Текст книги "Князь Барбашин (СИ)"
Автор книги: Дмитрий Родин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 56 страниц)
В общем, тем, на которые он мог поговорить с Фёдором Ивановичем, у Андрея было воз и маленькая тележка, однако, прежде всего его интересовали дела казанские. Хотя сам Карпов этой темой был явно не вдохновлён. Чуялось, что если не сам государь, то уж Шигона точно не оставил его предостережения в туне и настроение послу во дворце испортили качественно. Фёдор даже попечаловался, отчего столь много внимания там придают этому возможному заговору. Видаки и послухи итак наводнили всю Казань, докладывая ему и Поджогину-младшему чуть ли не о каждом чихе оставшихся в городе мурз. Да, недовольных деяниями Шах-Али хватало, но дальше приглушённого ворчания это недовольство пока не заходило, а всех недовольных тут же брали на заметку. Ну не рубить же голову всем, кто недоволен новыми порядками? Этак точно мятежа не избежать. Так что Карпов истово верил, что проморгать попытку отколоть ханство от Руси у них не выйдет.
Вот только Андрея он в этом не убедил. Ну, сильны были у парня позиции послезнания. Казань ведь это не война с Литвой и тут вороха событий сильно изменивших суть вещей ещё не произошло.
Однако чем порадовать гостя у Фёдора Ивановича всё же было.
Целый год думцы спорили да гадали, пока не решили, что крепкий форпост на пути к Казани будет всё же явно не лишним. А молодой Шах-Али если и был против такой занозы посреди казанских земель, то прямо выступить против решения своего сюзерена и благодетеля явно не решился.
Ну и как это обычно и бывает, одно изменение сразу повлекло за собой кучу последующих. Ведь уж кем московские воеводы не были точно, так это идиотами. Они и без подсказок попаданца прекрасно понимали, что за один день до новой крепости не доберётся ни один караван, а значит, необходима целая цепочка таких вот укреплённых станов по всему пути от Нижнего Новгорода до самого Свияжска. А потому, пока одни розмыслы измеряли остров, который и вправду показался весьма неплохим местом для крепости, другие подыскивали места под другие поселения. Впрочем, Волга в те времена вовсе не была пустынной, и на её берегах стояло множество селений, возникших тут ещё во времена Волжской Булгарии. Одним из них был чувашский укреплённый посёлок Чебоксар, в котором уже случалось пережидать ночь русским судовым ратям. Власть, управление, суд и вооружённые силы в городке находились в руках казанского бека, но часть управленческих функции исполнял и чувашский сотный князь с прикольным для Андрея именем Позип.
Так вот, думцы порешили, что наличие в этом городке-посёлке хорошего гарнизона было бы вполне уместным делом. И Андрей был с ними солидарен. Он не помнил, когда точно казанцы выгонят Шигалея вон, но даже если это произойдёт и в этом году – Свияжск и Чебоксары уже будут стоять этакой костью в горле у мятежного ханства. Правда, оставался ещё вопрос устоят ли они, когда казанцы попытаются отбить свою территорию назад, потому как на этих плодородных землях стояло немало деревенек, где трудолюбивые ясачные крестьяне выращивали столь нужный для ханства урожай. Но тут уж точного исхода предсказать не смог бы никто. А гадание – дело весьма неблагодарное. И потому, уяснив для себя, что крепостям всё же быть, Андрей поспешил вернуться к более милой для хозяина дома литературной теме.
А следующим, кого он посетил, был государев казначей Пётр Иванович Головин.
Потомок старинного рода и крестник самого великого князя московского и государя всея Руси Василия III Ивановича, Пётр Головин во многом был не похож на большинство окружающих его знатных людей. Нет, он знал толк и в местничестве и в дворцовых интригах, но он никогда не ходил воеводой, не водил за собой полки, а если всё же и участвовал в походе, то только в свите государя и с постоянной припиской "с казною". Зато он хорошо умел считать деньги. И лучше других понимал, как и откуда они берутся.
Пётр Иванович сам пригласил Андрея в гости, чем значительно облегчил тому задачу. Ведь встречи, как оказалось, хотели обе стороны. Так что теперь молодому попаданцу вовсе не стоило играть роль настойчивого просителя, а нужно было понять, чего же хочет от него хозяин дома и уже от этого строить разговор. Однако и Головин оказался не лыком шит.
– Слыхал я, князь, что ищешь ты встречи со мною, хотя вроде найти меня в государевой скарбнице может всякий и без помех, – начал он, после того, как по обычаю, оба сытно отвалились от стола, впрочем, весьма скромного по случаю Великого поста.
– Да вот кроме походной казны, хотел обговорить с тобой, боярин, вопрос по моему наместничеству, – не стал сильно юлить Андрей, хотя и не открывая всех карт сразу.
– Хм, – почесал аккуратно стриженую бороду Головин. – Так уверен, что отобьёшь те земли у шведов? Однако! Многие пытались…
– Да не у всех вышло, – несколько грубо оборвал гость хозяина. И тут же поспешил скрасить момент: – Уж прости, Пётр Иванович, но с этим вопросом меня во как достали, – рубанул он себя ребром ладони по шее, прикрытой стоячим воротом-козырем, богато обсыпанным жемчужинами, – Только ты, как никто другой должен понимать, что захватить землю мало. Надобно ещё и доходы с неё получить. А какие доходы с разорённой земли?
– Так чего ж ты хотел-то? – удивлённо вскинул густые брови (брежневские, как отметил про себя Андрей) казначей.
– Да льготу налоговую на всё наместничество. Годика на три, а лучше на пять. Дабы землицу ту обустроить да заселить сколь можно.
– Так и писал бы челобитную государю. Аль сам лично поклонился. Слыхал я, государь тебя милует.
– Эх, Пётр Иванович, Пётр Иванович. Ну кому, как не государеву казначею лучше и понятней донести до слуха государева о том, отчего и почему сия льгота нужна. Разве ж я тут за тобою угонюсь? Уж сделал бы доброе дело, а Барбашины добро долго помнят и никогда без отдарков не оставляют.
– И это всё?
– Ну что ты, боярин, – усмехнулся Андрей. – У меня много вопросов есть. Вот, к примеру, таможня для Овлы. Ну не дело ж это из Овлы в Любек товар везти через ивангородское весчее. Из Новгорода, аль Пскова да Корелы это по пути, а из Овлы лишние вёрсты.
– Не считай, князь, других глупей себя, – вновь усмехнулся Головин. – Думано уж об том. И не по разу. Коль отвоюешь городок – будут тебе дьяки с мерами. А пока и спешить нечего.
– Ну, а что на счёт казны походной.
– Получишь в своё время, но денег в казне мало, а государь древнюю столицу брать идти собирается. Так что многого не жди.
– А коли подскажу, как казну без лишнего налога насытить, дашь сверху чего?
– Это ты о чём сейчас? – непритворно удивился казначей. За долгие годы он как-то привык, что все эти полководцы умели лишь денег просить-требовать, и столь нетривиальная постановка вопроса слегка выбила его из колеи.
– А вот глянь-ко!
Андрей, хитро подмигнув, протянул Головину лист чистой бумаги. Ну, почти чистой. Вот только казначей главное хоть и увидел, но понять не смог, а потому с недоумением оглядел её со всех сторон, а потом вопросительно уставился на гостя.
– Эх, Пётр Иванович, а я надеялся, ты сообразишь. Вот, обрати внимание, что на листе отпечатано.
– Как что? Лист чистый, лишь вверху оттиск с лицевой стороны государевой печати набит. Ездец, поражающий дракона, да надпись: "Великий Государь Василий Божией милостью царь и господин всея Руси". Ну и к чему это?
– Ну, Пётр Иванович, ну просто же всё. Вот представь теперь, сколь много разных бумаг по всей стране оформляют: для крепостей, для челобитных, для купчих, да мало ли для чего. А ежели признать действенными только те документы, что вот на такой бумаге с гербом государевым исполнены? А остальные считать подложными и силы не имеющими? А бумагу нужную, что бы только у целовальников казённых прикупить можно и было? Захотел человек холопа купить – денежку за купчую в казну отдай. Захотел двор приобрести – опять же денежку в казну занеси. И никакого лишнего тягла! Не нужна тебе бумага – не покупай. Но представь, каково казне от такого станет?
А ведь ещё и цену можно разную ввести. Для документов на сумму меньше 50 рублей по цене, допустим, в московку. А для сумм более 50 рублей уже в новгородку. А коль кто захочет прошения разные подать то и десяти московок не пожалеет.
Головин во время этой небольшой речи со всё возрастающим интересом рассматривал своего гостя. Он словно почувствовал родственную душу, хотя и знал, что князь справно проявил себя на стезе воинской. Но элегантность решения по наполнению казны без введения очередного налога была им оценена по достоинству.
– Это ты ж в каких землях узрел такое, князь?
– А, – беззаботно махнул рукой Андрей, – то ныне ни в каких землях не увидишь. Ой, что ты так удивился, Пётр Иванович? Да свиток я читал, про императора ромеев Юстиниана. Вот при нём в той империи такую бумагу и придумали. Да писано было, что орёл ромейский чуть ли не в цвете отпечатан был, но нам-то ведь покудова и так нормально будет. А для верности на свет глянь. Видишь, какая хитрая филигрань, сиречь водяной знак на бумаге? Такую не каждый мастер и в закатных странах сотворит, потому как значки под рисунком – то циферки хитрые – индийские. И отображают они год. Вишь вот, ныне семь тысяч двадцать восьмой год набит. Так, конечно, дороже выходит, но зато дополнительная страховка получается. Дабы на двухлетней давности бумаге никто документов не писал. К примеру, посмотрел на дату купчей, сравнил с датой филиграни и всё, знаешь уже, верна та купчая, аль нет. А коль дело пойдёт, там подумаем, может, и до цветного герба додумаемся.
– Ага, – приобрёл, наконец, дар речи Головин. – Только зачем сразу так сложно? Филигрань эта ещё хитрая. Бумагу то ту казне ты ведь поставлять будешь? И цену тоже небось не малую потребуешь.
– Ну, Пётр Иванович, я ж её не из воздуха получать буду. Да и мастерам чего-то платить надобно. И резчикам по дереву…
Андрей осёкся, потому как Головин вдруг в голос рассмеялся. И хохотал довольно долго, прежде чем успокоиться.
– Ой, князь, ой, уморил. Ты ещё скажи, что ты тут и вовсе ни причём, и то всё твой брательник Феденька делать будет. Что бы я тут совсем со смеху помер.
– Нет, Пётр Иванович, сей грех на душу брать не хочу.
– Вот-вот, – казначей разом посерьёзнел. – Идея твоя мне нравится. И то, что ты с ней не к государю побежал, а ко мне зашёл, я тоже оценил и над просьбами твоими подумаю. Но скажу сразу, сильно завышать цену за десть сей бумаги, как её там, гербовой говоришь? А что, правильное название, чай не абы что, а государев герб отпечатан. Так вот сильно завышать не дам. Но и в накладе ты, князь, не останешься.
Андрей мысленно усмехнулся. Он, в принципе то и не сомневался, что эта его идея будет оценена по достоинству. О гербовой бумаге он вспомнил как бы походя, когда посещал разрастающееся производство в вотчине брата и гадал, как ещё повысить доходы от него. Кстати, Юстиниан тоже был не отсебятиной, а воспоминанием, правда, непонятно какой ассоциацией навеянным, но Андрей точно помнил, что читал что-то про гербовые пергаменты этого императора, а пергамент там был, или бумага, да кому какая разница, особенно в это время.
Потом были опыты и как результат осознание, что под такую бумагу нужны отдельные мощности и новые рабочие руки. Потому как ручной труд всё ещё оставался главным при производстве бумаги. И от человека зависело количество и качество изготовляемого материала. Опытный мастер мог изготовить 600–700 заготовок в день. После сушки он или уже другой человек окончательно превращали их в бумажные листы, после чего те отправлялись либо на продажу, либо в типографию, а мастер начинал готовить очередные заготовки. Но это мастера, а большинство рабочих пока что стояли на уровне 400 заготовок в день. И это было мало. Но при этом не стоило забывать про такие вещи, как сырьё и время, что тратилось на подготовку самой бумажной массы. То есть подход к увеличению мощностей производства должен был быть только комплексным. Ведь какой смысл в десятке мастеров-формовщиков, если им банально не из чего будет формовать бумагу?
Именно поэтому от момента воспоминаний до момента предъявления готового продукта прошёл не один год. Пока построили новую мельницу, пока срубили новые мастерские, новую типографию да отработали логистику и обучили персонал. Зато Андрей теперь был точно уверен, что если даже его затея с гербовой бумагой и не выгорит, то он просто завалит рынок продукцией своих фабрик, бумага которых хоть и стоила дешевле привозной, но ему всё одно обходилась весьма выгодно. Он сознательно не ронял цены сильно ниже по отношению к импортной, отчего доходность от продажи была просто обалденной. И что самое смешное – появление национальной промышленности абсолютно никак не сказалось на бумажном импорте. Наоборот, к французской бумаге стали добавляться продукции немецких производителей. И русский рынок поглощал всё. То есть работы на этом направлении у Андрея было ещё ой как много!
Но Головин – ученик итальянского грека Траханиота – оказался не глупее голландцев или Петра I и быстро просчитал всю ожидаемую выгоду. Так что беспокоиться за загрузку новой мастерской явно не стоило. Тут как бы за недостаток конопли да льна волноваться не пришлось.
А пока гость витал в облаках, подсчитывая грядущую выручку, хлебосольный хозяин велел слугам обновить стол, благо день был субботний, и можно было вкушать варёную пищу и пить вино.
Андрей же постарался выбросить все лишние мысли из головы, потому как, похоже, подошло время для настоящего делового разговора.
– Ну что, княже, есть у меня к тебе тоже предложение. Поначалу-то думал с родственничками обсудить, да понял, что они в том ни рыба ни мясо.
– Это ты про что, боярин? – удивился Андрей.
– Да вот про заводик, что свиное железо льёт.
Андрей сначала непонимающе уставился на Головина, а потом до него дошло. И как он мог позабыть, что женат казначей был на княжне Марии Васильевне Одоевской, дочери князя Василия Швиха Одоевского, а потому был в курсе большинства дел новой родни и нет ничего удивительного в том, что он практически сразу проявил недюжий интерес к доходам, получаемым ими от чугунолитейного заводика. Причём интерес у него был куда более практичный, всё же не зря человек с деньгами дело имел.
– А что так? Чай иноземный мастер у Одоевских вон, новый заводик ставить думает. Попросишь по родственному – сложит и тебе домну, где скажешь.
– Так то оно так, да вот читывал я тут сказку про твой заводик медный. Хитро у тебя там всё устроено, не чета немцу, что дело то начинал. Много нового там появилось опосля. Да и разговор твой с государем на зелейном дворе про розмыслов, что у тебя служат, тоже помню. И сдаётся мне, что измыслишь ты что-то лучшее, нежели простое подражание мастерам иноземным. Вон и кораблики у тебя хитрые мастерят, да такие, что и не видал никто ранее. Вот только не говори, что то всё мастер иноземный придумал. Интересный ты человек, князь. Новинки из тебя, как из рога изобилия сыплются. Вот и подумал я, лучше уж с тобой дело сие организую.
– Ну а где ж ты места рудные нашёл, боярин? – уже заинтересованно спросил Андрей.
Головин усмехнулся, словно отвечая каким-то своим мыслям, и рассказал.
Ну что сказать. Воистину судьба играет человеком. Ведь при слове залежи железа большинство сразу ассоциирует это с Уралом или Курской магнитной аномалией. И мало кто знает о таком явлении как Московский железорудный бассейн, состоящий из множества выходов бурого железняка на дневную поверхность земли. Конечно, качество этих руд отличается от уральских или курских, всё же лимонит он и есть лимонит, но выплавлять из него чугун было вполне возможно. Да и сейчас тот же Серпухов вполне себе считался центром укладного мастерства, используя для поделок эти самые руды. И ничего, серпуховские изделия весьма ценились на рынке. Вот только так уж получилось, что промышленное использование местных руд смогли организовать лишь голландцы, приехавшие на Русь сотню лет спустя и дав жизнь знаменитым Калужским заводам. Возможно, и тут всё было бы так же, как и в иной реальности, вот только бурная деятельность одного юного князя заставила одного казначея по-новому взглянуть на старую проблему.
Наняв за казённый счёт команды розмыслов, он отправил их по всем дворцовым землям искать наиболее богатые выходы рудных жил. Причём первыми новым поискам были подвержены те уделы, что прилегали к уже признанным центрам металлургии. И одной из таких государевых вотчин оказался небольшой городок Ярославец Малый, ещё не сменивший имя на более известное в будущем – Малоярославец.
Ярославецкие земли пока ещё не были розданы в поместья, потому как город вместе с уездом поочерёдно отдавался "в кормление" переходившим на сторону Москвы именитым иноземцам – преимущественно, выходцам из Великого княжества Литовского. Последним его владельцем был Михаил Львович Глинский. Богатый литовский владетель был оскорблён предложенным ему княжеством и не нашёл ничего лучшего, чем переметнуться обратно к врагу Василия III. И сразу понял, что тут ему не там, а удел, как и все теперь уже бывшие владения строптивца, был вновь забран в казну и ныне считался дворцовыми землями.
Вот тут-то, в четырнадцати верстах от Ярославца на реке Протве и были отысканы местными рудознатцами очень богатые выходы породы. Они занимали достаточно большую территорию покрытого лесом холма и ближайшей поляны, и заканчивались резким обрывом над лесным ручьём.
Головин находкой был доволен как кот, объевшийся сметаны, а в мозгах уже подсчитывал доходы от продаваемого ремесленникам железа, а казне отливок чугунных ядер для многочисленного государева наряда. И Андрей ни минуты не сомневался, что тот таки выпросит у своего крёстного отца столь нужный ему кусок земли, тем более что ввиду близости рубежа, лишь в эту войну отодвинутого на запад, места те пока что не отличались большой населённостью.
– В общем, князь, я бы хотел, чтобы именно твои розмыслы сладили для меня там заводик. Каковы твои условия?
Ну, условия Андрей высказал божеские. Ведь ему прямым текстом предлагали потренировать своих умельцев за чужой счёт. Да ещё получить в единомышленники такого человека, как Пётр Головин. Казначей и крестный сын государя – это фигура. Да ещё такая, у которой границы "вместно – не вместно" слегка сбиты в отличие от большинства местной знати в нужную для попаданца сторону.
В общем, вечер, можно сказать, удался и даже более чем.
И теперь можно было смело приступать к главному действию этого лета.
И первым делом в Княжгородок был отправлен гонец с требованием гнать в Новгород ускоренным маршем весь его камский полк. Хотя полк, это очень громко сказано.
Вообще-то формировать подразделение нового типа Андрей начал давно. А точнее сразу, как только воочию столкнулся с пищальниками. Ведь что сказать, опыт вышел тот ещё. Да и что вы хотели, сброд он и в Африке сброд. Набираемые с посадов по разнарядке в случае войны, пищальники не внушали особого доверия, ведь "наряжание" нередко сопровождалось злоупотреблениями, и зачастую вместо горожан в них шли всякие гулящие люди и казаки, а отсюда вытекали и проблемы с боеспособностью, дисциплиной и лояльностью.
Быстро поняв, что правильная пехота и пищальники это две большие разницы, Андрей и решил приступить к подготовке такой единицы, которая отвечала бы именно его представлениям о царице полей. Конечно, хорошо бы было вытащить какого-нибудь испанца (ведь после выхода фильма об Алатристе мем "это испанская терция" стал широко известным не только в узких кругах специалистов), но в это время знаменитая пехота только начала складываться, так что даже в Испании ещё смутно представляли себе, что это такое. Ну и, положа руку на сердце, не потянул бы он её чисто финансово (по крайней мере, сейчас точно бы не потянул). А поэтому, держа в уме великое построение, свою пехоту он начал строить по образу и подобию русских стрельцов, но с учётом всех ошибок и недоработок, что были совершены предками.
Само же формирование полка началось с весьма придирчивого отбора кандидатов на командирские должности. Причём к кандидатам Андрей, возможно, был даже слишком строг, но уж кто-кто, а он чётко понимал, как много в бою зависит от качества командного состава. Но, увы, найти нужное количество относительно достойных удалось отнюдь не сразу, тем более что многие ещё и отсеивались сами, едва их знакомили с условиями предстоящей службы. С набившей уже оскомину за эти годы фразой "отцы да деды так не делали". И потому львиная доля будущих командиров оказалась изрядно молодой и не нюхавшей пороху, лишь едва-едва разбавленная немногими согласившимися на новшества ветеранами. Впрочем, в этом был и свой плюс, ведь иной раз легче научить с нуля, чем переучить.
А потому, когда отбор, наконец-то, окончился, за кандидатов всерьёз взялись самые разнообразные учителя, до кого только смог всеми правдами и неправдами дотянуться князь, благо в преддверии нынешней войны с помощью императора и короля датского на Руси появилось изрядное количество наёмных рот. Молодых командиров натаскивали по самым разнообразным методикам. Так, огненному бою сначала их учил старый литвин-наёмник из тех, кого взяли в плен ещё на Ведроше да так и забыли на волжской украйне. К счастью для Андрея, литвин не попал в число тех счастливцев, что были отпущены князем Симским после нижненовгородской эпопеи 1505 года. Зато он всё ещё прекрасно помнил, как нужно командовать, и теперь за денежку малую гонял молодых русичей и в хвост и в гриву. С ним они на практике убедились, что заряжать самопал по отдельности и в строю вещи довольно разные и на себе прочувствовали, как надо воспитывать нерадивых и отстающих. А потом кое-что им преподал немецкий ландскнехт, прошедший не одну итальянскую кампанию. И если литвин больше учил держать строй, то немец показал азы кароколирования, когда выстреливший первый строй бегом уходил за спины другого и там спешно заряжал оружие, дожидаясь новой очереди на стрельбу. Ну а Андрей дополнил этот момент рассказом про бой у Чериньолле и вкладе стрелков в ту победу.
И, разумеется, сам князь тоже не отлынивал от занятий, ведь ему было, что передать своим бойцам. Начиная от переосмысленной под местные реалии тактики морской пехоты, которую на флоте хоть и в сильно урезанном виде, но всё же изучают, и заканчивая разбором недавних сражений, о которых порой даже и не слыхивали в этом медвежьем уголке Европы.
Некоторый опыт будущие командиры получили во время похода на Полоцк и Витебск; и хотя полевых сражений тогда так и не случилось, но кое-что они всё-таки уяснили.
А потом пришло время уже им передавать полученные навыки новобранцам, которых Андрей, не ломая голову, так и обозвал стрельцами.
И да, поначалу он хотел воссоздать полноценный стрелецкий полк в пять сотен, но, посчитав ожидающиеся затраты, начал постепенно урезать осётра. В результате компромиссов нынешний Камский стрелковый полк больше походил на усиленную роту и насчитывал всего сто пятьдесят человек. Но даже таким он обходился князю в огромную сумму 827 рублей в год. Причём если 324 рубля можно было "сэкономить", выдав бойцам положенное зерно – стандартные 12 четвертей ржи и 12 четвертей овса на человека – то 503 рубля денежного жалования приходилось изыскивать обязательно.
Командовал полком Хабар Андреевич, ходивший с Андреем ещё в его первые разбойно-набеговые походы и получивший тогда за свой высокий рост кличку Рында. Теперь полковник Рындин, к своим тридцати годам ставший уже опытным ветераном, прошедшим не одну кампанию, должен был готовиться к очередному испытанию. Ведь зная, какие впереди ожидались события, Андрей хотел убедиться, что полковник окажется не только хорошим администратором. Да, у полка будут потери, но рядовых нанять и обучить всё же легче, чем искать нового командира. И дело тут вовсе не в недоверии. Просто редко какой лейтенант может стать сразу генералом. Но и постепенный рост тоже не даёт полноценных гарантий. К тому же у любого командира есть предел, выше которого ему лучше не взлетать. Так прекрасный комдив может не справиться с корпусом, а отличный командарм загубить фронт. И если в мирное время такой человек ещё тянет, то война быстро всё расставляет по полочкам. Увы, но не все способны стать Суворовым или Рокоссовским. Хабар же пока что в роли столь большого командира не воевал, как, впрочем, и сам Андрей ещё не был в роли отдельного большого воеводы, а по сути командующим отдельным, хоть и второстепенным фронтом. Сотня в большом полку тут, как вы понимаете, не считается. Так что им обоим предстоял этакий своеобразный экзамен на зрелость.
По последнему снегу, прихватив с собой жену, Андрей с небольшим обозом выехал в Новгород, откуда собирался руководить дальнейшей подготовкой к походу.
И первое, что он сделал, это безжалостно ограбил каперские корабли, а заодно в очередной раз перетряс их состав.
В виду вступления в строй новой шхуны, получившей уже по традиции своё имя в честь крейсера "Богатырь", старенькую каравеллу "Андрей Первозванный" быстренько разоружили и перевели доживать свой век в рядах торговцев.
Краер "Святой Николай", сильно повреждённый в бою у Тютерса, решили уже не восстанавливать, чем поначалу слегка задели оправившегося от ранений Гридю, пока тот не узнал, что отныне под его командование отходит сам "Новик".
Андрей же перестал быть командиром какого-то отдельного корабля, тем самым давая возможность корсарской эскадре действовать самостоятельно. Хотя, положа руку на сердце, парни были зелены и для командиров, а уж до начальника отряда из них не дорос ещё никто. Но обстоятельства сложились так, что Андрею поневоле пришлось использовать опыт товарища Сталина, переведшего кучу лейтенантов в генералы. Как известно, опыт вышел негативным, и большинство из них с задачами не справились, а отдельные удачи лишь подтвердили старое правило, что командиров нужно долго и скрупулёзно растить. Но лихие времена требуют нестандартных решений.
Впрочем, большого риска всё же не было, так как эскадра каперов будет всё одно действовать под его руководством, а сопровождать торговый конвой пойдёт лишь один "Новик", новый командир которого учился у Андрея дольше всех и вопрос сопровождения, а так же отдельного крейсерства знавший достаточно хорошо.
Поэтому на "Новике" единственном не тронули артиллерию. Со всех остальных сняли по паре единорогов с расчётами, что, впрочем, не должно было сильно сказаться на их боеспособности. Как показал опыт, их огневая мощь оказалась избыточна для гданьских каперов. Хотя, конечно, лучше всего было бы отлить новые пушки, годные и для сопровождения пехоты и для осады замков, но у Андрея не было под рукой огромного завода с отдельным КБ. А камских мощностей едва хватало, чтобы хоть немного покрыть нужды каперов и охраны Княжгородка. Даже Камский полк до сих пор не получил свою батарею. Да и работы над созданием лёгкой, но убойной пушечки, наподобие шведской "regementsstycke" ещё пока находились в зачаточном состоянии. Вот и пришлось обходиться этаким эрзац-решением.
Конечно, была у него надежда на осадный наряд, но она себя не оправдала. Всё, что могло ему действительно пригодиться, уходило вместе с государем, а то, что оставалось в Москве и у новгородского наместника мало годилось для разрушения даже деревянных стен, так что чего уж говорить про каменные твердыни. А вот мощи четвертьпудовых единорогов, на его взгляд, должно было хватить.
Ну и до кучи с "Новика" сняли главарта Охрима, передав его должность лучшему из учеников. Сам же канонир ещё до ледохода убыл в Корелу, где с удвоенной энергией принялся гонять вновь сформированные орудийные расчёты. И Андрей горячо надеялся, что когда придёт время для действий, они покажут себя наилучшим образом.
Следующим насущным вопросом стал вопрос снабжения. Точнее правильное распределение тех сумм, что казначей выдал на поход. Да, поначалу у поместных будет свой месячный запас продовольствия и фуража, но война ведь не месяц продлится. А прокормиться в малонаселённых лесах дело довольно не тривиальное. Поэтому Андрей и решил сделать ставку на магазинную систему.
Нет, можно было, конечно, действовать как все: взял, что есть и айда, пока есть что есть. А потом распустил армию на самообеспечение и знай себе собирай полон да добычу считай. Вот только Андрей хорошо помнил, как при такой организации безрезультатно осаждались финские города и замки, и наступать на старые грабли вовсе не собирался. Концентрация сил, натиск и огневая мощь – вот залог успеха. А это значит, что никакого зажиться, пока не покорены твердыни, быть не может. Но при этом армия должна есть. А потому ей нужен был подвоз, опирающийся на магазины и более-менее вменяемую логистику. Но хоть тут был повод для радости: большая часть пути планировалась по воде. А ведь даже один малый струг всё же лучше, чем десяток телег. Так что приказчикам из Руссо-Балта предстояли тяжёлые деньки.
Склады питания готовили в Норовском и Кореле – городе, откуда начинался древний тракт в центральную Финляндию и дальше волоками через водораздел до самого берега Ботнического залива. Вот туда и пошли весь взятый у казны и закупленный на личные средства порох и продовольствие. Так, ещё не начавшись, поход уже стал выгрызать в бюджете Андрея вместительные дыры.
Князь Ростовский, молча наблюдавший за его приготовлениями, наконец, стал справляться, мол, а не пора ли уже поместных исполчать, но Андрей отрицательно качал головой. Во-первых, ещё не подошли все караваны с припасами, а во-вторых воевать в распутицу дело такое, двоякое. А тут и природа словно решила воспротивиться человеческим желаниям. После холодной и снежной зимы весна выдалась многоводной, быстро превратив дороги в непролазную грязь. Так что, какой уж тут поход!
Потом в Новгород стали съезжаться воеводы, которых Разрядная изба поставила под руку Андрея. Уже по их составу было понятно, какое отношение к этому походу бытовало в Кремле.
Первым прикатил старый знакомец сын боярский Семён Заболоцкий. Правда, ныне он был уже не помощник, а полноценный воевода судовой рати. Что здорово облегчило Андрею объяснения. Ведь что ни говори, а роль этакого обозного воеводы, которая фактически и отводилась судовой рати, для многих была бы обидной. Но Семёну он ещё в прошлый раз сумел донести всю важность такой роли. Впрочем, повоевать тому тоже придётся, так что подвигов и полона судовой рати достанется и обиженными они не уйдут.
Потом подъехал князь Александр Шуморовский по прозвищу "Мамот", с которым Андрей познакомился ещё в первом Смоленском походе. А после получения вотчин на Волге, даже стал дальним соседом, и пару раз побывал в его владениях. Так же молодых людей связывали и деловые отношения, так что Андрей примерно представлял, что можно поручить своему второму воеводе и уже заготовил ему отдельное задание: после захвата Овлы привести к покорности все близлежащие земли.
