Текст книги "Ардагаст и его враги"
Автор книги: Дмитрий Баринов (Дудко)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)
– Их родичи станут кровными врагами всем сарматам. И долгие годы по обе стороны хребта будет литься кровь – на радость римлянам. Разве для этого мы, росы, сюда пришли? – сказал Ардагаст.
Царевич отвел взгляд. Плохо он, видно, усвоил уроки отца, который всю жизнь воевал, однако всегда старался избегнуть ненужных войн и смертей. А тот, даже не упрекнув сына, продолжал:
– Но ты прав, сынок: этим лиходеям не место не только на святой горе, но и в земном мире. Пора их остановить, пока не сделали такого, чего и боги не исправят. – Взяв из рук Вышаты Огненную Чашу, Ардагаст наполнил ее нарт-сано и, оборотившись к сиявшим белизной южным вершинам, произнес: – Клянемся Хорсом-Солнцем: не выпустить живыми с Эльбруса Валента и Аграма, беса и змея в человеческих обличьях!
Плеснув шипящей водой на юг, он пригубил чашу и пустил ее по кругу. Из нее отпили все, и среди них – Иосиф бар Ноэми.
– Не много ли ты взял на себя? Ноша отцеубийцы тяжка, – тихо сказал ему Мгер.
– Я и не рвусь к ней. Но если что – не старайтесь избавить меня от нее. Разве легче мне от того, что всякое злодеяние Валента ложится и на меня? Я ведь знаю: многие в Братстве не доверяют мне.
– Они не умнее тех князей, что попрекают меня матерью-крестьянкой.
– Если бы только это! Элеазару с Андромахой уже по три года, а я вижусь с ними и их матерью лишь тайком. У них большие способности к магии, сам учитель Аполлоний сказал. Вот Ширин и боится, чтобы Валент не узнал о наших детях и не сделал с ними то, что ему не удалось со мной.
– Мало ему было создать Братство Тьмы, так нужно еще и род свой превратить в бесовский! Видно, и впрямь нет такому места среди людей.
Долина стала такой глубокой, что даже Эльбрус скрылся из вида. Лишь у самого аула Терскол снова встал белой громадой, закрывая собой весь просвет ущелья. Жители аула радушно встретили росов, звали погостить. Ардагаст уже думал отдохнуть здесь с отрядом до утра. Тем более, что сваны, как заверяли в ауле, ни в долине, ни в горах в последние дни не появлялись. Вдруг Мгер воскликнул, указывая плетью на двуглавую вершину:
– Вай, не успели, видно! Над Эльбрусом кто-то бьется с Симургом!
Даже обычному зрению было заметно, как металось над вершиной что-то ослепительно сияющее, будто маленькое солнце, и как налетали на это солнце какие-то черные твари.
* * *
Дружина Таргвы шла пешком по перемычке, соединявшей Эльбрус с главным хребтом. Коней оставили внизу, в безлюдной лесистой долине реки Ненскры. Можно было добраться гораздо быстрее, пройдя обычным путем из Местии в долину Баксана, а затем вверх по нему. Но Валент настоял: идти в обход, чтобы не попадаться на глаза аланам. Лучшие воины сванов бодро шагали по горным лугам и каменистым осыпям, и желтое знамя в виде льва трепетало на ветру, словно само Солнце – небесный лев – летело над своими воинами. Разве не идут они освобождать из ледяного плена солнечного героя Амирани?
Под знаменем, гордо подняв голову в островерхом сарматском шлеме, шагал царь сванов. Поверх красной чохи на нем был добротный чешуйчатый панцирь, а поверх него – черная бурка, скрепленная золотыми с бирюзой застежками в виде тигра, борющегося с рогатым волком. И шлем, и панцирь, и застежки Таргва снял с побежденного им сарматского князя. Как никогда, был царь уверен в своей силе и отваге, в верности дружины и помощи Белого Всадника, которому он принес перед походом щедрую жертву.
Пугливые серны и круторогие туры разбегались, завидев вооруженных людей. Даже барс предпочел скрыться среди скал. Вдруг из-за большого камня легкой походкой вышла молодая женщина в зеленом платье. Роскошные золотые волосы дождем падали на ее плечи и грудь.
– Таргва Палиани! Куда ты идешь? На этой охоте тебе не будет удачи.
Зеленые глаза женщины встретились с черными глазами царя, и тот, сразу оробев, остановился. Остановились и воины. "Дали! Хозяйка зверей!" – прокатилось вполголоса.
Дали, своенравные лесные и горные красавицы, могли послать охотнику богатую добычу. А могли – неудачу, а то и гибель. И была среди них главная Дали – мать Амирани, самая прекрасная и могущественная. Но отличить ее от остальных мало кто умел даже из самых старых и опытных охотников. Дружинники почтительно молчали, но голос их вождя зазвучал гордо и непреклонно:
– Не на охоту вышел я. И не у тебя, женщина, просить мне позволения и помощи в моем деле. Я молился Белому Всаднику, богу мужчин.
– Ты стал нелюбезен и заносчив, Таргва. Не таким ты был, когда клялся мне в любви и добывал по девять туров в день. С моей помощью. Впрочем, тогда ты не был царем.
– Царем сделала меня не ты. И никто из богов. Сваны сами выбирают себе царей, и не за знатность. А за твою любовь и за туров я расплатился сполна. Тем, что полдня провисел на утесе над пропастью. Под конец я держался одной ногой и одной рукой. Скала крошилась под пальцами. Ветер грозил сдуть меня, словно листок. Люди видели все снизу и не могли помочь: я разбился бы о выступы прежде, чем долетел до растянутой бурки. Тщетно молил я тебя. Тогда я воззвал к Белому Всаднику, и вдруг обрел снова силу и ловкость, и спустился по самым неприметным выступам. Я стал ходить в походы и набеги – подальше от твоей любви и мести. Да, я уже не лучший охотник племени. Я –царь Таргва!
– Ты знаешь, за что угодил на утес. На кого ты променял меня? Что, твоя Нино прекраснее нас, богинь? Тогда ей место на небе, а не в твоем доме.
Зеленые глаза метали молнии, но молнии эти гасли в спокойной глубине черных глаз.
– С тобой, дали, не сравнится красотой не только Нино – ни одна из женщин, каких я знал. Но она мне не любовница, а жена. Я иду к ней после охоты или похода в свой дом, а не тайком в лесную пещеру. Мне не нужно отшучиваться от соседей, когда тем любопытно, почему мне везет на охоте. Она не сбросит меня с утеса, не осиротит наших детей, даже из-за моей неверности. И если я, царь, не держу наложниц, то для того, чтобы не огорчать ее.
– Да, у вас в доме парфянские ковры. И ты не жалеешь о нашей пещере с ковром из еловых лап? – голос богини дрогнул. – Там сейчас устроилась самка барса с выводком.
– Я уже не тот молодой беззаботный охотник.
– И я теперь знаю, что такое свой дом и дети. Они далеко отсюда, на севере... А ты по-прежнему охотник. Не за дичью, за славой. За подвигами, за уважением кесаря. Не охоться на Эльбрусе, Таргва! Не славу здесь найдешь, а проклятие. Нет тут никакого Амирани, а есть страшный враг богов и людей. Огонь и пепел обрушатся с неба на твою Сванетию!
Таргва тряхнул головой, словно отгоняя наваждение.
– Ты непостоянна и коварна, дали. Я помню, как ты заманила меня тогда на утес.
– Но ведь ты жив! Проучить я хотела тебя, не убить...
Аграм Вишап шагнул вперед, произнес с угрозой:
– Не становись между мужчиной и его подвигом, женщина! – он обернулся к воинам. – Не верьте ей! Это не главная Дали: разве та помешала бы нам освободить ее сына?
Валент выбросил вперед руку с перстнями.
– Прочь с дороги, жалкая лесная демоница! Изгоняю тебя силой змееногой Астарты, демоницы Венеры!
Зеленое пламя вспыхнуло перед самым лицом богини. Она легко вскочила на высокий камень. Пламя бросилось следом и вдруг, повинуясь движениям руки дали, завертелось вокруг нее, потом затрепетало наподобие плаща за плечами.
– Меня моей же силой? – звонко рассмеялась красавица.
– Сейчас ты испробуешь силу Набама, демона Сатурна, силу тьмы!
Черный туман заклубился вокруг камня, поднимаясь все выше. Дали брезгливо отдернула босую ногу и вдруг все так же легко прыгнула с камня, перелетела над туманом и опустилась наземь уже серной с золотистой шерстью. Черный туман устремился следом, но наткнулся на отлетевший прочь зеленый огненный плащ и заклубился, тщетно пытаясь погасить дивный огонь.
Юлий Максим, опытный охотник, схватил лук, наложил стрелу на тетиву. Но тут его запястье перехватила рука Таргвы.
– Не ссорь нас с нашими богинями, римлянин! А ты, колдун, не вздумай послать за ней своего свинорожего демона!
Валент пожал плечами. Незримый Мовшаэль с сожалением вздохнул. Как бы он потешился, догнав беглянку и заставив принять человеческий облик! А мог бы и сам оборотиться таким могучим козлом...
Золотистая серна уносилась вдаль, к сияющей белой глади ледника. Царь глядел ей вслед, борясь с желанием забыть обо всем и помчаться за ней, за невиданной добычей, мечтой всякого охотника... Потом махнул рукой и двинулся вперед. Желтый лев с серебряными челюстями реял над ним. Следом шла верная дружина. И ни на шаг не отставали трое пришельцев, что заманили сюда их всех.
Вскоре они достигли подножия ледника. Тут Валент вышел вперед и властно сказал:
– Дальше поведу вас я. Или кто-то знает путь к Скованному?
И лучшие воины сванов безмолвно подчинились чужому колдуну.
То снег, то лед скрипели под плетеными подошвами с деревянными шипами. Гордо и величаво ступал впереди чародей, закутанный в черную с серебром хламиду поверх теплого кафтана на медвежьем меху. Черные скалы выглядывали из-подо льда, словно зубчатые хребты затаившихся вишапов. Где-то под снегом прятались коварные трещины, но духовный взор мага легко находил их. Из снежных воронок, из расселин в скалах вырывались клубы пара и дыма. Пахло серой.
Вдруг на белую ледяную скалу впереди опустилась большая птица с лицом женщины. Роскошные золотые волосы, поднятые ветром, сияли нимбом вокруг ее головы. Голосом дали, звонким и чуть насмешливым, птица сказала:
– Таргва Палиани! Не ты один здесь охотишься. Сюда идет с дружиной Ардагаст, царь росов. Не побеждали его ни люди, ни бесы, ни темные боги, а со светлыми богами он не борется. И соблазнить его не могу даже я. В руке его – солнечная чаша. Не хотела бы я, чтобы вы схватились. – Голос ее теперь был полон тревоги. – Поверни назад, Таргва, не иди за черным колдуном на черное дело! И прости меня за тот утес!
– Поздно вышел рос на охоту! Я глядел в зеркало: его дружина еще в долине Баксана. Видишь, царь: там мы столкнулись бы с ним, а так обогнали его. Дичь теперь наша! – самодовольно улыбнулся Валент.
– Не так уж он храбр и силен, если боится светлых богов. Этот путь – для тех, кто идет до конца и не знает преград! – хищно осклабился Аграм Вишап.
– Отступите перед ним. А он придет следом собирать с вас дань для царя роксоланов. Будете целовать его сарматские сапоги! – Небрежно произнес центурион.
– "Твои-то калиги[69]69
Калиги – солдатские сапоги (рим.).
[Закрыть] чем лучше?" – подумал Таргва. Но промолчал. Цепи гордости и любви к славе сковали его язык и волю. Горевший злым огнем рубин в железном перстне мага лишь укрепил эти цепи. Не оглядываясь, не удостаивая больше никого хоть словом, некромант двинулся дальше. И воины, будто связанные незримой веревкой, поднимались за ним все выше, не оборачиваясь на печальный крик златоволосой птицы. Надежнее кнута подгонял их безжалостно-спокойный голос римлянина:
– Кто боится не устоять перед этой сиреной, может взять у меня воска – заткнуть уши.
Достигнув седловины, они повернули к западной вершине. У ее южного подножия Валент внезапно остановился и указал рукой на высокую скалу – одну из тех, что составляли стену давно разрушившегося и погребенного подо льдом кратера. Середину скалы скрывал белый ледяной язык. И лишь заметив на его белизне черные кольца железной цепи, люди поняли: то не лед, а тело человека, заросшее седыми волосами. Человек был громаден, – самый высокий дэв показался бы рядом с ним пятилетним ребенком. Белые густые космы островерхой шапкой поднимались надо лбом от самых бровей, ледопадом стекали на плечи, сливаясь с длинной, почти до колен бородой. Такие же густые волосы покрывали могучие руки. Длинные ногти изгибались орлиными когтями. Волосатые ноги ниже колен вмерзли в лед.
И все это колоссальное, пугающее своей мощью тело несколько раз опутывала столь же могучая, совсем не заржавевшая цепь. Человек-гора, человек-ледник. Неподвижный, с закрытыми глазами – был он жив или замерз несчетные века назад? Недалеко от его руки из снега торчала рукоять огромного меча, сделанного целиком из дерева. Лишь вдоль обоих лезвий были вставлены острые, как бритва, куски обсидиана. На ледниках порой находили оттаявшие трупы людей, одетых в шкуры, со странным каменным оружием, но им было далеко до этого исполина.
Из двух пещер, черневших справа и слева от великана, выбрались две жуткие твари: черные псы величиной с медведя, с широкими нетопырьими крыльями. Их глаза пылали огнем, пламя вырывалось из пастей, огненные языки дрожали между белых клыков. Уверенные в своей силе, они лишь глухо ворчали.
Валент воздел руки.
– Мы приветствуем тебя, Скованный богами, глупыми и завистливыми!
Темные морщинистые веки медленно поднялись. Красным огнем вспыхнули два глаза. Гулкий, скрипучий голос медленно проговорил:
– Растет ли еще тростник, и родятся ли ягнята?
– Конечно же, растет, и родятся, – ответил Таргва.
Великан рванулся, взревел, загремел цепью. Затряслась земля, так что воины едва устояли на ногах. Обломки камня и льда вперемежку покатились вниз. Желтый дым вырвался из трещин в скалах.
– Значит, далек еще конец этого проклятого мира! Только его гибель вернет мне волю!
– Конца света еще нет. Но есть мужи, не боящиеся ни его, ни богов. Они освободят тебя! – сказал Валент.
– Облик твой страшен. Ты ли Солнцелобый Амирани? – с сомнением спросил Таргва.
Великан помолчал, потом заговорил, медленно перекатывая слова:
– Вы, люди, называли меня многими именами... Даже богом – Богом Птиц Пернатых. А сковавшего меня – Богом Великим. Я – хозяин, дух этой горы, я – сам Эльбрус. Я старше людей, старше многих богов. Было время, – внизу бродили громадные, забытые вами звери. Тогда огонь вырывался из этих вершин, вниз сползал не лед, а раскаленная лава. Не было мне ни владыки, ни соперника. Меча моего страшились дэвы, драконы, каджи. Хозяин Казбека рассек мне голову, но бежал от меня, хотя был моложе и сильнее. Хозяина Пяти Гор я разрубил на пять частей – за то, что с ним изменяла мне хозяйка Машука. Вы еще не знаете всех моих подвигов... Потом пришли боги. Поставили себе дворец на восточной вершине, не спросясь меня. Закрыли там выход лаве. Сами стали посылать оттуда грозы, снегопады, лавины. Теперь люди молились им, не мне. И я поднял меч на богов, вывел на бой огненных дэвов. Ночь обратилась в день от непрестанно сверкавших молний, днем ярче солнца пылал надо льдами подземный огонь. Тучи пепла засыпали долины. Наконец богам удалось разрушить кратер и завалить жерло. Я обессилел и выронил меч. Тогда меня и приковали этой цепью из нержавеющего небесного железа. Огненных дэвов загнали в недра горы. Только мои собаки остались со мной.
Крылатые чудовища разом взлаяли. Великан, тяжело и шумно вздохнув, проговорил:
– Тут был еще один скованный великан. Тот, что принес людям огонь. Он хитрый, помирился в конце концов с богами. Еще здесь приковали человека, старейшину Сынов Солнца. Этого свои отбили. Уже много веков я один.
– Что они сделали с тобой, Солнцелобый Амирани! – с пылом юноши воскликнул Таргва и, обернувшись к восточной вершине, погрозил кулаком. – Боги! Вы несправедливы! Что злого он сделал?
– Я не хотел иметь над собой господ. Никаких. Даже светлых и добрых. Да, в этом мире... в их мире мне нет места. Значит, я разрушу его. Когда придет час. Даже если сам погибну.
В его голосе не было ни ярости, ни отчаяния – лишь страшное спокойствие дремлющего вулкана. Он протянул когтистую руку к мечу, но бессильно опустил ее.
– Люди порой приходят сюда. Их оружие становится все крепче. Медь, бронза, теперь сталь... Но разрубить эту цепь может разве что огненный клинок Громовника или меч-молния Мгера. Или мой верный меч. Высвободите его, дайте его мне! Проклятые кузнецы, им я первым отплачу!
Гора снова задрожала, желтый сернистый дым повалил из трещин. "Что за силу мы будим, самоуверенные смертные? Под Этной в Сицилии, говорят, тоже томится побежденный богами Тифон, страшнейшее из чудовищ", – подумал Максим. Валент невозмутимо произнес:
– Твой меч не только вмерз в лед, но и скован в нем чарами. Как и твои ноги. Но ты зря ругаешь кузнецов. Один из них сделал из черной меди подобие Черного Солнца. Мы поставим его на западной вершине, и его сила разрушит цепь, растопит заклятый лед. Уже этой ночью ты будешь свободен.
– Свободен! И тогда..., – исполин не договорил, лишь сверкнул огненными глазами в сторону восточной вершины.
Поклонившись великану, воины снова двинулись вверх. Заметив тревожное раздумье на лице Максима, чародей негромко сказал ему:
– Выше голову, центурион! Моя магия скует этого тупого гиганта лучше всяких цепей.
Вскоре они оказались на пологом снежном плато. Оно лежало несколько выше восточной вершины, и отсюда было заметно сияние внутри ее кратера. Вдруг оттуда, из-за каменной стены, закованной снаружи в лед, взмыла в небо громадная птица. Впрочем, птицей она казалась лишь издали. Озаренное серебряным блеском, на сванов летело невиданное существо. Голова и грудь пса; две мощные собачьи лапы; крылья орла; а сзади, на отлете – толстый пушистый хвост. Яростный лай раскатился над ледяными вершинами.
Воины выставили копья, наложили стрелы на тетивы. По правде сказать, никто из них не решился бы в одиночку схватиться с таким чудовищем. Но вместе, да еще с непобедимым царем Таргвой и могущественным римским магом... Маг не обманул их надежд. Взмахом руки он описал полукруг над головами сванов. В его золотом перстне ярко сиял гелиотроп, а с запястья на цепочке свисал золотой амулет-пантакль[70]70
Пантакль – амулет с магическими чертежами и надписями.
[Закрыть]. В один миг наконечники стрел и копий запылали ослепительным золотым огнем. Но вокруг этого огня собиралась, перемешиваясь со светом, черная тень.
Стая черно-золотых лучей разом вонзилась в тело небесного пса. Серебристая шерсть задымилась, на ней заалела кровь. Птице-зверь оглушительно взвизгнул от боли, взлетел повыше. Довольная улыбка тронула губы Валента. Разве птице Луны и Земли устоять против силы Солнца, да еще Черного Солнца? Вот он, крест с загнутыми концами, инкрустирован черной медью на золотом диске пантакля. Многомудрые иудейские, сирийские, халдейские маги пренебрегали этим знаком северных варваров, к стати, весьма сильных в солнечной магии. Глупое чванство! Волшебную силу и знание ее стоит черпать отовсюду. А чужое своему не помеха. Вот она, добрая старая звезда Соломона, на обороте амулета: вверх ногами, внутри –козлиная морда Самаэля, в пяти лучах – рога, уши и борода.
Тем временем серебряное тело Симурга приобрело цвет и сияние расправленного золота. Песья голова стала остроухой, с мощным орлиным клювом, головой грифона. Хвост покрылся золотой чешуей, стал раздвоенным, рыбьим. С грозным ревом и клекотом небесный зверь устремился на пришельцев. Валент невозмутимо выставил вперед оловянный с топазом перстень Юпитера. С пантакля по-прежнему ухмылялся козломордый Самаэль. Снова полетели стрелы и копья, но уже не бесшумными лучами, а грохочущими молниями. Оглушительный крик боли разнесся в голубом небе над белыми вершинами.
Охваченный яростью раненого льва, диво-зверь разметал бы дерзких людишек. Но навстречу ему уже взмыли два черных крылатых пса. Аграм Вишап выхватил меч, раскинул руки и в следующий миг взлетел черным рыбоголовым драконом. За ним поспешил на нетопырьих крыльях, дико завывая и размахивая мечом, Мовшаэль. Черный меч, скованный в кузнице Вельзевула, свинорожий демон украл. В когтистой же лапе князя-дракона был родовой клинок потомков царя-змея.
Подбадривая друг друга лаем, шипением, бранью, четверо набросились на Симурга. Даже вместе они уступали ему силой. Дракон был не больше псов, те – всего-то с медведей, демон – не намного превосходил человека и к тому же трусил, норовя не так биться, как шуметь, нападать же только сзади. Но боль от ожогов терзала могучего птице-зверя, а сила его вытекала вместе с кровью из многочисленных ран. Словно гиены на израненного льва, бросались четверо на него, настойчиво отгоняя к восточной вершине, пока вконец обессиленный Симург не скрылся за ее каменно-ледяной оградой. Не рискнув последовать за ним, они покружили с торжествующими воплями, и полетели назад под приветственные крики сванов.
Повинуясь Валенту, сваны доставали из заплечных мешков таинственные массивные предметы из черной меди. Это их отливал и выковывал на пару с Мовшаэлем Важа-кузнец. Теперь демон, используя вместо наковальни обломок скалы, а вместо молота собственный кулак, пылавший огнем, скреплял эти детали. И вот уже на льду лежало огромное черное кольцо с длинным заостренным стержнем внизу. В кольцо был вставлен крест с загнутыми против солнца концами. Общими усилиями, с помощью веревок кольцо подняли. Мовшаэль, сопя от натуги, надавил на нижний край, и стержень, вдруг необычайно раскалившись, прожег лед, вошел в скалу и засел в ней.
Простирая руки к своему творению, Валент начал читать заклинание. И колдовской знак вдруг стал раскаляться, наливаться неведомой силой. Вокруг черного металла разлилось красное сияние. Оно заполняло все промежутки внутри кольца, окружало само кольцо. Вскоре сооружение стало казаться огромным красным диском, на котором был прочерчен зловещий черный знак. Внизу, в долинах, тысячи людей – горные аланы, сваны, абасги, колхи, степные сарматы – замерли, с изумлением и тревогой глядя на знакомую вершину. Над Эльбрусом взошло Черное Солнце!
В безмолвном смятении, почти в ужасе глядели Таргва и его дружина на дело своих рук. Но души троих, что привели их сюда, переполняло торжество. Отсюда было видно все: закованные в лед вершины, глубокие долины, леса – от синей глади моря до зеленого моря Великой Степи. Никакой географ не мог бы составить столь совершенную карту – разве что бог мудрости, взирающий с неба. И трое казались себе даже не богами – титанами, соперниками богов. Разреженный горный воздух пьянил сильнее вина, будил самые дерзкие мысли.
Центурион Юлий Максим был как никогда полон веры в свои силы, в величие и непобедимость Империи. Вскоре весь этот край станет римскими провинциями. Иверия, Алания, Роксолания... И это лишь начало великого деяния, доступного одним только римлянам – покорения мира! А он, Максим, если не погибнет во славу Рима и божественного Нерона-Домициана, то непременно станет легатом, наместником провинции, консулом – как будет угодно благой и мудрой Судьбе, то есть, Богу, чьи дары надлежит принимать с мужественным спокойствием и верой в совершенство мира, который станет еще совершеннее под властью лучшего из императоров – воскресшего Нерона.
Аграм уже принял человеческий облик, но глядел на раскинувшийся внизу мир глазами вишапа – вольного, могучего и безжалостного. Теперь он отплатит всем губителям рода Мурацани! Ни в каком ущелье не укроются все эти воины Солнца... Мы для вас, спасителей человечества, гады? Так будем мстить всему роду человеческому! Не спасения и свободы он заслужил, а огня, меча и оков.
Превыше всего и вся вознесся духом Клавдий Валент. Что мудрому эта земля внизу и небо вверху? Презренная материя, способная порождать лишь грязь и мерзость. Что ему погрязшие в ней людишки? Иудейские, сирийские, вавилонские денежные мешки; тупые римские вояки; самодовольный и тщеславный Нерон в очередном теле. А под ними – муравейник рабов, еще более тупых и трусливых. Философы болтают о совершенстве мира, благе человечества! Все совершенное и благое – там, над небом, в сфере чистого духа. А здесь – лишь в душах немногих избранных, достойных Высшего Света. Прочее и прочие – только средство для их возвышения.
Но откуда эта неясная тревога в сердце великого мага? Какие-то всадники выезжают из долины Баксана. Муравьи, мыши! Валент напряг духовное зрение и ясно увидел: к подножию ледника движется маленькое солнце – Огненная Чаша Колаксая.
– Внизу росы! Спустимся к Скованному. Его цепь распадется только ночью, – сказал чародей.
– Пусть посмеют тронуть нашего Амирани! Ни один степняк не уйдет живым с Эльбруса! – воинственно зашумели сваны.
Вскоре на вершине, у черно-красного знака остались только двое крылатых псов.
* * *
За ледниками и каменной стеной восточной вершины скрывалась чудесная долина. Тут было тепло, почти как на колхидском берегу. Все, чем богаты кавказские леса, росло здесь: тис и самшит рядом с пихтами и дубами. Среди деревьев бродили олени и зубры. Лакомился виноградом медведь. Из небольшого зеленого озера к единственному проходу в стене устремлялся поток, чтобы ледопадом застыть на восточном склоне. У озера стоял большой, просто сложенный каменный дом с высокой башней, похожий на дома горцев. Мягкий белый свет озарял его, наполняя сиянием всю долину.
На лужайке возле дома лежал, раскинув крылья, Симург. Снова приняв облик небесной собаки, он тихо поскуливал. Прекрасная златоволосая женщина средних лет водила руками над его многочисленными ранами, и те понемногу затягивались.
– Что они с тобой сделали, песик! Рвали зубами, рубили... Отец, прогони ты их с горы! Громом, молниями... Ты же можешь! Это я разве что дождь или снег пошлю, – обратилась женщина к величавому старику, одетому во все белое. Грива седых волос падала на его белую, как облако, бурку, белоснежная борода укрывала грудь.
– Могу, мать. Но не стану. Не все, что можешь, стоит делать. Особенно, когда можешь много.
"Отец", "мать" – так они звали друг друга, хотя старик был женщине не только мужем, но и сыном. От него она родила могучего небесного кузнеца, а от того – младших богов, беспокойных и отважных воителей. У всего этого рода едва хватало сил, чтобы защитить мир от подземного владыки, брата-близнеца старика. Северные горцы звали старика Тха Великим, южные – Гмерти Мориге, сарматы – Богом Богов, а венеды – Родом-Белбогом.
– Почему же не стоит, сынок? – спросил его сидевший под дубом старичок с бородкой и сиявшими по бокам островерхой шапки серебряными рогами. – Ты же у нас самый могучий, справедливый, всевидящий... Так смертные говорят.
– А еще говорят: самовластный, несправедливый, завистливый... И спорят: всемогущий я или всеблагой? А эти скованные, значит, узники мои, страдальцы безвинные. Смертные-то не помнят, что те страдальцы на воле творили. И не знают, что они могут натворить... Ну, смету я этих наглецов молниями. И будут их люди звать героями, а меня – мучителем. Нет, пусть сваны сами поймут, что неправы.
– Так явись им, убеди! – сказала женщина.
– Я – бог, да еще наивысший. Меня или чтят и во всем верят мне, или ненавидят и ни в чем не верят. Убедить смертных может только смертный. Да он уже спешит сюда. Избранник наш, Ардагаст, царь росов.
– Он ли убедит, а вот если Скованный и впрямь с цепи сорвется... Вместо этой долины будут здесь ворота в пекло. Мы-то улетим, а на эти горы, на леса, на селения как хлынет огонь да нечисть всякая! Всему погибель настанет – лесам, зверям, людям, – вздохнул старичок.
– А вот до этого я не допущу. Вырвется Скованный – выйду на битву. А ты, мать, крепи гору, чтобы не прорвалось снизу пекло, – решительно произнес владыка неба.
– Ты, Ладушка, лучше песика полечи. А недрами земными займусь я. Я-то не воин, зато чарами много чего могу... И зачем было этих скованных на земле оставлять смертным на соблазн? Отправили бы всех в преисподнюю, – сказал старичок.
– Такие все пекло взбунтуют. И пойдет братец Чернобог снова на небо приступом, – возразил старик. – Ну, оставайтесь тут, а я пойду на башню. Сюда уже нечисть и идет, и летит со всего Кавказа. Да еще младшие боги нам на помощь скачут. Не наделали бы чего сгоряча.
* * *
Отряд Ардагаста шел в гору по леднику. Кони остались внизу, на обширной поляне. Сапоги почти не скользили: все подвязали к ним плетеные кожаные подошвы с деревянными шипами. И все же приходилось помогать себе мечами, секирами, копьями. Шли лучшие из росов: русальцы, амазонки. Волх и его нуры уже успели соколами слетать к вершине и теперь волками взбирались по снегу. Молодежь шла за Ардафарном. Зореславич с удовлетворением поглядывал на сына: умеет собирать и вести людей – значит, сможет быть царем. То ли дело Доброслав, тихий, застенчивый, держащийся не матери, так брата. Правда, рассудить людей умеет так, что и старики остаются довольны им, молодым. А ведь еще недавно кто бы у венедов стал слушать юнца, даже сына старейшины? Не было тогда ни царей, ни царевичей.
Обе волхвини, Ардагунда и многие из амазонок закутали лица платками по самые глаза после того, как Сарагас предупредил:
– Эй, красавицы! Здесь, на ледниках, воздух холодный, зато солнце жаркое. Вы храбрые, как самки горного барса – станете пятнистыми, как они: лица совсем обгорят.
Ларишка, смуглая кожа которой еще больше загорела под степным солнцем, лица не прикрывала. Еще и посмеивалась над золовкой:
– Ардагунда, ты что, на разбой собралась, соседских коней красть? Тогда спрячь заодно и волосы, а то больно приметные.
Многим подъем давался трудно. Разреженный воздух одних пьянил не хуже вина, другие, наоборот, утомлялись, делались вялыми, невнимательными к опасностям. От бескрайней сверкающей белизны вокруг болели глаза. Еще и мучила досада: опоздали! Горит-чернеет проклятый знак выше всех гор Кавказа. И все же, как могли, подбадривали друг друга. Мгер рассказывал:
– Сегодня хороший день. Вардавар, день Аманора и Ванатура. Веселые боги, щедрые, вроде Ярилы или Диониса. Армяне сегодня обливают друг друга, рассыпают розы, выпускают голубей. Разве в такой день может случиться что плохое с хорошими людьми?
Шагавший впереди Сарагас беззлобно поругивал соседей:
– На Кавказе самые отчаянные люди и самые большие попрошайки – сваны. Осенью, когда перевалы уже закрыты, берет сван мешок сухих груш и пробирается к нам. Хорошо, если голова и кости целы останутся. За груши много не наторгует, зато не один день будет наедаться бараниной и написаться медом и пивом: гость ведь! А иудей из Лахмульда тебе не то что груши – все на свете продаст, все у тебя купит, и так обманет, что заметишь, когда он уже за хребтом.
Вишвамитра, поглядывая кругом, важно говорил:
– Да, это настоящие горы. Но Гималаи все равно раза в два выше.
Одним из последних в цепочке шел Шишок. Лешему приходилось труднее всех. Тут ведь не то что дерева – кустика, травинки нет. Хуже, чем в тундре или полуночных льдах. Там он хоть ехал верхом и не в гору. Однако лешак крепился: назвался груздем – полезай в кузов. Верный Серячок шел рядом, не давая усталому хозяину сбиться и упасть в трещину. Только сииртя Хаторо из рода Моржа веселила душу ледяная пустыня.
