Текст книги "Ардагаст и его враги"
Автор книги: Дмитрий Баринов (Дудко)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)
ЧАСТЬ I. ЯНТАРЬ НЕРОНА
Глава 1. Янтарный Путь Солнца
По роскошным залам дворца парфянских царей в Ктезифоне небрежно расхаживал упитанный человек с пухлым скучающим лицом, в белой шелковой тунике и золотом венке. На пурпуре его тоги выделялся амулет на золотой цепочке: коричневый янтарь с заточенным в нем пауком. Еще недавно вся Эдесса знала этого человека как горшечника Теренция Максима и потешалась над его сходством с Нероном. Потом вдруг почти вся Сирия и Осроена[1]1
Осроена – небольшое царство на северо-западе Месопотамии с центром в Эдессе.
[Закрыть] признали в нем чудесно спасшегося Нерона. Горшечник чуть не взял Антиохию, но, разбитый, бежал к парфянам.
Теперь он жил в свое удовольствие, удивляя Ктезифон изощренным распутством, самоуверенно рассуждал обо всем – политике, искусстве, поэзии – и пугал всех, начиная с царя Артабана. И вельможи, и простолюдины удивлялись, возмущались... но помалкивали. Ибо знали: нет такого злодейства, которое римлянин не присоветует царю царей, почти всегда исполняющему его советы. Такое могущество самозванца одни приписывали чарам явившихся вместе с ним колдунов, другие – золоту иудейских, сирийских и вавилонских торгашей. Что поделать: в трудной войне с братом Пакором Артабану[2]2
Артабан IV – царь Парфии (80-82).
[Закрыть] не приходилось пренебрегать союзниками.
И лишь немногие знали: в тело горшечника вселился дух Нерона – настоящего. Эти немногие принадлежали к двум тайным союзам магов – Братству Солнца и Братству Высшего Света. Первое возглавлял великий солнечный маг Аполлоний из Тианы. Второе, прозванное в народе Братством Тьмы – Менандр Самаритянин, ученик Симона Мага. Но создателем и душой этого братства был Левий бен Гиркан из Пантикапея, благодаря Нерону ставший римским гражданином Клавдием Валентом. Апполоний хотел установить на земле Царство Солнца. Валент – царство избранных (каковыми он и его собратья считали себя).
* * *
Среди остроконечных вершин Антитавра выше всех поднимается одна, которую жители Коммагены зовут горой Нимврода, великана-охотника. Ее венчает еще одна, рукотворная гора – курган из белого камня высотой в сто локтей. Сейчас, в середине апреля, снег все еще покрывает склоны горы, и издали кажется, будто могучий и дерзкий великан грозит небу белым мечом. У подножия кургана восседают на тронах пять каменных колоссов: три бога, богиня и царь. Громадные каменные львы и орлы охраняют их. Такие же колоссы глядят на запад с другой стороны кургана. Рядами стоят каменные стелы. На них – цари в греческих и персидских одеждах, и среди тех – владыка в венце с пятью зубцами, пожимающий руки богам, дабы обрести священную силу, без которой царь – лишь удачливый захватчик власти.
В это весеннее утро перед курганом стояли четверо. Один – длинноволосый и бородатый, по обычаю философов, в черной с серебром хламиде. Трое остальных – в солдатских плащах и гребенчатых шлемах. Один из них – с седеющими волосами и решительным лицом, имел знаки различия легата, двое, еще очень молодые – центурионов. Эти двое были совершенно несхожи между собой: чернявый красавец с хищным горбатым носом, курчавой бородой и чувственными губами, и белокурый, тщательно выбритый юноша с благородным лицом и мечтательными синими глазами. Однако же они, Эпифан и Каллиник, были родными братьями и потомками изваянных здесь в камне царей. А с недавних пор – римскими гражданами и офицерами Пятнадцатого Аполлонова легиона, командир которого, Валерий Рубрий, стоял сейчас рядом с ними.
– Вот оно, священное сердце Коммагены, наш Олимп! – вдохновенно произнес белокурый Каллиник. – Вот наши боги: Зевс-Ормазд, Аполлон-Митра, Геракл-Ортагн, Мать-Коммагена. Вот наши царственные предки, а вот могила величайшего из них – Антиоха Эпифана. Поистине, лучше быть первым здесь, чем последним в Риме.
Чернявый Эпифан ухмыльнулся:
– Да, только простофиля Тит мог послать нас, царевичей, уговаривать коммагенцев не бунтовать. Нет уж, мы знали, с кем и о чем говорить. Да если бы наш папаша Антиох[3]3
Антиох I Эпифан – царь Коммагены (I в. до н.э.).
[Закрыть] не струсил и не сдал царство Риму, Коммагена[4]4
Коммагена – небольшое царство на границе Сирии и Малой Азии, с 73 г. – римская провинция.
[Закрыть] сейчас воевала бы за Нерона, лучшего из императоров!
– Да, мальчики, в вашем царствишке Запад слился с Востоком, и царь был земным подобием бога, а не первым сенатором, – кивнул Рубрий. – Именно этого хотел Нерон для Империи. И пусть наш друг Валент, если надо, вызовет для этого из Тартара всех демонов!
Философ снисходительно, словно на детей, взглянул на воинов и сказал:
– Царства, империи, боги... Мы, избранные, владеющие тайным знанием, выше всего этого. Выше! За мной, братья!
Валент властно указал на вершину кургана и стал подниматься по каменистой насыпи. Легко и величаво, словно призрак, ступал он, и трое испытанных солдат едва поспевали карабкаться за ним. Вот он первым достиг вершины. Холодный ветер парусом вздувал его черную хламиду. Казалось, темный дух вышел из белого меча Нимврода и заговорил дерзко и гордо:
– Боги? Вот они, под нами. Семь архонтов семи светил, владыки этого презренного мира. Они щедры: наделяют всеми пороками, нужными для преуспеяния в нем. Юпитер дает властолюбие, Солнце – высокомерие, Марс – жестокость, Венера – похоть. Они здесь, на тронах. Нет только архонтов Меркурия, Луны и Сатурна, что даруют коварство, алчность и злодейство. И только избранный может, вернув вовремя эти дары, вознестись в Высший Свет, к Непознаваемому Богу.
– Так не лучше ли не брать таких даров вовсе и бежать в пустыню от соблазнов злого мира? – вырвалось у Каллиника.
Эпифан лишь цинично ухмыльнулся, Валент же вытянул вперед руки, усаженные перстнями, и со смехом сказал:
– Бежать? Они властны и в пустыне. Нет, нужно овладеть их дарами и силами. Вот они, эти силы – в семи перстнях, прозванных чернью Перстнями Зла!
– В них – все! – подхватил Эпифан. – Блага этого мира, власть над его стихиями – и над душами рабов плоти! Ибо мы презираем – в душе, конечно, – все то, за чем они гоняются. Мнят себя хозяевами, а хозяева-то – мы!
– Верно, юноша! – довольно кивнул Валент. – Вижу, ты не зря прошел уже три степени посвящения.
"Знаю я, как вы, ученик с учителем, презираете плоть. Вашей неутомимости в делах Венеры сам Нерон удивился", – подумал Рубрий. С Нероном все четверо встретились тайно всего неделю назад, и встреча не обошлась без веселенькой оргии.
Каллиник глядел в сторону – туда, где у подножия гор зеленела долина Евфрата. Оказаться бы сейчас там, подальше от братца и его надменного учителя, в таверне или деревенском храме... Там простые, приветливые люди, что верят в него, своего царевича, и не мнят себя выше отеческих богов... А Валент продолжал учительским тоном:
– Это место – средоточие магической силы. Пусть невежды молятся тут богам и царям, а мы умножим наши знания и могущество. Попытаемся отсюда обнаружить янтарь Нерона.
– Но мы ведь только что видели этот амулет у самого кесаря, – возразил Эпифан.
– Это – лишь половина амулета. Некогда в янтарной смоле увязли охотник и дичь – паук и стрекоза. Возможно, то были не простые насекомые... Вокруг паука янтарь стал коричневым, вокруг стрекозы – золотистым.
– Эту диковину поднес кесарю всадник Квинт Аттилий Прим, вместе с которым мы заново разведали Янтарный путь. Тогда все гладиаторы щеголяли в янтаре, – вставил Рубрий.
– Да, расточать тогда умели, – вздохнул Валент. – И в этом талисмане видели лишь игрушку. Даже я, маг. Нет, я заметил, что он способен подчинять волю людей своему хозяину. Но перед Нероном и так все трепетали. Вот мы и развлекались с волшебным камнем. Заставили, к примеру, сенатора Публия Либона танцевать на столе кардак[5]5
Кардак – непристойный танец.
[Закрыть]. А Либон был республиканец – прадед его воевал против Цезаря, – большой гордец, и к тому же кое-что смыслил в магии. Вскоре Нерону вздумалось с десятком друзей сунуться за Тибр, в логово известного разбойника Кентавра, и попробовать на его шайке силу янтаря. Только вот силу эту ослабил какой-то колдун в маске – не Либон ли? Ох, и драка вышла! Кентавр ударил Нерона кинжалом в грудь. Императора спас легкий панцирь, но амулет разлетелся надвое! Коричневую половину подхватил я, золотистую – разбойник. После этого вся шайка исчезла из Рима. Исчез и Либон. Заранее снарядил корабль, сел на него вместе с домочадцами и приятелями – и никого из них в Империи уже не видели. Я не раз пытался найти пропавшую половину амулета с помощью магии, но узнал одно: стрекоза все еще в этом мире, однако укрыта сильной магической защитой. Надеюсь, отсюда мне удастся пробить эту защиту. Готовьтесь увидеть с этой вершины весь земной мир!
Повинуясь чародею, Эпифан стал у южного подножия кургана, Рубрий – у западного, Каллиник – у северного. Сам колдун стал с востока, прямо на алтаре, и принялся сплетать заклинание. Душа каждого из четырех словно взлетела к небесам и оттуда узрела одну из сторон света: горы, реки, моря, города... Но лишь Каллиник увидел окруженную золотым сиянием стрекозу, что летела на север от римских крепостей на Дунае. Вот она пересекла горы, леса, достигла Венедского моря. Духовный взор юноши опускался все ниже к земле. Вот залив, отгороженный от моря узкой косой. В него впадает большая река, а в нее, среди дремучих лесов – речка помельче. У ее устья, на холме – деревянная крепостца. На ее стене стоит, задумчиво глядя вдаль, седовласый, аккуратно подстриженный и выбритый человек в странном наряде: полотняная сорочка и штаны, кафтан волчьего меха и... римская тога. На его груди – стрекоза в золотом янтаре.
Внезапно над вершиной появилась черная туча, и четыре молнии разом ударили в гору Нимврода. Одна – совсем рядом с Каллиником. В мозгу зазвучал властный, бодрый голос Валента:
– Ко мне, братья! Опыт удался! А от гнева архонта Юпитера я вас как-нибудь защищу. Не будет же он бить в свой алтарь!
Каменные боги сурово взирали на кучку людей, дерзко забравшихся на алтарь у ног Зевса-Ормазда. Каллиник чувствовал сердцем: затевается что-то мерзкое, нечестивое. Он уже сомневался, стоит ли говорить Валенту об увиденном. Но тот, довольно усмехаясь, сам описал видение царевича и пояснил, что в таких случаях сознание всех участников опыта открыто иерофанту[6]6
Иерофант – посвящающий в мистерии.
[Закрыть]. Затем деловито спросил Рубрия:
– Что это за река?
– Рудон, или Неман, в стране эстиев. Лет двадцать назад там объявился из-за моря новый вождь по имени Палемон. Созывает, как Ромул, к себе людей отовсюду, старается мирить между собой окрестных варваров и потихоньку прибирает их к рукам. При этом слывет изрядным чародеем.
– Кажется, этот Палемон и есть Публий Либон. Да, лицо похожее... Но почему он тогда после смерти Нерона не вернулся и даже не подал вести о себе?
– Значит, он уже не друг Риму, – лицо Рубрия вмиг стало жестким, безжалостным. – Слушайте, центурионы! Я сейчас не смогу надолго оставить легион, но вас обоих пошлю на Янтарный путь. Рано или поздно по нему пойдут войска Империи, и тогда римлянин, способный объединить варваров против Рима, будет самым опасным врагом. Покончите с этим Палемоном, кто бы он ни был, и с его царством. Поднимите на него соседних варваров, лучше всего готов. Деньги найдутся: слава Меркурию, там уже научились их ценить. Думаю, справитесь: на границе вы изучили язык и германцев, и венедов, и сарматов.
– И, разумеется, захватите амулет, – энергично кивнул Валент. – Стрекоза подчиняет волю людей для добрых дел, паук – для злых. Но если их соединить, да еще наполнить одной из тех сил, что стали доступны нам после извержения Везувия...
Глаза Эпифана вспыхнули хищным восторгом.
– Тогда целые армии, хоть свои, хоть чужие, станут покоряться одному слову императора! С мятежами и изменами будет покончено. Уж конечно, не Тит[7]7
Тит – римский император (79-81) из династии Флавиев.
[Закрыть] достоин такой власти, а Нерон, только Нерон!
Валент тронул царевича за руку и негромко сказал:
– Все верно. Но чтобы ты, ученик, не слишком погрязал в земном, вспомни о самой короткой ночи в году. К тому времени ты уже будешь у святилища Матери Богов – там ее зовут Лада – в конце Янтарного пути. Самый подходящий случай для опыта, о котором мы говорили. Соединить силы Воды и Огня, обычно враждебные, против силы архонтиссы Венеры. Создать дракона... Не подчинить – создать! – Маг достал дощечку, покрытую рунами. – Передай это Эрменгильде, пророчице готов. Она охотно поможет тебе в этом опыте, особенно если сумеешь понравиться ей. Я бы сам отправился с тобой, если бы война с Пакором[8]8
Пакор II – царь Парфии (78-115).
[Закрыть] и его персидскими магами не отбирала столько сил.
Один лишь Каллиник молчал, вглядываясь в суровые каменные лица богов. Эпифан хлопнул его по плечу.
– Меньше раздумывай, братишка! Все это – ради нашей Коммагены, чтобы она снова стала царством, а мы – ее царями. Мы же этого стоим, а?
Будто невзначай Валент произнес:
– Лишь один человек мог бы вам помешать: Ардагаст, царек сарматов-росов и восточных венедов, выкормыш Братства Солнца. Он и его главный волхв Вышата без всяких амулетов умеют склонять к себе любых варваров. К тому же он владеет Огненной Чашей Колаксая, отлитой из солнечного пламени. Два других Колаксаевых дара – секиру и плуг – архонт Солнца позволил ему лишь увидеть, но и этим умножил славу своего избранника. А тот остался всего лишь подручным царьком у Инисмея, великого царя сарматов-аорсов. Алчен до славы и добычи, как и всякий варвар – и бескорыстен, как философ. Нет, я не понимаю ни его, ни его росов, и не знаю, чего от них ожидать. Помните одно: их нельзя купить за деньги.
* * *
– Клянусь Аидом, мой братец изменил нам! Знаю я его: тихий, послушный, все сделает, а в душе все равно гнушается. Чтоб его Ахриман взял в любовники, чтоб его...
Стоя у ворот храма Матери Богов в Кимене, Эпифан изрыгал персидские ругательства пополам с римской солдатской бранью. Остыв, он продолжил:
– Я бы выволок братца из храма за шиворот и отодрал плетью, но там сейчас сам Аполлоний из Тианы, а с ним тягаться в магии сможет разве что мой учитель.
– Твой учитель получше тебя разбирается в людях. И ничего зря не говорит, – спокойно заметил Рубрий. – Похоже, он для того и откровенничал перед Каллиником, чтобы тот выболтал все Аполлонию.
– Но зачем, во имя Высшего Света?
– А чтобы выманить росского медведя из берлоги. Кого, если не Ардагаста с его шайкой, Братство Солнца пошлет на выручку Либону? Значит, твое дело –разжечь в янтарном краю такой пожар, в котором сгорят все враги Рима. Стравливай племя с племенем, колдуна с колдуном, и пусть варвары сами истребляют друг друга и разрушают свои святыни. Меньше будет работы легионам. А потомки тех, кто уцелеет, нам же скажут спасибо.
– Плевать я хотел на благодарность черни. Варваров в особенности.
* * *
В маленькой комнате в задней части храма Каллиник беседовал с величественным стариком, одетым в простую тунику из белого льняного полотна. Длинные седые волосы оставляли открытым высокий лоб. Выслушав рассказ царевича, Аполлоний возмущенно хлопнул ладонью по расстеленной на столе карте.
– Эти негодяи не понимают, что творят... или слишком хорошо понимают! Янтарный путь – один из Путей Солнца. По ним надлежит нести от племени к племени добрые мысли, знания, мир. А не войны, заговоры и злые чары! Этому пути полторы тысячи лет, и он посвящен матери Солнца. На юге ее зовут Лето и Латона, а на севере – Лада. Еще во дни микенских царей янтарные дары, завернутые в пшеничную солому, шли из храма богини у Венедского моря в ее храм на Делосе. Их называли дарами гипербореев, народа Солнца, хотя настоящие гипербореи живут у Ледяного моря. Дары носили девушки-жрицы, и никто не смел их тронуть! А теперь... Римлянам, видно, мало осквернить Делос гнусным рабским рынком. Разорить святилище Лады – вот что задумало Братство Тьмы! Тогда Путь Солнца станет путем торгашей и завоевателей... Но скажи, благородный юноша, что заставило тебя открыться мне? Или ты уже не надеешься вернуть свое царство с помощью Нерона?
– Я надеюсь вернуть Коммагене и ее людям свободу. Но... не такой ценой. Мы, коммагенцы, всегда чтили богов. И никогда не притесняли других народов, не сеяли раздоров среди них. А Валент с Эпифаном затеяли страшное, нечестивое дело...
– Оно гораздо страшнее, чем ты думаешь. Солнечный Огонь и Вода – дети Матери Мира. Обратить против нее две эти силы – для этого нужно быть чудовищем, драконом! Или сотворить его... Или стать им. Этот "опыт" может опустошить целый край. Собою Валент рисковать не хочет, вот и послал твоего братца! Он-то хоть понимает, на что идет?
Каллиник помолчал, потом, волнуясь, ответил:
– Если и не понимает... если поймет... то не отступит. Царство для него – все. Наши предки, Ахемениды[9]9
Ахемениды – царский род Персидской державы (VI – IV вв. до н.э.). Селевкиды – правящая династия Сирийского царства (301 – 63 гг. до н.э.).
[Закрыть] и Селевкиды, убивали и предавали, губили родичей, разоряли целые страны, и все – ради царства. Не проклятие ли лежит на нашем роде? – Обхватил голову руками юноша.
– Нет проклятия, способного сделать человека злодеем против его воли. Разве ты не читал Зороастра? За свой выбор каждый отвечает сам.
– Да. И я сделал его – в священном сердце Коммалены. Но Эпифан... Свободна ли его воля? Я часто видел, как в перстне Валента, когда тот поучал моего брата, вспыхивал камень... Топаз. А перстень оловянный.
– Перстень Юпитера. Он, как и остальные Перстни Зла, может поработить волю того, кто наделен каким-нибудь пороком. Например, властолюбием. Видишь, над тобой он уже не властен. Янтарь Нерона гораздо опаснее. И потому его надо уничтожить! Достаточно сжечь половину его, а другая тогда сгорит сама. Но для этого нужно солнечное пламя, ведь янтарь – застывшее Солнце. Такое пламя есть в Колаксаевой чаше, которой владеет Ардагаст, царь росов и венедов. К нему я и хотел бы тебя послать.
– Я готов. К римлянам я все равно не вернусь... Может быть, ваше Братство вернет Коммагене свободу?
– Мы хотим свободы не только коммагенцам, но и всем людям. Тебе, царевич, еще предстоит этому научиться.
* * *
Каллиник ехал берегом Тясмина мимо лесистых круч, густых камышей и белых, крытых соломой мазанок. Царевич знал: сарматы-аорсы запрещают венедам селиться в укрепленных городках, и потому даже царь росов и венедов живет в обычном селе у устья речки Суботи, в такой же, хотя и обширной, мазанке. Впрочем, сарматская конница теперь защищала венедов лучше любых стен.
Рядом ехал на смирной лошадке, жалуясь на раннюю для мая жару и обмахиваясь дорожной шляпой, Стратоник – ученый из Пантикапея. Этот полный лысоватый добряк по поручению Аполлония встретил царевича в Ольвии. Незадолго до того в город приехал и хорошенько погулял с дружиной Ардагаст. Царь только что вернулся из далекого похода до самых Рипейских гор и Гипербореи. Если верить варварской и полуварварской черни, переполнявшей Ольвию, он побеждал там всевозможных чудищ, целые демонические племена и даже самих богов, и вообще был не меньше чем воплощением Аполлона Гиперборейского. Впрочем, глядя на привезенную им добычу – золото, самоцветы, меха, клыки слонов и морских чудовищ – можно было поверить еще и не тому. Казалось, в Скифию вернулись времена Геракла. Много говорили и о том, как нечестивый царь аорсов Фарзой, отец Инисмея, возжелал завладеть Колаксаевыми дарами, и заковал Ардагаста в цепи, но был сражен скифским Зевсом, явившимся в облике дракона.
Стратоник, муж многознающий и преданный истине, уже написал несколько книг об Ардагасте и посещенных тем краях. То, что ученый с удовольствием рассказывал царевичу всю дорогу до земли росов, однако, мало в чем уступало восторженным рассказам простонародья. Нет, Ардагаст не был ни Аполлоном, ни даже его сыном, а лишь избранником. Он действительно победил многих чудовищ, демонов и злых богов – Гекату, Борея, троих Горгон. Но не в одиночку, как герои древности, а с отважной дружиной, набранной из всех племен Скифии от венедов и сарматов до гипербореев. Особенно прославились амазонки во главе с сестрой царя Ардагундой и воины-оборотни Волха, князя невров. Лучшими же и славнейшими в войске росов были двенадцать русальцев – священных воинов, одинаково хорошо владевших мечом и магическим жезлом. Но и столь отважное войско не преуспело бы без мудрости и чар скифских магов – великого волхва Вышаты, его жены Лютицы и лесной колдуньи Миланы.
Посетил Ардагаст и Гиперборею, даже две: страну бедного, но праведного народа сииртя на берегу Ледяного моря, именуемого знатоками Кронийским или Амалхийским, и Белый остров – обитель Аполлона и преданных ему праведных душ тех, кто посвятил жизнь борьбе за справедливость. Вообще же странствие в Гиперборею есть не просто поход воинов или полет колдуна, но вознесение к духовным вершинам, требующее очищения души от корысти, тщеславия и иных пороков. Этого не понял, например, князь Андак, родич Ардагаста, в погоне за данью и добычей добравшийся раньше его до Гипербореи и в конце концов потерявший дружину и едва избегнувший позорной казни за свои бесчинства.
Немало рассказал Статоник и о беспутной жизни в Пантикапее Валента, тогда еще Левия бен Гиркана. В том числе и об "опыте" в самую короткую ночь года, затеянном Левием и его учителем Захарией Самаритянином. Сей опыт, едва не разрушивший город, кончился тем, что чародей погиб, а ученик его едва унес ноги от мальчишек Ардагаста и Инисмея.
Ученый начал было рассказывать о древнем, киммерийских времен городке на горе над Суботью, но тут внимание царевича привлекло необычное зрелище. Трое крепких полуголых мужчин стояли в воде, с трудом удерживая сеть, в которой билось зубастое темно-серое чудовище. С первого взгляда похожее на крокодила, оно было, однако, лишь огромной, с лодку, щукой. Один из рыбаков был темноволос, с упрямым скуластым лицом. Второй отличался золотистыми волосами и закрученными тонкими усами. Третий – настоящий великан, очень смуглый, черноволосый и пышноусый. Мешая сарматские слова с венедскими, они кричали:
– Тяни! Сеть грызет, стерва! Кулаком ее по голове, кулаком!
С берега их подбадривали трое других: крепкий, но совершенно седой мужчина с волчьей шкурой на плечах, мальчонка лет восьми и невзрачный мужичок в сером кафтане.
– Да ведьма она, ведьма! Дядя Волх, по матушке ее! – вопил мальчонка.
Еще один рыбак, маленький, узкоглазый, сидел в лодке-долбленке, держа в руке странного вида острогу с привязанной к ней длинной веревкой. Вдруг щука прорвала сеть и бросилась в глубины Тясмина. Рыбаки дружно выругались, а седовласый бросился в реку, нырнул, и миг спустя из воды показалась голова еще одной громадной щуки – серовато-белой. Из ее зубастой пасти раздалось:
– От меня не уйдет! Хаторо, готовь гарпун!
Белая щука скрылась. Вскоре вода забурлила, и появились два бешено метавшихся чешуйчатых тела. Щуки бросались друг на друга, рвали в кровь зубами бока. Узкоглазый метнул гарпун, сразу попал в темную щуку и принялся грести к берегу. Трое рыбаков ухватились за линь и с торжествующими криками вытянули рыбу на берег. Только тут седовласый вынырнул и небрежно произнес:
– Три царя одну щуку поймать не смогли.
– Три царя не могут. Один сииртя из рода Моржа может, – невозмутимо проговорил узкоглазый, сматывая линь.
– Вы – цари? – удивленно сказал Каллиник, глядя на трех варваров, отжимавших воду из полотняных штанов.
– А что, непохожи? – рассмеялся скуластый. – Знаешь мою тамгу, грек? – Он надел на шею золотую гривну с конскими головами на концах, набросил на мокрые плечи короткий красный плащ с вышитой золотом тамгой Инисмея.
Златоволосый надел гривну с львиными головами, похожую на старинные скифские, и плащ с тамгой росов.
– Да светит тебе Солнце, Ардагаст! – сказал ему Стратоник.
– Да светит оно всем людям! – ответил царь росов.
– Ну, а я – Вишвамитра, священный царь амазонок. Все мое царство – сорок женщин, зато каких! – широко улыбнулся смуглый великан.
– Я – Волх Велеславич, князь нуров. Волколаков! – подмигнул грекам седовласый. В его хищной усмешке и сильном поджаром теле было и впрямь что-то волчье.
– А меня вот люди лесным царем кличут, хотя какой из меня царь, – развел руками мужичок.
Каллиник спешился, приветственно поднял руку.
– Я – Каллиник, царевич Коммагены.
– Царевич без царства? Я сам таким был. Только вырос не во дворце, а в лесах на Почайне, – дружелюбно и без тени превосходства сказал Ардагаст.
Тем временем со щукой произошло нечто странное. Вместо рыбины на песке лежало нагое тело женщины – пышное, соблазнительное, но... с рыбьей чешуей на плечах и с головой щуки. На белой коже синели татуировки – колдовские знаки.
– Я же говорил, что это ведьма! – торжествующе произнес мальчик.
– Хороший у тебя духовный глаз на ведьм, Вышко! – потрепал его по волосам Волх. – В отца, великого волхва Вышату, и в мать, волхвиню Лютицу.
– Только нос не больно задирай, сынок, а то ведь с теткой Бурчилихой обознался, – сказал, подходя к ним, человек в белом плаще волхва, с длинными русыми волосами и простым добродушным лицом. Взглянув на тело, он озабоченно произнес:
– Эта еще откуда? Знаки вроде кельтских наколоты. Водяной ее знает...
Из воды вдруг вынырнул лысый толстопузый старик и решительно замахал руками с перепонками между пальцев.
– Не знаю, накажи меня Велес – не знаю. Не здешняя она, приплыла Чернобог ведает откуда...
– Как это не знаешь? – вскричал мужичок. – Она который день здесь разбойничает. Уток хватала – не с тобой ли делилась? Потом царевича Ардафарна чуть на дно не утащила. Да разве я, царский леший, стал бы такую тварь у себя в лесу терпеть? Тебе, лентяю да пьянице, зачем жертвы приносят?
Ухватив речного бога за зеленую бороду, "лесной царь" принялся тузить его под дружный смех собравшихся, пока тот не вырвался и не нырнул обратно в реку. Только тут Каллиник сообразил, что мужичок в сером – знаменитый росский сатир Шишок, способный провести войско через любой лес, а еще – вырасти вровень с деревом и в таком виде одолеть самое могучее чудовище.
Вдруг из-за горы выехал небольшой конный отряд. Молодые женщины в кольчугах и вышитых шароварах, при оружии, вели на арканах пятерых сарматов. Во главе отряда ехали трое: светловолосый гигант в рогатом шлеме и две женщины. Одна лицом и пышными золотыми волосами напоминала царя росов. Другая, черноволосая, выделялась круглым лицом, узкоглазым и скуластым, но тем не менее красивым. Каллиник догадался, что это – Ардагунда, царица амазонок и сестра Ардагаста, тохарка[10]10
Тохары – кочевой народ, осевший к началу н.э. в Средней Азии, Афганистане и Восточном Туркестане.
[Закрыть] Ларишка, его старшая жена, и гот Сигвульф, один из лучших росских воинов. Приглядевшись к мертвой ведьме, германец воскликнул:
– Вот она где! Марвена, черная друидесса из Карпат. Учила полянских ведьм разным мерзостям, а в первый день травня хотела справить на Лысой горе Белтан[11]11
Белтан – кельтский религиозный праздник (1 мая, соответствует Вальпургиевой ночи).
[Закрыть], и сжечь двенадцать детишек в хворостяном чучеле. Только подралась с Невеей, великой ведьмой лысогорской, а тут подоспел я с Миланой и дружинниками и разогнал все кодло.
Ларишка выхватила кривой меч-махайру, одним ударом снесла мертвой ведьме щучью голову и с яростью произнесла:
– Мерзавка! Адрафарну всю ногу изорвала. – Взглянув на греков, она гордо добавила: – Но мой сын не испугался. Одной рукой вцепился в куст, а другой схватил палку и бил эту тварь по голове.
– Бил не так он, как мой сынок Валамир, – земетил Сигвульф. – Но все-таки у наследника росов сердце настоящего конунга.
Ардагаст, окинув взглядом пленных сарматов, спросил:
– Коней крали?
– Коней, породистых коней! – закивали те. – Ты – сармат, сам знаешь: как удержаться от славного дела?
– Я сармат по матери. А по отцу – венед, сын Зореслава из царского рода сколотов-пахарей. Конокрадов венеды забивают ногами. Но раз уж вас поймали поляницы-мужеубийцы...
Сарматы испуганно съежились, а златоволосая царица амазонок с грозным видом изрекла:
– Мои девочки хорошенько высекут вас во славу Мораны-Артимпасы. Потом будете расчищать лес у Турьей поляны – там хотят поселиться словене. Потом – убирать хлеб. После этого кто захочет, уйдет. Пешком. А за коня – работать еще, до зимы. Кто сбежит до срока – поймаем и продадим в Ольвию.
– Там такие, как вы, как раз в цене. Их для римских галер покупают, для фракийских золотых рудников, – сказал неведомо откуда подошедший юркий темловолосый человек. Одет он был по-венедски, но Каллиник сразу признал в нем эллина и догадался, что это – Хилиарх из Кизика, казначей и посланец царя росов.
– Видишь, коммагенец, – обернулся Ардагаст к Каллинику, – у нас нет ни галер, ни рудников, ни тюрем. И наш древний закон не позволяет вечно держать человека в рабстве. За это нас считают темными варварами – там, откуда ты пришел... Так что же привело тебя к нам?
– Любовь к справедливости и свободе, которых там нет, – ответил царевич и вручил Зореславичу письмо Аполлония. Прочитав его, царь велел отвести в сторону пленных сарматов и попросил Каллиника рассказать все о замысле Валента. Выслушав царевича, Вишвамитра горячо сказал:
– Царь, мы отяготим свою карму, если не придем на помощь Палемону и не покончим с этим амулетом! Прикажи скорее собирать дружину!
– А как он встретит нас, да еще с дружиной? И отдаст ли амулет? Кто мы ему? – возразил Зореславич.
– Публий Либон – аристократ, честный, но слишком гордый. С Братством Солнца он никогда не имел дел, – сказал Стратоник.
– Да пусть попробует не отдать! – сверкнул глазами Инисмей. – Я сам пойду с вами и поведу своих аланов!
– Тогда все эстии[12]12
Эстии (айсты) – древние балты, предки литовцев, латышей и пруссов. Не путать с современными эстонцами.
[Закрыть] скажут: «Орда идет», и поднимутся против нас. Нет, если идти, то с небольшой, но сильной дружиной. И не кричать на весь лес об амулете, – сказал Ардагаст.
– Что же все-таки говорить лесовикам, чтобы не хватались за рогатины? – потер затылок Сигвульф.
– Скажем так: царь Ардагаст желает поклониться Ладе в ее доме у моря, в день Купалы, и купить янтаря, – предложил Вышата. – Достань-ка чертеж, Стратоник.
Ученый расстелил карту прямо на песке, и все сгрудились вокруг нее.
– Вот устье Вислы – главное гнездо готов. Дальше, возле устья Преголы – святилище Лады. А дальше – Неман, – водил пальцем по карте Хилиарх. – Я ездил к Венедскому морю за янтарем лет пятнадцать назад и даже слышал о каком-то римлянине, поселившемся на Немане. Я тогда усомнился, думал: какой-нибудь пират из Скандии[13]13
Скандия (Скандза) – Скандинавия.
[Закрыть] вырядился в римские доспехи.
– Я тоже слышал о князе из-за моря на Немане, – сказал Сигвульф, – от Радвилы Рыжего Медведя, князя литвинов. Он друг росам. Что если пройти туда через его земли? По Днепру, Березине, Вилие...
– Не выйдет, – покачал головой Волх. – Радвила с Палемоном враждует. Недавно жаловался: разбойник заморский-де сжег у него несколько городков... Да, видно, сам Рыжий Медведь эту вражду и затеял. Откуда у него янтарь, что он грекам на Почайне продавал? Не иначе – к морю за ним в набег ходил. Так что от литвинов к Палемону лучше не являться.
