Текст книги "Перекресток (ЛП)"

Автор книги: Девни Перри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Глава 2

Индия

8 лет

– Скотоводческий Курорт «Крейзи Маунтин», – прочитала я в брошюре, лежавшей на обеденном столе в домике. – Классное название, правда, папочка?

Он мурлыкал себе под нос, лежа на диване. Его глаза были закрыты, а голова покоилась на двух коричневых подушках.

– Индия, твой папа собирается отдохнуть до ужина. – Мама взяла брошюру у меня из рук и заправила мне за ухо прядь вьющихся волос. – Почему бы тебе не выйти на улицу и не осмотреть окрестности? Я видела качели, установленные возле лоджа.

– Я не хочу выходить на улицу. – Я вздохнула. – Это обязательно?

– Нет. Ты можешь либо выйти на улицу, либо пойти в свою комнату и почитать.

– Мам, – простонала я. – Книги, которые я принесла, скучные.

– Тогда иди на улицу.

Я чуть не закатила глаза. Чуть. Но мама злилась, когда я закатывала глаза.

– Здесь есть другие дети?

– Может быть. – Она пожала плечами. – Есть только один способ выяснить это.

Выйти на улицу.

– Хорошо. – Я поплелась к двери.

– Индия, – позвал папа, и когда я обернулась, он прижимал палец к щеке.

Я подбежала к дивану и поцеловала его.

– Спасибо, тыковка. – Он приоткрыл глаза. – Дай мне немного вздремнуть, а потом мы пойдем ужинать у костра. Взрослые будут делать стейк, а дети – хот-доги. Может быть, ты сможешь сделать один для меня.

– Хорошо. – Я улыбнулась, изучая его лицо.

Он выглядел как обычно. Он по-прежнему был самым высоким отцом в моей школе. По-прежнему был самым сильным человеком, которого я знала. Но в последнее время он сильно уставал. И все время дремал.

Мама всегда отправляла меня в мою комнату, чтобы он мог отдохнуть. И когда они думали, что я не слушаю, я слышала, как они говорили о раке.

Я знала о раке.

Миссис Дэви должна была стать моей учительницей в первом классе, но не стала, так как в тот год у нее диагностировали рак. Иногда наш директор приходил в наш класс и показывал нам ее фотографии. У миссис Дэви больше не было волос.

Папа тоже облысеет?

Мама говорила, что я была ее мини-копией, за исключением волос. Они были такими же, как у папы. Кудрявые, светлые и непослушные. Ну, мои волосы были непослушными. У меня было много волос.

Я надеялась, что папа не облысеет.

– Иди отсюда, милая, – сказала мама.

Я раздраженно поднялась с дивана и направилась к двери.

– Я люблю тебя, – сказал папа.

– Я тоже тебя люблю. – Я помахала маме, затем вышла на улицу и спустилась по ступенькам крыльца коттеджа.

Мы остановились в Шале «Беартус» (прим. ред.: Беартус – это традиционный бревенчатый дом со стеклянным носом, облицованным двухэтажными бревенчатыми стойками. Концепция планировки Беартус обычно включает три спальни, все с выходом в жилую зону на открытом воздухе). Это был самый большой коттедж на курорте. Так сказала хозяйка, когда мы сегодня регистрировались. В доме было четыре спальни и мансарда.

Для ночлега я выбрала мансарду, хотя там была самая маленькая кровать.

У нас была кухня, которой мама запретила нам пользоваться, потому что она ездила в отпуск не для того, чтобы готовить.

Чем привела меня в замешательство, потому что дома она тоже не готовила. Блюда готовил наш шеф-повар. Она вообще умела готовить?

Я бежала вприпрыжку по каменной дорожке, которая вела от нашего домика к лоджу, и кружилась, когда мимо меня пролетала желтая бабочка. Я любила бабочек. У нас дома их было много в саду. Мама попросила садовника посадить цветы для бабочек и божьих коровок.

Были ли бабочки в Монтане такими же, как у нас в Техасе? Может ли бабочка улететь так далеко? Сколько времени это займет?

Я кружилась, наблюдая за бабочкой, когда носок моего ботинка зацепился за камень. Я вскрикнула и упала на четвереньки.

– Ой. – Я вскочила на ноги, затем сначала проверила свои руки. Мои ладони были поцарапаны, но крови не было.

Пока я не посмотрела на свое колено. Из царапины сочилась кровь и свисал крошечный лоскут кожи.

Фу. Фу. Фу. Я резко втянула воздух, ожидая, когда пройдет жжение. Если я зайду в дом, мама обольет меня этой шипучей жидкостью – гидро– чем-то там – от чего будет в десять раз больнее, чем на самом деле.

– Фу. – Я крепко зажмурилась.

– Ты в порядке? – Из лоджа выбежал мальчик.

– Да. – Я кивнула.

– У тебя идет кровь.

– Это не больно. – Не так уж и плохо.

– Нужен лейкопластырь? – спросил он.

Я покачала головой.

– У моей мамы его много. Она говорит, что я неуклюжая.

– О. – Он оглядел меня с ног до головы, прищурившись. – Ты собираешься плакать?

Не тогда, когда он наблюдает за мной. Я вздернула подбородок.

– Нет.

– Девочки плачут. Особенно, когда им больно.

– Только не я. – Иногда я плакала. Но боль уже проходила, и он казался мальчиком, который не стал бы играть со мной, если бы счел меня плаксой.

– Круто. – Он кивнул. – Как тебя зовут?

– Индия.

– Индия? – Он как-то странно посмотрел на меня. – Типа как страна?

– Вроде того. И-н-д-и-я. Как тебя зовут?

– Уэст.

Это было классное имя. Не такое классное, как у меня, но довольно крутое.

– Я никогда раньше не слышала имени Уэст.

– Я никогда раньше не слышал имя Индия. Откуда ты?

– Из Техаса. А ты?

– Я здесь живу.

– Типа на этом ранчо?

– Да. Со своими папой, мамой, младшим братом, дедушкой и бабушкой.

Мне показалось, что здесь весело жить.

– Сколько тебе лет?

– Десять.

– Мне восемь. Хочешь покататься со мной на качелях?

– Не совсем.

– О. – Мои плечи поникли.

– Хочешь посмотреть на мою лошадь?

– Хорошо. – Я бешено закивала и побежала за Уэстом в конюшню, забыв о царапине на колене.

Его коня звали Чиф. Мы перелезли через забор и вышли к нему в поле. У Уэста в кармане была пригоршня зерна, и он накормил им Чифа с ладони.

Мама разозлилась, когда не смогла найти меня на качелях, и взяла с меня обещание рассказывать ей, прежде чем я снова пойду куда-нибудь с Уэстом. Перед ужином она вылила мне на колено эту шипучку, хотя кровотечение уже остановилось. Из-за лекарств боль стала еще сильнее, чем была вначале.

Папа помог мне приготовить хот-дог на большом костре, который они развели в ту ночь. И часто дремал.

Мама всегда заставляла меня выходить на улицу, и это было нормально. Иногда мне приходилось играть на качелях в одиночестве. Но иногда Уэст был рядом и позволял мне пойти с ним погладить его лошадь.

Монтана была довольно интересным местом для проведения каникул.

Глава 3

Уэст

Этого не происходило. Это было не по-настоящему.

Я зашагал прочь от кабинета, ускоряя шаг, пока не перешел на бег трусцой. Мне нужно было убраться к чертовой матери из этого здания, чтобы я мог подумать. Чтобы я мог дышать. А не чувствовать запаха сладких розовых духов Индии.

– Привет, Уэст. Можно я…

– Позже. – Я поднял руку, прерывая вопрос Деб, и пронесся мимо стойки регистрации.

Она, вероятно, хотела знать, собираюсь ли я предоставить ей две недели отпуска в июле, чтобы она могла поехать со своим парнем на разные родео по всему штату.

Поскольку я был зол на ее парня, в тот момент я не был склонен соглашаться.

Кейси согласился поработать у нас этим летом и водить гостей на рыбалку. Нам не хватало гида уже второе лето подряд, и я не мог выкроить время, чтобы порыбачить. Но вместо того, чтобы выйти на работу, Кейси в последние три выходных сказался больным, чтобы отправиться на групповую рыбалку. Это означало, что мне пришлось прекратить предлагать гостям рыбалку. Опять.

Если отбросить мое раздражение по поводу бойфренда, у Деб не оставалось времени на отпуск. Она уже получила дополнительную неделю. А мы не могли позволить себе отпустить ее на две недели в самый напряженный сезон.

Кто еще мог сидеть за столом? Джекс? Папа? Я? Мы трое и так были на пределе сил.

Бабушка уже работала в утреннюю смену. Но быть весь день на ногах будет вредно для ее бедра. Кроме того, это создавало для меня дополнительную работу. Ей не нравилась компьютерная система, поэтому перед рассветом я приходил в лодж и варил ей кофе. Затем распечатывал всю бронь, чтобы она могла разобраться, когда придут гости.

Она предпочитала, чтобы все было сделано так, как она делала это годами. В те дни, когда они с дедушкой построили этот лодж. Когда они основали Скотоводческий Курорт «Крейзи Маунтин».

Знали ли мои бабушка и дедушка, что папа продал их ранчо? Что он забрал то, что они ему подарили, и выбросил это?

Черт возьми. Это был кошмарный сон. Это было нереально.

Он продал ранчо?

Мой желудок скрутило, когда я с такой силой толкнул входную дверь лоджа, что она ударилась о стену, петли заскрипели, отскакивая от нее.

Это было не по-настоящему.

– Уэст, – крикнул Джекс, подбегая, чтобы догнать меня, когда я торопливо спускался по ступенькам крыльца.

– Не сейчас. – Я продолжал идти, проводя рукой по волосам, направляясь к своему грузовику.

Это был прекрасный день. Ясное голубое небо. Свежий, бодрящий воздух. Теплый желтый солнечный свет. Почему худшее в моей жизни всегда приходилось на хорошие дни?

– Уэст, – снова позвал он, положив руку мне на плечо.

– Не сейчас, Джекс. – Я высвободился из его хватки и направился к своему грузовику.

– Ты собираешься просто уйти? Позволить этому случиться?

Я развернулся к нему лицом.

– Что, черт возьми, ты хочешь, чтобы я сделал? Я даже не могу… Я даже не понимаю, что сейчас происходит.

– Я тоже. – Он развел руками. – Ты должен остаться. Ты должен это исправить.

Исправить? Я пытался исправить это в течение многих лет.

– Пожалуйста, – взмолился Джекс.

Блять.

– Позже. Я обещаю.

Папа вышел из лоджа, осматривая парковку. Заметив нас, он спустился по ступенькам крыльца, вздрагивая на каждой ступеньке. Хромота не проходила, но упрямый ублюдок отказывался идти к врачу. Он повредил бедро и, возможно, колено, когда две недели назад упал с лошади.

Это был молодой вороной мерин, которому требовалось время и терпение. Ему требовались ежедневные прогулки верхом и уроки того, как стать отличной лошадью. Не хорошей лошадью, а отличной лошадью.

Моей лошадью.

Последней лошадью, которая по-настоящему принадлежала мне, был Чиф. Когда он умер, образовалась пустота. Я не был готов ее заполнить. Поэтому последние десять лет я ездил на любой лошади, которая была доступна. Но поскольку лошади, которых мы использовали для гостей, становились старше и медленнее, пришло время начать тренировать новых лошадей.

И мне пришло время обзавестись собственной.

Я купил пять и выбрал самую высокую для себя. На остальных четырех мы с Джексом усердно катались верхом с гостями по тропинкам и тренировались по ежедневному распорядку.

Но этот мерин не предназначался для верховой езды, и у него не было достаточного количества часов в день. Его тренировкам не уделялось первостепенного внимания.

Очевидно, папе этого было недостаточно, потому что две недели назад я вернулся домой после долгого рабочего дня, когда перегонял скот, а он хромал. Он взял мою лошадь покататься и упал.

Если бы он просто подождал, если бы он просто поговорил со мной…

О лошади.

О ранчо.

Об Индии.

Индия.

Почему? Что она здесь делала? Четыре года и ни слова. А потом это? Черт возьми. Я не мог дышать. У меня кружилась голова. Казалось, мое сердце только что разорвали на куски.

Мне нужно было убраться отсюда к чертовой матери.

Отец поднял руку, прежде чем я смог вырваться.

– Стой на месте, сынок.

Мне исполнился тридцать один год, а я все еще не спорил с таким тоном.

– Я не в настроении разговаривать, пап.

– Тяжело. – Он остановился рядом с Джексом, уперев руки в бока. – Мне жаль. Я знаю, это было для вас шоком. Мне есть что еще сказать. Я должен был объяснить, но… Я сделал то, что считал нужным.

– Продав ранчо? – Это было не по-настоящему.

Но ведь это было по-настоящему, не так ли?

– Как ты мог?

– У нас проблемы, Уэст.

– Я знаю, что у нас чертовы проблемы, – рявкнул я. – Это не ответ.

– Это ответ. Единственный ответ. Тебе придется доверится мне в этом.

– Довериться. – Он вообще знал значение этого слова? – Пошел ты.

Он вздрогнул.

Джекс тоже.

– Мы не просто тонем. Мы уже утонули.

– Мы?

Это никогда не были мы. Это всегда был он.

Его решение. Его выбор.

Его ранчо.

– Я, – его голос дрогнул. – Мы… я почти на мели.

Почти на мели? Скорее, разорен.

Мы были разорены.

Это должно было быть больнее. Это должно было застать меня врасплох. Но в глубине души мы годами упорно шли по этому пути.

– Что значит, мы почти на мели? – спросил Джекс.

– У нас нет денег. – Глаза отца наполнились слезами. – Мы должны банку больше, чем можем выплатить.

– Так ты просто все продал? – спросил Джекс. – Ты даже не поговорил с нами.

– Послушай, если бы у меня был другой выбор, я бы выбрал его.

– Один, – сказал я. – Ты бы принял это решение один. Как всегда.

Он продал ранчо.

Это было по-настоящему. Это было чертовски по-настоящему.

Нереально.

Он не только оторвал его от нашей семьи, но и сделал это в одиночку. Он поговорил с ней наедине. Он посыпал солью зияющую, кровоточащую рану в моем сердце.

– Как долго? – спросил я. – Как долго ты тайно планировал это?

Отец опустил взгляд в землю.

– Месяц.

– Что? – взорвался Джекс, вскинув обе руки. – Ты продал его месяц назад?

– Нет. Контракт был подписан на прошлой неделе. Но мы… вели переговоры.

Вели переговоры. С Индией Келлер.

Нет, не Келлер. Гамильтон. По мужу ее звали Индия Гамильтон. Правда, сегодня на ее пальце не было того массивного, яркого бриллианта. Почему? Где Блейн?

Он тоже был в этом замешан? Мысль о том, что этот сукин сын владеет землей у меня под ногами, заставляла мою кровь кипеть. Это была земля Хейвенов. Еще до того, как дедушка и бабушка основали курорт, это ранчо принадлежало нашей семье на протяжении нескольких поколений.

– Это наше наследие.

Это было наше наследие.

И теперь оно принадлежало ей.

Как мы сюда попали? Как все это так эпично развалилось? У меня перехватило дыхание. Кто-то выбил воздух из моих легких, и я не мог наполнить их.

– Ты действительно продал его ей? – спросил Джекс.

Папа кивнул.

– Так и есть.

– Но… ты не поговорил с нами, – в словах Джекса сквозил вопросительный оттенок.

Когда-то автократические наклонности отца тоже заставали меня врасплох. Раньше меня озадачивало, что он не советовался со своими детьми по поводу решений, которые влияли на их жизнь.

Но с годами я понял, что папа не спрашивал, потому что не хотел нашего участия.

Джекс не испытал этого в достаточной степени, в основном потому, что был еще молод.

Мой брат провел последние четыре года в колледже в Бозмене. Он был практически отстранен от бизнеса на ранчо и курорте.

Но в прошлом месяце он вернулся домой, гордо размахивая дипломом бакалавра, и заявил, что готов помочь с бизнесом.

У отца не хватило духу рассказать ему правду о бизнесе. У меня тоже.

Я уже много лет знал, что у нас проблемы. Становилось все труднее и труднее производить банковские платежи. Я предложил решение – выставить часть земли на продажу.

Но не всю землю.

Он действительно продал всю землю?

– Это не идеально, – сказал папа. – Но, по крайней мере, мы знаем Индию. Она бывала здесь. Ее семья проводила здесь время. Она знает курорт. А Келлеры – хорошие люди.

Вот только она больше не была Келлер.

– Лучше она, чем какой-нибудь застройщик, который купит его и разобьет на части, – сказал папа.

– Откуда ты знаешь, что она этого не сделает? – спросил я.

– Она дала мне слово. Я верю, что она сдержит его.

Может быть сдержит. А может быть и нет.

– Это есть в контракте?

Папа покачал головой.

– О, черт. – Джекс потер лицо обеими руками. – Мы в заднице. Абсолютно в заднице.

Я хотел возразить. Сказать ему, что мы разберемся с этим. Что у нас все будет хорошо. Но я не давал своему брату обещаний, которые не смогу сдержать.

– Поверь мне. – Папин взгляд встретился с моим. – Пожалуйста.

– Я не могу.

Папа открыл рот, но закрыл его с громким щелчком. Возможно, он хотел еще что-то сказать, но я не собирался слушать. Я услышал достаточно. Поэтому он развернулся на каблуках и направился к конюшне. Надеюсь, он выберет другую лошадь, а не моего мерина, если захочет прокатиться.

– Что нам делать? – спросил Джекс.

– Я не знаю.

Он перевел взгляд на блестящий черный внедорожник с техасскими номерами. Без сомнения, он принадлежал Индии.

– Мы должны довериться ему. И работать на нее? – Джекс усмехнулся. – Я, блять, не буду работать на нее. Она может поцеловать меня в задницу.

– Не надо…

– Что не надо?

Не говори о ней в таком тоне.

– Не реагируй слишком остро. Пока мы не узнаем больше.

Джекс не знал о моей истории с Индией. Папа тоже не знал – по крайней мере, не все.

Никто не знал. Так было проще.

Проще, когда летом она приезжала в Монтану на неделю, а потом возвращалась к своей богатой жизни в Техасе.

Она была здесь. Надолго ли?

Я ненавидел себя за то, что все еще надеялся, что больше недели.

Не говоря больше ни слова, я подошел к своему грузовику и распахнул дверцу, чтобы забраться внутрь. Двигатель взревел, когда я повернул ключ зажигания. Затем я нажал на газ и, вылетев с гравийной площадки в облаке пыли, помчался по дороге.

Что мне было нужно, так это долгая и изнурительная поездка верхом, но папа опередил меня, так что пришлось ограничиться поездкой на грузовике.

Грузовик подпрыгивал и вилял на дороге. В моем списке неотложных дел значилось позвонить в окружную службу по контролю качества гравия, чтобы они приехали и починили дорогу. Дорога была вся в выбоинах и колеях. Но каждый раз, когда я вспоминал об этом, было уже далеко за пять, и их кабинеты были закрыты.

Не доезжая до главной арки и въезда на ранчо, я ударил по тормозам, и меня занесло, когда я сбавил скорость, чтобы свернуть на двухколейную дорогу, которая вилась через пастбище. Я поехал по утоптанной травянистой тропинке, которая вилась через рощу и вела к горам вдалеке.

Еще полмили, и у меня отключится сотовая связь. Если повезет, у меня спустит колесо. На данный момент я предпочел бы остаться здесь без ничего, кроме своего грузовика, чем где-нибудь рядом с лоджем.

Индия планировала остаться? Что, по ее мнению, произойдет теперь, когда дом принадлежит ей? Мы останемся без работы? Без дома?

У меня все еще кружилась голова. Давление в груди было невыносимым. Мой пульс так громко отдавался в ушах, что я не мог думать.

Я ударил кулаком по рулю, одновременно убрав ногу с педали газа, и позволил грузовику резко затормозить. Как только он остановился, я вылетел за дверь, мне захотелось подышать свежим воздухом.

Сделав пять шагов по высокой траве луга, я упал на колени. Затем судорожно вдохнул и задержал дыхание, пока мои легкие не начали гореть.

Это была моя земля. Это был мой дом.

Зачем Индии это понадобилось? Ради мести?

Неужели она действительно так сильно ненавидела меня?

Индия знала, что значило для меня это ранчо. Для моей семьи. Оно было такой же частью моего тела, как и кости.

Орел с криком взмыл над деревьями.

Крик показался мне чертовски хорошей идеей.

Поэтому я закрыл лицо руками.

И проревел:

– Черт!

Я закрыл глаза и дышал, пока звук не стих.

Моя вина. Это была моя вина.

Как бы мне ни хотелось обвинить в этом отца, но, если быть честным с самим собой, наши финансовые проблемы начались с Кортни. А это была моя вина. Я привел ее на это ранчо.

Я опустил руку на землю, пальцами подобрал комок грязи и перевернул ладонь.

Это была земля Хейвенов. Моя земля.

Должен был быть способ отменить эту сделку. Должен был быть способ все исправить.

Я выждал несколько минут, чтобы отдышаться, дать волю своему гневу и потрясению. Затем встал, отряхнул грязь с рук о джинсы и направился к своему грузовику. На обратном пути на ранчо я ехал медленнее, давая себе время подумать.

Сколько денег мне нужно было собрать? Какую цену он назвал Индии?

Неподалеку от Биг Тимбера был соседский дом с таким же участком, который два года назад был продан за десять миллионов долларов.

Слишком много нулей.

Мы разорены.

У меня не было миллионов долларов. Могу ли я их одолжить?

Деньги мы всегда получали в летний сезон. Осенью мы продавали телят этого года. У нас были небольшие расходы. Я уже сократил штат персонала курорта и старался делать все, что было возможно, сам.

Этого было недостаточно.

Зачем Индии вообще понадобилось это место? Что она здесь делала?

Был только один способ выяснить это.

Ее внедорожник все еще стоял на стоянке, когда я подъехал к лоджу. Я припарковался рядом с ним и направился внутрь.

В вестибюле было пусто. Где, черт возьми, Деб? Почему ей было так трудно оставаться за стойкой регистрации? Я не стал звонить в колокольчик, а просто порылся в бумагах, пока не нашел имя Индии.

Номер 208. Я взбежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и обогнул площадку, затем направился в конец коридора. Подняв кулак, чтобы постучать, я сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться – это не помогло – и постучал в дверной косяк.

Получилось слишком громко, слишком яростно. Через три двери от нас распахнулась еще одна дверь, и наша старшая экономка, Тара, высунула голову в коридор.

– Все в порядке, Уэст?

– Все прекрасно, – солгал я.

– Хорошо, – протянула она, затем снова скрылась в номере.

Из номера Индии донесся приглушенный вскрик, прежде чем она открыла дверь, потирая локоть.

– Локтем ударилась? – спросил я.

– Да. О свой чемодан.

На мгновение знакомость происходящего вытеснила все остальное дерьмо. Это были мы.

Индия, получившая травму, потому что на земле не было ни одной души, в жилах которой текло бы столько же неуклюжести.

А я всегда опаздывал на несколько секунд и никогда не успевал подхватить ее.

– Привет, Уэст.

– Привет, Инди.

Прядь ее вьющихся светлых волос выбилась из пучка, и она заправила ее за ухо. Но она не хотела оставаться там, куда ее заправили. Ее волосы никогда не оставались на месте, но она все равно боролась с ними. Ее карие глаза стали жестче, чем четыре года назад. Их свет потускнел, и она выглядела… усталой. И все же с каждым разом, когда она приезжала на ранчо, она становилась все красивее.

На ней были черные слаксы. Серая блузка без рукавов с высоким воротником плотно облегала ее фигуру, подчеркивая изгибы груди. В комнате витал аромат роз, а вместе с ним – воспоминания о темных ночах и поцелуях украдкой.

Окно было открыто, и порыв ветра снова подхватил этот локон, и он упал на ее висок.

Когда-то давно я бы вытащил шпильки из ее волос. Я бы запустил руки в эти локоны и запер нас в этом номере на неделю.

Но это было до того, как она украла мое наследство.

– Сколько стоит ранчо? – Я скрестил руки на груди.

Индия вздохнула.

– Оно не продается.

Блять.

– Сколько? – Если бы я только мог заставить ее назвать цену, я бы придумал, как это осуществить. Так или иначе, я бы нашел способ.

– Уэст, – ее голос смягчился. – Я не продаю его. А если бы и продавала…

Я не мог бы его себе позволить.

Если бы она назвала цену, она была бы астрономической. Это было бы больше денег, чем я увижу за всю свою жизнь.

Папа был богат теперь, когда продал ранчо.

Но я не был. Даже близко.

Унижение прожгло меня насквозь, но я был здесь не для того, чтобы спасти свою гордость. Я был здесь для того, чтобы спасти землю моей семьи.

– Я буду работать всю свою жизнь, чтобы отплатить тебе. Ты не можешь отнять это у нас.

– Это не то, что я делаю.

– Именно это, черт возьми, ты и делаешь, – мой голос отразился от стен.

Она подняла руку.

– Я знаю, что сегодня это стало для тебя шоком, но…

– Шок, – невозмутимо ответил я. – Да, это был шок. Я вхожу в кабинет, потому что мне звонит папа и говорит, что нам нужно срочно встретиться, и вот спустя четыре года ты сидишь за моим столом. Ты заняла мое кресло прежде, чем у кого-то хватило порядочности сказать мне, что оно больше не мое.

– Уэст…

– Это мой дом. Это мои средства к существованию. Не смей, черт возьми, отнимать это у меня.

Краска отхлынула от ее лица.

– Все уже сделано.

Нет. Из этого должен был быть выход. Должен был быть способ вернуть все назад.

Возможно, моим единственным выходом было прогнать ее.

Я ненавидел себя за то, что собирался сказать, но это был не первый раз, когда я причинял ей боль. Не в первый раз я говорил себе, что это для ее же блага.

– Тебе здесь не место, Индия.

Она вздрогнула, ее взгляд упал на невидимую точку на полу.

– Я знаю.

– Продай его мне обратно. Пожалуйста. – Я был не прочь просить, но только об этом.

Индия вздернула подбородок. На этом прекрасном лице не было ничего, кроме стальной решимости.

– Завтра утром. В восемь часов. Я жду тебя в своем кабинете. Я ожидаю, что ты, твой отец и твой брат будете там. Тогда мы сможем обсудить, кому именно принадлежит мое ранчо.

Она отступила назад, едва не споткнувшись о собственные босые ноги. Но вовремя спохватилась и схватилась за дверь.

И закрыла ее прямо перед моим лицом.

Она хлопнула дверью с такой силой, что Тара, умная женщина, сообразила, что лучше больше не высовывать голову в коридор.