Текст книги "Солдат удачи"

Автор книги: Дина Лампитт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

На лице Маргарет появилась печальная улыбка:

– О, Джон Джозеф, если бы только это могло случиться! Но твои родители никогда не простят меня.

– У них – своя жизнь. А я хочу жить своей. Как можно дальше отсюда – и чтобы ты была рядом со мной!

Он взглянул на Маргарет лучистыми глазами, в которых светилась любовь.

Миссис Тревельян тихонько рассмеялась:

– Что ж, сюда идет лорд Дэйви. Как вы себя чувствуете, милорд? Я как раз говорила нашему юному другу, как приятно устроить такой праздник под открытым небом.

Лорд Дэйви, семидесятилетний старик с лицом, как у моржа, отрывисто рассмеялся, обнажив редкие зубы, неровные, словно горная гряда. Но голос его оказался масляным и вкрадчивым, когда он произнес:

– Думаю, это превосходно, дорогая моя. Вы не могли бы организовать такой же раут для меня? Мне вскоре будет необходимо встретиться с членами городского магистрата, а с тех пор, как умерла моя возлюбленная жена, у меня душа не лежит к таким вечеринкам.

Маргарет присела в легком реверансе:

– С удовольствием, лорд Дэйви. На какой день вы намечаете это собрание?

Лорд предложил ей опереться на его руку:

– Давайте пройдемся вместе, миссис Тревельян, и я все вам расскажу. Всего хорошего, Уэбб Уэстон.

Старик приподнял шелковую шляпу. Джону Джозефу оставалось только смотреть на эту сцену в немой ярости; он не мог ничего поделать. Маргарет сделала еще один реверанс:

– Всего хорошего, Джон Джозеф.

– Миссис Тревельян…

– Да?

– Могу ли я побеседовать с вами позже?

Она обернулась через плечо и бросила в ответ:

– Боюсь, я буду слегка уставшей. Если не трудно, зайдите ко мне завтра.

Джон Джозеф щелкнул каблуками, резко поклонился и подошел к ближайшему столику. Некоторое время он сидел неподвижно, подперев рукой подбородок.

– Хочешь чаю? – спросила его невесть откуда появившаяся Кловерелла. – Я прислуживаю гостям в этой части сада.

– Она все организовала, как военные маневры, – с горечью заметил Джон Джозеф.

Кловерелла проследила за его взглядом, провожавшим Маргарет, которая снова почти преступила границы траура, надев бледно-лиловую кружевную юбку, и теперь шла под розовым зонтиком, опираясь на руку лорда Дэйви.

– Я сказала бы, что она по-своему очень умна.

– Что ты имеешь в виду?

– Только то, что сказала, – улыбнулась Кловерелла, и ее зубы цвета слоновой кости сверкнули на загорелом лице.

– Кловерелла, ты думаешь, что…

– Я ничего не думаю, Джон Джозеф, кроме того, что ты расклеился, и тебе надо встряхнуться. Будь я мужчиной, я бы тебе задала трепку.

– Не говорите со мной так, мисс. Вы здесь всего лишь служанка – и внебрачная дочь старика Блэнчарда. Не забывайте об этом.

Кловерелла поднесла руку к лицу и разрыдалась. До сих пор Джон Джозеф ни разу не видел, чтобы это забавное маленькое существо плакало, – но сейчас слезы так и катились у нее по щекам.

– Ты просто свинья, если можешь говорить мне такие вещи. Я всегда старалась быть тебе хорошим супругом, но теперь, клянусь тебе, этому пришел конец. Я тебя заколдую, вот увидишь. Ты заслуживаешь всего, что с тобой происходит, Джон Джозеф!

– Кловерелла, я виноват…

Но она уже убежала, вцепившись в серебряный поднос; шапочка сбилась ей на глаза, волосы растрепались.

Совсем отчаявшийся молодой человек заметил издали, что к нему приближаются чем-то взволнованные сестры; Мэри, несмотря на всю торжественность праздника, даже перешла на бег.

– Джон Джозеф, – крикнула она ему, – ты никогда не угадаешь, что произошло.

Он заставил себя улыбнуться:

– И что же?

– Эйми только что пришла из Дома Помоны и принесла записку. К нам приехали генерал и миссис Уордлоу со всеми тремя детьми, и папа просит миссис Тревельян позволить им присоединиться к празднику. Джон Джозеф, представь себе – Джекдо приехал!

Мэри залилась краской.

– Не надо так волноваться. Миссис Тревельян может отказать, и тогда всем нам придется отправляться домой.

– Ну и пусть. Я счастлива, что снова смогу увидеться с ним.

Издали было видно, как мистер Уэбб Уэстон кивает миссис Тревельян, а та, все еще держа под руку лорда Дэйви, улыбается и кивает в ответ.

– Она согласилась, – сказала Кэролайн, подмигнув сестре. – Ну, Мэри, этот праздник словно нарочно устроен для тебя.

Вдали духовой оркестр наигрывал мелодию «Зеленых рукавов», и Матильда тоном примерной школьницы произнесла:

– Это написал Генрих VIII для Анны Болейн, – во всяком случае, так говорят. Подумать только, что она ходила по тем же лужайкам, что и мы сейчас!

Никто не ответил ей, потому что сестры и брат, каждый по-своему, задумались над этими словами.

– Как ты думаешь, она и в самом деле была злой? – наконец спросила Мэри.

– Нет, – ответила Кэролайн. – Я думаю, что король отвернулся от нее, потому что она не могла родить сына.

– Но наш предок, Фрэнсис Уэстон, – хотя предком назвать его трудно… ему же отрубили голову из-за нее.

– Наверное, он любил ее, – сказал Джон Джозеф. – Может быть, он обожал ее настолько, что с радостью взошел за нее на эшафот.

Кэролайн строго взглянула на него из-под темных бровей:

– Я так не думаю. Мне кажется, что он любил Роузи, свою жену. По-моему, Фрэнсис был просто неуклюжим кавалером, попавшимся в огромную черную паутину Генриха VIII.

Мэри вздрогнула:

– Как это ужасно звучит.

– Я думаю, что это и было ужасно. Тогда были темные, страшные времена. Но, в конце концов, даже времена ни о чем не говорят, – Кэролайн бросила взгляд на миссис Тревельян, стоявшую в отдалении, а затем посмотрела на брата. – Из-за хорошенькой женщины мужчина может превратиться в круглого болвана и в нашем веке.

Джон Джозеф хотел было дать ей отпор, но Кэролайн уже невинно глядела по сторонам, словно в ее тираде не содержалось никакого скрытого смысла.

Мэри сказала:

– Кажется, из-за дома выходит генерал Уордлоу. Это ведь он?

Матильда прищурила свои светло-коричневые глаза:

– О да, это он. А вот миссис Уордлоу. О Боже, неужели эти офицеры – Джекдо и Роб?!

Так оно и было. В великолепных форменных мундирах королевской драгунской гвардии и 9-го уланского полка Роберт и Джон Уордлоу, – старший брат был выше младшего почти на фут, – красовались среди толпы гостей.

– О Боже, – воскликнула миссис Уэбб Уэстон.

Братья-офицеры сейчас были как раз в таком возрасте, когда течение времени не способно принести ничего, кроме нового очарования. При взгляде на Джекдо и Роба невозможно было даже подумать о дряхлеющей плоти, редеющих волосах, округляющемся животе и шаркающей походке. Братья стояли у дверей особняка, поглядывая по сторонам с видом победителей, и повсюду, куда падал их взгляд, таяли и трепетали женские сердца.

Джон Джозеф в глубине души чувствовал обиду на самого себя, на свою несложившуюся судьбу. У него вызывала отвращение мысль о том, что его семья, некогда великая и славная, оказалась вынужденной отречься от старинного наследства и ютилась теперь в маленьком домике. Еще ужаснее для молодого человека было то, что его собственное будущее оставалось неопределенным: впереди он не видел ничего, кроме унылой жизни управляющего, сводившейся к сбору арендной платы и борьбе с должниками. Но горше и унизительнее всего для Джона Джозефа была его зависимость от Маргарет Тревельян. Он мучительно желал стряхнуть с себя это наваждение, которое овладело его душой, – наваждение, что зовется любовью.

Итак, взглянув на своих старых друзей – Джекдо и его брата Роба, Джон Джозеф, вопреки своей былой привязанности к ним, теперь почувствовал зависть и желание их унизить. Поэтому он шел здороваться с ними не спеша, пропустив вперед радостных сестер.

Он увидел, как Кэролайн бросилась Джекдо в объятия и как Джекдо пристально смотрит на него поверх головы Кэролайн своими сияющими глазами.

«О Боже, – пронеслось в голове у Джона Джозефа, – этот негодяй читает мои мысли».

Но ему все же удалось с улыбкой пожать руку Джекдо.

– Джекдо, какой приятный сюрприз. Роб, я так рад. Вы в отпуске? – произнес он.

– Да. Мы вместе были в колонии на мысе Доброй Надежды…

– Война с кафрами?

– Да. И нас ненадолго отпустили.

– Джекдо такой умный, – сказала его сестра Виолетта, очень хорошенькая девочка с черными кудрями и лицом, свежим, как цветок. – Он ходил среди дикарей и говорил с ними на их языке, переодетый испанским священником.

– Как хитро придумано, – голос Джона Джозефа уже почти срывался. – А чем ты занимаешься, Роб? Ты тоже шпион?

Широкое лицо Роба расплылось в улыбке:

– Да что ты, конечно, нет. Я – боец. На другое у меня мозгов не хватает. Пойдем, Джекдо, надо поздороваться с хозяйкой. Мы ненадолго.

Отвесив поклон сестрам Джона Джозефа, они направились в сторону миссис Тревельян, которая уже беседовала с генералом и Хелен; лорд Дэйви в одиночестве сидел за чайным столиком.

– Видел бы ты свое лицо, – внезапно произнесла Мэри. – Честное слово, Джон Джозеф, у тебя такой вид, словно ты сейчас с удовольствием убил бы Джекдо и Роба. Что с тобой происходит? Когда ты успел с ними поссориться? Ты ведь с ними не виделся до их прихода сюда.

– Мне кажется, – задумчиво произнесла Матильда, – что тебе пора наниматься в иностранную армию, Джон Джозеф. Последние два года ты выглядишь таким несчастным.

Кэролайн взглянула на брата.

– Cherchez la femme, – изрекла она. Джон Джозеф в ярости повернулся к ней:

– И что же это должно означать?

– Это означает «ищите женщину».

– Что ты имеешь в виду?

– Что ты влюблен, Джон Джозеф. Я думаю, что причина твоего уныния – какая-то таинственная дама.

– Нет никакого уныния, – резко ответил ей Джон Джозеф и направился к особняку, не обращая больше внимания на сестер.

Боковая дверь Восточного Крыла была открыта, и, ступив за порог, Джон Джозеф ощутил внезапный холод, когда взглянул вправо, где когда-то находилась библиотека Джона Уэстона. Фамильные книги до сих пор стояли здесь, – по сути дела, эти книги принадлежали Джону Джозефу, – и у молодого человека снова сжалось сердце при мысли о том, что он лишился всего, ради чего был рожден. Пытаясь прогнать назойливые мысли, он повернул к библиотеке и вошел в нее.

На какое-то мгновение ему показалось, что в комнате уже кто-то есть. Ему почудилось, будто в дальнем проходе промелькнула чья-то юбка и грива серебристых волос. Но, приглядевшись внимательнее, Джон Джозеф понял, что комната пуста. Взяв с полки книгу, он уселся в кресло.

Должно быть, юноша задремал, потому что, подняв в очередной раз голову, понял, что стало гораздо темнее. Саттон плавал в лиловатой дымке, предзакатные солнечные лучи позолотили старинные камни стен. И вот теперь Джон Джозеф обнаружил, что действительно не один: из темного угла к нему внезапно обратился чей-то голос, что заставило его подскочить на месте от неожиданности.

– Известна ли тебе легенда о портрете сэра Ричарда Уэстона? – услышат он.

– Кто ты? – испуганно прошептал он в ответ.

– Это не важно. Ты знаешь легенду?

– Нет. Я даже не знаю этого портрета. Где он находится?

Джон Джозеф поднялся с кресла и осторожно повернул голову, пытаясь выяснить, кто с ним говорит, но увидел лишь темную фигуру неопределенного пола, закутанную в просторный черный плащ.

– Он висит в Длинной Галерее. Его закрасили и написали сверху другую картину. Теперь на нем изображен Иоанн, крестящий Христа. Ты должен восстановить его.

– Откуда тебе это известно? Кто ты?

– Я – друг. Позволь, я расскажу тебе о портрете. Каждый год семнадцатого мая он плачет настоящими слезами.

– Семнадцатого мая? – непонимающе переспросил Джон Джозеф.

– Да. Эта дата ни о чем тебе не говорит?

– Нет… ни о чем.

Молодого человека охватил настоящий ужас. Ему очень хотелось отвернуться, но какая-то сила не позволяла ему сдвинуться с места. Спокойный, ровный голос продолжал говорить – не слишком тихо, не слишком громко, но все так же настойчиво.

– Семнадцатого мая тысяча пятьсот двадцать первого года сэр Ричард получил в дар саттонский особняк от Генриха VIII; семнадцатого мая тысяча пятьсот тридцать шестого года его сын Фрэнсис погиб под топором палача; семнадцатого мая тысяча семьсот пятьдесят четвертого года в Саттон приехал внук Якова II, разбивший сердце Мэлиор Мэри. В истории саттонского особняка это страшная дата.

– Это тот день, когда королева Эдит наложила на замок свое проклятие?

– Кто знает? Это было так давно, что затерялось во мгле веков. Но май всегда приносил скорбь и горе семье Уэстонов. Опасайся его, друг мой.

– Так кто же ты? Дай мне взглянуть тебе в лицо.

Таинственная фигура только плотнее завернулась в плащ.

– Не подходи ко мне.

– Почему? Ты что, боишься показаться мне?

– Я боюсь не за себя, а за тебя.

Джон Джозеф сделал шаг вперед.

– Чего ты хочешь от меня? – спросил он.

– Ты должен покинуть Саттон. Уезжай отсюда, – а когда ты унаследуешь замок, продай его!

Джон Джозеф протянул руку, собираясь схватить фигуру в плаще и сдернуть с нее капюшон.

– Нет, – произнес незнакомец.

Снаружи из коридора раздался мужской голос:

– Джон Джозеф! Где ты? Все уже расходятся по домам!

Джон Джозеф посмотрел на дверь, а затем – опять на странную фигуру. Но она исчезла; на ее месте остался только черный дрозд с тревожно блестящими глазами и ярко-желтым клювом. Стоило лишь Джону Джозефу склониться над птицей, как она немедленно вспорхнула, перелетела через комнату и стала биться в оконное стекло.

– О, Боже! – воскликнул Джон Джозеф.

Не нужно было быть ясновидящим, чтобы понять, что означает эта птица. Это был вестник смерти, скорби и несчастья.

– Джон Джозеф! – снова позвали его из коридора.

– Я здесь. Сейчас иду. Я заснул и увидел сон. О, Боже, помоги мне! – шепотом добавил он.

Этим вечером семейство Уордлоу собралось за обеденным столом с Уэбб Уэстонами в Доме Помоны. Большой круглый стол ломился от яств, – как в то давнее Рождество, когда Джон Джозеф впервые встретился с Джекдо. А теперь дети уже выросли: самым младшим, Виолетте и Кэролайн, было соответственно пятнадцать и шестнадцать. Беседа протекала гладко, все чувствовали себя раскованно, как и полагалось в таком милом обществе. Мистер и миссис Уэбб Уэстоны впервые за много лет почувствовали себя на высоте.

– Кафры, вне всякого сомнения, первоклассные бойцы, – рассудительно говорил генерал. – Они не испытывают страха смерти, а потому их ничто не сдерживает.

Он взглянул на Хелен, ища ее поддержки, и она улыбнулась мужу. Генерал немного состарился – прибавилось седины в усах и морщинок под глазами, – но обожал жену даже больше, чем прежде, словно она олицетворяла для него страсти юных лет и поэтому стала ему вдвойне дорога.

– Я тогда впервые понюхал пороху, – говорил Роб. – И мне это понравилось.

Он широко улыбнулся, показав крепкие белые зубы. Трудно себе представить братьев, настолько разных, и все же они любили друг друга. Джекдо потрепал брата по плечу.

– Смотри, чтобы эти слова тебя не подвели, – сказал он. – Роб у нас просто создан для любви.

– Я думаю, все это восхитительно, – сказала Кэролайн. – Вы должны гордиться вашими сыновьями, генерал Уордлоу. Представляю себе Джекдо, переодетого испанским священником!

И Кэролайн рассмеялась. Со своими пшеничными локонами, собранными в узел, она выглядела очень хорошенькой.

– Хорошо, черт возьми, – проворчал мистер Уэбб Уэстон. – Чудесные мальчишки. Можно позавидовать.

Джон Джозеф, единственный чувствовавший себя здесь несчастным, не поднимал глаз от своей тарелки и глотал еду огромными кусками, не разбирая вкуса.

– Но Джон Джозеф тоже добьется своего, папа, – участливо проговорила Мэри, чем еще больше осложнила ситуацию. – Я уверена, что он вступит в иностранную армию и станет прекрасным солдатом!

Повисла напряженная тишина.

– Да, – наконец сказал Джекдо. – Я полагаю, что так и будет.

– Надеюсь, это не относится к числу твоих дурацких предсказаний.

Это было сказано генералом, – и все же в его голосе чувствовалось скрытое восхищение сыном. Годы заставили его смириться с мыслью, что его младший сын наделен силой, природу которой отец понять не мог.

– Относится, – весело ответил Джекдо. – Это – одно из моих предсказаний.

Джон Джозеф взглянул на него с внезапным любопытством:

– Ну да? И что же со мной случится?

– Я скажу тебе позже, наедине.

Матильда, плотнее закутавшись в свою коричневую шаль, спросила:

– Ты сможешь предсказать будущее нам всем, Джекдо?

– Не сегодня. Но я могу приехать к вам завтра. Мы остановились неподалеку.

– О, пожалуйста, – Мэри ответила, пожалуй, чересчур поспешно. Ей было уже двадцать лет, и она ужасно хотела выйти замуж, а при встрече с Джекдо ее чувства к нему вспыхнули с новой силой.

– Так к тебе вернулся твой дар? – медленно и почти неохотно спросил Джон Джозеф.

– Я не знаю. Иногда мне кажется, что да, а иногда – нет. Во всяком случае, я больше не боюсь его так, как раньше.

– А что означает птица, влетевшая в комнату и оказавшаяся в ловушке?

– Птица – это смерть, – сказал Джекдо. – Так говорят все народные предания.

После обеда, когда дамы удалились, а генерал и мистер Уэбб Уэстон принялись заваливать Роба вопросами о войне с кафрами, Джон Джозеф и Джекдо выскользнули из дома в летнюю ночь, чтобы продолжить разговор.

Они вдыхали густые ароматы трав, а в ветвях груши у них над головой заливался трелями соловей.

– Я видел птицу в Саттоне, – сказал Джон Джозеф. – Я спал. Мне почудилась какая-то фигура в плаще, предостерегающая меня. Но когда я проснулся, то увидел черного дрозда. Как ты думаешь, что все это значит?

– Я думаю, что ты должен убираться отсюда, – Джекдо кивнул в сторону поместья. – Она опасна, Джон Джозеф. Она не та, за кого себя выдаст. Впрочем, ты это и сам знаешь.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь. Если ты спросишь меня, люблю ли я миссис Тревельян, то я отвечу – да. Если бы она согласилась, я бы женился на ней завтра же.

– Но она не соглашается, – сказал Джекдо.

– Нет, она говорит, что я для нее слишком молод.

– Слишком молод – или слишком беден, – шепотом ответил Джекдо.

– Что ты говоришь?

– Ничего особенного. Знаешь, Джон Джозеф, я хотел бы сейчас прогуляться по парку. Я приеду к вам завтра.

Он ослабил тугой воротничок мундира, сел в седло и медленным шагом поехал прочь, по горло сытый безнадежным любовным приключением своего друга. Но не успел он отъехать и нескольких ярдов, как из ароматной ночной тьмы до него донесся знакомый шепот:

– Добрый вечер, Джекдо.

Он обернулся и увидел Кловереллу, дерзко улыбавшуюся и освещенную кокетливой луной.

– Ну, здравствуй, кузина, – сказал он. – Как ты поживала, пока я был на войне?

– На редкость отвратительно, – Кловерелла шла рядом с ним. – Я два года прожила бок о бок с миссис Тревельян, а этого хватит, чтобы свести в могилу кого угодно.

– Я вижу, она поймала Джона Джозефа на крючок.

– Как мы и предчувствовали.

– Да. Впрочем, для этого не надо было быть ясновидящими.

Кловерелла рассмеялась и сказала:

– Мне надоел Джон Джозеф. Пускай теперь сам спасает свою душу. Меня больше интересуют твои дела. Ты уже стал настоящим мужчиной?

– Надеюсь, что да. Все-таки я провел два года в армии.

– Я не это имею в виду.

Теперь Кловерелла плясала перед ним на дорожке в лунном свете.

– Ты что-нибудь знаешь о шуте Жиле? – спросил Джекдо.

– Призраке в часовне?

– Да. Мы его слышали в тот вечер, когда нашли Сэма Клоппера

– Я помню.

– Он умер здесь, в лесу. И никто не видел его тела, кроме – во всяком случае, так говорят, – бедняги Мэттью Бэнистера, который бежал из замка, когда узнал правду о Сибилле Гейдж.

– Я об этом почти ничего не знаю.

– Я знаю только слухи, но говорят, что Мэлиор Мэри – та, которая была старой девой и оставила Саттон в наследство дедушке Джона Джозефа, – была без ума влюблена в него. А потом она влюбилась в последнего из Стюартов.

– Все это кажется таким сложным и запутанным.

– Так оно и было. Но так или иначе, она приложила руку к уничтожению Саттона.

Они ушли достаточно далеко от дома, и из-за деревьев их уже нельзя было разглядеть. Внезапно, каким-то необъяснимым образом, до них донесся звенящий колокольчиком смех миссис Тревельян.

– Никто здесь уже ничего не сможет исправить, – сказала Кловерелла. – Ни чужаки, ни наследники.

– Ты права.

– Замок проклят прочно и надежно.

– Это не вызывает сомнений.

Они остановились, глядя на особняк, залитый светом луны.

– Я хочу немного поколдовать, – произнесла Кловерелла. – Мне надо пойти поговорить с хранителями, которых так любил шут Жиль.

– Хранителями?

– Это феи, которые присматривают за семьями. Пойдем со мной.

Дразнящий, неверный лунный свет пробуждал в Джекдо какие-то странные, неведомые доселе чувства.

– Хорошо, – сказал он. – Почему бы и нет?

– Ты – настоящий потомок мастера Захарии!

Внезапно Кловерелла оказалась очень близко к нему, ее смуглая щека почти касалась его лица. Она снова засмеялась.

– Ты и в самом деле хорошенькая, – сказал Джекдо.

– Хочешь поцеловать меня – как кузину?

– Нет.

– Нет?

– Не как кузину. Дай мне свои губы так, как ты давала их другим возлюбленным.

– Каким другим возлюбленным?

– Ты прекрасно знаешь! Джону Джозефу и всем другим.

– Ты уверен?

– Да.

И тогда Кловерелла поцеловала его, раскрыв губы и лаская его рот своим язычком, порхающим, словно мотылек.

– Ты будешь моей, Кловерелла?

– Здесь, при свете луны?

– Да, здесь.

– Рядом с замком?

– Ну, пожалуй, да, – сказал Джекдо и рассмеялся, – только надо как следует спрятаться под деревом.

И с этими словами потомки побочного сына герцога Норфолкского удалились в чащу, обняв друг друга за плечи и улыбаясь.