Текст книги "Последнее лето в Аркадии"

Автор книги: Дейрдре Перселл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)

Глава 16

Может, это покажется вам мелодраматичным, но в тот момент для меня словно остановился мир. Я ждала признания, была к нему готова, но это нисколько не ослабило той боли, что пронзила все мое тело. Да, мир затих, замер на мгновение, словно оттягивая момент, когда все начнет распадаться на осколки. Когда я читала описания чувств в романах, они всегда казались мне чрезмерными. Героини страдали так ненатурально! Они немели от боли, падали в обморок, хватали ртом воздух. И я втайне посмеивалась над буйной фантазией автора.

Но я сама потеряла дар речи. Перед глазами поплыло, и сознание принялось цепляться за реальность, словно опасаясь померкнуть. Я была на грани обморока. Мир заглох, как мотор. И к этому нечего добавить. Я боялась моргнуть, была в страхе оттого, что неосторожное движение, любой вздох снова раскрутят мир, заставят бешено вращаться, и я потеряюсь в этом движении, сгину в никуда.

Я не мигая смотрела Фергусу в спину. Он медленно обернулся. На воротничке его пижамы засох мазок зубной пасты. Эта голубая клякса показалась мне такой родной, знакомой.

Я сделала осторожный вздох, и реальность навалилась на меня. Странное облегчение (ведь я так давно жила в напряжении) смешивалось с животным ужасом. Ногти снова впились в ладони.

– Кто она? – услышала я свой почти спокойный голос.

– Какая разница?

– Для меня разница есть.

– Почему я должен сообщать тебе ее имя? – Фергус шарил глазами по моему лицу. – Эта информация не облегчит твоих страданий. И меньше всего мне нужно, чтобы ты закатилась к ней и устроила скандал.

В груди у меня почти ощутимо хрустнуло. Может быть, что-то надломилось в сердце. И вслед за этим тело наполнил холодный гнев, чистый в своем неистовстве. В голове прояснилось, и мне внезапно стало легче.

– Если ты не назовешь ее имя, Фергус, тогда тебя ждет настоящая сцена, – процедила я. – Я тебе такое устрою – ты пожалеешь, что родился. Может, попробуем?

Я вылезла из постели, неторопливо подошла к стене и сняла с нее заправленный в золотую рамку сертификат «Лучший телеактер», выданный Фергусу на фестивале за роль в «мыльной опере». Изо всех сил я запустила рамку в противоположную стену, она пролетела над головой мужа, звучно стукнулась, стекло брызнуло в разные стороны. Осколки усыпали пол и кровать.

– О, это было прекрасно! – сообщила я.

Он вскочил и попятился назад, к наклонной стене.

– Я был прав. Ты – ненормальная! Психичка чертова!

– Так ты назовешь мне имя? – В запале я бросилась к комоду и схватила фигурку балерины, подарок Фергуса на первую годовщину брака. Подняв статуэтку над головой, я стала выбирать, во что ее запустить. В тумбочку мужа, на которой стоял хрустальный шар со снежинками, презент от любящей мамочки? Бросок и погублены еще две вещи. Настала очередь свиньи-копилки. Она отлично должна была разлететься о велотренажер мужа. Копилка была дорогим для сердца Фергуса сокровищем детства, подарком отца.

– Прекрати, перестань! – взвизгнул муж, бросаясь ко мне и выдирая из рук копилку. – Безумие какое-то!

Он схватил меня за запястье. На его ладони была кровь, очевидно, он порезался об осколок рамки. Мне было все едино. Мной владел ослепляющий гнев, теперь уже не холодный, а раскаленный, как жидкий металл. Я была готова расколошматить все, что попадется под руку.

– Так ты скажешь?

Мы смотрели друг на друга почти с ненавистью. Я почувствовала запах коньяка.

Фергус не ходил в туалет. Он хлопнул рюмашку для храбрости, трус!

Он выпустил мою руку.

– Давай спустимся в гостиную. Здесь слишком много осколков, даже на кровать не присесть.

– Ты скажешь?

– Да.

Я швырнула свинью-копилку на постель и первая вышла из спальни. Меня переполняла такая ярость, что я даже не побеспокоилась о том, чтобы шагать на цыпочках. Обычно Кольм засыпал в наушниках, и я надеялась, что в ту ночь он снова нацепил их перед сном. Если же он этого не сделал, то давно проснулся от грохота разбивающихся предметов и сохранять тишину не было причины. Пусть слышит! Лучше знать, что творится, чем изнывать от неизвестности. По крайней мере в тот момент мне так казалось.

Мы прошли на кухню. Там я рухнула на диванчик: ноги внезапно перестали меня держать. Я ждала.

И снова ощущала себя героиней пьесы.

«Моя жизнь со звездой».

Да, так бы и называлась эта пьеса.

Фергус стоял у стола, опершись об него ладонями.

– Даже не знаю, с чего начать. – Он говорил монотонно, словно профессор на рутинной лекции. Будто речь шла о какой-то ерунде, а не решалась судьба нашего брака. Он избегал смотреть на меня, уперся взглядом в соусницу, забытую на столе.

– Начни с самого начала. Как ее имя?

– Далось тебе ее имя, Мэдлин! – Фергус поднял глаза. – Зачем тебе знать, кто она? Разве это может что-то изменить?

Я сверлила мужа глазами. Словно чувствовала, что он сдастся, если я буду пристально смотреть ему в лицо.

– Ванесса Томпсон, – вымолвил он.

Имя ничего мне не говорило.

– Где вы познакомились?

– Она участвовала в проекте.

– Актриса?

– Да.

– Сколько ей лет?

– Мэдлин, прошу тебя…

– Так сколько?

– Ей двадцать четыре.

Я не стала размышлять над этой информацией, просто приняла к сведению.

– Кого она играет?

Выяснилось, что мисс Томпсон взяли на эпизодическую роль. Ее героиня не раз появлялась в сериале на несколько минут как связующее звено между сценами. Она играла роль дочери портье.

Затем я узнала, откуда у Фергуса интерес к ирландской национальной музыке, которая теперь звучала в нашем доме постоянно, если муж был дома. Отец Ванессы был музыкантом в народном ансамбле.

– А ее мать? Полагаю, та гнусавая певица с Донегола, которую ты так любовно слушаешь? Или она играет на аккордеоне? – В моем голосе проскальзывали стервозные нотки. И, черт возьми, было приятно чувствовать себя стервой.

– Ее мать умерла. Зачем тебе эта информация? – Фергус оторвал ладони от столешницы. – Какой в этом смысл?

– Смысл в том, что я целый год живу в вакууме. У меня накопилась куча вопросов, а ответов никто не давал. Весь этот год я медленно схожу с ума, страдаю от неизвестности. Нет, не так! Меня мучил ты сам, а не твое молчание. И как долго ты собирался так жить? Или ты считал, что все образуется само собой?

– Ты не понимаешь…

– Это я-то? – Я даже хохотнула, очень зло. – И чего же я не понимаю? Того, что ты нашел себе молоденькую вертихвостку?

Я встала и теперь двигалась к нему, пока мы не оказались нос к носу. Фергус попятился и зачем-то включил холодную воду. Ледяной поток с шумом рванулся в раковину. Я зажала уши руками.

– Выключи, Фергус! Немедленно!

Он повернул кран, поток иссяк.

– Чего ты ждешь? Что я должен сказать? Да, я встретил другую. Такое случается сплошь и рядом. Мне жаль, хотя ты в это и не веришь.

– Как до этого дошло? Как вы сошлись?

– Ты действительно хочешь знать подробности? Тебе что, нравится себя мучить?

– Предоставь мне судить, что меня терзает, а что – нет. Так как вы сблизились?

– Только сядь, прошу тебя. Ты надвигаешься на меня словно палач. Это нелепо!

Мы сели за стол, я вытянула ноги внизу, потому что они отказались сгибаться. Словно превратились в две ходули.

Роман Фергуса начался с рождественской вечеринки на студии. Целых восемнадцать месяцев назад!

– В тот вечер все перепились. – Он снова уставился на соусницу. – Многие были в сильном подпитии. Я тоже. Мы поехали к ней домой. Утром я пообещал себе, что продолжения не будет. Роман не входил в мои планы. Ты же понимаешь, интрижки случаются у всех актеров, Мэдлин! – Фергус поднял на меня умоляющий взгляд, но, увидев выражение моего лица, снова опустил голову. – Однако Ванесса была настойчива. Постоянно крутилась рядом, была на подхвате. Когда я спускался в столовую перекусить, она махала мне из-за столика, предлагая присоединиться. Я пытался оборвать нашу связь, но ничего не получалось. Возможно, я не слишком сопротивлялся… В общем, когда я все же принял решение о разрыве, случилось непредвиденное.

Голос Фергуса стал совсем тусклым.

– Она сказала, что беременна?

– Откуда тебе известно? – Его изумление казалось искренним.

– Просто догадалась. Слишком банальная развязка. Простая повседневность. Скажем так, в любом романе или фильме можно встретить подобный сюжет. Так она родила?

Неужели этот ледяной, какой-то деловой голос принадлежал мне? Я слышала себя словно со стороны и удивлялась собственному спокойствию.

Фергус жалко кивнул, дрогнув плечами.

– У нее дочь.

– Понятно. Как имя?

– Фелисити.

– Полагаю, ты содержал их обеих? Давал им наши деньги?

– Мэдлин…

– Что «Мэдлин»? Так ты давал или не давал этой женщине наши деньги? Молчишь? Значит, давал. Ты содержал любовницу, а я была вынуждена носить обноски! Я хожу в одежде из секонд-хэнда и покупаю замороженную пиццу со скидкой в «Альди»!

«Альди» – дешевый супермаркет на Парнелл-стрит. В нем отовариваются нищие вдовы, старичье, одинокие матери и желтокожие эмигранты. И я, как вы поняли.

Фергус на мгновение поднял голову и тотчас отвел глаза.

– Я давал ей самую малость. Ведь она мать моего ребенка. Я обязан это учитывать.

В голове всплыли многочисленные ситуации, когда я была вынуждена под предлогом занятости отказывать Рите и Тесс пойти в кафе или за покупками. У меня никогда не было денег даже на шпильки.

– Я хочу, чтобы ты ушел, – тихо сказала я.

– Но это мой дом. Я уйду тогда, когда захочу…

– Ты больше меня не любишь?

Проклятие, я произнесла эти чертовы слова, задала самый унизительный вопрос из всех возможных! Я клялась себе, что не буду давить на Фергуса, не стану умолять и вытягивать клещами признание в любви, но все же спросила. Вопрос прозвучал жалко. Словно брак распадался по моей вине. Будто именно я была паршивой овцой.

Спросив, любит ли меня муж, я свела на нет все свои попытки сохранить достоинство, опустилась до положения нищего на паперти. И Фергус это знал.

– Не унижайся, Мэдлин. – Он взял мою руку. – Ты уже и так достаточно себя уронила.

Я вырвала руку.

– Что значит «не унижайся»? Или это я виновата перед тобой? В чем моя-то вина?

Для вспышки гнева было поздно. Фергус уже оседлал любимого конька, все ниточки были в его руках.

– Да ты только посмотри на себя! Когда в последний раз ты заглядывала в зеркало? Ты похожа на скелет, на высохшую старуху!

Я вскочила. Слезы бурлили в глазах, но я не хотела, чтобы они пролились.

– Убирайся! Уходи, прошу! Сейчас же!

– Посреди ночи?

– Да какая разница? Тебе ведь есть куда пойти! – Я не желала, чтобы Фергус видел меня в слезах. – Проваливай к Ванессе!

Он пристально смотрел на меня, во взгляде была неуверенность.

– Ты действительно этого хочешь?

– Да, хочу. – В тот момент я была уверена.

– Ты надеешься, что потом я приползу на коленях? Но этого не случится.

Пришел мой черед уставиться на соусницу.

– Я соберу твои вещи. Позвони, когда будешь готов их забрать. Могу отправить с посыльным.

Пауза. Затем удаляющиеся шаги. Фергус вышел из кухни.

И тогда меня начало трясти – так сильно, что пришлось обхватить себя руками, чтобы не развалиться на части. Спустя несколько минут я чуточку пришла в себя, собралась, подошла к стене, на которой висел телефон, и осторожно сняла трубку.

– Через полчаса, – услышала я шепот мужа. – Я приеду на такси. Придется оставить ей машину, это будет честно.

– Как она? – Хотя мисс Томпсон старалась говорить с сочувствием, в ее голосе слышались триумфальные нотки. Она явно была в восторге оттого, что все сложилось само собой.

– Это было ужасно. Ладно, скоро буду. – Фергус положил трубку. Я тоже – тихо, словно мышка. И все равно щелчок показался мне оглушительным, как выстрел.

Муж спустился вниз с небольшой сумкой в руках.

– Я убрал стекло с постели, – сказал он, остановившись в проходе. – Надеюсь, ничего не осталось, но все-таки встряхни одеяло, когда будешь ложиться.

– Ладно. – Я кивнула. Если бы мы смотрели друг другу в глаза, наша беседа казалась бы столь же обыденной, как если бы мы обсуждали покупку новых штор.

Впрочем, что тут особенного? Все семейные драмы похожи друг на друга. Простая обыденность, не более.

– Прощай, Мэдлин.

– Прощай, – сказала я столу.

За Фергусом со щелчком закрылась входная дверь.

Сколько времени я сидела на кухне, не знаю. Потом поднялась наверх, обвела блуждающим взглядом спальню.

На комоде лежало обручальное кольцо. Прямо рядом со свиньей-копилкой. Сложно описать, что я чувствовала, глядя на этот золотой кружок. Когда я коснулась его пальцами, он все еще был теплым. Пожалуй, это был самый худший момент той ночи. Словно жирная черта отделила мою прошлую жизнь от настоящего.

Я взяла кольцо и, не раздеваясь, легла в постель.

Кольцо по-прежнему было зажато в моем кулаке, когда забрезжил рассвет. На часах было около пяти. Я лежала в том же самом положении, что и несколько часов назад. Ноги затекли, я замерзла, но какая-то сила не позволяла мне сменить позу. Глаз я так и не сомкнула.

Когда окончательно рассвело, я прошла в туалет и бросила кольцо в унитаз. Смыть золотое украшение оказалось не так просто. Я давила на кнопку слива раз за разом, но оно лишь кувыркалось в потоках воды, отказываясь улетать в канализацию. Тогда я надела резиновые перчатки и пальцами загнала кольцо Фергуса в трубу.

Может, оно все еще лежит в трубе, совсем рядом. Наверняка лежит.

Следующие недели я раз за разом возвращалась к событиям той ночи, это длилось на протяжении всего лета. Однажды я докатилась до того, что стала названивать и умолять Фергуса вернуться. Тот звонок я тоже постоянно вспоминаю. Позорное ощущение поражения, ненависть к собственной слабости… Я отвратительна, я знаю.

Я помню каждое слово, что было сказано нами в тот день, когда я набрала номер Ванессы (он сохранился в последних звонках).

Холл в доме Мэдлин Григгз.Полная тишина.

Мэдлин,домохозяйка средних лет, сжимает в руке телефонную трубку. В холле темно, зрачки Мэдлин возбужденно поблескивают. Она набирает номер и включает громкую связь, потому что руки слишком трясутся, чтобы держать трубку.

Мэдлин. У меня есть предложение. Можем мы его обсудить?

Фергус. Слушай, уже поздно, я должен…

Мэдлин. Фергус, умоляю, выслушай. Один разговор! За столько лет брака ты просто обязан меня выслушать. Прошу тебя.

Фергус. Проклятие, Мэдлин, что ты творишь? (Тяжкий вздох.)Ладно, что ты хочешь обсудить?

Мэдлин. Это не телефонный разговор. Давай встретимся в городе, выпьем кофе и поговорим. (Торопливо.)Может, завтра?

Фергус. Мне не нравится эта идея. Еще рано. Слишком мало времени прошло.

Пауза.

Фергус. Лучше говори по телефону. Мэдлин? Говори, или я вешаю трубку.

Мэдлин. Я волнуюсь, Фергус. Для меня все очень непросто…

Фергус (со вздохом).Слушай, я же не выскочу из телефона и не начну махать руками. Давай же, не тяни!

Мэдлин (проглотив комок в горле).Ну, я думала о нас, о Кольме. Сын скучает по тебе, Фергус.

Пауза.

Мэдлин. Фергус, Фергус! Ты меня слышишь?

Фергус. Да, я здесь, черт возьми. К чему ты клонишь?

Мэдлин. Так вот… я (торопливо)долго думала и пришла к выводу… Только не кричи на меня, Фергус! Думаю, Ванесса не станет возражать, если ты будешь приезжать к нам с Кольмом. Скажем, на две ночи в неделю. Хотя бы через выходные. Может быть, даже…

Щелчок. Слышны короткие гудки. Фергус повесил трубку. Мэдлин медленно нажимает отбой и закрывает лицо руками.

Я была в ужасном состоянии и неоднократно хотела позвонить Тесс или Рите, пока они были в Коллиуре, но не посмела. Это было бы нечестно. Они наслаждались отдыхом, я не желала его портить.

Мэри, хозяйка магазина, быстро поняла, что со мной творится. Зная, что двух лучших подруг нет поблизости, она настояла на том, чтобы я чаще выходила на работу.

– Шесть дней в неделю, Мэд, не меньше! Ты не должна сидеть взаперти.

В один из тех дней, когда я чувствовала себя не такой жалкой и никому не нужной, я набралась смелости пойти к Ванессе. Мне хотелось устроить сцену. И я желала посмотреть ей в лицо.

Ванесса открыла дверь и подалась назад от неожиданности. У нее на руках была маленькая девочка. Стоило мне взглянуть малышке в лицо, увидеть ее глаза, как вся моя решимость испарилась.

Я успела заметить, что Ванесса выглядит усталой, но она все же могла дать мне сто очков вперед. Любовница мужа оказалась действительно хорошенькой, этакая юная девчонка, за которыми бегают пацаны в школе. Конечно, она не была красоткой в общепринятом смысле, но в ней, безусловно, было нечто притягательное. Свежесть, возможно.

Она была возмутительно молоденькой.

Я снова потерпела поражение.

Позже я описала сцену в квартире Ванессы в одной из пьес, но тотчас заперла исписанные листы в ящике стола как свидетельство своей унизительной слабости.

Я записывала все, что со мной происходило, но это не был связный сценарий. Так, отрывки. Может, однажды я смогу соединить их в одну хорошую пьесу, когда у меня найдутся на это силы. Думаю, мой сценарий кончится хеппи-эндом. Мэдлин одолеет соперницу, справедливость восторжествует. Возможно, я даже переделаю сцену в квартире Ванессы.

Увы, в жизни все произошло иначе. От Ванессы я притащилась жалкая и потерянная. Я проиграла. Их было трое против меня одной.

И хотя в нашей незримой схватке никто не победил, я все-таки пришла к финишу последней.

Глава 17

Что за лето! Просто безумное!

А ведь прошло всего два месяца с тех пор, как мы с Мэд и Тесс сели в самолет, хихикая и предвкушая отличный отдых. Сколько всего случилось с того дня! Сколько кошмарных открытий было сделано!

Хотела бы я знать, что сейчас творится в «Аркадии». Даже не верится, что могло произойти нечто подобное! Полиция едет. И к кому? К Джерри и Тесс! Подобный поворот событий заставляет о многом задуматься. Очевидно, в жизни возможно всякое. Судьба может выкинуть такой неожиданный фортель, что только держись. Я уже не говорю о Мэдди – там тоже происходит что-то невероятное. Но в Хауте, в «Аркадии»! Антиутопия какая-то.

Конечно, к превратностям судьбы я всегда была готова, особенно когда была молодой и только пыталась вылезти из нищеты. Выйдя замуж за Рики, я продолжала карабкаться наверх, пихалась локтями, зубами выдирала удачу из лап фортуны, но при этом не забывала о том, что жизнь, в сущности, – редкая сука.

Помню, как нам с мужем все же удалось сколотить первый капитал. Мы перебрались в новый дом, который казался мне оплотом безопасности. Как сказала бы Тесс, я все время ждала, что мир может дать выскочке жестокий пинок под ребра, но уверенность в комфортном будущем все же крепла с каждым днем. Когда умерли родители, исчезло последнее звено, связывавшее меня с прежним полуголодным, полным запретов существованием. Я вздохнула свободнее. Родители словно тянули меня обратно на дно. До сих пор слышу голос матери:

– Кем ты себя вообразила, дамочка? Думаешь, обзавелась большим домом и сетью дурацких магазинов, одела детей в паршивые «Найк» и «Кельвин Кляйн» и можешь смотреть на мир свысока? Не забывай, откуда ты вылезла! Позор на наши головы!

Папаша добавил бы что-нибудь похлеще.

Самым большим прегрешением в районе моего детства считалось быть выскочкой. Отец всю жизнь состоял в профсоюзе, там же и работал. Он был махровым социалистом и с презрением говорил о классовом и финансовом неравенстве. Сидевшие на его шее дети были вынуждены ежедневно слушать лекции на тему «уничтожим богатых». Возможно, отец предавался подобным нравоучениям, поскольку у него не было иного выхода, кроме как цепляться за свои нелепые убеждения. А может, он и правда в них верил. Отец подозрительно относился к тем, кто был чуть богаче его самого, кто сумел пробиться выше и покинуть наш нищий квартал.

Мы с Рики относились как раз к таким выскочкам.

Я же не видела ничего зазорного в том, что имеешь возможность платить по счетам, не задумываясь о суммах. И разве плохо, если без труда содержишь собственных родителей? Что с того, что мои дочери избалованы и получают все, чего пожелают? Пусть живут в свое удовольствие! Когда-нибудь они скажут мне спасибо за безмятежное детство. Которого я сама была лишена.

Да, мне повезло. У меня не только полно денег, но также есть любящий муж и дом, который нам по вкусу. Я ничуть не стесняюсь своего богатства, потому что оно не свалилось на нас с Рики как снег на голову. Мы долго и трудно работали, особенно в первые годы, чтобы добиться успеха. Случись нам сейчас потерять все, мы начали бы с нуля и снова вылезли наверх, потому что считаем такой путь единственно правильным. Это умнее, чем плыть по течению и жаловаться на то, что оно несет тебя совсем не туда, правда?

Но хватит обо мне. Я хотела рассказать вам о случившемся с Тесс, поделиться взглядом со стороны.

Это такая… запутанная история. Я не знаю, что и думать. И как себя вести. Мне сложно даже заставить себя позвонить подруге, очутившейся в беде, честное слово! Да и она не изводит меня телефонными разговорами, особенно в последнее время.

Ладно, я все же попробую восстановить в памяти события этого лета, а заодно и конца мая. Конечно, я не столь талантливый рассказчик, как Тесс или Мэдди, зато у меня отличная память и я внимательна к деталям. Вспоминать придется урывками, возвращаясь к делам далекого прошлого, чтобы картина получилась более полной.

Итак, сейчас половина одиннадцатого. Должно быть, полиция уже в «Аркадии». Каково сейчас Тесс? Проклятый Коллиур! В глубине-то души я знаю, что этот французский город ни в чем не виноват, но все равно именно там трещина, пробежавшая между тремя нашими семьями, стала особенно заметна. Там все и началось. Может, на том коттедже, что мы взяли в аренду, лежит какое-то проклятие?

А почему нет? Вы бы стали жить в доме, рядом с которым есть древняя могила? Под боком у высохшей мумии? Тесс была в восторге от часовни с витражами, от резной плиты, закрывавшей гробницу. А вот меня дрожь пробирала от одной мысли о подобном соседстве.

Черт, лучше бы мы поехали в «Марбелью», как я предлагала с самого начала.