Текст книги "Гнев Несущего бурю (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Чайка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

– Хитро, – почесал затылок Тимофей. – Слабого, значит… А его не сожрут? Там народец злой. Волки одни.

– Будем помогать, – развел я руками. – А если сожрут, то и невелика потеря. Это всего лишь время и деньги. Мы все равно договоримся, но сильный царь попросит больше.

– А потом что? – спросил Тимофей.

– А потом тебе нужно пройти вот этим путем, – я поманил его к карте, лежавшей на столе. Ну, как к карте… К рисунку по мотивам моих воспоминаний. Только к этим воспоминаниям добавилось множество того, чего в будущем не было. В Египте главный порт – не Александрия, а Пер-Амон. В мое время это была пыльная деревушка, стоящая в нескольких километрах от моря. На месте Тель-Авива сейчас небольшой городок Яффо, а у Нила не два рукава, а целых семь. И огромная куча проток.

– Ого, – присвистнул Тимофей. – Сколько городов еще можно ограбить! Я и не знал, что мир так велик.

– Это всего лишь его малая часть, поверь, – успокоил я его. – Тут только Восточная половина Великого моря, Ханаан и Вавилония. Ты пойдешь из Эмара назад, а потом повернешь на юг. Алеппо, Идлиб, Хомс, Хама, Дамаск, Иерихон. Люди, которые живут там, могут называть их немного по-другому. Я их знаю под этими именами. Вся дорога от Эмара до Иерихона – месяц пути. Но за сколько пройдешь ее ты, одним богам известно.

– Сложно будет, – нахмурился Тимофей. – Там сейчас горячо.

– Зато и награду получишь такую, что тебе и во сне не снилась, – уверил его я. – У господина диойкета возьмешь подорожную. Точнее, две. Одну на глиняной табличке, вторую на папирусе. Упаси боги тебе их потерять. Без них вам придется тем же путем возвращаться. А с ними ты доберешься до Газы или Библа и оттуда дойдешь на корабле прямо сюда.

– Возвращаться тем же путем не хотелось бы, – хмыкнул Тимофей. – Нам там будут не рады. Если то, что я знаю про Ханаан, правда, то идти придется прямо по трупам.

– Вот и не теряй, – протянул я ему кожаный тубус. – В Иерихоне найдешь человека по имени Иисус Навин. Это имя неверно. Скорее всего, оно звучит как-то вроде Иешуа бин-Нун или похоже. Если он вообще существует, то сейчас именно он главный у племени иври. Передашь ему мое послание, подарки, и останешься с ним на год.

– Что нужно сделать? – внимательно посмотрел на меня Тимофей.

– Нужно немного подпалить хвост царю Египта, – усмехнулся я. – А то он что-то важничает сильно. Ты собьешь с него спесь, а племя иври тебе в этом деле подсобит. Они на редкость злопамятные ребята, и египтян терпеть не могут. Они в свое время оттуда с боем уходили. Иври пасли скот в тех местах, а египтяне их на землю посадили и заставили кирпичи для новой столицы делать. Ну сам представь, какой кочевник такое терпеть будет? Кстати! Не вздумай помереть раньше времени, Тимофей! Ты даже не представить себе не можешь, во сколько мне уже обошелся твой будущий поход.

1 Тадмор – в настоящее время город известен как Пальмира.

2 Шикмона – в настоящее время носит название Хайфа, Израиль.

3 Иерусалим был захвачен царем Давидом, отцом Соломона, около 1000 года до новой эры.

Глава 4

– Ну, не плачь! Не плачь, моя хорошая!

Единственная подруга Феано рыдала так горько и безутешно, как это могут делать только несправедливо обиженные дети. Да Нефрет и была для нее девчонкой, не видевшей жизни. И даже животик, намекающей, что любимой дочери господина имери-кау скоро рожать, не мог этого впечатления изменить. Нефрет оставалась большим ребенком, красивым, как цветок и наивным, словно младенец. Отец ее обожал и баловал, муж ее обожает и балует. Так для чего ей взрослеть?

– Да что случилось-то? – Феано терпеливо гладила египтянку по тонкой спине, вздрагивающей от рыданий. – Муж опять напился?

– Да-а! – плакала Нефрет. – Он такой дурак, когда выпьет лишнего! Он становится глупее пьяного стражника! А потом его тошнит до утра! У меня уже голова болит, я третью ночь не сплю!

– Он три дня пьет? – изумилась Феано. – Но почему? Его господин отругал?

– Пи! – Нефрет подняла на подругу заплаканную мордашку. – Число пи!

– Ну, знаю это число, – кивнула Феано. – А чего реветь-то?

– Оно какое-то не такое оказалось, – всхлипнула Нефрет. – Анхер так разошелся, что на господина нашего посмел голос возвысить. Кричал потом пьяный, что эту мудрость бог Тот своим жрецам заповедал. А еще что-то про квадрат со стороной в восемь девятых диаметра… Не поняла я ничего. А еще кричал, что не может такого быть, чтобы число это иное значение имело. Ибо это противно воле богов. А господин, вместо того чтобы палками его избить, только посмеялся и приказал начертить круг и измерить самому.

– И что? – продолжила гладить ее Феано.

– Анхер взял чашу из Микен, – захлюпала носом Нефрет, – а затем обмотал ниткой и измерил. После этого другую чашу взял. Потом циркулем, или как там эта рогулька называется, круги на земле чертил. Потом раз сто это повторил… Он этим неделю занимался и все на папирус записывал. И теперь… И теперь…

Нефрет снова безутешно заплакала, доверчиво прильнув к плечу подруги.

– Ну, и что теперь? – спросила Феано.

– Пьё-ё-ёт! – прорыдала Нефрет. – Прямо как тогда, когда господин его научил в столбик считать. Выпьет вина, потом хохочет как ненормальный, и без конца какую-то считалочку повторяет.

– Какую еще считалочку? – удивилась Феано.

– Чтобы нам не ошибиться, нужно правильно прочесть. 3, 14, 15, 92 и 6! – плакала египтянка. – Глупость какая-то!

– Ну, не плачь, – снова погладила ее Феано. – Пропьется и успокоится. Они, мужики, все слабаки. Чуть что, за кувшин хватаются.

– Мне повитуха велела цветами любоваться, – доверчиво обняла ее Нефрет, хлюпая тонким носиком, – и гулять по вечерам. Чтобы ребеночек здоровый был и красивый. А про то, чтобы дурацкие цифры слушать, она мне ничего не говорила. Я ведь даже не понимаю, чего он расстроился из-за этой ерунды.

– А давай по городу прогуляемся, – потащила ее на улицу Феано. – А потом пойдем к Анат. В картишки поиграем.

– И пойдем, – утерла слезы Нефрет. – Служанка за ним присмотрит. Глаза бы мои не видели пьяницу этого! Он же глупее жареного сома. Как протрезвеет, разорится у меня на подарках.

Нефрет худенькая, словно птенчик, а потому, когда она села в носилки к Феано, нубийцы лишь покосились недобро и отвернулись. Тут ведь недалеко совсем, через пару домов. Впрочем, им не повезло. Госпожа захотела посмотреть, как строится новый порт, а туда идти больше десяти стадий. Могучие мужики вздохнули и подняли носилки. Не их сегодня день…

Дом Анхера стоит у подножия акрополя, откуда по мере строительства новых улиц простых людей выселяли. Никто не смел протестовать, да и вместо старых домов вельможи, писцы и купцы получали новые жилища, много больше и роскошнее. Одна беда: крепостной стены пока нет. И это заставляло людей уходить с горы не слишком охотно, подчиняясь воле государя. Все же безопасность куда важнее, чем просторная спальня. Тяжелые времена ведь. Впрочем, контуры новых городских укреплений уже размечали, и это настраивало богатеев Энгоми на оптимистичный лад. Да и воды у берегов Кипра становились безопаснее с каждым днем.

Улица Процессий, главная в городе, идет от ворот акрополя до строящегося храма Великой матери, от него – до будущего храма Бога-Кузнеца, которого все больше и больше называют Гефестом, а оттуда – к порту. Улица длиннейшая, прямая как копье, но уже сейчас государь не позволяет там селиться абы кому, разделив воинскую знать и купцов. Тех, кто давно ему служит, он поселил поближе. А тех, кто только что прибежал в Энгоми на звон серебра, селят дальше. А то и вовсе не позволяют строиться на улице Процессий, давая клочок земли в каком-нибудь боковом переулке. И никакие взятки тут помочь не могли. Половина домов и участков уже имели своих хозяев, а за честь жить поближе к царю бились богатейшие купцы с легионными трибунами и капитанами бирем.

Улицы Энгоми застилали каменными плитами. Сотни людей, приплывших на заработки со всех концов Великого моря, осели тут навсегда. Даже те, кто шел на разбой и случайно уцелел на этом нелегком пути. Они ведь разбоем не от хорошей жизни занялись, а потому, что жрать стало нечего. Доходило до того, что корабль каких-нибудь шарданов, остановленный в водах Морского бога, осматривался капитанами бирем прямо на месте. И если не находили в трюмах рабов и окровавленных тряпок, вождю выдавалась подорожная, с которой он плыл прямо сюда. Новички шли гребцами на флот, или в корабельную стражу, или в рыбаки, а их семьи селились совсем уже на отшибе, за новой стеной. В самом Энгоми будут жить только господа офицеры, купцы и лучшие мастеровые всех мастей.

– А ты слышала? – округлила глаза Феано. – Из Вавилона десяток семей привели с караваном.

– Нет! – покачала головой Нефрет, слезы на любопытной мордашке которой уже совершенно высохли. – А нам-то что с того?

– Среди них мастер, который благовония делать умеет, – заговорщицки шепнула Феано, хотя было это совершенно напрасно. Наедине она болтала с подругой на языке Земли Возлюбленной, который здесь понимали лишь некоторые купцы.

– Благовония! – захлопала в ладоши египтянка. – Вот здорово!

– Царица наша розовые лепестки велела собрать, – продолжила Феано. – Из них масла будут делать.

– А когда? – жадно спросила Нефрет.

– Я не знаю, – сожалеюще произнесла Феано. – Я этого мастера всего один раз и видела. Но как только благовония во дворце появятся, для тебя приберегут флакончик. Правда, я не знаю, когда это будет. Этого вавилонянина вчера увезли куда-то. И никто не говорит куда. Государь знает, но у него я точно спрашивать не стану.

– Хорошо бы, – мечтательно протянула Нефрет. – У матушки были такие кувшинчики, но нам с сестрой она не позволяла их брать.

– И вы ее слушались? – понимающе усмехнулась Феано.

– Нет, конечно, – прыснула Нефрет и показала на панораму порта, куда их, наконец, донесли. – Ой! Смотри! Это еще что такое?

– Верблюды это, – уверенно ответила Феано, которая никогда «корабли пустыни» не видела, но слышала, что их привезут сюда для того, чтобы таскать медь из рудников Троодоса.

– Страсть какая! – Нефрет жадно поедала глазами неведомых зверей.

Огромных горбатых животных выводили из недр пузатого гиппогога, и теперь они недоверчиво вертели головами, презрительно морща слюнявые морды. Им тут не нравилось, но невысокий, почти черный мужичок требовательно дернул за веревочную узду, и первый из верблюдов ступил на причал. Он опять завертел башкой и издал низкий утробный рев, распугавший столпившихся портовых зевак. Но, видно, рев этот означал что-то успокаивающее, понятное остальным, и вскоре стадо на два десятка голов вывели и построили в цепочку, одного за другим. Царский писец с медным кулоном таможенника на толстой шее пересчитал их и махнул куда-то в сторону, а какой-то ханааней с лицом проныры свистнул и поманил смуглого мужичка за собой. Судя по довольной роже, он неплохо заработал, пригнав их сюда. Стадо прошло на расстоянии вытянутой руки от носилок, обдав женщин облаком такой густой вони, что впечатлительная египтянка даже носик заткнула. Она вообще стала весьма чувствительна к запахам, да и настроение ее скакало бешеным зайцем, отчего Анхер только успевал покупать ей все новые платки и бусы.

А порт шумел вокруг них, врываясь в глаза и уши свистом, многоязыким гомоном и разными ароматами. Тут пахло не только верблюдами. Из харчевни, набитой купцами и матросами, неслись запахи жареной рыбы и шашлыка. Так с легкой руки самого царя стали называть мясо на вертелах, приготовленное на углях. Умопомрачительный аромат донесся до обеих женщин, выбив тягучую слюну. Им нельзя туда. В портовый кабак только шлюхи заходят. Для приличной женщины показаться там – позор великий.

– Вкусно! – тоскливо выдохнула Нефрет. – Вот бы…

– Давай слугу пошлем, – кивнула Феано и сунула две драхмы одному из нубийцев. Тот заулыбался белыми ровными зубами и помчал к кабаку. Таков был их давний молчаливый уговор. Госпоже шашлык, и им с парнями – по пол-лепешки, в которую трактирщик заворачивал всякие объедки: кусочки козьего сыра, рыбы, оливки и даже ошметки мяса, если сильно повезет. Любимая снедь рыбаков, которых жены провожают на промысел.

– Ай! – раздался возмущенный женский вопль. – Ты чего хватаешь! Стража!

– Да не ломайся ты, красивая, – послышался голос пьяненького купца, сидонца или тирца, судя по говору. – Обол дам. Пошли со мной.

– Вот попал дурак! Смотри, что сейчас будет! – захохотала Феано, которая, в отличие от Нефрет, в порту бывала часто. Ее подруга сюда соваться побаивалась. Она была довольно робка.

– Что случилось? – два воина из ветеранов, судя по красной оторочке хитонов, оказались рядом в мгновение ока.

– Он меня за руку схватил! – орала возмущенная молодка с корзиной, полной свежей рыбы. Тугая грудь, необъятная задница и пухлые щеки. Сидонца можно было понять, бабенка была неописуемо хороша.

– Свободная или рабыня? – спросили стражники. – Муж есть?

– Свободная. Муж гребцом в море, – охотно пояснила баба. – Я старосту уличного приведу. Он за меня свое слово скажет. Не шлюха я! Мужняя жена. А он меня за руку схватил!

– Пройдем с нами, почтенный, – вежливо сказали стражники.

– Куда это? – не понял сидонец. – Не пойду! Я тамкар сидонского царя. Что у вас тут за порядки такие?

– Ты свободную женщину за руку схватил, – вежливо пояснили воины. – Пойдешь в суд, заплатишь штраф пять драхм. Две ей, две в казну, одну нам. У нас пятая доля за труды.

– А если не пойду? – набычился купец, в голове которого все еще бродил хмель.

– А ты не ходи! – весело подмигнул ветеран. – Мы тогда тебе накостыляем от всей души, и заплатишь ты уже десять драхм. За сопротивление страже. Мы такое очень любим! Потому как удовольствие получить можно, да еще и денег заработать. Наша доля все равно пятая.

– Да вы… – купец отступил и схватился за рукоять ножа.

– А вот этого не надо, – сурово посмотрел на него нестарый еще воин. – Руку с ножа убрал! Мы, хоть из-за ран и уволены со службы, но тебя как малого ребенка затопчем. А если ты на стражника нож наставишь, то висеть тебе, почтенный, на кресте. А нам с того уже никакого прибытка. Ну что, добром пойдешь в суд?

– Добром, – выдохнул протрезвевший купец, который осознал, что дикие слухи, которые ходят про законы нового царя Кипра, не врут.

– Поехали в карты играть! – решительно сказала Феано и прикрикнула на нубийцев, которые вздохнули и вновь подняли носилки. Им идти обратно все те же десять стадий. Дом уважаемого купца находится почти что у самого акрополя. Такие богатые люди не селятся там, где день и ночь шумит простонародье.

– Так весело было! – заулыбалась Нефрет, слезы на щеках которой высохли совершенно. Она уже и думать забыла про своего непутевого мужа и его мудреные проблемы.

– Да, как всегда, – отмахнулась Феано. – Это же Гифия. Она этим ремеслом пятерых детей кормит, пока муж на весле горбатится. Ее весь порт знает, а стражники особенно. Отец у нее нищий рыбак, а она скоро лавку откроет и за стену переедет. Наш господин говорит, что Энгоми – город больших возможностей. Ну вот скажи, разве он не прав?

* * *

Сегодня я дал себе волю поспать. Сам не знаю, что на меня нашло. Всегда с рассветом поднимался, а тут провалялся чуть ли не до полудня. Видно, накопилась усталость. Шутка ли, объехать половину острова, пить до полуночи с деревенской знатью, выказывая им свое расположение, инспектировать медные рудники… Ну как рудники! Ямы и неглубокие штольни, которые начали прогрызать горы Троодоса. Все шахты наперечет, потому что мелкие я закрыл, оставив только крупные. Так удобней учет вести. За незаконную добычу – три года в той же шахте положено. У меня теперь отряд егерей по горам бегает, ловит любителей запустить ручонку в закрома родины.

Я потянулся, прогоняя остатки сна, и окинул взглядом свою спальню. Бедненько. Все никак руки не доходят собой заняться. Простой кирпич стен и крошечное окошко под потолком, откуда льются веселые потоки дневного света. Ремонта здесь не было, зато кровать стоит роскошная, сделанная по моему личному проекту. Из ливанского кедра, с резной спинкой и ножками в виде вставших на дыбы дельфинов. Вместо дурацкого переплетения кожаных ремней я приказал уложить доски, а на них – матрас, туго набитый конским волосом. Отличная штука, резко раздвинувшая горизонты семейной жизни.

– Вставать пора! – я вскочил с постели и прошел в соседнюю комнату, соединенную со спальней незаметной дверью. Это ванная. А в ванной – умывальник, в который подается с крыши горячая вода. Как сделать смеситель, я еще не додумался, но над этим уже работают. Пока умываюсь, как английский лорд. Набираю в медный тазик воду из двух разных кранов и плещусь. Жутко неудобно. Надо перехватить кусок и мчать. У меня сегодня важнейшая встреча. Та, которую я ждал многие месяцы.

Син-аххе-эриба. Так звали моего алхимика, привезенного за тридевять земель. Имя у него какое-то дурацкое, означающее: Бог Луны Син дал братьев. Брехня. Никаких братьев у этого парня нет. Как нет родителей, жены, детей и мозгов. Если бы мозги у него были, он не проигрался бы в пух и прах в кости. Кстати, привет грекам, которые обвинили покойного Паламеда в их изобретении. В кости в Междуречье играют с незапамятных времен. Этот парень – азартный игрок, а там, где игра – там проигрыш, который рано или поздно придется оплатить.

Он был лабанту, потомственным парфюмером. Это работа тонкая, денежная и покрытая непроницаемой вуалью тайны. Лабанту перегоняли на масла лепестки ириса, жасмина и роз, а потому смотрели на ремесленников-муракку, как на козье дерьмо. Те всего лишь давили смолы прессами, получая масло из кедра или кипариса. Так что он тот еще придурок, раз смог спустить в выгребную яму свою вполне обеспеченную жизнь.

Очень скоро, проигравшись в пух и прах, наш парфюмер оказался в долговой кабале, выбраться из которой так и не смог. Справедливый суд отнял у него дом, обратил в рабство и передал кредитору. Законы Вавилона в отдельных местах не так уж и суровы. Срок рабства за долги не мог превышать трех лет. И вывозить за границу таких рабов тоже нельзя. Но, как говорится, если нельзя, но очень хочется, то можно. После окончания законного срока бедолагу заставляли брать новый долг, но уже фиктивно, и он оставался рабом пожизненно. В общем, была бы задница, а хитрый винт найдется. И даже то, что его продали за границу, пойди еще докажи. Господин взял раба с собой для услуг в дороге, а там его укусил скорпион. Или сразил кровавый понос. Или злые духи унесли его душу за Медную стену. Или с ним случилась еще какая-нибудь хрень, несовместимая с жизнью. Важно не это. Важно то, что суровость месопотамских законов можно обойти, если применить некоторую толику фантазии. А с фантазией у ребят, дающих в долг игрокам большие суммы, во все времена был полный порядок.

Парфюмер оказался человеком грамотным, а потому по прошествии трех лет попробовал возмутиться и потребовал освобождения. Но ему показали оставшуюся сумму долга и вместо свободы выдали хорошую порцию палок. Когда он отказался работать и попытался обратиться к судье, то добавили еще палок и отправили убирать ячмень. В качестве перевоспитания. Естественно, никто человека с такой квалификацией гнобить на поле не собирался, планировали всего лишь привезти в чувство. Там-то его и выкупили за неимоверные деньги агенты Кулли, полностью сломанного и опустошенного.

Кстати, Кулли в последнее время так и фонтанировал необычными идеями, чего я, откровенно говоря, за ним раньше не замечал. Он всегда был парнем разворотливым и отчаянным, но как женился, совсем удержу не знает. Вот что домашние борщи с людьми делают. Он попросил у меня участок земли под сад. Хочет развести здесь фисташку. Терпентинное масло, которое из нее делают, с руками отрывают в Египте. Они с его помощью свои мумии бальзамируют. В общем, я ему землю дал, но с учетом того, что он и на мою долю сад разведет. Я тоже хочу быть в тренде и торговать здешним скипидаром. Ах да! Задумался я что-то, а мой химик все еще лежит передо мной, раскинув руки крестом.

– Ничтожному дозволено встать! – важно заявил мой глашатай, который недоуменно выпучил на меня глаза. Он увидел жест, который означал, что ему нужно исчезнуть. Царь будет говорить с рабом! В его картине мира небо только что упало на землю, а мне вот деваться некуда. Я не могу через другого человека объяснить то, в чем сам разбираюсь слабо.

– Я буду говорить с тобой сам, без своих слуг, – сказал я, и вавилонянин едва не упал в обморок. – То, что ты узнаешь, никто больше узнать не должен. Если сделаешь то, что я хочу, получишь новую жизнь. Получишь свободу, жалование серебром, дом и жену с богатым приданым. Можешь даже новое имя себе взять, если захочешь. Ты не будешь знать отказа ни в чем, кроме одного: ты больше никогда не возьмешь в руки кости.

Низенький щуплый вавилонянин оказался обладателем жидкой бороденки и несоразмерно крупного носа. Он посмотрел на меня внимательно и спросил:

– Величайшему нужен составитель ядов? Он хочет травить своих врагов?

– Ядов? – задумался я. – А ты сумеешь их изготовить?

– Сумею, господин, – склонился Син. – Это не слишком сложно. Некоторые травы ядовиты, некоторые камни, если их мелко растереть, ядовиты тоже. И даже пораженное гнилью зерно может дать нужное сырье. Я готовил такое зелье пару раз. Хозяин приказал.

– Подумаю над этим, – кивнул я. – А пока взгляни вот сюда.

– Что это, господин? – осторожно спросил Син, изумленно разглядывая медный кувшин с длинным носиком, переходящим в змеевик.

– Это называется аламбик, – вздохнул я. – Или что-то похожее на него. Вот сюда кладут исходное сырье и нагревают. Выше, в куполе, собираются пары, которые потом идут в змеевик, погруженный в холодную воду. Из змеевика вытекает готовый продукт.

– Это… Это просто невероятно! Я всегда делал это в глиняном горшке с тростниковой трубкой! – вавилонянин смотрел на меня выпученными глазами. – Я никогда не видел ничего подобного! Даже у жрецов-пашишу, изготавливающих масла для священных обрядов, нет такого оборудования.Господин сведущ в изготовлении тончайших ароматов?

– Господин сведущ в массовых убийствах, совершенных с особой жестокостью, – вздохнул я. – И он хочет сделать их еще более массовыми и еще более жестокими. Тебе нужно испытать этот перегонный куб. Для начала попробуй изготовить свои масла, а то царица уже велела оборвать все розы в саду. Я не уверен, что это именно то, что нужно. Если тебе понадобится изменить конструкцию, только дай знать служителю Священной истины. Он немой, но аккадский язык понимает. Больше ты пока не общаешься ни с кем. Если узнаю, что ты открыл свой рот или решил снова сыграть в кости, я отправлю тебя в медную шахту, и ты уже никогда не выйдешь из нее.

– А что я буду перегонять потом, величайший? – осторожно спросил лабанту. – Я уже понял, что яды вам пока не нужны, ароматы тоже. Так для чего я вам понадобился?

– Ты будешь перегонять для меня нефть, – ответил я и ушел, оставив мастера, создающего благородные запахи, в состоянии обморока. Мне даже на секунду показалось, что он снова захотел вернуться на ячменное поле. Или броситься на нож. Мастер пока колебался…