Текст книги "Ардагаст и его враги"
Автор книги: Дмитрий Баринов (Дудко)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)
Янтарь с заключенной в днем стрекозой маленьким солнцем сиял на его груди.
* * *
Под вечер отряд Ардагаста выехал к Расекалнису. Городок стоял на высокой горе и с севера даже не был укреплен: так круты были ее склоны. Гору окружала заболоченная равнина, тянувшаяся на север, к Янтарному. По равнине извивался ручей, обтекая гору и впадая в озеро. С запада, из-за сосен, доносился шум моря. Внезапно зашуршали высокие камыши, и перед росами появилась седая, сгорбленная старуха в забрызганном болотной грязью сером платье. На плече она, однако, без видимого усилия несла большую вязанку камыша.
– Здравствуй, бабушка! Светлые боги тебе в помощь! – поприветствовал ее Ардагаст.
– Здесь, на болоте, другие боги помогают: черные, волосатые...
– Мы таким богам не молимся, а мир от них спасаем.
– А он того стоит? Блуд, разбой и пьянство – вот его радость. А правда его: один с ралом пашет, а другой с мечом или с волховным жезлом приходит и забирает, сколько хочет. И не будет иначе. Принес Чернобог со дня моря грязи – вышла земля-матушка, слепил из грязи куклу – вышел человек. А придет час – поднимутся разом огонь и вода, и снова останется от мира одна грязь на дне морском.
Каллиник вздрогнул. Казалось, устами грязной варварки говорил Валент или еще кто-то из презирающих мир философов юга.
– Ты, бабушка, верно, ничего, кроме грязи болотной, не видела... или видеть не хотела. Не один Чернобог мир творил, а вместе с Белбогом. И не так творил Нечистый, как портил Белбожье творение. А мы – те, кто миру не дает в болоте утонуть. На то нам и даны жезлы и мечи, для того нас пахари и кормят, – твердо сказал Вышата.
– Какие вы все храбрые, да гордые, да чистые! Погодите, прежде мира сами в болоте утонете. Поднимется на дне кобылья голова, и хлынет вода...
– Какая кобылья голова?! И кто такая ты сама? – грозно произнес Вишвамитра.
– Я-то? Княгиня болотная, их-хи-хи! С меня и взять нечего. Идите лучше к Венее да пограбьте хорошенько, а саму ее... Ну, не мне вас, мужиков, учить. Да уходите скорее, вот и оставите готов и панов с носом, и будут вас певцы славить.
Рука индийца сжала рукоять двуручного меча-кханды. Ардагунда взялась за плеть. Старуха отбросила вязанку и вдруг выпрямилась во весь свой, как оказалось, немалый рост. Подбоченилась, сжав крепкие кулаки. Потом неожиданно шагнула в сторону – и исчезла в трясине с головой, только пузыри пошли. Вышата осенил это место косым крестом. Вода закипела, повалил пар. С криком "Уй, горячо! Вот попарюсь!" старуха вынырнула из болота уже голая и с ехидным хохотом скрылась в густых хвощах. Воины с отвращением плевались через плечо, крутили кукиши. Иные смеялись. Но лицо кшатрия оставалось мрачным. Он обратился к Вышате:
– Брахманы учили меня: на дне моря таится Вадавамукха, Кобылья Пасть. Когда она дохнет огнем, весь мир сгорит. Скажи, великий волхв: не вызовем ли мы в дерзости своей конец света? И кто эта карга? Сама Кали-Разрушительница?
– Чертовка какая-нибудь или ведьма. Не Яга – богиню я бы сразу отличил, – ответил волхв.
– Конец света? – вмешался Сигвульф. – Значит, будем биться вместе со светлыми богами. Разве мы этого не заслужили?
– Заслужили. Только наше дело труднее: не дать поджечь мир. Мы не боги. Но и наши враги тоже. И не им решать, когда миру погибнуть, – сказал Вышата.
Каллиник горячо заговорил:
– Вы их еще не знаете! Твердят, что мир порочен и обречен, только сами погибать не спешат. Еще и домогаются власти над этим миром. Для того и затевают свои опыты. Словно в чужом доме: сгорит, так не жалко. Конечно, и сами рискуют, играют со смертью. Им от этого жить не так скучно. А я... Я понял: мир – не болото. Он – наш дом. И нельзя спокойно смотреть, как его поджигают, еще и мнить себя мудрым.
– Был такой Чернобор, главный ведун северянский. Тоже вот опыты затевал. Лес мой сжег колдовским огнем. С тех пор я и воюю с такими, как он. Нечего в мире пакостить, если ты человеком родился, а не бесом! А в болото, в огонь пусть сами идут. Поможем, если надо! – воинственно мотнул косматой бородой Шишок.
– И верно, ну их в болото! А наш путь – на гору, в Дом Солнца! – указал Ардагаст рукой на возвышавшийся на горе Янтарный.
В городок въезжали весело, с песней о девушках, что шли мостом и поймали ведьму с хвостом. А в Янтарном празднично наряженные девушки-самбийки стояли в два ряда от ворот до храма и приветствовали росов песней о Сыновьях Бога, что скачут по морю на белогривых конях и едут на гору свататься к Дочери Солнца.
– Сыновья Бога – это Сварожичи, Даждьбог с Ярилой. А дочь Солнца-Лады – Морана или Леля, – пояснил Вышата.
Летнее солнце, полное сил, играло в золотистых и светлых волосах самбиек, в речных жемчужинах на их кокошниках, в серебряных и бронзовых украшениях. А вокруг горы раскинулась прекрасная страна. Среди лесов серебрились речки и озера, и даже болота не казались унылыми. Темная зелень лесов сменялась нежной зеленью посевов. Белели мазанки под темными деревянными крышами. На западе, за зеленым морем дубов, кленов, сосен до самого горизонта раскинулось другое море – светло-голубое, волнующееся под теплым ветерком.
Приветливо улыбаясь, весь в красном, ехал Ардагаст, и в руке его сияла Огненная Чаша, а над ним колыхалось красное знамя с золотой тамгой. "Сын Бога! Сварожич!" – шептались собравшиеся на праздник отовсюду эстии, литвины, венеды. Но вот и Янтарный Дом. Сложен из добротных дубовых бревен, на коньке знак Сыновей Бога – две конские и две человеческие головы в разные стороны. На дверях вырезаны два лебедя, а туловища их – солнечные круги с лучами, выложенные янтарем. Приняв хлеб-соль из рук двух младших жриц в белых платьях, царь росов первым вошел в храм.
Окна в храме были невелики, а двери выходили на восток, но даже сейчас, вечером, в нем не было темно. На стенах висели бронзовые мечи, секиры, кинжалы с золотой насечкой – почти не было лишь железного оружия. На полочках или на полу под стенами стояли золотые чаши с ручками в виде лебедей, расписные амфоры, бронзовые ситулы, стеклянные кубки. Опытный глаз Хилиарха, разбиравшегося в торговле древностями (в основном крадеными), быстро замечал: вот греческая вещь времен Агамемнона или Персея, вот этрусская, иллирийская, кельтская... Особенно привлекали взгляд маленькие бронзовые изображения влекомых лебедями колесниц о трех колесах. Не меньше пятнадцати веков собирались здесь эти сокровища. И все это, тщательно начищенное трудолюбивыми жрицами, блестело и переливалось в лучах вечернего солнца. Но ярче всего сияли янтари – желтые, красные, белые. Собранные в длинные ожерелья, они прихотливо извивались многоцветными змеями среди других вещей. В иных кусках янтаря были заточены крупные бабочки, жуки и даже ящерицы.
Жертвенником служила круглая глиняная площадка со знаками Солнца и Воды по краю. За ним, у дальней стены, увешанной вышитыми полотенцами, стояло просто, но искусно вырезанное из дерева изображение Лады. Богиня была в длинном платье, но с обнаженной грудью. Глаза, рот, соски грудей были выложены из желтого янтаря в виде знаков Солнца. На шее переливалось ожерелье из красного и белого янтаря, с золотой фигуркой вепря посредине. Платье и высокий кокошник были изукрашены разноцветным янтарем. В воздетых руках, обвитых золотыми браслетами, богиня держала двух лебедей с янтарными телами-солнцами.
Гораздо скромнее выглядела стоявшая рядом фигура Лели, богини-дочери, которую эстии еще называли Лаймой – Счастьем, Менуле – Лунной, Медейной – Лесной. Руки ее держали сиявший между маленьких девичьих грудей серебряный полумесяц. У пояса висели лук и колчан. Тело матери было пышным и полным сил, тело дочери – стройным, лишь начинавшим расцветать. Справа и слева от двоих богинь, будто стражи, стояли фигуры двух Сыновей Бога – в шлемах, со щитами и бронзовыми секирами, с янтарными знаками Солнца на груди.
Деревянные богини завораживали своим великолепием, но с ними соперничала красотой женщина лет сорока, в белом платье и красном плаще, восседавшая на глыбе белого янтаря. Пышные волосы ее, свободно падавшие на плечи из-под кокошника, были цвета янтаря или густого меда. Взгляд золотистых глаз, казалось, каждому обещал ласку, но был при этом полон достоинства. Платье, скромное, но хорошо подчеркивавшее стройную фигуру, на груди скалывала бронзовая застежка в виде двух спиралей, соединенных иглой, на которой сидели три птицы. Тонкую талию стягивал узорчатый серебряный пояс. Этот пояс сработал недавно бродячий ремесленник с Дуная, но застежка, изображавшая колесницу Солнца, была сделана тогда, когда скифы бились с киммерийцами и устрашали Египет. Еще древнее были бронзовые браслеты, концы которых, будто змеи, закручивались спиралями – знаками Солнца. Эти браслеты носила первая жрица, пославшая пятнадцать веков назад двоих своих дочерей с дарами на Делос. Большая магическая сила таилась в древних украшениях, и Венея, хозяйка янтарного Дома, хорошо владела ею.
Даже Ардагаст, побывавший в Доме Солнца у самого Даждьбога, был восхищен великолепием храма и красотой его жрицы. Другие росы спрашивали себя, уж не явилась ли им сама Заря-заряница, красная девица, что сидит на Алатырь-камне и зашивает воинам раны золотой иглой. Женщины же сразу почуяли в ней соперницу, но, странное дело, вовсе не чувствовали вражды. Разве можно ревновать к Солнцу, ласковому ко всем?
Первым нарушил молчание Витол. Он бесцеремонно шагнул к жрице и протянул ей ожерелье с крупным гагатом.
– Здравствуй, Венея! Это тебе оберег от Палемона, чтобы он не мог морочить тебя своей стрекозой.
– Если бы меня можно было обморочить, я бы давно оставила храм и стала княгиней жемайтов, – усмехнулась Венея, но ожерелье надела. Одарив вошедших любезной улыбкой, она непринужденно заговорила:
– Здавствуй, Палемон! Здравствуй, Ардагаст, славный царь росов и вы, росские воеводы и волхвы! Но где же Инисмей, ваш великий царь? И где все эстийские князья? Бывало, сюда в Росяную ночь съезжались даже те, что воевали между собой. А теперь нет даже старого Побраво. Он, что, так боится своей жены?
– Великая жрица! Те из князей, что сохранили тебе верность, сейчас со своими войсками стерегут Самбию от нечестивцев. Инисмей со своей железной конницей стоит у устья Преголы. А здесь лишь те, кто будет защищать сам Янтарный городок, – просто и сурово ответил Палемон.
– Слава Ладе! Значит, не все еще князья обезумели от алчности и лживых вещаний. В святые ночи никто из них не называл меня шлюхой и предательницей леса..., – голос Венеи дрогнул. – Я прошу вас..., всех, кто пришел, кто остался со мной: Защитите Янтарный Дом! Я вымаливала вашим племенам солнечные дни и урожай, отдавалась вам по древнему обычаю, мирила вас, пока могла. Я только никогда не звала вас воевать, побеждать, разорять... Никогда еще здесь не было битв. Тем более – в священную Росяную ночь. Всех, приходивших по Янтарному пути, я принимала с миром. Я не готская пророчица, чтобы пугать вас концом света. Но знайте: если погибнет Янтарный Дом, этот путь станет Путем Тьмы. И придут по нему в ваши земли смерть, резня, голод, и всех вас втопчут в землю сапоги легионеров.
– Пусть настанет Рагнарёк – мы будем сражаться за тебя со всеми исчадиями Хель. Клянусь в том копьем Одина! – воскликнул Сигвульф.
– Нет, храбрый гот. Нужно сделать больше: остановить Рагнарёк. И мы его остановим, клянусь этим солнечным огнем! – Ардагаст поднял Колаксаеву Чашу, и золотой огненный цветок расцвел в ней. Зазвенели клинки, скрещиваясь над пламенем, и среди них – меч самого Зореславича, дар Куджулы Кадфиза, царя царей кушан. Сурово и торжественно зазвучал голос царя росов:
– Клянемся тебе, мать Лада, и твоей жрице: отстоять твой дом от всякого, кто посмеет осквернить войной святую Купальскую ночь!
– Венея поднялась со своего камня, и все заметили на нем отпечатки двух босых женских ног. Жрица улыбнулась сквозь слезы:
– Спасибо вам, воины Солнца! Я не воительница, но мои чары помогут вам. А праздник в эту ночь все равно будет. И для вас расцветет папоротник над древними янтарными кладами!
Неожиданно в задней стене открылась дверца, и в храм вбежала девочка лет пятнадцати, в штанах, заправленных в сапожки, и коротком охотничьем кафтане. Черные волосы были распущены по плечам. У пояса висел горит[39]39
Горит – футляр для лука и стрел.
[Закрыть] со скифским луком.
– Лайма! Все жрицы вышли встречать князей, а ты даже в такой день бегаешь по лесам. И верно, не одна! Ну и наследницу послала мне богиня!
– Мамочка, Лада лучше знает, кого кому посылать! Не беспокойся: ни одному парню я не уступлю. Вот конопатого Боргиса сегодня в терновник заманила, чтобы не пристава. Пусть идет на праздник в рваной рубахе. Не то богиня разгневается и не уродят ни рожь, ни лен. Даже яблоки. А поселяне обидятся на меня, и парни тоже. И так до восемнадцати лет. А потом я стану помогать тебе... с князьями. И ты мне, наконец, скажешь, кто же мой отец. От Сыновей Бога такие, как я, наверное, не родятся?
– Все это девочка проговорила тоном прилежной ученицы. Венея сказала с улыбкой:
– И лесные черти здесь тоже не при чем, хоть про нас с тобой и такое говорят... А не пора ли поздороваться с гостями, Лайма?
Юная охотница поклонилась пришедшим и заговорила с ними столь же непринужденно:
– Здравствуйте, дорогие гости! Здравствуй, дядя Палемон! Здравствуй, Ардагаст, царь росов! Ты совсем такой, как в венедских песнях: сильный и красивый, как сам Свайкстикс. Приезжай к нам на Купалу через три года, когда я стану взрослой!
– А ты знаешь, что царь росов любит только своих жен? Даже в святую ночь, – строго сказала Ларишка.
– Ну куда мне до вас с Добряной? Я же не воительница, только охотница. И через Семь Врат пройти еще не сумею. Но непременно научусь! А вот из лука стреляю лучше многих воинов, даже ночью. Давайте устроим состязание? Я вижу, здесь Ардагунда и другие поляницы.
– Кто лучше стреляет, мы узнаем в бою. Это труднее любого состязания, – сказала царица амазонок.
– Война, доченька. Здесь, на Янтарном берегу, – тихо произнесла Венея.
– Война? Дядя Палемон, неужели они послушали не тебя, а этого дурака и враля Аллепсиса с тощим Нергесом?
– Они не захотели даже встретиться со мной. Видно, Нергес понял, в чем сила моей стрекозы.
– Война..., – голос девочки дрогнул. – Я никогда не была на большой войне. Один раз высадились готы, гонялись за мной по лесу. Я пятерых застрелила. Ардагунда, возьмешь меня в свою дружину, хоть на время? Лук у меня скифский, боевой! – совсем воинственно закончила она.
– Твой лук пригодится здесь. Мы с тобой будем защищать сам Янтарный Дом. Ты хорошо умеешь посылать чары со стрелами, лучше, чем с ветром, – сказала Венея.
– Но прежде, чем этот сброд дорвется до Дома Солнца, пусть одолеет нас всех, – решительно произнес Ардагаст.
– Вот-вот! Пусть пройдут через лес, когда я там в полный рост встану! – отозвался стоявший позади всех Шишок.
Все рассмеялись. Не так страшен Чернобог, как его злой колдун вырезает.
– А что это за ведьма у вас тут в болоте сидит, княгиней себя зовет? У нас на Днепре чертовки так не величаются, – полюбопытствовал леший.
– Она – богиня, хозяйка этого болота, – ответила жрица.
– Как же вы ее терпите, да еще под самой священной горой? – изумился лешак.
– Прежние жрицы хотели ее изгнать. Но в ее власти конская голова на самом дне болота. Если голову поднять – злая, нечистая вода затопит весь край. Кое-кто молится этой болотной княгине, колдуньи водятся с ней. Но вредить храму она не пытается. И потом... Этот мир не может быть без таких вот низких мест и их хозяев. А высокие места принадлежат светлым богам. Лишь бы те, снизу, не пытались завладеть всем миром, – сказала Венея.
– Да, мир устроен мудро и прекрасно. Иначе думают лишь такие, как Валент, – поддержал ее Каллиник.
– И даже внизу не одна лишь нечисть и мерзость, продолжила жрица. – Вы заметили озеро у подножия Росяного? Оно посвящено Ладе и Даждьбогу. Когда Янтарному Дому будет грозить великая беда и смута, из озера выйдет могучий вепрь с золотой щетиной и сияющими белыми клыками.
Вишвамитра в сомнении потер затылок:
– Я воин, а не ученый брахман. Но думаю, там, где так близко Кобылья Пасть, хоть с огнем, хоть с грязной водой – жди беды. И как раз во время битвы.
– Ты только хранишь мир, Венея. А чистить его приходится таким, как мы. И знаешь, не так уж он строен. Но и не так мерзок, как я когда-то думал, – заметил Хилиарх.
* * *
Красный диск солнца едва выглядывал из голубых вод Венедского моря. Еще немного – и ночь опустится на Янтарный берег. Самая короткая ночь в году. Самая святая и самая страшная. На валу Янтарного городка стояли, оперевшись о частокол, Венея, Вышата, Каллиник и эрзянка Виряна.
– Видите? Тонет Дочь Солнца, только золотой венец ее блестит. Тонет – значит, уходит в подземный мир к Поклусу, – сказала жрица.
– Дочь Солнца – это лунная Леля? – спросил Каллиник.
– Нет. Другая. Мы ее зовем Ниолой, а венеды – Мораной. А ее мать – Лада-Купала. Она тоже уходит под землю. Но вернется через месяц, вместе с урожаем. А Ниола – только весной, – ответила Венея.
– Да ведь это наши Деметра и Персефона! – воскликнул царевич. – А Поклус – Аид. Я много о них узнал, когда посвящался в Элевсинские мистерии.
– Зато о главном молодце ты в Элевсине и вовсе не слышал, – торжествующе усмехнулся Вышата. – О Даждьбоге Сварожиче, Сыне Бога. Как спустился он вслед за Мораной, своей сестрой и женой. Как бился с Поклусом-Чернобогом. И вывел-таки ее весной на белый свет.
– Все светлые боги в преисподнюю уходят. Разве это праздник? Так, злой день, – глухо и печально, ни к кому не обращаясь, сказала Виряна. – Зато ведьмам и чертям раздолье. Молоко красть, посевы портить, людей топить, заводить, души их на клады менять. А еще бесстыдничать на Лысой горе. Вот у кого нынче праздник!
Обычно жизнерадостная лесовичка весь этот день то молчала, то, наоборот, раздражалась. Каллиник недоумевал. Не грядущей же битвы боится она, прошедшая недавно до северного Океана? Венея мягко возразила:
– Вот потому мы и зажигаем священные костры, и купаемся. Огонь и Вода – две могучие силы, вместе они способны одолеть Тьму даже в такую ночь.
– А главное – держаться вместе. Нечисть в эту ночь страшна только одинокому. А ну, пусть подойдет к нашему костру ведьма или бес и спросит: "А не хочет ли кто душу продать за горшок денариев?" – бодро улыбнулся Вышата.
– А у нас на юге сейчас костров не жгут и не купаются. Правда, римляне празднуют день Цереры. Ведь там теперь уже кончают жатву, а здесь только просят у богов урожая, – сказал Каллиник.
– Вы там многое забыли. И книги не помогли, – не без ехидства заметила Венея. – У нас письмена – только для чар, а священные тайны и сказания лучше передавать устно тем, кому они нужны для добра. Здешние ведьмы хотя бы не пишут черных книг, по которым всякий мерзавец может учиться без наставника.
– В каменных городах людей много, но живут каждый сам по себе. Тайные братства преследуют, наставники часто гибнут. Потому там вся надежда – на книги, – возразил Вышата.
– Мы помним, что Даждьбог освободил Морану. А в ваших книгах сказано: Зевс велел, и Аид отпустил Персефону. У вас, верно, боятся и подумать о том, чтобы сразиться с владыкой преисподней? – с вызовом взглянула жрица на эллина.
– Почему? Тезей с Пирифоем пытались похитить Персефону, но Аид сковал их. Только Геракл освободил Тезея, когда спустился за Цербером, – ответил Каллиник.
– Да ведь это Даждьбога Чернобог приковал к Мировому Дубу! А Перун брата вызволил. Нет, далеко вашим героям до богов! – беззлобно усмехнулся Вышата.
Снизу доносился веселый шум. Младшие жрицы и амазонки разукрашивали цветами и лентами срубленное вишневое дерево. Лаума при этом оживленно расспрашивала поляниц об их жизни и недавней битве. Парни – самбы и росы – обходили дворы, таская за собой большой короб.
– Эй, хозяева! Нет ли у вас чего негодного, старого, трухлявого?
– В душе нет, а на дворе, может, и завалялось.
– Тогда давайте, чтобы оно прахом пошло в огне Купалы.
– Пусть все плохое и злое пропадает, а хорошее и доброе остается и разрастается.
Короб наполняли прелой соломой и всевозможным хламом, чтобы вывались его перед храмом у высокого столба, увенчанного просмоленным колесом. А внизу, у моря, тоже готовили костер. Амазонки и жемайты носились на конях по окрестным селам и хватали во дворах все старое, что могло гореть. На них не обижались: украсть топливо для священного костра – дело праведное. Молодежь веселилась, словно и не предстояла этой ночью страшная битва.
Свежий ветерок с моря шевелил янтарные волосы Венеи. Подставляя ему лицо, жрица спокойно и уверенно произнесла:
– Да, все будет как всегда. Костры, пляски, купание... На то и праздник – чтобы жизнь и радость не уходили из мира даже в такую ночь. Только нагими плясать не будем. И любви не будет. Воины не ждут врага в объятиях женщины. А голыми воюют только кельты.
– Вот и хорошо! – с неожиданной злостью сказала Виряна. – Любовь, любовь! Ведьмы в эту ночь тоже любятся. С чертями да упырями. И скачут у костров на горах. Чем мы лучше их?
Жрица обняла ее за плечи и тихо сказала:
– Их любовь – злая, беззаконная. Они же нарочно над всеми добрыми нравами глумятся, чтобы угодить Чернобогу. От их скачек земля родить перестает. А наша священная любовь гонит смерть и бесплодие из мира. От нее и земля лучше родит, и дождь вовремя идет, и солнце ярче светит. Так Даждьбог любит Морану.
– Будет и в этом году любовь на Купалу. Для тех, кто уцелеет в святом бою, – просто и сурово произнес Вышата.
* * *
Далеко на юге, в горах древней Персиды, уже настала ночь. На склоне горы одиноко сидел человек в черной с серебром хламиде. В руках у него было серебряное зеркало, обвитое драконом из черной меди. Внизу, в долине, белели в лунном свете руины Пасаргад – столицы Кира, Солнце-Царя. Каменные быки с человеческими головами стерегли вход в давно разрушенный дворец. За ним – цитадель, которую уже два месяца не могли взять воины Артабана. Гордые персы, парфяне и дикие степняки-саки[40]40
Саки – ираноязычные кочевые племена Казахстана и Средней Азии (I тыс. до н.э.).
[Закрыть] вместе обороняли ее. Осаждавшим не помогали даже чары. Тщетно колдовали лучшие некроманты Братства Высшего Света, черные маги Ахримана и халдейские жрецы Змеи. Колдовали, однако, вразнобой, пряча друг от друга чародейские секреты. И не могли преодолеть волшебства персидских магов Ормазда и их союзников из Братства Солнца.
Вот они, источники их магической силы: гробница Кира – каменный домик на ступенчатом постаменте, и высокая башня без окон – храм огня. Гробница давно разорена македонянами, но дух Отца Персов примчался с Белого острова с целым отрядом солнечных воинов, и теперь их незримые стрелы разят воинов Артабана. А священный огонь, скрытый за стенами башни, обращает чары западных магов на них самих. Проникнуть в башню не удается даже змеям, посланным халдеями. И для магического зеркала ее стены непроницаемы. Самый же лучший маг из засевших там – молодой Иосиф бар Ноэми. Его, Валента, незаконный сын (законных у него, впрочем, и нет). Братство Солнца прямо-таки из-под носа у него увело способного мальчишку. И ничем теперь его не соблазнишь. Такую демоницу к нему подослал – индийский аскет не устоял бы, а сынок превратил ее в громадную жабу и отправил прямо в постель к отцу. Одна надежда: со временем юноша насмотрится на мерзости этого мира и поймет, что исправить его нельзя.
И такое же сейчас творится в двух днях пути к югу, у развалин Персеполя. Невежественные крестьяне зовут их Троном Джемшида. По их разумению, выстроить такое мог лишь Солнце-Царь Йима-Джемшид, повелевавший дэвами. Но солнечной и светлой силы там действительно много. И направляют ее маги Ормазда из такой же вот башни, возвышающейся возле гробниц Ахеменидов. А рядом – Истахр, столица князей Персиды, потомков Кира. В довершение же всего этой ночью в Персиду явится сам архонт Солнца, по-здешнему Михр, этот главарь всех чудаков и упрямцев, норовящих очистить мир, созданный из нечистой материи. Об этом разнюхал свинорожий демон Мовшаэль, проныра и пьяница, но верный и на все способный слуга.
И все, даже архонт, уверены, что судьба мира решится здесь, на юге. Только он, Клавдий Валент, боспорский иудей, знает: она решается в эту ночь на берегу Венедского моря, где Германия сходится с Сарматией. Империи не страшны тупые варвары, любители драк, грабежей и попоек. В крайнем случае от них можно откупиться. Но если те же варвары усвоят отраву-учение Солнца... Однако Братство не пускает его на север. Смеются: дикий боспорский ашкеназ[41]41
Ашкеназ – европейский еврей (евр.)
[Закрыть], влюбленный в свою Скифию. Да, он любит ее, как охотник опасного зверя, затаившегося в чаще. И поэтому будет в эту ночь следить через магическое зеркало за битвой на далеком Янтарном берегу.
