Текст книги "Бездарь и домовой (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Сорокин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Калуга отличалась от Тарусы примерно так же, как какой-нибудь Нью-Йорк от той же самой Калуги в моем мире. Доводилось бывать и там, и там, знаю, о чем говорю. Здесь кипела жизнь. Никаких тебе гусей под ногами, никакой сонной затхлости, ноль патриархальной старины. Что ни здание – свой стиль. Зачастую, построенное или отделанное абы как, кривое, косое – но здесь на каждом углу виднелась яркая вывеска, и не оставалось сомнений, что это сумасшедшее местечко никогда не спит. А еще здесь ощутимо пахло свободой.

– Здорово-то как! Почти привычная жизнь, – выдохнул я и немедленно заткнулся, сообразив, что во всем многообразии прохожих люди составляют как бы не меньшинство. Гоблины и снага, кхазады, парочка эльфов, даже черный урук мелькнул разок – и все это едва за пару минут. То есть, внешне привычного, на самом-то деле, маловато будет.

– Жил бы здесь, да? – ехидно спросил Дубровский.

– Вот да! – честно признался я.

– Тогда подойди… ага, вот сюда, и посмотри во-он туда, за реку. Видишь, за деревьями шпиль поднимается? Узнаёшь? А стоило бы: именно оттуда тебя выперли десятого числа.

– … а теперь настойчиво просят обратно, ага, – настроение сразу упало. – Но я понял, это ты мне отплатил за песенку про сыщика.

– Да-да, – жизнерадостно захохотал Дубровский. – Ладно, начнем с диетологии. Айда на кладбище.

На Пятницком кладбище мы поспешили найти самый дальний и, судя по состоянию могил, самый невостребованный угол.

– Хочешь похудеть – спроси меня, как – пробормотал я привязавшуюся не самую смешную в мире шутку, и, вытянув руки перед собой, величественно изрёк:

– Восстаньте!

И ничего не произошло. Дубровский смотрел на меня с интересом, и становилось неловко. Тогда я прочел хорошо зарекомендовавший себя фрагмент из Прокоповича, после чего начал себя ощущать натуральной бездарностью на театральных подмостках: опять ничего. «Спеть, что ли?» – подумал я рассеянно, а потом махнул рукой, взял, да и пропел:

– Вставай, проклятьем заклеймённый!

Эффект превзошёл самые смелые ожидания. Послышался слитный шорох разгребаемой земли – отнюдь не рыхлой, судя по датам на надгробиях. И три-четыре минуты спустя на меня преданно пялились глазницами штук десять скелетов, на ходу обрастая какой-то иллюзорной ветхой плотью.

– Класс, – оценил Владимир недрогнувшим голосом. – Что дальше делать будешь? Насколько я помню азы, поднятым мертвецам, прежде чем отправить их обратно либо развеять, нужно что-то поручить. А то они и обидеться могут.

– Хозяин, у нас проблемы, – не менее невозмутимо сообщил, проявляясь, Нафаня.

– Милиция? – спросил я его.

– Нет, старый знакомый гоблин из поместья вашего батюшки.

– Попробуй его нейтрализовать. Если мне придется срочно уходить, встречаемся… Ээээ… Володя, дай ориентир?

– Вводная, запоминай. Район Бушма, черный фургон с белой дланью. Ребята у нас недавно, но отбоя от клиентов нет, так что, надеюсь, ориентир стабильный. Это, если из ворот, направо, по улице до конца, налево, через квартал направо и опять до конца. Версты две-три.

– Принято. Хозяин, эликсир – во внутреннем кармане куртки, – и Нафаня снова исчез, а я нащупал маленький пузырек. Предусмотрительный всё-таки друг мне достался!

Командирским взором оглядел группу вполне сформировавшихся страховидных мертвецов.

– Слушай мою команду! Напра-во! По аллее вокруг кладбищенского участка, с обязательным возвращением ко мне на это самое место, бего-ом… марш!

Десяток зомбарей молча развернулся направо и бодро потрусил по кладбищенской дорожке.

– А что дальше, ты подумал? – поинтересовался Дубровский.

– Вернутся – прикажу зарыться обратно, – пожал я плечами. – Я и рад бы направить их на какие-то великие свершения, но чую, что мне ни сил, ни умения пока не хватит.

– Это потому, что ты пока пустоцвет, к тому же, необученный. И, учитывая, что штаны ты уже держишь руками, остается молиться, чтобы хватило ресурсов тела отдать им приказ зарыться. Давай-ка пробьем пока новую дырку на ремне, – предложил он, доставая нож.

На самом деле, в голове моей в этот момент происходила бурная праздничная феерия. Успешный и первый осознанный подъем наполнил меня совершенно щенячьей радостью. Хотелось во главе отряда зомбаков мчаться по улицам Калуги, обрывая цветы с клумб. Потом найти каких-нибудь байкеров, набить им морды, отобрать мотоциклы и рвануть под Алексин на поиски Наташи…

Вдалеке завыла сирена, и этот звук помог мне справиться с гормональной бурей.

– Возможно, это по нашу душу – тут же камеры кругом, в том числе и на кладбище, – прокомментировал Дубровский. – Попробуй мысленно пожелать, чтобы твоя команда возвращалась побыстрее – вдруг сработает?

Судя по тому, что мне очень захотелось немедленно присесть на травку, сработало. И да, через минуту мои спортсмены в полном составе вернулись.

– Благодарю за службу! Теперь всем разойтись по могилам, зарыться и бездействовать в ожидании приказаний, – изрек я куда менее зычным голосом, чем хотелось бы, но постарался сопроводить приказ ментальным посылом.

Снова зашуршала земля. А в моих глазах всё плыло и переливалось оттенками красного.

– Однако, уходим, – озабоченно произнес Володя, подставляя мне плечо.

– Стоп. Эликсир, – я попытался залезть за ним в карман, но не смог поднять руку.

Дубровский кивнул, достал пузырек, вытащил пробку и влил эликсир мне в рот. Пустой пузырек с крышкой сыщик убрал в карман.

Прошло всего несколько секунд, но кровавая дымка в глазах рассеялась, я почувствовал прилив сил.

– Если не ошибаюсь в природе этого снадобья, часов через пять свалишься, как убитый, – пообещал Дубровский. – Но пока будем поспешать, хоть и не торопясь. Бегущий или даже стремительно идущий человек в нашей ситуации неизбежно привлечет ненужное внимание. Вперёд.

И мы вальяжно пошли к выходу с кладбища, читая вслух по очереди совершенно не подходящие к ситуации стихи Есенина, Пушкина и Цветаевой, будь она неладна. Нафаня догнал нас у ворот, невидимо скользнув мне на плечо.

– Удачно? – спросил я.

– О, да, – ответил домовой. – Причем, дважды удачно!

* * *

Гоблин Ерема, отсидев в погребе и получив заслуженных розог, всё же вновь был введен в оборот. И вот в воскресный день, выполнив в Калуге несколько мелких поручений Родиона Гордеевича, он решил вознаградить себя разом и за страдания, и за труды – а именно выпить. Как хорошо известно каждому, желающему выпить в густонаселенном городе, лучшее место для этого дела – кладбище: публики мало, и та вся, как правило, спокойная. Поэтому, взяв чекушку и моченое яблоко, Ерема неспеша удалился на Пятницкое, где отыскал уголок потише и приступил к награждению себя, любимого.

Но что-то пошло не так. Во-первых, водка оказалась скверной, и выпилась плохо. Во-вторых, едва Ерема прокашлялся, из-за поворота с дробным топотом на него выбежал отряд живых мертвецов. Грубо столкнув гоблина с дороги, они умчались дальше – ну, и на том спасибо, хоть не сожрали. Но самый ужас случился, когда раздосадованный бедолага, оплакивая разбитую, пусть и дрянную, но такую свою чекушку, выполз на дорогу и поднял голову. Прямо на него, укоризненно качая слоновьей башкой, надвигался проклятый Чандрагупта, приговаривая «Эх, Ерёма, Ерёма!».

Гоблин взвыл и помчался, не разбирая дороги, и бежал, казалось, целую вечность. Какое-то время, вроде, за ним гналась полиция, причем, даже на машинах, но ужас придал бедняге вовсе уж легендарную прыть. Пришел в себя он возле черного фургона с нарисованной белой ладонью, и в одной руке у него была шаурма, а в другой – стаканчик с кофе, а сам Ерёма повторял за незнакомым прежде троллем слова:

– Моя жизнь принадлежит Орде!

– Так-то, брат, я тебя поздравляю, – сказал тролль. – Из Орды выдачи нет, не достанет здесь тебя никакой Чандрагупта! И даже полиция!

Глава 12
Подлинная история Франкенштейна

Едва Нафаня успел гордо поведать о том, что охреневший от страха гоблин утащил за собой полицию (да-да, в сервитуте, оказывается, именно что полиция), явившуюся пресечь кладбищенские безобразия, как индейка-судьба продемонстрировала нам, что расслабляться нельзя вообще никогда. Потому что всего в одном квартале от кладбища мы нос к носу столкнулись с тарусским краеведом господином Никаноровым, которому, как я прекрасно помнил, полагалось в это самое время продолжать сидеть за решёткой в темнице сырой на территории ведомства капитана Копейкина.

– Ба, – удивился я. – Господин Никаноров! Какая встреча!

Глаза краеведа стали едва ли не шире очков, он побледнел, выдохнул приглушённое «ять!», после чего развернулся и бросился наутёк. Мы, разумеется, за ним: я, скорее, рефлекторно, потому что, если кто-то при виде тебя бледнеет и пытается смыться, значит, этому кому-то точно есть, что тебе рассказать. А вот Володя, как выяснилось чуть позже, даже имел предмет для разговора с беглецом.

Гонка вышла недолгой: я под эликсиром-стимулятором, Дубровский – сам по себе бодрый молодой лось в прекрасной форме, так что главной моей заботой в те две минуты, что мы загоняли загадочного интеллигента, было удержать на месте всё ещё спадающие штаны.

Забежав в арку, Никаноров обнаружил, что оказался во дворе-колодце с единственным входом-выходом, и загрустил. Он прижался спиной к стене, окинул нас тоскливым взглядом и, тяжело дыша, предупредил:

– Я ничего не скажу.

– А мы и не спросим, – пожал плечами Дубровский. – Потому что Нешкваркин успел нам всё рассказать до того, как подействовал яд, что вы заправили в климатическую систему его автомобиля.

– Это не я! – заорал краевед. – Это Пеньков! Я не убивал!

– Да ладно, – махнул рукой Володя. – Все знают, что Пеньков и Нешкваркин – друзья не разлей вода и партнеры по жизни. А вот вас, драгоценнейший, ожидает лютая казнь за смертоубийство, да еще совершенное по предварительному сговору группой лиц общественно опасным способом – мало ли, сколько народу могло быть в машине? Уж, как минимум, водитель – это ж чистая случайность, что Афанасий Павлович сам сел за руль. И еще за присвоение чужой магической собственности при обстоятельствах, содержащих потенциальную опасность для населения, кстати. За такое тоже не пряниками кормят.

– Не я! Не я-а-а! – выл Никаноров. – Пеньков, всё он! И хтонь ему была нужна, не мне-е-е…

И, торопясь и захлёбываясь, рассказал нам тарусский интеллигент такое, что захотелось немедленно поднять все кладбища Калуги, и толпами озверелых зомбарей порвать купца Пенькова и подельника его слизняка Никанорова на атомы, ибо это самое меньшее, что заслужили те, кто обрек в своих планах на страшную гибель всё население города Таруса, включая кхазада Отто Бумерзумера, капитана милиции Петра Копейкина и саму дважды великую Марину Цветаеву.

Запихав гнусного интеллигента в какой-то сарай, Дубровский попробовал что-то с ним такое волшебное сделать, но не преуспел.

– Ять, он же нулёвка, сам ведь сказал! – досадливо ругнулся Володя, и двинул краеведа кулаком по кумполу. Тот послушно закатил глаза и осел. Дубровский достал из сумки пару пластиковых стяжек и кляп, и с помощью этих проверенных временем средств надежно нейтрализовал нашу добычу.

– Володя, всё забываю спросить: ты кто по магической специальности? – мне не давали покоя его колдовские пассы.

– Медик, – ответил он.

– А что ж не подлечил меня на кладбище? – признаться, я даже слегка обиделся. – Не пришлось бы тратить дорогущий эликсир, который мой домовой упёр незнамо где…

– Ну, начнем с того, что я мог тебя взбодрить, конечно. Но не так эффективно. А сам при этом лёг бы там же – я же тоже пустоцвет. А что до эликсира – так домовой его не упёр, а сам сделал. Он ещё и не такое может.

– Нафаня? – удивлённо спросил я.

– Ну, да, сделал, – тихонько признался невидимый домовой с тяжким вздохом.

– Федя, время! – прервал меня Дубровский. – Не забывай, скоро тебя вырубит так, что никаким эликсиром не пробудить. А нам еще купить машину и доехать до Тарусы. А в процессе придется еще это грешное тело из сарая подхватить, чтобы избавить милейшего Петра Сергеевича от нераскрытого убийства.

И мы возобновили путь к гоблинскому логову. Потому что, если в Калуге где и можно за скромные деньги купить способный осилить полторы тысячи верст без поломок мобиль, так это только у гоблинов. Я молча шёл и думал не о том, хватит ли мне пороху добраться до Тарусы, а всё больше о том, что никакого понятия, на самом деле, не имею, что именно представляет собою мой дорогой друг, милый проказник домовой Нафаня.

Машину мы купили классную. Нет, наверное, с точки зрения современного автодизайна это настоящий ужас-ужас, но мне аж на сердце потеплело. Принадлежало это чудо техники к гордой породе внедорожников, называлось внезапно ЗиС, внешне сильно смахивало на обожаемый в земном детстве «козлик» ГАЗ-69, было, в основном, неопределенно-зеленого цвета и возрастом едва ли уступало князю Ромодановскому. Как честно рассказал предводитель ватаги Вулкан, задняя часть кузова превратилась в ржавую бахрому, поэтому была безжалостно удалена, а ее место занял установленный на алюминиевом каркасе тент из клеенки, расписанной оранжевыми квадратами по ярко-синему фону.

Старый добрый двигатель внутреннего сгорания был заменен на магоэлектрический – тоже видавший многие виды, но вполне рабочий. Главное, нам не придется днём с огнём в земщине искать такую редкость, как бензин.

Вся эта красота обошлась мне всего в восемнадцать тысяч денег, и это радовало: по крайней мере, на еду оставшихся средств должно хватить, на первых порах с голоду не помрем, а там придумаем что-нибудь.

Стремительно совершив сделку купли-продажи, зарегистрировали переход права под ближайшей камерой и там же я, Фёдор Иванович Нетин, дал обязательство до 1 сентября вернуться в Калугу для полного документального оформления приобретенного авто. Часики тикали, вредный Нафаня не сознавался, когда меня вырубит, а по местным правилам недооформленным авто мог управлять я, и только я. Оставалось молиться, чтобы устройство автомобилей на Тверди и Земле совпадало. Повезло: отличия, конечно, были, но минимальные. Дальше всё смазалось, как на ускоренном просмотре кино: погрузка Никанорова, стремительный марш-бросок в Тарусу (и я, и Володя сильно удивились скорости, которую смог развить наш живописный рыдван: на прямых участках мы разгоняли его аж до 115 верст в час!), промежуточный финиш в городской милиции, где круто офигели, получив второго Никанорова, при том, что они и первому пока ничего конкретного предъявить не успели. Но все разговоры мы мудро отложили на понедельник, и успели проделать финишный рывок буквально впритык: на пороге дома во мне села батарейка, так что Володе пришлось затаскивать меня волоком.

Утром проснулся – как включился: свежий, полный сил, ничего не болит. Встал, начал одеваться – и понял, что дырками на ремне не спастись: в эти штаны если не еще одного меня запихнуть можно, то три четверти – точно. Значит, по пути на работу – в одёжную лавку. А это новые траты. Но колдовать в обозримом будущем точно больше не стоит, хватит.

– Нафаня? – позвал я.

– Да, хозяин, – проявился он на шкафу.

– Спасибо за эликсир. Я на работу, вернусь вечером. Никуда не уходи, пожалуйста. И это… приберись немножко, что ли?

– Что-то не хочется, вздохнул он. – И, признаться, я в печали.

– Пошалить надо? – понимающе спросил я.

– Ну, да…

– Тогда так. Сгоняй к соседям, только не к тем, что рядом, а напротив, через дорогу. Они хоть противные. Напакости там в меру фантазии, потом – домой, и за уборку, договорились?

– Спасибо, мой добрый сеньор! – обрадовался этот мелкий стервец.

Джинсы я купил аж на четыре размера меньше, чем в прошлый раз. В примерочной насмотрелся на себя в ростовое зеркало, и то, что в нем увидел, весьма понравилось. Всего в своих некромантских неумелых эскападах я похоронил килограммов сорок-пятьдесят веса, и стал наконец походить на нормального, чуть плотного молодого человека, а не на мешок с дурными субстанциями.

– Ваша микстура творит настоящие чудеса: вы таки хорошеете день ото дня! – покачал головой Отто Брунович, приветствуя меня у дверей редакции. – Не спешите внутрь, молодой человек, давайте еще немного подышим этим замечательным свежим воздухом.

Пройдоха-кхазад (а какой кхазад не пройдоха?) заинтриговал, и я позволил себя увлечь на небольшую прогулку.

– Фёдор Иванович, вы мне бесконечно симпатичны, и я уже почти люблю вас как сына, но сейчас я воткну вам нож в спину. Над вашей головой сгустились враждебные вихри, и решительно ничего невозможно поделать!

– А поконкретнее? – я несколько напрягся: если и в редакции во мне распознали некроманта, могут, ничтоже сумняшеся, законопослушно меня сдать в соответствующие органы, и никакой Дубровский не спасёт.

– А поконкретнее состоит в том, – вздохнул бухгалтер, – что людям иногда свойственно иметь племянников. Вот и наш великолепный шеф относится к числу лиц, обремененных племянниками, и ему иногда таки да надо для них что-то делать, причем, хорошее. Один такой племянник только что закончил институт в Переславле-Рязанском, и как раз по специальности «журналистика», и очень сильно попросил своего дядю устроить ему немножко поработать. А дядя его не умеет много чего, но уж деньги считать – это я вам дам, так что вместо чтоб открыть еще одну ставку и сделать вам поработать полегче, он просто взял этого самого племянника в аккурат на ваше тепленькое местечко, о чем порывается немедленно сообщить вам лично. А я вам это все так заранее рассказываю, чтобы сии превратности судьбы не обрушились на вас дамокловым мечом, и было немножко времени подготовиться.

Надеюсь, мой тяжелый вздох этот прощелыга не счёл выдохом облегчения, чем он на самом деле и был. Всё опять устроилось само собой, лучшего и желать нельзя. Но житейский опыт подсказывает, что избыточная словоохотливость старого кхазада и эта его задушевная прогулка просто-таки кричат о том, что у дражайшего Отто Бруновича рыло в пуху по самую лысину. Но, да и Эру Илуватар ему судья, или кому там молится этот артист погорелого театра.

– Спасибо, любезный Отто Брунович. Кто предупреждён – тот пишет заявление сам, и я очень постараюсь не пролить на ковёр шефа ни единой крокодиловой слезы!

– Крокодиловые слёзы – это еще один волшебный эликсир? – деловито уточнил бухгалтер.

– Да, но, по счастью, он куда дешевле похудательного, – вздохнул я, и пошли мы в редакцию.

В редакции я успел поздороваться, плоско отшутиться на вопрос ответсека о моей худобе, написать заявление по собственному – тут меня и вызвали.

Процедура заняла менее минуты: первым делом я шлёпнул на стол заявление, Начальник Всего Сущего, едва его увидел, натурально просиял, выдал мне приказ на подпись об ознакомлении и пожелал успехов в дальнейшем пути. И всё бы хорошо, но под приказом об увольнении меня лежал второй – о принятии Бумерзумера Фридриха Генриховича на мою должность с завтрашнего дня. У шефа, если что, фамилия была Сытин.

Даже противно не стало – так, чуть грустновато, не более.

Центральным материалом будущего номера (который, строго говоря, уже не моя печаль) должно стать раскрытие всех трагических и драматических событий, имевших в Тарусе место в последние дни. Но это самое раскрытие обещал устроить Володя в кабинете у Копейкина, причем вечером: первая половина дня ему потребовалась, чтобы где-то что-то срочно уточнить. Я, как представитель прессы, обязан был присутствовать. Но это через несколько часов.

А пока… Планировать номер не стану из принципа, пусть ушлые гномы сами его планируют. А вот есть у меня насущная потребность: узнать как можно больше о домовых, и, пока есть доступ к нормальному инфоканалу, грех не воспользоваться. Заодно и время убью.

Ох, сколько ж нам открытий чудных, ять, с-ка, нах, ваще песец! Это я к тому, что прав был тот дядька, который говорил, что во многих знаниях – многие печали, и умножая знания – умножаешь скорбь.

Домовых, как подвида нечистой силы, никогда не существовало. Совсем. Даже во времена Феанора и Элессара Эльфинита. Их начали выдумывать авалонские эльдары приблизительно в первой трети XVIII века вполне себе нашей эры. И, как это свойственно эльдарам, теоретизированиями они не ограничились, и сразу же попытались воплотить придумку.

Маги – если они, конечно, полные волшебники и занимаются магией всерьез – во все времена испытывают одни и те же проблемы. Это и ограниченность, сколько его ни развивай, собственного хранилища маны, и регулярная потребность в различных веществах и ингредиентах, это быстрый доступ к трактатам, справочникам и вообще любой информации, и многое другое. Чтобы решить все магические проблемы разом, авалонцы задумали создать универсальный магический инструмент, который одновременно был бы и самовосполняемым манохранилищем, и библиотекой, и артефактом, подстраивающимся под, теоретически, любую возможную магическую ситуацию. Срочно нужен определенный эликсир? Не вопрос, скармливаем «помощнику» нужное количество пофигу чего, хоть еловых шишек, и через небольшое время путем трансмутации получаем искомое. Нужен ассистент, а довериться некому, или просто под рукой никого? Вот вам готовый ассистент на все руки.

Первые модели, хотя и были значительным прорывом, всей широте запросов одновременно отвечать не умели. Были отдельные ходячие справочники, лаборанты, манососы, добывающие бесценную магическую энергию в непрерывном режиме. «Аптекарей» – трансмутаторов удалось создать только к началу XIX века, и то нередки были случаи, когда что-то шло не так. Как-то вместо смертельной отравы авалонский аэромант с помощью такого помощника заправил тучи над вражеской армией эликсиром всепобеждающей любви, в результате чего сражение под Хартумом очень долго старались замолчать, чтобы не подрывать авторитет различных религий: за столь эпический разврат наказание, по древним писаниям, должно было последовать воистину космического масштаба. Но как-то обошлось.

Объединить все профили в одном теле удалось молодому кхазадскому ученому Виктору Франкенштейну, доктору Гейдельбергского университета. По странному капризу судьбы, в те годы кхазады в целом и молодёжь в особенности увлекались романтизмом и всякой мистикой. Поэтому Франкенштейн поставил себе целью создание не помощника, но полноценного мага, который будет уметь всё на свете и, конечно же, немедленно осчастливит всё разумное население Тверди, после чего наступит сущий рай. Дураком доктор при всём своём идеализме не был, и предохранитель, позволяющий нейтрализовать супермага, в него встроил. Но вызванное им к жизни создание, и в самом деле, крайне могущественное и неприятно умелое, этот момент просчитало, и первым делом надёжно убило собственного создателя, после чего отправилось по городам и странам наносить пользу в особо крупных размерах. Напрочь лишенный морали и эмоций, франкенштейнов монстр косой смерти носился по всей Европе, приводя мир в соответствие с идеалом, как он его понимал. Понадобилось четыре месяца времени и совместные усилия авалонцев, арагонцев и русских, чтобы сперва нейтрализовать, а потом уничтожить это волшебное чудовище. После этого кхазадам под страхом геноцида запретили вести подобные разработки. Гейдельбергский университет на всякий случай снесли до основания.

Но уцелели лабораторные журналы, и наработки злополучного Франкенштейна позволили сделать помощников по-настоящему универсальными. А потом они обрели разум, самостоятельность – хоть и были скованы постулатами, или догмами, послушания, что оберегало мир от нового нашествия идеального мага. И проявился интересный побочный эффект: те помощники, что в момент времени не были загружены магической работой, начинали изнывать от безделья и искать, а чем бы вообще заняться. Большинство находило утешение в нехитрой домашней работе, так что очень скоро их уже стали называть не помощниками, а домовыми.

Так домовые, с помощью высоколобых магов, потихоньку совершенствовались и эволюционировали. Процесс создания этих ходячих артефактов по-прежнему оставался невероятно ресурсозатратным, потому что требовал особого управления магическими эманациями и хтоническими материями одновременно. Поэтому каждый домовой до сих пор стоил, как чугунный мост, и позволить себе такую игрушку могли только очень и очень состоятельные роды. Уже во времена Франкенштейна наличие домового стало признаком высокого статуса его обладателя. И наоборот: чтобы подтвердить статус, нужно было заложить в ломбард последнюю инкунабулу из фамильной библиотеки, но домового непременно приобрести. В Государстве Российском, не в последнюю очередь, благодаря правящей династии, мериться чем-либо не было принято. Но домовые прижились и здесь – прежде всего, сугубо в утилитарных целях, и имеется в виду не прометание паутины по углам.

Очередной прорыв в эволюции домовых произошел совсем недавно, после того, как арагонцы выкрали на Авалоне последние наработки великого ученого-полуэльфа Натаниэля Фелардриена и обогатили их собственными идеями.

Получившееся существо отличалось повышенной работоспособностью, высочайшей адаптивностью и обучаемостью. При этом оно умудрялось подключаться к Сети даже там, где никакой связи не было и быть не могло, являя собой постоянно готовый терминал получения или передачи информации. К сожалению, при всём при этом новые арагонские домовые славились исключительно скверным характером (странно, я как-то не заметил), строптивым нравом, пакостническими наклонностями и, что самое ужасное (и что арагонцы долго держали в тайне, но не удержали) – они сами выбирали себе хозяина. Так появилась серия «Ужасный Проказник», или Террибле Бромиста. В Государстве Российском домового этой серии можно было купить всего лишь за 14 999 999 денег[1].

* * *

[1] Давайте дружно пошлём лучи уважения князю Юрию Григорьевичу Ромодановскому, который не дрогнул ни единым мускулом, узнав, что кошки загрызли 15 миллионов его денег.