Текст книги "Ардагаст и его враги"
Автор книги: Дмитрий Баринов (Дудко)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)
Не воюя между собой, цари соперничают в гостеприимстве. Пришел во Мцхету Молниеносный легион, а в Армази уже готова для его командиров царская баня. Баня отлично устроена: горячий воздух под полом согревает помещение и воду в бассейнах. На стене мозаика: беззаботный Дионис в обнимку с Ариадной. Гости только что смыли дорожную пыль в теплой бане, и теперь парятся в бане горячей. Мышцы их разминают опытные руки рабынь, чьи соблазнительные тела едва прикрыты тонкой тканью. Потом можно будет "размять" самих красавиц – прямо в бане, на пробу перед ночью. На столиках – виноград, инжир, гранаты, холодное вино в расписных чашах.
Валерию Рубрию не приходится стесняться своего стройного, сильного тела воина. Уже и волосы на груди поседели, но под кожей – крепкие мускулы, а не жир. Не то что у грузного, упитанного Бартома, расположившегося рядом. Впрочем, и он еще не превратился, наподобие римских богачей, в мешок сала и дряблого мяса: постоянно охотится и ездит верхом. Пухлое, румяное лицо царя, обрамленное курчавой бородой – сама изысканность и любезность.
– Здесь, конечно, не римские термы, но попадалось ли вам что-либо подобное отсюда до Каспия?
– Да, мы словно оказались если не в Риме, то в Греции, – кивнул Рубрий.
– О, если есть в Иверии эллинство, то здесь, к югу от Куры. Наше царство ведь основал Язон, полководец понтийского царя, вскоре после смерти Александра. С ним пришло много эллинов. Увы, даже с ними он был слишком жесток, и его сверг мой предок Фарнаваз, сын мцхетского старейшины... А наш Армази разве не подобен вашему Юпитеру Капитолийскому?
– Скорее Марсу.
Легат не смог сдержать улыбки. Куда там бронзовому вояке в золотых доспехах до величественного мужа на троне, с телом из слоновой кости! А царь уже говорил тихим, невероятно искренним тоном раба-доносчика:
– А если есть у нас варварство, так это за Курой. Чуть поднимешься в горы, а там всякие хевсуры, тушинцы, пшавы... Грязные пастухи и разбойники, те же скифы! Я их не то что в тронный зал, в эту баню не впущу. А Картам якшается не только с ними, но и с дикими вайнахами, и с сарматами из-за хребта. Орет вместе с ними степные песни. И на Михрган[66]66
Михрган – праздник Митры (в день осеннего равноденствия).
[Закрыть], по арийскому обычаю, отплясывает пьяный и с оружием перед своим варварским Михром.
– Да, когда я вижу все эти пышные шаровары и скачки за мячом, мне начинает казаться, что я по ошибке завел легион в Парфию.
– Увы, мы слишком долго соседствуем с этими арийскими варварами. Но зато и конница наша не уступает парфянской... А знаешь ли, где сейчас этот гордец Картам? Через стену от нас, в холодной бане. Плещется в бассейне, будто сармат в Алонте или Гипанисе[67]67
Гипанис – Кубань, Алонт – Терек.
[Закрыть]. Еще и притащил с собой Каллиника коммагенского, опаснейшего врага Империи, лазутчика армян и Братства Солнца. Эта свора безумцев почитает равными все народы – эллинов и варваров, грубых горцев и образованных жителей равнин. Если пожелаешь, я прикажу схватить его прямо в бане.
– Нет, не стоит ссориться с Картамом, то есть, с половиной вашего царства, перед походом. Достаточно того, что я знаю: Каллиник здесь. Он был достойным юношей, но после гибели брата связался со смутьянами. Если бы не это, Господин и Бог вернул бы ему Коммагену, – сказал Рубрий. А сам подумал: "Погодите, отсюда еще будут отсылать в оковах в Рим не только лазутчиков, но и повинных в оскорблении величества. А сейчас главное – втянуть всех вас, варваров и полуварваров, в великий поход на Восток".
В это время рядом, в холодной бане, царь Картам – худощавый, крепкий, со строгим лицом и узкой черной бородой – говорил Каллинику:
– Я чту Солнце-Михра так же, как и ты. Но мой царский долг – сохранить царство. И от римского ига, и от парфянского, и от усобицы. Мы, иверы, всегда дружили с Римом, чтобы защититься от армян и парфян.
– Мы, коммагенцы, тоже так делали. Теперь нашего царства нет. А Лысый Нерон хочет вымостить нашими и вашими костями дорогу в Индию. Наш с тобой долг – не допустить этого.
– Если я не поведу иверов к Вратам Аланов, этот проклятый легион обрушится вместе с войском Бартома на северную Иверию. Я позову на помощь горцев, но что они натворят на равнине? А сарматы и подавно... Нет, пускай легион заберется подальше в горы. А тогда... мы поможем ему не вернуться оттуда.
– Знай же: в коммагенской вспомогательной когорте многие преданы мне и в нужный час восстанут.
– Да спасет Солнце наши царства! – Картам протянул царевичу чашу легкого иверского вина.
"Когда же ты научишься думать обо всех, кому светит Солнце?" – подумал Каллиник.
* * *
Дружественная мысль Иосифа достигла сознания Мгера, когда тот стоял перед храмом Михра. Выслушав молодого мага, князь мысленно сказал ему: «Не горюй! Выстоять против силы семи светил легче, чем удержать горцев от набега. Лучше бы ты сказал мне все еще из Диоскурии, а не ехал к ним в одиночку. А теперь времени осталось совсем мало. Ничего! Жди меня. К Эльбрусу отправимся вместе».
Мгер поднялся по ступенькам храма. Добродушные львиные морды привычно улыбались с архитрава над стройными ионическими колоннами. В храме было прохладно, но светло. У дальней стены белела мраморная статуя Михра. Молодой бог, вскочив на спину могучему быку, поражал его акинаком в шею. Раскрашивать статуи давно уже было не принято, и бык был столь же бел, как и его противник, но посвященные знали: это – Черный Бык, древний зверобог, владыка земли и преисподней. А убийца его – Огненный Лев, солнечный зверь. Да вот снизу в тело быка вцепились помощники Михра – лев, собака, скорпион и ворон. Слева и справа стоят с факелами еще два помощника – юноши Каут и Каутопат, утренняя и вечерняя заря.
Из бычьего хвоста вырастают колосья. Убей темного зверобога – и родит земля, и будешь сыт ты и твое племя. Не убьешь – пресмыкайся перед ним, как голодный раб. Островерхая шапка бога, озаренная золотыми лучами, напоминает не то фригийский колпак вольноотпущенника, не то сарматский башлык. Такая шапка служила знаменем Спартаку. Солнце – бог людей свободных и смелых. Тех, кто свободен духом даже в кандалах, в темнице, в рудниках, в корабельном трюме. Такой раб для хозяина опаснее вора и наемного убийцы: того можно купить, а воина Солнца – нет.
Рельефы на стенах изображали земную жизнь Михра. Вот он рождается из камня. Вот выбивает стрелой источник из скалы. Верхом на коне охотится за солнечными зверями – огнегривым львом, златошерстным вепрем и златорогим оленем. Тащит Черного Быка за ноги, взвалив себе на спину. Ужинает в последний раз со своими друзьями. И, наконец, возносится в небо на солнечной колеснице.
Пол покрыт мозаикой. Искусно выложены символы семи небесных врат, семи светил. Князь сделал условный знак, и жрецы немедля вышли наружу, зная: будет вершиться обряд, дозволенный лишь прошедшему все семь степеней посвящения. А таких сейчас в Гарни лишь двое: царь и Мгер Арцруни. Даже главный жрец достиг лишь шестой степени.
Привычно сосредоточившись, Мгер ступал по разноцветному мозаичному ковру. Семь врат на пути к небесному царству. Одни проходят их, чтобы очистить душу и обогатить ее силами светил для борьбы за правду. Другие – чтобы бежать из мерзкого, неправедного мира. Третьи – чтобы разжиться магическими силами ради власти над этим самым миром, презренным и проклятым. Что ж, в конце концов каждый расстанется навсегда с земным телом и попадет на Белый остров, в рай или преисподнюю. Смотря по тому, на что похожим делал он этот мир, в котором родился.
Вот и каменный алтарь с неугасающим огнем. Рядом – мраморная чаша-купель и небольшой столик с хлебом и вином. Мгер прочитал молитву, откусил половину хлебца, другую бросил в пламя алтаря. Отпил вина из серебряной чаши, остальное плеснул туда же. Михру этого достаточно, чтобы узнать своего верного воина. Потом князь налил в чашу воды, простер над ней руки. В воде проступило обрамленное седыми волосами лицо мудреца из Тианы. Сквозь окружавший его полумрак едва проступала стена серого камня, освещенная глиняным светильником.
– Да светит тебе Солнце, учитель Аполлоний! Не в темнице ли ты?
– Да светит оно всем людям! Я пока еще там, куда не доберутся ищейки кесаря. В пещере возле Эфеса. Говорят, здесь можно заснуть и проснуться лет через сто-двести, когда уже не будет Лысого Нерона.
– Если все мы так сделаем, то проснемся при Нероне Пятом, в Империи Ахримана, – усмехнулся Мгер. – Вай, какую только мерзость затеяли рабы Тьмы!
И маг рассказал Аполлонию услышанное от Иосифа. Лицо главы Братства помрачнело.
– Это еще большая мерзость, чем вы думаете. Ведь Эльбрус – древний вулкан, а этот Скованный – его дух и хозяин. Вместе с ним освободятся страшные силы. Сам Тартар ринется на землю! А там этих скованных... – Аполлоний стиснул виски. – Безумцы! Мнят себя мудрейшими, а поступают, будто воры, поджигающие город, чтобы пограбить под шумок. Им мало того, чем они разжились из преисподней, когда пробудился Везувий. Теперь тремя городами может не обойтись. А если они раскуют еще и Трехглавого...
– На вершине Эльбруса – обитель богов и гнездо Симурга. Они смогут защитить гору, – заметил Мгер.
– Да, если будут там. А на гору придут, похоже, не только одураченный сваны. Не зря же этот демон Валента появился в Каджети. Боюсь, вы с Иосифом можете не справиться.
– К Вратам Аланов ведет сарматское войско Ардагаст. Может быть, он еще успеет к Эльбрусу с дружиной и волхвами. Мы полетим к нему на грифоне. К тому же он хорошо умеет ладить с другими племенами.
– Да, важно, чтобы между сванами и сарматами не появилась новая кровь. Ее на Кавказе и так слишком много. Лети, Мгер, и да поможет вам Солнце!
Лицо Аполлония исчезло. Князь вылил воду, наполнил чашу вином и, порезав себе руку, добавил туда собственной крови. Потом, выплеснув вино в огонь, воздел руки и заговорил:
– Мгер Младший, избранник Михра! Услышь меня, Мгера Арцруни, твоего родича и воина Солнца!
Пламя взметнулось над алтарем, разрослось, скрывая статую бога. Вместо нее в огне показался берег обширного озера. Угрюмые, бесплодные скалы обрывались к воде. На одной из них вздымались каменные башни Тушпы – древней столицы урартов. Недалеко от крепости в скале была высечена ниша, похожая на дверь. Внутри ее покрывали письмена-клинья. Большой старый ворон восседал в нише и недоверчиво пощелкивал клювом.
– Отворитесь, врата Халди, владыки неба, построенные царем Ишпуини! Откройся, Скала Ворона! Услышь меня, Мгер!
Задняя стена ниши отодвинулась вовнутрь, открывая пещеру с высоким сводом, под которым медленно вращалось светящееся колесо. Привалившись спиной к стене пещеры, под колесом сидел воин могучего сложения, в островерхом ассирийском шлеме и бронзовом панцире. На коленях его лежал меч со знаками Молнии на клинке. Рядом стоял, опустив голову. громадный, но стройный, под стать хозяину, красный конь. Спал воин или был погребен в пещере многие века назад? Но вот глаза его медленно открылись, зашевелилась широкая борода, и раздался глуховатый голос:
– Здравствуй, Мгер-оружейник, единственный из моих родичей, с кем я рад поговорить. Как только они не покончили с тобой, князем, не имеющим рабов. Ты все еще один такой?
– Я – первый такой. А тронуть меня им не дает народ. Он меня уважает как раз за то, что я – оружейник и сын крестьянки.
– Народ – это те, кто охотно терпит свое рабство, а еще охотнее – чужое. Кто пресмыкается перед всяким ублюдком, дорвавшимся до трона, плачется на судьбу и все ждет бога или хоть божьего избранника, который принесет им свободу. Да и того они легко предадут при первой неудаче или опозорят после смерти.
В голосе воина не было презрения – лишь горечь. Глаза его блеснули гневом, рука сжала меч, но не сдвинулась.
– Я испепелил бы всех господ, всех трусливых и подлых рабов, но много ли тогда останется людей в этом мире?
– Вот поэтому боги и заточили тебя сюда. Когда ты мстил за смерть отца, то обезлюдил целый город. Не пожалел и последней старухи.
– Да, ведьмы, похвалявшейся тем, что она уцелела... Ты скажешь, я еще должен благодарить богов: не сковали, не прокляли, не запретили славить меня. Просто сделали так, что земля перестала носить моего коня. И мне осталась одна дорога – сюда. Меня даже выпускают дважды в году – весной и на Вардавар[68]68
Вардавар – летний праздник армян (позднее слился с Преображением).
[Закрыть], поездить по свету. Ночью, не днем. Тогда я не так силен.
– Не только поездить. Ты ведь сражался в ночь падения Ниневии.
– Вай, что за ночь была! Ночь святой мести, ночь огня и крови! – Глаза древнего Мгера загорелись, но лишь на миг. – А стоило ли трудов? Появились новые великие царства: Вавилон, Мидия, Персия, теперь вот Рим... Как пузыри на болоте. А вы все мечтаете о Царстве Солнца?
– Мы приближаем его.
– Конечно. Поменять одного царя на другого, создать какое-нибудь рабское царствишко – надолго ли? Или принять в своем имении беглых рабов... Измельчали люди! Даже ты, родич, нынешний Мгер.
– Народ не готов умирать за Царство Солнца. Даже бежать ко мне решается не всякий. И магия здесь не поможет. Ею можно поработить волю человека, и то на время, но не убедить его. Но сражаться, чтобы не стать подданными Лысого Нерона, народ готов. Так что Сасунские храбрецы себя еще покажут!
– Мало, как же этого мало! – почти простонал древний Мгер. – Боги правы: мне нет дела на этом свете. Когда же рабы возьмутся за мечи, чтобы истребить все зло в мире, чтобы не было ни рабов, ни царей, никаких пожирателей чужого? Но это будет. Будет! И тогда я выйду. И если только мировой пожар очистит землю от зла, – зажжет его мой меч.
Могучий воин поднялся, разминая затекшие члены, несколько раз взмахнул мечом – быстро, уверенно. Молнии на клинке ожили, и вот уже весь он запылал ослепительным пламенем. Встрепенулся и заржал громадный конь. Громом гремел, бился заточенным зверем о каменные стены его голос:
– Я верю в это! Верю! А если бы не верил, – давно разбил бы голову об эти камни, испепелил себя этим мечом!
– И я верю! Иначе не пытался бы изменить мир. Пусть я не Мгер Старший, Львораздиратель, и даже не Мгер Младший, пусть люди слабы и мелки. Я подниму их на то, к чему они уже готовы, не дам им стать еще мельче и подлее.
В голосах обоих Мгеров была глубокая печаль, но не отчаяние. Успокоившись, Мгер-герой спросил Мгера-князя:
– А что твои сыновья? Похожи хоть на сасунцев?
– Трусами их еще никто не называл. Но этого мало, ох, как мало... Из Вардана выйдет добрый князь. Держать рабов, переобременять крестьян он не станет. И только. Ашот – гуляка, но зла в его сердце нет. Только младшего, Вагана, я смог посвятить в Братство Солнца. А оружейное мастерство передаю зятю Паруйру. Вот шуму-то было, когда князь Арцруни отдал дочь за ремесленника!
– А я вот остался бездетным, – вздохнул герой. – И бессмертным. Сбылось проклятие отца. Я с ним не ладил. Это потом придумали, будто мы схватились в бою, не узнав друг друга. Впрочем, я не ладил и с самим Армаздом. Даже с Михром и его небесными воинами.
– Слушай, родич, – заговорщически подмигнул князь. – Чтобы ты совсем не заскучал, я нашел тебе врага по силе. Скованный на Эльбрусе. Валент с Аграмом Вишапом затеяли его освободить.
– Аграм Вишап! Видишь, зря ты тогда не извел весь этот гадючий род.
– Не стоит сражаться с вишапами, если сам станешь таким, как они... Думаю, на Эльбрусе все решится в ночь Вардавара. Поверни туда своего коня, хорошо?
– Непременно поверну, родич! Пусть знают разницу между Мгером Сасунским и всякими Скованными!
Облик заточенного в скале исчез, и пламя почти погасло. Обнажив рунный меч, князь-чародей вприпляску двинулся вокруг алтаря, напевая древнее заклятие арьев. Вскоре набожные жители Гарни увидели, как на крышу храма опускается с небес озаренный золотым сиянием грифон. Благоговейно опустив глаза, немногие из них успели увидеть, как на спину дивному зверю Михра взобрался человек в простой дорожной одежде, с мечом в бронзовых ножнах.
Грифон легко взмыл в голубое небо и понесся на северо-запад. В долине Ингури он опустился и полетел уже с двумя седоками дальше – над закованными в лед вершинами, бурными реками, лесами. Там, где буйный Алонт, выйдя из ущелий на степной простор, поворачивает на восток, крылатый зверь сел неподалеку от стана сарматской рати.
* * *
Над берегом Алонта по недавно убранному полю шла веселая толпа. Росы и роксоланы, равнинные и горные аланы, вайнахи из неприступных ущелий – все отплясывали и распевали песни. Гремели бубны, звенели гусли. Что собрало вместе воинов стольких племен, не раз встречавшихся и в бою, и на пиру? Только ли совместный поход за Кавказ?
Над толпой плыла, стоя во весь рост на подставленных руках мужчин, прекрасная, стройная женщина в белом платье. Ее распущенные золотые волосы сдерживал лишь роскошный венок из пшеничных колосьев. В воздетых руках она держала золотую чашу, полную вина, и пышную кисть винограда. В поклонении ей здесь были едины все. Для всех она была Матерью Мира, Ладой, Апи – всеобщей кормилицей. Ее славили за щедрый урожай, за полные закрома и глиняные бочки с вином, пивом и медом, за сегодняшнее веселье, за то, что в поход идут не от голода и нужды.
Богиню изображала Ардагунда. На этом настояли сарматы, еще помнившие общину амазонок, жриц Артимпасы. Во славу ее воительницы дарили любовью воинов многих племен, предсказывали им удачу в походах, шли вместе с ними в бой. Двух десятков лет не прошло с тех пор, как они, побежденные Ардагастом, переселились с Кавказа на Днепр. И пусть их владычица была не самой Матерью Мира, а ее дочерью-воительницей. Ведь Артимпаса-Морана несла не только войну и смерть, но и любовь, а значит, – жизнь и изобилие. А началось все с того, что оседлые аланы прослышали: росы как раз в это время справляют праздник урожая, и есть с ними волхвы и волхвини, хорошо умеющие вымолить урожай. Решили отпраздновать вместе с гостями с Днепра. Тут же присоединились кочевники: им тоже трудно придется без хлеба, пива, вина, если не уродит земля у соседей.
Богиню-Ардагунду сопровождали с мечами наголо ее муж и брат. Перед ней плясали, звеня клинками, Еммечько с Радой. А впереди всех чего только не выделывал уже изрядно хлебнувший пива Шишок. Леший решился на долгий путь через степь, чтобы еще раз увидеть полюбившиеся ему кавказские леса. А возле деревянного, увенчанного оленьими рогами святилища Вышата с Лютицей и Миланой уже приносили в жертву баранов и быков. Горели костры, дымили печи в селении, и вместе с дымом разносился манящий запах шашлыков, жирной мясной похлебки и горячих пирогов. Словно домой, на Днепр-Славутич попали, а то ведь в походе обжинки и не праздновали!
Праздновавшие как-то не очень и удивились, когда в небе появился солнечный диво-зверь и опустился на поле прямо перед ними. Значит, благочестивы и праведны люди степей и гор, если на праздник к ним прилетают боги или хоть божьи звери. А уж двоих сошедших с неба магов встретили как самых дорогих гостей. Поднесли им по турьему рогу: князю – вина, молодому Иосифу – пива. Мгер, однако, отпил немного, почтив перед тем Михра возлиянием, и заговорил, обращаясь к Зореславичу:
– Ардагаст, царь росов! Прости, но не время тебе сейчас праздновать. Великого подвига ждут от тебя боги. Если немедля выступишь – успеешь.
И маг рассказал о замысле Валента. Баксаг, царь горных аланов сразу вспыхнул:
– Что затеяли эти сваны! Я поведу свое войско и опустошу всю Сванетию!
– Нет, – возразил Мгер. – Если огонь преисподней вырвется из недр Эльбруса, Сванетия и так станет пустыней. А заодно и твоя земля.
– Если не весь мир, – тихо добавил Иосиф.
– Здесь не нужно целое войско. Пусть лучше ваши рати идут к Вратам Аланов. Ты же, Ардагаст, возьми с собой лишь тех, кого вел тогда к Бычьей скале. Если сегодня же выступите, через три дня будете у Эльбруса – как раз накануне Вардавара.
Зореславич окинул взглядом верных соратников. Иные вздыхали с сожалением: не удалось погулять. Но у всех на лицах была веселая, лихая готовность снова увидеть невиданное, совершить невозможное. И не из пустого молодечества, а чтобы мир земной спасти. Никто, однако, не набивался в поход. Знали: Солнце-Царь лучше ведает, кого взять в избранную дружину. Лишь Ардафарн вопросительно взглянул на отца.
– На этот раз, наследник, пойдешь со мной, – понимающе улыбнулся тот. – Видишь, не миновал тебя твой подвиг... А войско на юг вместо меня поведет..., – он замолчал, взглянул на предводителей рати. – Хор-алдар. Он опытный воин и знает, как биться с римлянами. А во Вратах нас ждет легион.
– Главное же – всей казны кесаря не хватит, чтобы заставить бывшего раба с Лаврионских рудников отказаться от мести Риму, – разгладил пшеничные усы Хор-алдар.
Никто не решился возразить. Ни царевич роксоланов Сагдев, давний соратник Ардагаста, ни молодой царь горных аланов, ни еще более юный царевич аланов Аспар. Им легче было подчиниться превосходившему их опытом и славой росу с далекого Днепра, чем друг другу. Промолчали и предводители вайнахов. Их разрозненные тейпы не имели ни царей, ни князей, а вождей выбирали на один поход.
– Ты, Андак, со своей дружиной тоже пойдешь на юг, – сказал Ардагаст. Князь не возразил. Аланские теснины сулили ему не только славу, но и добычу, а снега Эльбруса, скорее всего, славную гибель. Призрак жены и так упрекал его: "Все трешься возле Ардагаста. Если не можешь отобрать у венедского ублюдка царство, то хоть не умножай его славу". Не возразил и царевич Доброслав, когда отец и его послал на юг. Понятно: поход опасный, не стоит царю рисковать обоими наследниками сразу.
Только теперь оба гостя опорожнили турьи рога. Шишок взглянул на далекие седоглавые вершины и небрежно произнес:
– Чего там! Ходили уже к святым снежным горам на полуночный край света, а тут всего три дня пути. Дойдем, вернемся и вас, ратники, нагонем! А то и обгонем.
Серячок бодро взлаял. "Песик" лешего пережил уже многих из своих детей и внуков, но был по-прежнему силен и неутомим. Говорили, что сам Ярила пожаловал ему за что-то то ли двойной волчий век, то ли и вовсе человечий. Да и впрямь, какой еще волк во всех днепровских лесах заслужил у светлых богов больше, чем он?
Толпа пришла к святилищу. Волхвы закончили обряд. Ардагунда сняла наряд богини, под которым оказалась ее обычная одежда воительницы. А Еммечько уже подавал матери кольчугу и оружие. Выпили лучшие из росов на дорожку, закусили. Потом оседлали коней и двинулись на юго-запад, туда, где выше всех белоснежных вершин вздымалась в голубое небо одна – двуглавая, будто рассеченная мечом. А с берега Алонта неслись им вслед песни и веселая музыка.
* * *
Отряд Ардагаста ехал вверх по долине Баксана. С обеих сторон зеленели по склонам густые леса. А среди них желтели сжатые нивы и стояли неказистые, но крепкие дома. Стены снизу из камней, сверху – из обмазанных глиной плетней. А то и, будто в нурских лесах, рубленые деревянные избы. Строить дома и сеять хлеб сарматы выучились здесь от горцев. Те храбро бились с пришельцами, вытесненными из степи более сильными ордами, покуда не сообразили, что лучше всего защитить от степняков могут степняки же. Вскоре два племени слились в одно, лихостью не уступавшее сарматам, а домовитостью и трудолюбием – жителям гор. Только делили еще свои рода на сарматские и коренные горские, дразнили друг друга: «Ты не черт и не сармат, откуда же ты взялся?»
Долина сужалась, превращаясь в ущелье, все более мелким, но бурным становился Баксан. Редели леса. Не было уже ни берез, ни осин, – одни пихты и сосны. И все выше вздымалась впереди седая двуглавая вершина.
Вел отряд Сарагас – опытный охотник из аула Терскол в самых истоках Баксана. Этого проводника росам дал сам царь горных аланов. Поджарый, немолодой уже, но быстрый и ловкий, охотник хорошо знал все ущелья, ледники и тропы Эльбруса. В поисках добычи и просто, чтобы испытать свою отвагу, поднимался до седловины между двумя вершинами. Росы, особенно молодые, жадно слушали его рассказы о тайнах великой горы.
– "Эльбрус", Высокая гора – это по-сарматски. Горцы зовут ее Ошхамахо, Гора Счастья. Потому что на восточной вершине живет Бог Великий, Бог Богов, и другие светлые боги.
– Так это ваш Олимп? И ты видел, хоть издали, дворцы богов? – с любопытством спросил Гермий, сын Хилиарха.
– Туда не подберешься. Боги живут в долине, окруженной скалами, и стережет ее Симург. Вот его я не раз видел. Громадный, крыльями ветер поднимает. Туры, зубры для него, как мыши для совы. Схватиться с ним посмеет разве что дракон, вайюг или дэв. Одного дракона при мне разорвал и по леднику разбросал. И – разный. То он вроде орла, то – крылатый пес о двух лапах. А людей зря не обижает.
– А Скованного видел? – спросил Еммечько.
– Видел как-то. Страшный он: огромный, зарос весь, глаза горят. При нем два черных пса – крылатые, величиной с медведей. Лижут его цепь огненными языками. Она бы распалась, если бы кузнецы не били лишний раз на весенний праздник... Заметил он меня и говорит: "Эй, охотник! Вон в снегу мой меч. Не дотянуться мне. Возьмись за рукоять, а я возьму тебя за ноги". Думаю: ага, рванешь, а от меня две половинки останутся. На барса, на медведя в одиночку ходил, а тут на бурку – и покатился по леднику. Нет, кого сами боги сковали, с тем лучше не водиться!
– Но кто же он, Скованный? – спросил Гермий.
– Никто толком не знает. Одни говорят – дэв, другие – дух горы, третьи – Насрен-Борода, старейшина Сынов Солнца. Или нет, Насрена освободил их Грозный вождь, которого потом боги громом поразили, а племя это оборотили в камни за буйство и непокорность... Бывает, гора дрожит, лавины катятся, дым из трещин идет. Это Скованный бесится. А то еще приложишь ухо к скале или ко льду и слышишь: стон, гул, рев. То рвутся на волю дэвы, заточенные в горе.
– Титаны в Тартаре! – воскликнул сын Хилиарха. – Неужели преисподняя так близко?
– Здесь, на Эльбрусе, все вместе: и рай, и земля, и преисподняя. А с виду гора как гора, только повыше других. И тихо на ней, спокойно...
– Эта гора – подобие всего мира, – вмешался в разговор Мгер. – И разрушение мира может начаться с нее. Если не схватить за руку того, кто вздумает буйствовать в таком месте.
– Вот Валента бы и сковать там вместе с его глупыми сванами и Аграмом Вишапом! – воскликнул Валамир.
– Нет, такого, если сковать, то на самом дне преисподней. Чтобы никто сдуру не освободил, – возразил Мгер.
Слева показалась поляна. Из рыжеватых скал с шипением били источники.
– Нарт-сано – Вино Сынов Солнца, – с почтением произнес Сарагас. – То был храбрый и могучий народ. Это они очистили наши горы от вайюгов. Кто пьет нарт-сано, приобщится к силе Сынов Солнца. Хоть сравняться с ними боги не дают никому.
Спешившись, росы стали пробовать чудесную воду. Кисловатая на вкус, она бодрила и приятно щекотала горло. Посмеиваясь, старшие амазонки вспоминали, как бились с Ардагастом и его друзьями из-за сокровищ вождя Сынов Солнца. Сокровища достались карликам-испам, зато амазонки обрели новую родину, а их царица – брата и мужа. К молодым росам подошел Вышата и с улыбкой сказал:
– Глядите, ребята, не перепейте этого вина. А то станете больно сильными, как Святогор-великан, что мог за Мировой Дуб ухватиться и землю перевернуть.
– Разве силы может быть слишком много? – с удивлением пожал могучими плечами Валамир.
– Может. Если ума мало, – насмешливо отозвалась Рада.
– Слишком могуч был Святогор. Потому и перестала его Мать Сыра Земля носить. А потом Перун заманил его в гроб. Не знали боги, куда употребит силу неумный и своевольный великан, – сказал Вышата.
– Выходит, боги трусливы и завистливы? – с невинным видом полюбопытствовал Гермий.
– Типун тебе на язык, Ерема! Обитель богов рядом. Все из-за тебя со святой горы полетим! – напустилась на него Рада.
– Я что? Так философы говорят. В Ольвии на агоре.
– Я тоже так думал. Когда был мошенником и судил обо всех по себе. Есть мера всему в мире, особенно силе. И кому, как не светлым богам, за этим следить? Иначе мир может погибнуть, – сказал Хилиарх.
– Ну, а если боги здесь вовсе не живут? – не унимался любознательный Гермий-Ерема.
– Как это не живут? "Эльбрус" – это же Хара Березаити, Высокая Хара. Так звали гору богов еще арьи, – с видом знатока сказал Вышко.
– Так ведь есть еще один Эльбрус... или Альбурс, к югу от Каспия. И главная гора не меньше этой – вот отец рассказывал. А еще есть Олимп. И Золотая Гора на Урале. Не могут же боги жить всюду сразу? – возразил сын Хилиарха.
– Самые высокие горы на свете – Гималаи. И самые святые. Так мой отец говорит. А он там вырос, – уверенно заявила Рада.
– Бывает же у царя несколько дворцов. И даже несколько столиц. А главное жилище богов – на небе, в Ирии, на верхушке Мирового Дуба. Оттуда все видно, – ответил юный волхв.
– Им-то видно. И спокойно. А нам, может быть, придется сражаться за пустую вершину, как нашим родителям на Золотой Горе, – вздохнул Гермий.
– Вай, ребята, вы что, на шашлыки к богам собрались? Или на горячий лаваш? – вмешался в разговор Мгер. – Богам лучше знать, где жить. А светлые горы нужны нам, людям. И даже больше, чем богам. У злых ведунов тоже есть свои святые места. Вроде ваших Лысых гор. Зачем они туда летят?
– Чтобы набраться злой силы, – ответил Вышко.
– И стать еще хуже, чем были. А на святую гору поднимаются, чтобы душа стала выше, чище. Без таких гор земля станет болотом, а люди – жабами и змеями, – сказал князь-маг.
– И верно, – кивнул Сарагас. – Я не чародей, не мудрец – простой охотник. На Эльбрус хожу за сернами и турами. Но когда не гонишься за ними, а просто стоишь и видишь сверху наши долины, Сванетию, степь, море... весь мир... Тогда все злые и мелкие мысли – а у кого их нет? – убегают прочь. Хочется самому быть большим, сильным. Не таким, как вайюг. А добрым и мудрым, как светлые боги. И думать не только о своем доме, даже не о племени – обо всем мире.
– А Валент с Аграмом Вишапом и центурионом идут сюда, чтобы выпустить в мир новое зло. Еще и саму святую гору осквернить, из обители богов сделать входом в преисподнюю, – сказал Мгер.
– Да их нельзя близко подпускать к ней! А если проберутся туда – не дать уйти живыми. Росы! Поклянемся Хорсом-Солнцем истребить всю их шайку! – горячо воскликнул Ардафарн.
– Погоди клясться, – остановил его отец. – С ними идут обманутые сваны.
– Мы и их перебьем до последнего! Пусть их родичи думают, кому доверять.
