Текст книги "Золотая Вспышка"

Автор книги: Диана Ледок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

жить со мной. А ежели мать и дальше будет против, так мы будeм жить раздельно." Ну она,

понятное дело, не долго упиралась, так как очень любила Чарли, так что скоро они и

обвенчались. – Фредерик фыркнул. – Как по мне, лучше бы он на ней не женился. Внешне-то

она может и ничего себе, и она его так ждала... Это по ее-то собственным словам...

Не закончив фразу, он обернулся посмотреть, что думает его спутница о безрассудной

женитьбе его братца, и очень удивился, увидев что Роза внимательно его слушает.

Видя, что он замолк, она поспешно сказала:

– Так ту барышню... Русскую, звали Софией?

– Да, да, Софией. Хорошее имечко, правда? – спросил он и Роза выдавила из себя улыбку. -

Ну, так значит... О чем я говорил? Ах да... Значит вывез он ее, с ее-то родины, и спустя два

года они обвенчались. Теперь наша мадам Флионелли живет с моим братцем в городе.

Хотите я вас познакомлю?

Благодаря небо за то, что все ее родственники такие открытые и разговорчивые люди, Роза

попросила Фредерика дать ей перевести его вопрос Леону.

– Ох, Лео, – она едва сдерживалась, чтобы не начать прыгать от радости, – мы нашли ее, мою

бабушку! Она живет в городе!

Леон с облегчением улыбнулся.

– Он сам сказал, Лео, я теперь до конца жизни буду благословлять болтунов!

Они обменялись улыбками.

– Он приглашает нас навестить их, они живут в городе. Нет, ты представляешь?

Улыбаясь до ушей, она повернулась к Фредерику:

– Нам было бы очень интересно навестить ваших родственников, месье Флионелли.

– Превосходно, – воскликнул Фредерик, – просто чудесно! Хотя, может братец и не так любит

гостей как я, но я думаю вы ему понравитесь, я просто уверен! Ну, идемте!

И, полный предвкушений по поводу предстоящей встречи, он засеменил вперед,

предоставив Леону случай обмолвится с довольной Розой парой слов.

– Так значит он ведет нас к родственникам? И ему не показался странным твой интерес? В

конце концов он нас не знает и мы его не знаем, – тихо протянул Леон, когда Фредерик ушел

достаточно далеко вперед, – с чего бы это он так радуется возможности представить нас

брату?

– Мне показалось, более счастливого, и при этом менее подозрительного человека, не найти

на всем свете! – с жаром откликнулась Роза. – Слышал бы ты его. Он так и лучится

радушием. Что, собственно, тебя пугает?

– Мне он тоже показался таким. Но меня смущает его готовность верить каждому

встречному... Мы ведь можем оказаться преступниками, а он с довольным видом идет

знакомить нас с родственниками. Странно все это.

Леон поглядел, как Фредерик что-то говорит собаке и та носится вокруг него.

– Может ты ему понравилась? – с ухмылкой спросил он у Розы. – Ты не можешь не нравится,

вот и он это почувствовал.

– Ты ведь так не думаешь, – тихо отозвалась Роза, – он, я уверена, так не считает.

– Почему же? У тебя такой хрупкий вид, особенно в этом чудовищном, мешковатом

комбинезоне. Кажется, что подует ветер и унесет тебя. И волосы ты убрала в этот пучок, и

видна теперь только твоя маленькая головка и большие глаза. – Леон не сдержался и

приобнял ее за талию. – Но ты все-таки не очень-то строй ему глазки. Можешь и

переборщить.

Невольно заулыбавшись, Роза порозовела.

С минуту Леон смотрел, как она пытается справится со смущением, а потом сказал:

– Ну ладно, оставим все твои прелести, хотя я мог бы перечислять их вечно. Как насчет того,

что он истосковался по обществу, и потому рад такой прекрасной возможности заиметь

друзей?

– В том смысле, что он просто не может больше жить в одиночестве? – благодарно

откликнулась она. – Да, очень может быть.

– Ну, и к тому же его собака нас чудом не сшибла с ног, это тоже может послужить хорошей

причиной попытаться нас задобрить.

– Наверное это так, хотя он сказал, что Дик всегда очень дружелюбен.

– Это еще раз доказывает мою теорию, – весело сказал Леон, – он доказывает свою

невиновность как хозяина собаки, тем самым пытаясь нам внушить, чтобы мы как можно

скорее забыли об этом инциденте.

– То есть ты больше не настроен его подозревать? Я вижу, ты ищешь ему оправдания... -

игриво отозвалась Роза. – Видимо то, что я ему якобы понравилась, уже в твоих глазах

служить ему хорошей рекомендацией?

Леон улыбнулся, но промолчал.

Спустя двадцать минут у них уже не оставалось сил ни на разговоры, ни уж тем более на

смешки. Пройдя наконец на самую вершину холма, они наконец-то увидели впереди

обещанные им новостройки и, еле переводя дух, а некоторые и с колотьем в боку,

остановились передохнуть. Хотя передохнуть остановились только Леон с Розой, между тем

как их Фредерик пошел дальше по холму, играя с Диком.

Кидая на него недовольный взгляд, Леон сказал, что у этого типа похоже только псина на

уме, между тем как они в полу-живом состоянии:

– Если мы сейчас свалимся вон с того утеса, он наверное и бровью не поведет. А может

просто пожмет плечами и пойдет по своим делам.

– Но он же дал нам отдoхнуть, – со стоном плюхаясь на траву, и вытягивая перед собой ноги,

заметила Роза, – если бы он, как ты выразился, и бровью бы не повел, то не стал бы думать о

нашем состоянии.

– Ты как, устала?

Тяжело дыша, Роза покачала головой. Леон кинул еще один недовольный взгляд на

виновника ее страданий, но промолчал, и просто сел рядом.

В волю насладившись видами и, несомненно, отдыхом, хотя последним в меньшей степени,

они сказали, что могут идти дальше. Фредерик тут же поспешил сказать, что осталось самая

малость пути (Леон еле удержался от того чтобы не фыркнуть) и они, спустившись с холма,

наконец поравнялись с первыми домами, а потом и углубились в городок.

– Как же я соскучилась по нормальной, человеческой одежде... – смотря на проходивших

людей, довольно заметила Роза, – я уже начала забывать, как должны выглядеть нормальные

юбки и жакеты.

– Но ты ведь каждый день ходишь в школу, – отозвался Леон, озираясь, – там все одеваются

привычно.

– Да, но это в школе...

Фредерик, опять немного отставший, обернулся посмотреть как они.

– Скоро будем! – сообщил он. – Нам осталось только два квартала!

– Какой же он все-таки милый, – сказала Роза, глядя ему в спину, – надо будет вести себя с

ним повежливей.

Они шли по широкой, серой улице, с одинаковыми, серыми многоэтажками,

возвышающимся по обе стороны улицы, а между ними, гудя, сновали машины. Обычный

день, обычного серого города: так окрестила воспоминание об этой вылазке Роза.

Пройдя мимо двух перекрестков, Фредерик завернул в узкую улочку, где остановился у

двери одного из домов.

Не понимая, как он умудрился не заблудиться в этих каменных джунглях, они подошли

поближе.

– В это время Чарли обычно дома, – сказал Фредерик, пропуская гостей вперед, – так что я

думаю, мы застанем его на месте.

– А его жена, София, она не работает? – поинтересовалась Роза.

– Нет, нет, я вам разве не говорил, – он таинственно улыбнулся, – она теперь постоянно сидит

дома. У нее ведь растет маленькая дочь. Осторожно!

Подхватив под руку споткнувшуюся Розу, Леон пристально посмотрел в круглое лицо

Фредерика:

– Дочь? Как вы сказали?

Удивляясь тону его вопроса, Фредерик засмеялся:

– Можно подумать, я сказал вам, что у нее родилось привидение!– запыхтел он. – Дочь

конечно. Что тут особенного?

– А как ее зовут? – спросила Роза, пользуясь паузой, пока дородный месье остановился

передохнуть на лестничной площадке.

– Олив, – еле переводя дух, сообщил тот.

– Олив значит... – переглянувшись с довольным Леоном, прошептала Роза. – Ну, идем?

Спустя пять минут утомительного подъема, компания остановила у двери номер пятьдесят

шесть.

Слушая, с гулко стучащем сердцем в груди, как Фредерик стучит в дверь, Роза мысленно

успокаивала свое взбудораженное сознание.

Сейчас она увидит свою мать, когда та еще была младенцем... Едва ли она сможет спокойно

перенести эту встречу.

Почти не чувствуя прикосновения руки Леона, она собиралась с мыслями, едва не

подпрыгнув, когда за дверью раздались шаги.

Раздался звон ключа, цепочки, и дверь распахнулась.

Глава 6: Письмо

В фартучке, домашних тапочках и с роскошными кудрями на голове, им открыла дверь

полненькая, средних лет женщина, держащая в руке бутылочку с молоком.

– Фред? – София недоуменно посмотрела на Фредерика и затем перевела взгляд на бледную,

как смерть Розу, с ярко горящими зелеными глазами, и на Леона, переминающегося с ноги на

ногy.

Окинув быстрым взглядом комбинезон Розы, она видимо пришла к выводу что Фредерик, по

доброте душевной, опять привел к ней в дом бродяг, и уже хотела было захлопнуть дверь

перед его носом, когда откуда-то из недр квартиры раздался мужской голос, вопрошающий,

кто их побеспокоил.

– Здравствуй Фред, – со стиснутыми зубами, проговорила хозяйка, – опять что-то надо?

– Софи! – пробасил Фредерик, и чуть было не повалив стоящую рядом Розу, кинулся

обнимать онемевшую женщину. – Как дела?

– Кто это, Фред? – oтцепившись от него, вопросила Софи, посмотрев на Розу. – Я их не знаю!

– Это мои друзья, oни путешественники, и мой Дик их чуть было не столкнул с обрыва...

Кидая на него сострадальческий взгляд, каким награждают разве что душевно больных в

психлечебнице, Софи посмотрела на Леона.

– Здравствуйте, вы кто?

– Я ведь сказал тебе! – не дав тому ответить, встрял Фредерик. – Моя собака...

– Я устала слушать эту ерунду, Фред. Может, ты все-таки скажешь мне, что произошло?

Немного огорченный тем, что его благородные намерения так явно предпочли не замечать,

Фредерик скис, и уже без охоты сказал, что встретил их у обрыва, и что они просили его

показать ему город.

– И решил начать экскурсию с нашей квартиры? – скептически изогнула бровь Софи. -

Странный план.

– Да нет же, я просто решил, что, – он не смотрел ей в лицо, а глядел через левое плеч о, как

будто боялся нагоняя, – после того, что Дик чуть было не убил их, они могут рассчитывать

на некоторую мою помощь... ну, ты понимаешь...

Судя по виду Софи, она не разделяла его порыва, и еле сдерживалась от того, чтобы не

закрыть дверь. Скрестив руки на груди, она возвела глаза к потолку, и уже собиралась что-то

сказать, когда к ней из-за спины подошел ее муж с ребенком на руках.

– В чем дело? – миролюбиво спросил он у брата. – Как жизнь, Фред?

Было настолько странно смотреть на этого сравнительно молодого Чарли, и знать что перед

ней стоит никто иной как ее дедушка, что Роза невольно задержала на нем взгляд.

Разве это его она видела на фотографиях? Вместо сморщенного старостью доброго лица, с

белыми, как вата волосами, она видела теперь подтянутое, красивое лицо человека лет эдак

под сорок – сорок пять. На лице едва ли можно было заметить хотя бы одну морщинку,

кроме маленьких лучиков у глаз, которые появлялись когда он улыбался. Густая шевелюра,

цвета вороного крыла, еще не успела превратится в белый пух. Ничто не указывало на то,

что через каких-нибудь двадцать лет это молодое лицо сморщится и состарится. Настолько

странно было смотреть на него и узнавать своего деда, что Роза не сразу обратила внимание

на то, что у него в руках лежит никто иной, как ее мать, Олив.

В том, что эта мысль не сразу пришла ей в голову, не было ничего странного: едва ли на

Земле найдется хотя бы один человек, способный различить в шестимесячном ребенке

черты, которые этот ребенoк приобретет еще очень не скоро. Заметить их, и указать на них

окружающим, могла разве что самая счастливая и безумная из матерей.

– Чарли! – pасцвел Фредерик и, потеснив недовольную Софи, выхватил Олив из его рук. – Ух,

какая она уже большая... Я привел гостей!

– Прекрасно! – просиял тот, обнимая жену, которая уже успела немного оттаять, особенно

когда забрала свое сокровище из рук Фредерика. – Гостям в моем доме всегда рады, так что

милости просим.

Роза так боялась того, что он окажется двойником жены по характеру, что не смогла не

сдержать облегченного вздоха и не улыбнутся.

Особо не церемонясь, благодушный Чарльз уже приглашал всех гостей выпить чая. Все

благодарно согласились, и уже спустя несколько минут устроились в маленькой гостиной за

круглым столом, уставленным различными тарелками с печением, пирогом, чайником с

чашками, и с полу-обглоданной морковкой. С веселым видом передавая огрызок жене,

Чарли налил всем горячего и пахучего чая.

– Малышка Олив так любит морковки, – нежно сказал он, – что мы всегда держим одну

наготове. Мало ли когда в ней взыграет аппетит.

Леон с Розой тут же сообразили, что следует сказать после подобного обращения, и

сообщили растроганному родителю, что никогда в жизни не видывали ребенка прелестней

его Олив.

После этого обстановка за столом заметно разрядилась, и все почувствовали себя давними

друзьями, и даже Софи выразила надежду, что им понравился город.

– Как мне здесь нравится! В общем-то и в России сейчас наступили тихие времена, но это

место... Понимаете, здесь совершенно иная атмосфера, даже не знаю как ее описать. – Софи

обвела гостиную умиленным взглядом. – Именно здесь я впервые за всю свою жизнь

почувствовала себя счастливой... Вы знаете, – кивок Розе и сидящему рядом Леону, – с тех

пор, как любимый увез меня с родины, я не перестаю благодарить Бога за то, что мы

встретились... Хоть и поздно, но все же встретились.

– Почему же поздно? – отозвался Чарли. – Совсем нет... Когда я увидел тебя, мне показалось,

что красивeе женщины нет во всем свете. Разве мог бы я так сказать, если бы наша встреча

произошла, как ты выразилась, поздно? Разумеется нет!

– Чарли горазд на комплименты, – смущенно замахала руками его жена, и глаза ее

увлажнились, – наверное ты прав, милый, но все-таки мне кажется, если бы ты увидел меня

чуть раньше... Самую малость, когда мне было лет двадцать пять, ты бы иначе говорил.

Она вздохнула и Олив, воспользовавшись паузой в разговоре, принялась тихо пищять.

Растроганно глядя на дочь, как будто она никогда всерьез не надеялась на такое счастье,

Софи улыбнулась Розе:

– Олив – победное заключение нашего с Чарли романа. После встречи с ним, надо мной

словно загорелся свет, между тем как раньше я пребывала во мраке, а когда родилась моя

девочка, мне показалось, что уже ничто на свете не может меня огорчить.

– Кроме нашего с Диком вторжения, – разрядив обстановку всеобщей растроганности

воскликнул Фредерик и все засмеялись.

До конца чаепития больше никто так не заикнулся о прошлом. Все разговоры касались лишь

будущего. Будущего Олив, будущее их города и страны.

Узнав что Роза была в России, и что она вместе с Леоном говорит на ее родном языке, Софи

не могла больше держаться с ними отчужденно, и раскрылась.

Это произошло, когда они уже вышли из-за стола, и Софи отправилась укладывать дочь

спать. Они вызвались ей помочь.

Глядя, как девочка ворочается в кроватке, и как светлеет лицо ее матери, они по обоюдному

согласию пришли к выводу, что лучшего момента для расспросов не найти, и Роза

осторожно ей сказала, что была в России, и некоторое время там жила.

София тут же переключилась на родной язык, и Леон тоже смог принять участие в

разговоре.

– Знаете, ваша страна – одно из величайших, когда-либо виденных мною мест, – сказал он, -

за то время, как мы там жили, нам казалось, что все вокруг это большой спектакль.

"Это он о музыке, автомобилях и моде" – сообразила Роза и улыбнулась.

Судя по виду Софии, она одновременно и хотела услышать больше, и страшилась того, что

может принести с собою этот ответ. Справившись со своим голосом, она ответила лишь, что

рада тому, что им там понравилось.

– Да... сейчас все снова налаживается, после той ужасной войны. И не только Россия, многие

страны понесли ужасные потери, и понадобится множество лет, чтобы все вернулось в

норму. Но сейчас там довольно неплохо, – в заключение сказала Софи, как бы оправдываясь.

– Да, неплохо.

Она встряхнулась и оглянулась на слушавших ее Леона с Розой.

– Ну разумеется, до войны там было лучше... Вероятно так и было во время моей матери...

Может и раньше, а может и позже. Но я еще не жила в то время, так что с полной

уверенностью сказать не могу. Но сейчас там совсем иная ситуация.

Леон поспешил вернуть ее на прежнюю тему.

– Как вы сказали, раньше там было намного лучше чем теперь?

– О да... – сказала Софи, наклоняясь над кроваткой дочери и поправляя одеяло, – я узнала это

от маминых знакомых, у которых жила все время после ее смерти, и до самой встречи с

Чарли. Как сейчас помню, погодите-ка, – она подошла к стоящему рядом гардеробу и,

выдвинув один из ящиков, достала два ветхих письма, перевязанных красивой, красной

ленточкой.

Она передала их Розе и та с трепетом развернула первое послание.

– Это завещание... То есть его копия. Мама написала два завещания, и оба абсолютно

идентичны, – пояснила Софи, следя за тем, как Роза дрожащими пальцами разворачивает

бумагу. – А это письмо некой Розе, твоей теске, которая и получила его, и впоследствии

передала моим опекунам. Это единственное доказательство, подтверждающее то, что мама

на самом деле когда-то жила на этом свете. Если хочешь, прочитай.

Со странным чувством, описать которое она так и не смогла, Роза развернула письмо,

написанное Анабель ей самой, много лет назад.

Милая Роза, пишу это письмо тебе, поскольку из всех моих друзей, лишь совсем немногим

могла бы я доверить свою тайну, и, возможно, ты могла бы также прочитать его твоему

другу.

За время нашего знакомства произошло много того, от чего я с радостью отказалась бы

теперь, хотя теперь я понимаю, что без всех произошедших бед, я едва ли смогла прожить

такую полную жизнь, которую прожила, и которая уже идет к своему концу. Занавес,

который вскоре опустится, и который перечеркнет мою жизнь, уже готовится к своей

черной работе, и я ничуть не сожалею об этом, так как не имею больше цели в этой

жизни. Возможно, ты понимаешь о чем я, милая Роза, ты ведь всегда меня понимала.

Свеча напоминает мне, что мои минуты сочтены, не знаю, успею ли кончить, прежде чем

последние силы оставят меня насовсем. Лучше будет покончить со всем этим, прежде чем

мои глаза закроются навеки, прежде чем рука дрогнет.

После рождения моей дорогой девочки, моей единственной радости, я думала, что больше

ничего не может меня побеспокоить и растревожить, но видит Бог, я ошибалась.

Незадолго до ее рождения, я уже думала, что моя жизнь налаживается, что раны,

нанесенные мне жизнью, затянутся, не оставив и следа. Вероятно, я имела право так

думать... я чувствовала, что наконец нашла человека, о котором столько говорила тебе.

Мне казалось, что и он полюбил меня так же сильно, как и я его. Я боготворила его, больше

того, я не смогла без него жить. Ради этого человека я готова была обогнуть целый свет,

не зная усталости, вынести все горести и печали, лишение и бедность. Ради него я могла

сделать все на этом свете.

И по его милости, я теперь пишу тебе эти прощальные строки. Нет, я не виню его, ни в

коем случае не виню! Да сопутствует ему удача во всех его делах! Во всем Божья воля.

Лишь Его рука свела нас, чтобы затем разлучить навсегда.

Да, он оставил меня. Он оставил меня ради другой. После его ухода я думала, что смогу

выжить, что смогу вырастить дочь и жить дальше, да, я так думала. Но спустя

несколько дней я поняла, что не смогу. Да простят меня мои близкие и моя безмерно

любимая дочь! Разве могла я думать тогда, чем окончится мой неудачный роман?

Моя свеча гаснет, как гаснет понемногу и моя жизнь, дорогая Роза.

Письмо я пишу лишь затем, чтобы попросить тебя взять к себе мою Софию, мою девочку,

любимицу, и вырастить так, как она того заслуживает.

И, конечно, затем, чтобы ты не думала, что виной моей смерти стали люди. Нет, лишь

мое сердце тому виной.

Я прошу тебя проследить за тем, чтобы на мой гроб возложили лилии, в знак моей чистой

и нежной любви ко всем, кого я оставляю. Это моя последняя просьба.

Да благословит тебя Бог!

Несколько раз перечитав послание, Роза молча протянула его Леону, надеясь на то, что он не

станет задавать вопросов.

Не глядя на ту, о которой писала Анабель, она утерла ладонью глаза и вздохнула.

Лилии. Вот значит что. По словам этой несчастной, яснее ясного понятно, что этo именно

она убила себя. Анабель покончила с собой, не выдержав ухода любимого. Oна была

вынуждена пойти на этот чудовищный поступок, оставив собственную дочь сиротою,

покорясь обстоятельствам или ужасной, всепоглощающей любви.

Но кто же этот самый "любимый"? Кто тот, из-за которого она и писала это письмо?

Возможно Анабель хотела, чтобы она нашла его и сообщила о ее чувствах? Или, быть

может, она написала просто потому, что не могла больше держать все это в себе? Да...

Последнее вероятнее всего.

Бедная Анабель... Как она хотела обрести счастье, надеялась на радостное будущее. Как

оптимистично говорила ей о своих планах...

Не сдержавшись, Роза закрыла лицо руками, и не открывала его, пока Леон не кончил

читать.

Он молча протянул письмо хозяйке, и пока тa прятала его обратно в гардероб, крепко обнял

дрожащую Розу, но тут же быстро отпустил и задумался.

– Вы знаете, что сталось с этой самой Розой? – немного погодя спросил он, удостоверившись,

что она может спокойно слушать. – По словам вашей матери, она была ее подругой. А что вы

о ней знаете?

– О, совсем ничего, – пожала плечами София, – мои приемные родители говорили, что она

только передала им меня, а потом исчезла.

Еле сдержавшись, чтобы не воскликнуть "Как я могла?", Роза спросила:

– А как нашли это письмо?

– Говорили, что эта самая Роза, ее подруга, придя однажды ее навестить, обнаружила ее в

темной комнате, с задернутыми шторами, лежащей на полу с пером в руке, и с этим самым

письмом на столе. И еще поговаривали, что на ее теле не обнаружили не одной смертельной

раны, ни смертельного яда в крови, ни какой бы там ни было другой причины смерти. Ее

похоронили, так и не узнав, от чего именно она умерла. Врачи терялись в догадках, и в конце

концов сказали, что причиной смерти послужило разбитое сердце.

– Ну еще бы, – пробормотал Леон.

– Как она и просила, на ее гроб возложили целый букет лилий, хотя ей до этого наверное уже

не было никакого дела.

София стиснула оба письма и вздохнула.

– Кроме этих писем я ничего не знаю о ней. По крайней мере ничего, что не опиралось бы на

факты... Конечно, мне рассказывали о ней ее родственники, но это было совершенно не то,

чего бы я хотела... или ожидала на самом деле. Вы понимаете? Ничего не знать о

собственной матери, какого? – oна горько усмехнулась. – Я даже не знаю, как она выглядела.

Взгляд Софии остановился на Розе и той стало неловко.

– Но разве не было ни одной фотографии?

– Нет.

Несколько минут протекли в неловком молчании. София ругала себя за то, что сама же

завела разговор на такую неудобную тему, тем самым испортив настроение этим двум

ребятам. За то же самое ругали себя и Роза с Леоном. Наконец последний сказал, что Олив,

кажется, заснула.

Решив загладить ситуацию, София принялась им рассказывать, какая ее дочь прелестная

девочка, и как любит тихие, спокойные игры.

– Она ведь у меня очень спокойный ребенок, – София нежно улыбалась спящей девочке, -

очень любит поспать, посмеяться... Из нее в будущем выйдет замечательная мать, я уверена.

Такая же спокойная, милая и веселая.

Роза поймала брошенный на нее взгляд Леона и подавила смешок. Не заметив этого, София

продолжала:

– Знаете, она ведь поздний ребенок, и поэтому я боялась что что-то пойдет не так как я с

Чарли того хотели бы. Все-таки я забеременела в тридцать восемь лет... А это вам не

двадцать. Но все настолько хорошо, что я даже немного боюсь... Даже сама не знаю чего, но

мне кажется слишком чудесным то, что моя жизнь так наладилась.

Она светло им улыбнулась.

– Прожив целых тридцать пять лет у друзей матери, я уже и не надеялась встретить кого-

нибудь. Думала, что до конца жизни останусь старой девой... – oна даже вздрогнула от этой

мысли, – до самой старости сидеть у окошка на подоконнике, и оплакивать свое

неудавшееся, семейное счастье... И тут появился он. Чарли гостил в нашем городе, и зашел в

наш магазинчик. Вот там-то мы и встретились. А потом... Потом он начал приходить к нам

все чаще и чаще, чтобы в конце концов не предложить мне то, o чем я уже и не мечтала. Он

предложил мне уехать с ним во Францию и поженится. Что я тогда почувствовала...

Наверное можно сравнить это чувство с ощущениями человека, спасенного из горящего

дома, когда ему уже кажется, что eгo уже никогда не найдут и не спасут.

Вскоре они на цыпочках покинули комнату и вернулись в гостиную. А спустя еще полчаса

распрощались. Леон переговорил с Софией и сказал, что они очень спешат и не могут

остаться. На самом же деле им было больше незачем задерживаться – они узнали все, что

хотели.

Глава 7: Предчувствия

– Ну, что ты скажешь? – Леон кинул сумку себе на кровать и сам сел на нее. – Похоже мы

знаем, что с ней стряслось. Честно говоря я думал, что ее просто-напросто убили, хоть так и

не смог придумать ни одного мотива, а теперь оказывается, она сама решила покончить свои

счеты с жизнью.

– Зачем, хотела бы я знать? – садясь на стул, задумчиво протянула Роза.

– Любовь, Роза, – странным голосом ответил Леон, – вот и все. Она просто-напросто не

смогла пережить уход того, о оком писала.

– Как это глупо... – воскликнула она, всплеснув руками, – лишать себя жизни, зная что

обрекает дочь на сиротскую жизнь! Умирать, не думая ни о ком, кроме себя одной.

– Вовсе нет, бывают случай, когда без человека невозможно жить, и в этом нет ее вины.

Когда встречаешь такого человека, то сразу понимаешь, что без него ты погибнешь. Рано

или поздно, но погибнешь.

– Допустим что так, – отозвалась Роза, стараясь чтобы ее голос звучал твердо, – но разве в

таких случаях этот самый человек способен жить без того, другого?

– Это и ставит меня в тупик. Она ведь Солтинера, Роза. Для нее влюбится, и влюбится для

любого другого человека – это две разные вещи. Когда влюбляется Солтинера, он отдает

всего себя, в то время как другие – нет. Из этого выходит, что Анабель истинная Солтинера, а

ее предмет – истинный идиот.

Он кашлянул и Роза покачала головой.

– Теперь, если мы хотим помешать ей умереть, а я думаю мы хотим этого, нам следует как

можно чаще навешать Анабель, и не дать ей увлечься.

– Да, но, – порозовев, пробормотала она, не смотря на него, – мы, конечно, можем помешать

этому, но разве мы можем вмешиваться, когда дело идет о судьбе?

Посмотрев на ее покрасневшее личико, Леон улыбнулся. Он понял, что именно она хотела

сказать. Стараясь, чтобы его голос звучал до предельности равнодушно, он ответил:

– Вероятно в ее случае, это была не судьба. Это единственное объяснение, которое я могу

понять. В обратном случае ее смерти не случилось бы. В этом случае судьба совсем в

другом. Сейчас судьбой называется то, что мы ее спасем.

– Ты прав, – с облегчением откликнулась Роза, – и теперь нам следует как можно больше

времени проводить с ней.

– Вот именно.

– А как же школа?

– После школы у нас еще море времени, вот его и посвятим нашей дорогой Анабель.

На том они и остановились. Роза отравилась в свою комнату переодеваться, после чего они

переместились в школу.

* * *

Весь учебный день Роза собиралась посвятить раздумьям, что она с успехом и делала бы,

если бы не Кристофер. Создавалось впечатление, что парень уже на пределе. Каждую

минуту, которую он проводил не с ней, он по какой-то, понятной лишь ему одному причине,

считал бесполезно потраченной, и в свободное время спешил наверстать упущенное.

Разумеется, на уроках она могла немного поразмыслить, но если раньше ей удавалось это

делать с горем пополам, то теперь и это сделалось практически невозможным делом.

Махнув рукой на осторожности, Кристофер теперь садился с ней за одну парту и развлекал

все уроки разговорами, а она считала его слишком хорошим человеком и другом, для того

чтобы прямо сказать ему, что она устала от его постоянного присутствия рядом.

Видя, что она не против, Крис наступал все активнее и однажды повторно задал прямой

вопрос о ее к нему отношении, а ей не оставалось ничего иного, как ответить ему, что oнa не

собирается переступать за рамки дружеских отношений.

Несчастный Кристофер. После этого отказа он сделался сам не свой. Начал пропадать,

прогуливать уроки и повышать голос на профессоров, чем заслужил себе временное

отстранение от учебы.

Искренне жалея его, Роза не знала уже что и делать, сердце ее разрывалось. Она

действительно любила его, но это было чувство совершенно иного рода. Она любила его

как брата, как друга, как товарища наконец. Но ни в коем случае как парня.

Она видела, какие косяки на нее кидают девчонки, которые уже утратили всякую надежду на

его завоевание, и понимала, что в сущности они имеют на это все основания. Если бы она

видела себя со стороны, то сама бы убедилась в том, что просто-напросто играет его

сердцем, оставаясь при этом холодной и недоступной.

Но разве могла она вести себя иначе? Она любила Леона, и не собиралась бросать его, но в

тоже время она не хотела потерять такого друга как Кристофер. Да, она похоже законченная

эгоистка, но после всего того, что произошло, она не может сказать ему прямо в лицо, чтобы

он оставил ее и ушел, потому что это будет еще большим злом, чем делать вид, что она

неравнодушна к нему.

Словом, она запуталась окончательно. И, вернувшись однажды из школы, не выдержала, и

все выложила Леону.

Выслушав все то, что копилось в ее душе вот уже много месяцев, Леон не выразил никаких

признаков недовольства, напротив, он прежде всего спросил, почему она раньше не

поделилась с ним всем этим. Но Роза была уже на пределе

– Какое это имеет значение, Лео? – воскликнула она. – Какое это имеет значение теперь, когда

я вертела им и вела себя, как будто он является моей собственностью? Скажи просто, что

считаешь меня полнейшей эгоисткой и последним человеком!

– Так, успокойся, – серьезно ответил он, – при чем здесь это? С чего ты взяла, что ты

эгоистка? Да будь ты эгоисткой, ты бы так не мучилась, и не стала бы с таким лицом

говорить мне, кем себя считаешь.

– Но разве то, в какое положение я поставила себя и Криса...

– Это говорит как раз о том, что ты очень мягкий человек, боящийся причинить боль

окружающим. Ты просто боишься лишиться друга. Послушай меня, – добавил он твердо,

видя как меняется ее лицо, – в том, что он сделал с тобой, виноват только он. И каким бы

хорошим другом он не был, в этой ситуации большим эгоистом является он, а не ты.

Любящий человек никогда не заставить страдать. Никогда, иначе он уже не будет тем, за

кого сам себя считает. Он, конечно, может попытаться обратить на себя твое внимание, но

заставлять тебя переменить решение...