Текст книги "Гнев Несущего бурю (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Чайка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

– А ты знаешь, как они живут в море? – Кассандра повернула у нему голову. – Мне одна женщина рассказала. Она губок ловит на продажу. Так вот, мурена сидит в какой-нибудь норе и ждет, когда мимо нее проплывет рыба. Она делает один бросок, всего один. Но зато точный и смертоносный. У них зубы какие! Видел? А еще, говорят, что если мурена укусит, то это место гнить начинает, а человека лихорадка бьет несколько дней. Наверное, если укусов много будет, то и помереть можно. Вот у той рыбачки, что губок ловит, вся рука в шрамах. Мурена укусила ее.

Кассандра равнодушно отвернулась от вавилонянина и бросила в море еще одну рыбку, которая тут же исчезла в бурном месиве змеиных тел. Син-аххе-эриба начал мелко-мелко дрожать, сам не понимая почему. Ему просто страшно стало. Про госпожу разные слухи в городе ходили…

– Ты нашему господину что обещал сделать? – спросила Кассанда.

– Мыло обещал, – с готовностью произнес мастер. – И я его сделал, госпожа! Такого ни у одного лабанту нет. Нигде нет, даже в Вавилоне! Э-эх! Если бы я там был, то богаче царя стал бы.

– Не стал бы, – презрительно посмотрела на него Кассандра. – Ты игрок и пьяница. Кстати, ты зачем вино перегнал, дурак?

– Господин как-то обмолвился, что так можно, – потупился парфюмер. – Но он еще что-то про большие дубовые горшки говорил, но этого я уже не понял. Ну, взял вот и попробовал, вино-то… Забористая штука получилась.

– Что тебе поручил наш господин? – терпеливо спросила Кассандра.

– Нефть перегонять, – прошептал парфюмер и повесил голову. – Но, госпожа… Вы не понимаете! Этому аламбику цены нет. Тот, кто его сделал, благословлен богом Набу! Если его нефтью измарать, то ни ароматов, ни крепкого вина не будет больше! Ой! Я что, это вслух сказал?

Парфюмер отчаянно покраснел, но взглянув на верховную жрицу, сменил багровый цвет физиономии на синевато-белый. Что-то он там очень скверное увидел…

– Ты хорошо моих рыбок рассмотрел? – ласково спросила его госпожа, и он с готовностью закивал.

– А вот мне кажется, что ты их рассмотрел плохо, – скучающим голосом сказала она. – Сосруко, покажите ему рыбок.

Крепкие руки схватили мастера Син-аххе-эриба и окунули его воду, отчего у лабанту чуть сердце не остановилось. Его не укусили, и даже сколький рыбий бок не успел коснуться его кожи, как он снова сидел у ног госпожи, вереща тонким заячьим голосом.

– Когда ты сделаешь то, что приказал господин? – Кассандра смотрела на него немигающим змеиным взглядом. – Ты уже давно ешь его хлеб, презренный раб.

– Месяц! – прорыдал парфюмер. – Клянусь, за месяц сделаю.

В этот раз он даже не успел понять, как его голова снова оказалась в воде. Видимо, стража, состоящая из звероподобных чужаков, понимала даже легкое движение брови своей госпожи. Подержали мастера в воде немного подольше, чем в прошлый раз, отчего он, ощутив щекой прикосновение холодного змеиного тела, слегка сомлел.

– Неделя, – прошептал он, когда вновь получил ласковую пощечину.

– Три дня! – заверещал он, но обостренным чувством самосохранения понял, что и этот срок чересчур велик.

– Завтра! Завтра к вечеру! Быстрее никак!

– Ну вот, – удовлетворенно посмотрела на него Кассандра. – Вот ты и начал понимать, как надо служить государю. Наш господин был слишком добр с тобой, раб. Послезавтра утром я снова приеду. И помилуй тебя Великая мать, если ты не дашь мне того, что нужно. Я пока не буду кормить своих рыбок.

– Я все сделаю! Все сделаю, госпожа! – белыми от ужаса губами шептал парфюмер. – Богом Набу клянусь!

– Сосруко, – повернулась Кассандра к командиру охраны. – Я пока чаю с плюшками попью, а вы мне плотников привезите. Ну, тех, которые большие луки для кораблей делают. Они тоже моих рыбок еще не видели.

Она встала и пошла к столу, который накрыли для нее прямо на берегу. На нем уже исходил жаром медный самовар, и стояло блюдо с пышными булочками. Теми самыми, куда она обычно добавляла тертые финики из египетского Таниса. Правда, сегодня Кассандра решилась на отчаянно смелый эксперимент. Эта партия выпечки была пирожками с начинкой из вареных в меду груш. Кассандра искренне полагала, что у этого рецепта большое будущее. Бабье Энгоми просто умрет от зависти.

1 Знатные римляне разводили мурен как экзотическую рыбу для пиров и в качестве домашних питомцев. Некоторые патриции даже кормили их с руки, украшали золотом и горевали, когда их любимица умирала. Ведий Поллион, друг императора Августа, бросал в бассейн с муренами провинившихся рабов. Зачем он это делал, непонятно, потому что мурены людей не едят. И их зубы не ядовиты, чтобы там ни говорили легенды.

Глава 20

Неделю спустя. Родос.

Сеточка трещин, украшающая камни моего узилища, знакома мне до того, что я могу нарисовать ее по памяти. Поликсо больше ко мне не приходит, и дни мои текут медленно и тягуче, прерываясь лишь ведрами с едой, которые спускают стражники. Зато времени для размышлений у меня теперь вагон и маленькая тележка. А в голове ввиду нечаянно получившегося досуга образовалась невероятная ясность, которой из-за вечной суеты прошлой жизни у меня не бывало. Похожее состояние возникало в те редкие моменты, когда я садился на весло. Но и тогда шум морского ветра и стук барабана только опустошали мою несчастную голову, давая ей долгожданную перезагрузку. После этого я частенько щелкал какую-нибудь застарелую проблему, как орех, легко и непринужденно. Здесь же я чувствовал себя, словно тибетский монах, ушедший в пещеру постигать истину. И, как и бывает у отшельников, истина стала приоткрываться мне понемногу, дразняще показывая то одну свою грань, то другую. Шелуха облетала, унесенная ветром осознания, и результаты размышлений начинали кристаллизоваться, напоминая в своем совершенстве ограненный алмаз. Ну, по крайней мере, так мне казалось.

Первый вывод, который я сделал, оказался прост, как лом. Моя система власти устояла. И люди, которых я назначил, сумели не слить все за пару месяцев. Почему я так думал? Да все очень просто. Я бы уже знал, если бы это было иначе. Меня радовали бы подробностями, смакуя их как блюдо из мишленовского ресторана. Впрочем, излишне льстить себе не нужно. Здешняя жизнь весьма инертна, скорость передачи информации измеряется неделями, а скорость ее осмысления – месяцами.

Отсюда следует вывод второй. Моя система устояла не потому, что я невероятный гений, Наполеон, Цезарь и Макиавелли в одном лице. Вовсе нет! Просто я нужен тем людям, что мне служат. Без меня они – никто. И пока что они слишком слабы, чтобы пуститься в свободное плавание. Экономика против них. Я необходим торговой элите этого мира. Необходим как воздух и даже больше. Ведь именно я гарант свободной торговли, который душит протофеодальную вольницу, создает и соблюдает сам правила игры. Здесь любой прыщ называет себя царем, даже если из ценного имеет только взятый из старой могилы меч (а тут это обычное дело), два битых горшка и одну перемену одежды. Я малость приструнил этих царьков, установив понятные законы и обеспечив относительную безопасность торговых путей. Относительная она потому, что еще недавно всё было гораздо хуже.

И тут напрашивается вывод третий, куда менее приятный. Моей смерти желают все, для кого торговцы – лишь цель для грабежа. Поликсо и та стая волков, которая охраняет свой банковский вклад в моем лице, никакое не зло воплоти. Они просто не находят себя в этой новой жизни. Они либо слишком бедны, либо слишком тупы, либо имеют несчастье жить в никому ненужной дыре, откуда не наладить выгодной торговли. Я пошел поперек сложившегося тренда, объявив пиратство преступлением. А потому люди, потерявшие близких, кусок хлеба и самоуважение, хотят вернуть все назад. Причем этого хотят даже те, кто серьезно выиграл от случившихся перемен. Например, басилеи Пелопоннеса. Они с удовольствием везут плоды своей земли, заполняя оптовые склады Сифноса, но они же пребывают в полной уверенности, что если меня не станет, то их казна заработает куда больше. Ведь я, снимающий свой процент с товара, в их понимании, грабитель куда худший, чем пират. Они не хотят признать, что безопасность стоит дорого. Они считают, что деньги лежат в тумбочке. А раз так, то ни малейшей благодарности они ко мне не испытывают, а напротив, ненавидят люто, потому что я лишил их не только заработка, но и настоящей власти. Власти нападать на соседей по собственному произволу, власти забрать себе все, что есть ценного на их ничтожных клочках земли.

Как тут живут? Дворцы и хижины. И между ними практически нет среднего класса. Небожители, три-четыре процента купцов, обслуги и воинов, а остальные – беспросветная нищета, ютящаяся в хижинах из лозы. Эти небожители считают, что раз все наладилось, то зачем платить больше. Без моей калиги, придавившей их горло, вся эта мелкая шваль, окопавшаяся в горных долинах, будет чувствовать себя гораздо вольготней.

А раз так, то напрашивается вывод четвертый, неутешительный уже для них. Эти ребята не понимают, что система устояла. И не просто устояла, но и способна без меня ввязаться в войну. Им важность этого события непонятна, а потому очень скоро взорвется Пелопоннес, возможно, Троя и часть островов. Плохо это? Да, плохо. Критично? Вовсе нет. Мне пока еще нужна Троя, а вот Греция уже нет. Я получил от этого актива все, что хотел, и теперь могу просто сбросить его, как битую карту. Я сделаю для Пелопоннеса защитный пояс из Афин и Фив, но класть за них своих парней не стану. Если получится покорить Микенскую Грецию малой кровью, я это сделаю. Но гонять партизан по горным ущельям! Увольте! Я перетащил к себе множество мастеров и купцов, а раз так, то это не басилеи мне нужны, а я им. Не захотят быть под властью Энгоми, лишатся морской торговли и быстро одичают, как это и случилось в моей прошлой жизни.

Биться за чужое счастье и строить еще одну огромную и бесполезную империю я точно не стану. Моя страна уже пробовала это делать. Тот эксперимент длиной в семьдесят лет назывался «догнать и причинить добро». Кратковременный взлет за счет сверхэксплуатации русской деревни и закономерный печальный конец. Мне этого точно не нужно.

Кто вообще сказал, что материковая Греция – это единственный сосуд, в котором может созреть цивилизация. Напротив, есть места куда интересней и перспективней. Тот же Ближний Восток, например. Дай немного воды этой несчастной земле, и ее будет не узнать. Она ведь куда богаче, чем Греция, и до походов Александра нашего Македонского считалась намного более развитой. Только ближайшие лет сто там будет беда. Пересохшие реки, опустевшие колодцы и катастрофическое падение уровня грунтовых вод. Туда пойдут только мои правнуки. Мне нужна земля, наилучшим образом пригодная для сельского хозяйства. Пригодная прямо сейчас. С хорошим климатом, без резких перепадов температур, защищенная естественными преградами.

А отсюда сам по себе родился вывод пятый, совершенно закономерный.

– Сицилия! Я ее хочу! Но не как новую землю для своего народа, а как сельскохозяйственную периферию. Такую же, какой она была у греков и римлян. А как туда доплыть? Энгоми… Родос. Неожиданно!.. Крит… Китера… Пилос. Зря я решил, что могу весь Пелопоннес сбросить. Это я не подумавши ляпнул… Итака или Закинф… Южная Италия… Сиракузы. Наш Одиссей, оказывается, и тут при делах. Интересно, как он там?

* * *

В то же самое время. Где-то у западного побережья Италии.

Никто из народа данайцев не заплывал еще в такую несусветную даль. Очень далеко, очень опасно и совершенно незачем. Нет здесь ничего, кроме голодного и злого народа, который гонят с обжитых мест пришельцы из-за северных гор. Одиссей уже не раз видел, как бредут на юг целые роды. И не просто бредут, а разоряют все на своем пути, словно саранча. У них ведь выбора нет. Детей нужно как-то кормить. Торговля здесь плохая, воды опасные, а тащить рабынь из такой дали накладно. Сожрут по дороге больше. Если бы не приказ царя Энея, Одиссей нипочем бы сюда не полез. То ли дело Сикания.

Одиссей раз сто уже вознес хвалу небесам, что боги послали ему в спутники толстяка Короса. Ведь если бы он тогда не уговорил сдаться команду сидонцев, кормить бы им рыб. Там, на Сикании, дедовские обычаи соблюдают свято. Высадился на берегу чужеземец – убей его, просто на всякий случай. Потому как с моря хороший человек не придет. А скорее всего придет какая-нибудь дрянь вроде голодных сикулов или хищных шарданов. Их кораблей в этих водах видимо-невидимо. Особенно в проливе между Сиканией и Италией. Разбойники там просто кишмя кишат. И свои, и пришлые. А еще там воды дурные, с коварными течениями и водоворотами. Если бы не сидонский кормчий, нипочем не прошли бы. А так все неплохо получилось. И расторговались с выгодой, и пограбили по дороге, прихватив на ночлеге торговую лохань сикулов. Деревни по берегам не трогали, и это дало свои плоды. С каждой новой ночевкой Одиссей узнавал эту землю все лучше, а нравилась она ему все больше. Тут и земля хорошо родит, и леса растут, и луга тучны просто на зависть. Только сиканы железа не знают, а землю ковыряют острой палкой. Виноградники тамошние слова доброго не стоят, а оливы редки. Ни торговли доброй у них нет, ни дворцов, ни даже городов. Небольшими селениями живут. Потому-то и теснят их свирепые сикулы, вооруженные острым железом.

– Сколько свиней там, – вздохнул Корос, которого обуревали схожие мысли. – Никогда не видел столько.

– Угу, – буркнул Одиссей. – Смотри, дубравы-то какие. Сейчас ведь желудям самое время поспеть. Если бы у меня на островах такие дубы росли, я бы одной свининой питался.

– Да, свинина тут знатная, – вздыхал Корос, который в последний свой вечер на огромном острове изжарил на вертеле несколько кусков мяса, обильно прослоенного жиром.

– Если сиканам железные наконечники для сохи привезти, они в зерне утонут, – с оттенком зависти произнес Одиссей.

– Пролив и большой остров на западе! – ткнул вперед Корос. – Нам туда.

– Был уже пролив и остров, – проворчал Одиссей. – Да только не тот.

– Большую гору проплыли, – загнул палец Корос. – Устье большой реки проплыли. А теперь по правую руку заросли и топи. Господин сказал, что это называется Маремма. Плохой берег. Одни болота и леса.

– Ну да, похоже, – неохотно кивнул Одиссей и крикнул. – К острову правь!

– Корсай! Корсай! – донеслось до них.

Одиссей повернулся и увидел, что на соседнем корабле сидонец Пойкил машет, озабоченно показывая на запад. Одиссей развел руками в знак того, что не понимает, и показал ему в сторону берега. Высаживаемся, мол. Сидонец покорно кивнул и пошел на корму. Он слуга, его дело выполнять приказы.

Остров Эльба, или Ильва, как называют его здесь, оказался покрыт горами, а берега – изрезанные скалистыми бухтами. Здесь живут лигуры, нищие рыбаки. Никчемный островок, каких тысячи в Великом море, и только горы были интересны в этом забытом богами месте. Горы эти оказались невероятно примечательны. Даже Одиссей, ничего не понимавший в рудном деле, увидел, насколько богата эта земля. Целые склоны были покрыты красно-бурыми, черными и синеватыми осыпями. И, судя по лицу писца, который набрал целую сумку этих камней, они достигли цели своего путешествия.

– Корсай, господин! – настойчиво показывал сидонец на запад. – Плохая земля! Не надо туда идти! А южнее – огромный остров Сарад. Он еще хуже. Оттуда шарданы приходят. Мой хозяин один раз завел нас сюда, едва ноги унесли. Все искал то место, откуда везут дешевое олово. Его раньше тащили с запада вдоль Данубия, а теперь вот перестали. Прошу, господин, пойдем назад тем же путем, к Италии!

– Олово везут не отсюда, – произнес было Корос, но тут же закрыл рот, удостоившись долгого задумчивого взгляда и царя Итаки, и сидонца.

Они поднялись на гору и там, вдалеке, увидели огромный остров. Сидонцы называли его Корсай, «лесистый». И туда им точно соваться не стоит. Он населен отважными племенами, которых скудная тамошняя земля на погибель всему живому выплескивает в огромном количестве. У них есть железо, у них есть лес, и у них мало еды. Остров Корсай и расположенный южнее остров Сарад, родина шарданов и сикулов, – бандитские гнезда, от которых нужно держаться подальше. Одиссей кивнул.

– Мы уйдем так, как пришли, Пойкил. Я не стану совать голову в пасть льву. Тем более, я не стану делать этого бесплатно. Надо узнать получше, что происходит в здешних водах. Найдите кого-нибудь из местных и подпалите ему пятки. А, порази меня гром! Не нужно никому ничего палить! Подарите ему хороший рыболовный крючок! Никак не могу привыкнуть…

Как говорит царь Эней: хочешь насмешить богов, расскажи о своих планах. Штормовой ветер погнал корабли Одиссея именно на запад, прижимая их к проклятым островам. Каким-то чудом они смогли не потеряться в бурном море, а сидонскую гаулу, неповоротливую, как черепаха, волны терзали, словно стая голодных волков. Корабль глубоко зарывался носом в воду, а потом выныривал назад, но делал он это с такой неохотой, что у царя Итаки просто сердце обрывалось. Так жаль ему было добра, сложенного в необъятном трюме. Они давно уже спустили паруса, иначе порывы ветра изорвали бы их в клочья. А второго паруса на гауле нет, его уже унес предыдущий шторм. Бирему Одиссея спасал только крепкий корпус, который держали носом к волне, да умелая команда, которая едва не сдохла на веслах, стараясь не потерять из виду свой трофей.

Шторм закончился внезапно, так же, как и начался. Вода, еще недавно вздымавшаяся чудовищными гребнями, теперь лишь тяжело вздыхала и из последних сил билась о дерево борта. Солнечные блики скользили по ее поверхности, разгоняя тени разбегающихся туч. Где-то в глубине, под слоем темно-синей глади, медленно оседал взбаламученный песок, и уже пробивались первые лучи света, пронизывая ее толщу, словно золотые нити. Берег совсем недалеко. В двух сотнях шагов тянется полоса белого песка, манящая к себе обещанием покоя. Волны, теряя силу, лениво катились к нему, словно пытаясь унести назад выброшенный на берег мусор и водоросли. Воздух пах соленой свежестью, как и всегда после бури, которую пережили не все. Паренька-сидонца смахнула за борт рука Морского бога, взявшего свою жертву.

Корабли ткнулись кормой в берег, и радости команды не было предела. Ведь под ногами у них снова твердая земля, а рядом небольшая чистая речушка несет свои воды в море. Но Одиссей, который выяснил у рыбака на Ильве все об этих суровых островах, места себе не находил.

– Дерьмо, – произнес он сквозь зубы, видя, что принесло их прямо в пасть волка, куда они так не хотели идти. Узкий пролив между островами Корсай и Сарад – излюбленное место разбойных племен: белатонов, лонгоненсов и лестригонов1.

– Уходить надо, господин, – произнес кормчий-сидонец, показывая на огромную башню, сложенную из грубо отесанных камней. Башня оседлала высокий холм, царивший над всей округой, а на ее вершине горел огонь, и валил густой белый дым.

– Нет, – покачал головой Одиссей, который поставил перед собой наполненную водой чашу, в которую положил лист с иглой. Игла застыла на мгновение, а потом лениво развернулась и показала на север.

– Колдовство! Баал-Хадад, помоги мне! – сидонец схватился за амулет. – Колдовство!

– У меня небольшая течь открылась, – продолжил Одиссей, который спрятал иглу в небольшой чехол на груди. – Надо просмолить борт. А еще нам нужна вода, еда и пять новых весел. Мы ночуем здесь.

Он оглянулся на гребцов, которые вытаскивали корабли на берег, и прокричал:

– Пятьдесят человек со мной. Щиты на руку, мешки на плечи. Остальным набрать воды и нарубить дров! Сидонцам заделать течь!

Отряд данайцев двинулся вглубь острова, с опаской поглядывая по сторонам. Оказалось, что огромная каменная башня служила не только тем местом, откуда наблюдают за морем. У ее подножия раскинулась деревня на полсотни домов. И Одиссей в бессильной злобе смотрел, как внутрь башни загоняют стадо коз, и заходят люди. А где-то вдали поднимался к небу еще один дымок. Местные уже передали злую весть соседям. И, конечно же, в деревне не нашлось ничего, заслуживающего внимания. Ни съестного, ни девок пригожих, ни металла, ни куска ткани.

– Зерно в башне хранят, царь, – Перимед, старый друг, показал пустую хижину. – Мельница ручная стоит, а зерна нет.

– Великие боги, помоги нам! Что это за страсть такая? – заверещал парнишка-гребец, которого любопытство завело дальше всех.

Воины, сбившись в плотный строй и выставив копья, кинулись на его голос, но, добежав, остановились в страхе. Огромная каменная фигура с круглыми глазами и острым носом взирала на них с равнодушным презрением2.

– Это бог их, – с пониманием и опаской посмотрел на статую Одиссей и почтительно поклонился грубо тесанному камню. – Ты прости нас, бог. Тут твоя земля, а мы гости на ней. Не гневайся на нас, мы не по своей воле пришлю сюда. Море прибило наш корабль к твоим берегам. Мы возьмем немного и уйдем. Прими жертву мою.

И он разжег у подножия статуи небольшой костерок и бросил в него лепесток сушеного мяса, напоминающего по твердости камень. Мясо зашипело в огне, и воины приободрились. Уж теперь-то чужой бог не станет им вредить, ведь они почтили его, как должно.

– Ты смотри, царь, злые какие, – усмехнулся Эврилох с Закинфа, тыча пальцем в бойницы башни, что были усыпаны любопытными людьми. Вместо обычного набора из ругани и обнаженных гениталий данайцы увидели только один жест: шарданы водили ребром ладони по горлу, обещая налетчикам скорую месть.

– Ищите! – рявкнул Одиссей. – Не могли они все зерно за стену унести. Что-то ведь должно в деревне остаться.

Через час упорных поисков, уже за околицей, они наткнулись на известняковую плиту, укрытую ветками. А сдвинув ее, обнаружили выложенную камнем яму, на треть заполненную ячменем. Одиссей взял в ладони зерно и блаженно окунул в него лицо. Счастье! Истинное счастье накрыло его. Это то самое чувство, которого не понять тому, кто не варил собственные сандалии и не объедал кору с деревьев. А Одиссей, хоть и царь, делал это не раз. Зерно отдавало дымком. Окурили его перед закладкой, не иначе. И пучки лаванды положили в яму, чтобы мышей отпугнуть.

– Чего смотрите? – рявкнул Одиссей. – Грузи мешки и уходим!

– К оружию! – заорал Перимед, который увидел, как из башни к ним несутся десятки озверевших мужиков, размахивающих оружием. Никто не собирался отдавать им свое зерно.

Данайцы выстроились в три шеренги, как заведено у царя Энея. Все парни здесь прошли через войну на Кипре и под Троей, и они, хоть и уступали в выучке царским легионерам, боевого опыта имели куда больше. Десяток лучников встал позади, и когда густо полетели камни, метать которые шарданы были мастера, они укрылись под щитами товарищей, поднявших их над головами.

– Стройся! – заорал Одиссей, когда камни пробарабанили по щитам веселую дробь, а на них с ревом понеслись пылающие праведным гневом хозяева зерна. – Щиты сомкнуть!

Первый накат всегда самый тяжелый, но зато, если строй устоял, то дальше куда легче идет. Шарданы – бойцы отважные, и трое из них носят бронзовые шлемы и кирасы. Но ощетинившийся копьями короткий строй не только первый удар выдержал, но и ответил так, что сразу пятеро упали в пыль, зажимая раны. Фаланга сделала шаг вперед, переступив через стонущих от невыносимой боли людей, а третий ряд, который во время боя держит копье наконечником вверх, с выдохом опустил древко, добив раненых острием подтока. Шарданы отхлынули в растерянности, а потом с воем набросились снова. Двое повисли на данайских копьях и, воспользовавшись заминкой, жилистый воин раскроил голову мужу из первого ряда. Тот не успел вытащить копье, застрявшее в ребрах.

– Второй ряд! Не спать! – ревел Одиссей, стоявший на фланге. Он, одетый в бронзовую чешую доспеха, рубил и колол шарданов отцовским мечом.

Островитяне дрогнули. Не в их пользу размен. Без малого десяток убит, еще столько же ранено. Их уже тащат к спасительной башне. А данайцы, выиграв короткое сражение, начали спешно набирать зерно в заплечные мешки. Они потеряли двоих, и трое ранены. И скверно не то, что они не смогут тащить зерно. Скверно то, что теперь придется тащить их самих.

– Берем сколько можем унести! – скомандовал Одиссей. – Уйдем ночью, до рассвета. Иначе конец нам.

– Ночью? – охнул Перимед. – Да ты чего, царь! Как мы ночью дорогу-то найдем?

– Найдем, – усмехнулся Одиссей, поглаживая чехол с заветной иглой. – Киносура3 укажет нам дорогу. А тут оставаться нельзя. Утром за нами придут.

– Придут, – уныло согласился Перимед, вглядываясь в прозрачную даль. Там один за другим тянулись к небу клубы белого дыма.

– А мне вот интересно, – бурчал себе под нос Одиссей, поудобней устраивая на спине тяжелый мешок с зерном. – А откуда царь Эней тот рисунок с землями взял? Ведь если бы не он, я вдоль берега этого проклятого острова потащился бы. А так, иглу на лист положил, на папирус посмотрел и понял все. Италия – вот она, в паре дней пути. Плыви себе на восход и никуда не сворачивай. А как доплывешь – сразу направо! Дивные дела творятся на свете! Великие боги! Одарите меня хоть малой частью этой мудрости.

1 Лигурийские племена белатонов занимали южную оконечность Корсики. Племена лонгоненсов и лестригонов – север Сардинии. Схватка с мифическими великанами-лестригонами описана в Одиссее.

2 Гиганты Монте-Прама – каменные статуи высотой до 2,5 метров, найденные на Сардинии. Есть версия, что именно подобные скульптуры вдохновили создателей легенды о лестригонах.

3 Киносура – «Собачий хвост». Так греки называли Полярную звезду.