Текст книги "Убийство в долине Нейпы (сборник)"
Автор книги: Дэвид Осборн
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 41 страниц)
Если залитые солнцем сонные равнины Восточного побережья с бескрайними просторами полей, обширными лесными массивами и сосновыми рощицами выглядят так, словно здесь давно остановилось время и сюда не дошел ветер перемен, на Западном побережье, напротив, в лабиринте рек и речушек, в бесчисленных заливчиках и образуемых приливом бухточках, а также на близлежащих островах царит оживление. Весной и летом вдоль всего Восточного побережья от Харв-де-Граса в верхней части залива до Кейп-Чарльза, где его воды вливаются в Атлантический океан, жизнь бьет ключом.
На торговой пристани в Оксфорде – самой прелестной гавани Чесапикского залива, я присела на пустой капкан для ловли крабов. Такие капканы, представляющие собой огромные металлические клетки с ячейками, можно видеть повсюду в воде у самого берега.
Я сидела и, кажется, не замечала ничего вокруг. Ни множества краболовных судов, пришвартованных буквально у самых моих ног, ни проворных одномачтовых драгеров, стоящих борт к борту, ни «травяных» лодок с плоским дном, которые используются для ловли крабов в мелководных, топких местах. Я не замечала даже десятков прелестных яхт, парусных и моторных, казавшихся чем-то чужеродным среди этой торгово-промысло-вой суеты. На причалах и прямо в гавани яхты готовили к плаванию.
Лейтенант Доминик стоял рядом, жуя отвратительно жирный гамбургер, купленный у лоточника на пристани. Он прочитал мне подробнейшую лекцию обо всем, что касается крабовой и устричной индустрии Мэриленда, а я слушала его и не могла сдержать нараставшего во мне раздражения. В течение двадцати минут он рассказывал мне о промысле «астриц» – так принято у местных жителей называть устриц – о том, как разводят и выращивают устриц, и о каких-то улитках-убийцах, называемых «устричный бурав», и о грибке, именуемом MSX, что представляет собой аббревиатуру некоего латинского названия, которое ни один нормальный человек не в состоянии произнести; и о том, что от этих зловредных улиток и грибка ежегодно погибает до семидесяти процентов устричных плантаций; и о том, что степень заражения в Виргинии больше, чем в Мэриленде, в пять раз, и какие в связи с этим возникают проблемы, поскольку большая часть устричных плантаций находится именно в Виргинии.
Я также вдоволь наслушалась о знаменитых Чесапикских крабах. Двести миллионов штук так называемых «атлантических голубых» крабов ежегодно отправляется в различные уголки земного шара. Я узнала, как называются взрослые мужские и женские особи крабов и что существуют специальные контейнеры, в которые помещаются так называемые «жесткие» крабы, сбросившие панцирь и на время, пока не нарастет новый, ставшие «мягкими». Сетчатые лотки с живыми мягкими крабами помещаются по три штуки в коробки и перекладываются мокрой морской травой и льдом. Эти коробки общим весом примерно до двадцати семи килограммов отправляются в авторефрижераторах на консервные заводы или в крупные торговые центры.
Наконец я не выдержала и взорвалась. Кажется, это случилось, когда он сказал, что хороший оператор – вероятно, какаянибудь бедная женщина, работа которой состояла в том, чтобы из вареных крабов вынимать мясо, которое затем отправляют на консервный завод, – может заготовить восемнадцать-двадцать килограммов в день.
Хотя нет, наверное, это произошло, когда он принялся вдохновенно повествовать о том, что длина сетей для ловли крабов порой достигает шестисот метров и на расстоянии примерно метра друг от друга к ним крепится наживка.
– О Майкл, ради Бога, прекратите, пожалуйста, весь этот кошмар! Вам не в полиции надо служить, а быть министром торговли или же возглавлять весь многогранный морской промысел.
Я махнула в сторону открытого баркаса, заполненного ракушками от устриц и илом.
– Почему бы вам не прокатить меня в такой лодке по заливу? Чтобы продемонстрировать все на месте.
Видимо, в этой тираде излилось все накопившееся во мне раздражение, потому что он буквально остолбенел, а потом сразу же, чтобы наказать меня, стал беседовать со знакомым рыбаком, предоставив мне возможность прийти в себя.
Я успокоилась, и он снова подошел ко мне.
– Простите, Маргарет. Мне хотелось, чтобы вы на время отвлеклись от мрачных мыслей.
– Это я должна извиниться, – сказала я. – Но в данный момент меня действительно не интересует, чем славится Мэриленд. – Я улыбнулась, и он, должно быть, понял, что я сожалею о своей несдержанности, потому что тоже улыбнулся и шутливым тоном сказал:
– Меня тоже не интересует, честное слово. Ну что ж, давайте поговорим об убийствах.
Я рассмеялась.
– Нет, не надо. Но ведь мысль об убийстве не покидает нас ни на минуту. Разве не так?
– Боюсь, что вы правы.
Майкл разыскал меня в «Брайдз Холле» после ленча и сразу же догадался, что случилось что-то неладное.
– Итак, – сказал он, – что случилось?
Когда я все ему рассказала, стараясь держаться как можно спокойнее, он нахмурился и пробормотал что-то себе под нос, думаю, это было ругательство, а потом предложил:
– Давайте отправимся куда-нибудь, где можно спокойно поговорить. Здешняя обстановка внушает клаустрофобию и не располагает к беседе.
Вот таким образом мы и очутились в Оксфорде. Майкл сел на другой капкан рядом и сказал:
– Хорошо. Начнем с фотографии. Кто мог сфотографировать труп Мэри Хьюз? У кого была такая возможность? Наверное, все-таки это та самая фотография, которую потерял мой фотограф в тот вечер, когда было совершено убийство. По мнению девушки, убиравшей ваш номер, – по случайному совпадению, она наша сотрудница, приступившая к работе вчера, – тот, кто забрал фотографию, должен был успеть сделать это в короткий промежуток времени с момента, когда вы отправились на завтрак, до того, как она пришла убираться.
Горничная, состоящая на службе в полиции?! Чего после этого стоит мое философствование по поводу обиженных на судьбу бедняжек!
– Но зачем понадобилось похищать фотографию? – спросила я. – Чтобы напугать меня еще больше?
– Видимо, да.
– В таком случае им это удалось.
Он выглядел озабоченным.
– Мне все это не нравится, – тихо заговорил Майкл после паузы. – Тот, кого мы ищем, боится вас, это совершенно очевидно. Маргарет, я не изменил бы мнения о вас, если бы вы собрались и сегодня же отправились домой.
– Простите, лейтенант Доминик. Я ценю вашу заботу, но не сделаю этого.
Мой ответ, который может показаться глупым, был продиктован сердцем, а не разумом, и объясняется несколькими причинами. Во-первых, присущей мне от рождения бравадой; я всегда стремилась доказать, что никакая опасность мне не страшна. Во-вторых, еще одним отрицательным свойством моей натуры, столь же прочно вошедшим мне в плоть и кровь, а именно – любопытством. И, наконец, в-третьих – я не могла быть в стороне в такой ответственный и драматический момент.
– Вы думаете, что поступаете благоразумно, Маргарет?
Я приняла беззаботный вид и сказала:
– Нет, конечно, но ведь я никогда и не отличалась благоразумием.
Разумеется, он мог бы с самого начала запретить мне так или иначе участвовать в расследовании. И тогда я, может быть, сразу же отошла бы в сторону. А теперь, когда я занялась этим всерьез, гордость не позволит мне отступить. Но он не сделал этого, и теперь я знаю, что тогда в первый, но не в последний раз он переборол себя и позволил личным чувствам взять верх над служебным долгом, а именно: он не захотел, чтобы я уехала. Вот и сейчас он долго молча смотрел на меня, а потом наконец сурово, как мне показалось, сказал:
– Ну что ж, поступайте, как знаете.
Он с серьезным видом принялся листать досье страницу за страницей, а потом спросил, что я думаю по поводу всего этого.
Я сказала, что чаще всего сведения, содержащиеся в досье на некоторых знакомых мне лиц, не соответствуют моему представлению об их нынешнем облике.
– Это обычная история, – согласился он. – А вы не вычитали ничего такого, что помогло бы разгадать тайну убийства Мэри Хьюз?
Я сказала, что не обнаружила ничего, ни малейшей зацепки. Вот разве только…
– Что?
– Разве только то, – повторила я, – что если истинная сущность всех этих людей, – за исключением Перселла, Уикеса и, может быть, Сисси Браун, – не вяжется с их нынешним обликом, то тот, кого мы ищем, вряд ли похож на убийцу. Логика отнюдь не безупречная, но, следуя ей, позволительно сделать еще один вывод: среди множества вероятных мотивов преступления может оказаться один, который мы тоже сочтем неправдоподобным.
– Вы правы, – сказал он, продолжая размышлять о чем-то своем, а потом вдруг ни с того ни с сего – я уже стала привыкать к этой его манере внезапно переключаться с одной темы на другую – спросил:
– А что вы думаете о Джоне Рэтигене?
– Он – старейший из сенаторов, избран от Калифорнии, – сказала я. – Его жена состоит в администрации Белого дома, и кроме того, он – один из попечителей школы.
– Рэтиген окончил школу Святого Хьюберта и был капитаном школьной футбольной команды, – добавил Майкл. – Я не ошибаюсь?
– Да, все именно так.
Если сам по себе вопрос о Рэтигене меня удивил, то разыскания, проведенные Майклом, привели в полный восторг. Особенно когда он спросил:
– Кажется, у него что-то было с Эллен Морни?
Разумеется, это был риторический вопрос, не требовавший моего ответа.
– Боже правый! – воскликнула я. – Каким образом вы все это узнали?
Его взгляд внезапно сделался холодным. Равно как и голос.
– Как-никак, – заметил он, – я офицер полиции, расследующий беспрецедентное по жестокости убийство.
Я поспешила исправить невольную оплошность и обратить все в шутку.
– Просто мне стало неуютно при мысли, что вы можете узнать всю подноготную обо мне.
– Вы не относитесь к числу подозреваемых.
Я не сумела скрыть своего удивления.
– А Эллен?
– В «Брайдз Холле» все находятся под подозрением. Начиная с Эллен Морни и кончая кухонным персоналом. Все без исключения. А сейчас давайте вернемся к ДжоНу Рэтигену. Насколько серьезным был его роман с Эллен Морни и как долго он продолжался?
Я попыталась вспомнить. Все это казалось таким бесконечно далеким! У Эллен действительно был длительный роман с Джоном. Но я только сейчас вспомнила, что в свой последний год в «Брайдз Холле» она отсутствовала на двух танцевальных вечерах – в «Святом Хьюберте» и у нас, и все решили, что Джон ее бросил.
– Он увлекся кем-то еще? – спросил Майкл.
Я не сдержала улыбки.
– Как правило, именно по этой причине молодые люди бросают своих прежних подруг.
– Должно быть, новая подружка была из школы мисс Портер?
Память – забавная штука. Стоило ему назвать школу, как я сразу все вспомнила. Ну, конечно же, школа мисс Портер в Коннектикуте считалась весьма престижной среди приготовительных школ и соперничала за первенство с «Брайдз Холлом».
– Да! – воскликнула я. – Совершенно точно. Он начал встречаться с какой-то воспитанницей из этой школы.
– А вы не помните, как ее звали?
– Нет, я не знала ее имени.
– Мелани Вуд. Вспоминаете?
И я немедленно вспомнила. Высокая, красивая, но с неприязненным, жестким взглядом темноволосая женщина – тот тип женщин, от которых мужчины бегут как от огня. Ее фотографии постоянно мелькают на страницах газет.
– Леди из Белого дома, – сказала я. – Это и есть та самая Мелани.
– Они поженились на последнем курсе колледжа и, как, вероятно, вы знаете, сейчас разводятся.
Я молча уставилась на Майкла, вдруг отчетливо поняв, к чему он клонит.
– Не следует ли из этого, – спросила я, – что сейчас у Эллен снова появился шанс завладеть Джоном Рэтигеном?
– А вы как считаете? – ответил он вопросом на вопрос.
Я подумала об Эллен. По всем внешним признакам, она переживала необычайный эмоциональный подъем, как это бывает, когда женщина снова без ума влюблена. Я подумала о ее великолепных новых туалетах, преобразившихся лице и фигуре, о роскошном автомобиле и, кроме того, присущей в таких случаях женщине уверенности в себе, которой, насколько я помню, она никогда не отличалась.
– Пожалуй, вы правы, – сказала я.
– Она тратит уйму денег, – продолжал он. – Значительно больше, чем получает. Интересно, откуда они у нее?
– Наверное, получила наследство, – предположила я.
– Или от Рэтигена. Сейчас мы это выясняем, хотя тут есть определенные трудности. Когда дело касается персоны, облеченной политической властью, особенно усердствовать с выяснениями не приходится. По крайней мере, если ты не хочешь рисковать своей служебной карьерой.
– Я не понимаю, какое это имеет отношение к убийству Мэри Хьюз.
– Вы правы, – сказал он. – Вроде бы действительно никакого, но если при расследовании подобного дела у вас нет ни малейшей зацепки, когда у всех имеется надежное алиби и когда вы не можете выявить даже намека на мотив преступления, вам не остается ничего иного, как составить по возможности полное представление о каждом человеке здесь. И какими бы несущественными ни казались на первый взгляд собранные вами сведения, у вас есть надежда, что в конце концов что-нибудь все-таки выплывет. Я не раз убеждался в этом на собственном опыте.
Вскоре мы отправились в обратный путь. Почти всю дорогу в машине мы молчали. Но когда вернулись в «Брайдз Холл» и остановились у Главного Корпуса, Майкл впервые нарушил молчание, сказав:
– Я хочу, Маргарет, чтобы вы пообещали мне одну вещь. Если случится что-либо подобное, вы не станете медлить и пяти минут, а сразу же позвоните мне.
– Обещаю.
Его лицо сразу просветлело. Я распахнула дверцу машины, собираясь выйти, но задержалась и сказала:
– И еще, Майкл…
– Да?
– Спасибо, что вы рассказали так много любопытного о промысле крабов и «астриц». Мне всегда это было интересно, но я боялась спросить.
Он рассмеялся, и я вошла в Главный Корпус, к Тэрри.
Глава 11В актовом зале, где некогда плантатор устраивал балы, рабочие соорудили сцену для традиционного ежегодного представления, огромную, от стены до стены. Уже одно только это было достаточно волнующим событием, о самом же спектакле и говорить не приходится. Школа славилась своими драматической и танцевальной труппами, что неудивительно, поскольку среди трехсот пятидесяти воспитанниц всегда отыщутся самобытные таланты. Главные герои пьесы – сеньоры Гилберт и Салливан выглядели настолько достоверно и убедительно, что представить в их ролях девушек было просто невозможно.
Сейчас несколько старшеклассниц репетировали какую-то сцену из спектакля, в том числе Констанс Берджесс и Сисси Браун. Они практически не расставались, что мне казалось немного странным. Были ли они действительно неразлучными подругами или между ними существовал некий порочный альянс? После всего случившегося я стала замечать за собой склонность во всем усматривать самое худшее. Сейчас они были заняты, и прекрасно, подумала я с облегчением. После того, что я прочитала в досье, мне было бы неловко встретиться с ними лицом к лицу.
Тэрри Карр здесь не было, оказывается, она поднялась на чердак, о чем мне услужливо сообщила неизвестно откуда появившаяся Анджела О'Коннелл. Это была пятнадцатилетняя воспитанница второго года, небольшого роста, скорее пухленькая, нежели толстая, с бледным одутловатым лицом и со скобками на зубах, которые она, как видно, старательно начищала до блеска. Разговаривая, она щурила свои маленькие близорукие глазки. Сейчас она робко приблизилась ко мне, при этом лицо ее выражало одновременно и подобострастие и самоуверенность, мол, мне-то все известно.
– Если вам нужна Тэрри, миссис Барлоу, – услышала я вкрадчивый голос, – то она на складе, составляет список необходимого реквизита.
Я поблагодарила ее и поспешила к грузовому лифту, поскольку была уверена, что, если стану подниматься по лестнице, Анджела непременно увяжется за мной. Находящийся в раздевалке рядом со сценой лифт представлял собой этакий скрипучий памятник старины, благодаря которому декорации и реквизит во время спектакля можно было держать наверху и по мере надобности спускать вниз, а не громоздить все это за сценой, где и без того тесно. Склад, служивший также артистической уборной, занимал половину верхнего этажа главного корпуса. Это было душное помещение, расположенное под самой крышей. Все, что требовалось для спектакля, размещалось поближе к лифту, находившемуся рядом с лестницей. Реквизит и костюмы хранились на шести длинных от пола до потолка стальных стеллажах, по обе стороны от прохода. Для декораций, насчитывающих свыше сорока полотняных задников разной величины, были предусмотрены специальные, глубокие, полки.
Освещение на чердаке было слабое, кое-где в закутках вообще ничего не было видно, и не потому, что отсутствовала проводка, а потому, что помещение было забито до самого потолка.
Полки застили верхний свет и практически исключали всякое иное освещение. Частично свет поступал через четыре небольших мансардных окошка в тыльной стороне Главного Корпуса. К одному из них примыкала пожарная лестница, и потому, из соображений безопасности, оно обычно не запиралось. На протяжении многих лет, как оказалось, это окошко служило «парадным входом» в здание для мышей, белок, а иногда и птиц. Некоторые из таких непрошеных гостей не ограничивались пребыванием на чердаке и пробирались по узенькой железной винтовой лестнице в расположенную этажом ниже библиотеку. Лестница сверху закрывалась опускной дверью на петлях, но забывчивые воспитанницы нередко оставляли ее открытой.
Я нашла Тэрри в дальнем конце склада у стеллажа с костюмами для спектакля. В джинсах и стареньком хлопчатобумажном свитерке, она доставала один за другим покрытые пылью костюмы и проставляла их размеры в списке с фамилиями исполнителей. Моя одежда не позволяла мне возиться в пыли, поэтому Тэрри продолжала разбирать костюмы, а я всего лишь делала соответствующие пометки в списке «артистов», а позже и в перечне реквизита.
А Тэрри тем временем рассказывала мне о предстоящем спектакле, о том, кто какие роли исполняет, кто из участников спектакля талантлив, а кто – нет и кто никак не может запомнить свой текст. Затем разговор коснулся предстоявшего вскоре нового набора воспитанниц, и я неожиданно для себя узнала, что между Эллен и Тэрри существуют трения, возникшие из-за Констанс Берджесс. Но в чем суть этих трений, Тэрри не сказала, и мне пришлось вытягивать из нее подробности чуть ли не клещами. Тэрри – человек осторожный и опасалась показаться недоброжелательной по отношению к Эллен. Я же в свою очередь не хотела проявлять излишнего любопытства по поводу школьных дел, которые ни в какой мере меня не касались, поэтому не наседала на Тэрри с вопросами. Вскоре, однако, она сама рассказала, в чем суть их разногласий. Дело в том, что Хайрам Берджесс задался целью устроить Констанс в какой-нибудь престижный университет в Восточной Америке, и Эллен требует, чтобы Тэрри взяла на себя все связанные с этим хлопоты.
– Но это же невозможно, – сказала Тэрри. – Она не выдержит экзаменов. А сейчас во все университеты Восточной Америки и во все престижные колледжи надо сдавать экзамены. Прошли те времена, когда выпускниц «Брайдз Холла» зачисляли автоматически, без экзаменов, в любой университет или колледж. Эллен же никак не хочет это понять. А кроме того, все равно уже поздно. Заявления о приеме подавались в начале прошлого года, и к осени уже было известно, кого приняли, а кого – нет. Эллен настаивала, чтобы Конни поступала только туда, а я возражала, говоря, что она метит слишком высоко и что ей следует выбрать колледж с менее высокими требованиями. Как и следовало ожидать, Конни всюду было отказано в приеме, и теперь ей ничего не остается, как поступить в какой-нибудь колледж в Техасе. Поскольку она постоянно проживает в Техасе, там при наличии проходного балла ей не смогут отказать в приеме. Я не знаю, что еще можно тут сделать. Между тем Эллен продолжает настаивать, чтобы я писала деканам, ведающим набором студентов, снова и снова вступала с ними в переговоры, выясняла, не согласятся ли они принять Конни в обмен на пожертвование. Но уже слишком поздно! И сейчас ничего сделать нельзя.
– А что Эллен пытается получить от Берджесса? – спросила я. Такой вопрос представлялся мне вполне логичным. Иначе зачем бы она стала так усердствовать? – Разве нового спортивного корпуса недостаточно?
– В том-то и дело, – объяснила Тэрри. – По условиям соглашения, семьдесят пять процентов стоимости комплекса оплачивает Берджесс, а двадцать пять – мы, за счет пожертвований. Но Берджесс обещает оплатить все расходы полностью, если Конни будет принята в Принстон или Гарвард, и тогда Эллен сможет не расходовать средства, поступающие в виде пожертвований. А это безусловно подняло бы ее престиж в глазах попечителей.
То, что рассказала Тэрри, явилось для меня настоящим откровением, и я спросила наугад:
– И прежде всего в глазах Джона Рэтигена?
Тэрри некоторое время с изумлением взирала на меня, потом на лице ее мелькнула улыбка, которую она поспешила скрыть, юркнув за стеллаж и делая вид, что продолжает разбирать костюмы.
– Это вы сказали, не я, – заметила она.
Я решила не муссировать далее эту тему и ограничилась замечанием по поводу Конни Берджесс, сказав, что это вполне типичная ситуация. Однако, к моему удивлению, я получила еще некоторую информацию, касающуюся уже не Конни Берджесс, а Сисси Браун. Право же, я не знаю, почему Тэрри стала рассказывать мне все это. Видимо, таким образом она пыталась скрыть смущение от сказанного мною по поводу Эллен и Рэтигена.
Вскоре Тэрри снова появилась передо мной и, смеясь, продолжала:
– Вы правы. Но это не единственная типичная ситуация. У нас возникли серьезные проблемы еще с одной старшеклассницей, правда, совершенно иного характера. Речь идет о Сисси Браун. Сплошные «отлично» и «отлично с плюсом». Великолепная спортсменка и совершенно блистательная ученица. Она, несомненно, получит диплом «с отличием» и уже зачислена в два престижных университета – Принстон и Гарвард. О большем и мечтать нельзя. Но мы с удовольствием исключили бы ее из школы.
– Вот как?! – Разумеется, я вовсе не удивилась услышанному, но поспешила изобразить удивление. Не могла же я обнаружить свое знание того, что она уже была однажды исключена из другой школы, и почему.
– Она пагубно влияет на других девочек, – сказала Тэрри. – Она ненавидит учителей, ненавидит школу и всячески порочит ее в глазах младших воспитанниц. Мы почти уверены, что у нее давняя связь с Онзлоу Уикесом. Кертисс рассказывал мне на прошлой неделе, что он чуть ли не застал их в весьма пикантной ситуации вечером в гимнастическом зале.
Что меня действительно удивило в рассказе Тэрри, так это глупое и легкомысленное поведение Уикеса.
– С Уикесом? Но он ведь женат!
Тэрри криво усмехнулась.
– Да, конечно. И его жена – прелестное существо. Но он волочится за любой девицей, не способной устоять перед его чарами. Он из той самой категории мужчин. Порой мне бывает невыносимо смотреть на его жену. Бедняжка, она, конечно же, знает о его похождениях.
– Я никогда не подумала бы ничего подобного о Сисси Браун, – возразила я. – Глядя на нее, ведь никогда этого не скажешь, не правда ли? – Потом я вспомнила, как он поглядывал на Конни Берджесс и Гейл Сандерс тогда за обедом в день моего приезда. – И кроме того, мне показалось, что он интересуется Конни и Гейл Сандерс.
Тэрри снова рассмеялась.
– Знаю, – сказала она. – Я видела, вы перехватили взгляды, которые он метал в их сторону. – Она покачала головой. – Скорее всего действительно интересуется, но о том, чтобы завоевать их расположение, особенно Гейл, он не может и помышлять. А с Сисси все просто, никаких проблем. – Она вздохнула и продолжала. – У нее неприятности по этой части с самого детства. Родители поместили ее в пансион в четырнадцатилетнем возрасте, потому что у нее возникли какие-то отношения с домашним шофером, но там она попала в еще более неприятную историю с какими-то мальчишками.
Я спросила, почему Уикеса не уволили из школы.
– В настоящий момент, – ответила она, – это было бы равносильно попыткам устроить Конни в университет, куда ее все равно не примут. Все дело в деньгах. Уикес обеспечивает победу «Королевы Мэриленда» в ежегодных состязаниях, по крайней мере он сумел всех убедить в этом. Четыре года подряд. Некоторые выпускницы придают этому факту огромное значение. В прошлом году мы получили от одной из них приз в сумме пятидесяти тысяч долларов.
Интересно, подумала я, какой последовал бы приз, если бы эта выпускница узнала о похождениях Уикеса с пятнадцатилетней проституткой.
– Но кажется, этому скоро наступит конец? – спросила я. – Насколько я понимаю, он здесь последний год?
Тэрри кивнула в ответ.
– Да. Мы с Эллен рассудили, что опасность, проистекающая от бурного темперамента Уикеса, значительно превосходит радость, которую может доставить богатой выпускнице обеспечиваемая им победа в состязаниях. Если получит огласку одна из его небольших шалостей или паче чаяния какая-нибудь воспитанница забеременеет, у школы возникнут колоссальные неприятности. Поэтому устранение его с «Королевы Мэриленда» будет первым шагом на пути к возможному увольнению из школы.
Вдруг Тэрри как-то сразу заволновалась, и я поняла, что она опасается, как бы я не рассказала кому-нибудь обо всем этом.
– Не беспокойтесь, Тэрри, – сказала я. – Я никому не расскажу о нашем разговоре. Обещаю.
Она испытующе поглядела на меня, потом порывисто обняла и поцеловала в Щеку.
– Спасибо, миссис Барлоу.
Я чувствовала себя последней лгуньей, потому что рано или поздно мне, видимо, придется рассказать все, что я узнала от нее, Майклу Доминику, а Тэрри была здесь единственным заслуживающим доверия и реалистически мыслящим человеком.
Я с облегчением вздохнула, когда наконец мы вынуждены были прервать дальнейший разговор. Потому что из лифта выпорхнула стайка весело щебечущих, смеющихся девчушек, заявивших, что они пришли помогать.
Расстроенная, я поспешила к Нэнси, с которой мы условились выпить чай вдвоем в ресторанчике Бернхема. Несмотря на очевидную уверенность Майкла Доминика в том, что если собрать достаточно солидный объем информации по расследуемому делу, то непременно появится какая-то зацепка, мне отыскать какую-либо зацепку не удалось. У меня было такое ощущение, будто я уперлась в глухую стену, может быть, и любопытной, но абсолютно бесполезной информации. Казалось, я не увидела и не услышала ничего, что так или иначе могло бы пролить свет на убийство Мэри Хьюз.
Но я была не права. Все, что я видела и слышала, было самым непосредственным образом связано с ее гибелью, и, к моей досаде, навела меня на след эта отвратительная коротышка Анджела О'Коннелл.
