Текст книги "Мастера детектива. Выпуск 6"

Автор книги: Дик Фрэнсис

Соавторы: Фредерик Форсайт,Грэм Грин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 48 страниц)

3

– Кого ты пригласила на обед, дорогая? – спросил начальник полиции, просунув голову в дверь спальни.

– Не важно, – отозвалась миссис Колкин. – Переоденься.

– Я думал, дорогая, – начал было начальник полиции, – шшо...

– Что, – холодно поправила его миссис Колкин.

– Новая служанка. Ты могла бы внушить ей, что я майорКолкин.

– Ты бы поторопился, – сказала миссис Колкин.

– Уж не жена ли мэра снова к нам заявится, а?

Он устало поплелся к ванной, но, подумав, тихонько спустился в столовую. Надо выпить, решил он. Если это жена мэра, за обедом пить не будут, даже нечего и думать. Сам Пайкер никогда не показывается. Да он и не винил его за это. Но ему-то самому надо же пропустить хоть стаканчик. Он быстро выпил, ополоснул стакан содовой и вытер его носовым платком. Поразмыслив, он поставил стакан туда, где, вероятней всего, будет сидеть жена мэра. Потом позвонил в управление.

– Есть новости? – без особой надежды спросил он – ведь никто даже и не подумает пригласить его в управление, чтобы посоветоваться с ним.

– Нам уже известно, где он, – послышался голос суперинтендента. – Мы окружили его и ждем рассвета.

– Могу я быть чем-нибудь полезен? Может быть, подъехать, а? Мы бы все обговорили.

– В этом нет никакой необходимости, сэр.

Он с грустью положил трубку, понюхал стакан, предназначенный для жены мэра (она наверняка ничего не заметит), и пошел наверх. «Эх, майор Колкин, майор Колкин, – с грустью подумал он. – Вся беда в том, что ты свой только среди мужчин». Увидев из окна своей гардеробной море ноттвичских огней, он почему-то вспомнил войну, трибунал и то, как забавно было сажать этих пацифистов. Его форма все еще висела в шкафу рядом с фраком, который он надевал раз в год для обеда с членами клуба «Ротари» [16]– единственная возможность побыть среди своих ребят. До него донесся слабый запах нафталина. У него вдруг поднялось настроение. «Бог мой, – подумал он, – через какую-нибудь неделю мы снова можем оказаться в таком же положении. Покажем этим чертям, кто мы такие. Интересно, а форма на меня налезет?» Он не мог отказать себе в том, чтобы примерить китель, и надел его прямо поверх вечерних брюк. Немного тесноват, это верно, но в целом – он осмотрел себя в зеркале – недурно. Чуточку жмет – надо будет немного отпустить. С его связями в графстве он через полмесяца окажется на своей прежней должности. В любом случае в эту войну работы у него будет хоть отбавляй.

– Джозеф, – услышал он голос жены, – что это ты делаешь?

Он увидел в зеркале ее отражение: она величаво застыла в дверях в своем новом черном, усыпанном блестками вечернем платье, похожая на манекен в витрине магазина.

– Сними сейчас же. Теперь за обедом от тебя будет нести нафталином. Жена мэра уже раздевается, а сэр Маркус вот-вот...

– Могла бы и сказать мне, – обиделся начальник полиции. – Да если бы я знал, что придет сам сэр Маркус... Как тебе удалось залучить к нам старикана?

– Сам напросился, – горделиво ответила миссис Колкин. – Потому-то я и позвонила жене мэра.

– А старина Пайкер придет?

– Его весь день не было дома.

Начальник полиции снял форменный китель и осторожно убрал его на место. Если бы война продлилась еще год, его бы произвели в полковники: он был в самых лучших отношениях со штабом полка, снабжая офицерскую столовую бакалейными товарами, причем цены были почти как в мирное время. В следующей войне он непременно добьется, чтобы его произвели в полковники. Послышалось шуршание автомобильных шин. Это приехал сэр Маркус. Нужно было идти вниз. Жена мэра искала под диваном своего китайского мопса, который, учуяв чужих, соскочил на пол, чтобы занять оборонительную позицию: стоя на коленях и заглядывая под бахрому покрывала, она звала его нежным голосом:

– Чинки, Чинки.

Невидимый Чинки злобно рычал.

– Ну, ну, – сказал начальник полиции, стараясь придать голосу теплые нотки, – а как Альфред?

– Альфред? – спросила жена мэра, выбираясь из-под дивана. – Это не Альфред, это Чинки. – Она понимала собеседника далеко не с первого слова. – А-а, – быстро заговорила она, – вы имеете в виду Альфреда? Опять исчез.

– Чинки?

– Да нет, Альфред.

Больше с женой мэра говорить было не о чем.

Вошла миссис Колкин.

– Ну как, все в порядке, дорогая? – поинтересовалась она.

– Нет, опять пропал, – поспешил ответить начальник полиции. – Если ты имеешь в виду Альфреда.

– Он под диваном, – сказала жена мэра. – И ни за что не хочет выходить.

– Я забыла предупредить вас, дорогая, – сказала миссис Колкин. – Я полагала, вам известно, что сэр Маркус совершенно не выносит собак. Конечно, если он будет сидеть там тихо...

– Бедняжка, – сказала миссис Пайкер, – такой чувствительный, сразу ведь понял, что его здесь не любят.

Начальника полиции вдруг прорвало.

– Альфред Пайкер мой лучший друг, – брякнул он. – И я никому не позволю говорить, что здесь его не любят.

Но никто не обратил на него внимания. Служанка объявила, что пришел сэр Маркус.

Сэр Маркус вошел на цыпочках. Это был очень старый больной человек с маленьким пучком белой растительности на подбородке, напоминавшей пушок цыпленка. Он производил впечатление человека, усохшего в своей одежде, как зернышко ореха в скорлупе. Он говорил с едва заметным иностранным акцентом, и было весьма трудно определить, кто он такой: то ли еврей, то ли отпрыск какого-нибудь древнего английского рода. Казалось, все города мира оставили на нем свою печать: Иерусалим, Сент-Джеймс [17]и Вена, еврейские гетто Германии и Польши и самые изысканные каннские клубы.

– Очень мило с вашей стороны, миссис Колкин, – сказал он, – дать мне возможность... – Трудно было разобрать, что он сказал: он говорил чуть ли не шепотом. Его старые черепашьи глаза оглядели всех по очереди. – Я давно хотел познакомиться...

– Сэр Маркус, разрешите вам представить леди Пайкер, жену мэра.

Он поклонился с той слегка услужливой грацией человека, который мог бы быть ростовщиком маркизы де Помпадур.

– Такая известная фигура в Ноттвиче. – В его интонациях не слышалось ни насмешки, ни покровительства Он был просто стар. Для него все были одинаковы. Это была не его забота – различать людей.

– А я полагал, вы на Ривьере, сэр Маркус, – весело сказал начальник полиции. – Выпейте хересу. Дам просить бесполезно.

– Видите ли, я не пью, – прошептал сэр Маркус. Начальник полиции тут же сник. – Я вернулся два дня назад.

– Ходят слухи, что будет война. Как вам это нравится? Брешут, как шавки из подворотни.

– Джозеф, – укоризненно сказала миссис Колкин и многозначительно покосилась на диван.

Черепашьи глаза старика немного прояснились.

– Да-да, слухи, – повторил сэр Маркус.

– Я слышал, в «Мидленд стил» опять набирают рабочих.

– Да, верно, – тихо сказал сэр Маркус.

Служанка объявила: «Кушать подано». Ее голос напугал Чинки, он зарычал под диваном, и все пережили несколько неприятных мгновений, глядя на сэра Маркуса. Но он ничего не слышал, а может, этот шум только слегка всколыхнул его подсознание, потому что, ведя миссис Колкин к столу, он раздраженно прошептал:

– Терпеть не могу собак.

– Джозеф, налей миссис Пайкер лимонаду, – сказала миссис Колкин.

Начальник полиции заметил, что пила она с явным беспокойством. Вкус, казалось, озадачил ее, она потянула носом и попробовала еще.

– В самом деле, – сказала она, – какой вкусный лимонад. Такой ароматный.

Сэр Маркус отказался от супа, отказался он и от рыбы; когда подали первое блюдо, он склонился над большой посеребренной вазой для цветов с надписью «Джозефу Колкину от сотрудников по...» (надпись бежала вокруг вазы, и конца ее не было видно) и прошептал:

– Можно мне сухой бисквит и немного кипятку? Мой врач не позволяет мне по вечерам ничего другого, – пояснил он.

– Вот несчастье, – посочувствовал начальник полиции. – Когда стареешь, ни выпить, ни поесть в свое удовольствие... – Он уставился на свой пустой стакан: ну что это за жизнь! Вырваться бы сейчас к ребятам, почувствовать себя мужчиной, в конце концов, показать им, кто их начальник.

Леди Пайкер вдруг сказала:

– Эти косточки как раз для Чинки, – и тут же прикусила язык.

– Кто это Чинки? – прошептал сэр Маркус.

– У миссис Пайкер очень красивый кот, – быстро нашлась миссис Колкин.

– Я рад, что не собака, – прошептал сэр Маркус. – В собаках есть что-то такое... – Старая рука с куском галеты беспомощно повела в воздухе. – И особенно – в китайских мопсах... – Тяв-тяв-тяв, – с необычайной злобой передразнил он и отхлебнул немного кипятку.

Это был человек, почти лишенный удовольствий: самым его сильным чувством была злоба, его главной целью – сохранение основного своего состояния – жизни, которая уже едва теплилась, как ни старался он зарядить себя энергией под каннским солнцем. Он был согласен есть галеты до конца дней своих, если это продлит ему жизнь.

«Старик уже недолго протянет», – подумал начальник полиции, глядя, как сэр Маркус запил водой последние крошки и достал белую таблетку из плоской золотой коробочки, которую он держал в кармане жилета. Сердце. Об этом можно было судить по тому, как он говорит, и по тому, как он ездит – в специальных вагонах, – когда путешествует по железной дороге, и в кресле на колесах, бесшумно передвигающем его по длинным коридорам «Мидленд стил». Начальник полиции встречал его несколько раз на приемах. После Всеобщей забастовки [18]сэр Маркус, в знак признания заслуг полиции, подарил управлению спортивный зал со всем снаряжением, но никогда еще сэр Маркус не посещал его дома.

О сэре Маркусе знали многие. Вся беда только в том, что слухи о нем были противоречивы. Находились люди, которых имя его наводило на мысль, что он грек. Другие, напротив, были почти убеждены в том, что его родина – еврейское гетто. Те, кто имел с ним дело, говорили, что он происходит из старинного английского рода. Его нос еще ничего не доказывал. Таких носов сколько угодно в Корнуолле и на западе страны. Его имя никогда не появлялось в «Кто есть кто», и один предприимчивый журналист, который однажды попытался записать историю его жизни, столкнулся с необычайными пробелами в его биографии: совершенно невозможно было установить источники ходивших о нем слухов. По некоторым сведениям, Маркус в молодости был обвинен в том, что обокрал одного из посетителей марсельского борделя. Однако никаких документов на этот счет не существовало. В бумагах был пробел. И вот теперь этот человек – один из богатейших людей в Европе – сидел здесь, в этой столовой, обставленной тяжелой, в стиле Эдуардов, мебелью, и стряхивал с жилета крошки печенья.

Никто даже не знал, сколько ему лет, разве что его дантист: начальнику полиции почему-то пришло в голову, что возраст человека можно определить по зубам. Но – опять же – в его возрасте зубы у него, скорей всего, не свои: еще один пробел в биографии.

– Мы бы, конечно, не оставили их наедине с вином, правда? – живо сказала миссис Колкин, поднявшись из-за стола и бросив на мужа холодный предупреждающий взгляд. – Но им, наверное, надо о многом поговорить.

Когда дверь закрылась, сэр Маркус сказал:

– Я где-то уже видел эту женщину, и тогда она была с собакой. Я в этом уверен.

– Вы не возражаете, если я налью себе немного портвейна? – сказал начальник полиции. – Я не сторонник пить в одиночку, но раз уж вы действительно не хотите... может быть, сигару?

– Нет, – прошептал сэр Маркус, – я не курю. Я хотел бы поговорить с вами с глазу на глаз по поводу этого Рейвена. Дейвис волнуется. Беда в том, что он видел этого парня. Совершенно случайно. Во время кражи в конторе одного своего друга на Виктория-стрит. Он зашел туда под каким-то предлогом. И теперь он, видите ли, вбил себе в голову, что этот дикарь хочет убрать его с дороги. Как свидетеля.

– Скажите ему, – напыщенно проговорил начальник полиции, наливая себе еще стакан вина, – что ему нечего бояться. Этот человек почти что у нас в руках. Мы знаем, где он сейчас. Он окружен. Мы только ждем рассвета, когда он покажется.

– Зачем вообще ждать? Не лучше ли было бы, – прошептал сэр Маркус, – схватить этого идиота прямо сейчас?

– Понимаете, он вооружен. В темноте всякое может случиться. Он может уйти. И еще одно. С ним его подружка. Это не дело, если он скроется, а девушку убьют.

Сэр Маркус склонил голову на руки, которые праздно лежали на столе, так как рядом не было ничего, чем он мог бы занять их: ни печенья, ни стакана кипятку, ни таблетки.

– Я хочу, чтобы вы поняли, – мягко сказал он. – В какой-то степени мы несем за это ответственность. Из-за Дейвиса. Если возникнут неприятности, если девушку убьют, мы не пожалеем денег, чтобы поддержать полицию. Если будет вестись расследование, лучший адвокат... У меня тоже, как вы, наверное, догадываетесь, есть друзья...

– Лучше было бы подождать до рассвета, сэр Маркус. Поверьте мне. Я знаю, как обстоят дела. Я ведь был солдатом, понимаете.

– Да, понимаю, – сказал сэр Маркус.

– Похоже, наш добрый старый английский бульдог снова возьмет их за глотку, а? Слава богу, наше правительство настроено решительно.

– Да, да, – сказал сэр Маркус, – я бы сказал, все уже почти на мази. – Черепашьи глаза старика переместились на графин. – Выпейте еще стаканчик портвейна, майор. На меня не обращайте внимания.

– Что ж, сэр Маркус, если вы не возражаете, я, пожалуй, пропущу еще стаканчик на сон грядущий.

– Я очень рад, что у вас такие хорошие новости, – сказал сэр Маркус. – Не дело, когда вооруженный бандит болтается по улицам Ноттвича. Вы не должны рисковать жизнью своих людей, майор. Лучше пусть умрет этот подонок, чем один из ваших молодцов. – Он вдруг откинулся на спинку стула и стал ловить ртом воздух, как выброшенная на сушу рыба. – Таблетку. Пожалуйста. Быстрей, – проговорил он.

Начальник полиции вытащил коробочку из его кармана, но сэр Маркус уже почувствовал себя лучше. Он взял таблетку сам.

– Вызвать вашу машину, сэр Маркус? – спросил начальник полиции.

– Нет-нет, – прошептал тот, – опасность уже миновала. Только боль еще не прошла. – Он озирал своими старческими остекленевшими глазами крошки на брюках. – О чем мы говорили? Ваши молодцы... да, вы не должны рисковать их жизнью. Они еще понадобятся стране.

– Совершенно справедливо.

– Для меня этот... негодяй, – со злобой прошептал сэр Маркус, – просто предатель. Сейчас такое время, когда дорог каждый человек. Я бы относился к нему как к предателю.

– Совершенно с вами согласен.

– Еще стаканчик, майор.

– Да, пожалуй.

– Подумать только, сколько годных к военной службе людей оторвет этот парень от настоящего дела, даже если он никого и не застрелит. Тюремщики. Полицейская охрана. Он будет находиться на полном государственном обеспечении, тогда как другие...

– Умирают. Вы правы, сэр Маркус.

Пафос беседы достиг своей цели. Ему вспомнился френч в шкафу: надо почистить пуговицы, пуговицы с королевским гербом. Запах нафталина все еще витал вокруг него. Он сказал:

– Есть где-то уголок земли чужой, который навсегда... Шекспир знал что к чему... Старый Гант [19]сказал, что...

– Было бы гораздо лучше, майор Колкин, если бы ваши люди не рисковали. Пусть стреляют, как только он покажется, без предупреждения. Сорняки надо вырывать... с корнем.

– Это несомненно.

– Про вас говорят, что вы своим людям как отец родной.

– Это же сказал мне однажды и старина Пайкер. Только, боже ты мой, он имел в виду совсем другое. Как жаль, что вы не можете со мной выпить, сэр Маркус. Вы знающий человек. Вы понимаете чувства офицера. Когда-то я был в армии...

– Возможно, через неделю вы снова окажетесь в ней.

– Вы понимаете чувства человека. Я не хочу, чтобы нас что-либо разъединяло. Есть одна вещь, которую я не хотел бы от вас скрывать. Она на моей совести. Под диваном действительно была собака.

– Собака?!

– Китайский мопс по кличке Чинки. Я не знал, как...

– Она же сказала, что это кот.

– Она не хотела, чтобы вы знали.

– Я не люблю, когда меня обманывают, – проговорил сэр Маркус. – Я позабочусь о Пайкере на выборах. – Он устало, но тихо вздохнул, как будто слишком многие дела требовали его внимания, слишком много их надо было уладить, слишком многим надо было отомстить, и все это растягивалось надолго, очень надолго, а ведь и так уже слишком много дней прошло со времен гетто и истории в марсельском борделе, если только все это вообще когда-нибудь было: гетто и марсельский бордель. Он вдруг прошептал: – Так вы позвоните сейчас в управление и прикажете стрелять, как только он покажется? Скажите, что берете всю ответственность на себя. Я вас не оставлю.

– Я не вижу, как... как...

Руки старика нетерпеливо дернулись: так много еще нужно уладить.

– Послушайте меня. Я никогда не обещаю того, чего не могу выполнить. В десяти милях отсюда находится учебное подразделение. Я могу устроить так, что сразу же, как только объявят войну, вы в чине полковника будете командовать им.

– А полковник Бэнкс?

– Его переведут.

– Вы хотите сказать – если я позвоню?

– Нет. Я хочу сказать, если вы добьетесь успеха.

– И этого парня убьют?

– Он никому не нужен. От него уже проку не будет. Не понимаю, почему вы колеблетесь. Выпейте еще стаканчик.

Начальник полиции потянулся к графину и подумал, но с меньшим удовольствием, чем ожидал: «Полковник Колкин». Только не мог он не вспомнить и другого. Он был старым сентиментальным человеком. Он вспомнил свое назначение, оно было «заслужено», конечно, не больше, чем было бы заслужено назначение в учебное подразделение, но тут в нем пробудилось чувство гордости за его полицейское отделение, – лучшее в стране, – где, он, Колкин, был начальником.

– Пожалуй, мне уже хватит, – извиняющимся тоном выговорил он. – Это дурно влияет на мой сон, и жена...

– Ну что ж, полковник, – сказал сэр Маркус, щуря свои старые глаза, – можете во всем рассчитывать на меня.

– Я бы всей душой, – с мольбой в голосе отозвался начальник полиции. – Я бы хотел угодить вам, сэр Маркус. Но я не вижу, как... Полиция этого не сделает.

– Никто ничего не узнает.

– Не думаю, чтобы они ослушались моих приказаний. Только не в таком деле.

– Вы хотите сказать, что при всем вашем положении, – прошептал сэр Маркус, – у вас нет влияния?

В его словах прозвучало удивление человека, который всегда заботился о том, чтобы оказывать влияние даже на самых низших из своих подчиненных.

– Я бы хотел угодить вам.

– Вот телефон, – сказал сэр Маркус. – Во всяком случае, вы можете использовать свое влияние. Я никогда не прошу человека сделать больше, чем он может.

– Они у меня хорошие ребята, – сказал начальник полиции. – Я частенько по вечерам захожу в управление, чтобы пропустить стаканчик-другой. Очень ревностно относятся к службе. Отличные ребята. Они его возьмут. Не беспокойтесь, сэр Маркус.

– Вы хотите сказать – мертвого?

– Живого или мертвого. Уйти ему они не дадут. Ребята что надо.

– Но его надо взять мертвым, – сказал сэр Маркус и чихнул. Казалось, на новый вдох у него уже нет сил. Он опять откинулся на спинку стула, едва дыша.

– Но мне трудно просить их об этом, сэр Маркус. Нет, только не это. Ведь это же убийство.

– Чепуха.

– Вечера с ребятами очень много для меня значат. А ведь я даже показаться у них не смогу после этого. Уж лучше я останусь тем, кем был. Меня назначат начальником трибунала. Пока будут войны, будут и дезертиры.

– Должности для вас может и не оказаться, – сказал сэр Маркус. – Я мог бы об этом позаботиться. – Запах нафталина, словно в насмешку, снова донесся до Колкина. – Я могу устроить так, что вы и в начальниках полиции недолго проходите. Вы и Пайкер. – Он издал носом какой-то странный тихий свист. Он был слишком стар, чтобы смеяться и понапрасну утруждать легкие.

– Нет. Лучше не надо. Послушайте, сэр Маркус, я поставлю людей у вашей конторы. Они будут охранять Дейвиса.

– Дейвис меня не очень волнует, – сказал сэр Маркус. – Вызовите, пожалуйста, мою машину.

– Ради вас я бы сделал все, что угодно, сэр Маркус. А дам вы больше не хотите повидать?

– Нет-нет, – прошептал сэр Маркус, – особенно теперь, когда я узнал про собаку. – Колкину пришлось помочь ему встать и подать трость. Несколько сухих крошек застряли у него в бороденке. – Если за вечер передумаете, позвоните мне. Я не буду спать, – закончил он.

«Человек в его возрасте, – сочувственно подумал начальник полиции, – очевидно, думает о смерти по-иному. Она угрожает ему в любой момент: поскользнется на тротуаре или в собственной ванной – и все. Должно быть, в его просьбе нет ничего странного: старость – тоже своего рода отклонение от нормы, это надо учитывать». Но, глядя на то, как сэра Маркуса ведут, поддерживая, по аллее и усаживают в широкую машину на мягкие подушки, он не мог не сказать себе: «Полковник Колкин, полковник Колкин», а немного погодя добавил: «Кавалер ордена Бани».

В гостиной тявкала собачка. Наверное, им все же удалось выманить ее; надо сказать, пес был очень нервный, и если чужой человек заговаривал с ним слишком неожиданно или резко, он начинал с пеной у рта носиться кругами, подметая шерстью ковер не хуже пылесоса, и при этом визжал почти человеческим голосом. «Эх, улизнуть бы отсюда, чтоб никто не заметил, да выпить с ребятами», – подумал было начальник полиции. Но эта мысль не рассеяла его уныния и растерянности. Возможно ли, чтобы сэр Маркус лишил его даже этого? По сути, он уже его лишил. Какие уж тут вечера с ребятами, когда у тебя такое на уме? Он прошел в кабинет и сел у телефона. Через пять минут сэр Маркус будет дома. У него уже отняли так много, что, согласившись, он, безусловно, вряд ли что-нибудь потеряет. Но он сидел и не мог решиться, маленький и толстый задиристый барышник, всю жизнь проходивший под каблуком у жены.

– Что это ты тут делаешь, Джозеф? – сунув голову в дверь, окликнула она. – Иди-ка лучше поговори с миссис Пайкер.