Текст книги "Гнев Несущего бурю (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Чайка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Суета на стенах усилилась, когда мой кортеж попал в поле зрения мастеров. Работа остановилась, а люди склонились, показывая загорелые дочерна спины. Гигантские блоки вырубали в горах и тащили волоком, подкладывая бревна-катки, смазанные жиром. А на высоту их уже поднимали по земляной насыпи. Один такой камень стоит прямо передо мной. Обычный куб со стороной в полтора метра. Его вес десять тонн, и он густо опутан канатами, которые люди бросили, чтобы поклониться. Я и не знал, что если хорошо подготовить поверхность насыпи, выложив ее глиной, а потом смочив водой, то для подъема такого блока нужно всего человек сорок. Не так-то и много, если подумать, только долго очень. Каменоломни расположены километрах в пятнадцати от города, а весь путь вместе с заготовкой блока занимает больше двух месяцев. Бригада из полусотни человек проходит два-три стадия в день, не больше. А если дело происходит в горах, то им и одного стадия не пройти. Уж больно путь непрост. Сплавить по воде эти блоки нельзя. Педиеос, наша основная водная артерия, большую часть года неприлично мелка. Таких блоков нужны многие тысячи, и я кормлю целую прорву людей. Они, словно муравьи, тащат на побережье эти огромные камни, которые защитят мой город от хищников, рыскающих вокруг и щелкающих голодной пастью. Так-то вот!

Рабочих не хватает, и я со всего Великого моря зову работать босяков, обещая сытную кормежку и небольшую оплату серебром. Честно говоря, у меня до этого были несколько наивные представления о стоимости монументального строительства. Она оказалась настолько чудовищной, что в эту черную дыру улетали все доходы от торговли с Египтом и Вавилоном, вся добыча Сифноса, все привозное зерно и огромное количество тунца, которого брали все больше и больше. А ведь я и в Угарите начал стены строить. Причем там они даже нужнее, чем здесь. М-да… Я так скоро в трубу вылечу.

Я объехал строящуюся стену по огромной дуге. Дел еще много. Здесь, около порта, даже первые камни еще не уложены, зато строится мол, отсекающий гавань от морских волн. На это денег у меня уже не хватает. Купеческая гильдия строит порт сама в обмен на то, что пошлины будут снижены вдвое сроком на десять лет. Они сами пригнали людей на работы, и прямо передо мной сотни осликов и полуголых мужиков тащат в корзинах камни и щебень. Груз вываливают в воду, а потом засыпают песком и грунтом, превращая в длинный язык, выдающийся далеко в море. Полоса земли растет на несколько метров в сутки, обещая до конца года обнять новую гавань Энгоми двумя широкими крыльями. Через несколько лет она зарастет травой и кустарником, который крепко-накрепко вцепится корнями в камни и не даст морю и ветру разрушить то, что сделали люди.

А вот и мои биремы. Кноссо скалит белоснежные зубы, которые выделяются слепящим пятном на его дочерна загорелом лице. Он одет немыслимо ярко и увешан золотом, словно жена финикийского тамкара. Серьги, ожерелье и браслеты звенят на каждом шагу. Он же легенда, в такую его мать. Ему даже портовые шлюхи дают бесплатно, мечтая приобщиться к его удаче. В каждой гавани Великого моря знают про Кноссо, любимчика Морского бога, который за пару лет из нищего бродяги-критянина стал богачом и навархом ванакса Энея.

– Ты готов? – крикнул я, и тот молча кивнул.

Ну что же, отлично. Мы выходим завтра. Интересно, как там у Тимофея дела. Пока что, судя по сообщениям Хрисагона, он мои ожидания оправдывает. Пусть парень продолжает в том же духе. Если он свою миссию не выполнит, мне все эти стройки века нипочем не закончить. Храм Великой Матери, водохранилища, городские стены Энгоми и Угарита… Я немного увлекся в своих расходах. Это мало кто понимает, но сейчас мою несчастную казну спасет только полная дестабилизация мирового рынка меди…

1 Считается, что первыми приручили кошек именно обитатели Кипра. По крайней мере, найдено совместное захоронение человека и кота возрастом более 7500 лет. Кошки Кипра не сразу стали домашними питомцами, как в Египте. Скорее всего, они жили во взаимовыгодном симбиозе с человеком, оставаясь полуручными. Это объясняет то, что проникновение кошек в Грецию шло не через Крит, а через Египет, и при том с большими трудностями. Египтяне запрещали вывоз священных животных.

2 Кольца найденных в раскопках кипрских дубов показывают 20 лет сверхзасухи (1185–1165 гг. до н.э.). В Турции и Сирии найдены слои песка вместо ила – небольшие реки пересыхали полностью, а не сезонно. И это привело к катастрофе.

Глава 11

В то же самое время. Эмар (в настоящее время – руины недалеко от г. Маскана. Восточная Сирия).

Эмар, разрушенный людьми пустыни, еще жил(1). Он не умер в одночасье, как многие города, нет! Его сердце еще билось, но билось очень слабо, едва ощутимо, как у смертельно больного человека. На руинах его дворцов и храмов копошились голодные люди. Они напоминают пустынных сусликов, что высовываются из своих нор и сначала подозрительно нюхают воздух, будучи готовыми тут же нырнуть назад, под защиту своей затхлой норы. Тут довольно спокойно, и давно никого не убивают, но горожане живут с застывшим в глазах страхом. Они, едва завидев Тимофея или кого-то из его воинов, спешили свернуть в первый попавшийся переулок или прижаться к стене и застыть, не привлекая внимания. Ничего хорошего не сулит встреча с людьми, от которых кровью и горем разит за целый стадий.

Речной порт Эмара был когда-то одним из крупнейших на Евфрате, уступая лишь Вавилону и парочке городов на юге. Здесь останавливались караваны из Угарита, перегружали товар на судно, что экономило почтенным купцам немало времени и серебра. Да и плыть вниз по течению куда проще и безопаснее, чем вести сотни ослов по пустошам, что граничат с землями арамеев. Всего несколько лет прошло, как пал Эмар, а казалось, так бесконечно давно это было. Вот потому-то прибытие в опустевший порт пузатого магура, обмазанного битумом, вызвало здесь настоящий переполох. Люди вылезли из всех уцелевших хижин и молча стояли на берегу, пожирая глазами полузабытое зрелище. Некоторые даже плакали без стеснения, ведь порт – это жизнь для Эмара и его людей. Никто и не догадывался, что здесь еще живет столько народу. Город выглядит пустынным почти всегда.

Тимофей тоже стоял на берегу в толпе. Он лениво грыз ножку дикого гуся, которого подбил палкой один из его людей, и благосклонно взирал на низенький, почти круглый корабль с хижиной, стоявшей на корме. Магур оказался немал, он примет на борт весь груз, что тащил их караван. Эта огромная лодка из доски, сшитой веревками, могла перевезти вес в пятьсот талантов. Немало, учитывая ее потешный вид.

– О-ох! – выдохнул Главк, стоявший рядом. Бедолага, который приговаривал вторую гусиную ногу, подавился и закашлялся, узрев нарядно одетую молодку, вышедшую из каюты на корме. Расшитое ромбами и волнами платье перетягивал пояс с пурпурными кистями, а на голове ее был надет парик, прикрытый золотой сеткой и тончайшим, невесомым платком. Тут не Ассирия, где женщины на людях закрывают лица.

– Ишь какая! – восхитился Тимофей, похлопывая друга по спине. Тот уже успел оценить по достоинству крючковатый нос девушки и желтоватые круглые глаза, делающие ее похожей на сову, и подавился, не выдержав ее презрительного взгляда, который в один миг оценил его, пересчитал каждую драхму в кошеле и признал полнейшим нищебродом, недостойным ее неописуемой красоты.

– Смотри, не ляпни чего! – предупредил Главк, больно толкнув его в бок. – Это ведь Кулли жена. А он наши шкуры спас.

– Да? – Тимофей подавился едким словцом. Он прикусил язык, убедившись в правоте товарища. С вавилонским купцом они за время пути изрядно сдружились.

Купчиха же без стеснения висла на шее мужа, который жадно лапал ее тощие телеса, целовал и называл своей козочкой.

– Ишь ты, – завистливо протянул Главк. – Смотри, какая любовь у людей!

– Кулли! – визжала бабенка. – Гони мой статер! Ты проспорил! Я же сказала, что корабль приведу точно на пятнадцатый день после «самого длинного дня». А ты не верил, муженек! Ты даже не представляешь, сколько серебра мы с тобой сэкономили! Нам же теперь не надо целых два месяца всю эту прорву людей и ослов кормить! Перегружай товар и проваливай в свой Энгоми, ты же до второго урожая ячменя еще одну ходку сделать успеешь.

– Точно у них любовь? Что-то не похоже, – засомневался Тимофей, но Главк уверенно мотнул густой бородой, лопатой лежавшей на его широченной груди.

– Точно, – прошамкал коротышка, объедая птичью кость дочиста. – У меня на такие дела глаз наметан. Она за него горло перегрызет. А он за нее.

– Ты наняла этот корабль, Цилли? – купец продолжал обнимать жену. – Недешево все же. Двадцатую часть за перегрузку возьмут.

– Вот еще! – фыркнула та. – Я его купила. Торговля сейчас плохая, возить нечего. Почти даром отдавали. Я уже посчитала, за две-три ходки отобьем. А двадцатая часть груза пойдет нам с тобой. Это честная цена, для твоего царя все равно выгоднее, чем караван гнать.

– Да ты мое сокровище! – расплылся в улыбке Кулли.

– Да, точно, это самая, что ни на есть любовь, парень, – окончательно уверился в своем мнении Главк. – Бабская красота, она приходит и уходит, а общие дела людей вместе крепче рыбьего клея держат.

– Туда красота прийти даже не успела, – фыркнул Тимофей, но благоразумно заткнулся, потому что Кулли спешным шагом направлялся к нему.

– Отлично! Все просто отлично, парни! – купец просто сиял. – Господин будет доволен. Мы путь сократим на месяц, не меньше! У меня не жена, а истинное сокровище. Подумать только, день в день состыковать два каравана! Да такого здесь уже много лет не видели.

– Ну да, – понимающе покивал Главк. – Корабль привести не каждая баба сможет.

– Купить хороший корабль, – с недоумением посмотрел на него Кулли и начал загибать пальцы, – команду нанять такую, чтобы тебя самого в дороге не ограбила, товар закупить ровно тот, что заказан, и по хорошей цене. А еще с властями по пути разобраться, царским писцам не переплатить, а потом груженое судно волоком, вверх по течению, точно к назначенному дню привести. А ведь ей еще вернуться нужно, и государя нашего товар продать с прибылью. А от Эмара до Вавилона, если на ослах идти, месяц пути, между прочим. И разбойники по обоим берегам просто кишат. Ты, воин, не понимаешь даже, до чего купеческое ремесло тяжелое.

– Чего это я не понимаю, – набычился Главк. – Я двадцать лет с караванами хожу! Ноги уже до задницы стер!

– Когда в Угарит пойдешь? – спросил купца Тимофей.

– На пару дней задержусь.

На лице Кулли, похожем на обтянутый кожей череп, появилось такое плотоядное вожделение, что Тимофей начал выискивать в толпе бабенку посимпатичней. Он с недавних пор открыл для себя, что если женщина не визжит от ужаса и боли рядом с окровавленным телом мужа, то соитие с ней может стать немного приятней. А если подарить ей цветной платок и сказать, что она красивая, то и вовсе можно получить ни с чем не сравнимые ощущения. Оказывается, бабы это самое дело тоже любят, что стало настоящим откровением для парня, который изрядно пересмотрел жизненные ориентиры за время нахождения во владениях Морского бога. Бесшабашное прошлое существование, что шло от грабежа до грабежа, начало понемногу забываться, как страшный сон. А вот будущая сытая жизнь знатного воина, напротив, стала принимать все более оформленные очертания. А всего-то нужно незаметно поменять царя в немалом племени арамеев, потом пройти насквозь земли, которые затянул кровавый туман бесконечной войны, и разгромить медные шахты повелителя мира. Ах да! Еще нужно умудриться вернуться назад за своей наградой. Смущало это Тимофея? Да ничуть. Награда такова, что можно и шкурой рискнуть, а он рисковал и за куда меньшее.

– Вы когда-нибудь вино из фиников пили? – Кулли хлопнул его по плечу. – Нет? Я вечером угощаю. Цилли целую партию привезла.

Легкий хмельной дурман обволакивал тело Тимофея покрывалом сладостной истомы. Вино и впрямь оказалось отличное. Кислое в меру и обманчиво легкое. Обманчивое до того, что он вскоре обнаружил себя сидящим у костра, обнимающим за плечи Кулли и Главка, каждый из который пытался затянуть песню. Правда, у них ничего не получалось, потому что не только песни у них были разные, но даже и языки, на которых они их пытались петь.

– О! – встрепенулся Тимофей и протянул руку в сторону своего мешка, где любовно сохранил несколько глиняных табличек. Он нашел их в той хижине, что сейчас занимал. Грамота всегда казалась ему жутковатым и загадочным колдовством, но обожженная глина манила его переплетением окаменевших клинышков. Ему страсть как было интересно, что писали друг другу давно умершие люди.

– Прочти, о чем тут! – сунул он первую табличку Кулли.

– «От Рим-Ана к моей жене Бельтиаши. Пусть Шамаш принесёт тебе здоровье, пусть Иштар сохранит тебя. Я тоскую по тебе – дом без тебя пуст и холоден. Я вспоминаю, как ты смеялась в саду. Я послал тебе ткань из Марда и масло – храни это до моего возвращения. Если получишь это письмо, напиши мне. Даже одно слово от тебя – как свет», – промычал пьяненький купец и пояснил. – Это муж жене пишет.

– А тут? – распалился Тимофей, который все равно подозревал во всем этом какой-то обман. Как можно понять эту мешанину знаков, он решительно не понимал.

– « Скажи моему господину: Пусть пришлёт 50 лучников. Если не пришлет – мы оставим ворота», — Кулли клюнул носом, едва не угодив в костер.

– Еще одна!

– «Почему ты не приезжаешь ко мне? Если ты не приедешь в этом месяце, я умру от горя!»(2), – патетически продекламировал Кулли, отчего Главк даже приоткрыл один глаз.

– Какая горячая бабенка! – причмокнул он. – Надо же! Умрет от горя! Я бы к ней приехал, полечил от тоски.

– Кое-кто, подобный свинье, сейчас умрет от побоев, – услышали засидевшиеся за финиковым вином друзья. Пустых кувшинов оказалось не один и не два, и этот факт привел почтенную Цилли-Амат в состояние ледяного бешенства. С ее точки зрения, вино нужно продавать всяким дуракам и пьяницам, а не потреблять его самому, лишаясь при этом звонкого серебра. Она взвалила мужа на плечо и уволокла в дом, кроя его самыми последними словами.

– Знаешь, кого она мне напоминает? – оглушительным шепотом сказал Главк Тимофею, в глазах которого двоились пляшущие языки пламени. – Богиню Немезиду! Вот! Морда точь-в-точь. Я, когда в темноте ее увидел, тоже чуть не обделался.

– Нормальная она баба, – сказал вдруг Тимофей. – И толковая на редкость. У нас с тобой никогда такой не будет. Она вон какие дела проворачивает, любому мужу на зависть. А мы с тобой кто? Стражники наемные! Бродяги! Такая на нас и не взглянет даже. Понял?

Но Главк его уже не слушал. Он храпел в полушаге от костра, а к его роскошной бороде ночным злодеем подбиралась дорожка пламени, прямо по сухой травинке. Тимофей выругался и оттащил друга от огня. Лишиться главного украшения воина и мужа – немыслимый позор.

* * *

Они расположились на холме, в стадии от стен Эмара. Тут хорошо сидится по вечерам, когда тяжелый зной уходит, а ветер несет со стороны реки долгожданную прохладу. Заккур, шестой сын царя Бар-Набаша слушал пришельца, открыв рот. Этот Тимофей, обросший молодой бородой наемник, побывал в таких местах, что ему, кочевнику, никогда и не снилось. Жизнь в пустошах приводит к тому, что и весь окружающий мир начинаешь считать пустошью. А когда открываются его новые грани, то ум человека, привыкшего годами видеть перед собой только овечью задницу, начинает натужно скрипеть, будучи не в силах вынести груза нового знания. Они сдружились, болтая день за днем. Тимофей угощал босоного царевича вином, а тот его – такой ягнятиной, какой афинянин даже дома не ел. Они познакомились на пире, который дал в честь купцов царь Бар-Набаш, и с тех пор почти не расставались.

– Смотри, что у меня есть! – Тимофей достал из своих вещей уродливый свинцовый шар, напоминающий переплетение змей. – Это амулет, который делает человека царем. Я его в самой Хаттусе в храме взял. Тому, кто помолится ему в первый день новолуния и жертву принесет, он великую власть даст.

– А тебе почему не дал? – жадно разглядывал фигурку Заккур. – Ты ведь молил его. Да?

– Так я же не царский сын, – непонимающе посмотрел на него Тимофей. – Я ведь бродяга простой. Если бы я царским сыном был, то конечно! Первым делом себе бы власти попросил. А так! – он махнул рукой. – Мне от этого никакой пользы. Я Эниалию жертвы приношу, он пока бережет меня.

– Дай! – трясущимся пальцем показал Заккур на шар. – Проси, чего хочешь за это! Лучших баранов тебе подарю!

– Ты же мне друг! – приобнял его за плечи Тимофей. – Не надо мне от тебя ничего. А сегодня как раз именно такой день. Тащи лучшего барана, а я принесу вина. Вот посмотрим, не наврал ли старый жрец перед смертью…

– Перед смертью люди не врут, – убежденно произнес царевич. – Отец так говорит. Давай, брат, как луна взойдет, на этом же месте. Приноси свое вино.

Что хорошо в жертвах, так это то, что боги не слишком жадны. Им достаточно дыма сожженной плоти и малой толики мяса. Остальное вполне можно употребить самому, чем, собственно, Тимофей и царевич Заккур и занялись. Сначала они дождались восхода молодого месяца, расплавили в огне амулет, вознесли свою просьбу к небесам, а потом пожарили мясо с ароматными травами и солью, как принято в Энгоми, и запили его немалым количеством вина. А вот утром, когда рассветное солнышко заглянуло сквозь закрытые веки в похмельные головы друзей, Тимофей пробудился от испуганного вопля.

– А! А-а-а! Смотри!

– Ты чего орешь? – афинянин недовольно привстал на кошме. – Рано еще. Спать охота. Легли ведь за полночь уже.

– С-смотри! – трясущейся рукой показал арамей на резной деревянный ящичек, украшенный точно таким же переплетением змей, какой был на амулете. Он торчал из песка на расстоянии руки от того места, где друзья легли спать после дружеской пирушки. Торчал так, как будто вырос за ночь прямо из земли.

– Быть того не может! – изумился Тимофей. – Сработало! А ведь я не верил! До самого конца не верил. Думал, надурил меня старик.

– А я верил! – убежденно ответил Заккур. – Вот прямо сразу и поверил. Мне царская власть самой судьбой суждена. Я это всегда знал.

– Тогда открывай, – решительно произнес Тимофей.

Царевич трясущимися руками отбросил крышку и недоуменно уставился на шесть маленьких склянок и золотой перстень с трезубцем, лежащие внутри, в деревянных ячейках. Он непонимающе смотрел то на содержимое ларца, то на Тимофея, словно ища у него объяснения. И друг не подвел. Он повертел перстень в руках, открыл одну склянку и аккуратно ее понюхал.

– Все ясно, – скучающим голосом ответил Тимофей, сложил все на место и закрыл крышку. Он потряс кувшин из-под вина, пытаясь понять, осталось ли еще хоть что-то, но тщетно. Кувшин оказался пуст, и он разочарованно отбросил его в сторону.

– Что? – жадно спросил Заккур. – Что тебе ясно?

– В склянках отрава, – пояснил Тимофей. – А перстень этот со знаком Морского бога. Ты с ним можешь в Угарит гонца послать. И тебе сам наместник Аддуну или трибун Хрисагон обязаны помощь дать. Я слыхал про такие перстни.

– Отрава, – ошалело прошептал царевич, с ужасом глядя на ларец.

– А ты что думал, отец придет и сам тебе власть отдаст? – насмешливо произнес Тимофей. – Боги, брат, только показывают правильный путь. Но они не станут проходить его за тебя. Кстати, я не понял, почему кувшинчиков с ядом шесть.

– Зато я понял, – с каменным лицом ответил Заккур. – Отец и пять братьев. Пусть видят боги, я свой путь пройду. Я захвачу казну и куплю расположение знати. Я раздам все, что есть, но удержу власть. А если не поможет, попрошу помощи у царя Энея.

– Как же ты попросишь, – с сомнением посмотрел на него Тимофей, – если отец твой плату за провоз вдвое понял. Думаю я, великий царь очень зол на твое племя.

– Я словно слепой все эти годы ходил, – исступленно бормотал царевич, – а вот теперь точно знаю, что делать. Я верну те пошлины, что были год назад, и тогда великий царь поможет мне. Купцы на пиру сказали, что мой отец нарушил свое слово. А раз так, то я все исправлю. Это не я убью отца, это боги покарают его за ложь и жадность.

– Ты сказал, – согласно кивнул Тимофей. – Давай выпьем напоследок. Я скоро ухожу на юг. У меня там дела. А ты, брат, будь осторожен. Боги испытывают тебя, но они не дадут власть тому, кто ее не достоин.

– Я не подведу богов и исполню их волю, – решительно ответил Заккур. Царевич стоял, вознеся руки к небесам. И он как будто выше ростом стал. Видимо, он свято поверил в свою судьбу.

Да-а! Вот ведь гад, – думал Тимофей, разглядывая того, кто за власть без раздумий убьет самых близких людей. – И ведь все из-за каких-то пошлин. Вон какие затейные косы заплел наш пастушок. Не он в смерти отца виноват, оказывается, это боги справедливость его руками восстанавливают. Правильно Кулли сказал, тяжелое дело торговля. Не всем дано заниматься этим ремеслом.

1 Эмар, в отличие от Угарита, после разорения продолжил свое существование и был окончательно заброшен только в 1150-х годах до новой эры, когда его покинули торговцы и ремесленники. Большая их часть перебралась в уцелевший оплот хеттов – Каркемиш.

2 Первый и третий текст не из Эмара, а из Мари. Письма из Эмара носят довольно сухой, почти официальный характер. Даже если друг другу пишут супруги.