Текст книги "Князь Барбашев (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Родин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 50 страниц)

А вот на ярмарки, которые дважды в год, каждая по две недели, проводились в Полоцке, и куда съезжалось большое число купцов из других городов, из Риги, портов Прибалтики и даже Польши, купец ходил сам. Но Олекса не обижался: у него были и свои дела, которые требовали его присутствия.

И вот в разгар этих дел до его слуха дошло известие, что уже взбудоражило весь город: король и великий князь Сигизмунд едет в Полоцк. А ведь город и без того был сам не свой. Сбор войска, назначенного у Полоцка, действие само по себе не простое. Город буквально наводнила гоноривая шляхта и не менее заносчивые наёмники. Дабы лишний раз не пересекаться с ними и не влипнуть в какие-нибудь неприятности, Олекса старался пореже покидать свою усадьбу. Но и не взглянуть на короля, которому готовил каверзу, он не мог.

Был прекрасный солнечный день августа. Давно не было дождей, и пыль, поднятая всадниками, клубясь, повисла на дороге сплошной завесой, точно указывая, где движется королевский кортеж. Народ, с раннего утра теснившийся в той части города, где должен был проехать высокий гость, приободрился. Громко ухнули пушки, приветствуя своего сюзерена и заодно оповещая горожан, не попавших к месту встречи, о том, что король и великий князь появился у ворот.

Олекса, тоже с самого утра промаявшийся в толпе, подобрался. Но пока что никого видно не было, лишь слышна стала музыка. Она становилась все громче и громче и, наконец-то, на запруженной народом улице началось движение. Впереди на белоснежных конях, украшенных белыми султанами ехали герольды, разодетые по последней краковской моде. За ними, на некотором расстоянии, следовали конные шляхтичи с развёрнутыми знамёнами. Громкое пение труб заглушало шелест полотнищ и топот копыт.

А потом на мостовую верхом на белом кабардинском жеребце дивной красоты с длинной гривой перевитой лентами и большим, пышным султаном, въехал сам король в расшитом золотом костюме, с алым плащом за плечами, на который он при последней перед городом остановке сменял свои пропылённые дорожные одежды. Ремесленники и купцы громкими криками приветствовали его появление. Толпа ликовала, веря, что сюзерен исполнит их мечту и оградит Полоцк от московитских нашествий. Вспыхнувший колокольный перезвон заглушил пение труб и заставил взмыть в воздух стаи перепуганных птиц.

Сигизмунд Казимирович медленно проследовал по улицам, опустив поводья и правой рукой, затянутой чёрной перчаткой, приветствуя встречавших его горожан. Король в свои пятьдесят лет выглядел моложаво, его круглое лицо с высоким лбом окаймляли длинные, без седины волосы, ниспадавшие до самых плеч.

Следом за королём ехала богатая королевская свита, а за ними трубачи, наигрывавшие что-то бравурное. Последними процокал по мостовой отряд королевской гвардии, после чего основные события перенеслись на главную городскую площадь, где короля встречал полоцкий воевода Гаштольд, члены городского магистрата и самые именитые гости, но уж туда Олекса не пошёл. Его ждали другие неотложные дела.

Сигизмунд прибыл в Полоцк для смотра собирающегося войска. И приёмом горожан и осмотром король остался доволен. Особенно осмотром. К литовской коннице были приданы отряды наёмников из Чехии и Польши, дорого обошедшиеся казне, но неплохо усилившие армию. Зато он увидел перед собой монолитную стену многотысячного шляхетского войска. Под солнечными лучами горело серебро и золото инкрустировавшее сталь доспехов и медь пушечных стволов. Сытые, вычищенные до блеска кони с высокими султанами на головах нетерпеливо перебирали ногами. Лёгкий ветер чуть шевелил тяжёлые прапоры. Это была сила способная сокрушить любого, вставшего у неё на пути. Общее же командование над объединённым войском поручили оршинскому победителю, князю Острожскому.

По окончанию всех торжественных мероприятий, вылившихся в череду балов, дававшихся наместником, магистратом и самыми именитыми гостями, король собрал в воеводском доме своеобразный военный совет. Предстояло решить: куда же вести собранные силы.

Был тёплый августовский вечер. За окном уже вовсю властвовали сумерки и в комнате, где собрались приглашённые, слуги торопливо зажигали свечи в золотых пятисвечниках. Под потолком радужно засияла люстра, разом давшая большое количество света и наполнившая комнату приятным запахом сгоравшего воска. За столом, покрытым бархатной скатертью, на которой лежала брошенная небрежно карта, сидели король, постукивавший пальцем по бокалу с вином, а рядом с ним князь Острожский и командир наёмников Сверчовский. Тихо переговариваясь, расселись по местам остальные вельможные паны, занимавшие различные должности в княжестве. Разнаряжены они были словно не на совет прибыли, а на очередной праздник. Впрочем, о чем совет будет, они знали заранее и многие уже давно обсудили, что и как стоит сделать. Теперь лишь оставалось убедить короля в том, что именно их план лучше.

Король, потягивая вино, жмурился от удовольствия. Его любимый пёс, удобно примостившись в ногах, умильно лизал ему руку. А король бросал скорые взгляды на вельмож, словно стараясь угадать их намерения.

– Итак, вельможные паны, – потрепав пса по морде и отерев вылизанную руку о салфетку, король отставил полупустой бокал и взглянул на собравшихся: – нам пишут, что Василий не желает мира без Смоленска, но мы не можем пойти на это. Уступи мы сегодня, и завтра он потребует и Полоцк, и Киев! Нет, вельможные паны, мы должны заставить его вернуть Смоленск нам! Для этого в Москву отправлены послами паны Ян Щит и Богуш Боговитинович. Их цель добиться мира на наших условиях. Но слова не действенны без силы. И отсюда истекает цель нашего похода. А она изрядна: силой склонить московского князя к миру на почётных и выгодных для нас условиях. Пока послы будут плести кружева словесные, вы, пан Константин и вы, пан Януш, покажете московиту нашу силу. Осталось лишь определиться, куда двинуть полки.

– Если король позволит, – склонил голову Сверчовский, – я бы предложил ударить по Смоленску и вырвать его из лап московита. После можно заключать любой договор, даже по принципу, что с боем взято, то у победителя остаётся.

– Стоит ли менять один город на другой? – усомнился Николай Радзивилл, канцлер великого княжества, которого император ещё не возвёл в ранг князей Римской империи. – Не пора ли напомнить восточному соседу, что когда-то дед его присягал великому Витовту, землями и людьми отдаваясь под его руку? Он мнит себя государем, но есть лишь вассал, поднявший руку на сюзерена.

– Ну да, – усмехнулся Григорий Остикович, маршалок надворный литовский. – К Витовту под руку тогда многие из великих князей просились. И тверской и рязанский. Вот только их потомки счастливо забыли об этом. А теперь тот же рязанский князь, убоявшись соседа, вновь к нам просится.

– Значит, пора напомнить о тех временах, – хмыкнул маршалок господарский Иван Сапега. Представитель герба "Лис", он владел большими наделами земли в Витебском воеводстве, но больше служил княжеству на дипломатической службе, однако и саблю в руках держать умел тоже, к примеру, командовал частью войска в битве на Березине и при Орше в славном для литовского оружия 1514 году.

– Кхм, – крякнул Острожский, почесав подбородок. – О том, Иван Богданович, ты с государем отдельно поговоришь. То твоя ипостась, а нам надобно о цели похода договориться. Кхм. Так вот. Наши лазутчики доносят, мой король, что московский князь собрал все возможные силы на юге, для борьбы с крымским ханом. Но так же войско московитов стоит и у Смоленска. А зачем нам идти туда, где нас ждут московиты? Зачем делать то, что так хочет князь Василий?

Король глянул на обоих военачальников, пригубил из бокала рубинового вина и некоторое время молчал, поглаживая улёгшегося у его ног пса. Соперничество между двумя хорошими полководцами было ему только на руку в нелёгком бремени власти, да и откровенно прямолинейный путь на Смоленск как-то не ложился на душу. Да и интересно стало, а что предложит гетман великий литовский?

– И что же хочет предложить нам пан гетман?

Острожский приосанился:

– Северо-западные окраины московской державы фактически оголены. Но там лежат города столь же нужные князю Василию, как нам Смоленск.

– Псков и Новгород?! – удивлённо-восхищённо воскликнул князь Радзивилл. Не Николай, а Юрий, по прозвищу Геркулес.

– Они самые. Наша дорога на Смоленск лежит в другую сторону, мой король и вельможные паны. Я предлагаю повести наше воинство на Псков. А когда возьмём его, вы, мой король, просто обменяете его на Смоленск и поверьте, московский князь согласится на это.

Король склонился над картой и стал что-то пристально в ней высматривать. Совет молчал, ожидая его решения. Наконец Сигизмунд распрямился и щёлкнул пальцами. Подбежавший служка тут же наполнил опустевший бокал и сразу исчез, дабы не мешать знатным людям.

– Это интересный план, князь, но я вижу, что на пути твоих воинов стоит малый замок Опочка. Так вот, я бы хотел, чтобы и он был бы непременно захвачен, хоть он и не является целью похода, но, как нам сообщили, в нём укрылись многие вражеские дворяне. Ну а после захвата этого опорного пункта продолжите развивать свой успех вплоть до Пскова, а то и на весь северо-запад. В конце концов, Новгород и Псков лучше, чем просто Псков.

– Опочка, мой король, – вдруг горько выдохнул Ежи Михаил Ёдка, мечник великий литовский: – весьма неприятный замок.

– И чем же он так неприятен? – искренне удивился король.

– Ещё великий Витовт пытался взять её и не смог. Да и при брате вашем, покойном Александре Казимировиче, осенью 1501 года воевода Ян Чёрный ходил под этот замок, но и его попытка взять Опочку не увенчалась успехом, и он вынужден был бесславно вернуться назад.

– Она так неприступна? – густая бровь короля взлетела вверх.

– Вряд ли, – пожал плечами вельможа. – Но я не был там и не готов оценить силу крепостных укреплений.

– Ерунда, ваше величество, – хлопнул ладонью по бедру Сверчовский. – Я не знаю, что помешало князю Витовту, но у Чёрного, видимо, была лишь лёгкая рать и не было пушек. На сей же раз мы идём в силе великой и с артиллерией, способной разрушить любые стены. Жалкий замок, где нет и тысячи защитников не долго устоит перед нами. В конце концов, под Оршей московитов было больше, но мы побили их.

Король повернул голову к Острожскому:

– Что молвите в ответ, князь?

– Не буду спорить, сила наша велика, но меня смущает то, что из-за очередного мешканья шляхты мы потеряли лучшие месяцы для войны. Скоро наступит осень, а вместе с ней дожди и распутица.

– Значит, будет лишний довод побыстрее расправится со схизматиками, – буркнул Сверчовский.

По быстро багровеющему лицу Острожского было ясно, что сейчас старый воевода разразится бранным словом, кидаться которыми он был мастак. Но ещё раньше Сигизмунд поднял руку, призывая к тишине.

– Да будет так, панове. Более ждать некого, а потому велю сворачивать подготовку и в субботу восьмого числа, в день Святой Марии, выступать всею силою в сторону Пскова. И да благословит господь это наше начинание.

На том военный совет был окончен.

8 сентября 1517 года десятитысячная польско-литовская рать двинулась в сторону русских земель.

Вот только русские на этот раз были готовы к встрече.

Первым пренеприятный сюрприз ждал вторгнувшихся кочевников – их отряды нарвались на тщательно организованные засады и были разбиты. Что, впрочем, не помешало отдельным ватагам делать набеги вплоть до глубокой осени, заставляя великого князя Московского так и держать на границе часть своих сил. Но угроза большого похода была сорвана решительными действиями московских воевод.

Вторым сюрпризом оказалась подновлённая за лето крепость Опочка, к стенам которой и подошла 20 сентября объединённая армия. Крепость располагалась на островке, на высоком холме, кручи поднимались прямо из воды. Опытные инженеры долго приглядывались к укреплениям, выявляя сложности предстоящей осады. После чего приступили к работам подгоняемые нетерпеливыми начальниками. Литовские воеводы спешили, им уже виделись предместья Пскова и слава полководцев, превзошедших самого Витовта. Вот только маленькая крепость сдаваться явно не спешила.

Андрей, помня, как всё было в той истории, долго думал: стоит или нет вмешиваться в события. И решил, что нет, не стоит. От добра добра не ищут. Воеводы в тот раз вполне справились сами, а у него и без того дел невпроворот. Поэтому, распустив ватажников, он просто отправился домой, по пути завернув в Новгород.

Для начала он собрал в доме Компании тех, кто должен будет отдуваться без него. Ведь следующий год он собирался провести на сухопутном фронте. Таких набралось немного. Первым был, разумеется, главный приказчик Компании Сильвестр. Ну, с ним было легче всего: он должен был заняться тем же, чем и занимался до этого – нагрузить корабли товарами и отправить их в море. Вторым был ещё больше раздавшийся в плечах Гридя, костяным гребешком всё пытавшийся приладить непослушные вихры. На нём висела забота сразу по двум пунктам: штурманское обеспечение перехода торговцев и подготовка новых кадров. Да, следующей весной новгородская школа будет готова выпустить в свет первую партию навигаторов, и их нужно было устроить на корабли Компании. Ведь не для дяди учили парней хитрой навигаторской науке. К тому же местные к подобному обучению настроены были скептически: как же, не так от дедов повелось. Так кому же, как не Компании снять все сливки? Тем более что и кораблей ныне было более чем достаточно.

Третьим же был Игнат, которого Андрей всё же посчитал готовым встать на командирский мостик. Ему выпадало самое трудное: он должен был отконвоировать торговцев и по возможности побезобразничать на торговых путях. И его Андрей инструктировал дольше всех.

Убедившись, что все всё поняли, он собрал дружину и двинулся в сторону Москвы, предвкушая скорое свидание с женой.

Глава 46

Всю первую неделю по прибытию в Москву Андрей честно провёл в неге и любовных утехах. И лишь когда первый порыв страсти чуть поутих, смог, наконец, включить голову и задуматься над тем, стоит ли брать с собой жену в Княжгородок: всё же дорога туда была не из лёгких, а места там излишне диковаты. Однако быстро решил, что и так без семьи кучу времени проводит, так что пусть собирается. Жену не спрашивал, чай не в двадцать первом веке воспитана. Просто сказал, что как установиться санный путь, они отправятся в дорогу и пусть готовится заранее.

А потом до столицы докатилась весть о победах над вторгнувшимся в русские пределы врагом, и город потонул в колокольном звоне. Вот под их разноголосицу семейная чета и покинула городские пределы. Правда, пока что ненадолго. Ехали в вотчину брата Фёдора. Погостить, ну и заодно проинспектировать работу бумажного мастера.

Нет, то, что производящая бумагу мельница уже поставлена и работает, Андрей знал: чай на паях дело делали. Правда до прибылей было пока что далеко: всё же пробное производство для которого ещё не отлажен рынок сбыта. В этом году даже в ноль не вышли, не отбили вложений. Ну так не всё же сразу. Зато зная брата, посмотреть, как ведутся дела, было нужно. И, как оказалось, худшие его подозрения оправдались. Феденька нос свой в дело не совал (ну не княжеское это дело, что поделаешь!), за него приглядом ключник занимался, а немец, не будь дурак, всё под себя сделал. Да и чёрт бы с ним – работает и ладно, но ведь этот фриц забил на главный пункт контракта, в котором обязался обучить своему делу кого-то местного. А вот это уже било по планам самого Андрея. Да нужен был бы ему этот немец, если б на Руси свою бумагу делать умели?! Или если б он сам знал, как это делается? Да ни в жизнь не стал бы тратить столь дорого достающиеся деньги! И не надо тут про разбой: на одном разбое далеко не уедешь. Это всего лишь средство первичного накопления, доходы от которого давно уже пора переводить во что-то более фундаментальное, в то, что будет приносить гарантированный ежегодный доход. Проще говоря, ему было нужно производство, да не абы какое, а то, что найдёт свой постоянный рынок сбыта на нынешней Руси. Для начала на Руси. А бумага будет нужна и в двадцать первом веке. И вот тут такой вот саботаж!

В общем, выбесил фриц Андрея знатно и тот устроил ему шоу под названием "полоскание мозгов в стиле я начальник – ты дурак"! О, у него в этом деле были хорошие учителя, умевшие так отчитать словами, что отчитываемый начинал думать, что уж лучше б ему выговор влепили или премии лишили, вместо этой словесной головомойки. Вот и мастер, застроенный по всем правилам, потеющий и вжимающий голову в плечи, был впечатлён чуть ли не до потери сознания и скорее всего в душе уже каялся, что принял предложение от этих лесных варваров. Впрочем, впечатлился и Феденька, ни черта ни понимавший, потому как разговор шёл на немецком, но сообразивший, что ничего хорошего таким тоном младший немцу явно не говорит. Под конец, пообещав мастеру отрезать уши в качестве компенсации за нарушение контракта (что, впрочем, вовсе не избавит того от необходимости всё одно исполнить его от и до), Андрей уверил немца, что самолично проверит подготовленных им мастеров уже следующей осенью. После чего сухо похвалил того за проделанную таки им работу, а заодно и дополнительно озадачил.

Ну вот хоть убейте, но он не помнил, откуда это взялось в его голове, но он точно помнил, что в бумажной промышленности именно канифоль применяют для изготовления канифольного клея, которым проклеивают бумагу. Ведь непроклеенная бумага, как известно, пропускает чернила и плохо принимает типографскую краску. Именно из непроклеенной бумаги и делали в своё время листы промокательной бумаги (те самые промокашки, если кто помнит, что это такое). Вот только вникнув на месте в дела, он заметил, что мастер использует для проклеивания не канифоль, а животный клей. Как оказалось из расспросов, так ныне делают повсеместно. Но ведь отчего-то же в своё время перешли с него на канифольный? Нет, не спрашивайте, он не знал почему. И вполне допускал, что животный клей был более лучшим ингредиентом, чем канифоль, да и не был он в нынешние времена редкостью и стоил не дорого (ну, тут кому как, разумеется), но в этом направлении явно стоило поэкспериментировать. Хотя бы потому, что в его камской вотчине, где не было недостатка в хвойных деревьях, а значит и живицы, начинали потихоньку гнать скипидар, так как данный продукт, оказывается, пользовался неплохим спросом на рынке. А, как известно, канифоль получают в том же процессе, что и скипидар. И обычно соотношение количества канифоли к количеству скипидара в сырой смоле соотносится как 3 к 1. Так что поработать мастеру было над чем.

А пока, оставив того переваривать услышанное, князь вместе с братом отправился домой. Дела были сделаны, так отчего бы теперь не отдохнуть с семьями да по-человечески.

Пока же мужчины занимались своими делами, их жёны общались между собой. Аглая, жена Фёдора, почти всю жизнь провела в вотчине, редко когда выезжая из неё и была рада любому новому человеку. Тем более жене самого младшего из мужниных братьев. Потому, как слишком уж не похож он был на всех, кого она до того знала. Конечно, довольствоваться больше приходилось слухами, но вот ныне и до их захолустья дотянулись дела младшенького. Набежали в вотчину мужики, отгрохали странную мельницу, а потом и вовсе на ней немец заморский объявился и давай там что-то молоть да варить. Местный батюшка даже ходил туда пару раз, дабы убедиться, что гость заморский не колдовством занимается. И молитвы читал и святой водой брызгал, а всё одно до сей поры с недоверием к той мельнице относится. А делала та мельница бумагу, но, правда, хорошую (ну, так муж говорит, а мужу Аглая привыкла верить). И обещал он что от той бумаги вскорости в их калите лишние денежки появятся, что опять же женщине только в радость было. Но и вопросов то сколько скопилось! Ну и как тут не расспросить того, кто со знающим всё это человеком венчан? Вот и засыпала бедную Варю ими, да только на добрую половину из них той и ответить-то было нечем.

А муж, вот словно специально, и в гостях принялся чудить.

Ещё в первый день потребовал собрать кувшин сливок. Да не как обычно, а чтоб доярки при надое в чистом были. И чтоб крынки с молоком не в тёмный подвал ставили, на сырую землю, где воздух, по его словам, заражён плесенью, а в чистой комнате. Ну а когда собрали с нескольких надоев, сунул в кувшин две ложки, плотно завязал холстиной и отдал слугам с наказом взбивать. Часа три те по очереди трясли кувшин, пока муж не велел прекратить. Потом кувшин развязали и осторожно слили образовавшуюся сколотину. Варвара уже знала, что будет дальше: вокруг брошенных в кувшин ложек собиралось сбитое масло, его осталось собрать, промыть холодной водой и поставить в прохладное место. Подобное масло было значительно вкуснее того, что обычно вытапливали в печи из сливок или сметаны все хозяйки на Руси. Да что говорить, Варя и сама умела такое масло делать (всё же не княжна, довелось хозяйство дома вести), вот только мужу оно, как оказалось, не нравилось. Совсем! Он его прогорклым считал и портящим вкус любого блюда. И вообще, как он сказал: топлёное масло с детства не любит. Что было странно, ведь она поинтересовалась у заходившего в гости Ивана: никто в княжеском семействе иное масло раньше не делал, а ели всем привычное. Но, надо сказать, новое масло и ей тоже очень понравилось. Хлебный тост с ним на завтрак – вкуснотища! И откуда только муж всё это берёт? Ведь у них дома такое масло по-другому делают. В кадке, закрытой крышкой с хитрым механизмом. Слуга крутит ручку, а в кадке специальная палка с крестообразным наконечником вверх-вниз ходит, масло взбивает. Она тогда спросила, где муж про такое узнал, а тот задумчивый был, вот и обронил, мол, так бабушка в деревне делала. Это что ж, княгиня сама масло взбивала?

Разумеется, и Фёдору и Аглае получившееся масло тоже понравилось. Ведь, как сказал муж, тут главное товар лицом показать, да правильно при этом. Впрочем, Фёдор его уже пробовал, а ныне муж лишь его просьбу выполнил: научить местных поваров подобному. Хотя, мог бы и слуг послать, но нет, любит сам делать.

Покончив с маслом, муж потребовал яйца, льняное масло, уксус, а так же ссыпал местному повару в лапищу желтоватые зёрна, что привозил из южных стран купец Урвихвост. Зёрна эти Варя уже знала, из них княжеский повар делал специальную горчащую пасту, которую муж так и звал: горчицей. Вещь жгучая, но придающая привычным блюдам иной вкус.

Но тут уж Варя знала, что будет: муж решил сделать свой соус, который он майонезом прозывает. Пробовала и его уже, тоже понравилось. А что сам готовит, так то понятно. Это у них дома повариха всё сама умеет (ну так её муж и обучил в своё время), а тут вот опять сам стоит над поваром и говорит, что делать. А то и лично показывает (чем жену Фёдора ещё больше удивил). А вот, кстати, интересно, а зачем ему майонез в столь больших количествах? Для еды обычно и малой плошки хватает, а тут явно больше плошки будет.

Но когда муж потребовал мяса, хоть день сегодня и был постный, Варя сообразила, чем тот надумал угощать брата. Пробовала она уже это блюдо. Шашлык называется. Потому и майонеза столь много, что для маринада нужно, дабы мясо было сочным и вкусным. А маринованное мясо это лишь на завтра готово будет. А завтрашний день есть мясное не запрещает. Ну а горчицу уже сегодня к обеду подали на стол.

– Ох и продирает, – вздрогнул Фёдор, откусив кус хлеба с тонким слоем горчичной пасты. – Точно ль сие кушанье христианам можно?

– В Евангелия от Матфея сказано: "Царство Небесное подобно зерну горчичному, которое человек взял и посеял на поле своём, которое, хотя меньше всех семян, но, когда вырастет, бывает больше всех злаков и становится деревом, так что прилетают птицы небесные и укрываются в ветвях его". А зачем человеку что-то сажать, коли он плодами труда своего не воспользуется? Чти святое писание, братец, и не возникнет у тебя вопросов лишних. А вот был бы сегодня день не постный, то я бы посоветовал тебе к тому хлебу, что ты горчицей намазал, ещё сальца солёного подложить. Да солёненьким огурчиком заесть. Ох и вкуснотища.

– И где ты только это берёшь? – вздохнул брат.

– В книгах, брат, в книгах. Ничего, вот завтра шашлычок подойдёт, попробуешь. А уж я твоего повара подучу, чтоб не по разу ещё тебя вкусной пищей побаловал.

Так вот и прогостили у брата всю неделю. Хорошо отдохнули, пару раз на охоту ходили, зайцев на лугах травить, да с племянником позанимались: и не только сабелькой позвенели, но и чтением, и письмом тоже. Нет, всё же есть своя прелесть в вотчинном затворничестве! Только не по душе Андрею такая жизнь. Недельку, от силы две поваляться может, а потом всё, шабаш!

Перед уездом он особо напомнил Фёдору, что б цену на товар не снижали. Ну, если только на деньгу другую. Казна всё одно купит сколь ей надобно, а остальное придётся на торг пустить (если излишки останутся). И пообещал прислать пару смышлёных отроков немцу в ученики, но с условием, чтоб парней никуда, кроме бумажного дела не мыкали. Заодно и о постройке второй мельницы нужно уже подумать. Производство-то расширять надобно, пока конкуренты не появились.

С тем и уехал обратно в Москву.

*****

Этот день выдался на редкость солнечным и тёплым. Хоть осень давно уже вступила в свои права, но солнышко словно решило порадовать людей напоследок. Да и сама природа тоже как будто радовалась последним солнечным дням. Ведь впереди поздняя дождливая осень и холодная длинная зима.

Оштукатуренные стены монастыря приветно сияли в солнечных лучах, отбрасывая на землю длинные синие тени. По жёстко укатанной дороге к выкрашенным зелёной краской воротам неспешно подкатил богато разукрашенный возок. Он подъехал без помпы и большой свиты, но воротники уже привыкли к таким вот наездам и спешно отворяли тяжёлые створки.

Митрополит московский и всея Руси, благословив собравшуюся во дворе братию, тяжело опираясь на посох, поднялся в келью, где его уже ожидали старец Вассиан и игумен, тоже уже привыкший к таким вот наездам святейшего. Послушник, сопровождавший митрополита, остался в коридоре, плотно прикрыв дверь.

– Надёжные людишки пишут, что нашли его, – обронил Варлаам после всех приветствий. И видя недоумённый взгляд старца, добавил: – Объявился-таки немец по имени Лютор.

– Против папы римского уже выступил?

– Ну об сём возможно позже донесут. А вот что мы делать будем? Вновь сбываются слова отрока.

– Всё же не веришь ты ему святейший, – усмехнулся бывший князь. – А зря! Я вот давно в его словах не сомневаюсь. Зато сколь сделать за эти годы успели! Тот же Даниил теперь о митрополитской кафедре и мечтать не смеет.

– Да что Даниил, – отмахнулся митрополит. – Свято место пусто не бывает. Не он, так другой найдётся. Хотя да, пользы от знаний тех мы получили достаточно. Вот и государь ныне нам всё более благоволит.

– Ещё бы, сколь земли он получит, когда монастырские вотчины к нему отойдут. Но как иосифляне взвоют! Боюсь, сей собор пострашнее одиннадцатого года будет.

– Ничего, за это время мы многих поменять успели. Да и не совсем обители оголяем. Всё, что они сами обиходить смогут им и останется. Основной запрет ведь не на земли будет, а на владение людьми. Но ты прав, часть братии встанет против. И, возможно, попробуют, как в прошлый раз, при отце нынешнего государя, пойти ходом на Москву. Да только мы им нынче этого не позволим.

– Ну, собор не завтра соберётся, есть ещё время подумать, а вот с Соломонией что-то делать надо. Вот и государь уже вопрошал о бездетности своей. Надо бы приглядеться к литвинке той. Да и вопрос о количестве браков у православных закрыть не мешает до, а не во время.

– Для того собор в следующем году и собираем. И патриарху, и на Афон отписались. А вот литвинка? Может всё же кого из своих? Соберём невест да и...

– Ну, не знаю, святейший. А вдруг опять бесплодная смоковница попадётся? Вновь развод устраивать? А про ту мы точно знаем, что родит государю наследников. Или всё ещё сомневаешься?

Варлаам, усаживаясь на лавку, лишь рукой махнул в ответ.

– Вот и я про то же, – усмехнулся Вассиан. – А меня, знаешь ли, князь-то наш всё своими схолами да университетами достаёт.

– Не тебя одного, – тоже хмыкнул в бороду митрополит. – Мне тоже написал. И ведь на что ссылается: на Ромейскую империю, от которой на Русь свет истинной веры пришёл. На их Магнаврский университет и Царскую школу Палеологов. Вроде как Софья Палеолог – мать государя и появление Царской школы в Москве лишь дань давней традиции константинопольских базилевсов, а не латинская ересь. Прям так и пишет, что университеты да школы волею базилевса да патриарха православные люди по всей империи ставили, а уж от них латыняне всё это к себе и умыкнули. Вот и считает, чтоб по ромейскому образу и подобию и у нас учили знатных отроков грамматике, риторике, философии, латыни, праву. Да ещё и геометрию, астрономию, музыку да медицину не забыл приписать. Всё как в Царьграде было. Ну и Слово божье, чтобы "обучать оному и простых студентов и будущих деятелей матери нашей церкви, дабы могли они словесно противостоять латинской ереси, смущающих умы православных прихожан". Прям так и написал.

– Хм. Вот-вот. А я ведь заинтересовался: и впрямь, было у ромейцев такое. Да и идея сама по себе неплоха. Ещё ведь Геннадий сетовал на слабые знания паствы, и что грамотного пастыря днём с огнём не сыщешь. Оттого, считал он, и развилась ересь жидовствующих в Новгороде, что пастыри не смогли в спорах побороть еретиков, вот и пришлось, потом, целый собор собирать.

– Это ещё что. Ты позови-ка послушника.

Тот появился сразу, едва приоткрылась дверь и молчаливо положил на столик стопку книг, которую до того держал в руках.

– Вот, полюбуйся, – Варлаам указал на неё старцу. – Прислал мне князюшка учебники для школы, дабы избежать поклёпов от завистников и обвинений в ереси. Одобрить просит.

Вассиан с кряхтением поднялся с лавки и, подойдя к столику, некоторое время молча листал книги одну за другой.

– Красиво сделано. А что писано?

– Да в большей части всё те же "Грамматика", "Цифирь", но и пара новых есть. Вот, к примеру, "Природоведение". Уж её-то не только я читал. И у братии, что читали, мысли по сей книги разные. Ныне вот и ты прочти. Больно интересно мне, что ты по этому поводу скажешь?

– Прочту, святейший, обязательно прочту. Да, кстати, игуменья Агафья тоже весть добрую прислала.