Текст книги "Убийство в долине Нейпы (сборник)"

Автор книги: Дэвид Осборн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 41 страниц)

Глава 5

В действительности визит к дочери Розы для выражения соболезнования планировался мною прямо с утра. Но когда я отвезла детей в группу парусного спорта и передала их в руки молодой женщины – опытного инструктора, ведущей занятия; когда я купила утреннюю газету у Питера Деборда, снова выразившего мне, по-видимому искренне, свое восхищение, поднявшее мой тонус, я снова помчалась в западную часть Острова, остановившись по пути у цветочного киоска – купить цветы.

Я не терплю неразрешенных загадок, но на этот раз в желании видеть Эстеллу мною руководило отнюдь не простое стремление оградить девочек от опасности, когда они вчетвером направлялись вчера от моего парадного к своей вызывающей чувство жалости изношенной машине, которая стала для меня наглядным свидетельством упадка этой семьи. Эта мысль разбудила во мне покровительственные инстинкты, о которых я и сама не подозревала. Если их ожидают неприятности – а подсознательное чувство подсказывало мне, что это вполне возможно, – Элджер не будет в состоянии послужить им опорой; и что более вероятно, именно он будет причиной их бед.

Первое, о чем я подумала, проснувшись в то ясное безоблачное утро, была полиция: она и в самом деле может в скором времени явиться за Элджером. Ведь если предполагаемой жертвой преступления была Грейс, то Элджер, единственный из всех знающих ее людей, имел основания настоятельно желать ее смерти. Интуиция, если вам угодно, подсказывала мне, что у него нет алиби. Накануне перед сном я об этом как-то не задумалась, но теперь, лежа в постели и прислушиваясь, как встают Кристофер и Нэнси, я вспомнила: Элджер любил ходить на рыбалку, особенно по ночам, во время прилива. Если он ушел один, в какое-нибудь уединенное место на берегу, ему будет трудно доказать свою непричастность. И еще не вполне одевшись, я вдруг приняла решение: надо ехать к Эстелле сразу и выяснить, зачем Роза поехала в «Марч Хаус». При этом могло подтвердиться, что версия полиции – неверна. Я понимала, что моя надежда была зыбкой, но в случае удачи Элджер оказывался вне подозрений: вряд ли кому могло прийти в голову обвинять его в намерении убить Розу Перкинс.

Поместье «Руккери» было расположено на холме Ридж-Хилл, невдалеке от Ти-лейн. Некогда оно принадлежало процветающему клану овцеводов, его поля и пастбища были обнесены замшелой гранитной стеной, а из окон открывалась широкая панорама на равнину с редкими фермами, простирающуюся вплоть до Атлантического океана. Чуть ниже, на уступе, скрытое, к счастью, от глаз наблюдателя, стояло большое, на редкость уродливое трехэтажное здание в современном стиле, недавно построенное подругой Розы Анной Альфреда, кинозвездой, купившей у нее часть земли.

Собственный дом Розы, построенный, как и мой, в начале XIX столетия, был низкий, приземистый, с серой, потемневшей от времени драночной кровлей и зелеными ставнями. Два боковых крыла придавали ему П-образную форму, если смотреть сзади, и защищали цветочную оранжерею и бассейн от всех ветров, кроме восточного. Над домом возвышался кряжистый столетний дуб, липы и буки; от Мидл-роуд к нему вела подъездная дорожка из гравия, – пройдя сквозь аллею из кудрявых кленов, она заканчивалась кольцом у парадного входа. От нее, примерно на середине, отходила вторая подъездная дорожка, поуже, ведущая вниз, к дому мисс Альфреда.

Я припарковала машину, подошла к двери и постучала. В руках у меня была целая охапка гладиолусов, шпорника, ранних лилий, но несмотря на это, я ощущала себя незваным гостем и успокаивала себя тем, что Эстелла обязана быть со мной вежливой – хотя бы потому, что я гораздо старше ее. Однако это мне не помогло.

Ждать пришлось довольно долго. Но вот дверь отворилась, и передо мной предстала Эстелла, собственной персоной. На ней было только вошедшее в моду «средиземноморское» бикини, представляющее собой три крохотных треугольничка, соединенных завязками. Ее тело, загорелое, стройное, натренированное гимнастическими упражнениями, было натерто лосьоном от загара. Тонкие черты лица, темно-зеленые глаза, прямые каштановые волосы, падающие ей на спину, – все вместе это производило довольно сильное впечатление. Я успела подумать: она действительно хороша собой, как постоянно уверяла всех ее мать; жаль только, что подкачал характер.

– Доброе утро! – произнесла я, ощутив внезапную скованность: сказать мне, собственно, было нечего. – Я привезла вам цветы… ужасно сожалею о случившемся…

Что еще можно сказать девушке, которая, по-видимому, ничуть не расстроена тем, что ее мать убита?

Некоторое время Эстелла молчала, потом коротко улыбнулась, почти насмешливой улыбкой, взяла цветы и пригласила меня наконец войти. Я вошла в переднюю.

– Мы у бассейна, – бросила мне девушка и, не дожидаясь моего ответа, прошла через холл в гостиную с почти вызывающей кошачьей грацией, которая, на языке жестов, означала то, что мне следовало понять еще раньше: смерть матери нисколько не огорчила ее.

Я подумала, что Эстелла, возможно, хочет шокировать меня с единственной целью – утвердить свою самостоятельность. Девчонка была инфантильной, и я пожалела, что последовала за ней в гостиную. Но не стоять же мне целую вечность в дверях!

Мы пересекли роскошную гостиную, обставленную дорогой современной мебелью, местами имитирующей старину, и через оранжерею вышли к бассейну, где я увидела жениха Эстеллы, молодого титулованного француза, отдыхавшего в шезлонге. Короткий махровый халат распахнут до пояса. На вид Фрэнсису можно было дать лет двадцать шесть, он узкоплечий, со слабо развитой грудной клеткой и ногами, почти лишенными мускулов. Лицо недовольное, с трехдневной щетиной, нос слишком длинный, волосы темные, прямые, уже начавшие редеть. Он не произнес ни слова, даже не встал, только воззрился на меня на какой-то миг, потом глубоко затянулся из только что свернутой самокрутки. Когда он выпустил дым, я сразу ощутила характерный запах марихуаны. «Какое разительное несходство между этим фатом и Питером Дебордом!» – невольно подумалось мне.

Презрев все светские условности, Эстелла указала мне на стул и отрывисто произнесла:

– Вчера здесь была полиция. Весь день и всю ночь они рылись в вещах матери и задавали несчетное количество идиотских вопросов. Сегодня мы просто не в силах разговаривать с кем бы то ни было. Эсси Пекк когда-то давала маме почитать пару книжек. Я сейчас принесу их, и вы вернете их по принадлежности.

Она свалила все принесенные мною цветы на инкрустированный металлом и покрытый стеклом стол, где они были обречены на немедленное увядание, и взяла у Фрэнсиса самокрутку. Сделав пару затяжек, она отдала ее обратно, после чего проскользнула через оранжерею к стеклянным дверям, которые, как я знала, вели в спальню Розы. Я начала злиться на себя. Лучше бы мне не приезжать совсем!

Оглядев бассейн, я обнаружила, что Фрэнсис там не один. На противоположной стороне на матах лежала молодая пара. Он был в итальянских плавках без ластовицы, которые оставляют снаружи все на свете и просто вынуждают вас посмотреть вторично, если даже вы этого не хотите; она лежала на животе, лениво опустив в воду руку; на ней, по-видимому, не было вообще ничего.

Эстелла вернулась почти сразу с книжками в руках – четыре потрепанных томика в дешевых бумажных обложках – и протянула их мне. Я взяла.

– Мы не собираемся устраивать здесь церемонию похорон, – сказала Эстелла. – Ее устроят в Бостоне. Маму будут кремировать. Я думаю, что тетя возьмет прах и захоронит его где-нибудь. Она вылетает в Бостон с Тихоокеанского побережья.

Это было выше моих сил. Не в состоянии задать интересующий меня вопрос – почему Роза оказалась в ту ночь в усадьбе Грейс, – я ограничилась лишь бессмысленными обрывками фраз:

– Разумеется… Если что-нибудь нужно от меня…

– Спасибо, нет!

Она вновь завладела самокруткой и повернулась ко мне спиной. Мне стало ясно, что разговор окончен. Я потерпела поражение. В какое чудовище превратилась Эстелла! Если уж ей безразлична даже смерть матери, то как можно на нее повлиять? Проходя через гостиную, я оглянулась назад. Девица, лежавшая по ту сторону бассейна, поднялась на ноги. Я была права: она абсолютно голая. Тело у нее как у гермафродита… Может, это юноша? Но вот она повернулась в мою сторону и медленно пошла вокруг бассейна. Теперь я смогла ее хорошо разглядеть, прежде чем она скрылась в спальне Розы. Не обращая на нее внимания, ее партнер прыгнул в воду. Фрэнсис покинул шезлонг, сбросил халат и встал, голый, у края бассейна, наблюдая за юношей. Эстелла легла на его место, нацепила темные очки и, продолжая затягиваться из самокрутки, подняла лицо к солнцу.

Я поспешила ретироваться, однако это был еще не предел. Спускаясь по кленовой аллее, я увидела Анну Альфреда, поднимающуюся по боковой дорожке в маленькой пляжной мотоколяске. С ней двое молодых людей, похожих на двух породистых златогривых жеребцов. Их вид не оставлял ни малейшего сомнения в том, на какой предмет она их держала. Анна сидела, зажатая между ними, положив руки на их голые плечи. Они пропустили мою машину и свернули к дому Розы.

Мне вспомнилась моя собственная юность. С Джорджем мы повстречались, когда мне было 22 или 23 года, а до того… Внешностью меня Бог не обидел, темпераментом – тоже. Многие мужчины добивались моего расположения. Время от времени я выделяла кого-нибудь из них и отвечала взаимностью. Дело кончалось постелью, освященной если не любовью, то по крайней мере истинной страстью. Разумеется, я не была ханжой, каковой кажусь себе иногда теперь, но у нас секс окутывала аура тайны; мы подходили к нему серьезно, даже с уважением, если хотите, а это требовало строгой избирательности, о чем, по-видимому, нисколько не заботится нынешняя молодежь. Несмотря на их свободу нравов, я не думаю, чтобы они испытывали ту полноту чувств, какую испытывали мы. Для нас обнаженное тело, общая постель, ласки – все это было чем-то вроде мистерии, имело налет таинственности, романтики, без чего голая похоть ведет в конечном счете к пресыщению.

Кляня себя за напрасно потраченное время, я поехала прямо к Эсси. Ее старый пикап стоял на обычном месте, но на стук в дверь никто не ответил. Я вошла внутрь, окликая хозяйку, – ответом мне было лишь слабое металлическое тиканье большого старинного будильника, стоявшего на столе.

В конце концов я ее все же нашла, точнее, она нашла меня. Стоя на лужайке, отделяющей ее коттедж от Нашаквитского галечного пляжа, я услышала, что кто-то зовет меня по имени:

– Маргарет!

Оглянувшись, я увидела свою подружку на носу полузатопленного водой траулера. Сухая и жилистая, с обветренным лицом, в старых рабочих брюках и клетчатой рубашке, она вытаскивала ловушки для омаров из носового отсека, где они были сложены. Какой разительный контраст с увиденным в «Руккери», подумала я и поспешила присоединиться к ней, поднявшись по лесенке, которую она приладила к носу судна.

– Я использую передний отсек для защиты ловушек от солнца, – пояснила она. – От него они разрушаются даже быстрее, чем от воды. – Она кивнула в сторону кормы, наполовину скрытой под водой. – Кормовой трюм не годится для этой цели – во время прилива он затопляется по самый люк, а в ветреную погоду ловушки стукаются одна о другую и ломаются.

Эсси уселась на одну из ловушек – большой сколоченный из деревянных планок ящик с воронкообразным отверстием, через которое омары могут забраться внутрь, но не могут выбраться; другую такую же она пододвинула ко мне.

– Ну давай, рассказывай. Как чувствует себя блудная дочь? Удалось ли забрать у нее мои книги?

– Откуда тебе известно, что я успела там побывать?

– Будто я тебя не знаю! Ставлю десять омаров против одного, что ты помчалась туда, едва встав с постели.

– Ты права: книжки у меня в машине.

– Держу пари, что прелестное дитя извлекло их на свет Божий специально для того, чтобы показать, как мало ее печалит несчастье, случившееся с матерью.

Мне пришлось снова признать ее правоту.

– Твои омары останутся при тебе.

Я рассказала ей все в самых общих чертах, объяснив свое фиаско потрясающей незрелостью Эстеллы и ее жениха. Сексуальные и нудистские моменты пришлось опустить. Чтобы не думать об этих дегенератах, я ощутила смутное чувство неловкости, мешающее мне выдавать чужие секреты. Помимо этого у меня не было желания выслушивать неодобрительные слова Эсси о любых проявлениях сексуальности, в том числе и о моих собственных земных устремлениях. Эсси была старой девой, и я постепенно научилась щадить ее чувства. Меня привлекали в ней другие качества – страсть к приключениям, умение освобождаться от повседневных забот и ограничений, радуясь этому, точно малый ребенок.

Выслушав мой рассказ, Эсси немного помолчала, подумала, потом сказала:

– Если полиция по той или иной причине откажется от первоначальной версии – будто убийца обознался в темноте и принял Розу за Грейс – и предпочтет думать, что именно Роза была намечена в качестве жертвы, то подозрение падет в первую очередь на Эстеллу и Фрэнсиса.

В ее голосе я уловила особую, полушутливую интонацию, из чего можно было заключить, что она расставляет мне что-то вроде ловушки. Она часто проделывала это в прошлом, особенно когда хотела поставить на своем.

– Эстелла и Фрэнсис? – машинально повторила я, досадуя, что такое подозрение не приходило мне в голову. Оно несомненно пришло бы – в том случае, если бы я допустила мысль, что Роза, и никто иной, была предполагаемой жертвой преступления.

Прежде чем я переварила эту мысль, Эсси продолжила:

– Только одно из Розиных колец с бриллиантами могло бы обеспечить их потребность в наркотиках на несколько лет. У меня нет опыта в таких делах, но я читала об этом. А имение? Ты представляешь, что оно значит для них?

– Но зачем тогда им было везти ее в усадьбу Грейс?! – воскликнула я.

– А ты считаешь, что должны они были организовать «несчастный случай» у себя дома? – улыбнулась Эсси. – Ладно, давай прикинем. Домашние происшествия с трагическим концом обычно вызывают подозрения. А между тем стоило изобрести предлог для ночного телефонного звонка, убить Розу на чужой территории, наведя полицейских на ложный след и заставив их думать, что ее приняли за Грейс, – и дело в шляпе.

Эти ее слова повергли меня в сомненья. Способны ли Фрэнсис или Эстелла на такое? Возможно, кто-нибудь из них и мог принять участие в заговоре, но чтобы убить своими руками! В любом случае мне представилось невозможным приписать насильственную смерть Розы никому из них. Я раздумчиво покачала головой. Должен существовать более серьезный мотив, чем потребность в наркотиках, которые, по-видимому, были у них в избытке. Но какой? На этот вопрос я, хоть убей, не видела ответа.

Эсси пожала плечами.

– Но Маргарет! Кто другой мог убить Розу, если только имелась в виду именно она? Анна Альфреда? Вряд ли! Может быть, сама Грейс?

Ответом ей была моя растерянная улыбка. И тут Эсси начала закрывать свою ловушку.

– Послушай, Маргарет, – невозмутимо сказала она. – Мне понятна твоя линия поведения, и я отношусь к ней с пониманием. Но ради самой себя – попытайся, пожалуйста, быть объективной. Полиция не считает, что Розу убил маньяк или грабитель – вероятно, потому, как ты сказала, что ограбления не было. Никто из тех, кого мы знаем, не мог быть заинтересован в смерти Розы, кроме Эстеллы и Фрэнсиса. И даже они, судя по всему, не имели для этого достаточных оснований. Так почему не предположить, что полиция оказалась права и убийца имел в виду именно Грейс? Кто же был заинтересован в ее убийстве? Оуэн Фулер? Артур Хестон? Не слишком ли это большие натяжки?

Она была, разумеется, права. Оуэн Фулер являл собой мерзкую личность. Про него говорили, что он – отец ребенка собственной дочери; что однажды, в День Всех Святых, он бросил в горящий костер целый мешок отчаянно визжащих кошек. Артур Хестон был тщедушный, невыносимо хитрый человек, работающий в опекунской конторе, где-то в Бостоне. Только одни матери и любят таких. Но сколько я ни ломала голову, ничего не могла придумать: никто из них не имел оснований желать смерти ни Грейс Чедвик, ни Розы Перкинс.

Никто, получалось, не имел мотивов для убийства. Никто, кроме Элджера Микеля.

Я чувствовала себя пойманной, тем более что Эсси и не скрывала расставленной мне ловушки. Впервые за все время она не стала настраивать Меня против Хедер, напротив: это была сама доброта и участие. Где-то противно закричала чайка, две черные гагары пролетели низко над зеркальной гладью Нашаквитского водоема, вытянув худые шеи, тонкие и длинные, будто стрелы. Откуда-то доносились звуки хлопающего на ветру паруса. Эсси поднялась на ноги и пошла на нос судна, чтобы взять последнюю ловушку.

Я злилась, видя, что Эсси одержала надо мной верх: она превосходила меня благодаря знаниям, почерпнутым из детективных историй, которых она прочла великое множество. Я сказала с горечью – истина ведь всегда горька:

– И все-таки ты не можешь объяснить, как попала Роза в «Марч Хаус» глубокой ночью. Только не говори, что она приехала туда с визитом – я в это никогда не поверю.

Эсси положила ловушки, с которых мы встали, в общий штабель и только тогда ответила:

– Разумеется, я не буду утверждать. Я согласна, что это – загадка. Если Грейс или Эстелла не представят полиции разумных объяснений и если Роза не вела дневника, вряд ли будет можно ее разрешить!

Она положила руку мне на плечо и мягко произнесла:

– Извини, Маргарет, я понимаю твое положение, но сейчас не время для самообмана – этим можно лишь усугубить положение дел.

Я ничего не ответила: мне было досадно. Мы пошли в дом, сели пить чай, а меня не покидало ощущение перемены наших ролей: мой оптимизм и бесстрашие наталкивались на ее здравый смысл, хотя обычно у нас бывало наоборот, особенно во время полетов: Эсси бывала тогда отчаянной до безрассудства, а я – более трезвой и сдержанной.

По-моему, мы обе решили не обсуждать больше в тот день подробности трагедии. Ни одна из нас не хотела, даже нечаянно, задеть чувства другой, что легко могло произойти в случае продолжения темы Элджера. После неловкого молчания мы занялись – на ближайшие два часа – изучением географии. Эсси расстелила на столе карты Франции, приготовила легкую закуску, охладила бутылку вина, и мы с ней воспарили, отключившись на время от суровой прозы жизни.

Для меня, однако, это забвение не было полным – какая-то часть меня не поддавалась. Что-то со мной произошло, когда мы спускались с «Джанет Би» на берег. Слов нет, Эсси права, но даже если допустить, что Элджер виновен, то как быть с Хедер и ее дочерьми? Снова и снова я видела, как они идут к своей машине: руки Хедер судорожно обхватили худые плечи девочек, спина ее сгорбилась от неизбывной тревоги, от какого-то нового, ужасного чувства, гораздо более убийственного, чем отчаянная нужда. Случилось нечто непоправимое, я ясно видела это по ее глазам, это было самое страшное.

У меня в жизни нередко бывали положения, когда мои эмоции захлестывали разум, и я восставала против логики, против общественных установлений, против здравого смысла. Для себя я решила, что не брошу камня в Элджера, если он убил Розу Перкинс, будь то сознательно или если имелось в виду убить Грейс, она, вероятно, стоит этого; Роза Перкинс была испорченная богатством зануда; в расчет нужно принимать только Хедер и еще в большей мере девочек. Дети заслуживают лучшей участи, чем прозябание на задворках старого гаража. Они только вступают в жизнь, им нужен домашний очаг. Я решила, что располагаю вескими аргументами, чтобы убедить Грейс позволить им поселиться в бывшем помещении шофера. Элджера не взяли под стражу и не вызвали на допрос, во всяком случае пока. Нельзя арестовать человека только потому, что у него был мотив, должны быть предъявлены конкретные доказательства его вины. До Грейс Чедвик могли не дойти слухи и сплетни, которые наверняка распространяются в округе, и она не обвиняет Элджера в смерти Розы. Вряд ли Грейс знает бедственное положение семьи Элджера: он и в особенности Хедер слишком горды, чтобы рассказывать об этом.

К тому же Грейс, вероятно, напугана тем, что произошло, и, возможно, согласится теперь принять семью, само присутствие которой в усадьбе обеспечит ее безопасность. И главное, если Грейс пустит к себе Микелей, Элджер тогда не будет казаться таким виноватым. Это может значительно разрядить обстановку.

Я приняла решение никому ничего не говорить – ни Хедер, ни Эсси, а так или иначе войти в контакт с Грейс Чедвик и сделать это возможно скорее.

В тот момент мне и в голову не приходило, что она откажется встретиться со мной.