Текст книги "Гнев Несущего бурю (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Чайка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Глава 21

В то же самое время. Восточная часть Великого моря.

Каменная беседка, увитая виноградом, лишь к вечеру смогла подарить приятную прохладу. И вроде бы первый месяц осени идет, а жара стоит совершенно летняя. Верховная жрица расположилась в плетеном из лозы кресле и откинулась на спинку. Она потом погуляет по тенистому саду, когда солнце окончательно скроется за горизонтом. Она ведь не девочка, бродить по такой жаре. Да и грузной стала с годами, предпочитая шумной суете рынков уединенное одиночество.

– А мне вот интересно, – сказала сама себе Кассандра, вдыхая аромат совершенно новой смеси трав, томившейся в самоваре. – Почему молчит Египет? Это они натравили сидонцев на нас или Эшмуназар сам стал таким отважным? Если цари Ханаана разобьют нас на море, то Египет будет в выигрыше. Мы ослабеем и станем сговорчивее. Они выкрутят нам руки и будут забирать медь в полцены. Если мы разобьем сидонцев и прочих царьков, то это Египту опять же на руку. Ханаанеи в последнее время стали слишком сильно поднимать голову. Гарнизоны египтян они пока из своих городов не гонят, но как только пользы от них станет меньше, чем вреда, они это сделают, не задумываясь.

Вести с ханаанского берега шли просто невероятные. Кассандра, хоть и была дамой весьма информированной, даже в самых смелых мечтах не могла представить себе всю ту степень ненависти, что цари прибрежных городов испытывали к новоявленному хозяину Кипра. Везунчиков не любят. А везунчиков, которые стремительно богатеют, переманивая к себе купцов и лучших мастеров, не любят вдвойне. В Сидоне собираются флоты ханаанских владык, а сегодня утром голубь прилетел с того берега. Верный человек сообщает, что корабли Библа зашли в сидонский порт. Это значит, что десятки бирем и гаул, набитых пехотой, со дня на день двинутся к Энгоми. Их здесь уже ждут, но вот судно, которое должно было стать их козырем, успели построить всего одно. И даже мурены тут не помогли.

* * *

Новый кораблик назывался либурна. Он получился меньше, полегче, чем привычная бирема, и куда маневренней. Он идет быстрее, потому как на верхнем ряду сидят двое гребцов вместо одного, и они тянут не весло, а железную скобу, приделанную к нему намертво. Весла эти толще, на пару шагов длиннее, и загребают волну шире. У этого корабля нет трюма и сплошной палубы, а вместо нее – узкий мостик, соединяющий нос и корму. А вот корма как раз сделана на совесть, со сплошным настилом из толстых досок. Нужно это затем, что здесь стоит довольно уродливый лук с поперечными плечами, который может метать копья, камни и глиняные шары с какой-то вонючей смесью, которую со всеми возможными предосторожностями привезли откуда-то из-за города два крепких молчаливых мужика. С ними пришел бледный как мел вавилонянин, который, судя по изможденному виду, не спал целую неделю. Лук привезли почтенные плотники, переехавшие в столицу из Угарита. Их Кноссо прекрасно знал, и выглядели они ничуть не лучше, чем вавилонянин. Даже хуже, пожалуй, потому что у них руки немного тряслись. А вот почему они у них тряслись, Кноссо так и не понял. Может, лихорадку какую подцепили.

Мастера молча зарядили лук, который называли баллистой, камнем размером в кулак, и метнули его на пару сотен шагов. Кноссо увиденное понравилось, тем более что конструкция этой самой баллисты оказалась довольно проста. Те же воловьи жилы, как и в камнеметах, ручной ворот и стопор. Понятно и просто. А горшки с маслом они уже метали не раз, это дело знакомое.

– Вы, господин, – придушенным шепотом произнес вавилонянин, – с шарами этими будьте аккуратней. Не то сгорите к демонам!

– Это же просто масло со смолой? – недоуменно посмотрел на него Кноссо.

– Не совсем, – криво улыбнулся вавилонянин, и в глазах его появилась тень непонятной наварху тоски. – В этих горшках заключен дух огня. Когда я извлек его, то сразу заточил в глиняный шар. Медлить с этим нельзя, иначе он тут же улетает в небеса. Поверьте, гореть будет куда сильнее, поэтому трут нужно поджигать прямо перед выстрелом.

– Давай-ка попробуем, – решительно сказал Кноссо, а когда выстрел состоялся, пришел в неописуемый восторг. Вавилонянин смешал привычное масло, смолу, ладан и паклю с какой-то резко пахнувшей дрянью, которая горела таким жарким пламенем, что даже отчаянный критянин самую малость испугался.

Он вышел из порта Энгоми еще до рассвета, ведь дни сейчас не так длинны, как пару месяцев назад. Праздник Великого Солнца, посвященный осеннему равноденствию, уже через десять дней. Кноссо выругался, вспомнив, как проиграл тогда пять драхм, которые поставил на квадригу «синих».

– Я еще отыграюсь, – буркнул он себе под нос, любуясь первыми лучами, которые окрасили горизонт в нежно-розовый цвет. Кноссо посмотрел на восходящее солнце и вопросительно повернулся в сторону кормчего. Но тот уже и сам все понял и заложил рулевое весло немного к югу. Сидон там, и на месте они будут к ночи.

Тонкий серп молодого месяца бросал на море неживые лучи своего света. Кноссо шел к цели, опираясь лишь на чутье. Он был здесь множество раз, а потому даже очертания Ливанских гор казались ему знакомыми. Они шли, точно высчитав продолжительность ночи. Беглый жрец из Вавилона уверил, что чудная стекляшка рассчитана на дюжину часов, а это сейчас ровно половина дня. Бандофор, сидящий на корме, как завороженный любовался убегающим из колбы песком, а Кноссо морщился. До рассвета всего два часа. Он должен прийти в Сидон затемно.

– Мы рядом уже, господин, – сказал вдруг кормчий. – Вон, гора приметная, как будто два рога торчат.

– И то, правда, – с облегчением выдохнул Кноссо. Для него, бороздящего волны с малых лет, великим позором стало бы провалить это дело. Не наварх он царя Энея после такого, а верблюжий кизяк.

Сидонская гавань показалась за час до рассвета. Добрые люди ночью спят, и даже самые ответственные часовые к утру начинают клевать носом. «Собачья вахта»! Эту фразу как-то бросил государь, и она мгновенно разлетелась по всем портам Великого моря. Лучше ведь и не скажешь. Самое тяжелое время, когда нужно в карауле стоять. Голова становится тяжелее свинца, и ее неудержимо клонит книзу. Это Кноссо по себе знает.

– Паруса спустить, – негромко скомандовал он. – Мачты долой.

И вроде бы не от кого таиться, а говорит наварх почти шепотом. Голос по воде далеко разносится. Мало ли чего. Вдруг кто по нужде вышел. Всполошит еще стражу.

Рукотворная сидонская гавань – это глубокий залив, отрезанный от моря широкой и длинной земляной насыпью. Он разделен на две части: военную и торговую. Оттого-то выход из гавани неширок, всего шагов в сто. Как раз чтобы два корабля спокойно разошлись. А больше и не нужно. Незачем подпускать к причалам разбушевавшуюся волну. Много горя она тогда принесет. Смоет в море корабли, испортит товар на складах, а особенно пострадают красильни, которые расположены прямо в порту. Здесь добывают из раковин бесценный пурпур.

А еще вход в гавань охраняется каменными башнями. Не только гнева моря опасаются сидоняне, но и людей, которые бывают порой хуже любой бури. Высокие каменные зубья тянутся к пронзительно-черному небу, омываемые лишь холодным светом месяца. Прямо за ними – порты, забитые кораблями, но туда еще нужно попасть. Хитрые сидонцы, наученные горьким опытом, давно уже перегораживают вход в гавань плотами из стволов деревьев. Их убирают, как только восходит солнце. И об этом Кноссо знает тоже.

– Поближе к военной гавани подходим подходим, и табань, – негромко скомандовал он помощнику, а потом повернулся к стрелкам. – Баллиста готова?

– Готова, господин, – приложил руку к сердцу командир расчета, носивший гордое звание баллистофорос. Еще неделю назад он командовал камнеметом и звался катапельтофоросом, но теперь их пятерку перевели во флот.

– Не промахнешься? – спросил Кноссо для порядка, и крепыш с короткой воинской бородкой только хмыкнул. Даже отсюда видно, что кораблей в порту стоит великое множество. Сидонцы ночуют под навесами, укрытые от солнца и морской воды, а вот гости стоят у причалов. Их просушат и просмолят потом, после войны, которая обещает стать молниеносной. Объединенный флот ханаанских царей вчетверо превышает флот ванакса Энея. У них корабли хуже, но их больше. Размер тоже имеет значение, а потому все были уверены, что они раздавят зарвавшегося дарданца. Ну, или кто там сейчас за него правит…

– Жаровню готовь! – скомандовал наварх.

– Заметили нас, господин, – кормчий показал на башню, которая зашумела, замелькала суетливыми огоньками факелов.

– Это уже неважно, – усмехнулся Кноссо, который поставил корабль поперек выхода из бухты, прямо у заграждений из плотов. – Зажигай фитиль! Бей!

Глухой деревянный стук, с которым плечи лука ударились о станину, отозвался в его сердце сладостной музыкой. Она была даже лучше, чем та, что играют музыканты у храма Великой матери в седьмой день недели. Нет ничего приятней для уха воина, чем вопли его врага. Тяжелый глиняный шар полетел вдаль по пологой дуге, прочертив ее в темноте ночи огненным хвостом своего фитиля. Шар ударился о дерево где-то далеко, в трех сотнях шагов, и его расплескало веселыми огненными брызгами. И впрямь, тяжело промахнуться там, где корабли стоят как воины в строю, плечом к плечу.

– Лучников держите! – заорал Кноссо, когда прямо у его ног в палубу вонзилась стрела.

Его либурна стоит прямо между башен, и до каждой из них всего-то полсотни шагов. Корабль – хорошая цель, и гребцы укрылись щитами сами и укрыли расчет баллисты. Звон то одной тетивы, то другой нарушал тишину ночи, понемногу разгоравшейся злым пожаром. Лучника на башне сложно достать, но зато можно заставить его поостеречься, пока матерящиеся крепкие парни спешно крутят ворот баллисты.

– Чего смотришь? – рявкнул Кноссо, видя, как к башням по берегу бежит подкрепление. Их совсем скоро зальют ливнем стрел.

– В другой конец порта бей!

Еще один шар описал дугу и упал на палубу биремы, залив ее лужей жидкого огня. А потом еще один. А потом еще…

Сидон проснулся, и в порт уже бежали люди, кто с оружием, кто с ведром, а кто и с мокрыми кожами. Ими будут пытаться сбить пламя, которое разгоралось все больше, перекидываясь на соседние корабли.

– Две штуки оставь! – скомандовал Кноссо, когда увидел, что полтора десятка драгоценных шаров подошли к концу. – Уголь!

Гребцы, укрывавшие щитами тлеющую жаровню, разошлись, и один из воинов передал горячий горшок, спешно замазанный сырой глиной. Он тоже идеально круглый, иначе ему не долететь до цели.

– Бей! – заорал Кноссо, со злостью отметив три неприятных факта.

Первый. Стрелы с башен летели все гуще, ранив нескольких из его людей. Второе. Весь флот ему не спалить, как ни старайся. А ведь и ветер на их стороне, и с каждым новым его порывом пламя жадно вцепляется в кедр корабельных бортов. Но кораблей и людей в порту все равно слишком много. Горшки с углем прибавят сидонцам веселья, но разве можно сравнить какой-то уголь и ту жуткую смесь, что сварил колдун из Вавилона.

И, наконец, факт третий. Ограждение из бревен уже растаскивают в стороны, и прямо к ним плывет бирема, набирая ход с каждым взмахом весел. Звук флейты разнесся над водой, ускоряя корабль все сильнее и сильнее. Еще несколько кораблей выйдут вслед за ним, это вопрос считаных минут.

– Огненное зелье заряжай, – рявкнул Кноссо. – Бить по моей команде.

Финикийская бирема набирает ход, прорезая бронзовым носом озерную гладь морской бухты. Там почти нет волн, а потому лишь удары весел колышут ее густые чернильные воды, разнося в стороны мелкую рябь.

– Бей! – заорал Кноссо, когда финикийский корабль дошел до самого выхода из гавани.

Глухой деревянный стук, и глиняный шар, выпущенный с пятидесяти шагов, залил огненными брызгами и корабль, и людей. Заорал какой-то бедолага, борода и волосы которого вспыхнули, как костер. Забегали гребцы, бросившие весла. Они достали парус и попытались окунуть его в воду. Им нужно сбить проклятое пламя, да только сложно это. Это ведь не привычный уголь, который медленно въедается в тугую плоть корабля. Это какая-то жуткая смесь, сваренная злым демоном. Она прилипает густыми тягучими каплями к борту, растекается по нему огненными дорожками и разгорается с такой силой, что погасить ее просто не успевают.

– Второй шар! – скрепя сердце скомандовал Кноссо, видя, что сидонцы огонь кое-как сбили.

Громкий стук огромного лука и глухой звон глиняной скорлупы. Второй пожар гребцы потушить уже не смогли. Или же осознание того, что шаров таких у врага бесконечное множество, лишило их воли. Бирема занялась прямо по центру фарватера, а гребцы и воины, обезумевшие от ужаса, начали прыгать в воду. Тут ведь до берега рукой подать.

– Ждем! – скомандовал Кноссо, когда они отошли от сидонского волнолома на полтысячи шагов. Стрелы сюда не добивают, так почему бы не полюбоваться, как освещает рассветную полутьму костер стоимостью в талант серебра.

– Красиво горит, господин, – сказал баллистофорос. – Жаль, больше огненного зелья нет. Я, когда увидел, как у того бедолаги борода вспыхнула, хвалу богам вознес. Я ведь, когда господин нам приказал бороды коротко постричь, и не понял сначала, зачем. Ругал его почем зря. Как домой придем, жертвы благодарственные принесу.

– Малый ход! – скомандовал Кноссо, и либурна лениво заскользила по волнам, подчиняясь мерному ритму барабана.

– Тараном его взять хотите, господин? – спросил кормчий, показывая на еще одну бирему, которая с трудом прошла между берегом и горящим судном.

– Надо корабль испытать, – кивнул Кноссо. – Государь сказал, что при таране отойти можно будет гораздо быстрее. Кораблик этот легкий. Да и уйти, я думаю, сможем. С такими-то веслами.

– Да, весла хороши, – одобрительно кивнул кормчий. – Никогда еще не видел, чтобы по двое на гребной скамье сидели. Как удирать будем, проверим, как наш кораблик разгонится.

– Перипл! – скомандовал Кноссо, когда финикиец, набирая ход, устремился к ним. Пронзительные звуки флейты, которой ханаанеи задавали ритм, приближался к нему с каждым ударом сердца.

Либурна сорвалась с места и заложила широкую дугу. Перипл – это обход вражеского корабля и удар в корму или борт. И чем более маневренный корабль, тем больше у него шансов на успех. Немалого мастерства требует такой обход. Чуть ошибся, и догоняют уже тебя.

– Ух ты! – захохотал Кноссо, видя, как сидонцы тщетно пытаются развернуть свою бирему. Они из последних сил рвут жилы, да только положение их с каждым ударом весел становится все хуже и хуже. У них ведь и опыта куда меньше. Тяжелый корабль, на который не пожалели драгоценного кедра, не успевал сделать ничего. Если повернет вправо – подставит беззащитный борт, если влево – корму. Господин корабля, такой титул носит капитан у финикийцев. Раб хаони, если называть его на языке ханаанеев. Здесь он оказался человеком знающим, а потому выбрал второй вариант, ведь так у них оставался неплохой шанс уйти. Впрочем, его надежды оказались тщетны. Либурна, которая была легче, имела в полтора раза больше гребцов. Она играючи догнала сидонца и клюнула его сзади тупым бронзовым носом, с хрустом раздвинув доски кормы.

– Морской бог! – Кноссо заплясал по палубе, не стесняясь гребцов. – Прости, что я тогда в Талаве в воду помочился! Я тебе лучшую овцу в жертву принесу! Э-э-э… Когда жалование выплатят! Я тут малость поиздержался.

Он покачнулся и чуть было не упал, ведь либурна, подчиняясь движению весел, отскочила от сраженного ей врага с немыслимой быстротой. Кноссо схватился за борт, с трудом сохранив равновесие. Серьезность вернулась к нему, ведь та бирема, что сожгли на выходе из бухты, уже догорала, а на морской простор вышло сразу пять кораблей, рассыпавшихся хищной дугой.

– Еще одного утопить? – задумался он, с большим трудом погасив желание продолжить начатое дело. – Пожалуй, нет. Не стоит злить Посейдона излишним безрассудством. Боги помогают только тем, кто умерен в своих желаниях.

Он повернулся в сторону помощника-бандофора, который отбивал ритм для гребцов, и заревел, как раненый лев.

– У тебя глаза лопнули, олух? Полный вперед! Как оторвемся, ставим паруса!

– Я камень заряжу, господин? – вопросительно посмотрел на него баллистофор. – Приголубим сидонцев, если нас нагонять начнут.

– Что значит если! – не на шутку возбудился Кноссо. – Непременно начнут! Сбавьте ход, бездельники! Подпустите поближе кого-нибудь из этих сволочей!

Сидонцы не заставили себя долго ждать. Раздался привычный уже глухой стук, и камень улетел в корабль, который упрямо резал волну бронзовым носом. Одного выстрела оказалось мало, чтобы утопить бирему, но она замедлила ход. Хруст вражеского борта и вопли на финикийском судне окончательно примирили Кноссо с Морским богом. Когда выплатят жалование, он принесет ему в жертву целых две овцы.

Глава 22

Год 3 от основания храма. Месяц десятый, Гефестион, богу-кузнецу посвященный. Энгоми.

Царский совет теперь, казалось, не расходился вовсе. До предела уставшие люди жили лишь злым, отчаянным задором. На улицы выгнали всех, кто может ходить, и даже почтенные купцы и воины тянули веревки, чтобы поскорее приволочь очередной блок к городу. Там неслыханными темпами возводилась стена, и два ряда гигантских камней уже встали на свое место. Это безумно сложно, но когда у тебя тысячи людей, то даже в короткие сроки они способны совершить невозможное. Ведь все прекрасно понимали, для чего они в кровь стирают руки и рвут жилы. Огромный муравейник жил в упорядоченной суете. Все более-менее ценное уже перекочевало в акрополь, торговый корабли ушли в Египет, на Сифнос и в Пафос, на западную оконечность острова, а женщин и детей отправили в горные селения, которым ради такого дела простили подати.

Безумный рейд Кноссо изрядно проредил флот ханаанских царей, но людей у них от этого меньше не стало. Они потеряли треть бирем, а потому чудовищный урон, нанесенный огнем, привел лишь к тому, что война на море превратится теперь в войну сухопутную. Владыки решили не гоняться за неуловимым критянином, а пересадить пехоту на купеческие гаулы и ударить прямо в сердце ненавистного Кипра. Тем более что силы они собрали огромные, чуть ли не десять тысяч человек. Воины пришли со всего побережья, от Библа до Пер-Амона. Пришли не только отряды царей и знати. Пограбить Энгоми собрались даже разбойные шайки пеласгов, тирсенов и сикулов, примкнувших ради такого дела к сидонскому царю. Они захватили кусок побережья неподалеку от Газы, и ни египтяне, ни ханаанские владыки выбить их оттуда не могли никакими силами. Будущая Палестина медленно, но верно приобретала свои очертания.

– Сколько у нас времени? – осунувшаяся Креуса посмотрела на сестру.

– Три дня, не больше, – ответила та. – Завтра на рассвете ханаанеи выходят к Арваду. Это день. Ночуют там, а потом плывут строго на запад. Это еще день. Они будут под нашими стенами к вечеру.

– Почему ты считаешь, что они не пойдут на Угарит? – спросила Креуса.

– Потому что, если они возьмут Энгоми, то уж Угарит заберут, когда захотят, – поморщилась Кассандра. – Так передал мой человек с того берега. Больше новостей не будет, голуби закончились.

– Что у нас с людьми? – повернулась Креуса к Абарису.

– Легион в полном составе, госпожа, – ответил легат. – Пеллагон вернулся, Хрисагон тоже. А еще прибыл э-э-э… царевич Элим с сотней всадников из лучших дарданских родов и двумя сотнями пельтастов.

Абарис запнулся, видя язвительную улыбку царицы, и покраснел.

– Лучших дарданских родов? – невесело усмехнулась она. – Разве там есть такие? Они, наверное, бывшие рыбаки?

– Пастухи, госпожа, – зло оскалил зубы Абарис. – Их почтенные отцы пасли коней. Из рыбаков здесь только я. Я бы уже давно забыл об этом, да жена все время напоминает.

– Прекрати! – стукнула по столу Кассандра, а потом гневно повернула голову в сторону Креусы. – Да что с тобой такое, сестра?

– У меня всего девятнадцать кораблей, госпожа, – прервал неловкую паузу Кноссо, который сидел до этого молча. – Мы не можем ввязаться в открытый бой. Мы лучше, но их все равно намного больше. А зажигательных шаров осталось всего пять штук. Мы заберем с собой многих, но нас попросту перетопят.

– Флот нужно сохранить, – проговорила Креуса, потирая пальцами виски.

Ее голова раскалывалась от боли, и она жутко жалела о своих необдуманных словах. Она устала, устала, устала… Она понимает, что часто ошибается, но других решений у нее просто нет. Непосильное бремя, навалившееся на молодую женщину, давит на плечи каменной плитой. Она больше не может его нести, но не знает, как его сбросить с себя. Она почти не спит и плачет каждую ночь, и об этом не знает никто, даже самые близкие из слуг. Если муж вскоре не вернется, то…

– Флот слишком дорого нам обходится, чтобы потерять его в один день, – произнесла наконец Креуса, взяв себя в руки. – Идите к Угариту и ждите. Там снова нападете ночью, утопите и сожжете кого сможете. Хотя… Они больше не дадут нам такой возможности. А мы здесь делаем так, как договорились. Мы ради этого оставили без войска Вилусу и Угарит. И помоги нам бессмертные боги, если мы ошиблись.

* * *

Они не ошиблись. Почти. Сидонцы и примкнувшие к ним цари восточного берега показались на горизонте к закату второго дня. Они не стали подниматься к Угариту, как делали всегда, чтобы переплыть море в самом узком месте. Наверное, догадались, что там их будут ждать. А потому дошли до Арвада, заночевали в его защищенной гавани и повернули на запад.

Корабли не стали растягиваться на многие сотни стадий. Море спокойно, а потому набитые воинами купеческие суда шли кучно, охраняемые по кругу биремами. Все ждали нападения юркого кораблика, бросающего горшки с огнем на непривычно большое расстояние, но особенно его не боялись. Что сделает один корабль против трех-пяти врагов сразу? Не боялись сидонцы и царского флота. Он не слишком велик, они справятся с ним, если навалятся все вместе. Но проклятый пес Кноссо, который только и может, что жечь в ночи чужие корабли, струсил, и на битву не пришел. Сбежал!

Так думали все, и вид пустого берега около Энгоми, куда они дошли без единой потери, вырвал из груди воинов единодушный восторженный крик. Хаананеи не пошли в новый порт. Его гавань, почти уже окруженная каменным молом, станет ловушкой. Это здесь понимали все. А потому корабли пошли в устье реки Педиеос, прямо к старым причалам, брошенным теперь за ненадобностью. Глубокий залив вдается вглубь на тысячи шагов. Он узок, и скорее похож на широкое русло реки, чем на морскую гавань. Но тем лучше, он укроет корабли от штормов. Нет места удобней, чтобы высадить войско. Здесь есть пресная вода, и совсем рядом акрополь Энгоми. Вот он, на берегу реки стоит. Ну а то, что его обвели вторым рядом стен, не беда. Они невысоки, их только-только начали возводить.

Полторы сотни кораблей начали причаливать к топкому берегу залива. Натужно ухая, гребцы вытащили их и укрепили подпорками. И вроде бы не должна сюда дойти высокая волна, но морские боги шутить не любят. Случалось еще и не такое. Здесь и биремы из Библа, сверкающие бронзой тарана, и пузатые купеческие гаулы, набитые лучниками и мешками с зерном. Здесь и лодчонки на двадцать-тридцать весел, в которых приплыли полуголые пеласги, опоясанные разноцветными тканями. У них никакого зерна с собой нет. Морские разбойники кормятся только тем, что возьмут на берегу.

Тысячи людей занимают место в новом лагере, разжигают костры, раскладывают оружие и свой немудреный скарб. Они устраиваются надолго, ведь крепость Энгоми сильна, и в ней тысячи воинов и горожан. А в Нижнем городе давно уже не осталось ничего ценного. Никто вельмож царя Энея за дураков не держал. Слишком уж большая это была бы глупость.

Отряд лучников пошел вперед, бдительно всматриваясь вдаль. Они должны провести разведку и расставить посты. Где-то здесь засел враг, и опытные воины шкурой чуют недобрые взгляды. Они ушли от кромки воды всего на полтысячи шагов, как вдруг один из них, седой как лунь, посеченный во множестве битв сидонец, остановился и поднял руку.

– Да что это такое? – он растерянно приложил ладонь к земле и заорал. – Колесницы! Много! Назад!

Лучники побежали к берегу, сверкая пятками. Среди них нет героев, и они знают, как воюют хетты и ахейцы. Или копьем проткнет закованный в бронзу воин, или из лука пристрелит. Пеший лучник упряжке коней не соперник.

Они ошиблись. Из-за холма, на котором стоит крепость, показались сотни всадников, несущихся на них с гиканьем и свистом. Здесь еще не видели такого, знать ханаанеев все еще воюет по старинке, на дедовских колесницах. Но чтобы залезть на коня верхом… Нет, это решительно невозможно, у бедной животины хребет переломится. Сидонских лучников догнали по полпути к лагерю, окружили и с веселыми прибаутками изрубили бронзовыми мечами и расстреляли в упор. Какой-то юноша в золоченом шлеме вел отряд с хорошим оружием и на здоровенных конях, каких еще не видели здесь. На добрых травах и отборным овсом вскормлены эти кони, раз могут нести всадника на своей спине. Они чуть ли не на четыре пальца выше, чем те, что тащат царские колесницы.

Лагерь зашумел, а тем временем конные лучники выстроились в цепочку и поскакали вдоль берега, осыпая людей тучей стрел. Там все еще шла бестолковая толчея. Кто-то искал дрова для костра, кто-то тащил на берег свой корабль, а кто-то и вовсе искал удобного места для высадки. Еще далеко не все корабли подошли к берегу. Ни ограждения, ни постов выставить не успели. Да и воевать сюда пришли добрых два десятка отрядов, каждый из которых норовил встать наособицу.

– К оружию! – орали воины.

Ханаанеи расхватали щиты и попробовали создать подобие строя, да только не выходило это никак. Для этого нужно время, а его как раз нет. Тысячи острых жал летят без остановки, заставляя людей не столько отбиваться, сколько прятаться. Кто-то укрылся щитом, кто-то телом товарища, а кто-то кормой корабля. Множество воинов погибли, и еще больше получили раны, пока цари кое-как собрали из них кулак, который начал огрызаться, пуская стрелы в ответ. Да только чудные конники боя не приняли. Они просто развернулись и ускакали прочь, скаля зубы. Им было очень весело.

Ночь в лагере прошла беспокойно. Берег здесь оказался пустынный. Дома брошены, скота нет, а урожай давно собрали. Да и отойти от лагеря им не дали. Отряд пеласгов, что по заведенному порядку пошел искать себе еды, вернулся ближе к ночи. И вернулся самым жутким образом.

Царь Сидона Эшмуназар уловил какой-то шум за пологом походного шатра. Старый слуга, повинуясь движению брови, выбежал на улицу и вскоре возвратился с крайне озабоченным видом. Руки его подрагивали, но он привычно поклонился и доложил.

– Люди Моря корзины к лагерю подтащили, государь, а потом убежали. Наши посмотрели, а там головы. Это те пеласги, что за едой вышли.

– Кто их так? – скрипнул зубами Эшмуназар, которому происходящее решительно не нравилось. Война как-то сразу пошла не по правилам.

– Парни говорят, это те, которые на лошадиных спинах ездят, – пояснил слуга. – Больше и некому. Пеший воин против такого навроде ребенка. Перестреляли их, головы отрезали и нам принесли.

Эшмуназар знал, как воюет сосед. Он с интересом следил за тем, что происходит на Кипре, но повторять за ним не спешил. По его приказу лучник как-то сел на спину коня, обмотав его попоной, но конь чудес скорости не проявил. Он едва плелся, и под конец у него просто ноги разъехались. Лошадка не выдержала веса взрослого воина. Эшмуназар плюнул тогда и решил, что раз сам великий царь Египта на колесницах воюет, то и ему подобное пристало. На том он о странных слухах с Медного острова и думать забыл.

Царь вышел на улицу и вдохнул ночной воздух. Безлунная тьма упала на лагерь, и только сотни костров освещали берег, плотно забитый кораблями и людьми. Он приказал поставить частокол, но воины даже приступить к этому делу не смогли. Ближайшая гора, заросшая лесом, всего в паре тысяч шагов от лагеря. И первая же команда, что пошла туда с топорами, была обстреляна из засады. Эшмуназар плюнул и отложил свой приказ до утра. Поставить лагерь – дело непростое и небыстрое. Сделать это в день прибытия – нечего и думать.Он подошел к корзинам, в которых были сложены головы трех десятков воинов, сжал зубы и отвернулся.

– Караулы удвоить! – приказал он и пошел в свой шатер. Утром они снова проведут разведку и обложат этот город со всех сторон. А лучников на конях не так-то и много. Они отгонят их стрелами.

Проснулся царь от криков воинов.

– На нас напали, государь! – слуга от волнения даже поклониться забыл. – Доспех надеть бы!

– Быстро! – сквозь зубы произнес Эшмуназар, который проснулся в мгновение ока. – Шлем и меч подай!

Слуга достал доспех из бронзовой чешуи, помог надеть его и подал широкий пояс, украшенный чеканными бляхами. Там, за полотняной стеной шатра, уже готовили царскую колесницу. Он и еще несколько царей взяли их с собой. Не к лицу владыкам воевать пешими, подобно простолюдину.

А на улице творилось форменное сумасшествие. Сотни полуголых воинов, вооруженных дротиками и странными щитами с полукруглой выемкой, подбегали к лагерным кострам и метали свое немудреное оружие. Им отвечали, но бестолковая суета пока что была не в пользу пришельцев. Пельтасты, так назывались эти воины, словно издеваясь, подбегали поближе и разили насмерть. Разочарованный вой разносился по всему берегу. Беспорядочно летели ответные стрелы и копья, но урон был невелик. Пельтасты скрывались в предрассветной тьме, чтобы выскочить совсем с другой стороны.

– Да что же это делается? – сидонский царь даже за голову схватился.

Его воины сбились в кучки, огрызаясь ответными выстрелами, а многие собирались в отряды и шли в темноту, чтобы достать легконогих врагов. Судя по воплям и суете, такое происходило по всему берегу.

– Сотников сюда! – сквозь зубы сказал Эшмуназар, а когда тех кое-как собрали, бросил. – Стройте воинов.

Первые лучи рассветного солнышка озарили тысячи людей, которые стояли, укрывшись щитами и всматривались в даль. Там, в нескольких сотнях шагов клубилась бестолковая толпа полуголых людей, и, как только тьма рассеялась, они рассыпались в редкую цепочку и начали мелодичный обстрел ханаанеев, осыпая их камнями. Или это вовсе не камни? Верный слуга, который был с царем уже два десятка лет, рухнул с разбитой головой. Тяжелый кусок свинца размозжил его висок, и старик упал бездыханный.

– Это же очень дорого! – невольно вырвалось из уст Эшмуназара, который так удивился, что едва заметил гибель того, кто служил ему верой и правдой столько лет.