Текст книги "Князь Барбашев (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Родин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 50 страниц)

Глава 4

День за днём, неделя за неделей Андрей всё сильнее вживался в новую для себя эпоху. Разрываясь между тремя учителями, он даже не заметил, как пролетел год с того момента, как он оказался здесь. И вот уже вновь зимнюю стужу сменило буйство красок весны, но зато теперь он мог уверенно сказать, что действительно способен жить самостоятельно в этом мире. Все те бытовые мелочи, о которых обычный человек и не задумывается, но здорово теряется, когда они пропадают из его жизни, наконец-то вжились в сознание, стали восприниматься как само собой разумеющееся.

Он практически стал местным, а время, проведённое в обители, было потрачено совсем не зря. Терпеливые монахи, сами того не подозревая, сделали всё, чтобы легализация самозваного княжича прошла как можно быстрее, заодно соорудив ему самую лучшую легенду, опровергнуть которую не рискнёт в этом мире никто.

Только сейчас он начал понимать тех героев прочитанных книг, которые, попав в подобные условия, рядились иноземцами. Просто его неловкость в быту и незнание простейших вещей всегда можно списать за незнание, и придираться почти не будут – ведь что с немца возьмёшь? А вот ему было во сто крат сложнее, но, по ходу, он всё же справился. Зато, впереди маячили большие перспективы. Ведь нынешний государь с местничеством хоть и считался, но к себе приближал очень многих даже неименитых людей. И, хоть и говорили в его время: возле трона как возле плахи, но потянуть прогресс в целой стране в одиночку не сможет никто. В конце концов, для очень многих его планов, ему понадобиться одобрение самого государя. А значит, придётся делать карьеру придворного. На миг даже мелькнуло сожаление, что не воспользовался предложением брата о службе в государевом полку, но только на миг. Долгая карьера из простых воинов в воеводы его не устраивала, хоть и была самой верной, ну и плюс ещё то, что служба в Кремле позволяла бы разузнать все расклады при дворе заранее. Но время! Когда ещё он станет воеводой? Вон Курбский, тот, что с Грозным в переписке состоял, малые полки в двадцать четыре года водить начал, а на большие только ближе к сорока встал. Так ведь не бесталанен был, власовец, блин, шестнадцатого столетия. Нет, ему нужно дело, в котором его не ототрут за молодостью лет и позволят влиться в государево окружение. Проще говоря, что-то, чего на Руси ещё нет или оно не развито.

И ночное бдение эту нишу ему нашло. Осталось лишь правильно разыграть полученную карту.

Ну да карьера – дело не сиюминутное, время на раздумывание ещё есть. А вот сейчас он работал над усовершенствованием речного транспортного средства. Правда, под таким громким названием скрывался обычный струг, на котором Андрей менял парусное вооружение.

Он, вообще-то, и не подумал бы этим заниматься, если б не купцы Пётр и Чертил.

Кстати, их прошлогодняя поездка принесла хорошую прибыль. Расторговавшись своим товаром, они на всю вырученную сумму скупили несколько калий краски по сорок рубликов за калью, а в Москве продали её уже по восемьдесят, что, даже с вычетом мыта многочисленных таможен, принесло практически удвоение капитала.

Обрадованный этой новостью, Андрей предложил на следующий год вновь набрать одной краски, но был жестоко обломлен купцами. Оказалось, что купили они краску в Казани по оказии, потому как перс, привёзший её, продавал просто задёшево, так-то её цена на казанской ярмарке сильно выше. И вообще, там она вещь пусть и не редкая, но и не сильно распространённая. Большую её часть везут из Стамбула, где она действительно дешева, всего-то по 25-30 рублей за калью, но добавляются дополнительные траты на найм судна от Азова до Царьграда и обратно, да и путь до Азова так же нелёгок.

Выслушав купцов, Андрею оставалось только ёкнуть от горечи лопнувших надежд и напрячь память, вспоминая о волго-донском канале, который сначала пытались прорыть из Оки в верховья Дона, и он даже работал при Петре, но, вроде, недолго.

Плюсов тут было несколько: самую большую часть дороги (почти половину дней) отнимал путь от Руси до Азова. К тому же сухопутные караваны были уязвимы для кочевавших в степи татар. Впрочем, и суда, встающие на ночёвку, тоже подвергались опасности, но всё же не так сильно, а время в пути значительно сокращалось. Вот только суда эти строили наспех в верховьях Дона и его притоках. А до них товары ещё нужно было довезти теми же телегами, а потом купить судёнышко (пусть и дешевле, чем обычный струг, но всё же), перегрузить товары, а по возвращению ещё и умудриться продать его на дрова, при этом постаравшись не сильно продешевить. Потому большинство купцов-сурожан предпочитало сухопутные караваны, прикупив у Азовского паши тарханные грамоты.

А вот если наладить канал или систему волоков то, глядишь, скупой ручеёк купцов до Азова и увеличиться. От Азова, конечно, на своих кораблях не выйдешь – турки не дадут, но и так время на путь сократиться. Хотя ещё вопрос – во сколько обойдётся стоянка речных судов в самом Азове, пока купцы в Стамбул мотаются.

Впрочем, сами Пётр и Чертил в туретчину ходить не собирались, а значит забивать себе голову этими проблемами смысла пока не было. Получив на руки свои деньги (что стоило купцам хороших нервов – с наличкой на Руси было не совсем хорошо и торговать часто предпочитали по бартеру) Андрей задумался о дальнейшем сотрудничестве. Да и сами купцы, как оказалось, тоже были не против продолжить деловые отношения. Оставалось только найти взаимовыгодные условия, чем все трое и занялись, сняв комнату в ближайшей корчме (чай не дело в святой обители подобным заниматься).

Переговоры шли долго, торговались чуть ли не за каждую деньгу, но к "консенсусу", как говаривал один не к ночи будь помянутый генсек, пришли и, как положено, в конце отметили это хорошим застольем.

В общем, с купцами Андрей расстался, имея на руках новый ряд, по которому он вносил в новое товарищество вновь полсотни рублей и струг. Но эти деньги уже должны были постоянно крутиться, увеличивая сами себя. Насколько он помнил, ближайшие пять-шесть лет торговля с Казанью будет проходить без эксцессов и этого времени купцам-сотоварищам должно вполне хватить, чтобы хорошо раскрутиться.

Так вот, соображая, как укоротить обратную дорогу, ибо, как говориться, прибывший первым снимает самые сливки, он специально осмотрел вытащенный на зиму на берег дощаник, на котором его компаньоны пускались в дальний путь. Увидев место крепления единственной мачты, он крепко задумался. Прямой парус, конечно, прост до безобразия – всего лишь полотнище прямоугольной формы, прикреплённое верхней шкаториной к поднимаемому на мачте горизонтальному рею. При попутном ветре он перекрывает большой поток и тяга получается немаленькой. Вот только управляется он, правда, довольно сложно – с помощью четырех снастей, ввязанных по его углам (двух оттяжках к ноку и двух шкотов снизу). Да и тяга прямых парусов создается исключительно силой лобового сопротивления воздушному потоку, а поэтому их аэродинамическое качество всегда значительно меньше единицы. Использоваться они могут только на попутных курсах и вовсе непригодны для плавания при боковом ветре, а тем более в лавировку.

Вот только как ни крути, а в пути нельзя рассчитывать на постоянные попутные ветра. И тут прямой парус уже скорее помеха. А если при этом судно идёт вверх по реке? Выгребать супротив течения на одних вёслах удовольствие то ещё. Потому-то и бродили по волжским берегам бурлаки аж до 20 века, что тяжелогруженные суда никакими веслами вверх не поднять. Можно, конечно, сообразить что-то типа коноводного судна – благо о таких он много читал – но размах торговли компаньонов был ещё не так велик, а возить пустое место дело накладное. Пусть либо обороты увеличат, либо ещё компаньонов наберут. А там и думать будем. А пока что предложил им установить на дощанике гафельное вооружение, что позволит судну ходить практически при любом ветре. Да и управляться им легче: нужен лишь один шкот, которым регулируют положение паруса относительно ветра. Ну а уж про то, что и команду за счет тех же гребцов подсократить можно, купцы и сами поняли.

Понять-то все выгоды они поняли, но всё-же заартачились. Переделка судна она того, она денег стоит, а вот будет ли от этого толк – это ещё бабушка на двое сказала. Бегали до Казани старым порядком, так и нечего. Вот если б спытать сначала, так ли оно будет, как княжич говорит, тогда да, тогда другое дело. Тогда можно и переделкой заняться, заодно и на гребцах сэкономить получиться. А так-то не по старине выходит. И вообще, с чего это княжич взял, что оно так будет?

Андрей только плюнул в сердцах. Ну правда, не будешь же им рассказывать о гонках на яхтах по заливу Петра и истории мореплавания. Чего говорить, если косой парус и в Европе ещё не везде прижился.

Почесав в затылке, он просто попросил брата Силуана показать ему ближайшую верфь. Глядя на застывшего в непонимании брата-эконома, он чуть не выматерился в слух. Ну вот, опять чего-то ляпнул не то. Пришлось пояснять, что он хочет.

– Так и сказал бы, что плотбище ищешь, – понял, наконец, монах. – Заканчивал бы ты, княжич, книжными словами говорить, что ли.

Ну и что на это ответить? Да только рукой махнуть.

На верфи (или как по местному, плотбище) Андрей долго присматривался к плотницкой работе, внимательно осмотрел пару судёнышек, что строились тут. Да уж, работа, правду говоря, не впечатлила. После огромных судостроительных заводов будущего нынешнее производство смотрелось кустарщиной. Ну и тёсанные доски, разумеется. Нет, он, конечно, читывал, что лесопилок на Руси до 17 века не было, но одно дело читать и другое – убедиться самому. Эх, жаль, что он не учился на нормального инженера. Сейчас сообразил бы маленькое лесопильное производство, да и богател бы потихонечку. Нет, принцип работы лесопилки он понимал (чего в нём сложного то), но при отсутствии чертежей всё придётся делать методом "научного тыка", а это лишняя трата и без того отсутствующих материальных средств. Да и зачем изобретать велосипед, если он уже изобретён? Как говориться, раз не можешь придумать сам – используй уже придуманное другими. Надо только найти нужного мастера, а дальше видно будет. Правда нужно ещё придумать, как вывезти этого самого мастера, ведь все они сейчас находятся за границей, но и этот вопрос, к сожалению, пока не животрепещущий, а дальше видно будет.

Наконец, после долгого торга с владельцем он стал беднее на полтора рубля и богаче на один струг. В который тут же пришлось вложить ещё денег и потом долго объяснять, чего же он хочет. И слава богу, что судомоделизмом он тоже увлекался ещё в детстве, после просмотра одного детского фильма. Уж очень ему понравилась плавающая модель парусника, которую герой сначала сломал, а потом пол фильма учился чинить. И повезло ещё в том, что кружок судомоделизма был в городском Доме пионеров. Родители конечно головой покачали на слишком уж самостоятельного сынулю, но отговаривать не стали (да и толку-то, за школьные годы сынок успел поучиться в музыкалке, художке и ещё куче различных кружков родного Дома пионеров, но все бросал на половине, упорно посещая лишь фехтовальный зал и туркружок). А здесь его начали учить серьёзно. Тогда пластиковые модели были в дефиците и практически всё для своих поделок ребята делали сами, своими руками. А мастер, зверюга, требовал сходности во всём, даже самом маленьком блочке на сколько это можно. Ну и большая практика на яхтах – правда, в основном, бермудках – тоже сказалась. Зато как же здорово это аукнулось сейчас! Используя рисунки на песке, Андрей буквально на пальцах разъяснил старшине плотницкой артели устройство нового парусного вооружения и довольный собой оправился домой в обитель. раздираемый внутри страшным грудным зверем по имени жаба.

А что вы хотите? Словно герою старого фильма, ему подчас так и хотелось выкрикнуть знаменитое: 'Полковник Кудасов – нищий!'. Да-да, самый острый вопрос, стоящий перед ним теперь был вопрос денег. Тех ста рублей, что выдал брат, должно было хватить только на вотчину, а ведь кроме неё надо было прикупить вооружение и коня для государевой службы. Как оказалось, во времена Василия III ни платы за верстание, ни жалования, за редким исключением, на что он, честно говоря, очень рассчитывал, так как читал об чем-то подобном ещё в прежней жизни, не проводилось. Это только сын его, тот самый Иван Грозный, который за жестокость был прозван Васильевичем, ввел денежное жалование дворянам, которое выдавалось или при выступлении в поход или через два года на третий.

А ведь с покупкой вотчины финансовые вопросы никуда не исчезали, а как бы даже и не наоборот. Ведь тоже сельское хозяйство во все времена требовало инвестиций. Особенно если хочешь, чтобы земля давала прирост не привычные сам-3, а побольше. А ещё куча дел, требующих тех же вложений?

Нет, конечно, те полсотни рублей, что он вложил в дело купцов Петра и Чертила, станут, так сказать, начальным капиталом его будущего богатства (да и уже принесли почти три десятка рублей с хвостиком прибыли). Но на это должно уйти много времени и сил, а имение приобретать нужно уже к зиме. И вот на тебе, потратил деньги можно сказать на ерунду.

Правда, когда струг с усиленным килем (а как без этого – плоскодонный мелкосидящий корпус плохо сопротивляется боковому дрейфу и против ветра не пойдет, или, если и пойдёт, то не так, как хотелось) и новым парусом заскользил по водной глади, Андрей мгновенно унял своё земноводное. "Струг улучшенный" уверенно прошёл все испытания, а Андрей вдоволь насладился тем непередаваемым чувством хождения под парусом, когда ты буквально ощущаешь, как твоё судно тянет ветер, а не толкает работающая под ногами машина. Вот этот-то струг и стал его взносом в торговое предприятие.

Но кроме купцов на гафельный струг положил глаз и брат-эконом.

Вот уж кому меньше всего шла ряса, так это Силуану. Зато купец из него получился бы отменный. Он быстро оценил все плюсы нового паруса. Что уж там он говорил игумену, Андрей так и не узнал, вот только в скором времени появился и у обители свое новое судно, которое тут же принялись оснащать по новому образцу. А дощаник, что ранее использовался братией, просто продали на дрова. Оно и понятно: монастырь строился, обрастал дарёнными деревеньками и его закрома стремительно заполнялись. А такой человек, как брат Силуан, просто не мог оставить богатство лежать без дела. Тут надо добавить, что монастырь хоть и был молодым, но каким-то образом успел уже обзавестись государевой грамотой о беспошлинном провозе товаров, что в нынешних условиях давало солидные преимущества. Страна-то была вся опутана внутренними таможнями, отчего обычным купцам возить далеко товар было не сильно выгодно, а вот с таким документом цена вопроса резко падала, а прибыли наоборот, возрастали.

Да и вообще в это время церковь выполняла не только функцию соприкосновения с божественным, но и занималась вполне себе земными делами. Вот, к примеру, поскольку банков на Руси ещё не было, а евреям жилось некомфортно вплоть до усекновения головы, то роль банковского кредита взяла на себя церковь-матушка. Вот вам и вопли о греховности ростовщичества. Монахи, словно заправские банкиры, не ложили деньги в кубышку на чёрный день, а давали им работать, ссужая окрестное население. Формула "товар – деньги – товар", где деньги тот же самый товар, вполне себе работала и в средневековье. А должников ничтоже сумняшеся таскали по судам, требуя своё назад. Вот она где, предтеча российских банков. Ростовщичество, кабала, мошенничество в оформлении оной, мухлеж с процентами – все оставило свой след в документах этой эпохи...

И ни гневные, обличительные речи церковных сподвижников (настоящих, истово верующих и ратующих за православие), ни созванные соборы не могли унять финансовую жилку монашеской братии. Зато Андрей зарубку на память себе сделал: если совсем уж туго будет, он теперь знает, кто главный кредитор на Руси.

Занятый любимым делом, Андрей как то упустил то, что нынешний год выдался не очень. Страшный недород поразил Русь, трепетно выращиваемый урожай на корню сгубила непогода, цены на съестное взлетели до небес, а тысячи людей оказались на грани голодной катастрофы. К зиме дороги наполнились отощавшими бродягами и шишами. Многие малые деревеньки обезлюдели: спасаясь от голода и татей, люди уходили в более благополучные места, на земли монастырей и крупных вотчин. И игумен новоникольского монастыря смог вновь приятно удивить княжича. По его слову монастырь озаботился поддержанием своей паствы. Наиболее сирых даже в обитель свезли, отчего в монастыре стало резко не протолкнуться, но это была действенная помощь, без которой многие крестьяне не дожили бы до весны. Нанятая игуменом дружина всю зиму колесила по окрестностям, очищая их от расплодившихся разбойничков. А ещё игумен разразился гневной речью в адрес тех, кто в этот тяжкий час не хотел помогать своим братьям во христе. И ведь ворота монастыря не закрывались ни перед кем. Скольких они спасли от голодной смерти в эту зиму, никто не считал. Монахи просто делали свою работу. Не остался в стороне и княжич. Получив добро от отца Иуавелия, он вместе с Олексой часто присоединялся к нанятой дружине, колеся вместе с ней по заснеженным дорогам. К татям атаман был жесток, но Андрей в этом вопросе был с ним солидарен. Всем было голодно, но не все вышли на большую дорогу с кистенём. А раз выбрал подобный путь, то будь добр – полезай в петлю. И никаких тебе адвокатов с судом присяжных, ни тюрем с человеческими условиями. Вот ещё, бездельников плодить.

Несколько раз даже пришлось и саблю окровавить. Вот когда мысленно сказал спасибо Аггею. Да уж, признавался потом Андрей сам себе, убивать из пулемёта и убивать, чувствуя, как железо протыкает тело – это два разных ощущения. Да ещё кровь, толчками хлещущая из разрубленных вен. Это вам не по телевизору спецэффекты смотреть. После первого такого боя он быстренько смотался в ближайшие кустики, стараясь, чтоб никто не увидел его спазмов, но дружинники отнеслись к этому с пониманием, лишь молча протянули флягу с вином. Второй бой прошёл более спокойно. Видимо привык.

Так усилиями монахов множество семей (а главное детей, которые чаще умирают первыми) дожили по первой зелени, а вот множество лесных шишей наоборот окончило свой путь земной.

Кстати андреев послужилец Олекса за этот год здорово изменился. Вытянулся ещё больше, заматерел. И даже в выносливости прибавил, совершая с княжичем многоверстные пробежки. С братом Аггеем учился он воинскому умению, и если с саблей старый воин занимался с ним пока лишь азами, то с копьем он работал просто виртуозно, особенно если использовал его в виде оглобли, а уж из лука стрелял просто отменно и уж точно куда лучше Андрея – сказывалось детство охотника, сызмальства привычного к луку. Зато требование научиться читать и писать воспринял поначалу неоднозначно. Не то, чтобы был однозначно против, но считал, что ему эта наука не так уж и надобна, да и не потянет он её, чай люди с младенчества её постигают, а ему уже и своих чад иметь надо, а не на скамье штаны просиживать. Но Андрей спокойно разъяснил тому, отчего умение это ему крайне необходимо в новой службе будет и Олекса был вынужден уступить. Благо и брат Мефодий согласился обучать парня, а то из Андрея учитель как-то не очень. Нет, он постарался бы, конечно, но сравнивая себя и брата Мефодия, мог только скромно отходить в сторону. У монаха был просто дар быть учителем.

Да и сам Андрей за эти полтора года монастырской жизни сильно окреп и ничем не напоминал того доходягу, каким явился в этот мир. Сказались-таки занятия со всевозможными утяжелителями. Да и в деле обучения фехтованию наметился значительный сдвиг. Всё же многое, что вошло в учебники в двадцать первом веке, здесь ещё было не известно. Даже сама польская крестовая школа, приемы из которой он уже нарабатывал, ещё только складывалась. Год упорных тренировок, заставивших новое тело запомнить на уровне мышечной памяти многое из того, что умело его тело бывшее, сделало его довольно серьёзным бойцом, хотя, конечно, истинный уровень определяет только постоянная практика. Практика же у него была только учебная (ну не считать же порубленных шишей за противников). Впрочем, Андрей не горевал, свято веря в присказку: "Тяжело в ученье – легко в бою". Основные же мысли его были заняты несколько другим: вечером на отдыхе, после того как они зимой настигли очередную шайку, в мозгу Андрея что-то щелкнуло, и на свет всплыли давно забытые воспоминания.

Дело в том, что в бытность свою военную, ещё с курсантских времён и до того, как Сердюк ВПД отменил, а для северян и дальневосточников ополовинил, было у него маленькое хобби – ездить по родной стране. Каждый отпуск – новый город. Да не просто город, а отметившийся в истории. Ну и не совсем один, конечно. Вот, к примеру, из Санкт-Петербурга можно разом охватить Выборг, Орешек и Новгород Великий, благо отпуск позволял по времени. Жаль, конечно, что красота сия была в основном зимняя, ну да ничего не попишешь – с весны до осени корабли худо-бедно в море хаживали. Хотя удавались и летние заезды.

Ну так вот, хобби это иной раз обогащало его знаниями, полезность которых он считал ниже нулевой, но попав в это время, вдруг понял, что был сильно не прав.

Так в одну из поездок с ним направился и старый, ещё школьных времён друг Дениска. Они познакомились классе в пятом и с той поры дружба их не ослабевала, хотя виделись они редко, только во время андреевых отпусков и то если Денис куда ни будь не сваливал сам. Ведь это в школе они мечтали о военных училищах, а жизнь всё расставила по своим местам. Андрей ушёл в армию, а оттуда в морское, а вот Денис в лётное по здоровью не прошёл. А потом его отец уговорил пойти поучиться на экономиста. Время было конец восьмидесятых, и экономисты да юристы стали студенческим хитом. Набор на эти факультеты был дикий, но отец имел кой какой блат (чай не последний человек на заводе) и Дениска в нархоз таки поступил. Всё, что он запомнил от первого курса, это фраза от одного профессора: "Думаете я научу вас зарабатывать деньги. Нет. Если б я это умел, я бы не стоял тут перед вами. Я научу вас теории, а практика покажет, кто из вас чего стоит". А потом ему вообще повезло. В то время практиковались целевые обучения. Завод платит за вас деньги, вы учитесь, а потом отрабатываете затраченные средства, работая на этом заводе. Отец опять договорился, и Дениска попал в группу товарищей, которые из сибирского захолустья улетели учиться на экономиста в Европу.

Вот только новообразовавшейся России заводы, оставшиеся от Союза, оказались не сильно нужны и стали один за другим банкротиться. Так из шестнадцати промпредприятий, бывших в родном для друзей городе во времена Союза, до середины двухтысячных дожило три, причём одно всё время на ладан дышит, то заработает в полную силу, то к банкротству близко. А потому нет ничего удивительного в том, что где-то на третьем курсе их обучения деньги у отцовского завода кончились и им предложили вернуться обратно и доучиться в том же нархозе. Но желающие могут остаться, только платить станут сами за себя, правда и заводу будут уже ничего не должны. Большинство вернулось, а вот Дениска и ещё пара парней остались. Два года он работал где и кем придётся, скитаясь по Европе и откладывая понемногу на учёбу, но своего добился и закончил-таки свою заграничную альма-матер. Ну а потом начал делать бизнес. Сначала в той же самой Европе, а уж в двухтысячных вернулся на Родину. Олигархом, к сожалению, не стал, но кой какие миллионы имел. Отец Дениски очень сыном гордился. А Денис продолжал постоянно искать дела, куда можно было бы выгодно вложить средства или на них можно было бы неплохо так развернуться.

Вот и тут, узнав во время шашлычного отдыха на речном берегу, что его друг собирается посетить Подмосковье, предложил несколько иной маршрут, а поскольку он проходил через знаменитый "Злой город" Козельск, то тогдашний Олег, подумав, согласился. Тем более ставшие взрослыми дети предпочитали больше у бабушек зависать, общаясь с многочисленными друзьями и выезжать с отцом только в совсем уж интересные места типа Калининграда или Севастополя.

Ну и поскольку поехали они тогда вдвоём, без жён и детей, то поездка эта удалась на славу. Чего нельзя сказать про деловую часть. Что уж там у Дениса не заладилось, Андрей не вникал, но зато умудрился посетить тогда не только развалины усадьбы Оболенских в Березичах, но и березечский стеклозавод, о котором до того и слыхом не слыхивал.

Вот эти-то воспоминания и направили мысли Андрея в новое русло.

Уж больно место было хорошее для всех его планов. Березический стеклозавод был основан Оболенскими в удачном месте, ведь и кварцевый песок, и известняк, и дрова были местными. Привозным была лишь сода, но и её можно заменить на поташ, который опять же можно изготавливать на месте. А небольшая в двадцать первом веке Жиздра в шестнадцатом была ещё достаточно полноводной, чтобы вывозить готовую продукцию от Березичей до Оки и далее куда только судно доберётся.

Был, правда, у этого места один, но зато очень жирный минус – здесь было Пограничье. Проще говоря, хорошо налаженное производство могло в один момент вылететь в трубу, причём в буквальном смысле, а обученные работники поплестись в колонне бесправных рабов на восточные рынки или отдавать секреты мастерства западным врагам.

А своё производство было просто необходимо. Ведь в любую торговлю нужно с чем-то входить.

Нет, можно, конечно, как это делали и Русь, и Российская империя, и СССР, да и новая Россия – продавать ресурсы, но Андрей, начитавшись кучи книг, не считал этот путь верным. Да, это наполнит кошельки продавцов, но, как бы ни было дорого сырье, конечный продукт из него будет дороже. Плюсом же идёт охват определённого числа рабочих рук, занятых на производстве, а значит меньше твоих граждан остаётся без работы. А чем больше граждан зарабатывает, тем больше их платят налоги, от которых богатеет казна и происходит развитие страны в целом. Конечно, это утрированно, конечно в каждом предложении есть свои "но" и "возможно". Но в главном-то это работает. К тому же, и это подчеркивалось не в одной книге, беда России была в том, что нищее население не могло удовлетворить товарного предложения русской же промышленности, чем и обусловило её бедность и недоразвитость. Нет, он не считал себя человеком, способным построить капитализм в отдельно взятой стране, специфика мышления у него была другая, но и без него предпринимателей на Руси хватало. И на них-то он и рассчитывал: те же Таракановы, Сырковы, Хозины, если он сумеет выручить от своих мануфактур и морской торговли своими же товарами хорошую прибыль, тут же составят ему конкуренцию, правда и интриговать станут (куда ж без этого), но тут придётся ставку на клан Шуйских делать. А с ними даже Грозный не справился. А там и Строгановы подтянуться – будет кому капитализм развивать.

Ну и ещё читывал он такое мнение, что резкие сдвиги в мировой экономике начиная с 16 века обрушили уровень жизни во всех странах западнее Московского царства, громадная инфляция обесценила заработки, чума и другие эпидемии собирали обильную жатву, а пуще всего свирепствовали войны, не прекращаясь почти ни на год во всех уголках тогдашней Европы.

И, тем не менее, население-то росло, и продовольствия надо было всё больше. Тогда-то и стали увеличивать объёмы ввоза зерна, скота и прочих съестных припасов из Венгрии, Польши, стран Балтии. Прибыли это приносило огромные. Естественно, что в погоне за увеличением экспорта тамошние землевладельцы наплевали на развитие промышленности у себя в стране и только гнали и гнали на Запад телеги. Результат был прогнозируемым.

"Аристократические сообщества Восточной Европы были 'обществами без государства'... В результате сформировались экономические комплексы колониального типа, экспортировавшие сырьё и ввозившие готовую продукцию. Восточная Европа поразительным образом подпитывала прогресс Запада своей усугублявшейся отсталостью".

Да уж, Ричард МакКинни, как истинный англичанин, не стеснялся называть вещи своими именами.

Но ведь он прав. Исторический опыт показал, что в 16-17 веках тратить крупные деньги на реформы армии, флота, крупной промышленности готовы были только короли, а вот магнаты всех мастей предпочитали уцепиться за то, что уже даёт прибыль сейчас и стричь овцу, наплевав на будущие последствия. Интересно, что только к концу 17 века массовым идеалом предпринимателя перестаёт быть аналогичное солдату-наёмнику "накопить денег, уйти от дел и безбедно жить". Это потом уже, веке 18-м, частный капитал начнёт подменять собой королей и эволюционирует со временем до транснациональных корпораций.

А чем русские магнаты отличаются от своих польских коллег? Да ничем. Дали б им волю, ещё не известно, кто кого переплюнул бы.

Но, слава богу, Русь слишком поздно вошла в этот гадюшник, объёмы её экспорта тогда по сравнению с Польшей и другими странами были мизерными, а денежки из испанских Индий, опят же, редко доплывали в столь отдалённую от основных торговых маршрутов страну. А потому внутренний рынок развивался несравнимо сильнее, что было очень правильным решением и позволило создать со временем такие проекты, как Российская империя и СССР. Жаль только, что отрава Восточной Европы всё же проникла на Русь и вот уже триста лет она кидается из крайности в крайность, то гонит сырьё, то пытается слезть с сырьевой иглы и развивает промышленное производство.

Нет, как говаривал небезызвестный Ильич: "Мы пойдём другим путём". Сейчас, когда Ганзу теснят со всех сторон, а конгломерат будущих хищников капитала ещё не сформировался и выживать русских купцов со своих бирж так нагло, как век спустя, ещё не готов, а наоборот, ищет подходы для прямого, без посредников, торга, надо столбить место. Пусть даже маленькую нишу, но столбить. Ибо вылетать из морской торговли так, как это сотворили новгородцы три века назад, просто больше нельзя. Ибо потом всё, чужие застолбят за собой все пути-дороги и будут делать свой маленький гешефт, а нам, в лучшем случае, перепадут крохи. А стекло и изделия из него, особенно зеркала, по нынешним временам товар очень эксклюзивный. Недаром венецианцы своих мастеров-зеркальщиков на остров перевезли и устроили им первую в мире "шарашку". Зато какие барыши стригут!