Текст книги "Князь Барбашев (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Родин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 50 страниц)

Глава 38

Столица встретила его нерадостным видом Михаила. Прекрасно понимая, что палангскую аферу скрыть вряд ли удастся, на собрании «акционеров» было решено послать его к государю с победной реляцией об удачном рейде и разгроме портовых городков Литовского княжества. В принципе это было лучше, чем, если б слухи о палангской авантюре достигли ушей великого князя стараниями иных «доброхотов».

Однако Василий объяснениями старшего брата не удовлетворился и потребовал предоставить пред свои очи главного исполнителя. Понимая, что заставлять государя долго ждать только бога гневить, Михаил сразу же отослал в Бережичи гонца, с которым Андрей, видимо, разминулся по дороге. И вот теперь приходилось лихорадочно соображать, что же такое говорить великому князю, потому как уже на следующий день после приезда Михаил потащил его на приём.

Кремль встретил их настороженными взглядами своих обитателей. Михаила тут знали многие, и теперь гадали: к добру или худу будет ему государево внимание. Ведь кто предскажет, во что оно может вылиться. Как там поэт скажет: "минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь". Иван, тоже с утра находившийся во дворце, подойдя, крепко сжал плечо Андрея:

– Крепись, брат. Государь грозен, но отходчив. Главное сильно встречу ему не иди.

Понятливо кивнув головой, Андрей поспешил за Михаилом, прекрасно понимая, что не идти встреч вряд ли получится.

Расторопный служка провёл их до дверей малого зала и оставил ждать, когда государь освободится. Андрей лишь иронично хмыкнул: как у адмирала в приёмной. Сидишь и не знаешь, чего вызывали: толи хвалить будут, толи драить. Чтобы зря не психовать, он присел на край лавки и прикрыл глаза, пытаясь настроиться на будущий разговор.

– Ну, ты, брат, даёшь. Спать в приёмной у государя, такого я давно не видывал, – укоризненно и вместе с тем восхищённо проговорил Михаил.

– Да не сплю я, брат. Думу думаю. Просто так привычнее, – отмахнулся Андрей, но закрывать глаза больше не стал и даже поднялся с лавки. Если нельзя думать сидя, то он будет думать по-другому, ходя из угла в угол.

Время шло, но про них никто не вспоминал. Из-за закрытой двери постоянно неслось бормотание, звучавшее то громче, то тише. Даже сквозь дубовые доски чувствовался накал страстей. Андрею даже стало интересно: а в бороды уже вцепились горячие финские парни, или пока приноравливаются? А что, подборку лучших баттлов депутатов Госдумы он в инете любил пересматривать. Хотелось бы теперь сравнить с нынешним положением вещей. Словно в живую представив себе мутузящих друг друга бояр, он невольно заухмылялся, чем вызвал неодобрительное покачивание головой со стороны брата и удивление дружинников, застывших на посту.

Наконец двери распахнулись, и в коридор степенно вывалилась распаренная толпа людей в дорогих одеждах. Почти сразу распавшись на группки, она быстро расползлась в стороны, не прекращая что-то увлечённо обсуждать. Последним из зала появился Немой. Застыв в дверном проёме, он оглядел комнату и, увидав братьев, кивком головы позвал их за собой, после чего вошёл обратно в зал. Вздохнув, Михаил и Андрей последовали за ним. Дежурившие у двери дети боярские плотно прикрыли створки, едва они вошли внутрь.

День уже клонился к вечеру, и сквозь высоко проделанные полукруглые оконца его тусклый свет боролся с мерцающим светом восковых свечей, горящих в медных поставцах. Массивные каменные колонны подпирали расписанный красками потолок. Высокий, худой, с крупным мясистым носом на бледном лице и короткой темной бородой государь восседал в кресле, поставленном на специально сколоченном помосте, чтобы возвышаться над остальными. По правую и левую руку от него вдоль стен, увешанных оружием, стояли лавки, на которых ещё недавно восседали думцы. Князь Шуйский немой скалой застыл в сторонке, красноречиво показывая, что он лишь зритель в этом театре.

Остановившись посреди зала, братья согнулись в поясном поклоне, приветствуя государя. Грозное молчание окутало их, заставляя нервничать.

Первым негромко заговорил сам государь.

– Дошло до меня, что ты, Андрейко, самовольно покинул пределы державы моей, – начал он, барабаня пальцами по подлокотнику. – Отчего так? Меня не чтишь, али порядки наши, от дедов завещанные? И что делал ты в пределах брата моего, Жигмонта?

– Службу твою, государь, нёс, – Андрей решил, что время многословных объяснений ещё не пришло.

– И как же? Хватая полон и набивая свою мошну?!

– Прости, государь. Но что с бою взято, то свято. Однако, повели объясниться.

Василий с интересом глянул на него. Гнев ещё плескался в чёрных глазах, но вместе с тем блеснул и огонёк интереса.

– Повелеваю, – коротко кивнул он и откинулся на спинку трона. До того он сидел прямо, словно кол проглотил.

– Нынешняя война, государь, это, прежде всего, деньги. И нет, я не оговорился. Именно на деньги нанял литовский князь тех наёмников, что привёл переветник Острожский под Оршу, а потом и под Смоленск. Ведь шляхта литвинская не дети боярские, на войну собираются долго, а уходят с неё быстро. Вот и получается, что нет денег – нет у супротивника и большой армии. А деньги, они в казну по-разному собираются. В том числе и от пошлин торговых. Ведь не только наши купцы ходят в земли дальние.

Который год пря меж нами идёт. Не по разу мы земли литвинские жгли, но ведь дальше Полоцка не ходили русские рати. А люди в тех местах живут без опаски, жируют да деньгами казну Жигимонтову наполняют. Вот тут и вспомнился мне поход князей Ушатых, что отец твой отправил зорить внутренние земли свейского наместника. А как лучше к тем местам прийти? Да только по морю. Вот и наняли мы лодьюшки у купцов, да и отправились в те места. Разорили и сожгли дотла два местечка портовых, да товар, что в амбарах был и на суда не поместился, тоже огню предали.

Оттого поруха казне жигимонтовой изрядная вышла. И ещё выйдет, ведь порт им всё одно восстанавливать надобно. А значить хоть на одну роту, но меньше наёмников наймёт Жигимонт, на бой с тобой государь собираючись.

Сидевший до того без движений, словно статуя, государь вдруг негромко бухнул концом окованного посоха в пол.

– Лепо говоришь, князь. Да только сам сказал, что Ушатого государь воевать послал, а ты самовольно то свершил.

– Винюсь в том пред тобой, государь. Но не было в том злого умысла. Боялся, коль приду, отстранишь меня от дела за младостью лет. А дело морское от сухопутного вельми разнится. Князю Петру лишь доплыть до берега надобно было, а потом сухим путём шагать. А здесь лишь земельку разорить, а основное в море вершилось.

– Считаешь, и Василь Васильевич не потянул бы?

Андрей вздрогнул. Это что, попытка вот так незамысловато вбить клин между двумя ветвями одного рода? Разделяй и властвуй по-русски?

– Василь Василич муж опытный. Под его рукой я не раз в походы хаживал и знаю, что он бы с делом справился точно. Вот только ныне он наместник Смоленска и я и думать не мог, что ты, государь, его ради малого похода от дел наместничных оторвёшь.

– А иные бояре, значить, не совладают?

– Отчего же, научиться всему можно. Вот только захотят ли учиться? Ибо делу морскому учиться долго.

Василий Иванович легко поднялся с трона. Мягко постукивая посохом, подошёл почти вплотную, заглянув в глаза княжичу.

– Ведомо мне стало, что ты с купчишками якшаешься более чем с людьми знатными. Отчего сие?

– Не верь, государь, тому, кто сей навет принёс.

– Стало быть, не просил ты за купчин проезжую грамоту для торга заморского?

– Было такое, государь. Так не за абы кого! То холоп мой, Ондрюшка, сильно к торговлюшке пристрастие имеющий. Винюсь в том пред тобой, просил за него. Дал ему обельную грамоту – пусть торговое дело пытает. Он торгует, а с него мытом да пошлиной деньга в казну капает.

– А в твою мошну, знать, не капает?

– Как без того, государь, чай мой же человек.

– А Федьке Карпову, что про Казань говорил?

Андрей сглотнул. Разговор с боярином у него состоялся на одном из литературных вечеров. Фёдор Иванович как бы отвечал за восточную политику и не поделиться с ним своим видением казанского вопроса он просто не мог. Они тогда довольно долго проспорили, но Андрей чувствовал, что боярина он не убедил. Почему-то все были строго уверенны, что с ханством делать нужно именно так, как покойный ныне Иван Васильевич. То есть, не вводить там "прямое федеральное управление", а держать на казанском троне вассального хана. А с учётом невиданного упорства, с которым его сын, Василий, добивался поставленных целей, становилось понятно, что сажать будут до последнего. И ведь весь опыт Василия Ивановича и думцев (отнюдь не дураков в шубах, как их любят выставлять некоторые) показывал, что надеяться на постоянство казанцев не стоит. Но, взвесив все "за" и "против", они решили– таки Казань не брать, а оставить все как есть. Даже после того, как было заключено перемирие с Литвой, а в 1523 г. ногаями был убит Мухаммед-Гирей I и Крым почти на десять лет погрузился в пучину смут и раздоров, перестав быть реальным фактором восточноевропейской политики, казанский вопрос так и не был решён. Что, не было сил? Да полноте! На Смоленск три раза ходили, а уж рать на Казань собрать, до которой не как до Смоленска, пешочком, а легко по воде добраться можно было, точно бы насобирали. Измором бы взяли, коли было бы на то политическое решение. Но его-то почему-то и не было.

В последние годы его пребывания в 21 веке об этой проблеме начали задумываться многие. Андрей тогда с интересом читал статьи, блоги, альтернативы и участвовал в спорах. И, разумеется, кой какая информация отложилась в его голове.

Прежде всего, все оппоненты вспоминали пресловутые "четыре татарские сабли" секущие русскую землю. Но они-то как раз и стали возможны в результате взятия Казани и Астрахани, когда перед лицом московской экспансии, враждующие татарские юрты смогли объединиться по принципу "Против кого дружить будем?". А ведь в казанской истории (да и в астраханской тоже), помимо самих казанцев, были задействованы ещё три основных силы – Москва, Крым и ногаи.

С Москвой всё понятно – курс брался на вассального хана поддерживающего мир и торговлю.

Крым же рассматривал казанский и астраханский "юрты" как объект для своей экспансии и поглощения. Но как к этому отнеслись сами казанцы и астраханцы? Неужели их собственная знать была готова поступиться своими правами и привилегиями в пользу чужаков? Ой, вряд ли дальнейшее усиление Крыма вызвало бы сильнейший восторг и в Казани, и у ногаев, да и в Астрахани тоже. И попытки Крыма установить свой протекторат над Казанью и Астраханью неизбежно вызвал бы ответную негативную реакцию среди казанской и астраханской аристократии (как в своё время вызывал протекторат русский).

Ногайская аристократия тоже с подозрением взирала на попытки Крыма расширить сферу своего влияния и пыталась вставлять Гиреям палки в колеса где только могла. К тому же у ногаев были свои экономические и политические интересы и в Казани, и в Астрахани, и тем более в Москве, торговля с которой для значительной части ногаев была жизненно необходимой. Поэтому попытки крымцев усилиться в Казани и Астрахани неизбежно должны были способствовать дальнейшему обострению отношений между ногаями и Крымом (а не между ногаями и Москвой, как вышло в реальности, когда Москва покорила Казань и Астрахань, создав угрозу ногайским кочевьям).

Не верите? А давайте вспомним реальность. Когда Мухаммед-Гирей сумел посадить в Казани своего хана и отправился вместе с ним на Москву, что получилось? А получилось, что пока он гонялся за Василием Ивановичем, несколько сот астраханцев положили впусте его собственный улус. Решив отомстить астраханцам, хан покорил Астрахань, но лишился там своей головы, ибо ногаям его усиление было совсем не в масть, и в итоге, Крым на 10 лет выпадал из обоймы активных политических игроков. Так что, учитывая разногласия внутри татарской элиты, нужны были очень серьёзные основания, чтобы объединить её. И падение Казани как раз и дало такие основания. Казанские и астраханские беглецы, стакнувшись с врагами Москвы при ханском дворе, образовали мощную партию, которая, подпитываемая литовским золотом, усердно раздувала огонь войны. И сдержать её было некому – агрессивная политика Москвы как бы намекала – и вас ожидает то же самое. А ведь деятельный и активный Сахиб-Гирей, предшественник Девлет-Гирея на крымском троне, по отношению к Москве был менее агрессивен, чем его преемник, затрачивая немало усилий на борьбе именно с теми же ногаями.

Вот и вопрос – а стоило ли торопиться с этим? Может и вправду стоило продолжать старую политику игры на противоречиях внутри казанской и астраханской элиты. Похоже, что при таком повороте событий в той же Казани политическая борьба бы только усилилась, а Москва, опираясь на помощь ногаев, успешно противостояла бы попыткам Крыма подчинить казанский 'юрт' своей власти. Такое же положение сложилось и в Астрахани, и к тому же враждебность ногаев по отношению к Крыму с каждым годом только бы усиливалась. И в итоге татары бы резали друг дружку, подогреваемые из Москвы, к вящей славе последней. У крымского хана добавилось бы головной боли, и было бы не до организации регулярных походов на Москву, а Москве было бы легче сторговаться с ним на предмет совместных действий против Вильно. Что позволило бы избежать одновременного резкого обострения отношений и с Литвой и Крымом – этих двух подводных камней, о которые разбился государственный корабль Ивана IV.

Ведь именно на этом и строилась дружба Ивана III Васильевича и Менгли Гирея I. Общий враг в виде Ахматовой орды. Исчезла она – прекратилась и дружба. Путём уступок и внятной политики, на её место можно было назначить хотя бы тех же ногаев, и тогда Крым видел бы в русских надёжный тыл, одновременно опасаясь совместного ногайско-русского похода. Это, конечно, не избавило бы от мелких налётов, но сотня разбойников и многотысячная армия всё же не одно и тоже. К тому же отказ от завоевания Казани и Астрахани выбил бы козыри из рук сторонников агрессивной политики по отношению к Москве при османском дворе. А без поддержки из Стамбула хану было бы сложновато своевольничать – ибо в таком случае ему было бы трудно мотивировать своё нежелание участвовать в султанских экспедициях против его врагов.

Зато Москва все силы могла бы бросить на решение литовского вопроса. И без крымской гири на ногах додавила бы его до приемлемых результатов. Ибо вся мощь Крыма рухнула бы на Литву, потому как рабы турецкому султану были, тем не менее, очень нужны.

Ну а, покончив с литовским вопросом, можно было вновь взяться и за казанский.

Такой был взгляд одной из сторон спора.

Однако у апологетов южного пути развития тут же вставал вопрос о плодородных землях Поволжья и Дикого Поля.

Да, это хорошее дело. Но! Проблема Руси это не земля – а рабочие руки, то есть те самые мужики, которые бы эту землю обрабатывали. А где их взять и, самое главное, где взять деньги на их обустройство на новом месте? Уже сейчас встречались помещики, имевшие по несколько сот десятин земли и сами пахавшие, сами оравшие, сами и денежку бравшие – этакие будущие однодворцы и горючий материал, хорошо полыхнувший в Смуту. Конечно, боярам и монастырям под силу было организовать переселенческое и колонизационное движение, но хорошо ли это было бы для власти? Таким путём пошла Польша и что, хорошо ей стало?

Однако апологеты не унимались. Да, говорили они, проблема Руси – это не просто земля, а плодородная земля с мужиками. А без Казани и Поля, да с беспокойными южными и восточными границами реально приносить нормальный прибавочный продукт могли только очень скромные земли в Центре, ведь в новгородских землях уже к 1550-ым реальностью стал недостаток пахотных земель. Да и погода начинала портиться – Малый ледниковый уже дотягивался своим дыханием до ещё ничего не понимающих людей. И возможно, что экспансия на запад и была лишь иным вариантом разрешения аграрного вопроса. Вместо того, чтобы возиться долго и нудно с освоением юга взять уже готовое в Литве и Ливонии.

Да, на первых порах, за счёт заметно большей мобилизованности вооружённых сил, добиться удалось многого, в том числе и Ливонию взять до Риги. Но потом...

Это Великое княжество Литовское (при всём к нему уважении) само по себе давно уже было неспособно долго сопротивляться Москве. Но когда к войне всерьёз подключилась Польша – чаша весов сразу качнулась в другую сторону. Ведь Речь Посполита превосходила Русь ресурсами и не уступала, как минимум, технологически. А в игре в долгую побеждает тот, у кого больше ресурс!

И потому альтернативы южному пути нет! Даже если Грозный и воевал за море (имея и без того выход к нему и долго довольствуясь одной Нарвой, ага), то Великий волжский путь был просто необходим Руси. Ведь именно сейчас португальцы, словно слон в посудной лавке, крошили арабскую торговлю в Индийском океане и подминали рынки Индии под себя. Отчего торговые потоки индусов потянулись в Персию, а оттуда по Волге дальше. Уже в 1515 году на рынках Новгорода Великого были отмечены первые купцы-индусы, совершившие своеобразное хождение за три моря в обратную сторону. Так что разворот "на восток" – это историческая необходимость. Та же Балтика с волжско-каспийским путём, объединённая в единую сеть – прибыльнейшее предприятие, не потерявшая свою актуальность и в 21 веке. И чем меньше на этом пути "транзитных" пассажиров, тем выгоднее торговля.

И в реале Иван Грозный правильно пошёл на юг, но потом взял и переключил всё своё внимание на Ливонию, ограничившись на крымском направлении пассивной обороной. А нужно было не останавливаться, а идти дальше, как Годунов. Он стал возрождать древние города, и даже пошёл существенно дальше, далеко в Поле, основав Царёв Борисов. Но потенциал у него был уже существенно меньше. А вот Грозный вполне мог построить ту же Белгородскую черту, что тут же позволило бы начать хозяйственное освоение огромных территорий бывшего великого княжества черниговского. А ведь в Киевской Руси черниговские земли были чуть ли ни самыми населёнными. И их потенциал был бы весомой прибавкой в игре, как против Крыма, так и против Литвы.

Но Грозный построил Псельский город, да и сжёг его. Сам сжёг. А ведь тогда ещё левобережье поляками не осваивалось, а у Литвы не было на это сил. И левобережье было ничье. И тот же Сигизмунд на постройку Псельского городка побухтел, побухтел, недовольство выказал, да и успокоился, потому как условий перемирия постройка этого города не нарушала.

В общем, в учёном и интернет сообществе сложились две версии, имеющие равные права на жизнь. И примеряя их к нынешней ситуации, Андрей прекрасно видел, что Василий Иванович с боярами принадлежал к партии "миротворцев" и движения на запад, за отчинами и дединами. Сам же Андрей, понимая и принимая все плюсы первой версии, всё же прочно стоял на второй – "экспансивной". Тем более, что уже сын нынешнего правителя сменит свои приоритеты и на первых порах добьётся значительных успехов. А его южные завоевания, в отличие от западных, прочно останутся в пределах России. Что говорит как бы само за себя.

Но государь, это ведь не боярин. С ним споры вести себе дороже может выйти. И отвечать надобно. Потому как здоровьишко Мухаммед-Эмина пошатнулось, да так, что пред казанским правительством ребром встал на очередь вопрос о престолонаследии. И естественным наследником являлся Абдул-Латыф, как брат царствующего государя, ныне содержавшегося под охраной на Руси.

– Говорил, государь, что Абдул-Латыф плохой кандидат на ханское место. Волк в овечьей шкуре. Он не простит своего заточения. Да и вообще, пора Казань под твою высокую руку приводить, а вместо хана наместника назначать. Как в Новгороде.

– Ишь какой, – Василий отошёл на пару шагов и вновь, более внимательно оглядел парня. – Почитаешь себя умнее думцев моих?

"Да", – чуть не буркнул Андрей, слава богу, вовремя удержавшись. Такого тут точно не поймут. И ведь не скажешь же, что он умнее их всех знанием событий. Ну вот как сказать в лицо государю, что ты, мол, князенька через пять годков из-за своего нынешнего решения будешь под Москвой в стогу сена от татар прятаться. А Казань всё одно брать придётся. Ага, ляпни такое, и голова может с плеч и не слетит, а вот на многих планах точно крест ставить придётся.

– Даже великий мудрец, государь, может ошибиться, не углядев изменение реалий. То, что было хорошо в прошлом не всегда получается спустя какое-то время.

Тут Остапа, как говорится, понесло, хотя Михаил всеми возможными способами пытался остановить его, бледнея на глазах. Но великий князь вместо гневных речей внезапно усмехнулся и обернулся к молчаливому Шуйскому.

– Умён, смел, дерзок и удачлив. Всё, как ты обсказал, князь. Но смотри, и он Абдыла на ханское место не хочет. Это у вас родовое, да?

Василий вернулся обратно и вновь присел на трон.

– И что же такого не учли мои думцы?

– Главного, государь. Отец твой с Гиреем в дружбе состоял, потому как им обоим Ахмат мешал. Ныне же Орды нет, и Гиреи все эти земли своим юртом почитают. Не возьмёшь ты – заберут они. И тогда татарский смерч с двух сторон обрушиться на Русь.

Великий князь грохнул посохом о пол.

– То не твоего ума дело! Млад ещё! Вину же твою прощаю. За службу твою бывшую и заслуги. Но в следующий раз не прощу. Ныне же ступай, отпускаю тебя.

Андрей выдохнул.

Низко поклонившись, он покинул малый зал и только в коридоре понял, как вымотал его разговор. Следом вышли Михаил и Василий Васильевич.

– Что, племяш, почитай легко отделался, – первым заговорил Немой, словно поняв, что Михаил сейчас ни на что, кроме выволочки не способен.

– Спасибо, великий дядя. Чую, без тебя было бы хуже.

– Хм, – пожевал бороду Шуйский. – Смотри-ка, понял. Знать есть кое-что в буйной головушке. А вот не будешь впредь поперёк батьки в пекло лезть. Отчего раньше со старшими не посоветовался? Всё сам да сам. А ты, Михаил, тоже хорош. Седина в бороду, а ведёшь себя, словно отрок неразумный. То-то Петюня Горбатый поперёд тебя боярство получил. Что? – он вновь обернулся к Андрею. – Вижу же, что что-то спросить хочешь.

– За науку спасибо дядя, а всё же, знать хотелось, кто государю в уши слова вложил?

– А то не тайна, – усмехнулся теперь Михаил. – Чаще бы в Кремле бывал, тоже знал бы, что Ванька Сабуров, кравчий государев, супротив тебя разговоры ведёт.

Андрей резко остановился:

– А ему-то я где ноги оттоптать успел?

– Вот где-то умный-умный, а где-то дурак-дураком, – буркнул Михаил. – Слухи ходят, что ты с Вассианом о бесплодии великой княгини говорил, да о новой жене государю заикался. Было это? Что молчишь? Или думаешь, в монастырских стенах чужих ушей нет? Сабуровы через Соломонию к власти пришли, так-то род их не из великих, хоть и древний. И любой слух им как сам знаешь что. При дворе все знают, что государь ныне к нестяжателям более склонен, вот и испугался он. Всё же родной брат княгини. Да только он-то думает, что ты не сам по себе, а по наущению Василь Василича речи те ведёшь.

– Но убрать на всякий случай решил, – докончил за брата Андрей. А про себя подумал, что Сабуровы хоть и не великий род, а к трону дважды через дочурок своих подбирались.

Блин, вот же не было печали. А ведь мог бы и догадаться. Власть, она штука притягательная и мало кто сам от неё откажется. И рассуждая о второй жене, он тем самым нажил врагов там, где не ожидал. Он-то о судьбе страны пёкся, а вот нынешние людишки совсем по-другому думали. Нет, всё же людям 21 века невозможно понять психологию своих же соотечественников Средневековья. Большинство из них могли закусить удила только от того, что другой не мог похвалиться своей дородностью (в смысле родовитостью). А уж родовая выгода это вообще что-то запредельное. Счастье их, что в нынешнем судебнике нет такого понятия как враг народа, а не то большую часть знати давно бы уже к стеночке поставили.

Эх, Ванька, Ванька. Жаль. Но раз так, то Соломония у царского ложа ему явно становится помехой. Потому как про ночную кукушку все слыхали. И ведь не хотел влезать ни в какие дрязги, а влез. Вот она, принадлежность к довольно разветвлённому и разлапистому родовому древу Шуйских. Не ты так тебя. И за что? Будете смеяться: за фамилию!

– О чём задумался, племяш.

– О грамоте каперской, – не задумываясь, выпалил Андрей и тут же прикусил язык. Но было поздно. Немой уже навострил уши.

– Что за грамота такая?

– Да в двух словах и не скажешь.

– Так зачем в двух? Зайдём в гости, посидим по родственному, тут-то ты всё и обскажешь.

Что ж, а это был выход! Как помнил Андрей, Шуйский скоро вновь станет новгородским наместником. А имея такую руку можно было не хило развернуться в своих морских деяниях. Да и просто распить чарку другую мёда после всех сегодняшних треволнений он бы точно не отказался. Как говаривал его замполит: сто грамм водки сплочению коллектива только способствуют. А идей и предложений для Немого у него было достаточно!