Текст книги "Мастера детектива. Выпуск 6"

Автор книги: Дик Фрэнсис

Соавторы: Фредерик Форсайт,Грэм Грин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 48 страниц)

– Входите, скорей.

Он повиновался, он ничего не понимал, он все еще готов был выстрелить в нее, если она закричит.

– Уберите, – сказала она, увидев пистолет. – С ним только беды наживешь.

– Твои чемоданы на кухне.

– Знаю. Они вошли через парадную.

– Газ и электричество подведены, – сказал второй голос. – Десять фунтов наличными, подпишите вот эту бумагу, и можете завозить мебель.

Первый голос, который почему-то вызывал у Энн ассоциации с пенсне и высоким стоячим воротничком, произнес:

– Мне же надо все как следует обдумать.

– Идемте посмотрим наверху, мистер Грейвс.

Было слышно, как двое внизу прошли через холл и стали подниматься по лестнице. Агент тараторил без умолку.

– Я выстрелю, если ты... – начал было Рейвен.

– Тише, – прервала его Энн. – Молчите. Эти деньги при вас? Дайте мне две бумажки...

Увидев, что он колеблется, она прошептала:

– Придется рискнуть.

Агент и мистер Грейвс были уже в одной из спален.

– Вы только посмотрите, мистер Грейвс, – разливался соловьем агент, – стены обиты вощеным ситцем...

– А звукоизоляция хорошая?

– Мы используем особую технологию. Притворите-ка дверь. – Дверь закрылась, и до Энн с Рейвеном донеслось приглушенное, однако вполне различимое: – И вы уже ничего не услышите в коридоре. Эти дома строились в расчете на людей семейных.

– А теперь, – сказал мистер Грейвс, – я хотел бы осмотреть ванную.

– Не двигайтесь, – пригрозил Рейвен.

– Да уберите вы его наконец и будьте самим собой.

Сказав это, Энн закрыла за собой дверь ванной и направилась к спальной. Та открылась, и агент, с предупредительностью человека, известного во всех барах Ноттвича, спросил:

– Да-да, чем могу быть полезен?

– Я проходила мимо, – громко сказала Энн, – и увидела, что дверь открыта. Я хотела пойти к вам, но решила, что вряд ли застану вас так рано.

– Для такой прекрасной юной леди, как вы, я всегда на месте, – сказал агент.

– Я хочу купить этот дом.

– Но послушайте, – возмутился мистер Грейвс, человек неопределенного возраста в черном костюме (бледное лицо и возмущенный вид его наводили на мысль о бессонных ночах и многодетной семье, ютящейся в переполненной квартире). – Вы не имеете права. Я осматриваю этот лом.

– Да, но муж велел мне купить его.

– Я пришел первым.

– Вы уже внесли деньги?

– Мне же надо сперва его осмотреть, не так ли?

– Вот, – сказала Энн, показывая две пятифунтовые ассигнации. – Теперь все, что мне остается сделать...

– Это подписать вот здесь, – закончил за нее агент.

– Погодите, – сказал мистер Грейвс. – Мне нравится этот дом. – Он подошел к окну. – Мне нравится вид из окна. – Его бледное лицо было обращено к израненным полям, тянувшимся под редеющим туманом к горизонту, где высились кучи шлака. – Совсем как в деревне, – мечтательно проговорил он. – Жене и детям будет хорошо.

– Простите, – перебила его Энн. – Вы понимаете, что я готова уплатить и подписать?

– А документы? – спросил агент.

– Я принесу их после полудня.

– Позвольте мне показать вам другой дом, мистер Грейвс. – Агент легонько икнул и извинился: – Я не привык заниматься делами до завтрака.

– Нет, – ответил мистер Грейвс, – раз не этот, вообще никакого не надо.

Бледный и обиженный, стоя в лучшей спальне «Тихой завади», он бросил вызов судьбе, а судьба, как он знал из долгого и горького опыта, всегда принимала вызов.

– Ничего не поделаешь, – сказал агент. – Этот дом вам уже не купить. Кто первым приходит, того первого и обслуживаем.

– До свиданья, – бросил мистер Грейвс, унося вместе с собой вниз по лестнице свою жалкую, узкогрудую гордыню. По крайней мере, он мог с полным основанием утверждать, что, если уж ему не досталось то, что он хотел, он не станет довольствоваться никаким заменителем.

– Идемте прямо в контору, – сказала Энн, взяла агента под руку и повернулась спиной к ванной, где остался стоять мрачный и загнанный человек с пистолетом в руке.

Они спустились вниз и вышли на улицу. Холодный пасмурный день показался ей теплым: она снова была в безопасности.

4

– «Что сказал Аладдин, когда прибыл в Пекин?»

Выстроившись в длинный ряд и шаркая ногами, девушки, с вымученной, деланной живостью подавшись вперед, одновременно сводили колени и хором повторяли:

– «Чин-чин».

Они репетировали уже в течение пяти часов.

– Так не пойдет. Нет огонька. Начните сначала, пожалуйста.

– «Что сказал Аладдин...»

– Скольких уже выгнали? – шепотом спросила Энн соседку. – «Чин-чин».

– Да уже с полдесятка.

– Слава богу, что я пришла в последнюю минуту. И это на полмесяца? Нет уж, спасибо.

– Неужели вы не в состоянии вложить в исполнение хоть немного души? – умолял режиссер. – Где ваше самолюбие? Это ведь не рождественское представление для детей.

– «Что сказал Аладдин...»

– У вас такой измученный вид, – сказала Энн.

– Здесь все происходит очень быстро.

– Еще раз, девушки, и переходим к сцене с мисс Мейдью.

– «Что сказал Аладдин, когда прибыл в Пекин?»

– Вы все поймете, когда пробудете здесь с недельку.

Мисс Мейдью, повернувшись боком и положив ноги на соседнее кресло, сидела в переднем ряду. На ней был костюм из твида. Вид у нее был недовольный. Ее настоящая фамилия была Бинс, и лорд Фордхейвен приходился ей родным отцом.

– Я же говорила, что не стану выступать. – Эти слова она произнесла голосом светской дамы.

– Что это там за мужчина в заднем ряду партера? – прошептала Энн.

На таком расстоянии она не различала черты его лица.

– Не знаю. Впервые вижу. Вероятно, один из тех, кто вложил деньги в предприятие, а теперь хочет наглядеться. – Она принялась передразнивать воображаемого компаньона: – «Не представите ли вы меня девушкам, мистер Кольер? Я хотел бы поблагодарить их за то, что они так стараются ради успеха нашего представления. Не хотите ли пообедать со мной, мисс?»

– Перестань болтать, Руби, и давай поживей, – заметил мистер Кольер.

– «Что сказал Аладдин, когда прибыл в Пекин?»

– Ладно, на сегодня хватит.

– Простите, мистер Кольер, – сказала Руби, – можно задать вам один вопрос?

– Мисс Мейдью, мистер Блик, ваш выход. Да, так что вы там хотели узнать?

– Что же все-таки сказал Аладдин?

– Мне нужна дисциплина, – ответил мистер Кольер, – и я ее добьюсь.

Этот человечек с пронзительным взглядом, соломенными волосами и скошенным подбородком то и дело бросал взгляд через плечо, словно боялся, что кто-то набросится на него сзади. Режиссер он был не бог весть какой. Скорее всего, он получил эту должность по большому блату. Кто-то кому-то остался должен, кто-то где-то имел племянника. Впрочем, этим племянником был вовсе не мистер Кольер: пришлось бы слишком долго разбираться в цепочке причин и следствий, прежде чем мы добрались бы до него. Эта цепочка, наверно, включала в себя и мисс Мейдью и тянулась так далеко, что за ней было совершенно невозможно уследить. При этом создавалось ложное впечатление, будто мистер Кольер занимает это место совершенно заслуженно. Мисс Мейдью не приписывала его успех своим усилиям. Сама она время от времени выступала в дешевых женских газетках со статейками на тему: «Упорный труд – единственный залог сценического успеха».

Она закурила новую сигарету и спросила:

– Это вы мне?

А Альфреду Блику, который явился на репетицию во фраке с красным вязаным шарфом на плечах, она сказала:

– По-моему, вы нацепили эту штуку специально для того, чтобы вас не пригласили на званый ужин в королевском парке.

– Девочки, не расходиться, – бросил мистер Кольер и раздраженно взглянул через плечо на толстого джентльмена, вышедшего на свет из темных задних рядов партера, этот джентльмен тоже был одним из бесчисленных винтиков машины, которая загнала мистера Кольера в Ноттвич, на это открытое место перед сценой, где он вечно дрожал за свой авторитет.

– Не представите ли вы меня девушкам, мистер Кольер? – спросил толстяк. – Если вы уже закругляетесь – я бы не хотел прерывать репетицию.

– Что за вопрос, – откликнулся мистер Кольер. – Девушки, это мистер Дейвнант, один из наших главных покровителей.

– Не Дейвнант, а Дейвис, – поправил толстяк. – Я выкупил долю Дейвнанта. – Он взмахнул рукой, и Энн заметила, как на мизинце у него сверкнул изумрудный перстень. – Когда окончится представление, я хотел бы всех вас пригласить на обед. Дабы, так сказать, по достоинству оценить тот труд, который вы вложили в успех нашего общего дела. Итак, с кого начнем? – спросил он с явно напускной веселостью.

Он походил на человека, которому явно не о чем говорить, но каким-то образом нужно заполнить паузу.

– Мисс Мейдью, – нерешительно сказал он, обратившись к исполнительнице главной роли, точно желая продемонстрировать всем чистоту своих намерений.

– Простите, – отвечала мисс Мейдью, – я обедаю с Бликом.

Энн подошла к ним. Она не собиралась задевать Дейвиса, и все же его присутствие здесь поразило ее. Она верила в Судьбу и в Бога, в Добро и Зло, в Христа в яслях, во всю эту рождественскую чепуху. Она верила в неведомые силы, которые сталкивают людей самым неожиданным образом и заставляют их делать то, чего у них и в мыслях не было, но она – так уж она решила – не станет ни на чью сторону. Она не будет ни за Бога, ни за Дьявола; ей удалось уйти от Рейвена, и его дела ее уже не касаются. Она не выдаст его. Она не стала на сторону тех, кто поддерживает порядок, но и ему она помогать не станет. Твердо решив сохранять нейтралитет, она вышла из театральной уборной, после чего покинула здание и вышла на Хай-стрит.

Но то, что Энн увидела, заставило ее остановиться. Улица была полна народу. Люди теснились на ее южной стороне вдоль театрального фасада до самого рынка. Всеобщее внимание было приковано к электрическому табло над большим мануфактурным магазином Уоллеса. Люди читали выпуск последних известий. Она не видела ничего подобного со времени последних выборов, только сейчас не слышалось веселых выкриков. Люди читали о передислокации войск, о мерах предосторожности в случае газовой атаки. Энн была слишком молода, чтобы помнить, как началась последняя война, но она читала о толпах у королевского дворца, о взрыве патриотизма, об очередях добровольцев на призывных пунктах. Вот так, вероятно, и начинаются все войны. Она боялась войны только из-за себя и из-за Мейтера. Война представлялась ей их – ее и Мейтера – личной трагедией, которая разыграется на фоне общего ликования и трепещущих флагов. Но то, что она увидела, оказалось совсем не похожим на ее былые представления: эта молчаливая толпа отнюдь не ликовала, она была охвачена страхом. Бледные лица были повернуты к небу с какой-то мольбой: они не призывали Бога, они просто хотели, чтобы на табло появились какие-то совсем другие слова. Они возвращались с работы, а табло, молчаливо кричащее о международном кризисе, в котором они ничего не понимали, задержало их по дороге.

Энн подумала: «Не может быть, чтобы этот толстый болван... чтобы парень с заячьей губой знал...» «Что ж, – сказала она себе, – я верю в судьбу и, наверное, не смогу так вот просто уйти и бросить этих людей. От этого зависит вся моя жизнь. Как жаль, что Джимми нет рядом». Но Джимми, вспомнила она с горечью, на другой стороне, он среди тех, кто ищет Рейвена. А сперва надо дать Рейвену закончить погоню. И она вернулась в театр.

Мистер Дейвнант, он же Дейвис, он же Чамли – или как его там еще – что-то рассказывал. Мисс Мейдью и Альфред Блик ушли. Большинство девушек отправились переодеваться. Мистер Кольер слушал и растерянно озирался по сторонам, он пытался вспомнить, кто же такой этот Дейвис; мистер Дейвнант ходил в шелковых носках, и он знал Коллитропа – племянника того человека, которому задолжал Драйд. С мистером Дейвнантом мистер Кольер чувствовал себя в полной безопасности, Дейвиса же он совсем не знал. Это представление не будет тянуться вечно, и связываться с ненужными людьми было не менее опасно, чем терять связи с нужными. Возможно, Дейвис как раз тот человек, с которым поссорился Коэн, а может, дядя этого человека. Эхо нашумевшей ссоры еще отдавалось за кулисами солидных провинциальных театров. Скоро оно достигнет маленьких, третьеразрядных театриков. Будет буча. Кто-то нагреет на этом руки; кто-то покатится вниз, ну кроме, разумеется, тех, кому уже катиться некуда. Мистер Кольер был растерян, старался не говорить ни «да», ни «нет». Он истерически хихикал и смешно пыжился.

– Мне кажется, кто-то тут произнес слово «обед», – сказала Энн. – Я хочу есть.

– Кто первым пришел, того первого и обслуживаем, – бодро заявил мистер Дейвис—Чамли. – Передайте девушкам, мы еще увидимся. И куда же мы пойдем, мисс?..

– Энн.

– Прекрасно, – сказал мистер Дейвис—Чамли. – А меня зовут Вилли.

– Уверена, что вы хорошо знаете город, – сказала Энн. – Я здесь впервые.

Она подошла поближе к рампе, чтобы он получше ее разглядел. Интересно, узнает он ее или нет... но мистер Чамли никогда не смотрел на лица. Он всегда смотрел мимо них. Ему не надо было придавать своей большой квадратной физиономии выражение силы, если он хотел произвести на кого-либо соответствующее впечатление. Сила заключалась уже в самом ее существовании, и этому нельзя было не удивляться; вот так же люди удивляются при виде необыкновенно большого мастифа – это сколько же ему, такому здоровенному, каждый день всего нужно!

Мистер Дейвис подмигнул мистеру Кольеру, который безуспешно пытался казаться суровым.

– О да! Этот город я знаю, – сказал он. – Образно говоря, я его создал. Выбор здесь невелик, – добавил он. – Или «Гранд», или «Метрополь». «Метрополь» интимнее.

– Тогда идемте в «Метрополь».

– К тому же там лучшее в Ноттвиче сливочное мороженое.

Толпа на улице уже рассеялась. Людей на ней было не больше, чем обычно в эту пору: они разглядывали витрины магазинов, шли домой или в кино «Империал». «Интересно, где же сейчас Рейвен? – подумала Энн. – Как мне его найти?»

– Такси брать не стоит, – сказал мистер Дейвис. – «Метрополь» сразу за углом. Вам там понравится. Он интимнее, – повторил он, – чем «Гранд».

На самом деле ресторан отнюдь не отличался тем, что называется интимностью. Здание сразу же бросалось в глаза. Сложенное из красного и желтого камня, с часами на остроконечной башне, огромное, как железнодорожный вокзал, оно целиком занимало одну из сторон рыночной площади.

– Чем не «Отель де Виль»? – заметил мистер Дейвис.

Было видно, что он гордится Ноттвичем.

Между окнами в стиле ренессанса застыли скульптуры в стиле псевдоготики, здесь были представлены все исторические знаменитости Ноттвича – от Робин Гуда до мэра города тысяча восемьсот шестьдесят четвертого года.

– Чтобы взглянуть на это, люди приезжают издалека, – пояснил мистер Дейвис.

– А «Гранд»? Как выглядит «Гранд»?

– Ах, «Гранд», – сказал мистер Дейвис. – «Гранд» – ужасная безвкусица.

Он подтолкнул ее к вращающейся двери, и Энн отметила про себя, что швейцар его узнал. «Мистера Дейвиса нетрудно разыскать в Ноттвиче, – подумала она, – а вот как найти Рейвена?»

Мест в ресторане хватило бы для пассажиров океанского лайнера. Разрисованные серо-зелеными и золотыми полосами колонны поддерживали голубой резной потолок, на котором в надлежащем порядке были разбросаны созвездия.

– Одна из достопримечательностей Ноттвича, – заметил мистер Дейвис. – Я всегда заказываю столик под Венерой.

Он деланно хихикнул и уселся, а Энн заметила, что над ними вовсе не Венера, а Юпитер.

– Вам бы надо сидеть под Большой Медведицей, – пошутила она.

– Ха-ха, недурно сказано, – засмеялся мистер Дейвис. – Непременно запомню. – Он склонился над картой вин. – Женщинам, как известно, нравится сладкое вино. – И признался: – Да я и сам сладкоежка.

Он погрузился в изучение меню и уже ничего вокруг себя не замечал; казалось, его интересует только меню, начиная с омара, которого он заказал. Так вот, значит, какие у него вкусы – огромный, душный дворец, где занимаются поглощением пищи, а интимность для него – отдельный стол среди двухсот точно таких же.

Энн полагала, что он привел ее сюда, чтобы пофлиртовать с ней. Ей представлялось, что с мистером Дейвисом будет легко договориться, хотя авантюра эта ее несколько пугала. Пять лет работы в провинциальных театрах ничему ее не научили. Она так и не поняла, где тот предел, до которого можно разжигать чужую страсть. Ее демарши были всегда неожиданны и рискованны. Разделываясь с омаром, она размышляла о Мейтере, о своей любви к нему и о том, как хорошо ничего не бояться.

Она осторожно коснулась своим коленом колена мистера Дейвиса. Тот был всецело занят клешней омара и не обратил на нее никакого внимания. С таким же успехом он мог бы сидеть за столом один. Ей стало не по себе – никогда ею так не пренебрегали! Ей это показалось неестественным. Она снова коснулась его коленом и спросила:

– О чем вы задумались, Вилли?

Он поднял на нее глаза, похожие на линзы мощного микроскопа.

– Что такое? – спросил он. – Омар недурен, а? – Он смотрел мимо нее в зал просторного, почти пустого ресторана, столы которого были украшены падубом и омелой. – Официант, – позвал он, – дайте мне вечернюю газету, – и снова принялся за омара.

Когда принесли газету, он прежде всего просмотрел финансовую хронику. И похоже, остался доволен; у него был вид мальчика, сосущего леденец.

– Простите, Вилли, мне нужно на минутку отлучиться, – сказала Энн, вытащила из сумочки три медяка и пошла в женскую уборную. Там она осмотрела себя в зеркале, висевшем над раковиной. Вроде бы все как надо.

– Как по-вашему, у меня что-нибудь не так? – спросила она старушку-уборщицу.

– Возможно, ему не нравится, что у вас так сильно накрашены губы, – осклабилась женщина.

– Да нет, он как раз из тех, кому это нравится. Муженек резвится. Отдыхает от жены. Кто он такой? – спросила она. – Называет себя Дейвисом и хвастается, что сделал этот город.

– Извините, дорогая, у вас спустилась петля на чулке,

– Во всяком случае, он тут ни при чем. Так кто же он?

– Ни разу о нем не слышала, милочка. Спросите у швейцара.

– А что, и спрошу.

Она направилась к входной двери.

– В ресторане так душно, – заговорила она. – Хочется подышать свежим воздухом.

У швейцара «Метрополя» выдалась свободная минутка. Никто не входил и не выходил.

– На дворе холодновато, – сказал он.

На тротуаре стоял одноногий инвалид и продавал спички. Мимо громыхали трамваи, словно маленькие домики, полные света, табачного дыма и дружеских разговоров. Часы пробили половину девятого, и с улицы за площадью донеслись громкие голоса детей, выкрикивавших слова рождественского гимна.

– Ну, пора возвращаться к мистеру Дейвису, – сказала Энн. – А кто он такой, этот мистер Дейвис?

– У него всего навалом, – ответил швейцар.

– Он говорит, что сделал этот город.

– Врет, – сказал швейцар. – «Мидленд стил» – вот кто сделал этот город. Видели вы их главное управление – дом на улице Тэннериз? Да, они сделали этот город, они же его и угробят. Когда-то у них трудилось пятьдесят тысяч человек, а сейчас нет и десяти. Я сам одно время был у них швейцаром. Но они сократили даже швейцаров.

– Круто.

– Ему пришлось еще хуже. – Швейцар кивнул через дверь на одноногого продавца спичек. – Проработал у них двадцать лет, а когда потерял ногу, суд решил, что он сам во всем виноват, и ему не дали ни гроша. Как видите, они и на нем сэкономили. Не спорю, небрежность с его стороны была, он уснул. Но попробуйте-ка постоять восемь часов у станка, который каждую секунду штампует очередную деталь. Тут любой уснет.

– Да, так мистер Дейвис...

– О нем я ничего не знаю. Возможно, он имеет какое-то отношение к обувной фабрике. А может, один из директоров «Уоллеса». Эти ребята купаются в деньгах.

В дверь вошла женщина с китайским мопсом на руках. На ней была тяжелая меховая шуба. Она спросила:

– Мистер Альфред Пайкер сюда не заглядывал?

– Нет, мэм.

– Ну и ну! Вот так, бывало, и его дядя. Исчезнет – и ищи потом. Подержите-ка собачку, – сказала она и, выйдя, как шарик, покатилась по площади.

– Это жена мэра, – пояснил швейцар.

Энн вернулась в зал, но там теперь все было как-то по-другому. Вина в бутылке почти не осталось, а газета валялась на полу, у ног мистера Дейвиса. Две порции мороженого стояли на столе, но к своему мистер Дейвис даже не притронулся. И не из вежливости – что-то, похоже, вывело его из себя.

– Где ты была? – прорычал он.

Она попыталась разглядеть, что он читал, – на этот раз уже не финансовую хронику, – но смогла прочесть только заголовки, набранные крупным шрифтом, например «Мотоциклиста обвиняют в убийстве». В другом заголовке она прочла буквы «NISI», дальше упоминалась какая-то леди. У леди было такое сложное имя, что прочесть его вверх ногами не было никакой возможности.

– Не знаю, что стало с этим заведением, – проворчал мистер Дейвис. – Положили в мороженое не то соль, не то еще какую-то дрянь. – Он повернул разъяренное лицо к проходившему мимо официанту: – И это у вас называется «Слава Никербокера»?

– Я принесу вам другое, сэр.

– Не стоит трудиться. Счет.

– Мне, вероятно, пора уходить, – сказала Энн.

Мистер Дейвис, оторвавшись от счета, взглянул на нее с выражением, весьма похожим на испуг.

– Нет-нет, – сказал он. – Я совсем не это имел в виду. Не станешь же ты бросать меня одного.

– Ну и что мы будем делать? Пойдем в кино?

– Я думал, – сказал мистер Дейвис, – мы могли бы пойти ко мне, послушать музыку и выпить стаканчик-другой чего-нибудь эдакого... Немного потанцевать, а?

Он не смотрел на нее, да и вряд ли даже думал о том, что говорит. По крайней мере, ничего страшного он не сделает. С подобными типами она встречалась: от такого можно отделаться одним-двумя поцелуями, а когда он напьется, можно рассказать какую-нибудь сентиментальную историю, и он станет считать тебя своей сестрой. Но это в последний раз; скоро она будет женой Мейтера, и ей не надо будет ничего бояться. Впрочем, сначала надо узнать, где живет этот мистер Дейвис.

Когда они вышли на площадь, на них налетели шестеро сорванцов; они пели рождественскую песенку, не имея при этом ни малейшего представления о том, что такое мелодия. На них были шерстяные перчатки и кашне. С криком: «Паж мой, следуй за мной» – они преградили путь мистеру Дейвису.

– Такси, сэр, – предложил швейцар.

– Нет. – И пояснил Энн: – Если взять такси на стоянке до Тэннериз, сэкономим три пенса.

Но мальчишки стояли на пути, протянув кепки.

– Прочь с дороги! – прикрикнул на них мистер Дейвис.

Дети почувствовали, что он не в духе, а потому, чуть поотстав, следовали за ним по краю тротуара и пели: «Смело за ними войди». Какие-то праздношатающиеся субъекты глазели на них. Кто-то хлопнул в ладоши. Мистер Дейвис резко обернулся, схватил ближайшего мальчишку за волосы и таскал его до тех пор, пока жертва не начала испускать жалобные крики, а в руках у мистера Дейвиса не оказался клок волос.

– Это тебе урок, – сказал он и, опускаясь немного погодя на сиденье такси на Тэннериз, добавил удовлетворенно: – Со мной шутки плохи.

Мокрая нижняя губа его приоткрытого рта неприятно блестела, он наслаждался своей победой, как только что наслаждался омаром; он уже не казался Энн таким безобидным, как раньше. Она напомнила себе, что он всего-навсего агент. Рейвен сказал, что Чамли знает, кто убийца, но что сам он не убивал.

– Что это за здание? – спросила Энн, увидев большой темный дом с застекленным фасадом, резко выделяющийся среди скромных зданий викторианской эпохи, где когда-то помещались кожевенные мастерские.

– «Мидленд стил», – ответил мистер Дейвис.

– Вы там работаете?

Впервые мистер Дейвис ответил взглядом на ее взгляд.

– Почему ты так решила?

– Не знаю, – сказала Энн, с беспокойством отметив про себя, что мистер Дейвис прост, только когда не гладишь его против шерсти.

– Как ты думаешь, я могу тебе понравиться? – спросил мистер Дейвис, дотрагиваясь до ее колена.

– Вполне возможно.

Такси, оставив позади Тэннериз и миновав сеть трамвайных линий, выехало на Привокзальную площадь.

– Вы живете за городом?

– На самой окраине.

– Городским властям стоило бы поставить здесь побольше фонарей.

– Ты неглупая девочка, – заметил мистер Дейвис. – Готов спорить, ты соображаешь, что к чему.

– А вы полагали, что я только что вылупилась из яйца? – сказала Энн.

Они проехали под большим стальным мостом, по которому железнодорожная колея бежала к Йорку. На всем протяжении длинного крутого спуска к станции было всего два фонаря. За деревянным забором на запасных путях виднелись железнодорожные платформы, груженные углем и уже готовые к отправке. Старенькое такси и автобус поджидали пассажиров у небольшого грязного входа в вокзал. Вокзал был построен в 1860 году и для такого города был маловат.

– Далеко же вам ездить на работу, – сказала Энн.

– Мы почти приехали.

Такси повернуло налево. Энн успела прочитать название улицы: «Хайбер-авеню» – длинный ряд невзрачных домов; в окнах вывешены объявления: «Сдается квартира». Машина остановилась в самом конце дороги.

– Неужели вы здесь живете?

Мистер Дейвис расплачивался с шофером.

– Дом шестьдесят один, – сказал он.

Энн заметила, что в окне этого дома объявления не было, за стеклом виднелись тяжелые кружевные занавески. Мистер Дейвис мягко и заискивающе улыбнулся:

– Там у меня очень мило, дорогая.

Он сунул ключ в замок и властно подтолкнул ее в маленькую полутемную прихожую, где стояла вешалка для шляп. Повесив шляпу, он на цыпочках подошел к лестнице. Пахло газом и вареными овощами. Голубой огонек газового рожка высвечивал горшок с покрытым пылью цветком.

– Я включу приемник, – сказал мистер Дейвис, – и мы послушаем музыку.

Дверь в коридоре открылась, раздался женский голос:

– Кто там?

– Всего лишь мистер Чамли,

– Не забудьте уплатить, прежде чем подниметесь наверх.

– Второй этаж, – сказал мистер Дейвис Энн, – комната прямо. Я сейчас.

Он подождал на лестнице, пока она пройдет, и сунул руку в карман. Зазвенели монеты.

В комнате и вправду был радиоприемник, он стоял на мраморном умывальнике, но уж танцевать, конечно, здесь было невозможно: небольшое пространство почти целиком занимала огромная двуспальная кровать. Комната имела совершенно нежилой вид: зеркало шкафа покрылось пылью, а кувшин рядом с громкоговорителем был пуст. Энн выглянула из окна и увидела маленький темный дворик. Ее рука, протянутая к оконному переплету, дрогнула: похоже, она переиграла. Мистер Дейвис открыл дверь.

Она не на шутку испугалась и перешла в наступление.

– Итак, вы называете себя мистером Чамли? – сразу же спросила она.

Он заморгал, осторожно закрывая за собой дверь.

– Ну и что в этом такого?

– И вы сказали, что повезете меня домой. Это же не ваш дом.

Мистер Дейвис сел на кровать и снял туфли.

– Не надо шуметь, милая. Хозяйка этого не любит.

Он открыл дверцу умывальника и, вытащив картонную коробку, двинулся к ней. Из коробки на кровать и на пол сыпалась сахарная пудра.

– Попробуй. Это турецкие сласти.

– Это не ваш дом, – настаивала она.

Мистер Дейвис, уже почти поднеся руку ко рту, сказал:

– Конечно нет. Неужели ты думаешь, я бы повез тебя домой? Ты же не дурочка, в самом деле. Зачем мне портить репутацию? Лучше послушаем музыку. – Он повертел ручки, приемник завыл и заурчал. – Помехи, – сказал мистер Дейвис, продолжая крутить ручки, пока откуда-то издалека не донеслась танцевальная музыка, вялый ритм которой почти совершенно заглушали треск и шипение. «Свет ночной, свет любви» – доносилось из приемника. – Это наша ноттвичская программа, – сказал мистер Дейвис. – Лучшего оркестра нет во всем Мидленде. Это из «Гранда». Давай потанцуем. – Он обхватил ее за талию и стал таскать туда-сюда по комнате.

– Полы я встречала и получше, – сказала Энн, – но такую теснотищу – никогда. – Чтобы приободрить себя, она решила смотреть на все с некоторой долей юмора.

– Недурно сказано, – отметил мистер Дейвис, – запомним.

И вдруг, стряхнув остатки сахарной пудры, приставшей к губам, он впился в ее шею страстным поцелуем. Она оттолкнула его и засмеялась. Ей нельзя было терять голову.

– Теперь я знаю, что такое качка, – сказала она.

– Недурно, – механически повторил мистер Дейвис, снова привлекая ее к себе.

Тогда она принялась не переставая болтать все, что только приходило ей в голову.

– Интересно, как пройдет эта химическая тревога? А той старухе попали прямо в глаз. Какой ужас!

Тут он посмотрел на нее долгим взглядом, хотя она не имела в виду ничего особенного.

– С чего это ты вдруг вспомнила? – спросил он.

– А я читала, – сказала Энн. – Убийца, наверное, такого натворил в квартире!

– Перестань. Пожалуйста, перестань, – взмолился он и, опершись о спину кровати, чтобы не упасть, чуть слышно произнес: – Я не выношу таких ужасов. Меня может стошнить.

– А мне нравятся боевики, – заявила Энн. – Вот я тут на днях читала один...

– Я очень впечатлительный, – сказал мистер Дейвис.

– Я помню, однажды, когда я порезала палец...

– Не надо. Прошу тебя, не надо.

Ободренная успехом, она забыла об осторожности.

– Я тоже впечатлительная. Мне показалось, что кто-то следит за домом.

– То есть как это следит? – спросил мистер Дейвис.

Он вконец перепугался. Она зашла слишком далеко.

– Какой-то человек в черном следил за входной дверью. У него заячья губа.

Мистер Дейвис подошел к двери и запер ее. Убавил в приемнике звук.

– Тут на полсотни метров нет ни одной лампы. Ты не могла видеть, какая у него губа.

– Я просто подумала.

– Интересно, что он тебе наболтал, – сказал мистер Дейвис. Он сел на кровать и посмотрел на свои руки. – Тебе хотелось знать, где я живу, работаю ли я... – Он прервал речь и с ужасом посмотрел на нее. Но по выражению его лица она поняла, что боится он уже не ее, а чего-то другого.

– Тебе не поверят, – сказал он.

– Кто не поверит?

– Полиция. Слишком уж неправдоподобно. – К ее удивлению, он засопел, принялся зачем-то поглаживать свои большие волосатые руки. – Должен быть какой-то выход. Я не хочу сделать тебе больно. Я не выношу насилия. Меня может стошнить.

– Мне ничего не известно, – сказала Энн. – Откройте, пожалуйста, дверь.

– Тише, – зло прошипел мистер Чамли. – Ты сама этого добивалась.

– Мне ничего не известно, – повторила она.

– Я всего-навсего агент, – сказал мистер Дейвис, – ни за что не отвечаю. У нас всегда было правило – не рисковать, – пояснил он. Он сидел на кровати в носках: в его глубоко посаженных эгоистичных глазах стояли слезы. – Не моя вина, что этому парню удалось скрыться. Я сделал все, что мог, я всегда делал все, что мог. Но теперь он меня не простит.

– Я закричу, если вы не откроете дверь.

– Кричи сколько влезет. Только разозлишь эту старую каргу.

– Что вы собираетесь делать?

– На карту поставлено больше чем полмиллиона, – сказал мистер Дейвис. – На этот раз мне нельзя ошибаться.