Текст книги "РЯВанш! (СИ, с иллюстрациями)"

Автор книги: Дмитрий Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 37 страниц)

Бахирев, охваченный вместе с башенным расчетом азартом боя, не обращал внимания на непрерывные разрывы снарядов, стегавшие дредноут как очереди великанского пулемета. Внезапно он вскрикнул отрезкой боли. Лейтенант Кандыба дергал его за перевязь загипсованной руки. Адмирал в ярости повернулся к офицеру. У того на смертельно бледном лице тряслись губы:

‑ Вашшше.... Вашшее превосход... Рубку разбило... Совсем... Задней стенки и крыши как не было... Всех наших... Ваше превосходительство...

Мысленно помянув Пашку Плена, с которым был близко знаком не один год, Бахирев распорядился передать по сохранившимся линиям связи, что вступает в командование кораблем вместо выбывшего командира. Идти на центральный пост на другом конце полуразрушенного линейного крейсера не имело смысла. Если судить по прежним докладам, все внутренние отсеки в носовой части были заполнены дымом от разрушенных кочегарок. Так что из центрального поста, очевидно, тоже поднялись наверх, в рубку... Новым командным центром стал дальномерный пост в кормовой башне. Туда поступали доклады из машинных и задних котельных отделений. Отсюда по связи с румпельными отделениями, где отчаянно боролись с затоплением, давались команды на управление кораблем. Сильный крен мешал точности стрельбы оставшихся кормовых орудий. Бахирев распорядился перекачать воду в балластных цистернах, а когда этого оказалось мало, затопить часть отсеков левого борта. "Измаил" выровнялся, хотя и осел еще глубже в черные волны. Адмирал не думал, что кораблю осталось много времени, но пока бой продолжался, надо было сражаться со всей еще бывшей силой. Тем более, впереди ожидалась маленькая передышка. Между "Измаилом" и вышедшими ему на траверз головными японскими линкорами оказался, перекрывая линию огня, окутанный дымом "Харуна". Теперь по русским стреляли только два концевых японца. Их снаряды, попадая в "Измаил" под острыми углами, уже не пробивали его броневой защиты, поэтому на какое‑то время угроза главным внутренним отсекам снималась. Бахирев приказал развернуть башню на "Фусо", хотя башенный командир уговаривал добить "Харуну". Конечно, уничтожить перед собственной гибелью третий за бой линейный крейсер означало превратить "Измаил" в легенду. Однако на потоплении русского сверхлинкора бой не закончится, а для устаревших "севастополей" и "императриц" лишняя выбитая башня на "Фусо" важнее полностью потерявшего боеспособность "Харуны"

Танин Ямай поморщился. Русский корабль скрылся из вида за охваченным пожарами "Харуной", который вышел на левый траверз "Исэ". Разбитый снарядами линейный крейсер не отвечал на радиограммы, похоже, на нем не функционировала и сигнальная связь. Многократно переданные прожектором и флажками указания флагмана сменить курс остались без ответа, "Харуна" продолжал потихоньку идти на пересечение курса 1‑го флота и перекрыл‑таки орудиям "Исэ" секторы стрельбы по вражескому дредноуту. Продолжать стрелять на такой дистанции поверх "Харуны", который едва держался на плаву, было слишком рискованно. Огонь орудий главного калибра пришлось задробить. Тишина, наставшая после рёва 14‑дюймовой артиллерии, давила на уши. Этот перерыв не спасет врага надолго. Однако странно, почему вражеский дредноут даже не попытался уйти от боя, в котором не мог победить? Или русские думали иначе, посчитав, что разделаются с линкорами Ямая так же легко, как и со слабобронированными кораблями 2‑го флота. В какой‑то момент японский адмирал сам был готов поверить в это. Огонь русских был так зол и точен! И "Исэ", против которого и были в основном направлены тяжелые русские пушки, действительно едва не погиб, как взорвавшийся в один миг "Кирисима".

Японские линкоры вынуждены были подставлять врагу левый борт, который и так пострадал в бою с тихоходными русскими дредноутами. "Измаильские" снаряды или их осколки влетали в огромные пробоины, которые оставили в бортовой броне снаряды "Николая", "Александра" и "Екатерины". Не меньший ущерб приносили и попадания в прежде незадетые отсеки. Вдобавок к трем выбитым ранее среднекалиберным орудиям "Исэ" в двадцатиминутной перестрелке с "Измаилом" потерял еще четыре каземата вспомогательной артиллерии и мог бить теперь на левый борт только из трех 140‑мм стволов. Возгорание сложенных на батарейной палубе боеприпасов привел к большим жертвам среди орудийных и пожарных расчетов. Была выжжена большая часть кают и коридоры, столовая, склад сухой провизии. В пламени погибло несколько десятков человек, по всему кораблю распространилась тошнотворная вонь от горелой человечины. Языки огня, вырывавшиеся из амбразур казематов, выхлестывали вверх до высоты мачт, обжигая находившихся на марсах. На идущем позади "Хьюго" в этот момент решили, что "Исэ" вот‑вот взлетит на воздух.

Самый опасный момент в бою настал, когда под 4‑й башней взорвался русский бронебойный 356‑мм снаряд. Он ударил в барбет практически под углом в 90 градусов, пробил толстую броню на уровне опорных роликов, пройдя между двумя их дорожками, после чего влетел в рабочее подбашенное отделение, срезал привод горизонтальной наводки, смял и колодец артиллерийского подъемника, долетел до противоположной стороны барбета и взорвался на броне. Взрыв, усиленный детонацией находившихся в рабочем отделении боеприпасов, вспучил палубу и полностью уничтожил башню. Ее орудия провалились сквозь разрушенный поворотный стол. Пожар от вспыхнувших зарядов в рабочем и башенном отделении продолжался несколько десятков секунд, однако расчетам снарядного погреба удалось перекрыть люки и не дать распространиться огню. Тем не менее, через минуту, для предотвращения взрыва погребов они были затоплены. Все находившиеся в башне погибли. Значительные потери были и в соседней 3‑й башне. Ее механизмы были повреждены силой взрыва, погреба также решили затопить. Таким образом, один снаряд лишил "Исэ" сразу двух башен и четырех орудий. С учетом взорванной раньше 1‑й башни флагманский линкор располагал теперь лишь половиной главного калибра ‑ одной носовой и двумя кормовыми башнями.

Но русскому сверхдредноуту приходилось еще хуже. Если "Исэ" и снизил интенсивность огня, то идущий следом и не обстреливаемый противником "Хьюга" мог обрушить на врага всю мощь своей артиллерии. Не отставали и задние "Фусо" с "Ямасиро". Их огонь был уничтожающим. "Измаил" был полностью охвачен пожарами и продолжал отвечать лишь из одной кормовой башни. Его скорость упала до 10 узлов, он накренился и, кажется, не слушался рулей. Еще десять, двадцать минут такого обстрела, и русские отправятся на дно...

Ямай задумался. До того, как у "измаила" рухнула последняя мачта, японскому командующему удалось разглядеть в бинокль поднятый над вражеским кораблем адмиральский флаг. Обычное у русских белое полотнище с косым крестом синего цвета дополняла такая же синяя полоса по нижнему краю. Стало быть, на корабле находился вице‑адмирал. Насколько Ямай знал командный состав вражеской эскадры, вице‑адмирал там был один ‑ Михаир Бахирев. Ямай постарался вспомнить, что он слышал об этом русском флагмане. Острожный! Данные аналитической разведки утверждали, что, в отличие от командующего адмирала Колчака, вице‑адмирал Бахирев отличался осторожностью, иногда даже чрезмерной... И этот осторожный адмирал направил одинокий линкор на сближение со всем Соединенным флотом?! Может, Бахирев убит, и теперь его подчиненные, как истинные самураи, ищут смерти в бою? А вдруг Бахирев, жертвуя собой и кораблем, строит хитрую ловушку?

Ямай приказал срочно запросить принца Хироясу, что он и его отряд наблюдают перед собой. К счастью, радиосвязь с "Конго" была установлена без проблем. Флагман разбитого 2‑го флота двигался в кабельтовых 80‑ти к северо‑северо‑западу. Переданные сведения подтвердили самые худшие подозрения Ямая. Вице‑адмирал Хироясу доложил, что на норд‑осте явно различает не менее четырех линкоров противника, направляющихся курсом на юг, то есть ‑ навстречу Соединенному флоту. Встревоженный Хироясу запрашивал разрешения отойти на запад, чтобы не оказаться на пути этой армады. Значит, устаревшие русские дредноуты снова идут в бой, вместо того чтобы воспользоваться возможностью и попытаться удрать, пока главные японские силы заняты "измаилом". Теперь понятно, какую роль играет этот одинокий линейный крейсер под флагом Бахирева. Он всеми силами, жертвуя собой, старался удержать японские линкоры на северо‑западном курсе. Ведь как удержаться от того, чтобы не взять еще пару румбов влево и сократить дистанцию с полуразбитым русским сверхлинкором. А в это время устаревшие русские линкоры, двигаясь с севера, заходят идущему с юга Соединенному флоту с правого борта. И это происходит в последние полчаса перед закатом, когда японские корабли будут отлично видны русским на фоне освещенного западного небосвода, а сами русские, на фоне темного восточного, станут практически неразличимы. Хитрая и почти удавшаяся задумка! Ямай проникся невольным уважением к противнику. Он думал, что русские думают лишь о спасении, а они борются за победу.

Танин Ямай усмехнулся и стал давать распоряжения. Флоту курс на ост‑норд‑ост! Устроить идущим навстречу устаревшим русским линкорам кроссинг, а потом, выиграв закатное солнце, добить огнем по левому борту. "Конго" и "Харуне" встать в кильватер 1‑го флота. По "измаилу" при расхождении продолжать вести огонь до 70 кабельтовых, затем предоставить поврежденный сверхдредноут эсминцам контр‑адмирала Сато.

"Исэ" накренился, разворачиваясь направо, прочь от горящего "Измаила". Следом за своим флагманом поворачивали "Хьюга", "Фусо","Ямасиро", продолжая стрелять по остающемуся позади русскому дредноуту. Тот также отворачивал на расхождение курсов, отвечая залпами кормовой башни. Один из них обрушился на злосчастный "Фусо", и так более других на 1‑м флоте пострадавшего от русского огня. Выпущенный "Измаилом" снаряд ударил под острым углом в верх левого борта почти в центр корабля. Проломив броневую палубу, снаряд вырвал из них осколки, которые сделали пробоины в верхней палубы, а часть прошила корабль до другого борта. Продолжая свое движение в межпалубном пространстве внутри "Фусо", русский снаряд по снижающейся траектории, выбил пиллер, поддерживавший палубный настил, из‑за чего палуба просела на 6 футов, затем продырявил бронированный кожух дымохода задней трубы, ударился в разделяющие дымоход переборки, отрикошетировал вверх и, наконец, взорвался. Силой взрыва кожух дымовой трубы был полностью разрушен, труба рухнула на палубу и на крышу заклиненной 4‑й башни. К счастью для японцев, при взрыве в центральном дымоходе основная мощь взрывной волны вышла вверх через трубу, в кочегарки попала лишь часть осколков, полностью выведя из строя только один котел.

Следующий залп "Измаила" пришелся "Фусо" в слабозащищенную кормовую часть, легко пробивая бортовую броню и далеко уходя вглубь корабля, производя страшные разрушения на жилых палубах. После взрывов снарядов там бушевали пожары, вырывавшиеся наверх через обширные проломы в палубном настиле. Позади 6‑й башни половина броневого настила верхней палубы была сорвана до самого архиштевня, а оставшийся настил вскрыт и загнут "как крышка жестяной банки, словно кто‑то поработал гигантским консервным ножом". Японская команда понесла при обстреле большие потери, была выведена из строя часть важного оборудования, в том числе ‑ электрогенераторов и систем вентиляции турбинных отделений, что создало серьезные проблемы машинным расчетам. Однако ни один из летевших по настильным траекториям русских снарядов не смог поразить важных жизненных центров, расположенных в трюмных отсеках. "Фусо" сохранил боеспособность, хотя вид его надводной части говорил, казалось бы, об обратном. Линкор продолжал стрелять из 4‑й и 6‑й башен, уже повернув на северо‑восток вслед за "Хьюга". По‑прежнему вел огонь и "Ямасиро", пока вставший ему в кильватер "Харуна" не заслонил русский сверхдредноут стелющимся за собой дымным хвостом.

‑ Уходят! Уходят!

Адмирал Михаил Бахирев слышал ликующие крики матросов, барабанивших каблуками по крыше башни. В это трудно было поверить, но собственные глаза не обманывали. Четыре японских линкора вместе с ковыляющим за ними линейным крейсером уходили от едва живого "Измаила", даря ему жизнь по какой‑то неведомой русским причине. Сердце Бахирева радовалось нечаянному спасению от неминуемой гибели, но разум стремился уяснить смысл сего акта японского милосердия. Что‑то срочное заставило врага поспешить в другое место, и едва ли в этом было что‑то хорошее для русского флота.

Недавно еще величественный "Измаил" ныне представлял собой одну громадную руину, плывущую по волнам глыбу исковерканного, обгорелого железа. В разбитых, полузатопленных отсеках, на заваленной обломками палубе лежали неубранные трупы, часто изуродованные до неузнаваемости, иногда ‑ разорванные на куски. Среди груд тел искали тех, кто подавал еще признаки жизни. Раненых сносили на организованные заново перевязочные пункты. Пожарные расчеты проверяли подозрительно тлеющие завалы на предмет возгораний, заливали их забортной водой из уцелевших брандспойтов, а то из обычных ведер. С большой осторожностью шло извлечение снарядов, сложенных во время боя у орудий и закатившихся в самые неожиданные места. Люди жадно пили принесенную снизу пресную воду, многих тут же рвало ‑ от контузий или отравления угарными и пороховыми газами. Кое‑кто падал без чувств, будто поддерживавшая их до того сила, после окончания боя неожиданно уходила из тел. Но расслабляться было рано.

Посланные Бахиревым на трубы сигнальщики, угнездившись среди дыма на обломках прожекторных площадок, доложили о появлении впереди вражеских миноносцев. С левого борта их подходила пара. Судя по толстой средней трубе между двух тонких, это были новейшие "Таникадзе" и "Кавакадзе". Справа были замечены три эсминца типа "Исокадзе", позади которых маячил трехтрубный легкий крейсер типа "Кума". Точнее, сама "Кума" собственной персоной, поскольку, насколько Бахиреву было известно, других крейсеров этой серии японцы еще не успели ввести в строй. Еще недавно "Измаил" шутя бы разделался с этими легкими кораблями, имей они неосторожность приблизиться к русскому гиганту. Но теперь состояние линейного крейсера было самое печальное.

Основное оружие сверхдердноута, главный калибр, был практически выведен из строя: 1‑я башня заклинена, у 3‑й затоплены погреба, а обесточенная 2‑я башня, хотя и могла, в принципе, успеть дать залп, но, поворачиваемая вручную, не могла быстро наводиться по стремительным скоростным целям. Последняя, кормовая 4‑я башня еще сохраняла боеспособность, но для стрельбы по атакующим с носовых курсов эсминцев была бесполезна. Бахирев мог бы попробовать развернуть "Измаил" к эсминцам кормой. Струи от винтов, к тому же, создали бы дополнительную помеху для вражеских торпед. Но адмирал не был уверен, что успеет повернуть тяжело поврежденный корабль на 16 румбов, а не подставит противнику вместо кормы уязвимый длинный борт. И еще... Отворачивая от эсминцев, "Измаил" сокращал дистанцию с японскими линкорами, а это означало возможность получения от них новых 14‑дюймовых "гостинцев", которые по своей взрывной мощи были разве что едва послабее торпед. Лучше уж было идти навстречу вражеским эсминцам, надеясь на меткость расчетов носовых противоминных орудий. Атаке эсминцев "Измаил" мог противопоставить огонь уцелевших носовых 130‑мм орудий (шесть с левого борта, три ‑ с правого). Однако носовые боевые погреба противоминной артиллерии были затоплены, снаряды к носовым пушкам надо было подносить с кормы корабля, а это снижало скорострельность. Оставалось надеяться на помощь отошедшего на северо‑запад отряда капитана Дарагана ‑ легкий крейсер "Адмирал Грейг", эсминцы "Победитель", "Забияка", "Летун", "Михаил", "Автроил" и "Брячислав".

Полученный по радио от адмирала Ямая приказ предписывал контр‑адмиралу Кодзо Сато атаковать и уничтожить поврежденный русский дредноут! Если бы при этом у начальника флотилии и силы были те же, что и в начале боя. Увы, вместо двенадцати эсминцев и трех крейсеров у Сато остался сейчас лишь один крейсер и пять эсминцев. А на западе, как докладывали сигнальщики, переменили курс русские эсминцы и крейсер, явно готовые вмешаться в происходящее. Начальник 1‑й минной флотилии поступил, как всегда, благоразумно. Атаковать русский линкор Сато препоручил "Таникадзе" и "Кавакадзе". Они были и ближе к "Измаилу" и, собственно, только их тяжелые 21‑дюймовые торпеды могли гарантированно потопить огромный вражеский корабль. Сам же Сато с "Кумой", "Амацукадзе", "Хамакадзе" и "Токицукадзе" двинулся наперерез вырвавшимся вперед русским эсминцам. Бой начался на 60‑кабельтовых. Первый пристрелочный залп японского крейсера, упавший рядом с "Летуном", заставили русские эсминцы перейти на ход зигзагами. Это усложняло японцам пристрелку, но и не давало вести точный огонь и русским комендорам, особенно на почти предельных для 4‑дюймовок эсминцев расстоянии. Всю тяжесть артиллерийского боя с японским крейсером взял на себя подоспевший за эсминцами "Адмирал Грейг"

Русский легкий крейсер типа "Светлана" при практически одинаковом тоннаже имел пятнадцать 130‑мм пушек против семи "кумовских" 140‑мм, но по бортовому залпу соотношение было лишь восемь к шести. Ну, а при сближении в ночном бою могло сказаться подавляющее преимущество японцев в минном вооружении ‑ четыре сдвоенных поворотных 533‑мм аппарата против всего двух однотрубных 450‑мм у "Грейга" ‑ в неподвижных подводных установках. Правда, для дневного артиллерийского огня, как сейчас, стоящие открыто на палубе японские торпедные аппараты являлись скорее недостатком... Первый залп, посланный русским крейсером, лег с недолетом, второй дал накрытие, а со следующего пошли близкие попадания, причинявшие "Куме" вначале незначительные повреждения. Один из снарядов разорвался на щите носового орудия, ранив двух человек из его расчета, другой разбил правое крыло мостика, третий угодил в кают‑компанию, четвертый ‑ в один из кубриков команды. Вспыхнувшие на "Куме" пожары были быстро потушены, крейсер полностью сохранял боеспособность.

"Адмирал Грейг" в огневой дуэли пострадал гораздо сильнее. Рвущиеся на верхней палубе японские снаряды вывели из строя четыре 130‑мм орудия правого борта. Особенно серьезным оказалось попадание у среза полубака. Возле разбитого палубного 130‑мм орудия загорелись лежавшие там снаряды. Через пробитую палубу или по элеватору подачи боезапаса огонь проник в находившийся ниже орудийный каземат, где также воспламенился боезапас. Все находившиеся в каземате погибли, дым рвался наружу из огромной рваной дыры, зиявшей в борту полубака. Рядом вылетали языки пламени из иллюминаторов жилой палубы. Пожар продолжался и на верхней палубе, охватив весь район за передней дымовой трубы, в огне рвались 65‑мм патроны к зенитным пушкам. Дважды снаряды поражали "Грейга" в носовую часть. Были разбиты якорные клюзы, а в шкиперской вспыхнул сильный пожар. Наконец, еще один снаряд пробил навылет ходовую рубку, над крейсером замелькали белыми птицами обрывки карт. Отправив все резервы на борьбу с пожарами, капитан Дараган развернул корабль нестрелявшим ранее левым бортом и снова открыл по японцам огонь из восьми стволов.

Теперь удача была на стороне русских. Два их снаряда почти одновременно попадали в кормовую дымовую трубу "Кумы", снеся ее на борт. Потом 130‑мм фугас разорвался на опоре фок‑мачты, прямо над правым торпедным аппаратом. Осколки прошили торпедные трубы и боевую часть снаряженных торпед. В грохочущем смерче огня аппарат взлетел на воздух с большим куском палубы. Было сметено взрывом и находившееся рядом 140‑мм орудие. Верхняя часть мачты упала на мостик с дальномером. Не успели на "Куме" отойти от потрясения, как последовало новое попадание в боевую рубку. Фугасный снаряд разорвался на броне, но часть осколков стеганула внутрь через прорези. Несколько офицеров было ранено, часть приборов выведена из строя.

Адмирала Сато перешел в кормовую рубку. Это, как оказалось чуть позже, спасло ему жизнь. Короткий бронепояс "Кумы" заканчивался на уровне носовой трубы, перед первым котельным отделением. Весь остальной корпус защищала только бронепалуба. Очередной русский снаряд ударил выше нее, прямо под фок‑мачту, пробил небронированный борт и разорвался в отсеке запасных торпед. Из‑под палубы вырвался багровый огненный пузырь, весь полубак японского крейсера заволокла черная дымная туча, которую через считанные минуты озарили багровые отблески пожара. Под складом торпед, отделенные от них только жилой палубой, находились нефтяные цистерны. Второй подряд взрыв торпед открыл бушевавшему на палубе пожару путь к нефти. А за цистернами с топливом, за тонкой небронированной переборкой, лежали носовые артиллерийские погреба, порядком уже опустошенные, но все же еще хранившие немало снарядов. Новый взрыв разрушил почти всю носовую часть корабля. То, что уцелело, было охвачено пожаром. Даже на воде, в которую быстро погружался разорванным носом "Кума", горела разлившаяся нефть. Обнаружив, что их флагман превратился в пылающий костер, эсминцы "Амацукадзе" и "Токицукадзе" попытались отвлечь русских от гибнущего "Кумы", к корме которого приблизился "Хамакадзе". Адмирал Сато перебрался на эсминец с уцелевшей командой крейсера. Покинутую "Куму" добили в упор торпедой, переломившей пополам ее длинный и узкий, как у хищной рыбы корпус.

«Кавакадзе» и «Таникадзе» удалось подобраться к «Измаилу» опасно близко, хотя каждый из японских эсминцев выдержал несколько попаданий 130‑мм снарядов. У «Таникадзе» был сбит мостик вместе с командиром и рулевым, у «Кавакадзе» ‑ продырявлены навылет сразу две дымовые трубы. На обоих эсминцах полыхали пожары, но они отвернули только на 10 кабельтовых, выпустив из носовых аппаратов по паре дальнобойных 21‑дюймовых торпед. Всё время атаки эсминцы стреляли по «Измаилу» носовых 120‑мм орудий. Работавшие на палубе и надстройках «Измаила» ремонтные команды вновь понесли потери. Один 20‑кг японский снаряд угодил в брешь, разверзнутую в правом борте, где взрыв минного арсенала выворотил одну из броневых плит, добавив разрушений внутри корабля. Несмотря на проведенный Бахиревым маневр уклонения одна из торпед всё же поразила «Измаил». Против носовой башни вскинулся в воздух столб дыма и воды. Гулко дошел удар. Корабль глубоко ушел в воду, и торпеда взорвалась на броне главного пояса. Часть броневых плит была продавлена, но расположенные за обшивкой цистерны пресной воды смягчили силу ударной волны и удержали большую часть выбитых обломков. Остальные были удержаны внутренней броневой перегородкой. Дредноут получил лишь течь в погреба боезапаса недействующей 1‑й башни. «Кавакадзе» и «Таникадзе» разворачивались для пуска оставшихся у них торпед. Редкий огонь пушек «Измаила», казалось, не мог остановить новой атаки. Но вокруг двух японских кораблей вдруг вырос густой лес всплесков от падений снарядов. По японцам стреляли приближавшиеся русские эсминцы, обогнав всё еще охваченного пожаром «Адмирала Грейга». «Кавакадзе» и «Таникадзе» на максимальной скорости вышли из под накрытий и устремились вслед за «Хамакадзе», «Амацукадзе» и «Токицукадзе», которых контр‑адмирал Сато уводил на север, вслед за линейным флотом. Начальник 1‑й минной флотилии мог удовлетвориться, что поставленную перед ним задачу он частично выполнил ‑ одно бесспорное торпедное попадание всё‑таки было.

Накренившийся, изуродованный "Измаил" вместе с осевшим в воду искореженным носом "Прямиславом" медленно уходили на северо‑запад, где по данному адмиралом Колчаком приказу должны были собраться все поврежденные корабли. Вице‑адмирал Бахирев разрешил сделать себе перевязку, но категорически отказался покидать флагманский корабль, хотя капитан Дараган предлагал выделить Коронату любой свой эсминец. Распрощавшись флажковыми сигналами со сверхдредноутом, "Адмирал Грейг" в сопровождении шести эсминцев взяли курс на север, где вот‑вот должны были вновь сойтись в сражении русские и японские эскадры

Формально к моменту, когда Александр Иванович Колчак поднялся на мостик линкора "Севастополь", русские потеряли полтора минных дивизиона и всего один крупный корабль ‑ легкий крейсер "Светлана", потопленный из‑за дурости контр‑адмирала Коломейцева. Фактически же у Колчака под началом было два более‑менее исправных линкора и один крейсер. Остальные либо тяжело повреждены, либо оторваны от эскадры. Противник переиграл адмирала в стратегическом замысле. Русский флот оказался в ловушке, расставленной коварным врагом. Тот был готов пожертвовал своими старыми кораблями, лишь бы заманить нашу эскадру подальше от родных берегов, принудить к общему генеральному сражению, которого русские так старались избежать... Однако на то, чтобы корить себя за ошибки, не было времени.

Для начала командующий велел посадить на доставивший его к "Севастополю" аэроплан лучшего радиотелеграфиста, залить баки горючим, а пилоту Ивановичу как можно быстрее подниматься в воздух, чтобы держать командующего в курсе окружающий дел. Этим же занимались радисты в радиорубке "Севастополя", устанавливая связь со всеми выходящими в эфир кораблями. Самым важным из первоочередного было соединиться с ушедшей далеко в сторону 3‑й бригадой линкоров. Успех в решении этой задачи стал возможным только потому, что главные силы японцев повернули на юг, навстречу объявившемуся там "Измаилу". Колчак вынужден был признать ‑ упрямый Бахирев, не выполнивший его приказ сторониться боя на одиноком поврежденном корабле, похоже, может определить судьбу сражения.

Чудом державшийся на плаву "Петропавловск", продолжавшую гореть "Полтаву", доковылявших до своих "Рюрика" и "Адмирала Лазарева" Колчак объединил в особый отряд. Этой четверке, к которой должен был присоединиться и столь же избитый "Муравьев‑Амурский", надлежало как можно быстрее при их печальном состоянии уходить от места боя и следовать, уповая на лучшее, к Владивостоку. Командование отрядом инвалидов Колчак, скрепя сердце, поручил контр‑адмиралу Коломейцеву. Выловленный из воды после гибели "Светланы" Коломейцев держал сейчас флаг на эсминце "Самсон". Вместе с "Самсоном" большие поврежденные корабли должен был сопровождать эсминец "Сокол".

Защищавшие ранее "Петропавловск" и "Полтаву" от атак легких кораблей японцев крейсер "Адмирал Бутаков", эсминцы "Капитан Изыльметьев", "Лейтенанта Дубасов ", "Лейтенант Ильин" и "Лейтенант Ломбард" Колчак отозвал в свое распоряжение. Приказ присоединиться к боеспособным линкорам получил и сопровождавший "Муравьева‑Амурского" эсминец "Орфей", хотя последний к отряду еще не прибыл. Ожидались и эсминцы капитана Дарагана вместе с крейсером "Адмирал Грейг". Ну а главным событием в ближайшее время должно было стать соединение "Севастополя" и "Гангута" с двумя черноморскими линкорами адмирала Кедрова.

Два поврежденных и два исправных линкоры балтийской бригады расходились в разные стороны. "Полтава" и "Петропавловск" медленно двигались на норд‑вест, "Севастополь" и "Гангут" взяли курс на норд‑норд‑ост. Матросы и офицеры с их палуб провожали взглядами удалявшихся товарищей. Свидятся ли они с ними еще? Колчак не думал, что у поврежденных кораблей есть шансы попасть во Владивосток. Оставалось надеяться, что эти полупокойники отвлекут на себя ночью часть минных сил японцев... А в адрес Колчака прибавятся новые обвинения в его кровожадности. Как ему адмирал Непенин говорил ему в минувшую войну при разборе плана очередной операции: "Крови захотелось? Так я пришлю тебе барана, зарежь его на шканцах". Но в данной ситуации нельзя не быть жестоким. Если остаться защищать с боеспособными кораблями недобитков, враг может перехватить черноморские линкоры. А если выбирать, кого спасать, то уж лучше черноморцев. Они еще смогут показать себя в бою!

Дредноуты "Император Николай I" и "Император Александр III" их начальник контр‑адмирал Кедров после своего рискованного маневра, закончившегося гибелью "Императрицы Екатерины Великой", уводил на северо‑запад. Адмирал Колчак шел ему навстречу, выдвинув, как заслон от замеченных на севере миноносцев японцев, дивизион эсминцев и крейсер "Адмирал Бутаков". Японцы, впрочем, не препятствовали сближению русских отрядов, ограничиваясь наблюдением со стороны. Расхаживая под вечерним ветерком по тесному мостику дредноута, Колчак видел через полуоткрытую дверь рубки. мрачного, как туча, командира "Севастополя" капитана Владиславлева. Тот никак не мог отойти от вести о гибели "Екатерины Великой". Линкорам‑"императрицам" на русском флоте определенно не везло. Четыре года назад взорвалась в севастопольской бухте "Мария", сейчас, в Японском море нашла свою смерть ее систершип "Екатерина".

Владиславлев, похоже, решил, что "Севастополь" не поспел на помощь "Екатерины" из‑за того, что задержался, принимая на борт Колчака. Не прилети командующий, "Екатерина", возможно, была бы спасена. Во всяком случае, Владиславлев бы всё сделал ради ее спасения. Нужно было учитывать обстоятельство, что в прошлую японскую войну нынешний командир "Севастополя" служил на крейсере "Громобой", а командир "Екатерины" капитан Терентьев ‑ на старом "Рюрике". Как и все "громобойцы" Владиславлев не мог не чувствовать вины перед "рюриковцами", брошенными ими в бою при Ульсане. И вот теперь у Владиславлена появился, было, шанс искупить старый грех, но он не успел. Колчак распорядился выяснить по радио судьбу командира "Екатерины" и лично сообщил Владиславлеву, что счастливчик Терентьев был поднят среди спасенных с перевернувшегося дредноута на "Гневный", а когда затонул и тот ‑ на "Десну".

Около восьми вечера два отряда русских линкоров ‑ "балтийских" и "черномоских" сблизились друг с другом. Колчак распорядился передать Кедрову приказ вставать в кильватер "Гангуту". Предпринятый на полном ходу маневр был проделан быстро и даже с изяществом. Настроение команд при виде ставших в общую линию четырех огромных кораблей заметно улучшилось. С палубы до Колчака доносилось: "Теперь отольется желтым чертям за Катерину!", "Дадим прикурить косорылым!", "Теперь мы силища!" Будто забыли, что еще пару часов назад в таком же кильватерном строю шло не четыре, а семь русских дредноута. А утром их было двенадцать. Впрочем, кто‑то внизу добавлял: "А вот счас еще измаилы подойдут! Вот тогда япошки белого света не взвидят!" Светлого времени действительно оставалось всего ничего.