Текст книги "Князь Барбашин (СИ)"
Автор книги: Дмитрий Родин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 56 страниц)
Глава 5
Штормлива осенняя Балтика. Неприветлива. Море отливает свинцом. Крупные волны, ударяясь о борт, перекатываются через палубу, и при каждом ударе корабль вздрагивает и кренится.
Три дня шумел Ботнический залив, не давая каперским кораблям достичь Аландских островов. Три дня команды боролись со стихией, не давая ей утопить или выбросить корабли на берег. А когда шторм, наконец, прекратился, оказалось, что отнесло их немного в сторону.
Накинув на плечи кафтан, Андрей поднялся на палубу и жадно глотнул свежий, солоноватый воздух. Море, словно отдыхая от бешеной пляски, едва вздымалось, слегка покачивая шхуну. Пробивающееся сквозь разрывы туч солнце играло бликами на воде и сырой палубе. Недалекий берег, поросший лесом и густыми зарослями начавших желтеть и краснеть кустов, выглядел диким. Впрочем, для этих мест это была привычная картина: Норрланд был всё ещё слабо заселён, и кроме Евле не имел к северу ни одного города. Хотя те же Умео и Лулео уже существовали, но это были небольшие сельские поселения с портом, которым ещё век предстояло ждать, прежде чем им присвоят права города.
Склонившись на борт, князь долго слушал мягкие всплески воды, пока его не отвлёк штурман, как всегда сопровождаемый гардемаринами, проходящими навигационную практику.
– Княже, думаю вон тот торговец нам лучше расскажет, в каких водах мы очутились, – произнёс он, указывая куда-то в сторону моря.
Подняв взор, Андрей рассмотрел идущий под всеми парусами большой и пузатый купеческий корабль. Вскинув подзорную трубу, он долго рассматривал парусник, на поверку оказавшимся шведским. Это сильно заинтересовало Андрея: он уже знал, что практически всю шведскую внешнюю торговлю держали в руках немецкие, главным образом любекские, купцы, а сами шведы редко ходили за море. А тут довольно крупный корабль явно кого-то из местных. Для кож и коровьего масла слишком большая посудина. Так что явно следовало поинтересоваться: что же у того находилось в трюме. Наблюдаемый им воочию наглый захват принадлежавшей Руси земли давал ему пусть и скользкий, но повод навести в местных водах свои порядки.
– Вахтенный! Корабль к бою изготовить! Рулевой, курс на купца!
Безмятежная тишина, царившая на "Новике" была грубо оборвана трелью боцманской дудки. Затопали по палубе матросские ноги, заскрипели просмоленные канаты, захлопали поднимаемые паруса.
Когда шведы разглядели опасность, на палубе началось настоящее столпотворение. Даже не думая о защите, человечки на палубе засуетились, торопливо спуская лодки на воду, а большой баркас, шедший на буксире за кормой, подтянули ближе, чтобы гребцы могли спрыгнуть в него. Андрей усмехнулся. Поздно. Ветер дул от берега, и шансов у шлюпок уйти от кораблей не было.
Спустя час русские уже хозяйничали на борту кургузого судёнышка. Пленных брать не стали, лишь уточнились у них, догнав ближайшую шлюпку, о своём местоположении. Оказалось, что шторм отнёс их к устью реки Далэльвен, а захваченное судно вышло из порта Евле, успокоенное известием, что корабли, блокирующие побережье, ушли. И вот такая оказия…
Шведский парусник был явно не первой молодости, да и скроен был по старым лекалам. В длину он был не больше шхуны, зато гораздо шире её, что позволяло иметь вместительные трюмы, но делало ходоком весьма посредственным. Три мачты-однодревки заканчивались вместительными марсовыми площадками и были вооружены только прямыми парусами. Зато осмотр его трюмов дал хороший повод для радости.
Казалось бы, что можно взять со шведского торговца, ведь всем известно, что шведы бедны, как церковная мышь. Основа их вывоза коровье масло, кожа да меха – товары явно не эксклюзивные. Оттого и города Швеции были невелики: самый крупный – Стокгольм – насчитывал в начале XVI века менее 8 тысяч жителей, а остальные и вовсе далеко уступали ему. Однако был у Швеции товар, чья ценность только росла с годами. С давних времён в средней Швеции росла и развивалась добыча железа, меди, а с недавнего времени ещё и серебра. Железорудное сырьё отличалось высоким качеством и издавна пользовалось спросом на мировом рынке, давая в скудную шведскую казну живительный ручеёк доходов от сборов и пошлин. А поскольку металла в мире требовалось всё больше, то не стоит удивляться возникшему у многих богатых семейств Европы желанию войти на шведский рынок, до того практически полностью монополизированный Ганзой. Ещё бы, только вывоз в Любек за последние два века вырос в пять раз. А экспорт меди и вовсе превышал по стоимости экспорт железа. Оттого-то те же Фуггеры с недавнего времени стали искать подходы к шведским рудникам.
Так вот, совсем недалеко от залива, в котором по воле шторма оказались русские корабли, находилась Большая Медная гора, вблизи которой вырос шахтёрский посёлок Фалун. От него, через озеро Рунн можно было проникнуть в реку Далэльвен, а по ней, пусть и не самой удобной для сплава, спуститься к Евле. Этот старейший город на северном шведском плоскогорье Норланд был важным портом, через который уже больше века и вывозились в Стокгольм и Ганзу лес, медь и железо. И именно этими товарами был практически забит построенный на евлейских верфях старый парусник.
Пока высаженная на его борт призовая команда готовила судно к движению, Андрей вызвал к себе командира "Пенителя морей" Игната, дабы поставить ему задачу по конвоированию и передать письмо для дяди, в котором он излагал результаты разведки и свои мысли по этому поводу. Ибо после прохода Сёдра-Кваркен кораблям предстояло разделиться…
Сентябрь в Любеке месяц тёплый, хотя дожди явление отнюдь не редкое. Впрочем, это не сильно отражалось на жизни любекского порта. Тот, как всегда, был полон жизни. Среди сотен судов из разных концов Балтики и Северного моря довольно скромно смотрелись две каравеллы под синим флагом Руссо-Балта.
Сразу после возвращения из Любека, Сильвестр Малой провёл ревизию корабельного состава компании. Его разношёрстность плохо сказывалась на конвойном ходе, вот и решился бывший ростокский студент провести оптимизацию. Смотрели-выбирали как среди трофеев, так и среди исконно своих, проводя совместные плавания, а заодно натаскивая в морском деле новых покрутчиков, пришедших на корабли, можно сказать, прямо от сохи. Ибо проблема кадров всё так же и стояла перед компанией: несмотря на противодействие гданьских разбойников, торговое мореплавание на Руси переживало своеобразный бум. Андрей знал (ну если верить историкам), что пик этого бума в его варианте истории пришёлся на следующий, 1520 год, однако как будет здесь, точно спрогнозировать уже не мог. Его действия по борьбе с гданьчанами (силой на море и дипломатией в совете Ганзы) уже сильно изменили новую реальность. Те же Таракановы ныне ежегодно посылали корабли не только в Любек, но и в Копенгаген, найдя таки там для себя подходящие товары. А им на пятки уже вовсю наступали другие: Боровитиновы, Крюковы, Старковы, Саларевы, Сырковы и Ямские. Эти богатейшие гости Новгорода нутром почувствовали прибыльность нового-старого дела и теперь стремились компенсировать своё отставание на старте. А ведь кроме них была ещё плеяда не столь богатых, но более многочисленных купцов, так же ходивших за море: Андрей Яска, Гридя (Григорий) Шубов, Иван Секирин, Гридя Боков, Иван Васильев и Семён Мижуев – это только небольшой список лишь новгородцев, донесённый историей до века двадцать первого. И всем им нужны были умелые мореходы. Купеческие приказчики буквально мелким ситом просеивали всё побережье, завлекая к себе умельцев всеми правдами и неправдами. Профессия морехода резко подскочила в цене, а спрос, как известно, рождает предложение.
Прослышав о заработках, в Новгород и Ивангород потянулся различный люд привыкший жить по найму. Вот только умения в них было самый мизер. Мало кто уподобился хотя бы речным судовщиком поработать. Да и не каждый мог вынести трудности морской работы. Но компания брала всех, заключая хитро составленный крестоцеловальный ряд, по которому ежели кто к морскому делу был негоден, то переводился на берег, где работ так же хватало. Зато за сезон натаскать таких вот бывших крестьян на обычный физический труд матросов было вполне реально, что позволяло создать даже некий запас, из которого покрывались все потери в экипажах.
Так вот, проведя ревизию корабельного состава, Сильвестр безжалостно отбраковал всех тихоходов и стариков. И теперь у компании осталось всего восемь торговцев: четыре двухмачтовых лодьи грузоподъемностью в шесть тысяч пудов и четыре трофейных каравеллы грузовместимостью от шести до двенадцати тысяч пудов. Вроде и немного, но для нынешних объёмов, что они могли позволить себе, вполне хватало. Потому как возить воздух дело накладное. И вот пара каравелл с поздним товаром ныне стояла в Любеке, ожидая прибытия первой партии отобранных Мюлихом для найма людей.
Кроме того вместе с ними прибыл в столицу Ганзы и Малой. Ему предстояло провести тут зиму, дабы совместить несколько дел сразу: присмотреть хороший товар, поработать с кандидатами на найм, и, главное, по весне выступить на съезде перед ганзейцами от имени купцов Великого Новгорода и новгородского наместника, наделённого государем правом вести дела с Ганзой. Бывший дьячок, кроме грамоты от Шуйского, имел ещё и кучу списков от купцов, обокраденных гданьскими каперами и новые каперские свидетельства, как доказательство вероломства одного из членов союза.
Всё это было сделано по одной причине. Гданьский магистрат, обеспокоенный потерями своего торгового тоннажа, обратился в совет Ганзы с призывом соединенными силами покончить с русскими каперами, пока "русские не обрели истинного господства на море" и пока "это зло ещё не успело пустить слишком глубоких корней". Но Андрей, помня о казусе войны трёх восьмёрок, недаром готовился к такому обороту и ныне Малой готов был доказать, что это именно с гданьчанина Андриана Флинта началась каперская война между Гданьском и Русью. Тем более что жалоба на то ограбление ещё аж трёхлетней давности давно уже лежала в Совете и все гданьские жалобы пошли уже после неё.
Разумеется, Андрей понимал, что своя рубашка ближе к телу и "Сомоса хоть и сукин сын, но это наш сукин сын", однако разногласия между Гданьском и Любеком продолжали нарастать, и, играя на них, единого фронта, направленного против русского мореплавания, можно было избежать. А это было главное, что сейчас нужно было Андрею.
* * *
Двухэтажный дом купца Исраэля Хармена стоял на одной из узких улочек Любека недалеко от ратуши и центральной площади. Купец перебрался сюда из родного Мюнстера совсем недавно, и пяти лет ещё не прошло, но дела отсюда вёл уже давно, торгуя с ливонским Ревелем. Женившись на Эльзабе Тегелер, дочери купца Тегелера, торговавшего со Швецией, Исраэль постепенно встроился в треугольную торговлю между Любеком, Швецией и Ревелем. А благодаря контактам в Леонгардском братстве, члены которого были связаны главным образом с верхней Германией, он смог быстро и хорошо расширить свои дела.
И вот с недавнего времени в этом доме поселился появившийся непонятно откуда относительно высокий, около 173 сантиметров роста, статный молодой человек довольно крепкого телосложения. У него было длинное, узкое лицо с низким, несколько покатым лбом и тяжелым подбородком. Одевался он довольно скромно, в основном в одежды тёмных цветов, но всегда носил с собой меч, явно демонстрируя своё отношение к дворянству.
В Любек его привела нужда. Но нуждался человек не столько в деньгах (хотя и в них тоже), сколько в ином. И для этого иного ему нужна была вся сила купеческого союза. Купец Исраэль и его жена, считавшие так же, как и он, что Швеция должна быть отделена от Дании, любезно приняли его в своем доме и помогли связаться с бургомистром Николаем Брумзе.
Он заявился в магистрат, полный самых смелых надежд и оказался весьма разочарован. Эти чёртовы торгаши не любили спешить, пытаясь отыскать во всём свою выгоду. И потому сейчас молодой человек сидел на стуле возле распахнутого окна, пребывая в состоянии холодного бешенства. Бегать, просить, уговаривать – разве о подобном он мечтал в своё время. Но с судьбой не поспоришь. В конце концов, он сам выбрал свой путь.
Громко топая башмаками, в комнату вошёл слуга, тут же поёжившийся от порыва холодного ветра из-за распахнутого настежь окна.
– Там к вашей милости гости.
– Кто-то из совета?
– Нет.
– От купцов?
– Нет, по виду дворянин, но имени своего не назвал. Сказал, представится вам лично.
Молодой человек стиснул ладонь на рукояти кинжала. Неужели ищейки короля так быстро нашли его? Да нет, не может быть, никто, кроме самых верных, не знал, куда он направится. А уж убийца тем более вряд ли придёт вот так, в открытую. И ему стало даже интересно: кого это судьба подсунула в этот раз. Поднявшись со стула, он прикрыл стрельчатую раму и повернулся к слуге:
– Зови его сюда и сообрази чего: вино, там, закуски.
– Да, ваша милость.
Поклонившись, слуга выскочил за дверь.
Посетитель оказался ещё более молодым человеком, чем он сам, одетым просто, но со вкусом. Он с благодарностью кивнул, усаживаясь на указанный стул, и с интересом принялся рассматривать хозяина комнаты. Вошедший слуга поставил на стол бутыль с вином и два оловянных бокала, после чего быстро удалился, повинуясь мановению руки хозяина.
– Итак, с кем имею честь?
– Моё имя Андрей, дорогой Густав, – немецкий у странного посетителя был неплох. – И у меня к вам небольшой разговор, который может иметь большие последствия.
– Хм, заинтриговали, – Густав нахмурил брови. – Однако меня вы знаете, а вот я вас нет. Это, знаете ли, невежливо.
– А если я скажу, что знаю больше, чем вы предполагаете, это тоже будет невежливо? – усмехнулся гость.
– Вы так думаете? Так удивите меня, – тут молодой человек практически упал на стул и, закинув ногу на ногу, обхватил левой рукой голень правой ноги возле лодыжки.
Гость поднялся со стула, подошёл к столу и налил в один из кубков рубиновой жидкости. Потом глянул на хозяина и подбородком указал на бутыль, что держал в руке. Уловив такой же молчаливый кивок, налил во второй кубок и, поставив бутыль, отошёл в сторону, предоставив хозяину возможность самому брать свой напиток. Тот вздохнул, но поднялся и, подойдя к столу, взял оставшийся кубок.
– Вас зовут Густав Эрикссон, и вы приходитесь родственником нынешнему правителю Швеции, – начал гость, отпив из своего. – Вы были взяты в заложники королём Кристианом, но бежали из пределов его страны. А теперь находитесь в Любеке, собирая силы и союзников на борьбу.
Рука Густава, держащая кубок, чуть дрогнула.
– Кто вы, чёрт бы вас побрал!
– Значит, собираете, – облегчённо выдохнул гость. – А то я, грешным делом подумал, что тороплю события.
– Торопите?
– Конечно. Вы же тоже верите, что Кристиан не оставит Швецию в покое, а молодой Стуре вряд ли устоит.
– Он сын своего отца…
– А отец признал Кристиана наследником, – перебил гость. – Впрочем, разговор не об этом. Кстати, не ответите на один простой вопрос: а отчего вы не вернулись сразу в Швецию? Только не говорите, что у вас нет денег, или что вы боитесь поимки. Простите, но не поверю.
– И каков же ваш вывод? – в голосе молодого Вазы явно слышалось напряжение и скрытая угроза.
– О, всё просто, – его собеседник буквально расплылся в дружеской улыбке: – Я ведь сказал, что вы собираете силы на борьбу? Да, сказал. Вот только не уточнил с кем на борьбу. Сдаётся мне, кто-то хочет править Швецией сам – и без Стуре, и без Кристиана. О, не надо так тискать кинжал, право слово. Не хотелось бы оставлять Швецию без возможного короля. Поверьте, ваше желание вовсе не моё дело и как либо вредить вам я не собираюсь. Впрочем, как и помогать.
– Тогда зачем всё это? – Эрикссон неопределенно обвёл рукой в воздухе.
– Как говорят некие островитяне: не стоит складывать все яйца в одну корзину. Ваши переговоры, насколько я осведомлён, лишь в самом начале. А ведь любой мятеж, как и война, требует лишь три вещи: денег, денег и ещё раз денег…
– Мятеж! – воскликнул Ваза. Нет, он прекрасно понимал цену своих действий, но вот так прямо, не сглаживая углов, его помыслы при нём пока ещё никто не называл.
– Ну да, – спокойно парировал гость, садясь на стул. – Как говорят у меня на родине (кстати, я долго мучился, пытаясь срифмовать на германском языке):
Мятеж не может кончиться удачей,
В противном случае, его зовут иначе.
– Так вот, – продолжил гость, откидываясь на спинку. – Пока короны на вашей голове нет, вы всего лишь мятежник. Как там у вас сложится, я не знаю. На каждый пример удавшегося восстания можно привести пример неудавшегося. Да мне, если честно, это и не интересно. Но вот что интересно мне и моему государю, так это финские границы Швеции.
– Финские границы? – бровь Густава взлетела вверх. – Так вы представляете московского правителя? Вот уж никогда не думал, что у этого лесовика такая великолепная разведка.
– Хм, я бы попросил вас выражаться более корректно. Вы, всё же ещё пока не брат-венценосец, а я сам, знаете ли, как раз родом из этих, как вы выразились, лесовиков. Причём не простой фрельс, а принц крови. Причём, как и мой государь, тоже имеющий право на шведскую корону и как бы не больше, чем у вас.
– Что?!
– Именно! Правда, соглашусь, права эти оспоримы, но они всё же есть. Видите, как плохо не знать историю, мой друг.
– Так может, просветите?
– Да легко, – усмехнулся гость. – Ярослав, правивший Русью пять сотен лет назад, был женат на Ингегерде из династии Инглингов. А его потомок, Мстислав, женат на Кристине, из династии Стенкиля.
– И всё?
– Вам мало? Впрочем, я сразу сказал, что права оспоримы, однако, и за меньшее резались. Но могу вас успокоить, моему государю не нужен шведский трон, но он сильно прогневался, узнав, что шведы нарушают договор.
– Вы уполномочены официально?
– Нет. К вам я прибыл как сугубо частное лицо. Мой государь не может позволить себе поддерживать мятеж против законной власти. А потому никаких официальных контактов с вами нет и не будет, пока и если вы не наденете корону. И даже если вы начнёте трезвонить о нашем разговоре на каждом углу, мой государь с честным лицом скажет, что вы всё выдумали, ибо он никого не уполномочивал на подобное. Однако политика – игра грязная, а ваш возможный мятеж нам только на руку.
– И чем же?
– Все любят половить рыбку в мутной воде, – усмехнулся гость. – Границы Ореховецкого договора нерушимы. А потому, пока вы будете делить власть, все шведские поселения на русской части Финляндии будут или уничтожены или захвачены. Но то, что находится на шведской стороне, разумеется, тронуто не будет. Хотя, возможно, и не всё. Вы, надеюсь, помните, что три провинции должны были вернуть Руси ещё при прошлом правителе. Договор подписан, так что, формально, мы будем в своём праве, если слегка урежем ваши возможные владения, – закончил он, особо выделив интонацией слово "возможные".
– Я так понимаю, это условия невмешательства русской стороны в шведские дела?
– Вы вправе думать, как вам угодно. Просто не хотелось бы начинать отношения с новым правителем с войны.
– А вы так уверены что у Швеции будет новый правитель?
– Разумеется. При всём уважении, король Кристиан добьётся своего.
– Не удивлюсь, если нечто подобное такое же "частное" лицо сейчас обсуждает и с ним, – кривая ухмылка исказила лицо Густава. – Как вы там сказали? Не кладите все яйца в одну корзину? Воистину византийское коварство.
– Я уже сказал, – ответил гость, вставая со стула: – вы вправе думать всё, что вам угодно. Надеюсь, по весне мне или моему человеку будет позволено посетить вас?
– Вы уверены, что я задержусь тут до весны?
– Более чем. Итак?
– Я могу отказаться?
– Разумеется. Думаю, к тому моменту вы почувствуете за собой силу и решите, что наше свидание для вас зазорно.
– Верите в то, что Любек мне поможет, – констатировал Густав. – Интересно, почему? Впрочем, чему я удивляюсь. Вы явились ко мне практически сразу после моего появления в магистрате, а это наводит на определённые мысли. Что ж, я обдумаю ваши слова и да, мне будет интересно пообщаться с вами или вашим представителем по весне.
– Тогда позвольте откланяться и пожелать вам успехов в переговорах с магистратом и членами Циркельгезельшафт.
Когда незваный гость ушёл, Густав Эрикссон ещё долго сидел в задумчивости, потягивая вино и ни на кого не обращая внимания.
* * *
Разговор с будущим королём Швеции вышел сумбурным, впрочем, многого Андрей от него и не ожидал, а потому и сильно к нему не готовился. Василий Иванович ведь не тот человек, что позволит кому-то вести переговоры от его имени без его разрешения. А то, что Густав мог подумать по-другому, так кто ему доктор? Да ещё ведь и неизвестно, станет ли сей отрок королём. Для начала Андрей хотел просто посмотреть на него, дабы решить что лучше: дать событиям идти своим чередом или сразу избавиться от претендента на корону. И тот и тот вариант был одинаково приемлем. Вот только что ожидать от Густава было уже примерно известно, а вот что сотворит тот, кто встанет вместо него (ну не верил Андрей, что шведы спустят на тормозах такое событие, как «Стокгольмская кровавая баня», да и датское владычество вообще) – это ведь ещё вилами по воде писано. Да и тот кидок, что совершит Густав в отношении Любека и Ганзы тоже неплохая вещь. Потерянные деньги ведь захочется восстановить, а это шанс ещё больше закрепиться на любекском рынке. В общем, тут всё как всегда: чем хуже одному, тем лучше другим. А то ведь в скором времени гордые патриции и в русских увидят прямых конкурентов, особенно когда русские корабли пойдут в тот же Амстердам.
О нет, не подумайте, Андрей хорошо помнил, что поначалу главным приемником ганзейского Брюгге был Антверпен и туда тоже собирался проложить дорожку, но Амстердам это на перспективу. Плюс был в том, что именно Амстердаму было разрешено торговать с Балтикой без оглядки на ганзейские привилегии.
Но, возвращаясь к Густаву, Андрей таки не решил, какой вариант лучше, а потому предпочёл оставить всё как есть. В конце концов, история потихоньку менялась и вариант того, что Эрикссон просто не доживёт до коронации, был уже далеко не нулевой.
Покончив с политикой, весь следующий день князь посвятил морю. Точнее разговорам о нём. Потому как провёл его в гостях у Бомховера, слушая рассказы об отгремевшей почти десять лет назад войне. Патриций оказался умелым рассказчиком, а князь благодарным слушателем, а потому расстались адмиралы (один настоящий, а другой пока что больше номинальный) вполне довольные друг другом.
Оставшиеся дни Андрей то общался с мастерами, что согласились подзаработать в далёкой Руссии, то в который раз инструктируя Малого, пока, наконец, все дела в Любеке не были окончены и «Новик», взяв под охрану груженые каравеллы, смог, наконец, покинуть гостеприимную гавань. На этот год морских походов оказалось достаточно, пора было заняться делами земными.
