Текст книги "Гнев Несущего бурю (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Чайка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Глава 5

В то же самое время. Где-то у берегов южной Италии.

– Отранто… наверное… – пробурчал что-то непонятное писец Корос, когда корабль ткнулся носом в песчаный берег. Никакого Отранто пока что нет и в помине, лишь небольшая деревушка мессапов царит над здешней бухтой. Был этот будущий Отранто самой ближней точкой, если нужно плыть из Эпира в Италию. Если выйти с рассветом и пойти точно на запад, то попадешь туда еще до заката. Этим путем купцы ходят уже столетия. Они везут сюда расписные чаши и кувшины, а обратно тащат кожи и зерно, которое эта земля дает в немыслимом изобилии. Если повернуть на север, то можно вдоль берега обойти море и вернуться обратно в Эпир. Это знали издревле. А вот если повернуть на юг, то там будет лежать гигантский остров, населенный сиканами, а за Сциллой и Харибдой(1) и вовсе раскинутся неизвестные данайцам воды, откуда приходят свирепые шарданы.

– Нам на север, – решительно сказал Одиссей. – Два дня плыть.

Бирема с пятью десятками гребцов, двумя кормчими и десятком матросов медленно ползла вдоль берега, по очертаниям на карте напоминающего какую-то уродливую ногу. Одиссей вглядывался вдаль до боли в глазах, прикидывая, остановиться на ночлег или все же пройти дальше. Он своей не раз продырявленной шкурой чуял недобрые взгляды из кустов и скал, да такие, что волосы поднимались дыбом, не суля от такой встречи ничего хорошего. Народец в Италии бедный и пуганый, ведь враг лезет со всех сторон: и с севера, по суше, и с моря. Потому-то сикулы, окопавшиеся на самом юге этой земли, строят лодки и плывут целыми родами куда глаза глядят. Нет больше мочи жить здесь.

– А тут добрые земли, – одобрительно произнес Перимед, кормчий Одиссея, разминая в пальцах комок смоченной слюной грязи.

Они шли вдоль берега, который в карте царя Энея назывался Апулией, и вошли в глубокий залив, с трех сторон окруженный сушей. Тут-то они и разбили лагерь, решив осмотреться. Место здесь было удобнейшим из всех встреченных. И Диомед, который сбежал в Италию, по слухам, обитал где-то неподалеку, в землях давнов.

– Поймайте мне какого-нибудь рыбака, – приказал Одиссей, и такового ему приволокли на следующее утро, вытащив из хижины на берегу.

Мужик лет двадцати с небольшим зло вращал глазами и плевался, поливая руганью проклятых людоловов, от которых житья не стало. Он никак не мог понять, почему не тронули жену и детей, но от этого его правый глаз полыхал негодованием не менее яростным, чем могли бы полыхать оба.Глаз левый превратился в едва заметную щель и наливался многообещающей опухолью. Он явно свидетельствовал о том, что рыбак дорого продал свою свободу.

– Угомонись, – бросил Одиссей, когда рыбак то ли устал, то ли исчерпал запас ругательств. Царь мог объясниться на языках людей запада, ведь от Итаки до Италии – день-другой пути, если плыть на северо-запад.

– Проводник нужен, – продолжил царь. – Пойдешь с нами. Если покажешь здешние воды, дам хороший железный нож.

– Чего сразу не сказали? – удивился рыбак. – Зачем драться полезли, детей напугали, жену…

– Чтобы ты не сбежал, – развел руками Одиссей. – Ты бы ведь сбежал?

– Ну да, – почесал лохматый затылок рыбак. – У нас тут частенько людей ловят, но железные ножи как-то не спешат раздавать.

– Времена меняются. Славь Морского бога, человек, и Энея, сына его, – с непроницаемым лицом сказал Одиссей, который с большим удовольствием подпалил бы этому червю пятки, а нож и его бабу оставил себе. Но приказ ванакса был однозначен: с местными не ссориться.

– Тебе чего тут нужно-то? – зыркнул из-под бровей рыбак.

– Хочу, чтобы ты по здешним водам нас провел и царя Диомеда помог найти, – ответил Одиссей.

– А когда найдешь, убьешь эту сволочь? – с немалой надеждой во взоре спросил рыбак. – Житья от его людей нет. То и дело рыбу забирают. Подати какие-то требует, а мы тут отродясь никаких податей не платили. Мы, певкеты, вольный народ.

– Посмотрим, – хмыкнул Одиссей. – Может, и убью. Так что, добром пойдешь с нами или тебе брюхо вспороть и в воду бросить?

– Поклянись своими богами, что отпустишь потом и расплатишься честь по чести? – прищурился рыбак.

– Клянусь Поседао, богом моря, – ответил Одиссей. – Когда проведешь через здешние воды и поможешь найти Диомеда, отпущу и дам хороший железный нож.

– А если мы твоего Диомеда быстро найдем? – прищурился рыбак.

– Тогда я сразу расплачусь и отпущу тебя, – кивнул Одиссей.

– Клянешься? – спросил рыбак.

– Клянусь!

– Тогда давай нож, – протянул руку рыбак. – И я пошел домой.

– Ты спятил, сволочь? – побагровел Одиссей. – Жить надоело? Так я насчет брюхо вспороть не шутил. Это я тебе быстро устрою…

– Нож давай, ты клялся, – потребовал рыбак. – Вон за тем холмом деревня. Там твой Диомед.

– Да чтоб тебя! – расстроился Одиссей, которому ножа было жалко до ужаса. Но делать нечего. Будучи в походе, нарушить клятву Морскому богу – поступок безумный.

Диомед оказался не дурак. Здешняя бухта была совершенно роскошной. Ее прикрывал от волн небольшой островок, отделивший море от глубокой лагуны. Пухленький писец, взятый в этот поход, полез в свои папирусы и удовлетворенно заулыбался. Видимо, это место тоже было нужно его господину. Да и неудивительно. Гавань здесь отменная.

– Бари… наверное… – пробурчал что-то непонятное писец и сделал пометку в папирусе. Теперь-то он понял, почему именно этот человек возглавил поход. От Одиссеевой Итаки до Италии было куда ближе, чем до Микен.

– Странные все-таки в Италии дома, – хмыкнул Одиссей, разглядывая россыпь круглых хижин, которые венчали конические крыши из плотно уложенного тростника. Деревушка оседлала высокий холм с отвесными склонами, а у его подножия раскинулись поля и пастбища, где мальчишки стерегли стада коров и коз. Увидев чужаков, они засвистели и замахали руками, посылая сигнал тем, кто на холме. В деревне забегали, засуетились, и вскоре навстречу высыпало с полсотни крепких парней со щитами и копьями, умело перекрывшими путь наверх. Один из них выделялся богатым доспехом и шлемом. Остальные вооружены были куда проще: щиты, копья и длинные кинжалы.

– Дерьмово они тут живут, – снова хмыкнул Одиссей, сломал пару веток с куста и замахал. Его узнали, и наконечники копий озадаченно поднялись вверх.

Диомед встретил их хмуро и неприветливо. Как будто потускнел, полинял неутомимый боец, неистовствовавший под Троей. Лицо пробороздили первые морщины, а могучие плечи опустились, как у человека, на которого навалились непосильные заботы. Он изумленно посмотрел на Одиссея, сверкавшего золотом пояса, оружия и украшений, и еще более удивленно – на его свиту, в которой несколько человек оказались вида совершенно невоинского. Тем не менее, именно они тащили здоровенные ящики, что были, судя по лицам несущих их людей, тяжести неимоверной.

– Тебя чего это сюда занесло? – удивился беглый царь Аргоса, увидев старого товарища.

– Тебя искал, – ответил Одиссей. – Разговор есть.

– Ну заходи, раз пришел. Угощу, – не меняясь в лице, произнес Диомед. Так, как будто каждый день к нему приплывали гости из ахейских земель. Приплывали без дела, поболтать.

Одиссей оказался прав. Жили тут небогато. Все угощение – лепешки, козий сыр, рыба и кислое вино. Разносолов тут не водилось, а резать скотину ради такой встречи никто не собирался. После дворца Аргоса, роскошью лишь немногим уступавшего Микенам и Пилосу, хижина из высушенного на солнце кирпича и тростниковая крыша с дырой по центру, выглядели откровенно убого.

– Ну, говори, зачем искал, – произнес Диомед, когда положенные здравицы богам были сказаны, и первый кубок выпит. Одиссей отломил кусок ячменной лепешки, размочил ее в вине и отправил в рот. Прожевав, он ответил.

– Ванакс Эней шлет тебе свой привет, Диомед. И желает здравствовать.

– Вот как? – несказанно удивился тот. – И ему желаю того же. Что это вдруг от меня царю Сифноса понадобилось?

– Царю Кипра, – усмехнулся Одиссей, – Ахайи, Трои, Угарита и островов. По пальцам пересчитать, что еще не под ним. Родос да Эвбея из крупных. Остальные головы склонили уже.

– Царь Кипра? – оторопел Диомед. – Всего Кипра? Да быть того не может!

– Всего, – развеселился Одиссей. – Я сам серебра привез из того похода как ни из одного другого. По моему поясу не видишь разве? Все цари Крита там были, и даже Идоменей заявился. Под Трою с Агамемноном не пошел, сволочь этакая, а на Кипр пошел.

– А как Эней Ахайю по себя подмял? Куда другие цари смотрят? – оторопел Диомед. – Неужели они его власть признали? Эгисф-братоубийца? Сфенел, дружок мой бывший? Фрасимед из Пилоса? Неужто они все дарданцу покорились?

– Покорились, – пожал плечами Одиссей. – И я, брат, его старшинство признаю. Он Морского бога сын. В этом даже сомнений быть не может. Великие дела он делает.

– Ладно, – Диомед переваривал непривычные вести, поглядывая на ящики. – А от меня-то ему чего надо? Я ведь изгой теперь. Ни в Аргосе не прижился, ни в родной Этолии. Ни даже здесь. Я царю давнов помог отбить нападение мессапов. Он мне за это дочь обещал и землю…

– Дал? – спросил Одиссей.

– Обманул, лжец проклятый, клятвопреступник, – в сердцах ответил Диомед. – Со мной полусотня парней. Все, кто жив остался. Мы за этого гада бились, себя не жалея. А когда он увидел, сколько моих мужей полегло, решил не платить. Как последний пастух живу теперь. Не видишь, что ли?

– Кровь ему пустить за такое! – возмутился Одиссей.

– Я бы пустил, – скривился Диомед. – Сплю и вижу, как его на ленты распускаю. Да нечем воевать. Мне бы сотни три вооружить, я б его в клочья разорвал.

– Три мало, – усмехнулся Одиссей. – Вооружи пять.

– Ты посмеяться решил надо мной? – побагровевший Диомед начал было привставать, но Одиссей успокаивающе поднял перед собой ладони.

– Не гневайся, брат. Ванакс Эней тебе дар прислал! Открывай, писец, а то поздно будет. Я его хорошо знаю. Если разойдется, мы его всем кораблем успокаивать будем.

– Это что, мне? – Диомед, под которым подогнулись ноги, сел назад на грубый табурет. На его лице блуждала дурацкая улыбка. – Сколько здесь?

– Пятьсот добрых наконечников для копий, – ответил Одиссей. – Древки сам вырежешь. Тут леса полно вокруг.

– Что я должен за это сделать? – осипшим голосом спросил Диомед.

– Это дар, – ответил писец Корос, который вступил в разговор. – Разве дар дают за что-то, царь? Ванакс Эней предлагает тебе свою дружбу без каких-либо условий. Ты принимаешь ее?

– Принимаю! – выпалил Диомед. – Клянусь Атаной Промахос, покровительницей воинов, что царь Эней отныне мой друг и гостеприимец.

– Тогда царь Эней предлагает тебе свою поддержку и умелых людей, – продолжил Корос. – Ты построишь здесь города и будешь править Италией. Но вот это уже не будет даром.

– Согласен, – уверенно ответил Диомед. – Я расплачусь! Этим железом я вооружу пять сотен парней из сикулов и япигов, разорю давнов и принесу богу Диво голову их царя. Но всей Италии мне не взять…

– Ты получишь серебро, на которое наймешь воинов, – произнес Корос и развернул на столе папирус. – Вот Италия. Мы с вами находимся здесь! Ты заберешь вот эти земли, – и он провел черту, отсекающую юг полуострова.

– Однако! – крякнул Диомед. – Чтобы удержать столько, тысячи воинов нужны. Люди с севера прут без остановки.

– Вот ты их и остановишь, царь Диомед, – жестко ответил Корос. – Таково условие моего государя. Ни один корабль с воинами из Италии не должен больше выйти в сторону Крита, Кипра или Египта. И за это ты получишь любые товары, любое оружие и любых мастеров.

– А чем я буду за все это платить? – никак не мог понять Диомед.

– Зерном, брат, зерном, – захохотал Одиссей. – Ты даже не представляешь, какая соха лежит у меня в трюме. Она вспашет землю на целую ладонь вглубь. Ты просто захлебнешься в пшенице и ячмене.

– Я понял теперь, почему цари Ахайи ему покорились… – растерянно прошептал Диомед.

– Признаешь ли ты себя сыном ванакса Энея, царь? – торжественно спросил Корос. – Готов ли ты принести клятву?

– Готов! – поднял кубок Диомед. – Богиней Атаной клянусь и богом Диво, что царь Эней теперь мне отец, а я ему верный сын! Знали бы вы, как я устал жить в этой дыре. И как я хочу вырезать печень одному лжецу. Вот именно с этого я и начну…

Такого веселья Одиссей пропустить не мог. Столько плыть и ни с кем не зацепиться! Сердце требовало хорошей драки, какой-никакой добычи и бабы, разжигающей своими воплями мужскую охоту. При чем тут робкие попытки писца, который верещал что-то про поход и волю царя Энея. Одиссей отмахнулся от надоедливого толстяка и вытащил из своих пожитков отцовский меч. Слишком долго скучала без дела добрая бронза.

Три сотни безземельных парней из япигов наняли за дюжину дней. А за серебро пришли воевать уже совсем серьезные парни, знать которых носила шлемы и мечи. И все эти люди готовы были биться с кем угодно, если ожидалась хорошая добыча. А уж с давнами тем более. Через их земли шла торговля с востоком(2), а это соседи считали жуткой несправедливостью.

Племя давнов занимало север Апулии. Жило оно в дне пути на север от того места, что писец обозначил как Бари. Селения их располагались на холмах и были окружены невысокими стенами из камня или деревянных кольев. Дома вождей отличались от домов подданных лишь размером. Такая же круглая хижина(3), сложенная из кирпича, покрытая тростником. Впрочем, люди попроще селились в домиках, сплетенных из лозы и обмазанных глиной. Десяток деревень разорило войско Диомеда, пока подошло к городку, выполнявшему роль столицы народа давнов. Слова такого воины не знали, но царь-клятвопреступник сидел именно здесь.

– Мы тут надолго, – успокоил всех Диомед, показывая на отвесную скалу, опоясанную невысокой стеной. – Нам туда нипочем не забраться. Будем голодом сволочей морить.

– Нет, – замотал башкой Одиссей. – Я надолго не могу. Мне плыть надо. Если подраться не получается, давай этот городишко брать. Мне некогда тут рассиживать.

– Да как ты его возьмешь-то? – разозлился Диомед. – Видишь, круча какая? Мы там все поляжем, а эти гады над нами потешаться будут!

– Эх, брат! – довольно сощурился Одиссей. – Ты столько пропустил! Я тебе покажу кое-что. Нас этому царь Эней научил…

Камни летели на безымянный городок давнов уже третий день, и никакого спасу от них не было. С отвесной скалы, на которой он стоял, шла лишь одна дорога, и ее перегородили палисадом из бревен. Единственная вялая вылазка, на которую отважились осажденные, захлебнулась, едва начавшись. Вооруженные копьями и щитами люди Диомеда отбросили давнов от немудреного укрепления играючи. Да и было горожан куда меньше, чем пришельцев, а потому биться до конца они не захотели. Нет у них шансов в чистом поле.

– Заряжай! Бей! – орал Одиссей, хотя никакой нужды в этом не было. Он просто радовался как ребенок. Крепкие парни, еще на Кипре освоившие камнемет, закатывали глаза, но не говорили ничего. Одиссея тут уважали.

– Ну, Эниалий, бог воинов, направь руку этих людей! Получишь в жертву целого царя! Ты уж постарайся. Царь в этих землях всего один.

Одиссей бережно вложил в чашу камнемета глиняный шар с воткнутым в него промасленным фитилем, поджег его, раздул и заорал.

– Бей!

Ждать пришлось недолго. Видимо, одного шара хватило селению, где все крыши сложены из сухого до звона тростника. Да и камни лететь не переставали. Их, в отличие от глиняных шаров с огненной смесью, тут было в достатке.

– Стой! – заорал Диомед. – Старейшины вышли. С ветками в руках. Не иначе, договариваться хотят.

– А их царь не вышел? – спросил Одиссей.

– Нет, конечно, – зло оскалился Диомед. – Он же знает, что я с ним сделаю, сволочь лживая. Кем быть надо, чтобы клятву, данную именем богов, нарушить! Святотатец проклятый!

– Тогда скажешь им вот это… – и Одиссей, похохатывая, что-то жарко зашептал на ухо Диомеду, опасаясь воинов-япигов, с гусиным любопытством вытянувших шеи. Беглый царь Аргоса округлил глаза, а потом расхохотался, хлопая себя по ляжкам от восторга. Ему самому до такого нипочем не додуматься…

Следующей ночью камни на городок не летели. Не летели стрелы, и не лезли на вылазку обозленные давны. Там, за стеной, уважаемые люди судили за святотатство царя, что обрек свой народ на войну и разорение. Это от богов ему такая кара! Как бы иначе камни и огонь могли лететь с неба. Приговор получился суровым и звучал он так: виновного принести в жертву оскорбленному божеству, а все данные ранее клятвы исполнить. Заодно убили и всех сыновей царя, чтобы некому было мстить. Не было у уважаемых людей выбора. Либо лютая смерть от голода или в огне, под градом летящих с неба камней, либо предательство. Они ожидаемо выбрали второе.

Ворота открыли рано утром, и вошедшего Диомеда встретили те, кто совсем недавно изгнал его отсюда. Теперь эти люди униженно кланялись и прятали глаза. Они все еще боялись, что и с ними поступят как с сообщниками покойного. Это ведь они грозили оружием тому, кто проливал за них кровь и отбросил налетчиков-мессапов.

– Вот царевна Эвиппа. Забирай! – старейшины вытолкнули вперед заплаканную девчушку лет пятнадцати, одетую, тем не менее, в длинную тунику из тонкой шерсти, в цветных бусах и в браслетах из серебряных спиралей. И даже волосы ее были аккуратно прибраны и расчесаны гребнем.

– Я не убивал твоего отца, царевна Эвиппа, и на мне нет крови твоих сородичей. Это старейшины города покарали их за нарушение клятвы, данной богам. – сказал Диомед. – Добром ли идешь за меня?

– Добром, – белыми от ужаса губами прошептала девушка.

– Тогда вам, почтенные, все вины прощаются, – заявил Диомед. – И в том я клянусь именем богини Атаны Промахос, которой поклоняюсь. Никого из вас пальцем не тронут. Я же по праву крови становлюсь царем народа давнов. Вы ведь обычаи не забыли? Я ближайший родственник покойного царя.

– Да как же… – возмутились было старейшины, до которых только сейчас дошло, что их обвели вокруг пальца. И кровь на их собственных руках теперь, и клятву верности новому царю именем богов придется дать. Такую клятву, нарушить которую не получится. Вон, догорает костер, в котором скрючились почерневшие останки того, кто попробовал это сделать. Боги всегда карают тех, кто марает ложью их имя. Не сейчас, так потом. И не своими руками, так чужими.

– А половину скота придется отдать моим воинам, – развел руками Диомед. – Они не бесплатно воевать пришли.

– Да зачем скот-то… – завыли уважаемые люди, которые поняли, что железная рука крепко схватила их за горло. Ведь Диомед теперь и впрямь по всем обычаям царь.

– А я ничего не забыл, – Диомед уставил палец на того, кто кричал громче всех. – Это же вы гнали меня, как шелудивого пса. Радуйтесь, что хорошо отделались. Не хотите скот отдать, отдадите дочерей. Но у меня для вас есть и хорошая новость. Мы идем в поход на юг. Сбросим мессапов в море. Нужно же как-то убыль скота возместить…

Свадебный пир затянулся далеко за полночь, а наутро, изрядно утомив ласками молодую жену, Диомед сидел перед листом папируса, тупо глядя, как по нему водит пальцем толстячок Корос. Он впервые узнал, что земли можно нарисовать.

– Вот что тебе предстоит построить, царь, – писец ткнул в карту. – Регий. Это город, который защитит пролив между Италией и Сиканией. Он должен стать первым. Потом, если идти на восток, Кротон, Сибарис и Метапонт(4). Это хлеб. Очень много хлеба, царь. Вот здесь встанет Тарент, лучшая гавань Италии. На восточном берегу Апулии – Отранто и Бари. Этого пока будет достаточно для твой безбедной старости.

– Это что, шутка такая? – Диомед растерянно переводил глаза с одного собеседника на другого.

– Нет, брат, – покачал головой Одиссей, жадно глядя, как Корос выставляет на стол кошели, глухо звякнувшие тяжестью серебряных драхм. – Это не шутка. Ванакс Эней вообще никогда не шутит. И это точно не подарок. Тебе теперь воевать до конца жизни придется. А скорее всего, и детям, и внукам твоим. Тут еще много лет будет жарко. Честно говоря, я тебе не завидую.

– Подумаешь, напугал, – хмыкнул Диомед. – Да я и так всю жизнь воюю. А тут у вас что?

Неистовый боец развязал кошель и замер. Давненько он не видел столько серебра сразу. На лице Диомеда застыло выражение, которому лучше всего соответствовало определение «пыльным мешком ударенный». Оно как раз начало входить в речевой оборот…

1 Сцилла и Харибда – Мессинский пролив, отделяющий итальянскую Калабрию от Сицилии. В древности считался очень опасным для судоходства из-за течений и водоворотов.

2 В окрестностях современного Вьесте (Апулия) найдено множество образцов микенской керамики. Эта местность соответствуют владениям давнов.

3 Традиционная итальянская хижина была круглой, диаметром 3–6 метров. Могла быть построена из камня, саманного кирпича или лозы. Крышу делали коническую, из тростника. Остатки подобных домов найдены на Капитолийском холме. Их связывают с временами Ромула, который тоже жил отнюдь не во дворце.

4 Здесь перечислены величайшие греческие полисы Южной Италии. Кротон, Сибарис и Метапонт были крупнейшими экспортерами продовольствия. Кротон также стал центром науки и спорта. Именно туда переехал на жительство Пифагор. Этот город – родина Милона Кротонского, самого знаменитого из олимпийских чемпионов. На монетах Метапонта был выбит колос как знак того, на чем основано его благосостояние, а граждане Сибариса так разбогатели и изнежились, что слово «сибарит» стало нарицательным.