Текст книги "Князь Барбашев (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Родин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 50 страниц)

Глава 27

Подготовка к летней навигации начинается задолго до того, как последние льдины проплывут мимо берегов, уносимые течением в сторону далёкого озера-моря Ладоги. Хотя в последнее время туго стало в Великом Новгороде с мореходами. Увы, это в былые годы единственным препятствием на водном пути являлись лишь пороги. Но эту беду давно уже научились обходить. Зато сами пороги служили надежным заслоном для непрошеных гостей. Отвесные известняковые берега, стремительное встречное течение, невозможность обходного маневра лучшим образом заменяли мощную крепость.

Да, так было. А теперь словно бог ополчился на Великий Новгород. Сначала государь-батюшка, Иван III Васильевич, отстроив на Нарве-реке Ивангород, повелел всю заморскую торговлю перенести туда, установив там весы для взвешивания соли и воска. И посадив своего таможенного представителя. Правда, потом словно сжалился, и такого же таможенника направил в Невское Устье – маленький городок, недавно поставленный на месте слияния рек Невы и Охты. Но тут грянула новая беда. Волхов – главная торговая дорога – в последние годы вдруг начал мелеть. И там, где когда-то, пусть и с трудом, но проходил гружёный струг, теперь и малая ёла шаркала днищем. А потому всё больше и больше купцов стремилась по санному пути вывезти товары либо в крепость Ладогу (а то и в само Устье), либо по недавно отстроенной ивангородской дороге в Ивангород, чтобы потом уже по большой воде спокойно уйти на судах в море. Ну и сами лодьи да бусы хранились теперь там, куда могли дойти. А следом стали разъезжаться и те, кто эти суда водил. И если те, кто ходил до Ладоги, ещё могли жить в Новгороде, то те, кто ходил до Ивангорода начинали потихоньку переселяться в принаровье. А если прибавить к этому гибель мореходов от рук пиратов и штормов, то не стоит удивляться, что в ставшем вдруг словно отрезанным от моря Новгороде возник дефицит морских умельцев.

К сожалению, с данным фактом Андрей столкнулся, уже приехав в город на Волхове. По пути он ещё обследовал так называемый мстинский путь, по которому доставляли товары в Новгород из низовых земель. Увы, в его время различные новохронологи и любители от истории много писали о невозможности сплава по Неве, Волхову и Мсте, да и о многом другом, при этом, правда, начисто игнорируя свидетельства как иностранцев, посещавших Русь, так и русских, ходивших по ним и оставивших о том свои записки. Но лучше, как говорится, один раз увидеть...

Что сказать? Всё же ближе к истине был Галанин, чьи опусы по волокам Андрей читал и перечитывал, хотя и не всё было так радужно. Методом опроса жителей, он очертил для себя следущую картину: спуститься и подняться по Мсте было можно, но лишь в полную воду, а потом и впрямь, этот путь становился непроходимым для речных судов. То есть, стоило чуть задержаться и всё – куковать вам в затерянной среди лесов деревеньке до нового половодья. Получалось, что речной путь сильно зависим от капризов природы, и это превращало новгородчину в отдельный регион, мало связанный с центром. Кстати, не в этом ли и крылась причина своеобразного "духа сепаратизма" новгородцев?

А что? Новгородские дворяне стояли особняком от других – их даже на "береговую службу" не вызывали. Когда низовой дворянин вынужден был всё страдное время нести службу в седле, новгородский занимался хозяйством. Нет, на войну они ходили, но охрана Берега велась ведь не только в военное время. Новгородские купцы, гости и даже священники больше ориентировались на торговлю с Ганзой и Ливонией, чем с низовыми землями. Вот и получалось, что Русь словно отдельно, а новгородчина отдельно.

Но с другой стороны, не стоит забывать о том, что клан Шуйских был тесно связан именно с Новгородом. И если где и мог рассчитывать на помощь своим планам князь Барбашин-Шуйский, так это именно в Новгороде. Ведь само собой понятно, что торговое дело оформляться будет не на его имя (ибо невместно), и крыша в виде Немого позволит легко обойти многие острые углы. Хотя причину постройки вышневолочской системы он теперь осознал, как говорится, на своей шкуре. Логистика доставки товара к морю его просто добила. Получалось, что лучше всего доставлять товары зимой, по санному пути. Этим, кстати, и грешило большинство купцов, и грешить будет ещё весь семнадцатый век.

Ну а в самом Новгороде его ожидала просто уйма дел. Для начала нужно было органзовать новый торговый дом. Легче, конечно, было войти к кому-то в дело на принципах складничества, но там придётся подстраиваться под партнёра, а он уже давно понял, что легче всё сделать самому, чем объяснить местным нужность новшеств. Так что проще было организовать свою компанию и лишь потом приглашать других. За основу им была взята английская Ост-Индийская компания, до основания которой было ещё почти сотня лет. Правда, в его исполнении получалась и труба пониже, и дым пожиже. Никакого монопольного права, никакого уставного капитала. Всё своё. Но лиха беды начало.

Зато ныне на Руси, как и в Англии времен создания той самой компании, напрочь отсутствовал фондовый рынок. Ну не было его, просто не было. Потому и подходил больше английский опыт, а не голландский. Как и в своё время у англичан, здесь для тех, кто захочет войти в долю, можно будет продавать что-то типа облигаций с фиксированным вознаграждением. Владелец этой бумаги не будет иметь права на пропорциональный доход от прибыли предприятия, только свои деньги плюс процент. Правда, его не будет никоим образом касаться и успешность плавания – все риски достанутся владельцам. Зато и всю разницу между затратами на плавание и барышами от него получат тоже они. А держатель облигации ну никак не совладелец, нет, он обычный вкладчик. Облигация, это вам не акция, к тому же она имеет конкретный срок погашения.

Говорите, купцы не пойдут? Ну-ну, коль дело будет расти и приносить прибыль – толпами повалят. Ну а сгорит торговый дом – так и идти не к кому будет. Да, кой-кого придётся и в совладельцы принять, но тут уж не до жиру, главное, чтобы контрольный пакет всегда оставался в руках княжеского дома.

А ещё нужно было подумать над святым покровителем нового дела. А как же, в Святой же Руси живём. Тут люди для того, чтобы избежать бедности, финансовых падений и для более успешного хода дел в торговле часто обращаются за помощью к святым угодникам. К примеру, купцы новгородские объединяясь в целые артели, принимали покровительство какой-нибудь церкви и святого патрона. То же Иванковское сто – знаменитое купеческое общество – названо было так по имени церкви Ивана Предтечи на Опоках, где оно не только за удачу молилось, но и склады имело, и эталонные образцы мер держало. Кстати, ну чем не готовая компания была! Эх, не хватило ребяткам размаха! Вот бы в чьи времена-то попасть. Но, мечтать, как говорится, не вредно. Вредно, как раз, не мечтать. Итак, святой покровитель. Кого бы принять? Дело-то новое, а значит и святой должен быть по возможности новым, незаезженым и, желательно, к торговым делам привязанный.

Мозговой штурм длился довольно долго, пока к делу не подключили церковников. Невинные вопросы, богатые вклады и вот вам, как говорится, информация к размышлению.

Жил себе лет двести назад в Трапезунде один купец. Часто путешествовал он на кораблях для продажи и закупки товаров. Торговые дела отнимали у него много времени, однако не забывал он и о своих христианских обязанностях, был, говорят, благочестив и милостив к бедным. И вот однажды был он схвачен мусульманами, которые стали принуждать его к измене вере православной. Но купец остался твёрд в убеждениях своих, и предпочёл погибнуть, чем изменить. Подвиг его был достойно оценён константинопольским патриархом и стал тот купец святым великомучеником Иоанном Новым. А когда мощи его были перенесены в молдовлахийский город Сочаву, получил он и приставку – Сочавский.

А ещё оказалось, что почитание нового святого достигло Руси ещё в те годы, когда между Молдавским княжеством и Великим княжеством Московским был заключен военно-политический союз, скрепленный в 1483 г. браком наследника престола Ивана Молодого и дочери господаря молдавского Стефана Великого Елены. Принят он был русской православной церковью, но культ его пока ещё не сильно разошёлся по русским землям. А ведь это было то, что надо! Святой великомученик Иоанн Новый, Сочавский при жизни сам был торговцем, а потому, знать, имеет особую благодать от бога помогать занимающимся торговлей. Нет, ну прямо в масть всё легло! Тут, правда, не проговориться бы, по каким критериям он этого святого выбирал, а то не поймут люди-то. Да и на церковь разориться придётся. Но тут уж никуда не денешься.

А дальше уже пошла рутина. Все бумаги на ведение заморской торговли для новой компании оформились практически без препонов. Здесь Андрей без зазрения совести пользовался расположением Немого и своим родством с ним. А чтобы не светить княжеский титул основателя компании, все документы были оформленны на купца Андрюшку Барбашина, а Сильвестр был представлен как его доверенное лицо. Товар был своевременно закуплен и препровождён в Ладогу. И тут неожиданно большие проблемы вызвал поиск кормщика. Увы, но лучшие из них уже давно были наняты такими зубрами торговли, как Таракановы, Сырковы, Саларевы или Боровитиновы. С остальными сговаривались те, кто был победнее, но всё же мог позволить себе приобрести лодью либо бусу. Иные купцы выступали в двойной роли: и купец и кормщик. Так что новой компании оставалось лишь либо найти тех, кого ещё не успели нанять (хотя вряд ли такие вообще ещё остались), либо рискнуть, и сделать ставку на молодых. Взять в капитаны тех, кто уже несколько навигаций отходил подкормщиком и был готов самостоятельно встать у руля. В любом случае решать проблему было нужно быстро, до половодья...

Сегодня Остафий Фёдоров поднялся рано, с петухами, но всё же не раньше жены. Та уже вовсю хлопотала по хозяйству. Теперь вот, подоив корову, цедила молоко сквозь ситечко по кринкам. Вкусно пахло подходившим хлебом. Почувствовав определённую нужду, старый кормщик поднялся с лавки и стал одеваться.

– Внука-то будила? – спросил хозяйку.

– Успеется ещё, – махнула та рукой: – Нат-ко, выпей молочка!

– Погодь, старая, приду – попью. А ты внука буди.

Внук! Внук – это всё, что осталось от сына. Прибрало того море. Не само прибрало: людишки помогли. Вёл он бусу купца Ваньки Васильева да милях в четырёх от Ревеля напали на них воровские люди. Только трое тогда и спаслись. Остальных ватажники порубили. Жена его как раз на сносях была. Второго вынашивала. Так родами и померла, не выдержала. Восемь годков с той поры прошло, а не заживает рана. На внука глянешь – ну вылитый сын. Хотел его от моря уберечь, да куда там, упёрся: хочу быть кормщиком и всё тут. Вот и пришлось учить, как сына когда-то. Да только в те времена он сам в кормщиках ходил, а внука вот на берегу обучал. А какая это наука – на берегу-то. Морское дело только в море и узнаешь. Вот и пристроил внучка к старым знакомцам. Тем, кто ещё его кормщиком застали, да и отца знали. Пусть парня делу обучают.

Внучок и вправду морским человеком был: от зуйка безбородого, до подкормщика за несколько лет поднялся. И верилось, что скоро и сам к кормилу станет, хоть и годами молод. Хотя Остафий вот свою первую бусу почитай в двадцать лет получил. Да и сын таким был. Видать, на роду так написано, чтоб Федоровым рано кормщиками становиться.

Когда Остафий вновь поднялся в горницу, внук Григорий уже плескался у рукомоя. Да, к своим двадцати двум годам, парень догнал в росте покойного отца, и был на целую голову выше деда. При взгляде на его торчащие вихры, улыбка непроизвольно тронула старческие губы. Ну да, во внуке он души не чаял. Лишь одним попрекал его: дабы женился побыстрей и детишек нарожал. Дабы не исчез федоров род, коли что. Всё-таки море есть море.

Между тем внук, приняв из рук бабки кринку, приложился к холодному глиняному краешку и выпил теплое парное молоко без роздыха.

– Вкусно, – смущённо бросил он, вытирая губы.

Бабка тихо рассмеялась и вторую кринку протянула мужу. Внучок же тем временем стал натягивать на себя однорядку.

– Куды собрался, а позавтракать, – грозно свёл брови Остафий.

– Дед, ну право неохота. Да и спешу: ну как передумают.

– Иди уж, – усмехнулся в седую бороду бывший кормщик. Вспомнил, как сам на первый покрут нёсся, тоже ведь боялся. Сколь бы раз подкормщиком не хаживал, а в первый-то раз завсегда трясёт. Ибо от твоего умения теперь зависит, придёт ли лодья домой аль нет. Так что ступай, внуче, а он к обедни в церковь сходит, помолится Николе-угоднику, да свечу поставит.

А Гридя уже тем временем шагал по улице, будто на крыльях летел. Это ж удача какая, три года подкормщиком походил-то всего и тут гость нежданный с приглашением. А ведь дед сказывал, что и он и батька не менее пяти годков в помощниках хаживали. Эх, батько, батько. Каким кормщиком, сказывают, был, а погиб от рук латынян безбожных. Ур-роды! Сказывать они ещё будут, куда нам ходить можно, а куда нельзя. Сколь славных парней через то домой не вернулось за эти годы. Его бы воля, он бы этим латынянам показал бы, где такие раки-советчики зимуют.

Но пока что парень спешил совсем по другому поводу, спешил и не замечал, какими взглядами его провожали встречные барышни. А что, летит мимо симпатичный паренёк, на щеках здоровый румянец играет, русый волос из-под шапки вьётся. Полы однорядки, надетой нараспашку, на ходу разлетаются, пуговицы блестят, солнце на шелковых вставках вспыхивает. Ну, франт франтом! Словно не по делу спешит, а на гулянье вышел.

Так и добрался до нужного двора, что расположился на перекрёстке улиц в Торговой стороне. Жили тут купцы средней руки и такого же достатка. Ну, это-то и понятно: пришлый человек новое дело начинает. Раз бумаги на заморскую торговлю добыл, то деньги имеются, однако мошной тягаться с новгородскими толстосумами покамест неспособен. Впрочем, Григорию до того дела не было никакого. Его другой вопрос мучил: возьмут аль нет? В себя-то он верил. А вот поверит ли купец? Хотя, с кормщиками и в былые-то годы было напряжённо, а уж как ныне открылись для торговли города ганзейские, так и подавно стало их не хватать. Одни только братья Таракановы ажно пять лодий только в Ригу собирать стали. А в Выборг, а в Колывань, которую немцы Ревелем обзывают. И это только они, а ведь другие купцы тоже носом по ветру держат. Впрочем, что тут гадать, вон она, дверь, за которой ответ уже, наверное, припасён. Кстати, а кто это из неё выходит?

– Здорово, дядько Игнат, – первым поклонился Григорий, признав в жилистом мужике, выходившем из дверей, своего первого, ну после деда, наставника.

– О, Гридя, и тебе здравствовать. Как дед Остафий?

– Крепок, как и всегда. А ты как, уже покрутился?

– Да, поспрошали, сколь да где хаживал, да почто в последнее время не у дел был, а потом и бумагу поднесли. Подписал чин по чину.

– И как?

– Да как у всех. Жалованьем не обидели, а там видно будет. Купцы, они все одинаковые. А ты никак тоже?

– Ну да, – слегка стушевался Григорий. Игнат был старше его лет на десять и все эти десять лет хаживал кормщиком, пока в бурю не разбило бусу о камни, да не стукнуло того обломком. Лекарь сказывал, что не выжить ему, да видать отмолила жена мужа у смерти. Игнат пару лет вылежался и вот снова в море засобирался.

– Ой, как времечко летит. Помню, зуйком у меня начинал, – улыбнулся Игнат. – Ну, удачи тебе, Гридя.

– Спасибо, дядько Игнат. Пойду я.

Комната, куда он вошёл, была непривычно оббита досками и уставлена невиданной им раньше мебелью. Перекрестившись на иконы и поклонившись хозяевам, парень замер у двери, незная, что делать. Уж слишком обстановка отличалась от привычной. Однако сидящий за столом человек (явно не сильно старше его годами) молча указал на стул, что словно специально стоял у торца стола. Что ж, хозяин – барин. Гридя по возможности степенно прошёл от двери к стулу и осторожно присел, понадеявшись, что тонкие ножки того не подломятся под его весом.

А дальше начался разговор. Поначалу такой же, как и с дядькой Игнатом. Тут уж Гридя не тушевался: любому хозяину нужно знать, кого он нанимает, а ему скрывать нечего. А вот потом в горницу вошёл ещё один парень. И засыпал вопросами, которые Гриде совсем не понравились. Знает он компас? Знает, чай кормщик. А астролябию? А карты морские? А как пути-дороги в море находит? А может ли многопарусным судном управлять? И кучу иных, но с морским делом связанных. А зачем? Чудит вьюнош, но раз приказчик молчит, видать из набольших кто-то. Может и самого купца сынок. Хочет кормщиком стать. Плохо, ежели в дело мешаться будет. Море ошибок не прощает.

А Андрей, глядя в умные глаза парня, лишь грустно улыбался. Всем тот хорош: и повадки моря знает, и по компасу в тумане ходил и по звёздам. А всё же многое мимо него прошло. Попроси простую широту взять: не сумеет, про долготу вообще молчок. С нею мороки и в двадцать первом веке хватало, ежели без того же "Бриза" ходить. Эх, ему бы хоть какие часы бы сейчас, а за настоящий морской хронометр он не знал, что и отдал бы. Но для Балтики знаний парнишки хватит, а дальше время покажет. Он потому и решился нанять молодого, но перспективного подкормщика, что тот ещё не заматерел в своём мастерстве. Его легче будет обучить новому, а то, что обучать придётся, становилось ясно, как божий день. Ведь он не собирался каботажить по старым маршрутам, ему предстояло выйти сначала в море (да, да, Балтийская лужа по нынешним временам вполне себе большое море), а потом и в океан. Правда, вставал вопрос в учителе, но это вполне решаемый вопрос.

******

Ладожская крепость раскинулась на мысу образованном слиянием рек Волхова и Ладожки. Одетая в камень, она прикрывала собой Новгород от разных там не прошеных гостей с севера. А с некоторого времени неожиданно переквалифицировалась и в его морские ворота, словно в дополнение к тому, что она уже и так веками предоставляла для судовладельцев профессионалов, умевших проводить суда и плоты с грузами через опасные речные пороги. Эти профессионалы, именовавшиеся «спущиками», сопровождали купеческие караваны через пороги и обратно не только по Волхову, но и по Неве. Всё это привело к тому, что население городка давно высыпало за крепостные стены и ныне сильно разросшийся посад пришлось даже окружать земляным валом.

Купеческие корабли, оснащаемые к плаванию, стояли выше по течению Ладожки, там, где река, заметно расширяясь, образовывала заводь. Там же выросла и верфь, на которой ныне строились суда для морского хождения. Впрочем, её перенесли сюда из под Новгорода довольно давно, ещё в те времена, когда река и мелеть не начинала, но морские суда уже стали расти в размерах. Правда, сильно крупнеть ладожским лодьям да бусам было некуда, так как Ивановские пороги на Неве служили для них своеобразным мерилом. Всё, что оседало в воду больше одной сажени, имело большой шанс застрять и быть разбитым сильным течением. В этом отношениии Ивангород с его довольно глубоководной Наровой отличался в выгодную сторону.

Именно здесь, в Ладоге, и стояли обе бусы, купленные для компании и обошедшиеся ей по пятьдесят рублей за каждую. Едва Ладожка вскрылась ото льда, их, уже заранее проконопаченных и осмоленных, тут же спустили на воду и загрузили товарами и припасами.

К концу апреля Волхов полностью очистился от последних льдин, однако неотложные дела задержали князя в Новгороде. Потому, едва добравшись до крепости, Андрей не стал затягивать с отплытием. Итак, можно сказать, уходили одними из последних.

Тронулись рано утром – сразу после заутренней. Над Волховом стлался плотный белый туман, потихоньку уползая вверх по крутым берегам. Несомые течением, гружёные бусы ходко шли по воде. Однако Ладога недаром славится своим крутым нравом. Едва отплыв, пришлось почти на неделю встать в устье Волхова, дожидаясь, пока не прекратится толчея волн, превратившая озёрную гладь в подобие кипящего котла. Выходить из реки в такой ситуации было просто смерти подобно. На такой толчее и более совершенные суда гибли.

Наконец ветер, нагонявший волны, поменял направление, и озеро стало постепенно успокаиваться. Воспользовавшись этим, купеческие суда, скопившиеся в реке за эти дни, стали один за другим сниматься с якоря. Дошла очередь и до андреевых бус. Вздев полотнянные паруса, под резкие крики чаек, носившихся кругами над головой, они со всей возможной скоростью устремились вперёд.

Путь от Волхова до Невы был не близок и изворотлив. От устья Волхова низменный озёрный берег сначала круто изгибался на северо-запад, образовывая тупой выступ, а потом почти так же круто уходил на юг, уступая место большому мелководному заливу. В западном углу которого и брала своё начало Нева. Вроде и небольшое расстояние между двумя реками, да пройти его могли отнюдь не все. Обломки многих сотен судов покоятся на дне озера. Потому как погода на Ладоге непредсказуема, а мест, где можно укрыться от шторма в южной части практически нет. Тут даже переждать непогоду, вытащив суда на берег, было довольно проблематично. Потому как были они почти сплошь болотистые и найти более-менее сухую стоянку, как потом и спихнуть с такого бережка вытащенное судно было ой как нелегко.

Но пока что погода радовала. Дул попутный юго-западный ветер, достаточно сильный, но ровный, без порывов. Бусы шли ходко. Уже через пару часов достигли острова Птинов. Этот небольшой островок – всего-то пять километров в длину и шириной до трех – был отделен от берега очень узким проливом, который полностью зарос камышом. Вот только берега этого покрытого кустарником острова были прикрыты малыми глубинами и множеством подводных и осыхающих камней. Так что от греха подальше остров обошли дальней стороной. Дальнейшее плавание не отличалось разнообразием. С левого борта непрерывно тянулся низменный берег заросший кустарником и мелким хвойным лесом, с правого блестела в лучах солнца синь озёрной глади.

Как не спешили, а всё же до темноты добежать до Невы было невозможно. Слишком мал был световой день, да и скорость нынешних изделий новгородских корабелов никак не равнялась моторным судам. Хорошо уже то, что с попутным ветром добрались аж до губы Чёрная Сатама, где и бросили якорь почти впотьмах.

Орешка достигли лишь на второй день плавания. Город-крепость, раскинувшийся на острове в истоке Невы, надежно запирал выход в озеро, а его посад служил местом отдыха для купцов и команд, идущих как к морю, так и к Ладоге. Для андреевых бус дальнейший путь предстоял уже по самой Неве. Всего каких-то 75 километров. Было бы меньше, если б текла она по прямой, но нет, причудами природы река извивалась словно коромысло. Один скат которого направлен на северо-восток, а другой на северо-запад, ну а перегибом служили те самые Ивановские пороги.

Орешек покинули следующим утром. Широкая и полноводная Нева, сжатая крутыми, а местами обрывистыми берегами, легко несла небольшие судёнышки. Плавному течению хорошо помогал ветер, дующий прямо в паруса. Так, можно сказать, с комфортом и добрались до порогов.

Ивановские пороги были интересным местом. Здесь притоки Невы, Тосно и Святки, словно отсекают двухкилометровый отрезок, на котором Нева сужается, а скорость течения резко возрастает. Однако никаких надводных и подводных камней с пенящейся и скачущей каскадами водой тут нет. Причина порожистости была в том, что здесь течение реки пересекало обнажающийся на дне каменный кряж. И если б не скорость протекания воды, никто бы и не заморачивался по их поводу. Вот только Нева-то здесь как раз и неслась, словно была горной рекой. Бурный поток воды сначала устремлялся к правому берегу, а затем, встретив у него каменистую отмель, круто поворачивал к левому и лишь потом, у устья реки Тосны снова стихал, потому как Нева здесь опять разливалась достаточно широко.

Но именно этот поток и делал прохождение порогов делом довольно опасным. Андрей сам наблюдал, как сунувшийся в проход карбас разлохматило по воде, погубив сложенный в трюма груз и лишь по божьему соизволению да близостью берега, не погубив никого из мореходов. Саженях в ста от самих порогов раскинулась каменистая луда, на которую с хода и ткнулся ставший вдруг непослушным рулю карбас, разворотив себе всю носовую часть. Однако купание в холодной воде само по себе вещь тоже достаточно неприятная. Потому-то потерпевшие крушение люди ещё долго потом отогревались и сушились возле наскоро разведённых костров.

В общем, проходить пороги решили с утра, а покамест бросили якорь и дополнительно крепко привязали кораблики к прибрежным деревьям. Ночь прошла спокойно, но с рассветом русло окутал густой туман, и пришлось ждать, пока он не рассеется. И лишь после обеда настала возможность преодолеть речную преграду. Причём за проводкой своих бус Андрей наблюдал с берега. Как и весь его отряд. Смысла испытывать судьбу он не видел.

После порогов и до самого моря не случилось больше ничего неординарного. Так, обычное плавание. Подзадержались лишь в Устье, общаясь с таможней. Но все вопросы закрыли быстро и вот, наконец, впереди блеснула синяя гладь залива.