Текст книги "Солдат удачи"

Автор книги: Дина Лампитт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

– Значит, она предпочла остаться в одиночестве, чем выйти замуж за нелюбимого, – сказала Горри.

– Да.

– Что ж, с моей точки зрения, она сделала неправильный выбор.

Джон Джозеф озадаченно взглянул на нее, и она продолжала:

– Я на ее месте скорее вышла бы замуж за какого-нибудь милого добряка, чем решилась бы затвориться в этом гниющем замке и дожидаться смерти.

– Как живописно сказано!

– Вы что, не согласны со мной?

– Я не так много думал на эту тему. Как бы то ни было, мисс Уэстон была в родстве, хотя и не кровном, с моим дедом, Джоном Уэббом. И она оставила ему в наследство поместье, поставив условие, чтобы он принял вторую фамилию – Уэстон. Так мы и стали Уэбб Уэстонами из поместья Саттон.

– А вас не коснулось проклятие?

Джон Джозеф горько рассмеялся:

– Ну, что вы! Существует множество куда более тонких способов уничтожить человека, чем простое убийство. Например, мой отец: он разорился, и это в буквальном смысле слова уничтожило его.

– Он что, растратил все деньги?

– Все до последнего пенни. Саттон выпил из него всю кровь. Из Саттонского леса было продано древесины на двести тысяч фунтов; Мелиор-стрит и Уэстон-стрит тоже были проданы, не говоря уже об Уэбб-стрит; в конце концов, нам пришлось покинуть замок и сдавать его внаем. Из всех нанимателей лишь одна женщина обращалась с ним хорошо… – Джон Джозеф отвернулся и стал смотреть в окно на фонари, уже зажегшиеся на улицах ранним зимним вечером. – А когда она уехала, каждый, кто арендовал замок буквально считал своим долгом что-нибудь украсть. Мебель, картины, книги – все увели у нас прямо из-под носа.

– И что же вы собираетесь делать?

– Я хочу поручить замок лондонским агентам, чтобы они все как следует рассчитали и постарались извлечь из него хоть какой-то доход.

– А продать?

– Я еще не решил. Может быть, этим все и кончится.

Оба замолчали, и внезапно стали слышны тысячи звуков шумного семейного дома. Наверху, в детской, расплакался маленький Чарльз, затем раздалось воркование Кэролайн, утешавшей ребенка, потом послышались шаги няни. В спальне верхнего этажа миссис Уэбб Уэстон глубоко вздохнула и с глухим стуком уронила на пол книгу; в комнате, где жили слуги, кто-то ворошил угли в очаге. На улице перед домом остановилась карета, и послышался голос Фрэнсиса, мурлыкавшего какую-то мелодию; Риверс четким размеренным шагом пересек зал и открыл дверь хозяину. Вдобавок ко всему этому оркестру ощущались ароматы жарящейся свинины, шалфея, лука и яблочного соуса: на кухне готовился обед.

– Это счастливый дом, правда? – спросила Горация.

– Да, очень.

– Но разве нельзя превратить Саттон в такое же милое, уютное гнездышко?

– Нет. Он слишком большой и слишком унылый.

– Но ведь во времена сэра Ричарда Уэстона он был гораздо веселее?

– Тогда еще не было печальных воспоминаний.

– Я могла бы снова сделать этот дом счастливым, – сказала Горация.

Джон Джозеф повернулся и, ошеломленный, воззрился на нее. Один локон выбился у нее из прически и упал на шею, отчего девушка казалась слегка растрепанной. Но, несмотря на это, она оставалась самой прекрасной из всех девушек, когда-либо попадавшихся на глаза Джону Джозефу.

– Что вы имеете в виду? – спросил он.

– Только то, что сказала.

К его удивлению, Горация сделала шаг вперед и взяла его за руку.

– Я хочу выйти за вас замуж, капитан Уэбб Уэстон. Я В этом совершенно уверена, потому что люблю вас.

Он не ответил. На него нахлынули отдаленные воспоминания; перед его внутренним взором снова предстало ужасное поле битвы и собственная смерть; он вспомнил свой детский кошмарный сон. И еще он отчетливо вспомнил цвет волос женщины, сидевшей у его смертного одра: волосы ее пылали, словно осенняя листва, и были точь-в-точь такие же, как у леди Горации Уолдгрейв.

– Что вы говорите! – воскликнул он резко, почти грубо.

– Я влюбилась в вас с первого взгляда. Не смейтесь! Ведь у Ромео и Джульетты так все и произошло.

– Это было в пьесе.

– Но пьеса основана на жизни.

И тут Джон Джозеф потерял дар речи, потому что эта сумасшедшая упала перед ним на одно колено со словами:

– Скорее отвечайте! Через минуту сюда придет Фрэнсис. Капитан Уэбб Уэстон, принимаете ли вы мое предложение?

Наконец Джон Джозеф пришел в себя и грубо расхохотался.

– Поднимитесь немедленно, – сказал он.

– Нет, не поднимусь. Джон Джозеф, вы женитесь на мне?

– Нет, леди Горация, – ответил хозяин замка Саттон. – Ни за что.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

В ту январскую ночь, когда новый хозяин замка Саттон отправился проститься со своим наследством, наступили страшные морозы. Белые деревья застыли под небом, сверкавшим звездами, похожими на искристые алмазы в черной пустоте; земля оцепенела под луной, мерцавшей, словно цыганская брошь. Все вокруг притаилось, и даже лисица не выползала из своей норы. Единственным звуком оставался треск ледяной корки под колесами карсты Джона Джозефа, которая медленно ползла вперед. Кучер замотал шею дюжиной шарфов и надел рукавицы до локтей, чтобы спастись от мороза.

Они выехали из Гилдфорда в шесть часов, отчасти из-за того, что хозяину пришел в голову каприз взглянуть на особняк в темноте, а отчасти – потому что Джон Джозеф должен был выполнить свое обещание и нанести визит овдовевшей леди Ганн, бывшей гувернантке мисс Хасс. Но теперь, когда копыта лошади заскользили по деревянному мостику, соединявшему берега реки Уэй, покрытой льдом, Джон Джозеф пожалел об этой идее.

Увидев этот ледяной покров на реке, Джон Джозеф вспомнил далекое прошлое, вспомнил, как много лет тому назад он на берегу этой реки стал мужчиной, и улыбнулся при воспоминании о нагой и прелестной Кловерелле. А потом он вспомнил, как такой же зимней ночью он овладел Маргарет Тревельян, вспомнил ее тело, прикрытое лишь темно-синей амазонкой.

Джона Джозефа охватило беспокойство, и он выглянул из окна карсты в ночную темноту, иссеченную белыми корявыми ветками деревьев. Каким большим и удивительным был этот лес, когда саксонские короли охотились в этих местах – перед тем, как было произнесено проклятие. Но теперь все было уничтожено распродажей леса из-за необходимости оплатить долги Уэбб Уэстонов. Джона Джозефа передернуло от раздражения. Какие скверные дела! И вдруг непроизвольно перед ним возник образ Горации Уолпол – что за восхитительное и необычное дитя. Как жаль, что она так молода и не может сравниться с Маргарет.

Карета сделала поворот, и Джон Джозеф увидел впереди, несколько левее, неясные очертания мрачной громады замка с темными слепыми окнами. Юношу вновь захлестнули старые чувства: страх, ненависть, ощущение вины.

Перед Центральным Входом, на булыжниках, которыми некогда был вымощен четырехугольный двор, ярко горел костер, и как только экипаж подъехал ближе, Джон Джозеф смог разглядеть странные пляшущие тени на терракотовой кирпичной стене особняка сэра Ричарда Уэстона. Там, в таинственном и магическом отблеске костра, Кловерелла и ее сын танцевали босиком под аккомпанемент флейты.

Джон Джозеф с изумлением глядел, как две пары маленьких ног притопывали и подпрыгивали, словно возвратились стародавние времена. Это было замечательное зрелище, но все же гудение пламени и мысль о том, что Кловерелла происходит из рода ведьм заставили Джона Джозефа вздрогнуть. Не нашла ли ее прабабка свою смерть в таком же огне?

Затем, стряхнув оцепенение, он позвал из окошка кареты:

– Кловерелла! Эй, Кловерелла! Это я, Джон Джозеф.

Она взглянула вверх и, продолжая танцевать, взмахнула рукой, указывая Джею на хозяина, который подъезжал к замку Саттон. Джей, несмотря на свой пятилетний возраст, отвесил короткий поклон и почтительно замер на месте. Джон Джозеф не мог оторвать глаз от ребенка, гадая, был ли это его собственный сын, или к этому был причастен Джекдо.

Когда карета остановилась и Джон Джозеф приблизился к мальчику, он понял, что его внешность не сможет ничего ему подсказать. У Джея были такие же ореховые глаза, как у матери, и темные, густые волосы. Уж не был ли носик ребенка слишком похож на красивый прямой нос Уэбб Уэстона? Но улыбка – разве она не напоминала улыбку Джекдо?

В полном замешательстве молодой мужчина взглянул на Кловереллу, но та только пожала плечами и засмеялась:

– Ничего не скажу.

– Но я только хотел знать, он мой или нет?

– Джей принадлежит только самому себе, хозяин. Ну, не хотите зайти выпить пива?

– Да. Но ненадолго. Впрочем, времени хватит, чтобы обсудить с тобой твое будущее.

Кловерелла улыбнулась ему дразнящей улыбкой:

– Я думаю, что будущее само о себе позаботится.

– И что же это должно означать?

– Ничего особенного, сэр, – ответила она так, словно в действительности подразумевала «вес».

Они прошли через Центральный Вход и оказались в темном Большом Зале. Костер, пылавший во дворе, бросал отсветы на окна с витражами, и те вспыхивали то рубиновым цветом, то иссиня-черным, то золотым. Время от времени блики падали на щиты с гербами, и голова сарацина с высунутым языком, венчавшая шлем Уэстонов, внезапно показалась почти живой.

– Он выглядит почти забавным, – сказал Джон Джозеф.

– Вот потому-то я и разожгла костер. Чтобы поприветствовать нового хозяина. Но мне почему-то казалось, что вы приедете сюда с невестой.

– О чем ты говоришь, Кловерелла?

– О, у меня просто возникло предчувствие, что вы наконец-то встретили того, кто вам нужен.

– Вы с Джекдо только возитесь со своими предчувствиями и больше ничего не делаете. Ты никогда не пыталась подумать головой? Как я мог кого-нибудь встретить? Я был в Лондоне, улаживал дела отца и передавал Саттон агентам.

– Но ведь в Лондоне есть женщины, не так ли?

На это Джон Джозеф ничего не смог ответить. Он молча проследовал за Кловереллой через Большой Зал и налево.

– Я разожгла камин в библиотеке и принесла немного эля из кладовой. Сейчас я зажгу свечи. Садитесь и устраивайтесь поудобнее. Иди сюда, Джей. Забирайся в свое гнездышко, дорогой мой.

Она подтянула к очагу подушку, а малыш забрался под одеяло, помахал рукой Джону Джозефу и свернулся клубочком, закрыв глаза.

– Он часто здесь засыпает. Это самое теплое местечко.

Джон Джозеф полез в карман и сказал:

– Вот, Кловерелла, ради Бога, купи ему какой-нибудь одежды и обувь. Он выглядит совершенным оборванцем. Если вдруг он мой, мне не хотелось бы…

– О, не стоит беспокоиться, хозяин. Он еще не вырос из той одежды, что у него есть. Ему хватает и горячей еды, и всего. А самое главное – у него есть любовь и ласка. А рваные штанишки не в счет.

– Но для меня это важно. Вот, возьми.

– Спасибо, – она положила гинею на каминную полку и налила Джону Джозефу пива. – Ну, какие будут распоряжения насчет дома?

– Я хотел бы, чтобы ты оставалась здесь и присматривала за ним. Само собой, агенты пришлют сюда представителя, чтобы он провел инвентаризацию…

– А что это такое?

– Список всего имущества, которое есть в замке, – чтобы жильцы ничего не могли украсть. Впрочем, большую часть всего и так уже растащили.

Он пробежал глазами по книжным полкам и добавил:

– Кажется, половины книг не хватает.

– Так и есть. Уверена, что каждый жилец – за исключением леди Дэйви – прихватил с собой по несколько штук.

– Это недостойно, – произнес Джон Джозеф, внезапно вскочив с места и принявшись расхаживать взад-вперед по библиотеке. – На самом деле, мне следовало бы продать это гиблое место и покончить со всем одним махом.

– Так почему же вы этого не сделаете?

– Не знаю, – он остановился прямо перед Кловереллой. – Однажды в этой самой комнате мне приснился сон, Кловерелла. Сон, в котором смерть пришла ко мне в образе птицы. Она сказала мне, что в часовне находится спрятанный портрет сэра Ричарда Уэстона. И еще она сказала мне, чтобы я продал Саттон, когда стану его владельцем. И все же я колеблюсь.

– Почему? Этот замок еще никому не приносил удачи.

– Я знаю. Ты что, думаешь, я не верю в проклятие? Просто все дело в том, что мне очень тяжело расставаться с вещами и с людьми.

Джон Джозеф сказал правду. Когда он родился, в небесах восходил знак Рака, и для того чтобы разжать клешни, Джону Джозефу, как и всем, чьим характером управляет этот знак, нужно было оказаться почти на краю гибели.

– Да, – отозвалась Кловерелла. – Это я уже поняла, но мне кажется, что вам следует отбросить прочь все сантименты и подумать о будущем.

Затем она почти небрежно добавила:

– Говорят, лорд Дэйви очень состарился.

Джон Джозеф пристально взглянул на нее:

– Ты что, хочешь сказать мне, что скоро Маргарет станет свободна?

Кловерелла подошла к огню, чтобы подбросить полено, и повернулась к Джону Джозефу спиной.

– Сколько лет прошло с тех пор, как вы видели ее в последний раз? – спросила она сдавленным голосом.

– Пять.

– Тогда я вас поздравляю, – ответила колдунья, поворачиваясь и вытирая ладони о юбку. – Я имела в виду, что вы должны заглянуть в истинное будущее. Вы просто дурак, Джон Джозеф. Я даже жалею, что вы были моим любовником. Мне противно думать о том, что я любила глупца.

Краска гнева прилила к щекам Джона Джозефа, и он произнес:

– Кловерелла, каждый раз, когда мы с тобой ссорились, это было из-за нее. Я думаю, ты просто ревнуешь и завидуешь.

– Тогда нам снова не придется расстаться друзьями, но расстаться мы все же должны. Я позабочусь о вашем особняке, сэр, если вы все еще хотите этого, – Кловерелла шагнула вперед и заглянула в глаза Джону Джозефу. – Иногда судьба указывает человеку путь. Нет, более того, она даже пытается вести человека по верному пути, ибо перед каждым из нас всегда открыты две дороги. Но если вы откажетесь от той, настоящей, дороги, что ж, тогда вам сможет помочь лишь Господь Бог. Чтобы вернуться в точку выбора, вам придется претерпеть много горя.

– Я не верю тебе, – ответил Джон Джозеф. – Я верю в то, что я – сам хозяин своей судьбы и способен управлять обстоятельствами.

– В таком случае, мне остается лишь подарить вам свое благословение и надеяться на то, что зло не коснется вашей души. Доброй ночи, сэр.

И с этими словами Кловерелла вышла из комнаты, оставив Джона Джозефа наедине со спящим мальчиком. Он долго стоял, глядя на языки пламени, а потом наклонился и посмотрел в лицо Джею. Под этим пристальным взглядом малыш заворочался и проснулся. Обнаружив, что остался один на один с незнакомцем, мальчик совсем не испугался.

– Джей? – обратился к нему Джон Джозеф.

– Да, сэр?

Мальчик зевнул и потянулся, обхватив руками голову.

– Твоя мать никогда тебе не называла имя твоего отца?

– Нет, наверное, нет, сэр. Так это вы – мой папа?

Не успев даже как следует подумать, Джон Джозеф машинально повторил вслед за малышом:

– Нет, наверное, нет.

– О, Господи, – вздохнул мальчик. – А мне хотелось бы, чтобы это были вы.

– Тебе не хватает отца?

– Нет. Но я не хочу, чтобы вы уходили.

– Не волнуйся, Джей, – сказал Джон Джозеф, выпрямляясь и подбирая свой плащ. – Я вернусь поиграть с тобой. Я постараюсь приезжать сюда каждый год.

Невинное дитя улыбнулось ему, не сознавая, что единственная мысль владельца замка Саттон заключалась в том, что Маргарет Дэйви скоро овдовеет и будет свободна.

Жар костра, пылавшего во дворе, был ничто по сравнению с огнем, пылавшим в его сердце. Джон Джозеф бодро потирал руки, преисполнившись новых планов и надежд. Он уйдет в отставку, восстановит Саттон и добьется того, чтобы женщина, перед которой он преклонялся всю жизнь, была рядом с ним. За годы разлуки с замком воображение Джона Джозефа далеко не ушло; его взгляд в будущее был узким, словно он смотрел в туннель; душа его была пустой, словно раковина, лишившаяся своего обитателя. Он не заслуживал ничьей помощи.

Но он не знал, что Кловерелла уже устала бездеятельно смотреть на такое положение дел. За свою жизнь она очень редко пускала в ход искусство, доставшееся ей по наследству от ведьмы Кловереллы. Но теперь она почувствовала, что настало время применить эту силу. И еще она знала, что если употребит колдовскую мощь неверно, ей придется заплатить за это.

Впрочем, теперь ей нужно было думать лишь о том, что предстояло совершить. Под ее пальцами комочек воска превратился в женскую фигурку, увенчанную пучком волос, собранных с того места, – где леди Дэйви обычно сидела в церкви св. Иоанна в Уокинге. Затем из жестянки, запрятанной в складках платья, она извлекла пять волосков Джона Джозефа, снятых Кловереллой с воротника его плаща, когда она помогала ему раздеться. Потом она слепила мужскую фигурку и приделала к ней волосы Джона Джозефа. На лице колдуньи заиграла торжествующая улыбка. Она достала заложенный между страницами старинной книги бумажный конверт, в котором находился целый локон волос Маргарет. Кловерелла улыбалась. Этот локон она срезала с головы своей госпожи, когда та дремала, много лет назад, во времена властвования миссис Тревельян в замке Саттон. Подобно своей знаменитой прабабке, Кловерелла была научена собирать волосы тех, кто однажды мог оказаться ее врагом.

И вот, произнеся вслух: «Сердце Джона Джозефа Уэбб Уэстона», она слепила маленькое восковое сердечко и, пока оно еще не остыло, вдавила внутрь локон волос. Она пометила сердечко инициалами Джона Джозефа и приколола его булавкой к мужской фигурке. Потом она воскликнула: «Эвоэ! Встретились с похотью, расстались с отвращением!» – и вырвала из затвердевшего сердца один волосок.

Заклятие было почти готово. Она снова воскликнула: «Эвоэ! Эвоэ! Когда все проходит, умирает и любовь!»

Она наклонилась над фигурками и, открыв маленькую шкатулку, поместила внутрь фигурку Джона Джозефа. Потом она взяла восковую леди Дэйви и отправилась вместе с ней обратно в библиотеку.

Джей спал так же мирно, как когда она уходила, а в кулаке его была зажата золотая гинея, которую Джон Джозеф, по-видимому, уходя, оставил мальчику. Кловерелла наклонилась, чтобы поцеловать его, а затем подошла к камину и, глядя в огонь, принялась перекладывать из руки в руку восковую куклу. В конце концов ей пришла в голову мысль получше, чем просто уничтожить Маргарет. Она подошла к двери и вышвырнула фигурку вон.

– Убирайся, – произнесла она. – Исчезни и сгинь. Саттон и его хозяин больше в тебе не нуждаются – и никогда больше не будут нуждаться.

– Что случилось, Джон Джозеф? Вы так бледны.

Леди Ганн заботливо склонилась над ним, слегка расплескав свой портвейн. Бывшая мисс Хасс, овдовев, пристрастилась к спиртному: вино помогало ей предаваться знойным мечтам юности, в которых она распутничала с молодыми военными.

Она совсем высохла и отощала от возраста и пьянства, что в сочетании с плоской грудью и костлявыми бедрами делало ее совершенно непривлекательной. Было даже непонятно, женщина это или мужчина, когда она в своем черном атласе и черной траурной шапочке склонилась над бедным капитаном, который нервно пощипывал усы и теребил носовой платок.

– Ничего, мисс… леди Ганн. Легкая боль, и больше ничего.

– Выпейте еще, – последовал совет, а за ним – щедрая порция утешительного для обоих портвейна.

Именно в этот момент Кловерелла выдернула первый волосок из сердца восковой куклы; этот ритуал ей предстоит повторять каждую неделю, до тех пор, пока не исчезнет весь локон. Джон Джозеф почувствовал настоящую физическую боль в самых потаенных глубинах сердца.

– Потеря вашего бедного отца – это было так ужасно. Я очень расстроилась на похоронах. Я так вам сочувствую.

Поскольку леди Ганн унесли домой с похорон в полном бесчувствии, – она, должно быть, как следует подкрепилась, чтобы спастись от холода, – Джон Джозеф не смог сдержать кривой улыбки.

– Ах, эти старые времена, – продолжала она, прервавшись только для того, чтобы сделать очередной глоток. – Вы помните то ужасное Рождество, когда потерялся Сэм Клоппер? И подумать только, что его нашли через столько лет! А вы знаете, что после этого несколько человек написали похожую сказку – о ребенке, который, играя в прятки, прятался в старом дубовом сундуке, – словно бы они сами все это придумали?

– Нет, я не знал.

– Да-да. Просто невероятно, как широко становятся известны подобные истории. А в другой раз за игрой в вист мне сказали, что молодой мистер Диккенс… Кстати, вы читали «Николаса Никльби»? Это весьма забавно, но ведь чистейший вздор! Так вот, мистер Диккенс услышал историю бедной мисс Мэлиор Мэри Уэстон и очень впечатлился.

– Правда?

– Да, – леди Ганн допила свою порцию. За стаканом она превращалась в великолепную собеседницу, а в остальное время была несколько замкнутой. – И я уверена, что именно такой персонаж – пожилая женщина, обрекшая себя на одиночество в своем доме и ждущая, когда все вокруг придет в упадок, – обязательно появится в его следующем романс.

– О, Господи, – вздохнул Джон Джозеф.

На самом деле его все это не интересовало. В его мозгу вертелись самые разнообразные мысли, а сильнее всего его занимала необходимость успеть в Гилдфорд до тех пор, пока дорога не замерзнет окончательно и не станет непроходимой. Кроме того, он думал о множестве вещей, которые не приходили ему в голову с тех пор, как он отправился в Европу: он беспокоился о том, что жизнь проходит, что в этом году ему исполняется уже двадцать восемь, а он до сих пор предпочитает общество падших женщин, что его будущее не предоставляет ему никаких перспектив, кроме жизни капитана иностранной армии. Он в раздражении вскочил со стула.

– У вас больше ничего не болит, дорогой Джон Джозеф?

Волосы леди Ганн выбились из-под шапочки; присмотревшись к ним, Джон Джозеф с ужасом обнаружил, что это парик.

– Нет. Но мне в самом деле пора идти. Дороги стали очень плохи. Вы меня простите?

– Нет, не прощу, – ответила она, лукаво прищурившись. – Вы так редко ко мне заходите, негодный мальчишка.

В ее глазах появился особый блеск, заставивший Джона Джозефа нервно попятиться к двери.

– Я постараюсь загладить эту вину. Я буду навещать вас всякий раз, когда окажусь в Англии, – он щелкнул каблуками и поклонился по-военному. – До свидания, дорогая леди Ганн.

Она подняла свой стакан с портвейном, чудесным образом снова оказавшийся полным до краев, и произнесла:

– Я пью за вас, мой очаровательный капитан. Наблюдая, как вы играете со своими оловянными солдатиками, я уже знала наверняка, что вы станете военным. Адью, адью.

Она попыталась поцеловать его, но не смогла – для этого нужно было сделать чересчур большое усилие – и рухнула обратно на стул.

– До свидания, леди Ганн. Если все будет хорошо, увидимся через год.

Но этим словам, хотя они и были сказаны искренне, не суждено было оправдаться: как только Джон Джозеф вернулся в Вену, он получил приказ отправляться в Польшу.

Итак, когда через некоторое время Горация Уолдгрейв спросила: «Ты не получала каких-нибудь вестей от Джона Джозефа?» – его сестра Кэролайн ответила:

– Нет, его послали в Краков. Там же сейчас мятеж, ты понимаешь.

– Австро-Венгерская империя чересчур велика, чтобы все держать под контролем, – печально отозвалась Горри.

– Чересчур велика и неспокойна. В один прекрасный день там начнется страшная резня.

– Не говори так, – очень серьезно возразила Горация. – Мне не хотелось бы думать о том, что твой брат подвергает себя опасности. Мне от этого становится очень грустно.

Кэролайн рассмеялась:

– Ну, в день свадьбы Аннетты мы не должны позволить тебе грустить. Давай сменим тему и поговорим о том, как прекрасен твой сегодняшний наряд.

Бедная Аннетта, которой уже начало казаться, что она до конца своих дней так и останется лишь помолвленной, наконец достигла исполнения своего самого сокровенного желания: она выходила замуж за Арчибальда Мани, который уже дослужился до полковника и сделался слегка чванливым.

Церемония состоялась в Уэстминстере, в церкви Св. Джеймса, где собралась вся семья: Элджернон и вдовствующая герцогиня, а также Джордж с женой (ей было всего двадцать лет, но в прелестных глазах ее уже читались опыт и понимание), Кэролайн и Фрэнсис Хикс. Леди Горация и Ида Энн шли за невестой как подруги, на одной было голубое платье, на другой – розовое, а в их прически были вплетены цветы.

После церемонии семейство собралось на ступенях церкви, чтобы сделать дагерротипический снимок. Затем все отправились в отель Уэбб на Кингс-стрит, в Ковент-Гарден, где состоялся праздничный завтрак. Леди Горация и Кэролайн сидели друг напротив друга и беседовали.

– Аннетта хотела, чтобы мы обе надели розовые платья, но я отказалась, – Горри рассмеялась и встряхнула огненными кудрями, собранными в высокую прическу. Кэролайн поймала себя на мысли, что ее братец – круглый дурак, если не влюбился в Горацию. Она была совершенно уверена, что между Ними что-то произошло, несмотря на то, что ни Горация, ни Джон Джозеф ничего не рассказывали.

Кэролайн вздохнула. Почему Джон Джозеф такой замкнутый? Она надеялась, что Мэри ошиблась, и Джон Джозеф уже давно и думать забыл о проклятой леди Дэйви. И она спросила более откровенно, чем рассчитывала:

– Тебе нравится Джон Джозеф, Горация?

Горри покраснела:

– Да… но без взаимности. Он думает, что я – ребенок. Глупая маленькая девочка, которой еще нужна гувернантка.

– Но он всего на десять лет старше тебя!

– Ему кажется, что он старше меня на сто лет!

– Тогда на твоем месте я бы выбросила его из головы. На свете существует множество молодых людей, которые мечтают лишь о том, чтобы положить сердце к твоим ногам.

– Это так ужасно звучит! И страшно глупо!

Кэролайн засмеялась:

– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Ты когда-нибудь встречалась с Джоном Уордлоу?

– С кем?

– Это наш дальний родственник, он живет в Гастингсе… то есть, тогда, когда он приезжает в отпуск из армии, где находится почти все время. Когда он увидел, как ты проезжаешь мимо в экипаже по берегу моря, он был настолько потрясен, что бросился бежать вдогонку и упал. Получился даже небольшой скандал. Ты помнишь?

Горация улыбнулась:

– Да, кажется, помню. Я услышала чьи-то крики, но толком не разглядела, кто это был. Мы все были ужасно смущены и гадали, кто же из нас заставил его погнаться за экипажем.

– Ну, так вот, это ты.

– Я польщена.

– Он сейчас в Индии… что-то вроде военного шпионажа.

– Как интересно! А когда он вернется?

– Надеюсь, рано или поздно вернется. Вот его брат вернулся, чтобы сыграть свадьбу. В общем, у Джекдо…

– Джекдо?

– Это его прозвище. Джон Уордлоу, по прозвищу Джекдо. Так вот, у Джекдо есть брат и сестра, и оба они женятся этой весной. В этом году, кажется, все решили играть свадьбы.

Горация сосчитала, загибая пальцы:

– Аннетта, брат и сестра Джекдо… а что, есть еще кто-то?

– Да, благодарение Богу. Моей сестричке Матильде наконец сделали предложение. Этим летом она выходит замуж за красавца-француза. Свадьба будет в Париже, и мы с Фрэнсисом туда поедем.

– А Джон Джозеф там будет?

– Если ему удастся получить отпуск. Но если нет, то в этом году он не сможет попасть в Англию.

Горация на мгновение опечалилась, но потом ее русалочьи глаза снова вспыхнули веселым блеском.

– Но все же рано или поздно он вернется, – сказала она.

– Да, – медленно ответила Кэролайн. – Рано или поздно хозяин Саттона должен вернуться в свой замок.

Каждое время года приносило в замок новые перемены; весной алебастр лепнины становился белым и хрустящим, а кирпич отливал розоватыми бликами.

То же происходило и со Строберри Хилл в жаркий весенний день, когда графа и графиню Уолдгрейв увозили в тюрьму. «Скандал Уолдгрейвов» наконец-то добрался до них.

Накануне свадьбы Джордж жестоко избил полисмена. Это произошло в неделю скачек в Дерби, когда Джордж со своим дружком Уотерфордом возвращался с Кингстонской ярмарки. Целый год газеты наперебой требовали правосудия, и наконец дело дошло до суда. Приговор, присуждавший виновного к шести месяцам тюремного заключения и штрафу в 200 фунтов, показался публике вполне удовлетворительным.

Однако все были удивлены тем, что Фрэнсис решила разделить заключение со своим супругом.

– Она, наверное, железная, – сказала Энн Элджернону, откладывая в сторону номер «Таймс». – Не могу понять, восхищаюсь я ею или нет.

– Ты должна ею восхищаться, – рассудительно ответил Элджи. – Она самая решительная женщина в нашем… да и в любом веке.

– Да… Но, Элджи, это ведь не значит, что я должна любить ее!

– Нет. А ты ее любишь?

– Определенно не люблю. Я думаю, что она решила пробраться в высший свет и делает это с помощью моих сыновей… обоих моих сыновей… Она использует их, как ступени лестницы. Бессовестная стерва.

– И тем не менее завтра мы должны навестить их. А потом, я думаю, мы могли бы сесть на поезд и отправиться за город.

– Куда именно?

– Думаю, лучше всего – в Уокинг. По Гилдфорденской дороге, – он с энтузиазмом ухватился за свою идею, словно взявшая след охотничья собака. – Там есть один, большой дом, который я хочу тебе показать. Он принадлежит этому молодому человеку, Джону Джозефу – брату Кэролайн. Когда я первый раз увидел его, я был потрясен.

Энн снова взяла в руки газету и ответила:

– Прекрасно, дорогой. А как он называется?

– Саттон. Я почти уверен, он тебе тоже понравится, Энн.

– Без сомнения, без сомнения, – пробормотала она, уже углубившись в колонки «Таймс».

Затем наступила тишина, и замок был временно забыт.