальными фанфарами. Но Джокарт догадывался об этом сам. И, учитывая события, после которых он решил попасть в лётную школу, оставался к начатому разговору равнодушным. Потом ему сообщили, под большим секретом, сведения из штаба Крепости. Это было уже интереснее, и Джокарт узнал, что действительными пилотами после окончания курсов станет лишь каждый десятый. Остальным суждено погибнуть или выбыть по другим причинам раньше.

Четверо действительных пилотов из сорока курсантов! Как же… Как же это?! – думалось Джокарту.

Потом кто-то из выпускников спросил у него, сколько ему лет? Узнав, что таковых набралось неполных восемнадцать, все пятеро (или всё же шестеро?) поздравили его, заверив, что он может смело надеяться после становления на действительную службу, если, конечно, он окажется одним из десяти, протянуть целых десять лет.

– Двадцать восемь лет! Прекрасный возраст окончить жизнь! Не правда ли? – Один, самый тонкий и низкорослый, старался больше других.

Похоже, они сами не знают, о чём говорят, подумал Джокарт, который никак не прореагировал на последнее высказывание и которому сейчас было глубоко наплевать – получится ли у него стать долгожителем.

Затем в кубрик вошёл действительный пилот, только что вернувшийся из патрульного рейда Он будничным топом сообщил, что из пятнадцати истребителей в крепость вернулись всего девять, а потом добавил, особенно-то к Джокарту и не обращаясь, что всё, сказанное здесь и сейчас выпускниками, – правда. В появлении пилота во время курсантского «посвящения» не было ничего удивительного. Оно тоже являлось частью ритуала.

Джокарт понял причину такой пренебрежительности со стороны боевого летчика к его персоне. Ведь для этого летуна, пускай и не космического волка, а вчерашнего выпускника, у которого на глазах и уходили упомянутые девять из десятка, а теперь продолжают уходить остатки его сокурсников, для этого пилота Джокарт пока являлся всего лишь комком глины, из которого может быть и выйдет что путное, а может быть и нет. Тем более что всегда оставалась вероятность быть скомканным в бесформенную груду и оказаться отправленным кружить с венком в ногах по строго рассчитанной орбите. Здесь, в Крепости, ничего не пропадало даром. Даже мертвецы, которые в своих гробах являлись частью оборонительной системы Крепости. Джокарту потом пришлось пролетать в районе «службы второго срока», как называли это место. И его слёзные железы сработали тогда вовсе не от инъекции стимулятора, настолько подавляло открывшееся ему зрелище.

Тогда, в кубрике, он вспомнил «Хванг», лица матери, брата и отца, вспомнил свои полуночные мучения…

«У меня есть за что мстить!» – возникла банальная фраза, которую он тут же прогнал.

Вместо этого он сказал другое.

– Хочу научиться летать! Хочу стать пилотом истребителя…

– Для чего? Тебе объяснили, что это всё не романтика, а сплошной риск. Это даже не жизнь, по большому счёту, а долгое ожидание смерти… – сказал лётчик, вошедший в кубрик. – Или ты хочешь что-то доказать? Неважно кому…

– Пожалуй, нет.

– У тебя должна быть очень убедительная причина, иначе все твои жертвы окажутся напрасными. Поверь, жизнь, проведенная в чужой шкуре, лишь немногим лучше, чем смерть. Одно дело всё обдумать, осознать и отказаться от короткой карьеры пилота сразу после присяги, тогда ты будешь переведён в персонал обслуги взлётных площадок. Но учти, этот шанс имеется только до начала медицинского вмешательства, потом, когда в твои нервы и вены загонят столько химии и денег, что проще купить два новых истребителя, будет поздно. И выйти из игры ты сможешь либо с венком в ногах, либо ещё по более противной причине…

– Почему же всё это не объясняют до принятия присяги?

Пилот невесело усмехнулся.

– Ты слышал, что я сказал, как только вошёл в кубрик? Девять из пятнадцати… Вот сколько нас вернулось из, в общем-то, обычного рейда. Из вашей группы в пилоты выйдут лишь несколько человек. Может быть, каждый десятый, может, каждый восьмой. Но в любом случае, их будет немного Вот и сосчитай А затем подумай, что произошло бы, если желающих оказаться в учебных классах стало в два раза меньше? В три? В четыре? Тогда всего выпускного курса не хватило бы даже для одного полноценного сражения. Понимаешь?

– А как же свобода выбора?

– Да не существует никакой свободы! Есть лишь необходимость Летать, побеждать или погибнуть. Запомни этот девиз. И ещё раз подумай – нужно ли тебе всё это. Я не предсказатель, не пророк, но могу с уверенностью сказать, что из вас, новичков, больше половины – случайные люди. Кто-то прельстился высоким уровнем обеспечения пилотов-истребителей, какого-то сопляка предала девчонка, у кого-то – проблемы с родителями. Самые глупые – это те, кого привлекает военная романтика. Поэтому я и спрашиваю тебя – из-за чего? Зачем? Во имя чего, если тебе так больше нравится…

И тут вдруг, неожиданно ясно, как сквозь брешь в облаках увидеть солнце, Джокарт понял, что за цель зрела в нём с момента известия о гибели «Хванга» и колонии на Плутоне.

– Я хочу, – уже твёрдым голосом ответил он, – однажды встретить того червяка, который сжёг «Хванг».

– Так ты… у тебя… – начал один из курсантов-выпускников, но действительный пилот прервал его

– У тебя трудная цель, курсант, – сказал он, обращаясь иным тоном, по-другому, пристально глядя на Джокарта. – Желаю тебе её достичь

На этом обряд посвящения для Джокарта был закончен Остальных ребят, как выяснилось позже, курсанты-выпускники заставили делать разные глупости выпить залпом стакан неразбавленного спирта «во славу космического флота» или съесть кусочек астероидного мха (гадость редкостная, Джокарту довелось потом убедиться), ему же предложили кофе, от которого Джокарт не отказался. Пилот рассказал какой-то анекдот, чтобы немного разрядить обстановку. Это ему удалось.

– Спенсер Янг Ли, – протянул он для знакомства руку.

И Джокарт её пожал…

Расписания занятий как такового не существовало Выстроившимся после побудки курсантам объявляли, чем они будут заниматься в течение дня, потом шёл развод на вахты и назначение дежурств, короткая сводка новостей, и курсанты растекались по классам.

Вначале Джокарту, да и всем остальным, подобный метод обучения представлялся хаотичным и бессистемным. Но уже ко второму курсу стал заметен один из основных его плюсов. А именно: курсантам, пребывающим в неведении относительно завтрашнего расписания занятий, приходилось тщательно готовиться по всем предметам, будь то теория астронавигации, занятия по изучению вооружения, скоростной драйв на имеющемся в Крепости треке или основы Ино-биологии.

Вдобавок при подаче знаний навалом, когда приходится заниматься так, что голова кругом идёт, а мышцы, даже после усовершенствования, ноют как проклятые, и глаза устают следить за экранами учебной панели управления, сглаживались границы между предметами любимыми и не очень. Например, Джокарт сразу невзлюбил шахматный класс. Наверное оттого, что в свою бытность студентом Плутонианского института гравионики всегда отдавал предпочтение более динамичным, на его взгляд, азартным играм – покеру, преферансу и бриджу. Ещё он питал пристрастие к повсеместно распространенному и ставшему чрезвычайно популярным маджонгу. Но когда дело дошло до блиц-турниров, как шахматных, так и по игре в маджонг, многое стало понятным. Недаром эти занятия проводились в рамках курса по психологической и интеллектуальной подготовке.

Вот и сегодня – офицер-куратор объявил первым занятием блиц-турниры. Первый час – шахматы, второй – маджонг. Учебное отделение Джокарта заняло места за специальными шахматными досками, и – понеслось…

– Первая партия – десять минут! – объявляет психолог-наставник. – Максимальное время хода – десять секунд. Курсанты готовы? Начинаем!

Тихое клацанье таймеров. Но уже через две минуты в шахматном классе включается музыка. Её звучание становится сильнее и сильнее. Одновременно с громкостью начинает изменяться освещение – от нестерпимо яркого света до слабого мерцания, в котором едва различаешь собственные руки над доской.

Название «шахматная доска» – чисто условное. Потому что ничего общего с обычными шахматными досками эти тренажеры концентрации внимания не имеют. Фигуры – и те начинают менять окраску. Это могут быть любые сочетания двух цветов. Единственное, что позволяет их отличить – светлые и тёмные тона окраса. В процессе игры чёрный цвет сменяется вдруг синим, а белый – оранжевым. Потом возникает сочетание коричневого и бежевого, алого и малинового, охры и горчичного цвета. Достаточно по ошибке прикоснуться к чужой фигуре, как тут же засчитывается штрафной балл. Штрафные баллы – это дополнительные занятия по окончании дневной учёбы.

Дальше – хуже: идут сочетания белый – хрустально-прозрачный, чёрный – светло синий… Мелькание рук над досками, пульсация света в помещении и пульсация звука…

Соперником Джокарта оказался Моджо. Гаваец, как ни странно, удивительно легко справлялся с концентрацией внимания во время смены цвета фигур. Зато ему тяжело давалось другое…

Шахматные часы. Два идентичных циферблата. Две кнопки с разболтанными от постоянных хлопков штифтами. И неумолимые красные флажки, отмечающие время хода…

Здесь этого не было. Вместо шахматных часов – синхронизированная система ручных и ножных переключателей таймера. Помимо внимания, уделяемого, собственно, игре, курсантам приходилось контролировать все свои конечности. Первый ход – остановка флажка таймера правой рукой. Второй – нажатие педали под левой ногой. Третий – левая рука, четвёртый – правая нога. И так по кругу. Ошибка в синхронности предполагала сразу десять штрафных баллов. Моджо весь первый курс не вылезал из дополнительных занятий по шахматам из-за этой самой синхронизации. Ему казалось, что никогда он не сможет добиться слаженных действий от своих огромных рук и ног. Несколько раз, компенсируя внимание и скорость силой, Моджо ломал педали и таймеры, так выяснилось, что на гражданке он занимался борьбой сумо. Техникам даже пришлось изготовить специальную доску, с таймерами и педалями повышенной прочности, на которой бегемот мог станцевать тарантеллу, если бы умел. Ещё Моджо переживал, что из-за этих, по его выражению «шахмат для сумасшедших», он может вылететь с курса. Но психолог успокоил его, объяснив, что всё дело в психомоторике и что ничего странного и страшного в этом нет.

Действительно, ко второму курсу гаваец всё меньше и меньше ошибался, хотя и набирал штрафные баллы во время каждой игры. Джокарту такие блицтурниры давались проще, он даже шутил, что после этих занятий можно сделать успешную карьеру барабанщика, если найти такой анахронизм, как барабанную установку.

Порядок использования таймеров впоследствии усложнялся. Теперь схемы становились более запутанными. Например, два выключения таймера руками, затем – два выключения с помощью педалей. А самыми тяжелыми были асинхронные переключения, когда нужно было дополнительно загружать и без того вскипающий мозг отсчётом переключений каждой конечностью.

Теперь это могло быть десять переключений левой ногой, затем – одно правой рукой, а после – семь переключений правой ногой, два – левой рукой. Иногда инструктор устанавливал цикличность: пять-одно-два-два, потом – четыре-два-три-три, и дальше – с увеличением на единицу первого движения, и увеличением – второго, третьего и четвёртого. И так до определенного числа. Затем последовательности менялись.

Инструктор терпеливо дожидался, когда общий ропот по поводу такого истязания превратится в настоящий бунт против «шахмат для сумасшедших». А когда такой момент наступил, отвёл всю группу в тренажерный зал, где занимались курсанты третьего курса. И тут всё стало ясно.

– Что, цыплятам шахматы надоели? Думают, что и без них смогут стать орлами? – усмехнулся тогда инструктор тренажерного зала со страшной раной на лице и протезом вместо ноги. – Ну, что ж … Эти хоть продержались больше года. Уже хорошо. Ну-ка…

Так Джокарт впервые побывал в кабине учебного истребителя. А роптания с тех пор прекратились, потому что управление основной моделью боевого истребителя «зигзаг-пятьдесят два», или «пятьдесят двойки», как его называли действительные пилоты, строилось именно на асинхронной работе рук и обеих ног.

Левая рука – смена режимов панели управления и управление защитными средствами истребителя. Правая рука – полётный джойстик с гашетками вооружения. Правая нога – управление ускорением, левая – тангажирование в полёте с помощью поворотной педали.

– Всё ясно, голуби? – На этот раз списанный в инструкторы бывший пилот верно поименовал их в соответствии с негласным ранжированием учебных курсов.

Первый курс – цыплята, голуби – второй. Вороны – третий, а выпускной, четвёртый, – орлы.

Наверняка кому-то такие эпитеты и казались странными, если даже не глупыми, но только так было заведено давно, ещё со времени ввода в состав действующего флота Крепостей.

Теперь в каждой из них бытовали свои, присущие только этим базам, традиции. Если в «Австралии» были птенцы, голуби, вороны и орлы, то на «Европе» – «школьники», «подростки», «юнцы» и «зрелые»…

В «Азии» и «Африке» кастовость курсантов истребительных курсов была вообще более чем странной. Там водились какие-то «Лотосы», «Сакуры»… Чёрные мамбы…

Самое понятное положение вещей сложилось в Крепости «Америка». Там всё было предельно просто, без ущемления чьих-либо вкусов и чувств.

Моджо так и высказался: «Просто, и со вкусом!», – узнав, что на «Америке» мучаются за шахматными столами всего-навсего «Ястребы», «Грифоны», «Соколы» и … тоже Орлы.

Только курсанты – штурмовики в учебках всех крепостей именовались одинаково бессмысленно – «духи», «черпаки», «слоны» и «деды». Откуда пошли такие названия в космической штурмовой пехоте, не знал никто.

Громкость музыки в шахматном классе между тем усилилась. Теперь это был сплошной лязг и грохот, от которого сводило зубы и разрывались барабанные перепонки.

Освещение также обернулось разноцветным стробоскопом, заставляющим непрерывно сужаться и расширяться зрачки.

Движение меняющих цвет фигур. Мелькание рук над досками. Ритм переключений таймера, пульсирующий где-то в глубинах мозга….

Неожиданно Джокарт почувствовал, как какая-то плёнка сошла с его сознания, будто отодвинулись лёгкие шторы, и всё стало ясным и доступным.

Фигуры, даже если они меняют цвет, всё равно остаются чёрными и белыми. Руки и ноги действуют сами по себе, и куда-то подевалась боязнь сбиться с ритма. Джокарт понял, что теперь сам сможет поддерживать любой заданный ритм, любую последовательность отключения таймера столько, сколько это потребуется. Да и вообще схема отключения флажков, заданная инструктором, показалась настолько примитивной, что Джокарт даже улыбнулся. В какофонии звуков он уловил далёкую мелодию, звучащую на втором плане, там, за тёмным горизонтом. А уловив, сразу понял, что это было: тема лета из «Времён года» Вивальди. Теперь Джокарт мог получать и какое-то удовольствие, а главное – основное внимание переключить на саму шахматную партию.

Время обдумывания хода было уменьшено инструктором до трёх секунд. Моджо бездумно двигал вперёд всё, что подворачивалось ему под руку: пешки, лёгкие и тяжелые фигуры. Было видно, что он старается не сбиться с ритма и выдержать заданный темп. Ни на что другое его уже не хватало.

В этот день Джокарт выиграл у Моджо все партии подряд. Потом инструктор сменил ему партнёра по игре. Теперь им оказался Пит, до сих пор считавшийся лидером по шахматам на всём первом курсе. И вновь Джокарт обыграл соперника вчистую. Пит, скорее всего, подумал, что у Джокарта случился счастливый день, когда везёт и везёт в игре… С Питом были согласны все. И только Джокарт знал – это совсем не так.

Когда занятие было окончено и перед курсантами высветились итоги игр и суммы набранных штрафных баллов, вызывающие восклицания радости у одних и вздохи разочарования у других, перед Джокартом светились только нули. Как на часах казарменного блока в полночь. И Джокарт понял, что настало его Время Палиндромов. Он сам не мог объяснить, откуда пришла такая мысль и что она может означать. Это сделал за него инструктор, после того как объявил перерыв и переход в маджонг-класс.

– Это был Вивальди, да? – сам решил напроситься на комплимент Джокарт, ощущая в своём вопросе и гордость и мелкий стыд подхалима.

– Да, курсант. Вивальди. А ещё мы называем это «эффектом дельфина»…

– Почему? – разочарованный таким ответом изумился Джокарт.

– Потому что всё намного проще, чем ты думаешь. После одной из медицинских процедур у всех вас был запущен процесс модификации деятельности мозговых полушарий. Ты первый, в ком эта модификация окончена. Теперь две половины твоего мозга способны дублировать друг друга и даже самостоятельно производить два разных расчёта. Это как сон дельфина, во время которого всегда работает одно полушарие…

Увидев досаду и разочарование на лице курсанта, инструктор поспешил подсластить пилюлю.

– Но ты всё равно молодец. Никакие генные и прочие модификаторы не сработают в человеке в полной мере, если этот человек сам не приложит усилий. Тебе удалось. Так что зачти это себе в заслугу.

– И что… Все пилоты обладают этим э-э… «эффектом дельфина»?

– Ты знаешь, Джокарт, не все. Вернее, обладают в разной мере. Ведь человеческий мозг – маленькая Вселенная, которую нельзя познать до конца. Любые выкрутасы сознания происходят у всех пас по-разному. Я рад, что в моей группе появился первый кандидат в действительные пилоты.

Потом, заглянув Джокарту в глаза и поняв, что сказанного недостаточно, инструктор добавил:

– В Хорошие действительные пилоты.

– Спасибо, – ответил ошеломленный Джокарт.

– Спасибо нужно говорить не мне. Я всего лишь оператор процесса, придуманного не сейчас и не мной. Но тебе ещё многое предстоит. Надеюсь, ты уже понял, что ни один из предметов обучения не окажется лишним?

– Даже маджонг?

– Даже прикладной курс практической навигации. Не слышал ещё о «водяных матрёшках»?

Занятия занимали у курсантов очень много времени и практически не оставляли его для общения с другими группами. Поэтому Джокарт только недоуменно пожал плечами.

– О! Это та ещё развлекаловка! Надеюсь, тебе удастся осилить и «матрёшек». Удачи, курсант!

Поскольку пожелание удачи прозвучало для Джо-карта торжественно, он вытянул руки по швам и с полной серьёзностью произнёс слова из присяги: Летать, Побеждать или Погибнуть!

А потом был маджонг.