Текст книги "Мастера детектива. Выпуск 6"
Автор книги: Дик Фрэнсис
Соавторы: Фредерик Форсайт,Грэм Грин
Жанр:
Крутой детектив
сообщить о нарушении
Текущая страница: 46 (всего у книги 48 страниц)
Глава 16
Я находился в длинной, плохо освещенной комнате, тесно уставленной рядами кроватей, на которых лежали неподвижные тела в белом. Я, тоже в белом, был втиснут в узкую и жесткую, как цемент, койку. В голове, торчавшей из-под одеяла, стучало и звенело, словно к уху приставили паровой молот. Детали ночного кошмара постепенно превращались в удручающую реальность. И вот результат: больничная палата, все тело в синяках и тяжелейшее похмелье.
Приподняв руку, я взглянул на часы. Без десяти пять.
Даже это слабое движение отдалось болью во всем теле. Я тихо опустил руку на простыни и попытался снова погрузиться в сон.
Не получилось. Слишком много проблем. Слишком много потребуется объяснений. Надо решить, где можно говорить правду, а где следует несколько исказить факты. Для этого необходимо иметь ясную голову, а не вязкую трясину вместо мозгов.
Попробуем по порядку восстановить события вчерашнего вечера. Интересно, чем бы закончилась поездка в «Роллсе», если бы я не был так пьян. В странном оцепенении вспомнил, как Росса и Вьерстерода вытаскивали из воды. Если они погибли, в чем я почти не сомневался, то я, и никто другой, виноват в их смерти. Самое ужасное, что и это мне безразлично.
Стоит закрыть глаза, и в них снова начинает вертеться эта проклятая карусель, и шум в голове становится невыносимым.
В шесть утра больных разбудили, и палата огласилась кашлем, скрипом кроватей и воркотней. На завтрак принесли паровую треску и стакан слабого чая. Я попросил воды и чего-нибудь от головной боли и с сочувствием вспомнил о знакомом, говорившем, что не выносит таблеток Алка-Зельцер, потому что они какие-то очень уж шумные.
Палата была оборудована телефоном на контактных роликах, но, несмотря на самые настоятельные просьбы, мне не удалось добраться до него раньше половины десятого. Я сунул в аппарат монетки, извлеченные из мокрых брюк, и позвонил Тонио. К счастью, он оказался у себя в приемной и секретарша немедленно позвала его, когда я объяснил, кто звонит.
– Тай! Dio grazit... [90] Где вас черти носят?
– Купался, – ответил я. – Расскажу потом. Как Элизабет?
– В полном порядке. Но ужасно беспокоилась, когда вы не объявились вчера вечером... Где вы сейчас? Почему не позвонили ей сами?
– Я в больнице при Юниверсити-колледж. Лежу здесь вот уже несколько часов. Меня привезли ночью. Ничего страшного как будто нет.
– Как голова?
– Паршиво.
Он рассмеялся. Прекрасный парень...
Я позвонил в лечебницу и поговорил с Элизабет. Она, конечно же, обрадовалась, что я нашелся, но по не свойственной голосу апатии я догадался, что ее держат на транквилизаторах. Слишком уж спокойно она говорила! Даже не спросила, что произошло со мной, когда Тонио увез ее в больницу, и не поинтересовалась, где я сейчас.
– Ты не против побыть в лечебнице еще пару дней? – спросил я. – Тут надо утрясти кое-какие дела.
– Конечно, – ответила она. – На пару дней? Хорошо...
– Скоро увидимся, детка.
– Конечно, – повторила она. – Увидимся.
Потом я позвонил Люку-Джону. Его энергичный голос раскатисто звенел в трубке и вонзался в мозг. Я сказал, что не успеваю написать воскресную статью, так как накануне ночью попал в автомобильную аварию, и дюймов на шесть отодвинул трубку от уха, слушая его крики.
– Авария была вчера днем!
– Да нет, это другая.
– Господи, да что же это у тебя хобби такое?!
– Постараюсь написать сегодня вечером, а завтра, перед поездкой в Хитбери-парк, доставлю в редакцию. Идет?
– Ладно, что делать... – проворчал он. – А ты не пострадал в этой последней аварии?
По тону, каким это было сказано, я понял, что утвердительный ответ крайне нежелателен.
– Отделался синяками, – ответил я и услышал в ответ какое-то нечленораздельное хмыканье.
– Постарайся написать получше, – сказал он. – Сорви с них покровы!
Я поспешил положить трубку, пока он не сорвал покровы с моего несчастного котелка. Тот по-прежнему гудел от нещадной боли. Место, на котором Росс демонстрировал свое мастерство, тоже горело и ныло от боли. Лежать в постели было неудобно. Мрачное утро не кончалось.
Пришли какие-то люди и спросили, кто я такой. И кто те двое, что были со мной в машине и утонули. Знаю ли я их адрес?
– Нет, не знаю.
– А как произошел несчастный случай?
– Шофер потерял сознание, – ответил я.
Пришел сержант полиции с блокнотом и записал то немногое, что я мог сообщить ему.
– Я не слишком хорошо знал Вьерстерода. Так, просто случайный знакомый... Предложил довезти меня до больницы, где в настоящее время находится моя жена. Шофер потерял сознание, и машина съехала с дороги. Все случилось невероятно быстро... Я помню все довольно смутно, потому что перед тем выпил лишку. Когда машина стала тонуть, Вьерстерод протянул мне какой-то предмет, чтобы я пробил стекло и выбрался. Как ужасно, что и он, и шофер погибли! Парень, который вытащил их, заслужил медаль.
Сержант сказал, что меня еще вызовут для расследования, и удалился.
В полдень появился врач, осмотрел меня, сочувственно покачал головой при виде моих болячек, заметив при этом, что просто поразительно, сколько синяков можно заработать, перекувырнувшись в автомобиле пару раз. Я мрачно согласился с ним и попросил отпустить меня домой.
– Почему бы нет? – сказал он. – Идите, раз так не терпится.
Как во сне я натянул плохо отглаженные рубашку и брюки и с небритым лицом, нечесаными волосами и развязанным галстуком спустился вниз, в вестибюль. Там я попросил привратника вызвать такси и быстро доехал на нем до Уэлбек-стрит. Кто-то подобрал «падающую башню» и водрузил ее на место, целую и невредимую, без единой царапины. Чего нельзя было сказать о «Роллсе». И обо мне.
Тонио внимательно посмотрел на меня, придвинул кресло и подал снадобье в стеклянном стаканчике.
– Из чего делается эта штука? – проглотив лекарство, осведомился я.
– Смесь опиума и шерри-бренди.
– Нет, правда?
Он кивнул:
– Опиум и шерри-бренди. Весьма действенное средство. Интересно, как часто вы намереваетесь забегать ко мне с целью его отведать?
– Сегодня в последний раз.
Ему не терпелось узнать, что произошло вчера вечером, и я подробно рассказал все, опустив лишь одну деталь: то, что я сам вывел шофера из строя. Однако он был далеко не дурак. Понимающе улыбнулся, принес из спальни мой пиджак и заявил, что твердо намерен доставить меня и фургон до дома, поскольку Элизабет я нужен в здравии, а не в виде лепешки, распластанной на фонарном столбе, чего просто чудом удалось избежать нынче ночью. Я не стал спорить – не было сил. Он поставил фургон в гараж и пошел на улицу ловить такси, а я медленно поднялся в квартиру.
В комнате стояла удушающая жара. Вчера я забыл выключить обогреватели, миссис Вудворд, видимо, тоже не догадалась это сделать. На столе лежала записка: «Что случилось? Молоко поставила в холодильник. Ужасно волнуюсь. Миссис В.».
Я взглянул на кровать: ничего, кроме простыней. Вспомнил, что отнес все одеяла и подушки в фургон. Спускаться за ними не хотелось. Снял розовые одеяла с постели Элизабет. Одно расстелил на диване, лег на него, не раздеваясь, другое натянул сверху, осторожно опустил голову на мягкую прохладную подушку. Какое блаженство!
Голова еще кружится... И вообще радоваться особенно нечему. В ушах звенит. Несмотря на целительную и укрепляющую смесь, тело, кажется, распадается на куски. Но какое счастье, что не надо двигаться... Лишь медленно-медленно подплывать к краю пропасти и погружаться в черный, глубокий, божественный сон...
Резко зазвонил телефон, оборвав дремоту. Миссис Вудворд. От волнения ее ланкаширский акцент стал еще заметнее, и как трогательно обрадовалась она, узнав, что с Элизабет не произошло никакого непоправимого несчастья!
– Я и сам приболел. А жена пару дней побудет в лечебнице. Позвоните завтра – тогда я буду точно знать, когда ее привезут.
Положив трубку, я поплелся к кровати. На полпути остановился, зевнул и задумался. Стоит ли сообщать Виктору Ронси, что теперь он может забрать домой Мэдж с детишками? Стоит ли разрешить Уилли Ондрою ослабить бдительность и снять лишнюю охрану?..
Пока оставим все как есть. До скачек всего одни сутки. Может, и обойдется. С другой стороны, хоть Вьерстерод и выбыл из игры, оставался еще Чарли Бостон...
Тиддли Пом вряд ли выиграет Золотой кубок. После всех этих передряг шансов у него немного, да и приступ колик сильно изнурил его. Тогда выходит, что Чарли Бостон все равно получит свою прибыль, как планировали мошенники.
Я вернулся к телефону и после недолгих переговоров со справочной заказал Бирмингем.
– Мистер Бостон?
– Угу.
– Говорит Джеймс Тайрон.
На другом конце линии воцарилось гробовое молчание, прерываемое лишь хриплым дыханием.
– Сколько лично вы поставили на Тиддли Пома? – спросил я.
Какое-то невнятное хрюканье или ворчание вместо ответа.
– Лошадь будет бежать, – заметил я.
– Это все, что вы хотели сказать? – вымолвил он наконец.
Какой грубый и злобный голос! Грубый и злобный человек!
– На Росса и Вьерстерода можете больше не рассчитывать, – спокойно продолжал я. – Вы их никогда не увидите и не услышите. Оба они, бедняги, теперь покойники!
Я положил трубку, не дожидаясь ответа. У меня даже хватило сил стащить с себя пиджак. Я вернулся к дивану и обнаружил, что столь милая моему сердцу бездонная пропасть сна еще поджидает меня. Неловко заставлять ее ждать слишком долго.
Проснулся я не скоро, во рту пересохло, язык казался шершавым и неповоротливым. Действие лекарства кончилось. Отяжелевшие плечи болели и ныли. Какая тоска! Какая тоска и занудство эта боль! В комнате темно. Я взглянул на светящийся циферблат: четыре – хочешь верь, хочешь нет. Я проспал без малого двенадцать часов.
Зевнул. Голова почти не болела. И вдруг я с ужасом вспомнил, что так и не написал статью для «Блейз». Включил свет и отпил глоток из бутылочки Тонио. Достал блокнот и карандаш. Сварил кофе. Высоко подоткнул подушки, забрался в кровать и принялся «срывать покровы» к вящему удовольствию Люка-Джона.
* * *
– Юристы попадают в обморок, – сказал он.
– Я уже говорил, что человек, стоявший во главе рэкета, скончался на этой неделе, а закон о диффамации распространяется только на живых. Покойник не может возбудить дело. Кроме того, мертвец и сам не подлежит судебной ответственности, по крайней мере на этом свете, среди живых. Поэтому ни за один из их проступков они не могут оказаться subjudis. [91] Так или нет?
– Незачем цитировать мне юридические уловки «Блейз», приятель. Я жил ими, когда ты еще из пеленок не вышел. – Двумя пальцами он приподнял напечатанные мною листки, как будто они обжигали ему руку. – «Скованные страхом владельцы могут выползать из укрытий», -прочитал он вслух. – «С господством страха покончено, скандал с нестартующими фаворитами разоблачен полностью!».
Подняв голову от бумаг, Дерри выслушал эту тираду, усмехнулся и сказал:
– Снова наш любитель острых ощущений навлекает огонь на себя.
– Иначе жизнь становится пресной, – отпарировал я.
– Для кого как.
Люк-Джон подозрительно посмотрел на меня.
– Похоже, что мишенью был в основном он. Надо думать, эти синяки под глазами есть результат дня, столь урожайного на дорожные происшествия? – Он ткнул пальцем в статью. – А что, ты лично изобрел этого безымянного злодея или же он существует на самом деле? И если да, то кто он такой?
Если я не скажу, то Майк де Йонг из конкурирующей газеты быстро сообразит, что к чему, и выступит с разоблачительной статейкой, чего Люк-Джон мне никогда не простит. Да и смысла особого не было и дальше хранить это в тайне.
– Это южноафриканец по имени Вьерстерод, и погиб он позапрошлой ночью во второй автомобильной катастрофе.
Они буквально разинули рты.
– Вот это... бомба, – вымолвил наконец Дерри.
Я рассказал им почти все. Умолчал лишь о Гейл и о дубинке Росса, но рассказал, как они угрожали Элизабет. Умолчал и о том, что пьяный вел машину и зажал Россу глаза. Изложил факты, опустив детали, ужас и пот.
Люк-Джон призадумался и перечитал статью.
– Когда известны такие подробности, описание выглядит довольно пресным. Но, думаю, этого достаточно. Статья сыграет свою роль – поможет снять напряжение, люди будут знать, что теперь исключительно благодаря «Блейз» они могут снова со спокойной душой делать по почте ставки. Именно этого мы и добивались.
– Покупайте карающую преступников «Блейз»! – дурашливо закричал Дерри. – Она специализируется на борьбе с рэкетом!
Люк-Джон кисло взглянул на него, всем видом давая понять, что шутка дурного тона. Он, как всегда, с чрезмерной серьезностью относился к репутации любимой газеты. Я попросил его позвонить своему влиятельному знакомому из среды букмекеров и узнать о положении дел на рынке ставок. Он приподнял брови, выслушал просьбу и, не сказав ни слова, взялся за телефон.
Он выслушал ответ с возрастающим интересом и записал несколько цифр. Окончив разговор, тихо присвистнул и крепко потер кадык.
– Говорят, со вчерашнего дня Чарли Бостон пытается снять поставленные на Тиддли Пома пятьдесят тысяч. Все понимают, что дело его тухлое после твоей статьи и вмешательства «Блейз», но Люди в растерянности, не знают, ставить на лошадь или нет. Пока что на это решилась только одна крупная фирма.
– Если Бостон, – сказал я, – не снимет свои тысячи, а Тиддли Пом выиграет, можно считать, что прохвосту крышка. Но, если лошадь проиграет, он прикарманит не только свои денежки, но и долю Вьерстерода и окажется еще в более крупном выигрыше, чем всегда.
– Да, проблема... – задумчиво произнес Дерри. – Или, если хотите, целый букет проблем.
– Интересно, знает ли он о коликах? – спросил Люк-Джон.
Поразмыслив, мы пришли к выводу, что, пожалуй, не знает, раз так суетится. Люк-Джон еще раз позвонил своему букмекеру и посоветовал перекупить у Бостона как можно больше билетов...
– После чего, – мрачно заметил он, положив трубку, – все эти чертовы лошадки поломают ноги, а Тиддли Пом победит!
Я отправился в Хитбери-парк поездом вместе с Дерри. Погода была как на заказ. Ясный солнечный морозный день, настоящее декабрьское утро. Дерри заметил, что такая славная погодка соберет огромную толпу зрителей и что, по его мнению, выиграет Зигзаг. Еще он сказал, что выгляжу я паршиво.
– Видел бы ты меня вчера! – лениво проворчал я.
Так, по-приятельски болтая и перебраниваясь, мы завершили путешествие, и я, вне всякой связи с происходящим, вдруг задумался, почему наши с Дерри отношения так и не переросли в дружбу.
В одном он не ошибся. Хитбери-парк лопался по всем швам. Я первым делом отправился к конторе Уилли Ондроя рядом с весовой, у которой толпилась куча людей, желающих перемолвиться с ним словечком, но он меня заметил и поманил рукой.
– Да, – сказал он, – паршивая лошадка стоила мне хлопот... Натерпелся от одного Виктора Ронси, который вот где у меня сидит...
– А в чем дело?
– Явился сюда в девять утра, готовый взорваться, как паровой котел, если лошадь опоздает хоть на минуту, а когда узнал, что она уже здесь, все равно устроил скандал. Кричал, что мы должны были ему сообщить...
– Да, характерец не сахар, – согласился я.
– Но это еще полбеды. Примерно в восемь утра позвонил сторож и сказал, что некий человек настойчиво пытается проникнуть в конюшни. Предлагал деньги и даже назвал сумму, а потом, как только сторож отвернулся, хотел проскочить незамеченным, с кем-то из конюхов. Пришлось пойти туда, и я обнаружил, что позади конюшен болтается какой-то весьма упитанный коротышка, пытаясь отыскать лазейку. Я отвел его к сторожу, и тот сразу опознал в нем пройдоху, но на вопрос, кто он такой и что ему надобно, ответа мы не получили. Сказал только, что ничего дурного не сделал, преступления не совершил. Пришлось отпустить.
– Жаль.
– Погоди минутку. Когда этот человек уходил, вышел управляющий и первым делом спросил: «А что здесь делает Чарли Бостон?»
– Что?!
– Ага, так и знал, что тебя это заинтересует. Однако действовал он чрезвычайно нелепо.
– Ни ловкости, ни ума, – согласился я.
Он посмотрел на меня с укоризной.
– Не кажется ли тебе, что ты несколько преувеличил опасность, если угроза Тиддли Пому действительно исходила от Чарли Бостона?
– Читай следующий сенсационный и разоблачительный материал в «Блейз», – сухо ответил я.
Он рассмеялся и повернулся к ожидавшим его посетителям. Я вышел на лужайку у скакового круга, размышляя о Чарли Бостоне и его бесплодных попытках добраться до фаворита. О Чарли Бостоне, который считает, что, раз есть сила, ума не надо. Но молодчики выбыли из игры, а Вьерстерод и Росе числятся в списках погибших. И теперь он гол и беззащитен, словно устрица с открытыми створками раковины.
И не только беззащитен, но и доведен до последней степени отчаяния. Раз он хотел снять пятьдесят тысяч, то его потери в случае победы Тиддли Пома составят минимум в десять раз больше – до полумиллиона. Поистине астрономические масштабы! Подобная перспектива может ввергнуть в панику и толкнуть на самые безрассудные поступки, причем чем ближе скачки, тем больше их вероятность.
Я решил, что Ронси тоже должен участвовать в мероприятиях по охране лошади, и стал высматривать его в толпе. Завернул за угол и, глазея по сторонам, чуть не сбил с ног человека, стоявшего у светового табло. Я было раскрыл рот, чтобы извиниться, как вдруг узнал, кто это.
Гейл...
Мелькнувшая в ее глазах радость сменилась робостью. Вероятно, и у меня на лице было точно такое же выражение. Видно, она, как и я, не ожидала этой встречи. Но, с другой стороны, ничего странного тут нет – она пришла посмотреть, как будет бежать лошадь ее дядюшки.
– Тай? – растерянно и вопросительно произнесла она.
– Не ожидал, не ожидал. – Мой голос звучал излишне развязно.
– Я так и думала, что встречу тебя. – Гладкие черные волосы блестели на солнце, свет оттенял строгие черты лица и золотисто-бронзовый цвет кожи. Тело, которое я видел обнаженным, скрыто складками бирюзового платья. «Прошла лишь неделя, – подумал я. – Всего неделя с той ночи в гостинице...»
– Что, Гарри и Сара тоже здесь? – Типичная светская беседа. Скрыть от нее рану, которая еще не начала затягиваться. И вообще нельзя было позволять наносить эту рану. Сам виноват. Нечего жаловаться.
– Они в баре. Где ж еще...
– Не желаешь ли выпить?
Она покачала головой:
– Я хочу... объяснить. Я вижу, тебе все известно... И надо объяснить.
– Не стоит. Может быть, чашечку кофе?
– Послушай...
Я весь напрягся, губы и подбородок словно окаменели. Сознательно, усилием воли, я приказал себе расслабиться.
– Да, слушаю.
– Она... я хочу сказать, твоя жена действительно собирается с тобой разводиться?
– Нет.
– Ах вот как! – Долгий вздох. – Тогда прости за то, что я вовлекла тебя в эти неприятности. Но если она не собирается разводиться, зачем же тогда следила за мной?
Я смотрел на нее с изумлением.
– В чем дело? – спросила она.
– А ну-ка расскажи, что произошло в гостинице, когда я уехал. Расскажи, кто следил за тобой.
– Он подошел ко мне на улице, у выхода из отеля.
– Как он выглядел?
– Честно говоря, несколько странно. Дело в том, что он казался... ну, слишком интеллигентным. По крайней мере для сыщика. Костюм от дорогого портного. И говорил с каким-то непонятным акцентом. Высокий, с желтоватой кожей, лет сорока.
– Что он сказал?
– Он сказал, что твоя жена хочет развода и наняла его следить. И попросил меня... э-э... предоставить конкретные доказательства?
– Счет из гостиницы?
Она кивнула, избегая смотреть мне в глаза.
– И я согласилась и вернулась в отель за счетом.
– Но зачем ты это сделала, Гейл?
Она молчала.
– Он что, заплатил?
– Господи, Тай! – нетерпеливо воскликнула она. – А почему же нет? Мне постоянно не хватает денег! Мы виделись с тобой всего три раза... Да и вообще, чем ты лучше меня, если живешь со своей женой только потому, что она богата?
– Да, конечно, – сказал я. – И сколько же?
– Поначалу предложил пятьдесят фунтов, но когда я поняла, что настроен он серьезно, попросила добавить. Почему бы и не раскошелиться в обмен на свободу, раз уж она так богата?
– Что дальше?
– Дальше он сказал, что, если я предоставлю исчерпывающие и убедительные доказательства, он готов заплатить гораздо больше. – После паузы она добавила с вызовом и смущением одновременно: – В конце концов мы сошлись на тысяче фунтов.
Я буквально онемел от изумления.
– А что, разве жена тебе не сказала?
Я мотнул головой.
– Вряд ли у него оказались при себе такие деньги. Он что, выписал чек?
– Нет, мы встретились вечером, около школы, и он передал мне кожаную сумочку... набитую новыми хрустящими купюрами в пачках. А я отдала ему счет... и все рассказала, все, что могла.
– Это я понял.
– Но почему он заплатил так много, если она не хотела развода?
Я не ответил, и она продолжала:
– Дело тут не только в деньгах. Я подумала, раз она хочет развестись, то какого черта я должна этому препятствовать! Ты говорил, что не бросишь ее, ну а если бы она бросила тебя, тогда ты был бы свободен, и мы могли бы встречаться не только по воскресеньям.
В один прекрасный день я, может быть, буду еще смеяться над всем этим.
– Не моя жена платила тебе, Гейл. Платил тот человек. И факты эти нужны были не для развода, а для того, чтобы шантажировать меня.
– О-о-о... – Она издала нечто похожее на стон. – О нет. Тай! О Господи, какой ужас! – Вдруг глаза ее расширились. – Надеюсь, ты не думаешь... наверное, все же думал... что я продала тебя за деньги...
– К сожалению, да. Я был не прав.
– Что ж, тогда мы квиты. – К ней разом вернулась вся ее самоуверенность. – А сколько он требовал от тебя?
– Ему не нужны были деньги. Он хотел, чтобы каждую неделю я писал в «Блейз» статьи по его указке.
– Как странно... Но это довольно просто исполнить!
– А ты согласилась бы моделировать платья по чьему-либо приказу, под угрозой?
– Что ты!
– Вот именно «что ты»! И я все рассказал жене, пришлось рассказать.
– А что... что же она?
– Она огорчилась, – кратко ответил я. – Я обещал, что не буду больше с тобой встречаться. И никакого развода не будет.
Она медленно пожала плечами:
– Что ж, нет так нет.
Я стоял, отвернувшись, стараясь не показать, как ужасно для меня это окончательное «нет». Завтра воскресенье, и я волен делать все, что заблагорассудится, но ничего мне так не хотелось, как снова увидеть в полутьме ее гладкое, теплое тело.
– Теперь понимаю, – задумчиво протянула она, – почему этот человек показался мне таким омерзительным. Ведь он шантажист.
– Омерзительным? Обычно он фантастически вежлив.
– Он говорил со мной так, будто я выползла из какой-то грязной щели. Ни за что бы не стала иметь с ним дело, если б... если в не деньги.
– Бедняжка, – сочувственно произнес я. – Он южноафриканец.
Она поняла, и глаза ее загорелись гневом.
– Ах вот оно что! Чертов африкандер! [92] Знала бы – никогда бы не согласилась!
– Не глупи. Утешайся тем, что стоила ему так дорого.
Она успокоилась и рассмеялась.
– А я никогда не была в Африке. Поэтому и не узнала его по акценту. Глупо, правда?
Мужчина в клетчатом твидовом костюме попросил нас посторониться – он хотел прочитать надписи на табло. Мы отошли на несколько шагов и снова остановились.
– Ну что ж, думаю, будем встречаться иногда на скачках, – сказала она.
– Думаю, да.
Пристально взглянув на меня, Гейл вдруг спросила:
– Тай, ты ведь мучаешься, я вижу... Почему же тогда ты не бросишь ее?
– Не могу.
– Смог бы... Ведь ты хочешь быть со мной – я знаю. В конце концов, деньги еще не все.
Я криво улыбнулся.
– Пожалуй. – Видно, я и впрямь что-то значу для нее, раз она сказала такое.
– Будем встречаться время от времени, – тупо повторил я. – На скачках.