Текст книги "Наперекор стихии"

Автор книги: Диана Хэвиланд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)

28

– Еще бренди, капитан Маккорд?

Брайн отрицательно покачал головой. Он сидел в офисе Джона Слайдла. Снаружи сумерки укутывали парижские бульвары, хлопья снега летели за окнами.

– Вы отплываете в самые ближайшие дни, – говорил коренастый представитель Конфедерации. – Гибель «Ариадны» – тяжелейшая утрата. Прошу прощения, но мы не смогли найти корабль, равный ей. Вы же знаете ситуацию. Два броненосца, построенные нами здесь, задержаны императором.

– Понимаю, – кивнул Брайн. – Но и «Долфин» сделает свое дело. Мистер Родман переделал его из пассажирского парохода в крейсер с удивительной быстротой. Правда, переделывать пришлось всю конструкцию судна, убирать пассажирские каюты, салоны. Он так укрепил главную палубу, что теперь она в состоянии выдержать орудия, а трюмы приспособил для команды. И топливный бункер расширил так, что теперь корабль может взять восьмидневный запас угля.

– И что, мистер Родман опять поплывет с вами в качестве главного механика?

– Да. Хирург, которого вы рекомендовали, сказал, что его нога заживает. Хромота – временная. – Брайн подумал, что это чудо, если припомнить то чудовищное оперирование, которому подвергся Дональд три месяца назад в Санта-Кларе.

– Ну, а теперь ваше задание… – начал Слайдл.

– Жечь, топить и разрушать, – продолжил Брайн.

Слайдл одобрительно кивнул, но когда Брайн собрался встать, добавил:

– Подождите минуточку, капитан. У меня есть еще одно задание для вас. Боюсь, неприятное ни мне, ни вам, но крайне необходимое. Вы доставите на Багамы пассажира. Даму.

– У нас нет места для пассажиров. Тем более для женщин, сэр, – попытался возразить Маккорд.

– Возможно, «пассажир» – не совсем точное слово. «Заключенный», пожалуй, подходит больше. Это – Иветта де Реми. – Темные густые брови Брайна поползли вверх. – У нас есть неопровержимые доказательства, что здесь, в Париже, мадемуазель де Реми передавала нашим противникам важную информацию. Она догадывается, что мы разоблачили ее, и у нас есть все основания полагать, что она готовит побег в Англию. Там она смогла бы принести нам много вреда.

На некоторое время Брайн погрузился в молчание, устремив взгляд на кружащиеся снежинки за высокими окнами.

– Что делать с ней, когда я доставлю ее в Нассау?

– Вы передадите ее нашему представителю. Это все, что от вас требуется. – Слайдл бросил на стол запечатанный конверт. – Он переправит ее в Северную Каролину, в «форт рыбаков», где она подождет в тюремной камере конца войны.

– Лучшее место для нее.

– И еще. Ее нельзя насильно привести на ваш корабль. Помните, она на французской территории и, следовательно, под защитой французского правительства. Мы не хотим ни международного скандала, ни неприятностей с Луи Наполеоном. Мадемуазель де Реми и герцог де Морни…

– Да, я слышал…

– Я знаю, что Иветта де Реми ваш друг. Что вы… м-м… знали ее еще в Нью-Орлеане. Это доставит вам беспокойство, капитан?

– Это может сыграть мне на руку, – холодно ответил Брайн.

– Как же? – удивился Слайдл.

– Она верит мне и не догадается о моих намерениях, пока не попадет на борт корабля. А когда мы выйдем в открытое море, я надену на нее наручники, если сочту необходимым.

Брайн поднялся, взяв со стола конверт. Старший офицер пытливо взглянул на своего подчиненного.

– Вы не особенно потрясены предательством мадемуазель де Реми.

– Она женщина, не так ли?

Покинув офис Слайдла, Брайн вышел на холодную заснеженную улицу. Фонари ярко горели, улицы были запружены экипажами. Брайн взял карету и направился на встречу с Дональдом Родманом.

– Это невозможно! То, что ты говоришь об Иветте, неправда!

Двое мужчин сидели в отдельной кабинке, откуда проглядывался просторный танцевальный зал. По его блестящему паркету под музыку вальса скользили пары, многие девушки не спеша прогуливались, поджидая партнера. Их нарумяненные лица, замысловатые прически освещались множеством газовых рожков, отражающихся в позолоченных зеркалах.

– Слайдл не отдал бы такого приказа без достаточных доказательств ее вины, – сказал Брайн, заметив, как потемнело тонкое, подвижное лицо его друга. – Я знаю, она тебе нравилась, – продолжил он. – Но не воспринимай это близко к сердцу. Посмотри вокруг. Сотни девушек, таких же прекрасных, как Иветта, и ты можешь выбрать любую.

– Иветта совсем иное. – Лицо Дональда казалось безжизненным. – Могла произойти какая-нибудь ошибка.

– Выбора нет. У Слайдла наверняка имеются веские доказательства. – Брайн метнул на Дональда быстрый взгляд и налил ему стакан вина. – Выпей.

Глаза Дональда заволокло пеленой, он сжал губы. Брайн вспомнил о тех невыносимых минутах на пляже Санта-Клары, когда Дональд, поддерживаемый двумя матросами, лежал на песке, обагренный кровью, сочащейся из глубокой раны.

– Опять нога беспокоит? – поинтересовался Маккорд.

Дональд отрицательно покачал головой.

– Лучше бы тогда, в Санта-Кларе, ты позволил мне умереть. – Дональд дрожал всем телом.

– Ты пьян?

Дональд вновь мотнул головой.

– Так какого же черта ты так нервничаешь?

Дональд тупо смотрел на нетронутый стакан.

– Я виноват в потере «Ариадны».

– Нет, ты действительно пьян.

– Я сказал Иветте, что мы плывем в Санта-Клару.

– О чем ты говоришь? Ты сразу же отправился на «Ариадну». – Брайн что-то вспомнил. – Хотя нет. Ты остался поговорить с Селеной.

– Все равно. После чего я вернулся в свою комнату собрать вещи. А там меня ждала Иветта. Она пришла попрощаться. Она плакала и говорила, что боится за меня. Я пытался ее успокоить и сказал, что мы плывем только до Санта-Клары, чтобы там произвести необходимый ремонт.

Мышцы на лице Брайна напряглись.

– Ты круглый дурак! Значит, плакала, не так ли?

Глядя через стол на Дональда, Брайн видел, какая мучительная борьба разворачивается внутри него.

– Я сказал тебе, что я виноват в потере корабля и гибели экипажа.

– У тебя не было оснований подозревать Иветту. Ведь каждый из нас считал ее на нашей стороне. – Мимолетная ярость Брайна уступила рассудку.

– Из-за меня погибли наши друзья…

– Нет. Из-за Иветты.

Дональд поднялся.

– Куда ты собираешься?

– Не знаю. – Дональд выглядел постаревшим, в глазах застыла тревога. – Я собирался встретиться с Иветтой до отправления в Бордо, чтобы отдать ей это… – Достав небольшую бархатную коробочку, Дональд щелкнул застежкой. Изящное брильянтовое ожерелье с двумя рубинами заблестело в свете огней. – Может быть, мне отдать это одной из девочек внизу?

– Нет, ты не сделаешь этого. Лучше отдай это Иветте.

– Зачем ты так говоришь?

– Сядь. – Дональд повиновался. – Ты можешь помочь заманить Иветту на борт «Долфина», если, конечно, желаешь искупить свою ошибку.

– Что мне надо сделать для этого?

Спустя два дня Брайн стоял на мостике «Долфина». Воздух был холоден, но чист. Свежий ветерок, долетавший с Атлантики, играл парусом на небольшой рыбацкой лодке, курсирующей вдоль гавани. Но Брайна сейчас вовсе не интересовала погода. Он вспоминал ночь, когда последний раз видел Селену.

Она не лгала. Она не предавала, не по ее вине погиб его корабль. А он отказывался ее слушать. Он напугал, оскорбил ее и оставил на руках другого мужчины. «Может быть, лучше, что она уехала в Алжир, – размышлял Брайн. – Возможно, теперь она и этот журналист поженились и живут себе где-нибудь в Нью-Йорке. Она говорила, что Крейг Лейтимер добр и внимателен, а главное, верит ей. В таком случае ей действительно лучше остаться с этим человеком».

Брайн повернулся спиной к ветру. Селена была его. Она принадлежала только ему. Но теперь у нее есть все основания ненавидеть его. Она больше не принадлежит ему и, вполне возможно, уже забыла о нем.

Забыла? С сыном, постоянно напоминающим ей о его отце?

Его сыном?

Впервые с момента ее признания о рождении сына Брайн полностью осознал… Селена не лгала. Она не выдавала его американскому консулу. Возможно, и о сыне она тоже не лгала. Но теперь было слишком поздно отыскивать истину.

Что ждет мальчика? Сможет ли этот американский журналист, этот Крейг Лейтимер, стать хорошим отчимом? Сможет ли он одарить своего приемного сына таким же великодушием и пониманием, которое подарил Брайну его отчим, Майкл Дюран?

Брайн окинул взглядом гавань. Догорал поздний закат. Двигатели корабля тихо работали на малом ходу, и, как только Дональд доставит Иветту на борт, они тут же отплывут.

– Ливерпульский почтовый должен быть теперь далеко, – сказала Иветта, подбирая ноги. Она сидела на корме небольшой лодки, укутавшись в бархатное пальто с собольим воротником, пальто, украшенное великолепным бриллиантом, красноречиво доказывающим, что ее будущий муж так же богат, как и великодушен. – Ты уверен, дорогой, что мы догоним судно?

– Безусловно, – ответил Дональд. – Больше всего я заинтересован в скорейшем возвращении в Ливерпуль. Я нужен теперь моему брату на наших верфях.

– О да. Эта ужасная катастрофа! Как только могло случиться такое несчастье!

«Сострадание Иветты тоже лживо, – думал Дональд. – Как и все то, что она говорила прежде». Но то, что дела у Джошуа непоправимы, – полная правда. Через неделю после прибытия Дональда в Париж от Уинифред пришло письмо. Джошуа осматривал новый корабль, когда из рук неопытного рабочего выпала раскаленная добела втулка. Джошуа, пытаясь увернуться, не устоял и сорвался с высоких лесов.

Трудно было вообразить инвалидом этого сурового, властного человека. Но переломанный позвоночник, многочисленные внутренние раны ставили под сомнение, что здоровье хозяина верфей восстановится. Однажды, возможно очень скоро, они станут полной собственностью Дональда. Все огромное состояние Родманов перейдет в его руки.

Со временем он сможет вернуться в Ливерпуль и заняться делами. Пока же Совет директоров справится самостоятельно, так как главной обязанностью для Дональда по-прежнему была Конфедерация, клятва верности и Брайн Маккорд.

Эти последние дни, проведенные с Иветтой в Бордо, оказались нелегкими. Но тяжелее всего были ночи. Иветта оставалась такой же неотразимой, как всегда, и, пока Дональд заглушал в душе сомнения по поводу своей миссии, вела себя очаровательно и соблазнительно. Только прошлой ночью он попытался избежать любовных утех, сославшись на боль в ноге. Но Иветта, свернувшись котенком, начала ласкать глубокий шрам на ноге: сначала кончиками пальцев, затем губами.

– Тебе не надо напрягаться, мой любимый, – шептала она. – Я все сделаю… Это… и это…

Его тело отвечало жаждущим губам, но сознание оставалось беспристрастным. То же самое могла бы сделать любая портовая проститутка, купленная на ночь.

– Корабль действительно уже отшвартовался? – спросила Иветта, как только они выбрались из скопища судов в открытое море. – Как мы можем надеяться догнать его? – Я опытный моряк, любимая, – напомнил Дональд.

– Да, но на этой крохотной скорлупке…

– Это лучшее, что я смог отыскать за такой короткий срок. Если бы мы не тратили зря время в отеле…

– Ты сожалеешь об этом? – спросила она кокетливо, закрываясь от солнца и ветра кружевным зонтиком.

– Какой мужчина будет сожалеть о таких удовольствиях?

Странно, подумал Дональд. Теперь, когда у него не было никаких возвышенных чувств к этой женщине, комплименты приходили легко и просто.

– У нас впереди целая жизнь для удовольствий.

Она клюнула на приманку, как и уверял Брайн. Накануне вечером без колебаний согласилась сопровождать Дональда в Ливерпуль. Причины были ему понятны. Богатое замужество – лишь малая часть. Как жена, она смогла бы стать законным членом ливерпульского общества, могла бы без всяких проблем появляться везде, в том числе и на верфях, и собирать необходимую информацию.

– И ты не жалеешь, что не сможешь отплыть с капитаном Маккордом? – спросила она ласково, наклонив голову к плечу. Каскад черных с синевой волос струился вдоль ее лица.

– Капитан Маккорд не может отложить отплытие, – соврал Дональд. – Нужно время, чтобы моя нога зажила. Кроме того, я смогу быть пригоден Конфедерации и на верфях. У меня есть разработки двухступенчатого расширенного двигателя с обратной тягой. – Дональд умолк. – Впрочем, здесь не место и не время обсуждать подобные вопросы.

– Ну почему же? Меня очень интересует твоя работа. Как жена, я буду участвовать во всем, что касается тебя.

– Ты льстишь мне, моя любимая.

В этот момент Дональд почувствовал желание задушить ее. Но он должен выполнить задание и доставить Иветту на борт «Долфина».

И только когда лодка подплыла ближе к «Долфину», брови Иветты удивленно изогнулись.

– Такое ощущение, что корабль неподвижен.

– Они, без сомнений, остановились, чтобы спустить шлюпку.

Но когда огромный серый борт начал вырисовываться в дымке, женщина вскрикнула:

– Это не ливерпульский почтовый… Он не похож ни на один пассажирский корабль. – Взвизгнув, она отбросила зонт и, прикрывая глаза рукой, смогла разглядеть на палубе офицеров в серо-зеленой форме Конфедерации, матросов в тяжелых куртках и зеленых брюках.

– Дональд! Ты… ты обманул меня?

Дональд, глядя с воинственной холодностью, не отвечал. С трудом встав – мешало пальто и пышная юбка – Иветта в сиянии заходящего солнца разглядела Брайна Маккорда.

Брайн! Он знает о ее двойной игре! И Дональд тоже знает… Но Брайн! Его она боялась больше всех. Даже теперь она могла бы воззвать к милосердию Дональда, но беспощадная натура Маккорда… Охваченная паникой, Иветта закричала:

– Поверни лодку назад. Прошу тебя, Дональд! Доставь меня на берег. Там я тебе все объясню… Ты поймешь.

Дональд остановил на ней долгий, холодный взгляд и продолжал грести, напрягая все силы, борясь с крупными волнами. Ветер крепчал, и лодку опасно накренило, но Иветта, забыв обо всем, метнулась к нему.

– Дональд, ты любишь меня. Ты же знаешь, что любишь. Ты не позволишь Брайну Маккорду обидеть меня. Не можешь…

– Сядь… – приказал Дональд суровым, неумолимым голосом.

– Ты обманул меня. Ты обманом заманил меня…

– Совершенно верно. А теперь сядь.

С ужасом она попыталась схватить его за руку. В этот момент лодка взлетела на волне и, опускаясь, зачерпнула бортом. Иветта попыталась удержаться за Дональда, но мгновение спустя оказалась в воде. Лодка перевернулась, сильно ударив Дональда. Огромная ледяная волна обрушилась сверху.

Вынырнув, Иветта заметила, как Брайн, сбросив куртку, прыгнул в море, подняв мощным телом тучу брызг. Она вновь оказалась под водой. Намокшая юбка и пальто тяжело тянули вниз… ниже… ниже…

Рука Брайна схватила ее за локоть. Задыхаясь, женщина чувствовала, как поднимается. Брайн попытался схватить ее покрепче, но обезумевшая от ужаса Иветта сопротивлялась. Схватив ее за пальто, он хотя бы так пытался удержать Иветту на плаву, но после особенно резкого рывка пальто осталось в его руке.

Все его хриплые крики, предупреждения терялись в грохоте волн и шуме ветра… Перевернутая лодка… если бы только дотянуться до нее.

Еще один крик Брайна, и что-то болезненно хрустнуло. Тело Иветты оказалось зажатым между бортом корабля и лодкой…

Лежа на палубе «Долфина», Иветта еще пыталась дышать, но каждый вдох отзывался жгучей болью. Боль истощила всю ее силу, в том числе и животное мужество, отличавшее ее. Из темноты перед ней выплыло лицо Брайна.

– Темно… Как же темно. – Слабость собственного голоса напугала девушку. Слезы сочились сами по себе, и грудь раздирало изнутри.

Жалость в глазах Брайна пугала ее больше, чем злость. Иветта потянулась к нему и поймала его руку, сжавшую ее ладонь, сильные пальцы, на миг отогнавшие наступающий холод и даже тьму.

– Брайн, если мы отнесем ее вниз, к хирургу… – Дональд осекся.

Она больше не злится на него.

Она не злится больше ни на кого…

– Брайн! Она… она не может…

Брайн отвернулся и что-то сказал Дональду. Слова потерялись. Она попыталась удержать его руку, но отлив, сильнее любого морского, навсегда разъединил их.

29

Полковник де Бурже расстегнул высокий, с золотым шитьем воротник мундира, блеснула восьмиконечная звезда, свидетельствующая о его новом звании. Вздыхая, он макал перо в чернильницу и продолжал писать длинный, подробный доклад в Военное министерство в Париже.

В эту последнюю ночь 1864 года ему хотелось самому вернуться в Париж и персонально доставить рапорт. За последние месяцы он возненавидел этот дальний аванпост империи, землю, растянувшуюся между Шат-Мелри и южным склоном Аурес. Страну Заю, населенную смешанным народом арабских и берберийских корней, проживающих в убогих деревушках. Даже оазисы с пальмами, фруктовыми деревьями и засеянными полями до смерти осточертели ему.

Нельзя было не учитывать и того, что прекрасный дом, который он занял под апартаменты, является собственностью месье Воланда, богатого колониста, сбежавшего перед наступлением повстанцев. Теперь, после подавления восстания, казни самозванца Фурье и освобождения Сен-Дени, законный хозяин вот-вот вернется с семьей в свой дом.

Украшенный и великолепно обставленный дом не мог не привлекать внимание. В кабинете, где Рауль писал свой рапорт, на полу лежал чудесный восточный ковер, стоял огромный стол черного дерева с витиеватой узорчатой резьбой и позолотой, под потолком висела хрустальная люстра. Парк, окружавший дом, впечатлял не менее: каскады крупных, пурпурно-алых роз, живая изгородь из багровых гибискусов. Свежий ветерок играл в рощице бамбука, в вершинах пальм, среди ветвей апельсиновых и лимонных деревьев. Ручей приносил из ущелья Эль-Кантара влагу для орошения почвы.

Но Рауль, отдыхая от тяжелого похода, созерцал все без всякого восторга. В канун нового года он отпустил в увольнение почти половину своих солдат и офицеров. Но самого его не привлекал публичный дом с грязными, замызганными обитательницами в их крохотных комнатушках, где постоянно витал кислый запах.

Все равно, женщина ему необходима, вяло думал Рауль. Несколькими часами раньше он послал худого, морщинистого слугу-араба на поиски подходящей подруги на ночь.

– Молодая, чистая и здоровая, – выдвинул Рауль свои требования.

– За такой я должен пройти до самого Алжира, – уныло ответил слуга. – Вы желаете невозможного…

– И жду, что ты это невозможное исполнишь! – оборвал Рауль, зная невероятную изобретательность своего слуги.

– Хозяин, мои земляки говорят…

– Что говорят?

– Козел – для нужд, женщина – для удовольствия, мальчик – для экстаза.

– Мне хватит удовольствия, – решил Рауль.

Он вернулся к рапорту, стараясь не думать о Париже, бульвары которого вечерами запружены бесконечными потоками карет, а в домах при ослепляющем сиянии люстр дают балы. Очаровательные девушки с мягкой белой кожей и обнаженными плечами, душистыми волосами, выглядывающей из-под кружев грудью…

После того как его батарея преодолела горный хребет, дальнейшее продвижение стало трудным… постоянный огонь велся из всех видов оружия…

В дверь постучали, и Раулю пришлось отложить перо, так как в кабинет вошел слуга.

– Я нашел ее! – воскликнул он, победоносно глядя на хозяина. – Как же мне было тяжело заполучить ее на ночь. Торговец, которому она принадлежит, собирался в Алжир. Но мы поторговались, и она здесь… В вашей спальне.

– Она из какого-нибудь местного племени?

– Нет, сударь. Она из Европы. Возможно, француженка или…

– Ты точно не знаешь?

– Она не очень-то разговорчива. И тем лучше для женщины…

Рауль встал, промокнул исписанную страницу и, положив ее в стол к остальным, прошел в спальню.

На столе тускло горела лампа. В этом свете Рауль взглянул на девушку, сидевшую на краю кровати. Обмякшая поза говорила о полной апатии. Длинные рыжие волосы скрывали лицо. Среди местных женщин иногда встречались рыжеволосые, но такого яркого оттенка… В глубинах памяти колыхнулось неясное воспоминание, но тут же ускользнуло прочь.

Тонкий капот, перехваченный на талии тесьмой, плотно облегал ее тело. При взгляде на завернувшийся подол, открывающий аккуратные лодыжки, длинные, обутые в сандалии стройные ножки, Рауль почувствовал возбуждение. Немного худа на его вкус, но полные, высокие округлые груди, туго упирающиеся в материю сосками, компенсировали этот недостаток.

– Позволь взглянуть на твое лицо.

Девушка вздрогнула, но головы не подняла. Вместо этого сжалась еще сильнее.

– Я сделаю все, что вы пожелаете. – Ее голос был настолько слаб, что едва долетел до Рауля. – Все что угодно, только… Пожалуйста… не делайте мне больно…

Голос. Он слышал где-то этот голос. В одно мгновение схватив ее за плечо, он развернул девушку лицом к себе.

– Селена!

Он так громко выкрикнул это имя, что девушка затряслась, загораживая лицо рукой.

– Селена… Посмотри на меня. Ты меня Не узнаешь?

Бледное овальное лицо, широко раскрытые глаза, бесцветные губы. Она попыталась вырваться; муслиновый капот соскользнул, обнажив ее плечи и спину. От увиденного у Рауля перехватило дыхание: мертвенно-бледные рубцы, едва зажившие шрамы. Приглядевшись, он различил и желто-зеленые синяки на грудях и бедрах. Присев рядом, он осторожно прикрыл девушку.

– Не отсылайте меня, – умоляюще просила она. – Я надеялась остаться на ночь с вами. Меня накажут, если я вернусь…

Возбуждение Рауля сменилось невероятным ошеломлением. Что случилось с Селеной Хэлстид? Какие ужасные вещи могли так изменить ее? Он вспомнил смелую, независимую девушку, хладнокровно отказавшуюся от его опеки. Вспомнил, что она устроилась манекенщицей в «Дом Ворта». Вспомнил, как она уверяла его, что сможет сама о себе позаботиться.

– Посмотри на меня. Я – Рауль. Рауль де Бурже. Селена, что с тобой произошло?

С минуту она сидела в оцепенении, не проронив ни звука, но наконец проблеск сознания промелькнул в ее взгляде.

– Рауль?

Он почувствовал ее невероятное напряжение. Ее лицо стало тоньше, бледная кожа обтягивала скулы; огромные глаза излучали аметистовый блеск. Бог мой, она стала еще прекрасней, чем раньше.

Оставаясь еще некоторое время неподвижной, словно боясь обнаружить свои чувства, она наконец вскрикнула и бросилась в его объятья.

– Рауль! Помоги мне… Ты должен мне помочь…

Прижимая к себе ее дрожащее тело, он гладил мягкие рыжие волосы.

– Со мной ты в безопасности, – мягко убеждал он ее. – Никто больше тебя не обидит.

И впервые с того дня, когда Жиро поволок ее из Сен-Дени в кошмарное путешествие, Селена дала волю слезам. Она прижималась к Раулю, слушала его голос и понимала, что это начало ее избавления.

Селена лежала в мягкой широкой кровати, в комнате, напротив спальни Рауля. Снотворное, выданное полковым хирургом, начинало действовать: мышцы расслабились, тело наполнилось легкостью. Но девушка боялась, что если перестанет смотреть на Рауля, спокойно разговаривающего с доктором на пороге комнаты, то он исчезнет.

– Она молода, полковник, – говорил хирург. – Тело заживет достаточно быстро. Но нервный шок… Ей нужен отдых и покой.

– Я позабочусь об этом, – уверил Рауль.

– Вы собираетесь оставить ее у себя и присматривать за ней?

– Да. Мы знакомы друг с другом с Парижа. Можно сказать, Селена и я – старые друзья.

Веки отяжелели, и девушка с трудом улавливала слова. Но вопрос хирурга она расслышала хорошо.

– Как она попала в руки этого левантийского торговца?

– Точно не знаю. Но сейчас мои люди доставят его сюда, и после допроса я…

Селена вскрикнула, чувствуя, как возвращаются страхи. Она никогда больше не хотела ни видеть левантийского торговца, ни вспоминать обстоятельства, при которых она была куплена. Рауль быстро подошел и, обнимая теплыми, крепкими руками, начал успокаивать:

– Все хорошо, Селена. Я здесь. Попытайся уснуть…

– Левантиец…

– Ты не увидишь его, обещаю. После допроса он получит то, что заслужил.

– Но это не он… Это капитан Жиро и его люди… И генерал Фурье.

– Фурье? – Даже сквозь мягкую темноту, окутавшую ее разум, Селена услышала удивление и неверие Рауля.

– Полковник, если вы позволите, – вмешался хирург. – Сейчас не надо больше говорить. Позвольте и лекарству сделать свое дело.

– Да, конечно…

Но Селена не позволила ему убрать руку, и Раулю пришлось сесть рядом. Только тогда глаза девушки закрылись.

Позже вечером двое шоссерцев доставили к Раулю левантийца. Маленький, приземистый торговец вспотел от страха, не сомневаясь, что его ждет допрос. Он мог только повторить, что купил девушку у одного из солдат Жиро.

– Неужели я настолько глуп, чтобы портить такой лакомый товар?

– Торговля рабами уже много лет запрещена в Алжире и других французских колониях, – безжалостно оборвал Рауль тяжелым от гнева голосом.

– Но это традиция…

– Одно мое слово, и ты отправишься на каторжные работы в Кайену.

– Полковник, умоляю. Я не делал девушке никакого вреда. Если бы не я, Жиро пристрелил бы ее. Если вы не верите мне, спросите у нее самой. Жиро – монстр… Он…

– И как же она попала в лагерь Жиро?

– Не знаю, сэр. Я всего лишь бедный купец, торговец…

– Вы, торговцы, знаете все, что происходит вокруг. Или мне позвать двух молодцов, которые за дверью, чтобы освежить тебе память?

– В Тимгаде я слышал, что Фурье подарил девочку капитану Жиро. Она была захвачена повстанцами с группой разведчиков и штатским американцем. Их держали в гарнизоне Сен-Дени. Не сомневаюсь, что девушка приглянулась генералу Фурье… – От страха торговец говорил быстро, почти тараторил. – Она ведь хорошенькая. Мне неплохо за нее платили, но теперь она ваша, полковник. Подарок. И… и пятьдесят лучших винтовок для ваших людей.

Рауль не ответил. Он знал о лейтенанте Рошфоре и его солдатах, расстрелянных в Сен-Дени. Он видел их тела в пересохшем рву, когда его отряд занял гарнизон. Там было еще одно тело, изуродованное до неузнаваемости. По бумагам, найденным в одежде, – американский журналист. Но что делала с этой обреченной компанией Селена?

– Я сказал вам все, что знал! – верещал торговец, заливаясь потом, словно маслом.

Вытолкнув левантийца за дверь, Рауль сдал его в руки охранников.

– Уберите его прочь с моих глаз, – приказал он, не нуждаясь более в жалком, трясущемся человечке. Но, подумав, добавил: – Сделайте что пожелаете с его товаром и сожгите все его фургоны.

Это могло на время прервать бизнес левантийца. Рауль наивно полагал, что способен хоть как-то навредить пережитку рабской торговли в этой части Французской империи.

Рауль вернулся в кабинет. Селена была в руках у этого полоумного Фурье, мечтавшего свергнуть Луи Наполеона. Кстати, он вспомнил о личных бумагах Фурье, обнаруженных после захвата гарнизона. Рауль собрался отправить их с одним из лейтенантов в Париж, где их, без сомнения, засунут в дальний угол. Но сначала он сам их просмотрит.

– Эти сады очаровательны, – мягко вздохнула Селена.

Это было ранним вечером, примерно через неделю после ее появления на вилле. Девушка и Рауль сидели в маленькой, зарешеченной беседке в конце аллеи. От запаха жасмина воздух казался сладким. Придя сюда выпить послеобеденный кофе, пара задержалась до первых звезд.

Селена льнула к Раулю с первой ночи появления здесь и даже теперь, восстановив силы, не могла избежать зависимости от этого человека. Она чувствовала, что он не просто спаситель, посланный судьбой, но и единственная ее связь с той девушкой из далекого парижского прошлого, которой она была. Заботясь о Селене словно о ребенке, Рауль уговаривал ее съесть прекрасно запеченное арабским поваром мясо. Он же нашел вечернее платье одной из дочерей месье Воланда, далекое, конечно, от последнего писка французской моды, но очень даже подходящее для вечеров в Южной Африке. В нем-то, разостлав пышные юбки, и сидела сейчас Селена.

Перехватив взгляд Рауля, девушка ощутила, беспокойство: так же он смотрел на нее в доме Жизель Сервени.

– Поздно, – начала она. – Может быть, стоит вернуться в дом?

– Чуть позже, – остановил Рауль. – Сначала я хочу кое-что отдать. Это принадлежит тебе, Селена.

Девушка глубоко вздохнула, увидев кожаный блокнот с записями, которые она делала по дороге из Алжира в Сен-Дени.

– Откуда это у тебя?

– Нашел среди остальных бумаг Фурье.

На мгновение Селена застыла: вид блокнота разбередил память, отзываясь болью в сердце. Но она заставила себя взять находку.

– Селена, ты дрожишь. Если эта несчастная штуковина расстроила тебя, верни. Я ее сожгу.

– Это не избавит меня от памяти.

– Возможно, скоро… Селена, я знаю некоторые вещи, произошедшие с тобой. О других могу лишь догадываться… Но что привело тебя в Алжир? Неужели ты не знала о восстании?

– Да, безусловно. Но Мириам Сквайер взяла с меня обещание оставаться в городе. Там я, разумеется, находилась бы в безопасности.

И она с большим трудом рассказала Раулю о всех ее бедствиях, начиная с того дня, когда она оставила его апартаменты на улице Сент-Оноре. О ее горькой ссоре с Брайном, о ребенке, которого он отказался признать своим, о его нескончаемой уверенности в ее предательстве и вине в потере корабля. Селена удивлялась спокойствию, с которым рассказывала. Конечно, кое-что она упустила, кое-что просто не хотела вспоминать. И только при воспоминании последнего вечера в Тимгаде девушка заволновалась, вновь увидев решительное, тяжелое лицо Тома Кендала, блики лунного света на дуле поднятого револьвера.

– Жиро приказал, прежде чем отряд тронется, меня застрелить. Я не думала, что мне захочется остаться в живых. После того, что эти люди со мной сделали. Но мне захотелось…

Она коротко рассказала, как уговорила Кендала продать ее левантийцу, и заметила блеск восхищения в глазах Рауля.

– Пресвятая Богородица! Селена, я никогда не знал женщины, подобной тебе. Там, в Париже, я хотел тебя за твою красоту. Но ты изменилась… стала теперь еще притягательнее.

Селена покраснела, неожиданно вспомнив слова Кендала: «Ты можешь стать изюминкой».

Рауль взял ее руку.

– В тебе столько мужества. Стоять лицом к лицу с заряженным пистолетом.

– Я испугалась… – откровенно призналась девушка. – С самого первого момента, когда мятежники нас захватили, меня охватил ужас. Я… не знала, что есть люди, подобные им… Но я не могла сдаваться. Я боролась за жизнь ради ребенка! – Девушка напряглась. – Брайн не мог поверить, что ребенок его. Он никогда не любил меня. Теперь я это знаю. Иначе он бы поверил мне.

– Вспомни, я пытался предупредить тебя о Брайне, – осторожно напомнил Рауль. – Он не способен любить и вообще верить какой-нибудь женщине. – Селена попыталась высвободить руку, но Рауль крепче сжал пальцы. – Знаю, какую боль тебе причинило все это. Отказ Брайна от собственного ребенка, его уверенность в твоем предательстве. Но теперь все это – часть прошлого. Ты не можешь жить воспоминаниями и жалостью.

Селена выдернула руку и, вставая, уверила Рауля:

– Я и не собираюсь этого делать.

– Пожалуй, лучше, если бы я все-таки сжег этот блокнот, – начал Рауль, но девушка отрицательно покачала головой.

– Нет, что ты! Я собираюсь привести эти записки в порядок и отправить статью в «Лейдиз газетт». Я знаю, что они пригодятся Мириам Сквайер. И еще: ей нужно сообщить о смерти Крейга; они были хорошими друзьями.