Текст книги "Мастера детектива. Выпуск 6"

Автор книги: Дик Фрэнсис

Соавторы: Фредерик Форсайт,Грэм Грин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 48 страниц)

– Вы полагаете, скоро отбой? – усомнился студент.

– Как приятно видеть ваш энтузиазм, ребята, – воспрянул духом мистер Дейвис. – Мне кажется, мы как-то встречались в больнице. Я бываю на всех ваших торжественных собраниях и помню все голоса. Это же я, – подчеркнул мистер Дейвис, – сделал самое большое пожертвование на новую операционную.

Он хотел идти дальше, но студент стоял на тротуаре, загораживая проход, а ступить на дорогу и обойти его мистер Дейвис считал ниже своего достоинства. Чего доброго, тот подумает, что он хочет удрать, полезет драться, а тут как раз полицейский подглядывает из-за угла. Неожиданная злоба, как фиолетовая жидкость, выбрасываемая каракатицей, ударила мистеру Дейвису в голову, и он утратил ясность мысли. А эта обезьяна в форме еще лыбится... Я сделаю так, что его уволят... Надо поговорить с Колкином... Он бодро продолжал что-то доказывать человеку в противогазе. Тот был щуплый, тоненький, как мальчик; медицинский халат висел на нем как на вешалке.

– Вы, ребята, делаете замечательное дело. И никто этого не ценит так, как я. Если начнется война...

– Так вы называете себя Дейвисом? – услышал он приглушенный голос.

Мистер Дейвис взорвался:

– Вы отнимаете у меня время. Я занятой человек. Разумеется, я Дейвис. – Усилием воли он подавил вспыхнувшую злость. – Послушайте. Я же разумный человек. Я уплачу больнице все, что хотите. Скажем, десять фунтов.

– Да? – не поверил человек. – Где же они?

– Можете мне поверить. Я с собой много денег не ношу, – сказал мистер Дейвис и с изумлением услышал что-то весьма похожее на смех. Это уже было слишком. – Ладно, – сдался мистер Дейвис, – можете пройти со мной в контору, и я вам все выплачу. Но я потребую квитанцию от вашего казначея.

– Будет вам квитанция, – сказал студент – его приглушенный маской голос был странно невыразительным – и отступил на шаг, давая мистеру Дейвису пройти.

Благодушие опять вернулось к мистеру Дейвису. Он продолжал болтать.

– Из-за этой вашей штуковины вам и конфету нельзя предложить, – посочувствовал он.

Мимо, лихо и смешно заломив кепку, надетую поверх противогаза, прошел мальчишка-рассыльный. Он насмешливо свистнул мистеру Дейвису. Мистер Дейвис порозовел, его так и подмывало вцепиться мальчишке в волосы или отодрать его за ухо.

– Чертов мальчишка, – сказал он.

Он стал доверчивым: присутствие врача всегда внушало ему чувство безопасности и уверенности, врачу можно рассказать о своем пищеварении, и он выслушает тебя с таким же интересом, как если бы ты рассказывал хороший анекдот.

– В последнее время меня мучает страшная икота, – пожаловался он. – Каждый раз после еды. Не то чтобы я слишком быстро ел, но, я понимаю, вы ведь пока что только студент. Хотя, безусловно, разбираетесь во всем этом лучше, чем я. И потом, эти мушки перед глазами. Мне, вероятно, следует несколько урезать свой рацион. Но это так трудно! Человеку моего положения приходится много развлекаться. Например, – он взял безответную руку своего спутника и доверительно сжал ее, – было бы бесполезно обещать вам, что я сегодня обойдусь без ленча. Вы, медики, народ тертый, и я признаюсь вам, что меня ждет одна крошка. В «Метрополе». В час. – Следуя какой-то непонятной ассоциации мыслей, он похлопал себя по карману, чтобы удостовериться, что коробочка конфет цела.

Они миновали еще одного полицейского, и мистер Дейвис и ему помахал ручкой. Его спутник не говорил ни слова. Робкий малый, подумал мистер Дейвис, не привык, видно, ходить по городу с такими, как я. Эта робость до какой-то степени сглаживала его грубое поведение; даже его недоверчивость, которая обидела мистера Дейвиса, была, вероятно, выражением застенчивости. И потому, что солнышко уже проглядывало сквозь холодный тусклый воздух и денек в конце концов был не так уж плох; потому, что почки и бекон, которые он съел за завтраком, были приготовлены на славу и даже не пережарены; потому еще, что он утвердил себя в глазах мисс Мейдью, которая была дочерью пэра; потому, что у него было назначено свидание с этой девочкой (она будет звездой эстрады!); и потому, что Рейвен наверняка уже лежит в морге, – из-за всего этого мистер Дейвис находился в каком-то благостном рождественском настроении, и ему захотелось сделать так, чтобы парень поменьше его стеснялся.

– Мне все больше кажется, что мы где-то встречались. Наверное, нас знакомил главный хирург.

Но его спутник угрюмо молчал.

– А неплохой капустник вы устроили в день открытия новой операционной. – Он снова взглянул на его тонкие запястья. – Вы случайно не тот парнишка, который тогда оделся девушкой и пел какие-то уморительные куплеты? – Мистер Дейвис, сворачивая на Тэннериз, хрипло засмеялся, как смеялся бесчисленное количество раз в славной мужской компании над сальными мужскими шутками. – Вот умора была! – Он коснулся руки своего спутника и толкнул стеклянную дверь «Мидленд стил».

Из-за угла тут же возник какой-то незнакомец, и клерк за стойкой справочного бюро сказал ему сдержанно:

– Не беспокойтесь. Это мистер Дейвис.

– В чем дело? – спросил мистер Дейвис – теперь, когда он вернулся туда, где было его место, тон его голоса стал резким и деловым.

– Мы просто не хотели бы проморгать преступника, – сказал детектив.

– Рейвена? – От волнения мистер Дейвис пустил петуха.

Детектив кивнул.

– Так вы его выпустили? Растяпы...

– Вам нечего бояться, – сказал детектив. – Как только он выйдет из укрытия, его сразу же заметят. На этот раз ему не убежать.

– Но почему вы здесь? – спросил мистер Дейвис. – Почему вы считаете...

– Мы выполняем приказ, – сказал человек.

– Вы сказали сэру Маркусу?

– Он в курсе.

Мистер Дейвис в одну минуту словно постарел.

– Идемте со мной, – резко бросил он своему спутнику, – отдам вам деньги. Мне нельзя терять времени.

Еле передвигая ноги, он неуверенным шагом поплелся по коридору, выстланному блестящими плитками, к застекленной шахте лифта. Человек в противогазе проследовал за ним по коридору и вместе с ним вошел в лифт. Они медленно поднимались вверх, как две птицы в клетке: этаж за этажом проплывал за окошком лифта; клерк в черном пиджаке с кипой промокательной бумаги в руках торопился по какому-то загадочному делу; перед закрытой дверью стояла девушка с папками и что-то говорила себе под нос. Видимо, она репетировала монолог, который ей предстояло произнести за дверью кабинета. По коридору слонялся мальчишка-рассыльный. Он поставил себе на голову связку карандашей и балансировал ею, как циркач.

Мистер Дейвис почувствовал тревогу. Шагал он медленно, ручку двери повернул мягко, словно боялся, что кто-то поджидает его внутри. Но комната была совершенно пуста. Открылась внутренняя дверь, и молодая пышноволосая женщина в огромных роговых очках сказала:

– Вилли, – но, увидев его спутника, тут же поправилась: – Сэр Маркус хочет видеть вас, мистер Дейвис.

– Хорошо, мисс Коннетт. Поищите, пожалуйста, железнодорожный справочник.

– Вы что, уезжаете? Прямо сейчас?

Мистер Дейвис помедлил.

– Посмотрите, какие поезда идут на Лондон... после ленча.

– Хорошо, мистер Дейвис.

Она ушла, и они остались вдвоем. Мистера Дейвиса знобило, и он включил электрокамин. Человек в противогазе заговорил, и снова этот приглушенный грубый голос неприятно отозвался в памяти мистера Дейвиса:

– Вы чего-то боитесь?

– Да тут в городе бродит один сумасшедший, – сказал мистер Дейвис.

Он пугался каждого звука в коридоре, шагов, звонка: сказав «после ленча», он проявил несвойственную ему смелость – ему хотелось сразу же, немедленно, убраться из Ноттвича. Он вздрогнул от скрипа красильной клети, которую спускали по стене со стороны двора. Он бесшумно подошел к двери и запер ее. Эта его собственная, давно привычная, запертая на замок комната с рабочим столом, вращающимся креслом, буфетом, где он держал два стакана и бутылку сладкого портвейна, книжным шкафом, в котором стояло несколько книг по металлургии, альманах «Уитейкерс», том справочника «Кто есть кто», книга с завлекательным названием «Китайская наложница» – все это вызывало у него гораздо большее чувство надежности, чем полисмен в вестибюле. Никогда еще, пожалуй, он так, как теперь, не ощущал покоя и уюта своей маленькой комнаты. Он словно видел ее впервые. От скрипа канатов, державших красильную клеть, он снова вздрогнул. Он закрыл окно с двойными рамами и раздраженно сказал:

– Сэр Маркус может подождать.

– А кто такой сэр Маркус?

– Мой босс.

Он с беспокойством подумал о том, что дверь секретарши открыта, а через нее ведь тоже могут войти. Он уже никуда не торопился и жаждал общения.

– Вы же никуда не спешите? – сказал он. – Снимите эту штуковину – в ней, должно быть, душно – и выпейте стаканчик портвейна.

По пути к буфету он притворил внутреннюю дверь и повернул ключ. Доставая портвейн и стаканы, он с облегчением вздохнул.

– Теперь, когда мы действительно одни, я могу рассказать вам о своей икоте. – Он налил стаканы до краев, но рука его дрожала, и вино пролилось. – Всякий раз тут же после еды...

– Деньги, – услышал он приглушенный голос.

– Честное слово, – воскликнул мистер Дейвис, – вы довольно нахальны. Мневы можете доверять. Я Дейвис. – Он подошел к столу, отомкнул ящик и вытащил две пятифунтовые бумажки. – Имейте в виду, – сказал он. – Я потребую квитанцию от вашего казначея.

Человек убрал деньги, но руку из кармана не вынул.

– Эти тоже фальшивые? – спросил он.

Вся сцена, как живая, встала перед глазами мистера Дейвиса: «Лайэнс Корнер-хаус», коктейль «Альпийское сияние», убийца, сидящий напротив него. Он все хотел тогда рассказать ему о старухе, которую прикончил. Мистер Дейвис громко крикнул. Он ничего не хотел сказать, он не звал на помощь, он просто крикнул, как кричит больной, когда его режут под местным наркозом. Он рывком бросился к внутренней двери и начал изо всей силы рвать ручку. Он бился и дергался, точно солдат, повисший на колючей проволоке между траншеями.

– Отойди оттуда, – сказал Рейвен. – Ты же запер дверь.

Мистер Дейвис вернулся к столу. Ноги отказали ему, и он опустился на пол рядом с мусорной корзиной.

– Меня тошнит, – сказал он. – Вы же не убьете человека, которому так плохо.

Эта мысль и в самом деле вселила в него надежду, он убедительно рыгнул.

– Я пока не собираюсь тебя убивать, – сказал Рейвен. – И возможно, вообще не убью, если ты будешь вести себя спокойно и делать то, что я скажу. Этот сэр Маркус – твой босс?

– Послушайте, он же дряхлый старик, – мистер Дейвис пытался протестовать, потом заплакал – сидел на полу у мусорной корзины и заливался слезами.

– Он хочет видеть тебя, – сказал Рейвен. – Мы пойдем к нему вместе. Я столько времени потратил, чтобы найти вас. Слишком уж все гладко получилось, даже не верится. Встань. Встань! – в бешенстве повторил он безвольной обмякшей фигуре на полу. – И помни: только пикнешь – и я сделаю из тебя решето.

Мистер Дейвис шел впереди. В коридоре появилась мисс Коннетт с листком бумаги в руках.

– Я списала поезда, мистер Дейвис, – сказала она. – Самый удобный в пятнадцать ноль пять. Есть еще в четырнадцать ноль ноль, но он идет так медленно, что на нем вы выиграли бы всего минут десять. После этого перед вечерним поездом есть всего один, в семнадцать десять.

– Оставьте список у меня на столе, – сказал мистер Дейвис.

Он в нерешительности потоптался перед ней, точно хотел сказать, если бы только посмел, последнее «прости» тысяче дорогих для него вещей – этому богатству, комфорту, власти. Он даже, задержавшись на секунду («Да, оставьте список у меня на столе, Мей»), хотел, должно быть, сказать ей что-нибудь особенно нежное. Рейвен стоял сзади, чуть ли не касаясь его и держа руку в кармане. Дейвис выглядел настолько плохо, что мисс Коннетт не могла не спросить:

– Вы хорошо себя чувствуете, мистер Дейвис?

– Нормально, – ответил он.

Как путешественник, отправляющийся в неизведанную страну, он испытывал потребность оставить напоследок какую-нибудь записку, что-нибудь вроде «Я пошел на север».

– Мы идем к сэру Маркусу, Мей, – сказал он.

– Он давно ждет вас, – сказала мисс Коннетт. Послышался телефонный звонок. – Не удивлюсь, если это он.

Она зацокала каблуками по коридору в сторону приемной, а мистер Дейвис снова ощутил на локте бесцеремонную руку своего провожатого, которая подталкивала его вперед, к лифту. Они поднялись этажом выше; выходя из лифта, мистер Дейвис опять рыгнул. Ему хотелось броситься на пол – пусть стреляет в спину. Сверкающий чистотой коридор, который вел к кабинету сэра Маркуса, показался ему бесконечным, как бегущему из последних сил атлету кажется бесконечной гаревая дорожка стадиона.

Сэр Маркус сидел в своем кресле на колесиках, держа на коленях что-то вроде столика или подноса. С ним был его слуга. Сэр Маркус сидел спиной к двери, но слуга не мог скрыть своего удивления при виде изнемогающего мистера Дейвиса в сопровождении студента-медика в противогазе.

– Это Дейвис? – прошептал сэр Маркус. Он разломил сухое печенье и отхлебнул горячего молока. Он набирался сил перед очередным днем.

Слуга все с тем же удивлением смотрел, как мистер Дейвис, еле передвигая ноги, ступает по стерильно чистому линолеуму: похоже было, что ему нужна помощь, иначе он вот-вот грохнется на пол.

– Тогда идите, – прошептал сэр Маркус.

– Да, сэр.

Но человек в противогазе уже повернул ключ в двери: слабая тень радости, вернее, какого-то безнадежного ожидания отразилась на лице слуги. Всю жизнь он катал этого немощного старика в кресле на колесиках, поил его теплым молоком, кормил печеньем, ухаживал за ним, как за младенцем. И теперь он надеялся, что произойдет нечто неожиданное, что перевернет эту жизнь.

– Чего вы ждете? – прошептал сэр Маркус.

– Отойдите к стене, – неожиданно приказал Рейвен слуге.

Мистер Дейвис в отчаянии крикнул:

– У него пистолет. Делайте, что он приказывает.

Но слуге этого можно было и не говорить. Пистолет уже был извлечен из кармана, и все трое находились под прицелом: слуга у стены, беспомощно стоявший посреди комнаты мистер Дейвис и сэр Маркус, который повернулся к ним в своем кресле на колесиках, чтобы лучше видеть происходящее.

– Что вам надо? – спросил сэр Маркус.

– Вы босс?

– Внизу полиция, – сказал сэр Маркус. – Вам отсюда не уйти, если только я не...

Зазвонил телефон. Он звонил довольно долго, а потом замолчал.

– У вас шрам на подбородке – его под бородой не видно, верно? – спросил Рейвен. – Я не хочу ошибаться. У него была ваша фотография. Вы вместе были в том доме.

Он свирепо оглядел просторный богатый кабинет, мысленно сравнивая его с оставшимися в памяти надтреснутыми звонками, каменными лестницами и деревянными скамьями и с той маленькой квартирой, где варилось на плитке яйцо. Этот человек достиг большего, нежели старый министр.

– Вы с ума сошли, – прошептал сэр Маркус.

Он был слишком стар, чтобы бояться: револьвер представлял для него не бóльшую опасность, чем неверный шаг, когда он садился в свое кресло, или неловкое движение в ванной. Он, казалось, чувствовал лишь легкое раздражение от того, что его оторвали от еды. Он выпятил губу и шумно прихлебнул горячего молока.

– Есть у него шрам, – вдруг сказал слуга, стоявший у стены.

Но сэр Маркус оставил его слова без внимания, продолжая неряшливо прихлебывать молоко, стекавшее каплями по жиденькой бороденке.

– Это он? – спросил Рейвен, направив пистолет на мистера Дейвиса. – Если не хочешь получить пулю в живот, сознавайся.

– Да-да, – угодливо заговорил мистер Дейвис. – Это была его идея. Мы оказались в безвыходном положении. Нам надо было делать деньги. Это принесло бы ему больше полумиллиона.

– Полмиллиона! – сказал Рейвен. – А мне дал две сотни – и то ворованные.

– Я ведь говорил ему, что надо быть щедрее, а что я от него слышал? «Заткнись».

– Знай я раньше, что за человек был этот министр, я бы ни за что его не убил. Я прострелил ему череп. И старухе тоже. – Он закричал на сэра Маркуса: – Это ваших рук дело! Что, нравится?

Но сэр Маркус казался совершенно бесстрастным: старость притупила его чувства. Люди, погибшие по его вине, были для него не более реальны, чем жертвы преступлений, о которых он читал в газетах. Теплое молоко, немножко секса (сунуть иногда свою старческую руку за пазуху какой-нибудь молоденькой девочки и почувствовать теплоту жизни) и какое-то механическое чувство самосохранения – вокруг этого вертелись его жалкие страсти. Одна из них (а именно – страсть к самосохранению) заставила его незаметно придвинуть кресло к краю стола, где был установлен звонок. Он тихо сказал:

– Я все отрицаю. Вы с ума сошли.

– Теперь-то вы попались, – сказал Рейвен. – Даже если полиция меня убьет, – он похлопал по пистолету, – вот мое доказательство: Тот самый пистолет, которым я пользовался. По нему они догадаются, кто убийца. Вы велели мне бросить его там, но он здесь, при мне. Из-за него вас упрячут в тюрьму, если я вас раньше не пристрелю.

Незаметно двигаясь в своем кресле на бесшумных резиновых колесиках, сэр Маркус прошептал:

– Кольт № 7. Заводы выпускают их тысячами.

– Полиция, стоит ей только захотеть, может узнать по пистолету все, что угодно, – со злобой сказал Рейвен. – Есть эксперты... – Он хотел напугать сэра Маркуса, прежде чем застрелить его: ему казалось несправедливым, что сэр Маркус не будет мучиться, как мучилась тогда старуха секретарша. – Хотите помолиться перед смертью? – спросил он. – Вы ведь еврей, правда? Люди получше вас верят в Бога, – добавил он, вспомнив, как молилась та девушка в холодном темном сарае. Наконец кресло сэра Маркуса докатилось до стола, и колесо его коснулось кнопки звонка. Из шахты лифта донесся длинный глухой монотонный звонок. Сначала Рейвен не придал этому значения, но тут слуга (прорвалась, наверно, накопленная годами ненависть) сказал:

– Этот старый козел жмет на кнопку.

И не успел Рейвен решить, что же делать дальше, как кто-то за дверью стал дергать ручку.

– Велите им уйти, или я буду стрелять, – сказал Рейвен сэру Маркусу.

– Ты дурак, – прошептал сэр Маркус, – тебя заберут только за кражу. Если ты убьешь меня, тебе висеть.

Но мистер Дейвис готов был ухватиться за любую соломинку. Он крикнул человеку за дверью:

– Уйдите. Ради бога, уйдите.

– Вы дурак, Дейвис, – злобно прошипел сэр Маркус. – Если уж он решился убить вас...

Рейвен стоял перед ними с пистолетом в руке, прислушиваясь к завязавшейся между ними нелепой перепалке.

– Ему не за что убивать меня, – визжал мистер Дейвис. – Это вы заварили кашу. Я только работал на вас.

Слуга засмеялся:

– Два—один в вашу пользу.

– Замолчите, – злобно прошептал сэр Маркус мистеру Дейвису. – Я могу уничтожить вас в любой момент.

– Попробуйте! – закричал мистер Дейвис высоким петушиным голосом.

Кто-то навалился на дверь плечом.

– У меня хранятся дела Уэстрэндских золотых приисков, – сказал сэр Маркус. – И Восточно-африканской нефтяной компании.

Волна нетерпения захлестнула Рейвена. Сейчас эти двое уничтожали те добрые воспоминания, которые уже готовы были вернуться к нему в тот момент, когда он приказал сэру Маркусу молиться. Он вскинул пистолет и выстрелил сэру Маркусу в грудь. Только так можно было заставить его замолчать. Сэр Маркус повалился вперед, опрокинув стакан, молоко полилось на лежавшие на столе бумаги. Изо рта у него пошла кровь.

Мистер Дейвис заговорил очень быстро:

– Это все он, он, старый дьявол. Вы сами слышали. Что мне оставалось? Я был у него в руках. Я не виноват перед вами. – Он закричал: – Отойдите от двери. Он убьет меня, если вы не уйдете, – и сразу же заговорил снова (молоко, капля за каплей, стекало с подноса на письменный стол): – Я бы ничего не сделал, если бы не он. Вы знаете, что он отмочил напоследок? Он был у начальника полиции и сказал ему, чтобы тот приказал своим людям стрелять в вас без предупреждения.

Он старался не смотреть на пистолет, который по-прежнему был направлен ему в грудь. Побелевший слуга молчал и с каким-то восхищением смотрел, как вместе с кровью из тела сэра Маркуса вытекает жизнь. Вот как оно, значит, могло бы быть, думал он, если бы у него самого хватило смелости... когда-нибудь... за все эти годы...

Кто-то за дверью сказал:

– Открывайте немедленно, иначе будем стрелять через дверь.

– Ради бога, – закричал мистер Дейвис. – Уйдите. Он убьет меня. (Глаза Рейвена с удовлетворением следили за ним сквозь стекла противогаза.) Я вам ничего не сделал, – умолял он. Над головой Рейвена он видел большой циферблат: не прошло и трех часов с тех пор, как он позавтракал, он еще ощущал во рту привкус горячих и несвежих почек и бекона. Он не мог поверить, что это действительно конец: в час у него свидание с девочкой – умереть перед свиданием – так не бывает. – Ничего, – пробормотал он. – Все в порядке.

– Это ты, – сказал Рейвен, – хотел убить...

– Никого я не хотел... – простонал мистер Дейвис.

– ...моего друга, – закончил Рейвен. Слово «друг» было ему непривычно, и он заколебался, прежде чем произнести его.

– Какого друга! Я ничего не понимаю.

– Отойдите, – крикнул Рейвен через дверь. – Я убью его, если вы будете стрелять. Ту девушку, – напомнил он мистеру Дейвису.

Мистер Дейвис весь затрясся, словно в пляске святого Витта.

– Она вам не друг, – сказал он. – Почему же тогда вся полиция здесь, если она не... кто бы еще мог знать?

– За одни эти слова тебя надо пристрелить, – сказал Рейвен. – Она не пойдет меня закладывать.

– У нее же хахаль – полицейский! – закричал мистер Дейвис. – Мейтер! Он из Ярда!

Рейвен выстрелил. С отчаяньем и холодностью он уничтожил свой последний шанс на побег, истратив две пули, когда вполне хватило бы одной, – ему казалось, что он убивал не испуганного мистера Дейвиса – нет, он убивал сейчас весь мир. Да так оно, по сути, и было. Ведь мир человека – это его жизнь, и сейчас он расквитался за все – за самоубийство матери, за одинокие годы в доме для беспризорников, за свое бандитское прошлое, за смерть Кайта, старика министра и его секретарши. Другого выхода не было: он попробовал пойти по другому пути – довериться людям, и ему это не удалось. Не нашлось никого, кому можно было бы довериться: ни врача, ни священника, ни женщины. Над городом, извещая население о том, что учебная тревога окончена, загудела сирена, и сразу же колокола церквей разразились шумным и веселым рождественским гимном: «У зверей есть норы, только сыну человеческому...» Пуля разбила дверной замок. Рейвен, держа пистолет перед грудью, сказал:

– Есть там ублюдок по имени Мейтер? Ему лучше держаться подальше.

Он ждал, когда откроется дверь, и за это время он вспомнил многое, но он не помнил подробностей; события недавнего прошлого смутно переплетались в его мозгу, внутренне подготавливая его для осуществления последней мести: ему вспоминался голос, звучащий над темной улицей, на которую падает мокрый снег: «Вот белый цветок, он раскрыл лепестки...»; а потом другой голос – отшлифованный, поставленный голос пожилого человека, читающего «Мод»: «О, лишь на единый миг дай, Христос, увидеть лик...» Он стоял тогда в гараже и с чувством, мучительным и неведомым ему ранее, слушал, как в его сердце тает лед. Ему казалось, будто он проходит через таможню страны, в которой никогда еще не был, но которую никогда не сможет покинуть. Потом ему вспомнились слова девушки в кафе: «Чертов задира...» – и гипсовый младенец, покоящийся в материнских руках – его ждут обман, плети и крест. А она сказала ему тогда: «Я твой друг. Ты можешь доверять мне». Еще одна пуля врезалась в замок.

Слуга, стоявший у стены с побелевшим лицом, сказал:

– Ради бога, сдайтесь. Они все равно вас возьмут. Он сказал правду. Это действительно та самаядевушка. Я слышал, как они говорили по телефону.

Только бы не растеряться, подумал Рейвен, когда дверь поддастся, я должен выстрелить первым. Но он плохо соображал. Сквозь маску было плохо видно, и он неуклюже стащил ее одной рукой и бросил на пол. И взору слуги предстала его рваная воспаленная губа и темные, несчастные глаза.

– Вылезайте в окно, – сказал он. – И на крышу.

Но реакция у Рейвена притупилась, он и сам не знал, стоит ли ему делать эту последнюю попытку спастись. Он обернулся, но так медленно, что не он, а слуга первым заметил, что по широкому и высокому окну сползает красильная клеть. В ней стоял Мейтер: это была отчаянная попытка взять Рейвена с тылу, но детектив не учел своей неопытности. Маленькая клеть раскачивалась из стороны в сторону, одной рукой Мейтер держался за веревку, а другой тянулся к окну, поэтому револьвер ему пришлось спрятать. Когда Рейвен обернулся, он – совершенно беззащитный – висел за окном на высоте шестого этажа.

Затуманенным взглядом Рейвен следил за ним, стараясь прицелиться. Попасть было нетрудно, но он, казалось, и не хотел его убивать. Он испытывал только боль, отчаяние и полнейшую усталость. Сознание того, что его предали, не вызвало в нем ни злобы, ни горечи. Темная вода реки Уивил, скрытая густой пеленой ледяной крупы, отделяла его от враждебного мира людей. «Дай, Христос, увидеть лик». Ему с самого рождения был уготован такой конец: его предавали все подряд, пока не закрылись все пути, ведущие в жизнь: мать, которая истекала кровью в подвале; священник в доме для беспризорников, мальчишки, с которыми он оттуда удрал, потом еще этот коновал. Его предавали все; почему же он решил, что она его не предаст? Как он мог раскиснуть перед юбкой? Даже Кайт был бы теперь жив, если бы не юбка. Все они раскисали – одни раньше, другие позже: Пенрит, Картер, Джосси, Баллард, Баркер и Громила Дейн. Он медленно, рассеянно прицелился. Он был совершенно одинок и поэтому испытывал что-то вроде чувства товарищества к человеку, которого собирался убить. Кавалерист, Мейхью... Все они в свое время думали, что их юбки не такие, как у других, что они гораздо лучше. Раз уж ты родился, то постарайся уйти из жизни пораньше и не запачкаться. Впервые за все время мысль о самоубийстве матери не вызвала в нем горечи, и, пока он долго и неохотно прицеливался, Сондерс через открывшуюся наконец дверь выстрелил ему в спину. Смерть пришла к Рейвену вместе с невыносимой болью. Казалось, он должен был разрешиться этой болью, как роженица ребенком, и он всхлипывал и стонал, пытаясь освободиться от нее. Наконец она покинула его, и он последовал за своим единственным дитятей в бесконечное одиночество.