Текст книги "Наперекор стихии"
Автор книги: Диана Хэвиланд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)
– Почему ты не можешь сказать мне, куда ты едешь, ну, пожалуйста, Рауль. – Все ее естество жаждало объяснения. – Существует опасность войны с Пруссией, да?
– Не будь любопытной. Успокойся, ты ведь жена солдата. Придется привыкать к подобному. Нет никакой опасности и никакой угрозы войны.
– Но тогда тебе не пришлось бы так спешно уезжать.
– Я уже сказал тебе, что у меня приказ лично от императора.
Он притянул ее к себе, прижав к своему сильному стройному телу, сжимая ее в объятиях с неожиданным порывом насилия. Его губы, мягкие и жаждущие, прижались к ее рту. Когда он ее освободил, она пыталась заглянуть в его глаза.
– Рауль, ты не говоришь мне всего. Если опасность войны существует, я вправе знать…
Он нетерпеливо вздохнул.
– То, что в прошлом году Пруссия разгромила Австро-Венгрию, не значит, что у них хватит глупости угрожать Франции. – Потом, уже более мягко, он прибавил: – Я все же тронут твоим участием, Селена. Я люблю тебя. – Голос его был нежным. – И всегда буду любить. Ничто не в силах переменить моих чувств к тебе. Тебе следует верить этому.
– Никогда не сомневалась в твоей любви, – сказала она. И заставила себя улыбнуться: – Постараюсь вести себя, как настоящая жена солдата. Но ты ведь уезжаешь ненадолго, да?
– Ненадолго, – заверил он ее. Он подошел к ней, чтобы снова обнять, но в это мгновение их прервал паж, который вошел, чтобы забрать вещи Рауля в ожидавшую его карету.
– Позволь проводить тебя, – начала Селена.
– Нет, не надо. Становится прохладно. Еще немного, и пойдет снег. Оставайся и готовься к вечернему банкету. Ты здесь будешь самой красивой женщиной.
Он тихонько поцеловал ее, слегка прикоснувшись губами к щеке, потом повернулся и вышел. Слабость Селены не проходила, и она долго стояла, глядя в окно, выходящее в парк, где поднявшийся ветер гонял последние осенние листья.
Рауль прав, говорила она себе. Жена солдата не должна давать волю пустым страхам. Каково бы ни было его поручение, оно наверняка очень важное, иначе император не приказал бы ему уезжать в начале праздничной недели. Ей нужно гордиться тем, что мужу дали такое поручение, ведь это можно рассматривать как поощрение.
К тому времени как Селена переоделась к обеду и спустилась вниз, уже шел сильный дождь. Но в Гран-де-Фет в камине ярко горел огонь и тяжелые бархатные занавески закрывали бледные осенние сумерки. Сотни свечей мерцали в канделябрах, и их огонь переливался на волосах Селены, оттеняя медь, сверкая в складках ее платья, блистая на золотом шитье, вплетенном в чудесное бирюзовое колье, искрясь на золотистой шнуровке, обрамляющей низкое декольте ее туго затянутого корсажа.
Две стоявших неподалеку женщины обернулись посмотреть на нее, и одна прошептала что-то другой; потом обе расхохотались. Селена убеждала себя не нервничать по пустякам и не распалять свое воображение. Неожиданный отъезд Рауля все еще раздражал ее, вот и все. Возможно, дамы смеялись какой-то своей шутке.
Когда эти дамы подошли к ней, она узнала их. Мадам Валлен была женой одного важного банкира, а маркиза де Саваль была женой гусарского капитана.
– Дорогая моя мадам де Бурже, – с улыбкой сказала мадам Валлен. – Вы так прекрасно выглядите, ваше платье – оно просто очаровательно.
– Благодарю вас, – сказала Селена. Она была почти готова вернуть комплимент, когда маркиза рассмеялась тонким смешком.
– Первый раз в Компьене, да? – спросила она. – Без сомнения, вам понравится празднество после обеда.
– Празднество? – повторила Селена.
– Ну, а как же? Всякие такие игры, знаете ли. Жмурки и шарады. Ну и конечно, лотерея. – Маркиза снова рассмеялась.
Для Селены это звучало несколько по-ребячески, но она вежливо что-то пробормотала, заверив дам, что с нетерпением ждет развлечений после обеда.
Потом среди собравшихся прокатился ропот, и все головы повернулись к дверям особых покоев императора. Двери распахнулись, и вошли Луи Наполеон и Эжени. «На Эжени слишком много косметики», – подумала Селена. Ее лицо покрывал густой слой рисовой пудры, при этом оно казалось неестественно бледным, хотя она и выглядела царственно в своем салатовом атласном платье со шлейфом. На императоре был традиционный белый королевский сюртук и белые шелковые чулки под панталонами. На груди его красовалась бело-золотая звезда Почетного легиона.
Мужчины взяли под руку своих спутниц и двинулись в столовую, и Селена на мгновение растерялась. Потом высокий герцог де Бассано, главный эконом, подошел сзади и предложил ей руку. Он имел весьма внушительный вид в алом плаще, с цепью из зеленых и золотых желудей.
Хотя стол был богат и впечатляющ, Селена едва замечала, что ест, потому что все еще думала о Рауле. Было что-то в его лице, голосе, когда он покидал ее, что беспокоило ее.
После обеда гости возвратились в гран-салон, но Селена, хотя и смотрела по сторонам, не предприняла никакой попытки принять участие в играх. Было нелепо видеть этих пышно разодетых дам и мужчин, занимающихся забавами, которые больше подошли бы Кейту и его друзьям.
Но когда объявили лотерею и на стол в углу салона водрузили позолоченную корзину, мадам Валлен взяла Селену под руку.
– Пойдемте, милая, – сказала она с лисьей усмешкой и особым блеском в глазах, – не следует стесняться.
– Ну, право же, – сказала другая дама, подталкивая Селену вперед. – Вам принесет счастье эта ночь.
Селена позволила увести себя. Было бы грубым не участвовать в празднике, к тому же, наверное, приз должен быть необыкновенным, и это случай отличиться среди этих дам. Маркиза объяснила, что каждая из длинных атласных лент, свисавших с корзины, соединялась с какой-нибудь безделушкой различной формы. Безделушка, которая давала даме право на приз, заранее была выбрана герцогом де Бассано и держалась им в секрете.
Селена заметила, что в состязании участвовали только дамы. Мужчины стояли рядом, наблюдая и обмениваясь понимающими усмешками. «Если бы Рауля не отозвали так внезапно… – думала Селена. – Путешествие в такую сырую осеннюю погоду не доставит ему удовольствия, а может, он спешит к прусской границе…»
– Ну, давайте, – поторопила мадам Валлен, – возьмитесь-ка тоже за ленту.
Взявшись каждая за свою ленту, дамы зашептались и захихикали, как стайка школьниц.
– Ох, посмотрите на это! И на это… А вот что я вытащила!
Одна из дам вытянула золотую пчелку с глазками из драгоценных камней, а другая – брошь в виде орла, украшенную камнями и эмалью. Селена засмеялась от удовольствия, увидев собственную вещицу: золотого оленя, простого, но с изящной гравировкой и с блестящим изумрудным глазом.
– Олень! – провозгласил герцог де Бассано. – Дама, вытянувшая оленя, победитель!
– Ну, вот видите, я говорила вам, что эта ночь будет счастливой для вас, – услышала Селена позади себя женский голос.
Все сложилось так удачно, что Селена подумывала, не подстроил ли это император, чтобы компенсировать ей отъезд ее мужа. Если так, то это был заботливый жест. Да и сам по себе приз был, без сомнения, щедрым.
Но к ее изумлению, никакого представления не произошло. Напротив, дамы начали подниматься наверх подправить макияж и прически перед началом танцев. Селена в недоумении тоже пошла.
Она взошла на лестницу, окруженная другими дамами, юбки которых шуршали, а густой запах духов наполнял теплый воздух. Потом она пошла в направлении своей комнаты, но на пути ее встретил паж, который был приставлен к ней и Раулю.
– Прошу сюда, мадам, с вашего позволения, – сказал он.
– Но моя комната в другом крыле, – возразила она.
– Ваше местоположение изменилось, – сказал мужчина с бесстрастным выражением лица.
– Но…
– Прошу сюда, мадам, – повторил паж.
Селена повернулась, чтобы последовать за ним, но ее поразили слова, произнесенные маркизой де Саваль:
– Слушайте, это притворство, эта девичья невинность становятся несколько надоедливыми!
– Ну а теперь, милочка, – ответила мадам Валлен, – не показывайте когти, а то еще подумают, что вы ревнуете.
– Ревную? Вот уж нет. Не имею желания занять место в императорском Оленьем Парке. – В голосе маркизы слышалась злоба, но более всего Селену взволновали ее слова. Оленьем Парке…
Селена никак не могла вспомнить, что связано с этим названием. Но уже находясь в своих покоях, ее вдруг озарило с ужасающей силой. Она оглядела комнату с затянутыми шелком стенами, мраморным камином и вспомнила. Олений Парк! Тот самый Олений Парк, который держал Луи XV, из молодых крестьянских девушек, некоторые из них были почти детьми, которых обучали удовлетворять ненасытным физиологическим потребностям короля. Она посмотрела на золотого оленя, зажатого в руке. Призом ей станет ночь, проведенная в постели с Луи Наполеоном!
Так вот почему Рауля отослали по срочному поручению, вот почему у нее новая комната. Олений Парк!
Ее щеки запылали от гнева и возмущения. Все ее тело содрогалось от ярости. Инстинктивно она прошла прямо в гардеробную, где уже были развешаны ее платья, схватила и натянула на себя первое попавшееся пальто. Потом развернулась и пошла по коридору.
– Селена, что такое? – Это была Полина Меттерних, чье маленькое, желтое обезьянье личико застыло в изумлении. – Куда это ты собралась?
– Не знаю, только бы подальше отсюда, обратно в Париж… Да, туда я и поеду, прямо в Париж! Боже мой, как он мог?!
Полина взяла Селену за руку и отвела назад, в богато украшенную спальню. Она закрыла дверь.
– Возьми себя в руки, – твердо сказала она. – Ты хочешь устроить скандал?
– Скандал?! Да вовсе не я устраиваю скандал, Полина! Этот безобразный, отвратительный коротышка! Какой повод дала я ему думать, что я хочу разделить с ним ложе?
– Так ты действительно ничего не знала о том, зачем устраивается лотерея? – Она удивленно посмотрела на Селену. – Выходит, ты новичок при дворе, так?
– Да, так и есть. Но я кое-что знаю из французской истории – у меня была гувернантка-француженка. И когда я услышала, что маркиза де Саваль говорит об Оленьем Парке, я вспомнила книгу…
– Олений Парк, неплохое сравнение, – сказала Полина. Рассмеявшись, она уловила гримасу отвращения на лице Селены. – Ты выглядишь совсем больной, вся дрожишь. Но тебе нечего бояться… В конце концов, ты уж не такая неопытная. Ну, а что до императора, он уже не молод. И не так требователен… Он подождет, пока минует полночь, а потом проскользнет в комнату через вот эту маленькую дверцу, одетый в одну из этих ужасных шелковых ночных рубашек, так я думаю.
– Так хочу сказать тебе, что я не буду его дожидаться! – прервала ее Селена дрожащим от ярости голосом. – И вовсе не боюсь, я просто в бешенстве! – Глаза Селены сверкали, а пальцы сжались в кулак. – Луи Наполеон может тешиться, считая себя новым Луи XV, но я не какая-нибудь беззащитная крестьянка. Я жена Рауля де Бурже. – Она выпрямилась. – Если император думает, что может взять меня силой, он ошибается!
– Взять тебя силой? Но моя милая Селена, любая женщина сегодня вечером почла бы за честь победить в лотерее.
– Неужели? А как же Эжени? Может быть, она и не испытывает больше никаких чувств к мужу, но она гордая женщина. Это же удар для нее!
– Эжени уже смирилась с шалостями мужа. Но что касается тебя… – Полина тщательно изучала Селену. – Что касается тебя, может быть, ей это и не будет безразлично. Ты красива, а семья твоего мужа знатная. Да и характер у тебя твердый, что достаточно ясно. Если Эжени решит, что ты можешь приобрести на императора длительное влияние, это глубоко ранит ее. Ее все еще величают «испанкой», но она предана Франции. Любовница с политическим влиянием – нет, это не придется ей по вкусу.
– Этого ей бояться не стоит, – сказала Селена. – И я пойду и прямо сейчас ей об этом скажу.
– Нет! Вот этого ни в коем случае делать не надо. Ты на самом деле слишком порывиста и безрассудна.
– Да, говорят… – сказала Селена.
– Но на сей раз, однако, ты должна быть осмотрительной. Слушай-ка, Селена, ты уже не ребенок. И ты не первая, которой придется смириться и принять… ну, знаки внимания неприятного человека. Конечно, ты можешь…
Но Селена уже не слушала, а вспоминала путешествие из Сен-Дени в Тимгад, Фурье и Жиро, и других людей. Но жизнь ее теперь переменилась. Рауль дал ей новую жизнь, полную достоинства и чести, и она знала, что, если уступит императору, она вновь Станет бессловесным и бездушным существом, как то было прежде. Что пыльная земля Тимгада, что эта роскошная постель с бархатным балдахином и шелковым пологом – никакой разницы.
– Нет! Никогда больше, никогда!
– Селена, ты должна принять в расчет…
– Нечего принимать в расчет! Я уезжаю из Компьена. Прямо сейчас!
– Но скандал, какая пощечина императору…
Селена собрала самое необходимое.
– Не пытайтесь остановить меня!
– Сомневаюсь, что смогла бы это сделать, если бы и попыталась. – На лице Полины беспокойство боролось с восхищением. – Так, прекрасно… Но я хотя бы могу сделать что-нибудь, чтобы смягчить императорский гнев. У тебя есть ребенок, маленький мальчик?
– Да, но я не понимаю, как…
– Дай-ка подумать. – Она на мгновение замолчала. Настенные часы громко тикали, и дождь, который теперь смешался со снегом, стучал в окна. – Я скажу императору, что твой сын заболел, что ты получила об этом известие и, не желая портить праздника, тут же уехала. Кстати, где твой сын?
– В Лоррейне, с родителями Рауля.
– Отлично. Ну, а пока я пошлю за каретой, чтобы отвезти тебя на вокзал.
– А как думаешь, император поверит тебе?
– Может, и не совсем. Но это сгладит впечатление. Конечно, он может заподозрить неправду, и это не добавит ему мужского достоинства.
– Черт бы побрал его мужское достоинство! – сказала Селена. Желая поблагодарить Полину за участие, она протянула руку и тут же ощутила, что все еще сжимает золотого оленя. – Вот, отдай какой-нибудь другой даме. А лучше всего, отдай его Эжени.
Полные губы Полины Меттерних искривились в усмешке. Ее маленькие карие глазки озорно замигали.
– А я ведь могу так и сделать, – сказала она.
Во время возвращения в Париж Селена уверяла себя, что поступила правильно. Хвала небесам, что Рауль уехал! Ко времени его возвращения она полностью придет в себя и сможет придумать правдоподобное объяснение своего бегства из Компьена.
Добравшись наконец до дома, она желала лишь одного – подняться наверх и заснуть. Не нужно будить никого из слуг, так как было далеко за полночь.
На площадке второго этажа она остановилась, заметив полоску света из-под двери кабинета Рауля. Может, кто-то из слуг забыл выключить свет?.. Она открыла дверь и застыла, увидев Рауля, сидящего в кресле, в расшитой ночной рубашке и в тапочках, с наполовину опорожненной бутылкой бренди, стоящей перед ним.
Увидев жену, он встал, его глаза были холодны от ярости.
– Какого черта ты здесь делаешь?! – спросил он. – Почему ты уехала из Компьена?
33
Селена стояла, глядя на Рауля, и не могла отвести глаз от его лица, даже когда расстегивала плащ, чтобы бросить его на ближайшее кресло. Ее подозрения, вызванные вопросом Рауля и злобой в его голосе, все возрастали, пока она не почувствовала, что не может больше молчать.
– Ты оставил меня в Компьене, чтобы отправиться по очень важному секретному поручению, по крайней мере, ты заставил меня в это поверить. Но ты ведь лгал мне, не так ли?
– Нет. Завтра я должен осмотреть укрепления в Мон-Валерьен.
– Мон-Валерьен? Совсем рядом с Парижем? – в голосе Селены слышалась насмешка. – Отговорка… Это лишь предлог, чтобы убрать тебя с дороги, освободив Луи Наполеону путь в мою постель. Ты знал о его планах, но охотно уехал!
Селена не знала, какого ответа она ожидала: раскаяния, стыда, признания своей вины, но Рауль говорил спокойно:
– А если и так? В данном случае я не мог поступить иначе. Но ты – ты разрушила все, прибежав сюда, в Париж, как перепуганная школьница.
– Как жена! Я твоя жена, – напомнила ему Селена.
– Император увлекся тобой, ты вскружила ему голову! Я уверен, ты почувствовала это, Селена…
– Разумеется, но я и представить себе не могла, что ты вручишь меня ему.
– Ты думаешь, я хотел этого? – Голос Рауля стал хриплым, и Селена, взглянув на почти пустой графин с бренди, поняла, что он выпил больше, чем обычно. – Ты думаешь, мне было бы приятно думать, что ты спишь с другим мужчиной?
– Тогда зачем ты оставил меня с ним?
– Потому что это было необходимо. Постарайся понять. Несколько часов или даже ночей с императором, и ты могла бы быть уверена в прекрасном будущем для нас обоих. Нет пределов тому, что может достичь человек, завоевав благодарность императора.
– И ты был готов продать меня, обменять… на что? На звание генерала? На пост военного министра?
– Какое это имеет значение сейчас? Мне повезет, если меня не отправят в Алжир, чтобы провести остаток карьеры в каком-нибудь жалком гарнизоне в Сахаре.
Селена посмотрела на Рауля так, как будто видела его впервые.
– Я знала, что ты честолюбив, – сказала она, стараясь контролировать свой голос. – Но я и подумать не могла, что ты попросишь меня заниматься проституцией, чтобы угодить твоим амбициям.
– Разделить постель с императором – не проституция.
– Правда? Наверное, ты назвал бы это средством для достижения цели.
Рауль пожал плечами.
– Избавь меня от поучений, – холодно сказал он. – Когда ты выходила за меня замуж, ты не была маленькой, всеми опекаемой девственницей. Ты забыла о Фурье и о том капитане, как там его звали?
Тело Селены охватила дрожь, и хотя ее тонкие атласные туфли промокли насквозь, а подол бирюзового бального платья прилипал к лодыжкам, она знала, что чувство ледяного холода, охватившее ее, было результатом не дождя и снега, от которых промокла ее одежда, а того, что грубый вопрос Рауля снова разбудил в ней старые пугающие воспоминания.
– Капитана звали Жиро. – Она говорила чуть ли не шепотом. – Это было животное, чудовище, получающее удовольствие от чужих страданий. Но мне пришлось подчиниться ему – сопротивление означало бы смерть.
– А Брайн Маккорд? Он тоже овладевал тобой силой? Он запугивал тебя или…
– Я любила Брайна. Я сама отдалась ему, по своей воле, потому что любила его.
– И до сих пор любишь. Да, дорогая моя женушка, ты думаешь, я не знаю? Каждый раз, когда я тебя целую, занимаюсь с тобой любовью, я знаю, что ты мечтаешь, чтобы рядом с тобой был Брайн!
Селена хотела опровергнуть его обвинения, но не могла, потому что в этот момент точно знала, что все еще любит Брайна.
– Ты дурочка, Селена, – сказал Рауль. – Все эти годы ты мечтала о человеке, который вообще никогда тебя не любил, который бросил тебя, чтобы вернуться на «Ариадну», не подумав о том, что станет с тобой. Он ничего для тебя не сделал! Ты могла бы закончить жизнь в сточной канаве!
Голос Селены задрожал от ярости.
– Ты сам говорил мне, что Брайн кое-что сделал для меня, сказав тебе, что я стану твоей любовницей после того, как он уйдет в море, не так ли?
– Ты не можешь винить меня в этом, – сказал Рауль. – Я так сильно хотел этого…
– И ты думал, что твоя ложь заставит меня ненавидеть Брайна и обратиться к тебе за утешением?
– Какая разница? Ты теперь моя жена.
– Да, я твоя жена. Но ты был готов забыть об этом, по крайней мере на этот вечер. Может быть, я не любила тебя так, как любила Брайна, но я была благодарна тебе, уважала тебя. Я уважала наш брачный обет и думала, что ты тоже. Теперь я знаю другое.
Рауль попытался взять ее за руку, чтобы успокоить, но Селена отшатнулась.
– Несколько минут назад ты говорил о капитане Жиро…
– Мне не следовало этого делать! Такие вещи лучше забыть.
– Забыть! Ты не забыл, и я никогда не забуду. – Ее глаза горели холодной яростью. – Когда я надоедала Жиро, он продавал меня любому из повстанцев. Несколько франков – все, что он просил у них. Но ты, мой муж, установил за мое тело более высокую цену.
– Хватит!
В другое время взгляд Рауля утихомирил бы ее, заставил замолчать, но сейчас злость была в ней сильнее других чувств.
– Для мужчины, продающего свою женщину другому мужчине, есть название. Мне сказать или ты сам знаешь, кто ты?
Рауль размахнулся, и она почувствовала жалящую силу пощечины. Но боль ничего не значила для нее. Теперь она говорила спокойно.
– У тебя много общего с капитаном Жиро, – сказала Селена.
Рауль вздрогнул, и она подумала, что он снова ударит ее, но вместо этого он отвернулся, и она почувствовала, как ярость покидает ее, уступая место отчаянию. Придерживая юбку, она медленно вышла из кабинета и поднялась в свою спальню.
В камине с мраморной полкой не горел огонь, так как никто не ожидал ее сегодня. Селена подумала, что могла бы позвонить горничной, но решила не делать этого. Она сняла мокрые туфли, сырые шелковые чулки, расстегнула бальное платье, тут же упавшее на пол. Медленно, в каком-то оцепеневшем изнеможении она закончила раздеваться, нашла ночную рубашку и надела ее. Не успела она лечь, как сон охватил ее.
На следующий день, в полдень, Рауль вошел в ее комнату. Селена уже встала и оделась. Когда он вошел, она отвернулась от окна, в которое рассматривала бесконечный поток экипажей, едущих по улице Риволи.
Рауль выглядел привлекательным и спокойным в своей форме, с орденом Почетного легиона, сверкающим на мундире.
– Доброе утро, дорогая, – сказал он. Увидев поднос с завтраком возле кровати, он продолжил: – Я думал, ты позавтракаешь со мной внизу, но, может быть, так даже лучше. Ты можешь отдыхать весь день, а я через час поеду в Мон-Валерьен.
Ничто в его голосе и манерах не изменилось, и Селена поняла, что он решил притвориться, будто ничего не произошло.
– Меня не будет несколько дней, – продолжал Рауль. – Надеюсь, ты не будешь чувствовать себя одиноко. – Затем, как будто это только что пришло ему в голову, он сказал: – Ты напишешь императору письмо, где принесешь извинения за свой неожиданный отъезд.
– Как хочешь, – сказала Селена. – Но Полина Меттерних уже придумала для меня оправдание. – Увидев удивление Рауля, она продолжила: – Полина предложила сказать императору, что я уехала, получив письмо от твоих родителей, в котором говорилось, что Кейт заболел.
– Она разумная женщина, – сказал Рауль, явно с облегчением. – И ценный друг. Если ты ей нравишься, она может нам очень помочь.
Теперь он говорил более оживленно, и Селена поняла, что к нему вернулась самоуверенность.
– Может быть, тебя и не пошлют в гарнизон в пустыне, в конце концов, – спокойно сказала Селена. – Я надеюсь на это ради тебя.
– И ради себя тоже, дорогая моя. Ты все еще моя жена, и твое будущее – часть моего. Со временем ты поймешь это.
– Ты ошибаешься. Я ухожу от тебя, Рауль…
– Уходишь от меня? Что ты имеешь в виду? Куда ты пойдешь?
– В Ливерпуль, Родманы, несомненно, предоставят нам комнаты в своем доме.
– Нам? Нет, Селена! Ты не можешь отвезти нашего сына в Ливерпуль или куда-либо еще, не договорившись со мной.
– Кейт – сын Брайна.
– Тебе долго придется доказывать это, не так ли? Брайн никогда не признавал ребенка своим. Кейт носит мое имя, и мои родители признали его своим внуком. Ты знаешь, как они любят Кейта.
Селена почувствовала укол жалости, подумав о матери Рауля, становившейся с каждым годом все болезненнее, и о генерале де Бурже, бывшем всегда по-старомодному галантным с Селеной.
– Мне не хотелось бы причинять боль твоим родителям, – сказала Селена, – но я не могу уехать из Франции без сына.
– Ты не можешь уехать из Франции вместе с ним, – сказал Рауль. – Здесь женщина, оставляющая мужа, не имеет права заботиться о ребенке.
– Я обращусь в суд, если придется, – сказала Селена.
– Это будет самым глупым решением, подумай о Кейте! Ты слишком его любишь, чтобы позволить называться незаконнорожденным в глазах всего мира. Это разрушит его будущее!
– Ты используешь мою любовь к Кейту, чтобы удержать меня, зная, что я сейчас чувствую к тебе?
Посмотрев на Рауля, Селена прочитала ответ в его глазах и поняла, что побеждена, оказавшись в ловушке брака, не имеющего для нее больше никакого значения.
Когда Рауль вернулся из своей поездки в Мон-Валерьен, Селена, желающая хоть ненадолго уехать от него, спросила, может ли она съездить в Лоррейн.
– Мы поедем вместе, – ответил ей Рауль.
Он считал необходимым поддерживать иллюзию, будто ничего не произошло, будто они все еще счастливая супружеская пара, и Селене пришлось играть свою роль.
Родители Рауля были удивлены неожиданным визитом, а Кейт – крупный, крепкий мальчик – бросился в объятия Селены, потом повел ее посмотреть подаренного дедушкой гнедого пони.
Мальчик сиял от гордости, забираясь на пони, весь в нетерпении показать свое искусство.
– Когда-нибудь я проеду перед императором, как папа. – Его серые глаза под темными бровями загорелись при мысли об этом. – И у меня будет мундир и сабля, как у папы.
Селена обняла Кейта и почувствовала волну любви, захлестнувшую ее, непреодолимое желание защитить сына от всех опасностей, которые ждут его впереди. Но через мгновение она отпустила мальчика, подумав, что такое проявление чувств не подходит будущему солдату.
Селена смотрела на едущего по дорожке на пони сына и думала: «Нет, я не смогу оставить его. В этом Рауль был прав». Еще он был прав, обвиняя ее во все продолжающейся любви к Брайну. Что ж, даже если она никогда больше не увидит Брайна, у нее есть его сын.
Селена и Рауль вернулись в Париж незадолго перед Рождеством, привезя с собой Кейта. Рауль продолжал вести себя так, как будто ничего не случилось. Он был галантен и внимателен на людях, сопровождая ее на бесконечные балы и поездки в театр и оперу. Он подарил ей великолепную русскую соболью шапку, а на Новый год удивил санями, сделанными в форме лебедя, которые везла пара лошадей с серебряными колокольчиками и красной сафьяновой упряжью, отделанной серебром.
Накануне шел снег, и они вместе поехали на санях нанести традиционный визит в Тюильри, чтобы отдать дань уважения императору и императрице.
Когда вошла царственная чета, Селена почувствовала, как Рауль сжал ее локоть. После небольшой паузы Луи Наполеон сказал:
– Надеюсь, ваш сын оправился после своей болезни.
Его глаза под тяжелыми веками смотрели загадочно.
– С мальчиком уже все в порядке, ваше величество, – сказала Селена.
– Эти детские болезни всегда так неожиданны, – сказала Эжени. – Иногда это пугает.
Император подошел к следующему гостю, чтобы сказать ему несколько слов, но Эжени выждала момент и сунула Селене маленькую коробочку.
– Кое-что на память, – мягко сказала она и тоже отошла, выглядя по-настоящему царственно в бархатном платье бронзового цвета.
Возвращаясь домой, Рауль был явно спокойнее. Император предпочел принять извинения Селены за быстрый и неприятный отъезд из Компьена; как и Рауль, он выбрал приукрашенную иллюзию, а не ранящую действительность.
– Что дала тебе императрица? – спросил Рауль.
Селена достала из собольей муфты маленькую коробочку и открыла ее. Внутри лежала золотая брошь, искрящаяся в лучах зимнего солнца. Брошь была прекрасной гравировки и стоила немалых денег.
– Единорог, – сказала Селена, немного озадаченная. – Смотри, один рог. Интересно, почему… – Она вспомнила золотого оленя, которого отдала Полине Меттерних в тот вечер в Компьене со словами: «Отдай это Эжени».
Рауль мельком взглянул на брошь.
– Единорог часто появляется в средневековых произведениях искусства, – сказал он. – Его считали символом добродетели…
Хотя Селена продолжала играть свою роль, появляясь с Раулем в обществе, оказывая ему знаки любви перед гостями, она не могла притворяться в постели. В течение нескольких месяцев после случая в Компьене Рауль продолжал пытаться пробудить в ней ответные чувства, но несмотря на то, что он был умелым и страстным, как и прежде, она уже не могла отвечать на его ласки. Селена покорно отдавалась ему без протестов, но и без страсти.
Она не была особенно удивлена, когда, спустя несколько месяцев подобных отношений, до нее дошли слухи о его любовных делах на стороне. Любовниц Рауль постоянно менял. Он проводил ночи с танцовщицами из оперы, с актрисами из «Комеди Франсез», с манекенщицами из «Дома Ворта», маленькой хорошенькой ассистенткой модистки. Когда прошел первый шок, Селена поняла, что не винит Рауля, у нее было достаточно честности, чтобы смотреть правде в глаза: несчастье в браке не было только его виной, она тоже внесла свой вклад в их отношения, когда согласилась выйти замуж, зная, что не любит его по-настоящему. Селена понимала, что позволила себе стать слишком зависимой от Рауля в месяцы, когда выздоравливала в Алжире. Она пыталась отказаться от своей любви к Брайну…
Она также пыталась, но безуспешно, утешить себя сознанием того, что состояние ее брака не столь необычно в обществе, частью которого она была; что многие другие замужние женщины, знакомые ей, были равнодушны к своим мужьям и без зазрения совести заводили любовников. Но Селена хотела единственного мужчину, а он никогда больше не захочет ее. Он покинул ее в ярости, уверенный, что она его предала.
Еще некоторое время после новогоднего визита в Тюильри Селена чувствовала себя неловко в присутствии императора, боясь, что он снова начнет делать ей предложения. Но вскоре поняла, что ее опасения на этот счет безосновательны, Луи Наполеон был с ней формально вежлив, как и со всеми гостями; может быть, он не хотел вторичного поражения, может быть, его беспокойный взгляд устремился на другую красотку… Но наиболее вероятно, решила Селена, он стал слишком занят государственными делами, чтобы гоняться за строптивой женщиной.
К концу 1868 года император больше не мог игнорировать угрозы своему режиму. Надеясь завоевать поддержку французов, отвернувшихся от него, он наконец начал предлагать им драгоценную свободу, но слишком поздно. Подарив газетам больше свободы, чем они имели в декабре 1851 года, он подвергся нападкам таких либеральных газет, как «Раппель», «Ревьель» и «Ла Лантерн». Он дал рабочим право на забастовки, и по всей стране начались волнения, а правительственные войска стреляли в шахтеров и рабочих фабрик. Запрещенная «Марсельеза» стала слышна даже на бульварах Парижа.
В 1869 году, теплым июньским вечером, Рауль и Селена ехали в оперу и увидели толпы разъяренных рабочих, наводнивших улицы. Селене стало не по себе.
– Может, нам стоит вернуться? – спросила она.
– Чепуха! Как только призовут кавалерию, порядок будет восстановлен. Рабочим не нужно учиться читать. Их взбудоражили республиканская пресса и работы Карла Маркса, и теперь они требуют каких-то неслыханных привилегий.
– Зима будет тяжелой, – сказала Селена. – А из-за инфляции многие рабочие не смогут прокормить свои семьи.
– Без сомнения, они не имеют права собираться для протеста. Император слишком мягок с ними. Он пытается задобрить этот сброд, но они понимают только силу. – Рауль покачал головой. – Он уже не тот человек, который взял под контроль всю Францию силой войск в пятьдесят первом.
