Текст книги "Князь Барбашин (СИ)"
Автор книги: Дмитрий Родин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 56 страниц)
И слушая эти новости, Лукаш уже не сомневался, что магнаты добьются своего, и королевская каперская флотилия будет распущена. А значит, ему уже нужно подыскивать нового работодателя, если он, конечно, не хочет превратиться в простого извозчика.
И, забегая вперёд, скажем, что долго искать работу бывшему королевскому каперу не пришлось. Всю их флотилию с радостью нанял сам Гданьск, дабы отправить сражаться против короля Кристиана.
Но это уже другая история….
Глава 13
На этот раз орденская земля встретила русского посланника довольно прохладно. После подписания в Торуни четырёхлетнего перемирия, Альбрехт начал усиленно готовиться к третейскому суду со стороны императора, и о силовом варианте решения проблемы больше не мечтал. Он окончательно осознал, что какие бы финансовые проблемы не возникали у Польши, Орден в нынешнем его состоянии всё равно не способен был бороться с нею один на один, а союзники (что Русь, что Дания) вовсе не собирались кидаться в бой ради интересов рыцарей, зато вовсю использовали сложившуюся ситуацию к своей выгоде. Однако аудиенцию для посланника всё же организовал и деньги принял, да и письмо для императора Карла обещался передать. Вот только терзали Андрея смутные сомнения. Вот вряд ли такое письмо родилось из-за его деяний, а значит, было оно и в той истории, но он-то точно знал, что отношения с императором начнутся лишь после посольства в 1525 году князя Ивана Засекина-Ярославского. А это значило, что письмецо это просто пропадёт где-то в архивах кенигсбергского дворца.
После всех затраченных усилий, Андрею было жалко такого исхода посольства: и деньги зря отдали, и письмо до адресата не дойдёт. Но делать было нечего, если только намекнуть государю, что надо бы пораньше отправить большое посольство в Европу. Да ещё (чем чёрт не шутит, когда бог спит) самого себя в послы выдвинуть. Чай он князя Засекина не хуже будет. А вот по Европе прокатиться ему для дел куда нужнее, чем тому же Ивану.
Единственное доброе дело, что совершили в Мемеле, где и происходила встреча посла с магистром, это отремонтировали повреждения, полученные в бою, после чего команда заменила паруса, и шхуна вновь была готова к боям и походам.
Забрав посланника, она вышла из порта и быстрым ходом вернулась в Норовское, где посол Сергеев покинул судно, а из Новгорода пришла радостная весть о том, что жена, тёща и дети благополучно прибыли на торговое подворье. Причём вместе с ними приехала и жена Михаила, отчего и задержались в пути, ибо последняя была на сносях.
Узнав об этом, Андрей неожиданно сообразил, что, возможно, и в той истории Михаил-то и не был бездетен, просто его неродившийся или малолетний ребёнок погиб в том злополучном обозе, что уходил из Москвы и был перехвачен татарами. А здесь и сейчас Варя смогла убедить родственницу покинуть столицу вместе с ней. Скорее всего, пообещав успешные роды, ведь умения андреевых лекарей в семье с недавнего времени стали поводом для многочисленных пересудов. И это радовало осознанием того, что род Барбашиных не схлопнется на потомках Ивана, как это случилось в иной реальности.
А пока же, отписав короткое, но нежное послание жене, Андрей вновь поспешил в море. По той же причине, что и его враги: как можно больше захватить купеческих кораблей. Ибо если другие просто чувствовали, то он-то точно знал, что этот год станет крайним, когда можно было законно грабить на морях. Дальше государь не поймёт. А ему это не надо. Хотя кое-какие намётки уже родились в голове.
Так что, взяв на борт большое количество мореходов (основную часть которых составляли вчерашние крестьяне, решившие попытать удачи на новом поприще) и, пополнив запасы, он вновь вышел в море…
Вперед-назад, туда-сюда-обратно: своеобразные качели от мыса Розеве до мыса Хель, где встречаются две водные стихии – Балтийское море и Гданьский залив. С одного борта – всегда море, с другого хельская коса, которая из-за пролившихся дождей и нагонного ветра вновь превратилась в цепочку отдельных островов, что, впрочем, не мешало Гданьску при любой оказии навязчиво напоминать королю о своих притязаниях на земли как Хеля, так и Пуцка. Но их просьбы «благополучно» пролетали мимо королевских ушей, и лишь после восстания 1525 года король в награду за верность уступит-таки Гданьску сначала Хельскую косу, а потом и остальное побережье Гданьского залива. Но Андрею было не до таких тонкостей, ведь лучшего места для охоты за купеческими кораблями, идущими в этот ганзейский город, и придумать было нельзя: тут он сразу охватывал трое разных путей – из западной части Балтийского моря, из Стокгольма и Висби, и из Риги и Ревеля.
Вот и болтались они тут, как неприкаянные: дошли, повернули обратно, и так день за днем, в любую погоду. А кто сказал, что жизнь капера состоит из погонь и побед? Нет, львиная доля это муторное барражирование на морских путях в поисках добычи.
С подзорной трубой под мышкой Андрей расхаживал по наветренной части юта, время от времени бросая взгляд на паруса. Лежать в койке было неудобно: шхуна кренилась так, что, казалось, весь подветренний борт купается в пене. Ну, борт не борт, а руслени достаточно часто омывались потоком солёной воды. Отчего пушки, закрытые от намокания свинцовыми колпачками, пришлось даже дополнительно укрепить, а команде настоятельно рекомендовать не соваться лишний раз на верхнюю палубу.
Так вот, лежать было неудобно, а читать наскучило. И море, как назло, словно вымерло. А ведь приближался август – месяц главной ярмарки в славном городе Гданьске.
Нет, кое-кого они всё же смогли перехватить, но это был всё же мизер из того, что могла дать охота возле столь богатого города. А всё из-за того, что большую часть встреченных кораблей приходилось попусту пропускать, так как разрешение-то им было выдано не на прерывание всей морской торговли Гданьска, как это сделал Сигизмунд в отношении русских портов, а на отлов только гданьских кораблей. А таковых было, в лучшем случае, лишь один из пяти встреченых.
Вздохнув, Андрей, в который раз окинул взглядом пустынное море, опустил трубу и, обхватив для надёжности ближайшую снасть, задумался о том, что Балтика за эти годы, несмотря на все её просторы, всё же так и осталась лично для него лужей, а их походы – детской вознёй в песочнице. Да и вообще, торгуя только на Балтике флот не развить, и есть опасность, что он так и останется флотом регионального значения. А значит, пора ему взрослеть и выходить в океан, а не то у его людей укоренится в умах неверное понимание морского дела. И будет у наших моряков, как и в той истории, считаться переход "Балтика – Средиземное море" – подвигом. Хотя у тех же клятых европейцев куда больший переход типа "Европа – Америка" или "Европа – Индия" так, обычная, повседневная вещь. И это восприятие не позволит воспользоваться кучей возможностей, в которых главную скрипку предстояло бы сыграть флоту. А первые звоночки он слышал уже сейчас. Многие на его кораблях искринне не понимали, для чего он так возится с бочками для воды или продуктами долгого хранения. Ведь вот он берег – причаль и пополни запасы! И за примерами далеко ходить не надо. Вот буквально вчера они основательно так забили свои кладовые в ближайшей деревушке, просто экспроприировав у её жителей зерно, мясо, яйца и прочую снедь самым что ни на есть пиратским образом.
Сам Андрей ещё в той жизни задумывался, что, возможно, именно привычка пополнять запас воды и провизии чуть ли не через сутки и помешала многим до того успешным, но "каботажным" странам удержаться в рядах морских держав. Ведь в океане свежие мясо и овощи портятся быстро, а вода тухнет прямо в бочках, и вот уже цинга убивает последние силы, а ближайшая земля находится всего лишь в нескольких верстах, но под килем собственного судна. И хоть это отнюдь не весь список проблем, которые отличают океанский переход от хождения вдоль берегов, но ведь всё в этом мире состоит из мелочей. И русский флот, родившийся в Балтийской луже, и выстреливая время от времени дальними походами, так и остался в большинстве своём флотом внутренних морей. Ну и зачем нам наступать на те же грабли? Правильно – незачем! Но тогда нужно понять: для чего выгонять корабли в океан? Ради самого похода? Так таким образом на флот никаких денег не напасёшься. Ведь даже в ту же Англию можно спокойно добраться, не теряя берега из виду! Вот и получается, что наиболее приемлемый выход – заморские колонии. И пусть они потом, возможно, и то через века, отпадут, но сейчас это будет тот стимул, что позволит совместить и расстояние, и доходность. Вот только имея в относительно лёгкой доступности такой огромный земельный ресурс, как Сибирь, как бы не надорвалась матушка Русь на этих заокеанских владениях. Ведь любая колониальная империя, рано или поздно, сталкивается с острой нехваткой такого ценного ресурса, как колонисты. И не получится ли так, что он, забрав часть сибирского потока, возможно, ослабит этим оба направления? Ведь колонии – колониями, а Сибирь куда приоритетнее будет!
Тут очередная волна с шумом разбилась о борт шхуны, обдав князя холодными брызгами. Стерев с лица солёную влагу, он усмехнулся, в очередной раз оглядел горизонт, и неспеша направился в свою каюту, где расторопный слуга уже должен был сварить кофе.
В капитанской каюте было тепло, хотя жаровню, во избежание пожара, и не разжигали. Скинув промокший кафтан, князь сел на койку, а горячее кофе, поданное слугой, и вовсе добавило блаженства. Закрыв глаза, Андрей мелкими глотками потягивал тёрпкий напиток, раз за разом возвращаясь к мыслям о колонии.
Ну да, что скрывать, он давно уже мечтал об этом. Можно сказать, с самого момента своего попадания, вспомнив аишные книжки, читанные в своё время на Самиздате. Ну, те, в которых попаданцы, находясь в Европе, жили по законам аборигенного времени, а вот на дальних островах устраивая всё под свой вкус. И даже место под свою колонию присмотрел давно, спасибо за то таким тематическим каналам как "National Geographic", "History" и "История", на которых он зависал в последние годы перед переносом. Многочисленные и увлекательные передачи про бобровые войны, Великие озёра или о канале Эри подтолкнули его углубиться в историю Канады, которую в России, скажем так, не сильно знают. И уже тогда он сделал для себя потрясающее открытие. Там, в Канаде, было всё, что нужно для хорошей колонии: неплохие в сельскохозяйственном значении земли, множество полезных ископаемых (золото и серебро тоже было), а ещё и относительно пригодный путь в центр Американского материка, прямо до знаменитого стального пояса США, а потом, через водораздел, и дальше, в долину Миссисипи.
Правда, тут у многих форумчан, с кем он делился своими взглядами, возникал справедливый вопрос: а зачем плыть землепашествовать за моря, когда "подрайская землица" имеется прямо тут, под боком? Но ответ легко закрывался послезнанием ожидающих впереди катаклизмов. Просто о Малом ледниковом тоже как-то не принято было говорить в общей массе, словно он никакого влияния на ход истории не оказывал. Ведь куда веселее все катастрофы списать на "безумца" Грозного, своими реформами раззорившего Русь. Мол, вот она – цена расширения! Что далеко ходить, Андрей и сам таким был когда-то. А ведь знание про ожидающиеся катаклизмы сильно меняло взгляд и на проблему колонистов. Достаточно просто вспомнить, что на исходе 16 века население Руси значительно сократилось. Точнее, оно росло, вот только если к середине века территория Руси увеличилась в два раза, а население при этом больше, чем в три, то к концу века территория вновь увеличилась в два раза, а население на какие-то жалкие шесть процентов (ну, если верить учёным, занимавшимся демографией). И виноваты в этом были не только многочисленные войны, но и участившиеся недороды, пошедшие к концу века, чуть-ли не чередой, и вызванные ими голод и эпидемии. И вот этим, сильно сократившимся населением, русские и двинулись в Сибирь.
А между тем, "жирные" годы начала шестнадцатого столетия были совсем другими. Семьи с четырьмя-семью детьми были обыденностью, что создало неожиданный переизбыток населения относительно имеющихся годных к обработке, при тогдашних аграрных технологиях, земель, сведённый на нет климатической катастрофой 1570-х годов.
Последовавший затем хозяйственный кризис, спровоцированный демографическим ростом и невозможностью далее эксплуатировать основную технологию земледелия, ухудшение природных условий обусловили экономический, политический и идеологический кризисы на Руси, вылившиеся в конце-концов в Смуту.
Но это дело будущего, а ныне брать переселенческий ресурс на Руси было где. И его вполне должно было хватить и на Канаду, и на Сибирь!
Однако, если всё-таки начать заморачиваться заморской колонией, то предстояло решить кучу сопутствующих проблем. И главная: кто всем этим заниматься будет? Слишком много появилось у него направлений деятельности. Ладно, Игнат неплохо тянет камскую вотчину. Ворует, конечно, но место своё знает. Медный завод работает на полную, соляные варницы тоже. Стеклянный заводик вовсю экспериментирует с зеркалами и уже появились первые, вполне пригодные экземпляры. Правда, Андрей даже боялся представить, что творится в тех мастерских, где изготовляют эти зеркала.
Ну да, фиговый из него попаданец – вместо продвинутого прогрессорства, массово использует местные технологии. Но, увы, флоат-процесс не принёс больших дивидендов. И самой серьезной проблемой оказалось банальное окисление олова, отчего его поверхность покрывалась окислами, и никакой гладкой поверхности не получалось. А окислы олова растворяясь в расплавленном стекле, делали его мутным и неоднородным по составу со всеми вытекающими последствиями. Он долго напрягал извилины, думая, что не так, пока не вспомнил, что процесс не просто так задувают азотом или водородом. Увы, при его "любви" к химии, от перспективного направления пришлось временно отказаться, потому что он не представлял, как получить этот самый азот. Да, его новый алхимик – Амвросий Зеельбахер – основываясь на немногочисленных подсказках попаданца, уже опробовал метод Глаубера, действуя на селитру концентрированной серной кислотой. Впрочем, он и без него неплохо знал способ получения азотной кислоты методом нагревания смеси селитры и железного купороса. Но ему нужен был газ, а не кислота, и газ в довольно больших количествах. Ох, ведь говорила мама, учи сынку химию. Но…
В общем, пришлось ему в зеркальном производстве вернуться к старому (для него) способу шлифовки, когда на один стеклянный лист клали другой, между ними насыпали мелкозернистый песок и начинали елозить одним листом по другому. Процесс этот был муторным и довольно долгим. К тому же имевшим ограничения по размеру. Да и после шлифовки получалось два листа матового стекла – песок не только срезал все неровности, но и делал стеклянную поверхность шероховатой. Так что нужно было их для начала отполировать.
Потому и елозили рабочие по будущему зеркалу несколько суток, деревянным бруском с приклеенным к нему кусками войлока или кожи и используя в качестве абразива мельчайший песок или золу, приводя его в нужный вид. При этом не обходилось и без стеклобоя, хотя рабочие и старались быть осторожными.
Правда, сейчас там пытались механизировать этот процесс, используя в качестве примера полировальный станок для доспехов, приобретённый в Любеке по случаю. В конце концов, водяной привод менее прихотлив, чем человек. Но пока что больших подвижек в этом направлении не было.
Но даже не трудоёмкось шлифовки и полировки было главным. Нет! Потому что зеркало – это не только отполированное стекло. Для правильной работы ему требовалось нанесение зеркальной пленки. А для этого в эти времена использовали амальгамму – сплав олова с ртутью. С ртутью! Мало того, что такие зеркала были тусклыми, так и сама по себе работа с этим недометаллом была вещью опасной. Да, после нанесения на поверхность будущего зеркала ртуть отгонялась нагревом, и на стекле никакой ртути не оставалось. Но при этом она заполняла собой помещение мастерской в виде паров. А пары ртути – это и есть самое опасное. Так что производство зеркал получалось весьма вредным для здоровья.
Впрочем, кое-что Андрей в этой технологии заменил. Вместо олова в амальгамме стали использовать серебро, отчего после отгонки ртути на стекле оставался слой серебра, что делало зеркала куда более яркими. Но ртутная проблема никуда не делась, так что приходилось бороться с нею всеми доступными методами безопасности. Зато цены на зеркала в Европе радовали тем, что все предыдущие затраты можно было покрыть за одно плавание.
И это только одно направление. А сколько их было ещё?
Допустим, сельское хозяйство, подхваченное женой, наконец-то, наладилось. За десять лет были подобраны наиболее лучшие сочетания трав и последовательность их посадки, разработана технология удабривания и посева, отчего в последние пару лет позволило получить стабильный урожай в сам-6. Не то чтобы невиданный, но такие урожаи были доступны лишь в лучшие годы, а так, согласно писцовым книгам, средний урожай на пашне составлял сам-3. И будет таким ещё долго. Что уж говорить, если даже в 18 веке, когда уже достаточно широко применялся в качестве удобрения навоз, средний урожай на пашне оставался всё те же сам-3, а на паре – сам-6.
В южных черноземных районах урожайность была в два-три раза выше благодаря плодородию земли. Поэтому русские люди издавна с тоской глядели на юг и юго-восток. Однако там, на границе степей, свистели татарские стрелы и в погоне за хорошей землей легко можно было угодить в плен к "поганым". Вот и сидел горемыка крестьянин на своем окско-волжском суглинке, вымаливая у Бога погожие дни.
Урожай "сам-три" позволял ему свести концы с концами. Но если по каким-то причинам (капризы погоды, вредители полей, болезни растений или что иное) урожайность падала значительно ниже этой черты, в дом стучалась беда. А потому крестьянство, в массе своей не склонное к экспериментам, тем не менее всегда было готово взять на вооружение тот способ, что позволит снимать больше урожая и при этом уже успел зарекомендовать себя многолетней практикой. Так что не стоит удивляться тому, что по донесениям старост, в ближайших к его вотчинам сёлах уже нашлись те, кто пытался повторить опыт его землепользования, но серьёзной преградой для многих стали всё та же черезполосица и зарождающаяся община, не желавшая перекраивать землю. Хотя на отдалёных выселках и новинах получалось вполне недурно. Так что дело аграрной революции потихоньку вылезало из штанишек его вотчин, давая надежду на дополнительную устойчивость страны в будущем.
Однако, то же коневодство сильно затормозилось без хозяйского приклада. Как-то всё не находилось для него своего Ядрея. Хотя тяговооружённость княжеского поголовья и с теми результатами возросла неимоверно. Там, где другим требовалось от четырёх до шести лошадок, княжеским людям хватало пары тяжеловозов. И поголовье их постоянно росло, но как-то медленно. А к хорошей строевой лошади он даже ещё и не приступал. И так было по многим направлениям.
Вот и выходило, что колонизацией нужно было либо заниматься самому, в ущерб иным делам, либо искать того, кто потянет это дело. Этакого своего Шамплена. Тут, впрочем, у него кандидаты были, но вопрос этот нужно было ещё не раз хорошенько обдумать, благо запас времени у него ещё был.
Допив кофе, князь, по заведённой много лет назад привычке, потянулся за тетрадью, чтобы оформить пролетевшие мысли тезисно на бумаге, дабы не забыть чего-то важного в серой повседневности будней.
Ночью ветер окреп и превратился в шторм. «Аскольд», убравший почти все паруса, раскачивало во все стороны разъяренными волнами, исполинские гребни которых то и дело перекатывались через палубу. Но к утру буря стала стихать, ветер заметно спал, хотя море еще бешено выбрасывало свои волны на необъятную высоту и стремительно обрушивалось на корабль. Однако уже в полдень «Аскольд» ходко шел вперед под несколькими парусами. А сразу после обеда дозорный разглядел среди успокаивающихся волн белое пятно чужого паруса.
Вторак, получивший в памятном бою лёгкую царапину и награду из рук самого князя, как раз стоял на вахте помощником вахтенного офицера, и расхаживал между ютом и грот-мачтой, то наблюдая за парусами, то глядя на море, которое стихало все более и более, когда дозорный на верхушке фок-мачты крикнул:
– Парус!
Третьяк, который и был вахтенным командиром, кинулся на бак.
– Эй, дозорный! – гаркнул он, образовав руками нечто вроде рупора. – Где ты его разглядел?
– На траверзе, под ветром.
– Флаг видно?
– Не разобрать пока.
– Ну, следи, – Третьяк вернулся к рулевому и скомандовал поворот.
Шхуна, забирая ветер всеми парусами, устремилась к долгожданной цели, а гардемарин начал усиленно молился, чтобы это оказался гданьчанин, потому как бегать за пустышками всем уже изрядно надоело.
Спустя пару часов дозорный, разглядев флаг, радостно заорал:
– Вижу флаг, это гданьчанин!
– Предупреди-ка командира, малый, – обратился Третьяк к Втораку, стоявшему возле него.
Кивнув головой, гардемарин исчез в люке на юте.
Андрей поднялся на палубу полный предвкушения предстоящего боя. Утомительные качели хоть на время прервуться настоящим делом. Его настроение разделяло и большинство экипажа. Волшебное слово "гданьчанин" оживило всех. Мореходы и абордажники высыпали на сырую палубу, вглядываясь вдаль. Гданьчанин для них означал добычу и лишний рубль в кармане. А бой? Что ж, они верили в удачу своего командира, который смог выпутаться даже в бою против шестерых в штиль. Что им один купец!
В трубу князь долго любовался будущим трофеем. Это был обычный трёхмачтовый хольк водоизмещением тонн в 400, и притом явно сильно перегруженный. На нём уже тоже заметили их, и теперь явно думали, что делать? Уйти им не светило от слова вообще: ветер дул от берега, что сильно затрудняло им возможность выброситься на прибрежный песок, а ходкостью хольки не отличались никогда и устраивать регату для них было бы полной бессмыслицей. Единственной их надеждой было только то, что их ещё не заметили и, отвернув, они смогли бы затеряться среди волн. Но на их беду оптические приборы видели куда лучше человеческих глаз, а подзорными трубами в этом мире пока что обладали лишь моряки Руссо-Балта.
А потому, как ни хитрил, меняя галс, несчастный хольк, спрятаться и убежать у него не получилось. Несколько часов спустя корабли оказались на расстоянии полумили друг от друга и рассмотрев, наконец, кто их преследует, ганзейцы поняли всю тщетность своих попыток и убрав все паруса, которые распустили было сначала, обречённо легли в дрейф.
Что ж, груз холька стоил всяческих похвал: восточные специи, дорогие ткани, поделки нидерландских и испанских мануфактур и много, много металла в виде посуды и прочих изделий. Экипаж холька был погружен в две лодки и отпущен на волю, а "Аскольд" отправился сопровождать драгоценный приз.
Следующие, кто попался им на пути, стали два небольших пятидесятитонных краера с зерном, которые явно были хорошим подспорьем для строящейся Овлы. А вот следующий гданьчанин шёл в окружении сразу нескольких кораблей под разными флагами, и Андрей не решился на атаку, так как вид у всех встречных был весьма решительный. В том, что он справится со всеми, князь не сомневался, но вот последствия у этой победы могли быть совсем не радостными для последующей торговли. Так что изобретательного купца пропустили мимо.
Чем ближе был конец навигации, тем больше Андрей нервничал. Оно понятно, что призов много не бывает, но ввиду конечности халявных поступлений хотелось их всё больше и больше. Потому что потом придётся резко сокращать расходы на всё его прогрессорство. Нет, по русским стандартам он был весьма богатый человек. Не каждый князь или боярин мог похвастать годовым доходом в пару тысяч рублей. Однако каперство приносило куда больше. Особенно сейчас, когда на его стороне была лучшая организация и более совершенная техника, позволявшая воевать практически всегда на его условиях (практически, потому что ветром он всё-таки не заведовал). К сожалению, со временем всё это нивелируется естественным прогрессом, но пока что можно было бы снять самые сливки, оплатив чужими деньгами свой промышленный рост. Вот только время каперства уходило, а превращаться в пирата не хотелось. Не те товары везли по Балтике, чтобы за них рисковать репутацией. Вот если б пошуметь в Атлантике! Но мечты, мечты, где ваша сладость…
А между тем в Гданьске уже вовсю шумела ярмарка, и кораблей в море значительно прибавилось. Отдавать свою торговлю в чужие руки гданьчане вовсе не собирались, тем более сейчас, когда они окончательно перетянули на свою сторону зерновой вывоз у Штеттина (а то, что они не выдержат конкуренции с голландцами, ещё не было известно никому в мире, кроме Андрея), а потому предприимчивые дельцы решили воспользоваться старым ганзейскми трюком – ходить караванами под охраной вооружённых судов. Это должно было помочь, особенно сейчас, когда русских каперов, судя по докладам, было всего пара единиц. Куда делись остальные, купцов мало заботило, главное, сейчас они могли практически беспрепятственно выйти в море. Чем и не преминули воспользоваться.
Конечно, охрана съела часть места для груза, однако доходность обещала понизиться не сильно, так что один за другим гружённые караваны покидали город, чтобы, пройдя мимо Вислоустья, войти в воды залива.
Вот с таким каравном из шести кургузых хольков и повстречался "Аскольд", вернувшийся к патрулированию.
Единственный вооружённый пушками хольк, исполнявший обязанности охранника, решительно выдвинулся вперёд, однозначно показав свои намерния драться. Вот только шхуна была более приспособлена к военным действиям: ей не мешал груз в трюме, она была более быстроходна, и кроме того, абордажная команда была лучше вооружена. Так что не стоит удивляться, что после нескольких одиночных выстрелов пока корабли сходились, князь решительно пошёл на абордаж. Однако на борту холька они встретили такой отпор, какого явно не ожидали. Гданьчане дрались так отчаянно, что русские вынуждены были поспешно отступить на свое судно, потеряв нескольких человек.
А тут ещё выяснилось, что купцы вовсе не разбегаются, как тараканы, а решительно плывут к месту схватки и их вмешательство решительно меняло весь расклад.
Понимая, что время теперь играет не на них, князь велел обрушить на палубу холька огонь из всего, что только могло стрелять. Вскоре густой пороховой дым окутал оба корабля и пользуясь им, как дымзавесой, командиры десятков, обругав своих подчинёных трусами и малодушными бабами, повели их на вторичный абордаж.
Несмотря на то, что команда холька имела перевес в численности и при этом дралась весьма отчаянно, на этот раз каперам удалось переломить ход сражения и оттеснить их к юту. Теперь ганзейцам некуда было больше отступать, и они дрались с бешенством отчаяния, а русские, озлобленные их упорным сопротивлением, рубились с остервенением, помня о спешащих тем на помощь купцах. Именно потому, хотя бой ещё шел, Донат с мореходами уже занялся парусами, распутывая снасти или просто обрубая те, что принадлежали хольку и вытаскивая крюки, чтобы освободиться от захваченного корабля.
В результате "Аскольд" вновь обрёл подвижность и ворвался в купеческие ряды как голодный волк в беззащитную отару. Началось любимое развлечение: картечь и книппели рвали чужие паруса, обездвиживая корабли и калеча экипажи. Как обычно, резкое превращение из охотника в добычу вызвали среди купеческих команд панику, так что дальнейшее действия были для каперов уже привычными. В результате, потеряв около двух десятков людей, они стали богаче на шесть хольков, которые теперь нужно было довести до Тютерса…
* * *
В этот августовский день в водах возле Норовского было не протолкнуться от кораблей. Лодьи, бусы, шхуны и каравеллы образовавали целый город на воде и потому прибывшему «Аскольду» с очередными призами просто не нашлось места у вымолов и пришлось бросать якоря на рейде, а на сушу добираться на шлюпке.
Но Андрей не возмущался, ведь все пирсы принадлежавшие Компании заняли её корабли, пришедшие из Исландии и Антверпена. Правда вернулись, увы, далеко не все. Уже на обратном пути шторм разметал антверпенский караван, выбросив одну лодью на камни и погубив нескольких мореходов. Оставшиеся сумели добраться до берега на лодке и двое суток противостояли местным, решившим по береговому праву прихватизировать всё выброшенное морем на их участок побережья. И всё шло к тому, что десятку русичей придётся уступить, но в тот день, когда к местным подоспела помощь, с моря неожиданно появился "Пенитель морей", отправленный Малым на поиски пропавших, и с ходу высадил перед вооружённой толпой селян абордажную команду. Какими бы отмороженными местные не были, но воевать с профи они явно не готовились и принялись качать права и угрожать своим сеньором. Однако, как известно всегда прав тот, у кого больше прав. И в данный момент это были явно не селяне. Впрочем, им всё же кое-что досталось в оконцовке, так как с разбитой лодьи сняли груз, оснастку и якоря, остальное бросив местным, как подачку.
Дальнейший путь прошёл без приключений.
И всё же, несмотря на потерю одного корабля, это значило, что очередная веха в развитии торгового мореплавания пройдена. Конечно, ещё предстояло оценить успешность такого плавания в финансовом плане, но Андрей был уверен, что и тут всё было в порядке. Поднаторевший в последние годы на торговых делах Малой, как член Компании, был сам финансово заинтересован в большей прибыльности предприятия, хотя и бурчал по-старинке, что, мол "не по-божески поступаем". Поэтому первое место в списках груза прибывшего каравана занимали железо и железные изделия, цветные металлы, золото и серебро в виде слитков и монет, сера и квасцы. И лишь потом шли ткани, вина и прочие товары.
Но подведение окончательных итогов было князем отложено на "потом", а ныне он собирался полностью насладиться общением с женой, благо пока на Тютерсе производили перераспределение товаров, гонец успел сноситься в Новгород, а сама жена прибыть в Норовское, откуда в скором времени им вместе предстояло отправиться к новому месту проживания – Овлу.
А большое собрание членов Компании, из тех, кто оказался в этот момент поблизости, состоялось лишь через неделю на норовском подворье Руссо-Балта.
