Текст книги "Князь Барбашин (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Родин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 56 страниц)

Попытка устроить волжскую Чесму предсказуемо провалилась. Кто бы ни командовал казанским флотом, безопасность стоянки он обеспечить сумел. Так что ничего, кроме как ввязаться в прямой бой, русским не оставалось.

Набежавший туман на некоторое время скрыл всё серой пеленой, но через некоторое время он стал рассеиваться и вскоре через него проглянуло солнце, осветив речной простор. Вдали смутно начали вырисовываться корабли неприятельского флота, постаравшегося перекрыть всю ширину реки, но оставив свободное пространство под правым берегом, словно приглашая русских совершить прорыв там. Андрей, разглядывая в подзорную трубу казанские корабли, усмехнулся. Его разведка не щи лаптем хлебала и про затопленные в предлагаемом проходе баржах узнала заранее от пленных черемисов.

Резали волжскую гладь высокие носы стругов и насадов, мерно взлетали и опускались в воду весла. Ветер, словно сговорившись с казанцами, дул русскому флоту под острым углом, так что даже гафельные струги не могли им воспользоваться без дополнительного лавирования.

Неприятельские корабли приближались. Десять больших казанских судов качались на волжских водах впереди всех, выстроившись борт к борту. Остальные суда, полные народу, стояли в тылу.

Князь тоже построил свои корабли строем фронта и в два ряда таким образом, чтобы у идущих сзади было пространство для стрельбы вперёд.

– Жаль, что они не скованы, – вздохнул Андрей, опуская трубу. То, что его никто сейчас не понял, мало его интересовало. Он, веря в превосходство своей артиллерии, рьяно стремился избежать абордажа, который татары явно собирались ему навязать. Об этом свидетельствовали многочисленные воины на всех татарских кораблях. Но князь не зря выдвинул вперёд свои главные силы. Повинуясь командам, пушкари поднесли пальники к затравке и спустя короткое время пламя и дым вырвались из жерл носовых пушек, а на казанцев обрушился град камней, сея среди них смерть и разрушение. В ответ татарские лучники обрушили на русских тучи стрел, от которых уши заполонил неумолчный свист. Не остались в стороне и русские. Теперь лучники с обеих сторон стреляли без команд и не опускали луков, пока были живы или хватало в колчанах стрел. Вот только русские стрелки в большинстве своём стояли под деревянными щитами, возведенными почти на каждом корабле, и потерь у них было меньше, чем у их татарских визави.

Между тем прогрохотали пушки стругов, идущих во втором ряду. Ядра и дальняя картечь вновь собрали богатый урожай в стане врагов, после чего и татары преподнесли свой первый сюрприз. Их корабли тоже окутались дымом, и Андрей всем телом почувствовал, как чужие ядра пробивают борт его струга. Но что хуже всего, так это то, что пушкарь именно в этот момент поднес фитиль к запалу. А поскольку от попаданий струг начал рыскать, то выстрел получился неточным, не принеся ущерба противнику.

Как оказалось, это были ещё не все сюрпризы от врага. Неожиданно со стороны левого берега раздался хоть и жиденький, но очень удачный пушечный залп. От него ближайший к берегу насад, нахватавшись огнестрельных подарков, начал тонуть, и кормщик не нашёл ничего лучше, чем выброситься на отмель. Увы, тут же из кустов высыпала целая толпа чужих воинов и рьяно бросилась на штурм обречённого судна. Но самое главное, даже прийти на помощь товарищам было некогда, потому что едва отстрелялась береговая батарея, казанские корабли, повинуясь сигналу флагмана, и осыпая противников тучей стрел, почти одновременно устремились вперёд. Андрей манёвром попытался сбить их наступление. Его струги проворно доворачивали, чтобы сосредоточить огонь двух-трёх кораблей на одном казанском. В результате их артиллерия смогла достичь многого: три или четыре татарских корабля теперь обречённо зарывались носами в волжские воды, но остальные, выдержав этот залп, вплотную подошли к русским кораблям. Однако до абордажа на этот раз не дошло. Подпустив врага поближе, русские стрельцы неожиданно выскочили из укрытий и разом дали залп из ружей и мушкетонов почти в упор. За какие-то мгновения казанцы потеряли почти сотню убитыми и ещё больше ранеными. И этот залп заставил татарскую флотилию спешно отступить и начать забрасывать русских ядрами и горящими стрелами издалека. Однако отойти удалось далеко не всем и вот уже то тут, то там русские корабли окружили вражеские и, забросив металлические крюки, потянули их к себе…

Татарский адмирал быстро сообразил, что так его разобьют по частям. Да, его лучникам удалось поджечь несколько вражеских судов, но тех было слишком много для подобного размена. А потому, он вновь приказал идти на сближение.

На этот раз у него получилось и всю ширину волжского русла забили смешавшие ряды своих и чужих корабли. Вертело и сносило течением то одно, то другое судно, пробитое или потерявшее гребцов, но те, что ещё держались на воде, вновь и вновь сходились лоб в лоб. Постепенно место сражения стало расползаться в длину, и это стало началом конца для татарской флотилии. В отличие от сражения почти тридцатилетней давности, когда казанский флот побил судовую рать устюжан, теперь преимущество русских в людях было подавляющим. Но пока у них не было возможности для манёвра, всё решалось в бою один на один, а татарские суда, будучи больше большинства русских кораблей, несли и больше воинов. Однако предыдущее отступление оказалось роковой ошибкой. Воспользовавшись разрывами в их строю русские струги, развив максимальную скорость, сумели прорезать фронт татарской флотилии и выйти на оперативный простор. А сверху упали тяжёлые насады, полные пышуших ненавистью бойцов.

Видя трагичность положения, но ещё горевший желанием повернуть бой в свою пользу, татарский флагман отдал приказ всем судам, находившимся за спиной больших кораблей, атаковать прорвавшиеся струги, дабы обезопасить свой тыл. И татарские речники сотворили маленькое чудо: быстро дезорганизовали боевой порядок противника. Однако русские быстро пришли в себя, и достаточно организовано отступили вниз по течению, после чего, развернувшись на вёслах, приступили к жаркому обстрелу атакующих. И вновь сценарий боя изменился.

Теперь уже всем участникам сражения стало понятно, что русские этот бой выиграли, и никого не удивило, когда над водой пролетел низкий гул сигнального рога и казанские суда, те, кто не был стреножен абордажем, начали поспешно уходить вниз по течению. Что крайне не отвечало задумкам Андрея. Зная все протоки и затоны, казанцы могли легко затеряться на волжских просторах, после чего просто начать пиратствовать, нападая на корабли снабжения. Ведь огромный, почти под две сотни судов караван был и без того перегружен воинскими припасами, а привычное по войне на западе зажитьё в условиях ханства как-то не позволяло прокормить единое большое войско, отчего и уходила не раз от Казани русская рать не солоно хлебавши. Ну и зачем, спрашивается начальнику Корабельного приказа подобный геморрой? Правильно, незачем, а потому боевые струги, нее смотря на жаркий обстрел из луков, ринулись убегающим казанцам на перехват.

Это была славная битва, как сказал бы один мультяшный герой. Уйти в тот день удалось немногим, причём часть кораблей просто выбросилась на прибрежный песок и безлюдными достались победителям. Жаркие схватки на палубах постепенно затухали и то тут, то там казанцы либо бросались в воду, в надежде доплыть до берега, либо сдавались на милость победителя. Знатных воинов и командиров кораблей сразу же отделяли от остальных, надеясь заработать на их выкупе, а Андрей просто-таки жаждал пообщаться с капитанами, желая понять, откуда у казанцев пушки, ведь в иной истории в это время у них их и было-то всего пару штук да и то на стенах Казани.

Оказалось, что изменения, вносимые попаданцем вроде как в историю лишь свое страны, давно уже кромсали ткань событий и окружающих Русь государств. Достигли они и этих мест, заставив казанцев раньше срока обратить своё внимание на огнестрельное оружие. А поскольку делать его они ещё не умели, то постарались взять у соседей. Крымский хан, в отличие от иной истории, в этот раз внял братским мольбам и прислал несколько пушек вместе с мастером огненного боя, правильно посчитав, что действия братца заставят русского государя обратить на того всё своё внимание, обеспечив хану спокойный поход под Хажди-Тархан. Никто же не думал, что он там голову и сложит!

Ну а главным поставщиком оказался никто иной, а князь Палецкий, чей караван был разбит в прошлом году. В трюмах его кораблей лежала не одна пушка для русских крепостей и все они стали достаянием казанского хана.

Впрочем, и в иной истории, пусть и позже, казанцы смогли вооружиться артиллерией, но тогда они использовали её лишь для обороны столицы, а тут продемонстрировали просто чудеса тактики: и артиллерийские корабли, и замаскированная береговая батарея (которую, кстати, татары успели эвакуировать чуть ли не из-под носа высадившихся русских отрядов). Это был почерк мастера, причём явно много где побывавшего. И познакомиться с ним Андрею хотелось всё больше и больше.

Дальнейший опрос (больше похожий на допрос) позволил князю узнать кое-что интересное о своём таинственном визави. Так выяснилось, что он был выкрестом, лет так в двенадцать-тринадцать уведённый откуда-то из славянских земель и почти всю жизнь проживший далеко от родных мест. Приняв ислам, он смог совершить потрясающую карьеру от раба до командира пиратской галеры, одной из тех, что наводили ужас на христианских купцов. Как он оказался в Казани, никто из пленных не знал, но хан Сагиб-Гирей доверил ему свой флот. А уж тот и додумался поставить на самые большие суда пушки. Жаль, их было не много. Кстати, судя по показаниям пленных, адмирал и не рассчитывал победить, но собирался нанести врагу существенные потери, после чего отступить и заняться именно тем, чего так и боялся Андрей: прерыванием снабжения. В иной истории такое не раз случалось: заперев русских в реке Казанке, казанский флот лишал их подвоза, чем, вкупе с постоянными вылазками конницы, и заставлял оголодавших осаждающих снимать осаду и уходить назад.

Так что про рейд вниз по Волге придётся временно забыть, пока угроза от через чур активного выкреста не будет аннулирована. Как обычно стройный план не выдержал встречи с реальностью и требовал корректировки.

А тем временем русская рать разбила лагерь вокруг разрушенных Лип, приводя себя в порядок. Увы, казанцы, справедливо полагая, что имеющее осадную артиллерию войско обязательно возьмёт не такой уж и укреплённый острожек, просто оставили захваченную ими крепость, не забыв при этом поджечь её при отходе.

А потому, боясь ночных атак, ночевали все по-походному, не раздеваясь и выставив усиленные караулы. За день справились с лёгкими повреждениями и оприходовали все захваченные трофеи, чтобы следующим утром, бросив в затоне те суда, которые требовали долгого ремонта, снятся с якорей и тронуться дальше. Весь день и всю ночь шли на веслах, дабы с ранней зарёй оказаться под Казанскими стенами.

Их заметили не сразу. Туман, что густым молоком разливался над рекой и заливными лугами, укрыл их не хуже плаща-невидимки. Стояла мертвая тишь, да едва-едва розовело небо. Тихо, без всякого шума и говора, принялись выгружаться из кораблей московские полки, разбредаясь по заранее назначенным местам, где уже и строились в воинские колонны. Но до конца окончить тихую выгрузку не получилось: под лучами утреннего солнца туман стал истаивать и подниматься, открывая взору стражников картину чужого войска под стенами града. Ещё миг тем понадобился, чтобы прийти в себя от неожиданности, а затем грянули вдруг разом все набаты, истошно затрубили трубы, предупреждая жителей о приходе врага. Захватить Казань с налёту не удалось, зато удалось вдоволь пограбить тех, кто ждал открытия ворот: купцов с обозами, да ремесленников с крестьянами и своим нехитрым скарбом на рассохшейся телеге. Досталось и слободам, что жались к стенам посада, но сами прочной защиты не имевшие. Тут уж ратники порезвились вволю: рубили любого, кто пытался им сопротивляться, грабили, набивая сумы, и хватали в полон парней и девок. Найденных же в посаде полоняников из русичей тут же освобождали от рабства. В очередной раз по праву сильного менялись судьбы множества людей, зачастую прямо противоположно.

Разграбив и спалив бедные жилища, русская рать отступила от города, после чего стала становиться в правильную осаду.

Ставку большого полка решили возвести на высоком холме, что на левом берегу Булака, напротив стен посада. Пока слуги разбивали шатры, воеводы решили получше рассмотреть вражеский город на предмет изменений. Всё же два года это большой срок. Андрей же, за две свои жизни так никогда и не видевший Казань вживую, теперь с интересом рассматривал её в подзорную трубу. Кстати, Василь Васильевичу и Михайло Юрьевичу Захарьину, извечному второму воеводе при Немом, Андрей уже презентовал подобные устройства, дабы не плодить завистливых мыслей на пустом месте, несмотря на дороговизну подарка. Да, мастера-стекольщики всё улучшали и улучшали качество изготавливаемого ими стекла, но до хорошей оптики им всё ещё было далеко, а потому линзы по-прежнему вытачивали из хрусталя в далёком Любеке, так как ни ехать на Русь, ни учить русских своему делу ганзейский мастер не желал. И хотя андреевы люди активно работали с его подмастерьями, сманить пока что никого не удалось. Радовало лишь то, что вытачивать линзы умели не только в ганзейской столице, и надежда заполучить мастера всё ещё оставалась весьма существенной.

Сейчас, стоя на холме с расстегнутым воротом рубахи из тонкого отбеленного льна (яркий кафтан, по случаю жаркой погоды, был сброшен на руки слуге), князь хмурился от открывшегося перед ним вида. Место под город строителями было выбрано наиболее благоприятное для обороны. Высокие берега Казанки, мелководный Булак, большое количество окружающих город глубоких оврагов, густой лес, расположенный по соседству, – все это составляло естественную преграду и препятствовало внезапному нападению врага. Центром города была без сомнения крепость, обнесенная высокими дубовыми стенами, внутренние полости которых, образующиеся между отдельными стенками городень, были заполнены хрящом и глинистым илом, смешанным с камнем. В результате чего получилась своеобразная бетоноподобная кладка с каркасом, которая надёжно защищала стены от пушечных ядер.

За крепостью располагался городской посад, густо застроенный и плотно заселенный. В начале века он был так же огорожен массивными стенами, срубленными из прочного дуба и так же заполненными речным песком и илом, смешанным с камнем. Для защиты воинов от стрел врагов на верхней площадке стен соорудили дополнительные тонкие стенки. В них прорезали отверстия-бойницы, сквозь которые наблюдатели могли обозревать окрестности и в случае необходимости вести огонь по врагу. Так что тот лёгкий захват посада, что получился в своё время у Ивана Руно, был ныне просто физически невозможен.

А помимо высоких стен, городской посад защищал также выкопанный по всему его периметру глубокий ров. Взять такую крепость было делом весьма непростым.

И всё же кое-что показалось Адрею весьма перспективным. Дома в Казани располагали своеобразными гнездами, руководствуясь правилом: чем ближе расположены постройки друг к другу, тем меньше диаметр кольца-гнезда, что позволяло экономить площадь земельного участка. Недостатком же этого способа стала запутанность улиц, представлявших собой многочисленные кривые улочки, проезды и проходы, заканчивавшиеся тупиками или неожиданными поворотами. А так же их повышенная пожароопасность.

Между тем, пока воеводы рассматривали крепостные стены, артиллеристы, повинуясь командам начальников, начали готовить на возвышенностях ровные площадки и доставать из кораблей для установки осадные пушки и детали метательных машин, а так же ингридиенты зажигательной смеси, которая уже помогла однажды взять один хорошо укреплённый город.

– Что ты там всё высматриваешь, племяшь? – озадачился Немой пристальным вниманием Андрея к Даировой бане. – Аль попариться с дороги надумал?

Эта немудреная шутка вызвала улыбки на лицах ратников и слуг. Впрочем, справедливости ради, бань в городе хватало, ведь культура мытья пришла в Казань ещё от Волжской Булгарии. И люди, стоявшие сейчас на холме, об этом были хорошо осведомлены. А кое-кто и попариться успел в этих банях.

– Не совсем, – повертел головой Андрей, внимательно оглядывая окрестности массивного каменного строения.

– Вот только не говори, что у тебя и тут свой человечек есть, – нахмурился Немой.

– Увы, – вновь отрицательно повертел головой князь. – Зато есть кое-какие сведения.

– Это ты о чём сейчас, княже? – подобрался уже Захарьин.

– Видите вон те ворота, Муралеевские? – Андрей рукой с зажатой в ней подзорной трубой указал на ворота Нур-Али, дорога от которых спускалась вниз почти до самой Даировой бани. – Так вот, по словам пленных, под ними идёт тайный ход к подземному ключу за пределами городской стены. По нему казанцы в случае осады водой снабжаются и связь с войсками, что в лесах прячутся, поддерживают.

– Почто нам об сём неизвестно? – всё ещё хмурясь, спросил Немой.

– А я же откуда знаю, о чём до меня переветников вопрошали и чем тут воеводы занимались? – пожал плечами Андрей. Не скажешь ведь, что он про то в книгах читал. Ага, исторических! – Понятно, что тайна сия не многим известна, но при правильной постановке вопроса и поимке нужного человечка узнать можно любую тайну. Так вот, если начать копать от этой бани, чтобы её мощные каменные своды давали возможность укрыться от любопытных глаз, то прорыв около 80 сажен мы наткнёмся на татарскую галерею. Заложив в ней пару десятков бочек с порохом, мы такую дыру в стене проделаем, что казанцы её быстро не залатают, а проход в крепость будет обеспечен всему войску.

Захарьин с Шуйским переглянулись. Не секрет, что между воеводами часто шло соперничество за честь и государево пожалование. Именно это соперничество заставляло их кидаться в бой, не ставя никого в известность, дабы потом пожинать плоды успеха в гордом одиночестве, ну или принимать опалу, если вместо победы будет поражение. Сведения, полученные ими сейчас, открывали неслыханные перспективы: взять неприступную Казань – этим мало кто мог похвастать. А ведь где-то там идут на соединение войска Горбатого-Шуйского и Булгакова-Голицы. И ежели не поспешить, то придётся и славой делиться.

– Знать бы, куда делась рать татарская? – мечтательно протянул Захарьин.

От переветчиков воеводы уже знали, что огромное казанское войско под руководством самого Сагиб-Гирея ушло из-под Казани недели за две до прихода судовой рати, и где ныне обиталось никто не знал. Встревоженные этим известием, воеводы выслали летучие отряды далеко окрест, но следов воинства пока не нашли.

– Рыть это нам не помешает, – вновь пожал плечами князь. – А потом можно и подхода конной рати дождаться.

Судя по метнувшемуся взору Захарьина, в гробу тот видал подобное предложение. И это отвечало всем планам Андрея. Потому и завёл он этот разговор. Молчавший до того Немой кажется кое-что понял.

– А пойдёмте-ка, воеводы, в мой шатёр, – протянул он, – да обсудим-ка всё неспешно да за чашей вина сладкого.

* * *

Крымское посольство заявилось в Москву уже после ухода войска под Казань, и состояло в основном из московских доброхотов. А потому долго томить их не стали и на другой день утром, после завтрака, приняли их малой думой в простой палате. Великий князь торопился покончить дела с посольством нового хана и заняться в полной мере делами казанскими.

Послы вошли спокойные, поклонились государю и попросили разрешения зачитать послание хана. Перед этим лист пергамента с вислой печатью был показан дьяку, дабы тот убедился, что титулы в грамоте указаны верно и никакого ущерба чести государевой нанесено не было. После этого добро на прочтение было получено.

Новый крымский хан писал, что мир с Москвой его вполне устраивает, но при условии, что земля казанская принадлежать будет Крыму. Мол, отчина и дедина она для хана. И язвительно замечал, что "старые твои слуги помнят, что сколь ни ходили они к Казани, а рать свою истомят и оприч убытка в людях и кунах иного не имели". И вообще, что кому от отца досталось, тот то держать и должен. И грозил, что если "учнёшь Казань воевати, и не помысли собе кунами нас утолити. Начнём твою землю летовать и зимовать, не как Магмед-Гирей шёл да воротился". После чего, не учитывая реальную обстановку, Сеадет-Гирей требовал от Москвы выплаты дани в 60 тысяч алтын. В конце же своего послания, словно подводя итог, хан предложил своё посредничество по заключению мира с Казанью.

К словам хана Дума отнеслась со всем вниманием, но без страха. Даже не обладая послезнанием, они понимали, что после зимнего погрома войск у того для полноценного вторжения нет, а малые отряды за Оку не пустят. Ну а на следующий год, особенно если Казань взять удасться, можно будет и с крымчаками силушкой помериться. Да, тяжёл был удар 1521 года, но Русь и не от такого оправлялась. А вот то, что объединение Крыма и Казани ставит страну на грань геополитической катастрофы (хотя о таком понятии бояре и не слыхивали, конечно) они умом и внутренней чуйкой политиков и воинов догадывались. А значит за словесными кружевами и улыбками предстоит сказать послам витиеватое, но твёрдое "нет". Нет, не быть Казани гиреевской отчиной, ибо это вотчина государя московского, и другому не бывать! И помириться с Сагибом тоже нельзя, во-первых, потому, что тот стал казанским ханом без ведома великого князя, а во-вторых, потому, что торговых людей русских, в плену томящихся, повелел убить из-за прихоти, "чего ни в одном государстве не ведется: и рати между государями хотят, а гостей не убивают".

Впрочем, послы тоже не были глупцами и хорошо понимали, что вряд ли их посольство удастся. Но уж больно худо было в Крыму после ногайского погрома и никакой иной помощи казанцам ханство оказать не могло. Осыпанные подарками, с богатыми дарами для хана, послы, не солоно хлебавши, покинули столицу Руси задолго до того, как первые известия пришли из-под Казани.

* * *

Весна была в полном разгаре. Кругом цвели травы и деревья, по ночам, рассыпаясь серебром от зари до зари, громко пели скрытые в листве соловьи. Идилия ханского дворца никак не настраивала на войну. А между тем главный страх всех казанских ханов – остаться один на один с Русью – постепенно начинал сбываться.

Сагиб-Гирей колебался долго. Мирное решение распри теперь уже казалось ему лучшим выходом, но время было упущено. В очередной раз казанский хан попал, как кур в ощип, оставшись без союзников. Крымский хан был убит, в самом Крыму началась замятня, а литовский князь зализывал раны после неудачной войны. Ногайцы радостно громили крымские кочевья и недобро поглядывали на казанские земли, а в Хадж-Тархане сел хан Хуссейн, который больше жаждал союза с Русью, чем с Казанью. И при этом зимняя осечка со Свияжском окончательно подорвала веру в Сагиба, как удачливого полководца. Поэтому в создавшемся положении хан видел лишь один выход – стать вассалом султана Сулеймана. Но данному решению неожиданно воспротивилась часть местных мурз. Не сказать, что все они были приверженцами московской партии, но вот, однако же, оказались против. Зато настаивали на посольстве в Москву с мирными предложениями.

Сагиб злился, но был вынужден сдерживать себя. Он и так натворил дел, велев казнить всех пленных русских купцов, едва до Казани дошли сведения о захвате братом Хаджи-Тархана. Теперь, в преддверии большой войны, только внутренних свар и не хватало. Однако московское посольство прогнозируемо вернулось ни с чем. Точнее русские выдвинули очень невыгодные для Казани условия: принять на царство Шах-Али, освободить всех находящихся в ханстве русских пленных (причём выполнение этого пункта должны были контролировать русские представители под защитой ханской гвардии) и признать Горную сторону и половину угодий на Волге в составе Русского государства. Подобная наглость сплотила ханский двор, и посольство в Стамбул было, наконец, отправлено. Увы, но едва оно покинуло столицу, с границ пришли нерадостные известия: русские полки двинулись в сторону Казани.

Судя по докладам разведчиков, они, как обычно, шли двумя колоннами: конной и судовой ратями. Собравшийся совет долго думал, как лучше вести войну. Мурзы и беки прекрасно понимали, что численный перевес будет у русских, а рассчитывать на помощь союзников, увы, не приходится. Так стоит ли стремиться к отрытому бою или лучше расположиться в крепости и пережить очередную осаду, воздействуя летучими отрядами на подвоз припасов? Здесь мнения в который раз разделились, поскольку на защиту крепких стен рассчитывали далеко не все. Лишь после долгих и бурных перепалок, совет всё же принял решение бить врага по частям, но столицу готовить к осаде. И вновь, в который уже раз, было объявлено о сборе войск.

Уставшее от многочисленных и чаще всего неудачных походов, войско собиралась со скрипом. Неожиданно выяснилось, что на зов не прибыла часть подвластных хану черемисов Горной стороны. С раздражением Сагиб-Гирей потребовал пояснений от сотенных князей. Однако те предпочли промолчать, и тогда молодой и горячий князь Полтыш, владелец крупнейшего среди черемисов Малмыжского княжества и один из героев прошлогодней победы над русским флотом, взял слово. Смело глядя хану в глаза, он высказался в том ключе, что при появлении русской рати мужчины Горной стороны обязаны были собираться в ополчение и соединяться с казанским войском, оставляя своих родных без защиты. И вот, в результате ежегодных разорений последних лет, часть сотенных князей решили отложиться от ханства и принять сторону русских, которые пообещали больше не зорить их селения в ходе походов. Известие вызвало у хана вспышку неконтролируемого гнева и все, кто находился в тот момент в шатре, поняли, что если битва окончится победой казанцев, то победители обязательно пойдут мстить перебежчикам.

Но даже без черемисских отрядов хан смог набрать почти три десятка тысяч бойцов, и с этими силами он выступил навстречу той части русской армии, что шла по Горной стороне.

* * *

Конная рать князя Горбатого-Шуйского не спеша двигалась по горной стороне в сторону Казани. Идти было легко, ведь большая часть местных присягнула великому князю, и свою часть договора соблюдала, не нападая на конников и давая им пропитание. Правда полностью безопасным дорогу тоже назвать было нельзя, так как на пути попадались и такие поселения, чьи князьки и старосты не успели (или не захотели) присягать Василию Ивановичу.

Что же, князю было не зазорно потребовать от таких шерти, а если они начинали сопротивляться, то воинам ведь тоже поразмяться надобно. Так что, несмотря на строгий указ, рать постепенно обрастала барахлом и пленниками.

К Свияжску подходили уже основательно загруженными, высылая далеко вперёд и в стороны большие отряды. Не смотря на наличие в устье Свияги русской крепости, а возможно именно из-за этого, местное население было настроено к русским весьма враждебно. Вновь появились в тылу неуловимые отряды лесных партизан, перекрывших дороги и уничтожавших отряды фуражиров и небольшие обозы, а порой атакуя и дозорные сотни с постами. Все гонцы, которых отправляли воеводы, перехватывались и, в конце концов, их просто перестали посылать. И никто не сомневался уже, что лесные разведчики внимательно контролировали все перемещения войск.

Земля буквально горела под ногами, а в ответ горели черемисские селения, ревели женщины и дети, уводимые в полон, а если ратникам удавалось перехватить какой-нибудь отряд, то он вырубался до последнего человека, пленных и раненных просто добивали на месте, вымещая на них всю злобу и страх.

Князь Горбатый велел стянуть ряды, а обозы поставить в середину колонн, и таким образом пошёл через леса ускоренным маршем (ну, насколько позволяли телеги и пленные). Нападения это, конечно, не отменило, но и без потерь у нападавших уже тоже не обходилось. Русские ратники постепенно вырабатывали свою антипартизанскую тактику, оставляя после себя только трупы тех, кто не годился в холопы и дымящиеся угли на месте былых построек.

Наконец лес расступился, и армия вышла на довольно широкое и ровное поле. Оно раскинулось на левом берегу Свияги, среди заболоченной местности, ограниченное со всех сторон естественными преградами. С севера и запада – холмами, с юга – озером Туманным, с востока – Свиягой. И здесь её уже ждала армия хана Сагиб-Гирея. Позиция была для казанского хана весьма выигрышной – размеры поля не позволяли русским воспользоваться своим численным превосходством, однако атаковать выходившее из лесов войско хан не решился, что скорее было его ошибкой. А поскольку приближался вечер, то начинать сражение на ночь глядя не пожелала ни одна из сторон и оба войска, встав лагерем друг напротив друга, забылись тревожным сном.

Спалось плохо. А потому, едва просветлело, то тут, то там послышались хриплые голоса, и люди начали выползать из шатров, собираясь кучками. С реки и болот тянуло туманом и сыростью. Сырой холод вставал с земли, отчего тело пробирала дрожь. Сбоку вдруг потянуло костром, и кто-то уже подвесил котелок над огнём, готовя нехитрый завтрак то ли на себя, то ли на весь десяток.

Наконец приглушенно прогудели трубы, поднимая спящий лагерь. Помывка, скудный завтрак и вот уже чуть заспанные, раскрасневшиеся от холода и сырости, прилаживая оружие или оправляя сёдла, русские дружинники принялись готовиться к предстоящей битве. Звенело оружие, всхрапывали пришпоренные лошади, поспешно бежали с приказами гонцы. Князь Горбатый-Шуйский, держа в правой руке блестящий шлем и храня на лице безучастно-спокойное выражение, внимательно вглядывался в туманную даль, пытаясь предугадать, что же делает противник. Сам он был уже давно готов к сражению. Охабень из дорогого шёлка, отороченный горностаевым мехом, был просто накинут поверх юшмана, сбоку висели сабля, лук и колчан со стрелами.

Сейчас, расставляя полки, он верил в мужество и стойкость своих ратников, прошедших не одну битву, но всё же внутри присутствовало изрядное волнение. Ведь бой на бой не похож, а победа или поражение зависят от множества факторов, учесть которые все просто невозможно.

Наконец туман стал рассеиваться, проглянуло солнце, вызолотив начищенные до блеска доспехи обеих армий. Подувший ветерок развернул бунчуки и стяги. Взревели боевые трубы, грохнули бубны и тулумбасы, с диким воплем, увлекая за собой остальных, понёсся вперёд передовой отряд. Татарские перёные стрелы взвились в небо. В ответ засвистели стрелы русские. Упали первые убитые и раненные.