Текст книги "Наперекор стихии"
Автор книги: Диана Хэвиланд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)
31
Их пригласили на Королевский карнавал. Летом 1867 года обладатели царской власти со всего света собрались в Париже. Приехали русский царь Александр II, Вильгельм I из Пруссии. Перед закрытием Парижской выставки на ярмарку собирались прибыть и другие: принц Уэлльский, короли Бельгии, Швеции и Португалии. Турецкий султан и вице-король Египта. Но в то прекрасное июньское утро для Селены самыми важными гостями были Дональд Родман и его жена. До сих пор с трудом верилось, что Дейзи и Дональд женаты, что Дейзи теперь уважаемая матрона, столп ливерпульского общества.
– Так мило с твоей стороны было купить места на лучшей трибуне для Дональда и Дейзи и ложу на сегодняшний вечер, когда будут давать «Великую герцогиню Жерольстинскую», – сказала Селена. Она поправила орден Почетного легиона на мундире Рауля, зная, как гордится ее муж этой наградой, полученной им вскоре после женитьбы, в качестве признания его заслуг в атаке, сыгравшей решающую роль в подавлении восстания в Алжире.
Если бы только родители Рауля приехали на церемонию! Но старый генерал прислал свои извинения, сообщив что ухудшающееся здоровье жены не позволяет ему покидать поместье. Но и Рауль, и Селена, знали: несмотря на то, что мать Рауля действительно перенесла сердечный приступ несколько недель назад, это не являлось единственной причиной отсутствия генерала. Стало очевидно, что хотя он гордится военной доблестью своего сына, к наградам Луи Наполеона он испытывает лишь презрение.
Тем не менее Селена очень волновалась, глядя, как ее муж получает признание своей доблести. А сегодня, в воскресенье, Рауль должен был участвовать еще в одной церемонии – смотре французской армии, устраивавшемся на ипподроме в Лонгшамп, в честь царственных гостей императора.
Радость от того, что на трибуне рядом с ней будут Дональд и его жена, заставляли Селену думать о событиях предстоящего дня с возрастающим возбуждением.
– Вам всем стоит пораньше приехать в Лонгшамп, – сказал ей Рауль. – Этот день надолго запомнится. А когда Кейт станет офицером в нашем полку, он тоже с гордостью будет вспоминать этот день.
За два года их брака Селена привыкла к уверенности Рауля в том, что Кейт станет военным. Оба брата Рауля погибли, сражаясь за Францию: один в Мадженте, во время Австро-Сардинской кампании, а другой в Мексике, всего несколько лет назад.
– Рене погиб во время первой осады Пуэбла, – сказал старый генерал Селене, его голос был полон гордости.
– Но вы же не одобряете вторжение императора в Мексику, – сказала Селена, недоумевая.
– Дитя мое, ты не понимаешь. Дело не в императоре – он получит по заслугам. Дело в наших традициях чести… Слава! Вот ради чего мои сыновья отдали свои жизни!
Но Селена продолжала протестовать, так как знала, что существует иная сторона войны, не имеющая ничего общего со славой. Она вспомнила своего брата Марка, погибшего на борту «Хирона», лейтенанта Рошфора и его людей, расстрелянных у стен Сен-Дени, еще более ужасную смерть Крейга в крепостном караульном помещении. Рауль и его отец говорили только о славе, а Брайн говорил о смерти своих людей на «Ариадне», о боли и страданиях. Брайн рассказал бы своему сыну об этой стороне войны. Но Брайн никогда не увидит своего сына, а Кейт вырастет в уверенности, что военная карьера – единственная возможная для него. Вот и сегодня он будет вместе с Селеной на трибуне и, несомненно, поразится великолепием разворачивающегося перед ним зрелища.
– Там будет королевская охрана, – говорил Рауль, приводя в порядок свой мундир. – Гренадеры, зуавы…
– И Шоссерс д’Африк, – сказала Селена, отбрасывая все сомнения. – Уверена, ты и твои люди будете самыми лихими.
– Говоришь как любящая жена. – Он обнял ее и прижал к себе, его губы были горячими и требовательными. После двух лет брака он желал ее все так же сильно, а она, если и не могла отвечать ему от всей души, чувствовала возбуждение, удовлетворение своей страсти от его ласки.
Несколько часов спустя Селену усадили на трибуну вместе с Кейтом, Дейзи и Дональдом. Дейзи слегка располнела, но вся излучала счастье, в ее голосе и глазах появлялась мягкость, когда она разговаривала с мужем или смотрела в его направлении. Что касается Дональда, в его поведении появилась уверенность в себе, он выглядел процветающим ливерпульским кораблестроителем до кончиков ногтей.
– Мы не можем остаться в Париже больше чем на неделю, – говорила Дейзи. – У Дональда очень много работы…
Она рассказала, что им с Дональдом удалось увидеть на ярмарке: египетский храм, персидский караван-сарай, японский бамбуковый дом.
– А эта замечательная венская пекарня – ах, у них самые восхитительные пирожные и кофе с целой горой взбитых сливок.
Ее слова тронули Селену, она вспомнила полумертвую от голода манчестерскую беспризорницу, с которой она разделила обед в гостинице Эммы Пристон.
– Дональда больше всего заинтересовал Дворец промышленности, – продолжала Дейзи. – Ну и шумно там – колеса, механизмы, поршни ходят туда-сюда… А этот дым – похуже, чем на ливерпульских верфях.
Дональд любяще рассмеялся.
– А ты разве не таскала меня на показ мод? Выкройки платьев и все такое?
– Корсеты мадам Деморест, – сказала Дейзи с улыбкой. – И подвязки для чулок, и…
– Дорогая, ради Бога!
– Это куда полезнее той огромной уродливой пушки, которую выставили пруссаки, – сказала Дейзи.
Дональд перестал улыбаться, и его взгляд стал встревоженным.
– Уродливой – может быть. Но очень действенной. Пятьдесят восемь тонн стали, а может выстрелить тридцатифунтовым ядром.
– На Рауля это не произвело впечатления, – сказала Селена. – Все французские офицеры, с которыми я говорила об этом, заявляли, что она бесполезна, разве что от нее много шума.
– Возможно, – тихо сказал Дональд, – но это может изменить способ ведения войны, и весь мир…
– А корсеты мадам Деморест собираются изменить нас, – сказала Дейзи. – И я рада, что больше не увижу эти огромные кринолины, а ты, Селена? Новые узкие юбки гораздо удобнее, а турнюры – вот что самое интересное, – нужна сноровка, чтобы без треска садиться.
– Дорогая моя, ты безнадежно легкомысленна, – сказал Дональд. И добавил, пожимая ее руку: – Никогда не меняйся.
Он мог бы сказать больше, но послышались оружейные выстрелы из крепости в Мон-Валерьен, близ ипподрома, и по сигналу люди поднялись. Дональд посадил Кейта на плечо, чтобы тот мог все видеть.
Луи Наполеон выехал на великолепной вороной лошади, сопровождаемый отрядом испанцев на их арабских пони, справа от императора ехал русский царь, а слева прусский король Вильгельм.
Селена не могла не вспомнить слова Дональда о большой пушке, сделанной на заводах Круппа. Она отбросила непрошеное воспоминание и погрузилась в великолепие зрелища. Кейт визжал от восторга. Император и его окружение, включая генералов и других сановников, заняли свои места. Селена, захваченная всеобщим возбуждением, поднесла к глазам театральный бинокль и увидела, как на поле, галопируя, выехали гусары, кирасиры и Шоссерс д’Африк.
– Где папа? – закричал Кейт, и Селена показала ему Рауля, ехавшего во главе своего отряда, великолепного в форме со сверкающим на июньском солнце золотым шитьем. – Папа! – закричал Кейт с круглыми от волнения глазами.
Селена заметила, как Дональд и Дейзи обменялись быстрыми взглядами. Одобряли ли они решение Селены позволить Раулю называть Кейта своим собственным сыном? Знали ли они, что она не могла смотреть на ребенка, не вспоминая Брайна?
Офицеры отсалютовали саблями и закричали: «Да здравствует император!» Их крик потряс воздух, а солнце сверкнуло на поднятых клинках. Селена сказала себе, что таким отцом, как Рауль, мог бы гордиться любой ребенок. И Кейт всегда будет гордиться, он не испытает того стыда, который пережил Брайн в Нью-Орлеане.
Позже, когда они уезжали с ипподрома, Селена слышала, как все французы с гордостью говорят о смотре, вспоминая триумф в Малакове, крепости, взятой под командованием генерала Мак-Макагона и его зуавов во время Крымской войны; другие вспоминали битвы под Мадженте и Сольферино, битву Иностранного легиона в Камеруне, когда два офицера и пятьдесят девять легионеров выдержали атаку двух тысяч мятежников. Селена слышала от отца Рауля рассказ о том, как к концу дня под палящим солнцем только трое легионеров могли стоять, тем не менее перед лицом мексиканских штыков они отказались сдать свое оружие, а мексиканский командир пощадил их, сказав: «Это не люди, это дьяволы».
«Слава, – думала Селена, пока Дональд усаживал ее в открытый экипаж. – Неистребимая вера французов в важность военной чести и храбрости». И снова она вспомнила огромную уродливую пушку на выставке.
– Как мило, что твой муж заказал для нас ложу на сегодняшний показ «Великой герцогини Жерольстинской», – сказала Дейзи, разглаживая свою голубую юбку из тафты, с вызывающим кринолином из шелка и кружев бледного персикового цвета. – Мне говорили, что это лучшая оперетта из написанных Оффенбахом, к тому же я хочу увидеть на сцене Ортанс Шнайдер. Это правда, что она и принц Уэлльский…
– Дорогая, – сказал Дональд, бросив многозначительный взгляд на Кейта.
– Он ни слова не понимает из того, что я говорю, – сказала Дейзи. – Кейт – малыш, но когда он вырастет, он разобьет много сердец, прямо как… – спохватившись, она порозовела от смущения и погладила взъерошенные черные кудри Кейта. – Хорошенький маленький чертенок.
Селена промолчала, но несколько минут спустя, когда Кейт заснул, прижав голову к ее груди, она крепче обняла сына, зная, что неиссякаемая нежность, переполнявшая ее, относится не только к ребенку.
Вернувшись из Лонгшамп, подруги ушли в будуар Селены, чтобы отдохнуть перед вечерними развлечениями, а на следующий день Родманы уезжали в Ливерпуль. Селена пыталась убедить их остаться в Париже еще ненадолго, говоря, что Рауль, несомненно, раздобудет для них приглашения на бал в Тюильри в честь приезда русского царя.
– Это будет лучший бал сезона, – сказала Селена Дейзи.
– Жаль, что я не смогу попасть на него, но Дональду надо возвращаться на верфи.
– Может быть, ты останешься одна здесь? – спросила Селена.
– Я получила свою долю развлечений, – сказала Дейзи. – Теперь я хочу быть там, где Дональд, даже если он проводит половину своего времени на верфи, изучая строение новых двигателей… – Дейзи улыбнулась. – Думаю, ты удивлена.
– Ну, я… Ты однажды сказала мне, что любовь – это роскошь, которая тебе не по средствам.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказала Дейзи. – Наверное, сначала меня заинтересовали деньги Дональда, верфи и все такое, но, Селена, это было прежде, чем я… – Ее карие глаза смягчились. – Когда мы с Дональдом занимались любовью в первый раз, все изменилось. Он заставил меня почувствовать… как будто это со мной впервые. Как будто ни один мужчина прежде не прикасался ко мне. Ты понимаешь меня?
Селена кивнула, тронутая искренностью Дейзи.
– Именно тогда я поняла, что ты чувствуешь к…
– Ты можешь произнести имя Брайна, – сказала Селена. – Это… было много лет назад.
Но спокойная уверенность Дейзи разрушила хрупкий барьер равнодушия, воздвигнутый Селеной.
– Для тебя это не кончилось и никогда не кончится. Всякий раз, смотря на Кейта, ты вспоминаешь, что он сын Брайна, да? Кейт – копия своего отца.
– Откуда ты знаешь? Ты давно видела Брайна? Он все еще хозяин одного из кораблей Дональда, торгующих чаем, или…
– Да, он все еще плавает в те жаркие места, – сказала Дейзи. – Но он всегда навещает нас, приезжая в Ливерпуль. У него все в порядке. Но он никогда не остается на берегу надолго.
– А он… знает о Рауле и обо мне?
– Конечно, но вряд ли он знает, что Кейт – его сын.
– Я пыталась сказать ему это, но он не поверил мне, а может быть, не захотел верить.
– Но он никогда не видел ребенка…
– И не увидит. Дейзи, я запрещаю тебе говорить Брайну о Кейте. Так будет лучше.
32
После того как Дейзи и Дональд вернулись в Ливерпуль, Селена с каким-то лихорадочным неистовством бросилась в омут бесконечных светских мероприятий, стараясь заглушить беспокойные воспоминания, вызванные разговором с Дейзи. Весь Париж находился в предвкушении праздника, и Рауль с удовольствием сопровождал свою жену на выставку, в театр и на бесконечную череду приемов, которыми ознаменовался сезон. Но наиболее важным событием был бал в Тюильри. И вечером десятого июня Селена и Рауль выходили из кареты перед дворцом, освещенным гирляндами газовых светильников и раскрашенных светящихся шаров. Вместе с другими гостями они наблюдали приезд Бисмарка, Первого министра короля Пруссии; высокого белокурого русского царя; принца Уэльса, который представлял свою мать, королеву Викторию одну из немногих царствующих особ, не прибывших на бал.
Потом Рауль и Селена присоединились к череде гостей, прогуливавшихся под навесами, и вошли в павильон. Здесь гостей встречали ряды лакеев в атласных ливреях, а швейцарские гвардейцы бдительно стояли на страже в своих касках с плюмажами.
Рауль и Селена присоединились к прочим гостям, спускавшимся по лестнице в салон де Мареш, где на тронах восседали Луи Наполеон и Эжени, окруженные дарственными особами. Селена крепко сжала руку Рауля, и он ободряюще улыбнулся ей. Ее платье из темно-лилового шелка с модной узкой юбкой и низким декольте, открывающим матовую округлость груди, было очень вызывающим; золотисто-рыжие волосы, гладко причесанные и собранные в коническую прическу, ожерелье из жемчуга и бриллиантов – подарок родителей Рауля – переливались под светом сотен газовых рожков.
– Я так горжусь тобой, моя милая, – нежно произнес Рауль.
Потом их приветствовал маркиз де Галифе, командир полка Третьего корпуса африканских стрелков, который провел их в апартаменты императора.
– Полковник де Бурже, – сказал маркиз.
– Ах да, – сказал император. – Офицер, который сыграл важную роль в последней алжирской кампании. Мы ваши должники, полковник.
– И мадам Бурже, – сказал маркиз.
Селена присела в глубоком реверансе, потом грациозно приподнялась. Глаза императора оценивающе оглядели ее, и, очевидно, он был удовлетворен тем, что увидел. Селена без всякого почтения подумала, что он походил на стареющего кота, с его жесткими, нафабренными усами и узкими щелками глаз. Кожа его была дряблой и имела желтоватый оттенок.
– Надеюсь, вы поедете с нами осенью в Компьен, – сказал император Раулю. – Вы и ваша очаровательная жена.
Королевский замок в Компьене, находившийся в пятидесяти милях к северу от Парижа, был престижным местом размещения двора, и приглашение туда ценилось весьма высоко.
– Это большая честь для нас, ваше величество, – сказал Рауль.
Императрица ничем не выказала того, что заметила интерес императора к Селене. Было общеизвестно, что Эжени давно смирилась с неутолимой страстью императора к другим женщинам. Говорили также, что Эжени тоже имела внебрачные связи на стороне.
Когда император пригласил Селену открыть кадриль, некоторые из дам, стоявших у помоста, обменялись понимающими улыбками, а сама Селена смутилась. Согласно обычаю, шествие в начале кадрили означало, что император оказывал приглашенной им даме особое почтение.
Селена заметила на лице мужа удивление, когда император провел ее по залу, образовав каре вместе с тремя другими парами. Хотя она и знала, что такая неожиданная честь должна была ей польстить, под взглядом императора она ощущала некоторое неудобство. Он еще раз упомянул о той дипломатичности, с которой Рауль вел дело, приведшее к освобождению крепости Сен-Дени.
– Я очень горжусь своим мужем, – сказала Селена.
– Не сомневаюсь в этом, – произнес Луи Наполеон с легкой усмешкой. Его взгляд блуждал по округлостям ее груди. – Говорят, что красота достается только храбрым. Ваш муж достойно вознагражден, мадам.
Поскольку завершилась последняя фигура кадрили, он отвел ее назад к Раулю, поклонился и устремил свой взгляд на эффектную блондинку в платье из кремового атласа.
Рауль обнял Селену. Иоганн Штраус, приехавший из Вены по приглашению императора, дал знак оркестру, и над залом понеслись звуки вальса «Над голубым Дунаем». Селена с мужем отдались круговерти вальса, забыв на время и императора, и его приглашение в Компьен.
– Селена! Вот так приятная неожиданность!
Был перерыв, и Рауль пошел за бокалом воды для жены, оставив ее в одном из альковов. Она обернулась и увидела Мириам Сквайер, сопровождаемую мужчиной средних лет, имевшим мужественную внешность.
– Селена, это Френк Лесли.
Селена слышала, что Мириам была на выставке в Париже и что ее появление породило слухи, поскольку она путешествовала с мистером Лесли и своим мужем, Эфраимом Сквайером. Она объяснила, что ее муж несколько утомлен общественной деятельностью в последние недели и предпочел остаться в гостинице. Не являлось секретом, что Мириам несколько лет была любовницей Френка Лесли и что именно он платил за ее роскошные наряды и изумительные бриллианты.
– Рада повидать тебя, Селена, – говорила Мириам. – И в таком чудесном месте. Когда император избрал тебя для открытия кадрили, вся женская часть общества завидовала тебе.
– Включая тебя, моя радость? – с улыбкой спросил Френк Лесли.
Не ответив, Мириам продолжала болтать с Селеной о ее замужестве с Раулем.
– Твой муж прекрасно танцует, – сказала она. – Ты счастливая, лапочка.
– Да, конечно, – автоматически сказала Селена. Но она припомнила свою последнюю встречу с Мириам Сквайер в Биаррице. Как в тот же вечер Брайн ворвался в ее виллу, обвинил в предательстве и сказал, что не желает больше видеть. Почему она не может выбросить его из головы? Почему ее думами владеет человек, неспособный любить?
Она заставила себя прислушаться к болтовне Мириам.
– … это ужасное нападение на царя, – говорила Мириам.
Лишь спустя мгновение Селена осознала, что царь, сегодняшний почетный гость, подвергся нападению на обратном пути с прогулки в Лонгшам и только быстрый отпор военного эскорта спас его от пули убийцы, польского ссыльного.
– Слышал, что царь собрался тут же вернуться в Россию, если бы не вмешательство Эжени, – сказал Френк Лесли.
– Боюсь, что император Максимилиан не будет столь удачлив, как царь, – сказала Мириам, покачав головой. – Без сомнений, он обречен.
– Теперь, когда Луи Наполеон отвел французские войска от Мехико, у Максимилиана не осталось шансов на спасение своей жизни, – согласился Френк Лесли.
Они говорили о несчастной жене Максимилиана, Шарлотте, которая приехала во Францию просить о поддержке режима своего мужа, но получила вежливый, но твердый отказ Луи Наполеона.
– Говорят, бедняжка совсем помешалась, – сказала Мириам. – Она думает, что ее хотят отравить. Какая трагедия!
– Ну что за грустные разговоры! – воскликнул Френк Лесли и обратился к Селене: – Думаю, больше работать вы не собираетесь, мадам. А жаль! Ваши статьи об Алжире получили хороший отклик.
Селена довольно рассмеялась.
– С тех пор как я вышла замуж, у меня так мало свободного времени – столько всяких дел.
Ну и каких же дел? – спросила она себя. Званые обеды, маскарады, посещение театра, поездки в Лоррейн к родителям Рауля. И бесконечные часы, проведенные в «Доме Ворта» в обсуждении складок юбки, формы декольте. Еще больше времени в модных лавках, ювелирных магазинах, салонах перчаточников. Прошедшие два года сразу показались ей пустыми и ненужными.
– Ты могла бы написать об алжирских впечатлениях… – начала Мириам.
– Сомневаюсь, что дамы, читающие «Газетт», хотели бы узнать что-то новое в дополнение к тому, что я уже сообщила им. – Тон Селены был более жестким, чем ей хотелось, потому что ею овладели болезненные, чудовищные воспоминания о том периоде ее жизни. Эти страшные события делали нереальным большой зал с танцующими парами, музыкой и газовыми светильниками. Ей пришлось на мгновение прикрыть глаза. А когда она их открыла, Рауль уже подходил. Опять она почувствовала себя в безопасности. Ну и что с того, что ее карьера закончилась? Она была мадам Рауль де Бурже и обладала этим сильным, надежным и любящим человеком, который встанет на пути всего, что может испугать ее.
Возвращаясь домой из Тюильри по улице Риволи, Селена была тихой и погруженной в себя, но Рауль будто не замечал этого, вдохновленный ее триумфом на балу.
– Ты не только открыла кадриль с императором, – сказал он, – ты танцевала вальс с принцем Уэльса и с Бисмарком.
– Принц прекрасно танцует, – сказала Селена, – и он очарователен, а что касается Бисмарка…
– Он крупный политик, – сказал Рауль. – Ему не нужно знать тонкости вальса.
Рауль удовлетворенно улыбался.
– И мы приглашены в Компьен. Только подумай, Селена! Мне было непросто продвинуться в армии. Слишком известны политические взгляды моего отца.
– Ты отличился в бою, – начала было Селена.
– Чтобы добраться до вершины, этого маловато, – сказал Рауль. – Ну, ничего. Мы на верном пути.
Уже вечером, в спальне, когда Селена сидела, расчесывая волосы перед туалетным столиком, утопая в кружевах, фиолетовом атласе и серебряном шитье, Рауль наконец заметил ее состояние.
– Ты так мало говоришь с тех пор, как мы уехали из дворца, – сказал он. – Может быть, ты еще не способна спуститься на землю после своего триумфа?
– Триумфа?.. Да, видимо, так.
– Видимо? Да сам император отличил тебя.
– Может быть, я, как и твой отец, не слишком восхищена честью, оказанной мне Луи Наполеоном.
– А почему это? – Лицо Рауля покрылось тенью беспокойства.
– Да по многим причинам. Может быть, из-за разговора с Мириам Сквайер и Френком Лесли. Наш император предал Максимилиана. Максимилиан может погибнуть еще до штурма. А ведь именно Луи Наполеон послал Максимилиана в Мексику и обещал ему полную поддержку.
Рауль сделал нетерпеливый жест.
– Нет смысла держать в Мексике так много французских войск, а кроме того, слишком велико давление со стороны правительства Соединенных Штатов. Луи Наполеону нет надобности рисковать вступлением в войну с Соединенными Штатами.
Селена положила золоченую расческу на туалетный столик.
– Смысла! Надобности! – Ее голос был наполнен горечью. – А как же честь? Луи Наполеон был связан клятвой с Максимилианом.
– Придержи-ка язык! – сказал Рауль. – Мой Бог! У слуг есть уши, ты же знаешь.
– Извини, – сказала она. – Совсем забыла, что мы живем в условиях диктатуры и тирании.
– Успокойся! Ты взбудоражена, как никогда. Он посмотрел на нее, но она без трепета встретила его гневный взор. Рауль начал первый, и, к ее удивлению, в его тоне сквозило нечто менторское, если не сказать, наставляющее: – Женщины не понимают в политике, – сказал он. – Да им и не нужно понимать, особенно таким прекрасным, как ты.
Селена встала перед ним.
– Я работала журналистом, – напомнила она.
– Да, работала. А теперь ты моя жена. Самая очаровательная и восхитительная жена, которую может представить мужчина.
Он притянул ее к себе и, стягивая тонкую шелковую накидку с плеча, прижался губами к ее нежной коже.
– А теперь все женщины в Компьене будут тебе завидовать! Надо подобрать тебе подходящую одежду, трать, сколько пожелаешь…
– А нам нужно ехать в Компьен?
– Разумеется. От приглашений императора не отказываются.
В недели, последовавшие за балом, Селена обнаружила, что ее положение в парижском обществе совершенно переменилось. И она никогда не ощущала этой перемены так сильно, как во время приглашения самой Полиной Меттерних. Жена австрийского посла была умна, имела влияние при дворе и очень красива. Она как-то раз назвала себя «довольно милой обезьянкой», и это сходство было очень заметно для Селены. Тем не менее княжна, очевидно, считала близкие связи полезными и готовила Селену к посещению Компьена.
– Вам понадобится по крайней мере двадцать платьев, – сказала она Селене.
– Для поездки на неделю? – Хотя Рауль велел Селене не считаться с расходами, она была несколько удивлена.
– Ну а как же? – сказала принцесса. – Восемь костюмов для дневного выхода, дорожное платье, зеленое платье для охоты – это совершенно необходимо. Семь или восемь бальных платьев, платье для чая. Ну и ночное платье, и рубашки…
Поскольку приглашение в Компьен так много значило для Рауля, Селена полностью последовала инструкциям княжны Меттерних.
– Хотя я вряд ли могу ожидать, что выйду на люди в ночном платье или нижнем белье, – с улыбкой сказала Селена Раулю.
И вот наконец настал великий день, и Рауль с Селеной вместе с другими удачливыми гостями направились к вокзалу Сен-Лазар, где гофмейстер препроводил их к частному поезду. Она ловила на себе взгляды толпы парижан, собравшихся поглазеть на гостей императора, садившихся в поезд, который состоял из шести роскошных вагонов-люкс, шести первоклассных вагонов для слуг и нескольких багажных вагонов.
Рауль одобрительно кивал, поглядывая на Селену. Ее дорожное платье, смоделированное самим Вортом, было нового модного цвета, который Бисмарк назвал коричневым, расшитое желтовато-коричневым бархатом; на лбу ее по моде того сезона красовалась низко надвинутая крохотная шляпка. Шляпка была мягких желтовато-коричневых тонов, которые прекрасно сочетались с ее медно-рыжими волосами.
Когда поезд тронулся, Селена обнаружила, что окружавший ее праздничный дух этих почетных гостей был заразителен, и несмотря на то, что прежде она была лишена всякого энтузиазма, настроение ее быстро улучшалось. Поезд выехал за пределы Парижа и понесся по сельской местности, сквозь красоту осеннего вечера, который весь утопал в чистом золотом свете.
На вокзале Компьена их ожидала вереница карет с кучерами и лакеями в напудренных париках и зеленых, расшитых золотом ливреях императорского двора. Для удобства гостей были приняты все возможные меры.
Когда карета, в которой ехали Рауль и Селена, прибыла в замок, во дворце уже кипела лихорадочная деятельность. Личная служанка Селены, миленькая темноволосая девушка из Прованса, суетилась, пытаясь разыскать багаж своей госпожи, что было непростой задачей в этой свалке коробок и чемоданов.
Герцог де Бассано приветствовал Рауля и Селену. Это был высокий, стройный джентльмен в шляпе с пером и богато украшенном алом плаще. Он носил большой ключ на цепи из зеленых и золотых желудей, что было символом его должности: главный эконом королевского поместья. Следуя разработанной церемонии, соответствующей таким случаям, герцог де Бассано, после обмена любезностями, перепоручил Рауля и Селену другому человеку, в черной ливрее, который, в свою очередь, переправил их к пажу, в чью должность входило быть у них на посылках во время визита.
Комнаты их были просторны и тщательно украшены. Когда наконец паж оставил их наедине, Селена раскинулась на бело-зеленом шезлонге перед окнами и посмотрела вниз, на парк. Деревья, белые мраморные статуи древних богов и богинь плавали в туманном золотом свете.
– О, Рауль, как чудесно, – сказала она.
Он подошел к шезлонгу и посмотрел на нее теплым и нежным взором.
– Ты прекрасна, – прошептал он.
Расстегнув пуговицы платья, он сбросил его и прижался губами к теплой шелковистой коже. Он освободил одну ее грудь из корсажа, и его губы сомкнулись вокруг соска. Его язык медленно и возбуждающе двигался… Селена ощутила сладкое, горячее томление.
– Нам нужно подготовиться к обеду, – прошептала она.
Он на мгновение поднял голову.
– У нас полно времени, – сказал он.
Полина Меттерних рассказала Селене, что самым главным событием визита будет охота на лис в день Святого Юбера. В этот день, еще до света, Селену разбудили звуки охотничьего горна со двора и дикий лай своры английских борзых. Часом позже отслужили мессу в церкви Святого Жака, где, согласно обычаю, охотники поднесли Луи Наполеону освященный хлебец, а еще спустя час, когда облака окрасились золотом и багрянцем, процессия тронулась. Селена никогда раньше не была на охоте, но она была превосходной наездницей и не могла удержаться от искушения продемонстрировать новое зеленое платье, отделанное кремовым бархатом, сшитое по моделям костюмов, которые носили наездницы в период правления Луи XV. Казалось, Луи Наполеон, не имевший никаких законных прав на свой титул, придавал особое значение следованию моде, манерам и царственности прошедших столетий.
Заметив Селену, император ласково улыбнулся ей и, проезжая мимо, приветствовал ее. Хотя Рауль был польщен этим знаком отличия, Селена с трудом подавила неудовольствие при виде невзрачного монарха, чьи короткие ножки и брюшко не мог скрыть роскошный костюм из зеленого и кремового бархата. Все усилия его портных не могли придать стройность его фигуре, несмотря на треугольную шляпу и элегантные кружевные манжеты. Она подумала, что он скорее походил на комических персонажей из оперетт Оффенбаха. Но она склонила головку в знак признательности за его приветствие.
Она знала, что само присутствие на охоте, на лис в день Святого Юбера является честью, но Рауль надеялся на еще больший знак императорского отличия. Он хотел стать официальным членом охотничьей команды, что позволяло носить серебряные пуговицы, украшенные золотыми звездами, отличительный признак входящего в избранный круг фаворитов императора, наряду с князем Меттернихом, лордом Коули, британским послом и князем Ньюверкерком, любовником принцессы Матильды, кузины императора.
Селена присоединилась к княжне Меттерних, которая развлекла ее чудесными рассказами о неловкости некоторых охотников в прежние посещения Компьена.
– Был один господин, который стрелял так плохо, что загонщикам приходилось прикладами забивать кролика, чтобы ему хоть один достался в качестве добычи, – сказала княжна.
Она рассказала Селене о министре юстиции, который, на потеху остальным, по ошибке принял за дикого кабана ручного барсука.
Поскольку княжна Меттерних и Селена, наслаждаясь ездой, они сильно отклонились от основной тропы, прибыли ко двору несколько позже остальных. Задул пронизывающий ветер, по небу, закрывая солнце, понеслись серые облака.
Когда Селена, с растрепанными ветром волосами и розовыми, пылающими щеками, наконец, вошла в комнату, Рауль был уже в спальне.
– Полина Меттерних и я… – начала было Селена, но затем умолкла, увидев, что вещи Рауля упакованы и сложены около двери, а сам он переоделся в форму, сменив охотничий костюм.
– Не удивляйся так, – быстро проговорил он. – Просто я получил приказ отбыть, только и всего.
– Но куда же ты собираешься?!
– Прости, дорогая. Этого я тебе сказать не могу. Поручение особого рода. Мне нужно тотчас уехать. Карета ждет меня. – Он говорил короткими, отрывистыми фразами, не глядя на нее.
– Только не обратно в Алжир, – со страхом сказала она. – Тебе приказали туда ехать, так?
– Да нет, Селена. Ничего похожего. Секретное поручение императора. Не мучай себя. Тебе не придется прерывать своего посещения. Не бойся, ты имеешь возможность продемонстрировать свои чудесные новые наряды.
