Текст книги "Гнев Несущего бурю (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Чайка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

– Вперед! – скомандовал сидонский царь, который уже снесся с другими вождями. Они все рвались в бой. Бессонная ночь под обстрелом сказывалась. Им уже не до штурма Энгоми. Никто из них не хочет стоять под обстрелом целую вечность. Их пращники отвечают тоже, но одно дело бить по плотному строю, а совсем другое – по нескольким сотням человек, разбросанных по всему берегу.

Ханаанеи двинулись вперед, сомкнув щиты. Летящие свинцовые пули и камни уже не причиняли такого вреда, как раньше, но все равно, то один воин со стоном опускался на землю, то другой. Вперед вышли лучники, пытаясь перестрелять пляшущих перед ними пращников. Не вышло. Те просто отбежали на полсотни шагов и сняли с пояса пращи подлиннее. Эшмуназар скрипнул зубами. Камень летит дальше стрелы, и от этого не становится менее смертоносным. А чудные вытянутые пули из свинца летят еще дальше, чем камень. Царь видит, как бессильно втыкаются стрелы в землю, не причиняя врагу никакого вреда.

– А-а-а! – заорали совсем рядом.

– Что? Что такое? – закрутил головой царь и похолодел. Огромное копье, прилетевшее непонятно откуда, насквозь пронзило двух воинов сразу. – Колдовство! – зашептал он побелевшими губами. – Неспособен человек на такое! Это бог бросил его?

Нет, это был не бог. Они проходили в полусотне шагов от городской стены, и копье прилетело именно оттуда. На башне акрополя суетились какие-то люди, выдвинув вперед какой-то странный лук на деревянной станине. Они уложили еще одно копье и направили лук в сторону сидонян.

А ведь они целятся в меня, – Эшмуназара пробил пот, и он впервые в жизни пожалел, что одет так ярко, и что он единственный здесь, кто едет на колеснице. Еще одно копье ударило с башни, пригвоздив какого-то воина прямо к земле. Оно пронзило и щит, и тело, до смерти перепугав товарищей убитого жутким хрустом дерева.

– Вперед! – заорал царь, но воины и без него уже ускорили шаг, пытаясь догнать пращников и пельтастов, которые набегали волнами и осыпали их дротиками.

– Щиты сомкнуть! Стоять! Куда? – в бессильной злобе закричал Эшмуназар, видя, как озверевшие воины погнались за врагом, сломав строй. Пращники отступили в ложбину между двумя холмами, и огромная толпа последовала за ними. Они хотели только одного. Догнать и убить.

Царь понял, что его вели, как козу на веревочке, лишь когда увидел линию воинов с круглыми щитами, перегородивших долину между двумя холмами. Чудные щиты, по низу их пришита плотная ткань вроде юбки. Они в шлемах, в льняных панцирях и с хорошим оружием, но их немного. Куда меньше, чем нападавших. Цари уже поняли, что происходит. Они погнали коней, останавливая безумный бег воинов, и у них это получилось. Никто не стал бросаться на гоплитов, ханаанеи начали строиться в сотне шагов от них.

– Уф-ф! – вытер пот со лба Эшмуназар. – До чего же бестолково все вышло. Ну, теперь-то мы им покажем.

У него имеются все основания так думать, ведь их куда больше. Узкая долина, где они будут биться, явно создана руками человека. Справа и слева – невысокие холмы, но промежутки между ними засыпаны совсем недавно, а склоны кое-где явно сглажены мотыгами. А еще в глаза бросилась земля под ногами. Она утрамбована до состояния камня, и на ней протоптана дорога, которая представляет собой правильный овал.

– А ведь я знаю, что это за место! – произнес удивленный царь. – Мне говорили. Тут Эней развлекает свою чернь скачками и плясками храмовых танцовщиц. Простолюдины сидят на этих холмах и глазеют на благородных воинов, которые несутся наперегонки, им на потеху. До чего же странные тут обычаи!

Поле это нешироко, едва ли три сотни воинов могут поместиться от края до края. Но если сидонцы и их союзники стоят в тридцать рядов, то у Людей Моря их всего восемь. Лучники и пращники расположились позади. Они чего-то ждут. А чего? Ну, конечно…

Перед войском врага вели под уздцы лошадку, на которой сидел мальчишка лет четырех, одетый в пурпур, с золотым обручем на голове. Слуга провел его вдоль войска, а наследник Ил – вне всякого сомнения, это был он – важно поднимал руку, в которой зажимал крошечное копьецо. Нелепость происходящего так поразила Эшмуназара, что он даже слова вымолвить не смог, лишь переглянулся в Малхом, царем Библа, колесница которого встала рядом.Мальчишка, которого воины приветствовали восторженным ревом, повернулся к сидонянам, медленно провел по горлу ребром ладони, а потом бросил в их сторону свое потешное копье. Он начал сражение.

– Проклятье! – выругался Эшмуназар. – Если мы победим, скажут, что мы победили ребенка. Если победит он, то скажут, что мы так слабы, что ребенок побил нас. Какой позор!

– Нам конец, – сказал вдруг Малх, и сидонский царь лишь изумленно посмотрел на него.

Он не успел спросить, какая муха укусила родственника, соседа и делового партнера, как перед строем гоплитов встали метатели дротиков, которые держали в руках какие-то странные копья с непривычно длинными наконечниками. Царь Эшмуназар, обладавший острым зрением, чуть было не подумал, что наконечники сделаны целиком из железа, но тут же прогнал от себя эту безумную мысль. Сегодня и без того произошло много странного. Он прокричал команду, и на строй гоплитов полился дождь из стрел и камней. Да только все снова пошло не так. Пельтасты метнули свое оружие, и первый ряд, куда встали отборные воины, вдруг остался без щитов. Дротики тянули руку книзу, а то и пронзали эту самую руку. Те же, что попадали в людей, пробивали их насквозь, вгоняя людей в ужас. Всего два залпа вызвали чудовищное опустошение, смешав ряды ханаанеев. А строй гоплитов, подчиняясь реву медной трубы, пошел вперед, почти непроницаемый для стрел.

– Как они это делают? – шептал Эшмуназар, видя, что вражеские копьеносцы шагают в ногу, не разрывая щитов. Лучники наследника Ила полезли на склоны окружающих холмов, и пока в них летели стрелы, сидели на земле, укрывшись плотными плащами из войлока. А когда гоплиты ударили, с ходу растоптав первый ряд, они пустили целые тучи стрел и свинцовых пуль. Снаряды, летящие с неба, разили воинов прямо в центре сидонского войска. Не так-то легко промахнуться по такой толпе. Люди умирали десятками, и началась такая давка, что раненых затаптывали собственные товарищи.

– Великие боги! – крякнул библосец Малх, когда первые ряды их войска истаяли, словно туман на утреннем солнце. И он опять повторил. – Нам конец!

– Да что ты ноешь, как баба? – заревел Эшмуназар, бессильно наблюдая, как восемь рядов вражеских копьеносцев методично перемалывают его полуголую пехоту.

– Всадники! – Малх повернул к нему бледное лицо с лихорадочно горящими глазами. – Ты их тут видишь? Нет? И я не вижу. Знаешь, что они делают сейчас? Громят наш лагерь и режут охрану. А когда дорежут, то придут сюда и ударят нам в спину. Нас привели сюда, как баранов на убой. Нас намного больше, но развернуть войско в узком месте мы не можем. И что это значит?

– Надо отступать! – озаренный пониманием Эшмуназар смотрел на поле в полнейшем бессилии. Гоплиты, налитые какой-то жуткой нездешней мощью, крошили его воинов, непривычных к такой войне, ряд за рядом.

– Мы не умеем отступать, – горько произнес Малх и ткнул в гоплитов. – Они вот умеют, а мы нет. Мы умеем только бежать. И надо сделать это как можно быстрее, о муж моей любимой сестры. Иначе мы все до единого останемся здесь. Я сразу все понял, но сделать ничего не смог. Воины словно обезумели.

– Отходим к кораблям! – скомандовал Эшмуназар, понимая, что библосец совершенно прав. Их воины умели или наступать, или бежать. Стоит сделать шаг назад, и армия рассыплется и превратится в беспорядочно мечущееся стадо.

Он понял, что прав, когда увидел, как им навстречу мчится конница во главе со всадником, одетым в золоченый доспех. Эшмуназар пускал стрелу за стрелой, но что могут сделать несколько колесниц против такой силы? Всадник весело оскалился и поскакал к нему.

Мальчишка совсем, – успел подумать Эшмуназар, когда увидел юный пух вместо бороды. Впрочем, возраст оказался тому не помехой. Нарядный мальчишка сначала деловито пристрелил его возницу, а потом, спрятав лук в чехол, висящий рядом с седлом, достал волосяную веревку, которую начал раскручивать над головой. Царь Сидона, которому пришлось перехватить вожжи, только и мог, что бессильно наблюдать, как его шею охватывает петля. Страшный рывок. Боль. Темнота.

Глава 23

Две недели спустя. Родос.

В непрерывном поиске истины, оказывается, есть и отрицательные стороны. Например, холод. Осень вступает в свои права. Днем еще жарко, а вот под утро меня бьет такая дрожь, что даже зубы стучат. Пальцы ног сводит судорогой до того, что приходится растирать их руками. Хорошо, что сухо здесь, иначе я бы уже обморожение получил. Положительная температура и высокая влажность, а в итоге «траншейная стопа» и гангрена. Бр-р! Даже думать о таком не хочу. В голову снова лезет всякая муть. Куда еще девать умище дипломированному историку? Почему-то вспомнились манчжуры под командованием великого Сун Шии, которые вторглись в северный Вьетнам. Всадники, которые во влажном климате воевали в плотных облегающих штанах, получали паховую гангрену и умирали сотнями. А вьетнамцы ничего не получали, потому как до сих пор штаны носят широкие, и там у них все, что нужно проветривается.

– Тьфу! Да что за гадость в голову лезет!

Похоже, крыша едет, а все потому, что скучно стало неимоверно. Я бы обдумал еще какую-нибудь задачку, да только задачек у меня больше нет. Я их уже все решил. Все, кроме одной. Как убить эту суку Поликсо, я не знаю даже приблизительно. Клятва с моей стороны была дана наиподробнейшая. И теперь, даже если я выйду отсюда, это спровоцирует целую цепочку крайне неприятных событий, потому как жизнь тут такая. Местные не любят подчиняться терпилам, о которых вытирают ноги. А терпилами у нас считают всех, кто не может за себя отомстить, и при этом платит дань бандитам. Я каждый новый день начинал с обдумывания этой проблемы, и уже к полудню привычно бросал это безнадежное занятие. Все, что приходило мне в голову, либо так или иначе вступало в противоречие с клятвой, либо не приводило к желаемому результату, либо отдавало откровенным безумием. К примеру, мне хотелось пригласить Поликсо прогуляться в грозу, чтобы ее убила молния. Или еще какая-нибудь подобная ересь.

А еще я понимал, что наедать потерянный жирок надо будет очень быстро. Судя по тому, что моя жена развязала войну, чтобы взять добычу, дела с финансами в моем государстве просто плачевны. Вот потому-то я утешал себя стихами, которые всплыли вдруг из каких-то неведомых глубин памяти.

– Нет в богатстве предела, который бы видели люди.

Тот, кто имеет уже множество всяческих благ,

Столько же хочет еще. И всех невозможно насытить.

Деньги для нас, для людей, – это потеря ума.

Так ослепленье приходит. Его посылает несчастным

Зевс, и сегодня один, а завтра другой ослеплен(1).

Я исчерпал примерно половину запасов поэзии, скопившейся в закромах моей памяти. Ведь, как и положено человеку из двадцать первого века, я не помню до конца ни одной песни, а без смартфона потерял бы большую часть знакомых. Попробовал вспомнить хоть что-нибудь, и не получалось ничего. Максимум один куплет и припев, и то с купюрами. Меня в этом плане местные удивляют. Запомнить какой-нибудь эпос, который нужно рассказывать несколько часов, для них раз плюнуть. Феано вот помнит сотни песен, сказок и историй из тех, что рассказывают друг другу моряки в тавернах, и не считает это чем-то необычным. Говорит, у них на острове все так могут. А когда я захотел спеть гимн родной страны, то с ужасом понял, что знаю только первые две строчки.

– Кстати, – вспомнил вдруг я. – Никак не пойму. А почему Феано не хочет в Египет ехать? Уже раза два подходила ко мне с этим, а я все отмахивался. Надо будет спросить у нее, когда вернусь.

Мои невеселые размышления прервала веревка с узлами, которая упала к ногам. Я сначала даже глазам своим не поверил. Неужели сегодня я все-таки выйду из опостылевшего сумрака.

Солнечный свет ударил мне в лицо, с непривычки заставив зажмуриться. Я скорее услышал, чем увидел того, кто меня встречает. Рев Абариса можно спутать только с рыком льва, но тут они не водятся, это я знаю точно. И обнять так, чтобы хрустнули кости, не может больше никто. Таких здоровяков, как он и покойный Аякс, в этом мире вообще раз-два и обчелся. Не каждый может позволить себе мясную диету в наше нелегкое время.

– Государь! Живой! – ревел он. – А я уж хотел, если не отдаст тебя старуха, весь остров перерезать!

– Я свои клятвы свято исполняю, воины, чего и вам советую, – обиженно поджала губы Поликсо, которая стояла рядом и пристально разглядывала меня, с интересом наклонив голову. Наверное, было на что посмотреть, потому что она даже не моргала. Да и воняло от меня так, что я сам чуть в обморок не упал.

– Воду несите! – скомандовал Абарис двум мужикам, безмолвно стоявшим позади. Они тоже разглядывали меня с нескрываемым любопытством, но не говорили ничего. Еще бы. Это же жрецы из храма Немезиды Наказующей, а они немые. Предусмотрительно.

Я плескался не меньше часа, сначала отскабливая грязь золой, а потом пустив в дело кусок ароматного мыла, сваренного из оливкового масла и трав. Мне тщательно вычесали голову, подстригли ногти, а потом с поклоном передали новую одежду. Я не могу выйти к людям как оборванец. Моя и без того подточенная пленом репутация рухнет вконец.

– Как войско? – шепотом спросил я. – Воины не бунтуют? Не считают, что зазорно слабому владыке служить?

– Какое там, – хмыкнул Абарис. – Когда кто-то в таверне такое ляпнул, его флотские чуть на ножи не приняли. Конный лучник оказался из Фракии, из новых. Он еще не знал, что ты пообещал за простого гребца умереть, и что из плена приказал себя последним выкупить.

– Это не я приказал, – покачал я головой, скосив глаза в сторону Поликсо, которая вытянула шею, словно гусыня, пытаясь услышать, о чем мы там шепчемся.

– А это уже неважно, – отмахнулся Абарис. – Важно то, что люди думают. Воины теперь не богами клянутся, а тобой. А в Энгоми полсотни младенцев без имен живут. Бабы ждут, когда ты их благословишь и имя дашь.

– Троя? – испытующе посмотрел я на него.

– Отложилась, – с каменным лицом ответил Абарис. – Пеллагон вернулся на Кипр, а без поддержки нашего войска Антенора изгнали.

– Пелопоннес? – поморщился я, впервые в жизни не радуясь собственной проницательности.

– Тоже, – кивнул Абарис. – Сразу же, как только сидонцы взяли корабль из Пилоса. Нас обвинили в том, что мы не выполняем своих обязательств. Аргос и Микены пока молчат, выжидают, как дело повернется. Одна Спарта открыто сохранила верность. Менелай сказал, что он клятву давал и рушить ее не собирается. Иначе боги его покарают. А всех остальных назвал сучьими детьми и святотатцами. Впрочем, воевать за нас он не станет.

– Афины, Милаванда и Угарит за нас? – спросил я.

– Афины и Милаванду мы хорошенько от буянов почистили, – хохотнул Абарис. – Там бунтовать некому. А Угарит живет только за счет торговли с нами. Им под твоей рукой куда выгодней.

– Понятно, – протянул я, понимая, что еще немного, и вспыхнет Крит и острова помельче. – Вы где золото взяли, чтобы меня выкупить?

– Золота у нас мало совсем, – широко улыбнулся Абарис. – Старуха согласилась выкуп принять зерном, тканями, кораблями, оружием, воинскими поясами и доспехами. И медью. Всю добычу привезли сюда. Даже Феано свою ванну отдала, а за ней еще несколько купчих.

– Оружием? – наморщил я лоб. – Доспехами? Вы все-таки смогли сидонцев в прямом бою разбить? Давай-ка с самого начала. У нас есть время, пока мне подстригают бороду.

* * *

– Ну, вот так все и вышло, государь, – закончил свой рассказ Абарис. – Большую часть войска мы перебили. Цари Ханаана в яме сидят, из их кораблей улизнуло всего несколько штук, а наше войско переправилось на тот берег и осадило Сидон.

– Что же, вроде неплохо получилось, – сказал я, разглядывая в полированное бронзовое зеркало свою неописуемую красоту. Я сильно изменился, хотя это сложно рассмотреть. Зеркала тут так себе. Похудел, глаза и щеки немного ввалились, а шрамы на лице почти слились с цветом кожи. Она у меня теперь непривычно бледная. Такое ощущение, что я за эти месяцы лет десять прибавил. В глазах поселилась непрошенная мудрость, которая бывает только у тех людей, которым пришлось пройти через многое.

– Нам пора, государь, – напомнил Абарис, оторвав меня от зеркала. – Сидон вот-вот сдастся. Царица наша затягивает переговоры как умеет. Она просила передать, что наши дела так плохи, что мы не можем позволить выиграть эту войну кому-то, кроме тебя.

– С чего бы это? – в недоумении поднял я бровь. – Судя по тому, что ты рассказал, дела у нас пошли на лад.

– Где мои тринадцать лет! Я бы еще раз замуж вышла! За такого-то красавца!

Это прокаркала Поликсо, которая стояла все это время рядом, сложив руки на обширной груди. Она с явным неудовольствием наблюдала за моим преображением. Видимо, до самого конца надеялась, что я выйду к войску в романтическом образе бомжа.

– Твоими стараниями, – вежливо ответил ей я. – Не беспокойся, царица, я буду свято соблюдать однажды данную клятву. Но знай, даже я не смогу уберечь тебя от того, что случится потом.

– Это была угроза, царь Эней? – нехорошо так прищурилась Поликсо.

– Это предчувствие, – ответил ей я. – Это только предчувствие. Одно из тех, что посылают нам свыше. Морской бог говорит мне, что тебе, царица, нужно бежать с Родоса, и как можно дальше. Иначе гнев Несущего бурю, который покарал меня, обрушится и на тебя тоже. Пойдем, Абарис, я готов…

– Подожди, – тронул он меня за локоть. – Тут, в Верхнем городе, тебя не убьют. Но, как только выйдешь за ворота, может прилететь стрела. Надень доспех.

– Ты что-то знаешь? – пристально посмотрел я на него, но тот лишь поморщился и покачал головой.

* * *

Пять дней спустя. Финикия.

Сидон и впрямь был готов сдаться, и только та сумма, которую заломила моя жена, еще удерживала горожан от этого опрометчивого шага. Она сделала это специально, разумно рассудив, что женщине не пристали лавры воительницы. А потому, когда я зашел с ней в шатер, первым, что я услышал, стал ее плач. Креуса ревела в голос, выплеснув на меня все свои страхи, накопившиеся за месяцы разлуки. А ведь еще несколько минут назад она встречала меня как ни в чем не бывало, подобная каменной статуе. Нелегко ей пришлось.

– Наконец-то! – она, всхлипывая, вцепилась в меня и прижалась к груди. – Не могу я так больше. Извелась вся. Думала, не увижу тебя уже. Думала, сначала тебя потеряю, а потом детей. Чуть не рехнулась от страха…

– Давай-ка мир заключать, – поцеловал я ее зажмуренные, мокрые от слез глаза. – Куда нам воевать. Мы с тобой почти нищие.

– Не совсем, – приоткрыла глаза Креуса. – Кулли весть прислал, он в Угарите уже. Привез серебро из Вавилона. Немного, правда, талантов пять. Есть товары в Египте. И тут немало взяли. Я послала людей по берегу. Все запасы сухого кедра заберем.

– Это все? – внимательно посмотрел я на нее.

– Еще цари Газы, Библа и Сидона у нас сидят, – пояснила Креуса. – Я решила, что пусть каждый хотя бы по пять талантов золота заплатит. Много, конечно, но что делать! Нам сейчас деньги очень нужны. Ну и их города заплатят тоже. Я приказала сидонские предместья не жечь. Они вроде бы намек поняли, теперь за сумму торгуемся.

– Их корабли где? – отстранил я ее, с интересом разглядывая ту, кто столько лет притворялся ткачихой. – В порту только наши стоят.

– Почти все у нас, – пояснила она. – Сколько-то Кноссо утопил и сжег, но большая часть так и стоит в Энгоми. Я подумала, что возвращать их не нужно. Они нам самим пригодятся.

– Ты хочешь запретить им торговать на море? – заинтересованно посмотрел я на нее. Превратить финикийцев в сухопутную нацию! Мне настолько дикая мысль и в голову не приходила, несмотря на длительный творческий отпуск на Родосе.

– Я уже запретила, – доверчиво посмотрела на меня Креуса. – В наказание за их вероломство. Раз мы такие деньги потеряли, будет справедливо, если мы возьмем на себя перевозку их товаров в Египет. Не бесплатно, конечно.

– Это кто придумал? – я сел на кресло, вытирая выступивший на лбу пот. – Ты?

– Это Кассандра, – покачала головой Креуса. – Сказала, что если бы ты был на Кипре, то непременно приказал бы это сделать.

– Конечно, – промычал я, пытаясь осмыслить открывшиеся перспективы.

Финикийские цари у меня в плену, и почти весь их флот тоже. Его ничтожные остатки я переловлю по одному и утоплю, а потом пройду вдоль побережья и сожгу все, что будет больше рыбацкой лодки. Это же та самая схема, на которой поднялась Голландия в семнадцатом веке. Морские перевозки с монопольными ценами. Теперь, чтобы отвезти в Египет груз ливанского кедра, нужно будет договариваться со мной. Получается, я уже ухватил фараона за горло, и даже рейд Тимофея по его тылам не понадобился. Значит, теперь я могу выдать замуж Феано и при этом выторговать лучшие условия.

– Где Феано? – спросил я жену, а когда увидел огонек разгорающегося гнева в ее глазах, спешно добавил. – Самое время отправить ее в Египет.

– Она уплыла в Фокиду(2), – легкомысленно махнула рукой Креуса.

– Как уплыла? – я даже рот открыл в изумлении. – Зачем?

– Чтобы свою клятву исполнить, – с самым счастливым видом заявила моя жена. – Она поклялась Великой матерью, что вырвет сердце царице Поликсо и накормит им мурен. На нее ведь твоя клятва не распространяется. Она встала на ступени храма Великой Матери, объявила войну Родосу и уплыла.

– А где денег взяла? – ошеломленно смотрел я на жену. – Война – дело дорогое.

– Милостыню просила, – пояснила Креуса. – Люди, когда узнали, зачем ей деньги понадобились, последнее принесли. Воины половину жалования отдали, портовые шлюхи постановили по три драхмы собрать, а купчихи прямо в храме с пальцев кольца снимали и бросали ей в подол. Если я бы сама не видела, в жизни бы не поверила.

– А кто же за нее воевать будет? – у меня в голове вся эта ситуация не укладывалась.

– У нас в храме Немезиды жрица была, – пояснила Креуса, – из новеньких. Ты ее доложен помнить, светленькая такая, лет пятнадцати. Так выяснилось, что они с Феано давние знакомые. У нее брат в Фокиде от убийц прячется. Говорят, отважный юноша. Он царского рода, и с малых лет воинскому делу обучался.

– Где Электра? – резко встряхнул я жену. – Только не говори, что она уплыла вместе с Феано!

– Уплыла, – непонимающе смотрела на меня Креуса, глаза которой наливались слезами обиды. – Я ее отпустила.

– Да что же ты натворила! – простонал я и обхватил голову руками.

Несущий бурю, за что ты прогневался на меня? – обреченно думал я. – Не нагрешил я столько! Ну почему я пытаюсь изменить прошлое, а оно упрямо выворачивает на привычную колею. Электра и Орест плевать хотели на Поликсо и Родос. Они оба одержимы мыслью убить свою мать и ее мужа. И если это случится, Пелопоннес погрузится в кровавый хаос войны.

1 Эти стихи принадлежат Феогниду, поэту 5 века до новой эры.

2 Фокида – область в Центральной Греции, западнее Фив. Расположена у подножия горы Парнас.

Конец пятой книги цикла.