Текст книги "Убийство в долине Нейпы (сборник)"
Автор книги: Дэвид Осборн
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 41 страниц)
На следующее утро я проснулась довольно рано от завывания сирен пожарных и полицейских машин. Я подумала, что нахожусь дома, в Манхэттене, и слышу обычную «музыку» большого города. Но затем сообразила, что я в «Аббатстве», где по утрам можно услышать лишь птичий гомон. Поэтому я попробовала выкинуть из головы завывание нью-йоркских машин как дурной сон. Но сирены не смолкли. Действительно, завывали машины. Спустившись примерно в половине девятого утра в холл, я с удивлением увидела через открытую парадную дверь несколько полицейских машин, «скорую помощь» и кучку людей, стоявших у арки, ведущей в монастырь. Сразу на душе стало неспокойно – словно колокола тревоги забили у меня в подсознании. А затем я увидела, как из монастыря вышла Лиз и медленно пошла по гравийной дорожке к дому. Плечи ее были опущены, двигалась она как сомнамбула, руки глубоко засунуты в карманы джинсов. Первой моей мыслью было – что-то произошло с Джоном. Когда она подошла к двери, я встретила ее вопросом:
– Лиз, что случилось?
– О Боже, Маргарет, что-то… Хестер… Хестер…
Я ничего не могла понять. Разве Хестер не уехала домой, когда я собиралась лечь спать? Я ведь слышала звук ее отъезжающей машины…
Лиз глубоко вздохнула.
– Джону пришлось ее опознавать, вернее, то, что от нее осталось. Я не могла отпустить его туда одного, и мы пошли вместе. Рабочие обнаружили ее рано утром, вызвали Роланда Груннигена, он пришел и разбудил Джона, а Джон вызвал полицию.
– Она мертва? – спросила я несколько глуповато.
– Да, – ответила Лиз и вздрогнула всем телом.
– Но как это? Когда?
Я предположила автомобильную аварию. Это могло случиться по ту сторону главных ворот, но, вероятно, далеко она отъехать не успела. Однако тогда бы я услышала грохот.
Лиз с трудом выговорила:
– Полиция считает, что это произошло накануне вечером, вскоре после того, как она уехала. Ее нашли в дробильно-прессовом бункере.
Я тут же вспомнила эту машину – мощный архимедов винт в воронке огромного стального бункера, встроенного в фундамент старинного монашеского общежития. Накануне днем я стояла там и смотрела, как машина безжалостно пережевывает охапки гроздьев винограда, крушит и размалывает ягоды, превращая их в мезгу. Я представила себе Хестер, захваченную архимедовым винтом, и мне стало дурно.
– Невозможно понять, зачем ее понесло к бункеру, – продолжала Лиз. – Полиция предполагает, что ее столкнули в бункер. – Она прикрыла лицо ладонями, словно заслоняясь от этой жуткой картины. – Придется разбирать весь агрегат, чтобы попробовать извлечь оттуда то, что удастся.
От ужаса я не знала, что сказать. Полиция, должно быть, не ошиблась. Допустим, выезжая из поместья, Хестер остановилась, чтобы на правах владелицы по-хозяйски осмотреть дробильно-прессовый агрегат, а подойдя, перегнулась через ограждение и случайно свалилась в бункер. Но пусковая кнопка – я видела ее утром, когда мы ходили с Брайантом, – находится в десяти шагах оттуда, значит, Хестер никак не могла дотянуться до кнопки, чтобы включить смертоносный винт. Включила заранее с целью самоубийства? Чепуха, не из тех она была, кто кончает с собой. Ее убили.
Появился Хозе, внес на подносе кофе и бренди. Ему рассказали, что случилось, и он прежде всего позаботился о Лиз.
– Кофе вам поможет, мадам. Пожалуй, вам лучше сесть на террасе.
Мы прошли на террасу. Хозе разлил по чашкам черный кофе и коньяк. Лиз отхлебнула глоток и сказала с благодарной улыбкой:
– Спасибо, Хозе. Теперь мне лучше. Где мисс Лурина?
Хозе показал наверх.
– Мистер Грунниген сообщил ей несколько минут назад, когда она пила кофе, что произошло. Она сразу поднялась к себе и заперлась в комнате.
Я посмотрела на окна рядом с моими над террасой. Они были закрыты и зашторены. Независимо от того, насколько плохой матерью была Хестер, и даже если она была только мачехой, новость все равно, конечно, явилась страшным ударом для Лурины.
После того как Хозе ушел, Лиз взглянула на виноградники и сказала:
– Как бы мне хотелось, чтобы все это нам только померещилось и наваждение рассеялось. Но это не померещилось. Полиция говорит, что Хестер пыталась выкарабкаться из бункера, уцепившись ногтями за край люка, когда машина заработала. Они полагают, что кто-то давил на нее сзади, заталкивая в бункер. В машине нашли щепку от перемолотой бочарной клепки с налипшими волосами и кровью Хестер.
Ужас от услышанного удержал меня от вопросов, и мы все замолчали. Я пыталась представить себе кошмар, испытанный Хестер. Она, должно быть, понимала, что ее ждет, когда винт в конце концов захватил ее ноги. Не хотелось думать о вопле, который я так простодушно приняла за крик ночной птицы.
Наконец появился Джон. Трудно было сказать, что у него на душе. Лицо его казалось бесстрастным, он налил себе кофе и произнес почти будничным тоном:
– Они собрали всех сборщиков винограда и устроили допрос. А у меня все время допытывались, почему вместо того, чтобы отправиться после обеда домой, она поехала к монастырю. И в самом деле, зачем она туда свернула?
– Должно быть, увидела свет и подъехала, чтобы взглянуть, кто там есть, – сказала Лиз. – А что еще могло быть?
– И застала того, кто затевал против нас новую диверсию. Это предположение я и высказал полиции, – сказал Джон и добавил: – Конечно, с их точки зрения каждый подозрителен. Когда эти полицейские мерзавцы разберутся с мексиканцами, они возьмутся за каждого из нас.
– За нас? – Лиз взглянула на него с испугом, тут же сменившимся негодованием.
– Конечно, за кого же еще? Ты, я, Грунниген, Хозе, Алиса, Брайант, все служащие конторы и наемные рабочие. Особенно их интересую я.
– Ты? Какая чепуха! На каком основании?
– Ну, учитывая, какую позицию занимала Хестер, у кого было больше всего оснований от нее избавиться? Особенно после вчерашнего вечера.
– Но они ничего не знают о вчерашнем вечере, и им об этом знать не нужно, – сказала Лиз. – После ее отъезда мы убирали посуду со стола, потом поднялись наверх. – Лиз подумала и добавила с нажимом: – Вместе поднялись наверх.
Он устало улыбнулся.
– Забудь об этом. Кто верит показаниям жен?
И он прав, сказала я себе. Родне не поверят. Лиз может говорить все, что ей заблагорассудится, но после отъезда Хестер здесь не было других свидетелей, кроме Лурины и меня. Лурину будут считать пристрастной, как и Лиз, а я, если меня спросят, скажу, что слышала шум воды в их ванной комнате, но это отнюдь не означает, что мылся Джон, и тем более не значит, что он в это время находился в спальне. Принимать душ могла Лиз, а Джон в это время мог быть где угодно. Мои размышления прервала Лиз. Она внезапно выпрямилась в кресле, широко раскрыв глаза.
– Джон! Я совсем забыла! Виноград мерло… Сколько мы потеряли?
Я вспомнила, как Брайант рассказывал мне, что красное бордо изготовляется из нескольких сортов винограда и мерло среди них играет важную роль, поэтому его и убирают первым.
Я взглянула на Джона. Он не сразу отозвался и сидел, как каменное изваяние, уставившись на виноградники. Седая утренняя дымка начинала подниматься с кустов, проступало голубое небо. Золотые солнечные лучи проникали сквозь клочья тумана. Трудно было сопрячь случившееся с таким мирным пейзажем, а также с кажущимся невозмутимым спокойствием Джона. Наконец он проговорил:
– Мы потеряли все, что успели надавить, то есть фактически весь собранный урожай. Департамент здравоохранения уже прислал инспектора, и он заставил опорожнить все чаны с суслом мерло.
– Все?
– Все.
В глазах Лиз промелькнуло выражение, которое я не берусь точно определить, – скорее всего это была ярость. Но когда она заговорила, в голосе ее звучало железное упрямство:
– Хорошо, купим мерло у других виноделов, которые уже собрали, надавили и держат его в бродильных чанах. У кого-то наверняка есть излишек, и мы купим, но вывозить от них не будем, покуда не созреет наш урожай каберне совиньон.
Джон усмехнулся.
– Это может оказаться не таким простым делом. Инспектор уже распорядился снять все трубопроводы, ведущие к чанам, разобрать дробилку и стерилизовать все горячим паром.
– Но на это уйдет уйма времени! – воскликнула Лиз. – Мы так делали, когда нам подсыпали пестициды. Весь наш оставшийся виноград, включая шардоне, может тем временем сгнить на кустах.
Снова Джон не сразу ответил. Он допил кофе, резко встал и сказал:
– Может быть, и не сгниет, даже наверняка не сгниет, если я приму меры. Возьмись-ка ты за дело и найди у кого-нибудь достаточное количество мерло, а я сгоняю в долину.
– Зачем? – хмуро спросила Лиз.
– За трубами. Протяну новую линию. Это займет значительно меньше времени, чем промывка старых.
– Но, Джон, сегодня – воскресенье!
– Ничего. У кого-нибудь да выпрошу. – Он горько рассмеялся. – Будь я проклят, если я допущу, чтобы Хестер разорила нас.
Он вышел. Меня удивило, как он отреагировал на случившееся. Я увидела совсем другого Джона. Куда девалось его олимпийское спокойствие! Казалось бы, он чуть ли не наслаждается вызовом, который ему бросила судьба. Могла ли смерть Хестер быть для него утешением за огромные новые трудности, свалившиеся на него в «Аббатстве»?
Лиз тоже меня удивляла. Словно за один миг она справилась со всеми страхами, пришла в себя после ужасной кончины Хестер и вновь излучала энергию.
Часом позже из Сан-Франциско приехал Брайант. Он не проехал на стоянку, а остановился прямо у дома, чтобы повидаться с Лиз, которая в это время названивала по телефону, стараясь найти замену погибшему мерло. Я поговорила с ним несколько минут и почувствовала облегчение от того, что он приехал, хотя он казался совершенно потрясенным и сникшим, в отличие от брата.
– Не знаю, что теперь будет, – сказал он мне. – Банки не отличаются долготерпением. В конце концов они могут прийти к заключению, что наше «Аббатство» – проклятое место.
Он отправился на винзавод, чтобы самому, без Джона, разобраться в случившемся. Меня все покинули. Я подумала, не постучаться ли к Лурине – узнать, не требуется ли ей что-нибудь, или хотя бы просто высказать соболезнование, но передумала – вряд ли ей понравится, что в сущности чужой ей человек лезет со своими утешениями. Время между тем близилось к полудню, оставаться в доме было невыносимо – хотя Хестер здесь никогда не жила, все напоминало о ее кончине. Нужные мне фотоснимки я уже сделала, блокнот раздувался от фактов и цифр, приведенных Брайантом, короче – собранного материала уже хватало с лихвой для иллюстрированного очерка, ради которого я сюда приехала. И благоразумие подсказывало мне, что я могу первым же самолетом отправиться в Нью-Йорк. Однако благоразумие никогда не играло большой роли в моей жизни, если я бралась за поиски убийцы.
Иной раз даже против собственной воли я оказывалась втянутой в погоню за преступником. И этот случай не был исключением. В ту минуту, когда Лиз рассказала мне о смерти бедного мексиканского батрака, я поняла, что никуда отсюда не уеду. Пусть Хестер и была препротивной особой, но кончина ее постигла не менее ужасная, чем мексиканца. Это заставляло меня еще более энергично докапываться до истины. Я решила под любым предлогом остаться в «Аббатстве».
Связаны ли оба убийства между собой? В этом я не была уверена, но, с другой стороны, трудно было не заподозрить связь между ними. Чье-то желание навредить Сэлдриджам могло быть связующим звеном между двумя смертями. Дальше этого мои соображения не шли. Значит, надо думать глубже.
Я знала, что сейчас самое полезное – пробежаться трусцой, это всегда взбадривает мозг, тем более что я чувствовала себя не в форме – за последнюю неделю не пробегала свои ежедневные две мили, не играла в теннис и слишком сытно ела – непростительная распущенность для дамы моего возраста, собирающейся держать фигуру тридцатилетней женщины.
Я бодро натянула кроссовки и направилась по дорожке к главным воротам. Туман уже развеялся, погода стояла благословенная – ясная, хоть еще и прохладная, но все предвещало изумительный солнечный день. «Пробегу милю до тихой сельской дороги, что тянется за церковью, и милю назад, – подумала я, – и стану совсем другим человеком». Но план мой остался невыполненным. Как-никак произошло убийство, и у полиции были собственные соображения относительно того, чем вправе или не вправе заниматься обитатели «Аббатства». К сожалению, и я не оказалась исключением.
Глава 7Выбежав на дорожку, я заметила близ арки монастырского двора несколько полицейских машин, карету «Скорой помощи» и группу людей. Я пробежала мимо них, отнюдь не собираясь задерживаться и вступать с ними в разговоры. За ажурными железными воротами я увидела еще две припаркованные машины и рядом с ними несколько человек, один – с фотокамерой. Я догадалась, что это репортеры, которых не пропускает полиция. Не хватало еще, чтобы репортеры стали меня интервьюировать. Но я напрасно беспокоилась – дальше ворот меня не пустили, путь мне решительно перекрыл полицейский в форме, нашивки на его мундире говорили о том, что он из управления шерифа графства Нейпа. Полицейский сухо и без обиняков заявил, что дальше я не имею права продвинуться ни на фут. А когда я стала протестовать, человек в костюме, напрочь лишенном калифорнийской элегантности, появился из арки, где он беседовал с двумя парнями помоложе в темных очках – этакие ходячие пародии на агентов секретной службы. Так я впервые встретилась со старшим следователем Эндрю Богнором, заведующим отделом по расследованию убийств в графстве Нейпа. Лет сорока, плотный, лысеющий, с одутловатым бледным лицом и толстыми губами, тонкие брови скептически приподняты, глаза слегка навыкате, как у лягушки, неприятно большие мочки ушей, торчащие вперед зубы, словно скверно подогнанная искусственная челюсть, и уродливые багровые родинки на лбу ближе к левому виску – вот так бы я обрисовала внешность мистера Богнора.
В предвкушении будущих допросов он не счел нужным представиться и даже не поздоровался. Улыбаться этот человек, очевидно, вообще не умел. Он лишь осведомился:
– Вы кто?
Я представилась.
– Не имеете права покидать территорию без моего разрешения, – объявил он.
Набравшись дерзости, я, однако, спросила:
– А, собственно, почему?
– Вчера здесь были?
– Да.
– Каждый, кто вчера вечером находился в имении, подозревается в убийстве или в соучастии. Вас допросят позднее. О ваших правах вам сообщат. Можете нанять адвоката, если желаете.
Я постаралась взять себя в руки.
– Минутку, офицер. Но я ведь даже не была знакома с этой несчастной дамой. Я – журналистка, приехала сюда в пятницу вечером собирать материалы для очерка о виноделии.
– Вот все это вы должным образом и объясните на допросе.
– А когда этот «должный образ» потребуется?
Он не ответил, решительно повернулся и присоединился к своим подчиненным. Не пойти ли за ним и все-таки попробовать убедить, что меня допрашивать не следует? Но я передумала, этот тип не из тех, кто уступает просьбам, – это я уже поняла. Я пошла обратно в дом, переоделась и попробовала обмозговать, что мне делать дальше.
Прежде всего я подумала, не обратиться ли за юридической защитой к моей собственной дочери. В Нью-Йорке дело уже шло к концу рабочего дня, и, зная Джоанну, я представила, как она ест свой воскресный сандвич за служебным столом в конторе на сорок четвертом этаже. Она – я это знала – тут же соединит меня с калифорнийским филиалом ее юридической фирмы. Но я решила, что этого делать не стоит. Джоанна станет говорить со мной невыносимо начальственным тоном, если сочтет, что я действую неправильно. А я не в состоянии выслушивать распоряжения собственного ребенка, словно мне двенадцать лет, а она – моя строгая умная мама. Кроме того, этот противный заносчивый Богнор меня еще ни о чем не спрашивал. Вот когда проведет допрос, уговаривала я себя, тогда он сразу убедится, насколько смехотворно было беспокоить меня.
В полдень, еще до того, как я предстала перед лицом закона, я взяла фотокамеру, телеобъективы, а также книжку и сандвичи, которыми снабдил меня Хозе, и отправилась на виноградники, чтобы позавтракать в одиночестве. Заняв удобный наблюдательный пункт, я могла видеть двор винзавода, где действовали несколько полицейских – замеряли, посыпали специальным порошком дверные пороги в поисках следов, фотографировали. Я тоже сделала несколько интересных снимков, которые, как мне казалось, могут украсить еще один мой очерк о виноделии. Затем уселась под оливковым деревом, чтобы насладиться книгой и сандвичами. Я сорвала с куста гроздь винограда на десерт, когда вдруг на меня упала чья-то тень. Я подняла глаза – надо мной с кислой физиономией склонился уже известный мне офицер из шерифского управления – это он вчера загородил мне дорогу к воротам. Рядом с ним стоял молодой следователь, один из тех двух хлыщей в темных очках, беседовавших раньше с Богнором. Он держал блокнот, где значились, как я догадалась, фамилии всех лиц, причастных к событиям. Заглянув в список, он криво ухмыльнулся и не слишком дружелюбным тоном спросил:
– Миссис Барлоу?
Я утвердительно кивнула.
– Старший следователь Богнор хочет вас сейчас видеть. Там. – Он указал пальцем в сторону винзавода.
Надменность, с какой это было произнесено, разозлила меня. Я перевела взгляд с одного полицейского на другого. Хлыщ с блокнотом еще раз отвратно усмехнулся, но ничего больше не сказал. У офицера было каменное лицо. Я решила не кипятиться, встала и пошла за ними. Хоть фамилию моего следователя я наконец узнала.
Два санитара в резиновых перчатках вышли из помещения, где находился бункер, оба несли пластиковые мешочки с бирками, и каждый аккуратно положил свою ношу на заднее сиденье спецмашины. Я быстро отвернулась, чтобы не увидеть содержимого мешочков.
Богнор обосновался в кабинете Хестер. Его первые слова, когда меня ввели, были:
– Можете взять себе адвоката, если желаете.
Когда я сказала, что обойдусь без адвоката, он огласил мои права, после чего начал засыпать меня вопросами – имя, возраст, место жительства, когда прибыла в «Аббатство», с какой целью. Я напомнила, что я – журналистка, и, когда выяснилось, что я внештатница, по его лицу пробежала самодовольная улыбка. В мелких, незаслуживающих даже упоминания фактах он пытался усмотреть нечто подозрительное.
– Давно ли вы знакомы с миссис Сэлдридж?
– С той минуты, как я приехала.
– А не со времен ее кинокарьеры?
– Нет.
– А с мистером Сэлдриджем?
– То же самое. Впервые увидела в пятницу.
– Как давно вы были знакомы с покойной?
– Я не знала ее вообще, нас лишь кратко представили друг другу вчера.
– Имеются у вас финансовые интересы, связанные с этими виноградниками или винзаводом?
– Абсолютно никаких.
Было ясно, что он мне не верит и каждое мое слово будет перепроверяться. «Ну что же, желаю удачи», – подумала я.
Он стал писать в своей книжечке, попросив меня обождать. Ожидание показалось мне бесконечным. Затем предложил рассказать все, что я помню о предшествующем вечере. Я сделала это как можно полнее. Сначала я было решила умолчать о ссоре между Джоном и Хестер – не хотелось выступать доносчицей, но затем решила, что все-таки лучше расскажу. Ведь он узнает о скандале, допустим, от Хозе, получится, что я хотела что-то скрыть. Поэтому я упомянула вчерашнюю стычку, преуменьшив, правда, ярость Джона.
– Они подрались?
– Ну что вы! Нет, нет, ничего похожего.
– Угрожали друг другу?
– Нет.
– А из-за чего, собственно, разгорелся скандал?
Я ответила, что утверждать с уверенностью не берусь, но полагаю, что дело касалось продажи имущества.
– Покойная когда-то была его женой, не так ли?
– Думаю, что так.
– Вы не считаете, что ее приезд к обеду был довольно странным?
Я пожала плечами.
– Ну почему же – она совладелица винзавода, – сказала я. – Думаю, что какие-то дела они могли обсуждать.
– Дела – да, но почему за обедом?
Я понимала его удивление, но посвящать его в подробности не стала.
– Ну, люди как-то пытаются сохранить цивилизованные формы общения, – сказала я.
Он недоверчиво хмыкнул, взглянув в свои записи, и продолжал допрос:
– После того как Хестер покинула дом, где были остальные члены семейства?
Я ответила, что Лурина пошла принимать душ перед сном, а Джон и Лиз, я полагаю, отправились спать наверх последними.
– Я слышала шум воды в ванной, – сказала я, оставив при себе туманное подозрение, что Лиз могла быть одна и в ванной и в спальне, а Джон – где угодно еще, пусть Богнор сам пошевелит мозгами. Но он сразу уцепился за эту неясность.
– Они оба заходили в ванную?
– Я с ними там не была.
Он не стал допытываться дальше, но сделал пометку в блокноте. Затем я рассказала, что слышала какой-то вопль, но приписала его ночной птице и что позднее я видела Лурину, спускающуюся по лестнице.
– Перед криком птицы или после?
– После.
Терпение мое уже иссякало, и мне заранее стало жалко Лурину. Вряд ли Богнор пощадит ее на допросе, его не остановит и горе девушки, только что лишившейся матери, да к тому же самым чудовищным образом. Он ведь и Лурину будет жарить на медленном огне своих вопросов и подковырок. И я добавила ему назло:
– Нет, пожалуй, птица крикнула, едва лишь Лурина вышла из душа.
Следующий вопрос застал меня полностью врасплох. Богнор что-то писал в блокноте, томя меня ожиданием, а затем выпалил:
– Имя Хулио Гарсиа-Санчес вам о чем-нибудь говорит?
Оно мне ни о чем не говорило, но легко было догадаться, кого он имеет в виду.
– Речь, видимо, идет о жертве наезда, когда водитель скрылся?
Он хитро улыбнулся.
– Вы хотите сказать, мадам, что его просто сбили и уехали?
– Я ничего не хочу сказать. Я даже не знаю, о том ли человеке я говорю, который вас интересует. Наверное, имеется в виду мексиканский сезонник, убитый ночью на дороге?
Вместо ответа он задал другой вопрос:
– А где были вы в ту ночь, миссис Барлоу?
Это уже начинало походить на дурной сон. Неужто этот мерзавец хочет связать меня с убийством несчастного сборщика винограда?
– Наверное, после десяти часов вечера я спала в номере мотеля в Сономе.
– Так, – повторил он. – Значит, в номере мотеля. Кто-нибудь может это подтвердить?
– Сомневаюсь, – сказала я ехидно. – Я путешествую одна.
Он изучил свои записи, после чего сказал, что я могу идти.
– Нам хотелось бы получить полный отчет о ваших действиях с момента вашего появления в Калифорнии, включая фамилии каждого, с кем вы имели дело. И укажите время, когда вы оставались одна. – Он определенно издевался надо мной. – Вот такой, значит, отчетик извольте приготовить.
Тут я впервые заволновалась, представив себе, как эта ищейка будет теребить моих гостеприимных хозяев из Клуба воздухоплавания на монгольфьерах. Я шутливо согласилась:
– Хорошо, если до вечера я не уеду в аэропорт, то напишу.
Он воспринял это всерьез.
– Аэропорт? – рявкнул он. – Ни в какой аэропорт вы не поедете! Вы вообще не покинете Калифорнию.
В замешательстве я уставилась на его багровую родинку на лбу. Сам запрет на выезд не очень-то меня огорчил, поскольку я все равно рассчитывала тут задержаться. Но я смекнула, что одним таким допросом не отделаюсь – их будет еще много, и разрабатывать меня будут интенсивно, как будто я – член семьи Сэлдриджей или сотрудница винзавода. Восторга такая перспектива не вызывала, и я решила доказать следователю, что и в самом деле собираюсь уехать, – хотелось проверить, насколько он поддается нажиму.
– Послушайте, офицер, – начала я.
– Старший следователь Богнор, – поправил он.
– Извините, следователь Богнор. Во время убийства я оказалась здесь совершенно случайно. Совпадение. Не более. Я сказала вам абсолютно все, что знаю, поэтому если вы действительно нуждаетесь во мне, в чем я сомневаюсь, то вы всегда сможете позвонить мне в Нью-Йорк и я пришлю письменные, заверенные у нотариуса показания, если вам это потребуется.
Он не затруднил себя ответом и, не отрывая глаз от страничек с записями, сказал:
– Расскажите о мистере Сэлдридже.
Это вывело меня из терпения.
– Как, прямо сейчас? О каком мистере Сэлдридже?
– О Брайанте Сэлдридже. Я хочу знать о ваших личных взаимоотношениях с ним.
Намек был слишком грязным.
– Если я правильно поняла ваш вопрос, – отчеканила я, – то никаких личных отношений у нас с ним нет.
– Вы встречались с ним прежде, до приезда в «Аббатство»?
– Никогда.
– А с мистером Груннигеном в таком случае?
Это было уже совсем дико. Я не сдержалась и рассмеялась.
– С молодым человеком, который здесь работает?
Однако Богнор не видел в этом ничего смешного. Глаза его посуровели, и он почти прошипел:
– Да, миссис Барлоу, с Роландом Груннигеном. Вы утверждаете, что и с ним не состояли в интимных отношениях?
Ну, это уже черт знает что! Я взорвалась:
– Послушайте, сэр, еще один вопрос такого же сорта, и я залеплю пощечину в вашу самодовольную рожу. Плевать мне, что вы – полицейский!
Лицо его налилось кровью.
– Я вынужден напомнить вам, мадам, – сказал он сдавленным голосом, – что по поручению шерифа графства Нейпа я веду расследование по делу об убийстве. Если вы не желаете отвечать на мои вопросы здесь, в этом кабинете, то, быть может, вы предпочитаете это сделать в подвале тюрьмы графства?
Он отвел глаза в сторону и выкрикнул:
– Капрал!
В дверях появился офицер с каменным лицом. Богнор улыбнулся.
– Эта леди сейчас решит, оставаться ли ей здесь или отправиться с вами в Нейпа-Сити.
Несколько секунд я сидела молча, обдумывая, как мне лучше отреагировать. «Ну ладно, он презренный хам, но нельзя недооценивать его власть, и, если я не отступлю, причем быстро, он ведь осуществит свою угрозу. А тюрьма графства – это определенно не то место, куда я мечтаю попасть. Так что надо забыть на минуту гордость, пусть думает, что ему удалось запугать меня».
– Ну, так как? – Он нетерпеливо постукивал карандашом по записной книжечке.
Я капитулировала, продемонстрировав это в самых недвусмысленных выражениях.
– О'кей, – сказала я. – Вы тут хозяин. На предложение переселиться в тюрьму я отвечаю отрицательно.
Он откинулся на спинку кресла, наслаждаясь победой.
– Вот видите, миссис Барлоу, оказалось, не так уж трудно сделать правильный выбор. – Он положил блокнот в папку. – Проводите миссис Барлоу обратно в дом, – сказал он офицеру. Впервые он соизволил назвать меня по фамилии.
– Благодарю, – сказала я и затем, старательно пряча свои чувства, скромно поинтересовалась: – Можно ли узнать, на каком основании вы задерживаете меня в Калифорнии?
– Ну, найти основания, я думаю, труда не составит, миссис Барлоу. Если вам нужны формальные основания, извольте: важная свидетельница, препятствующая исполнению правосудия и подозреваемая в убийстве. К тому же еще угрожала физической расправой полицейскому офицеру.
Улыбку, с которой была произнесена последняя фраза, я буду долго помнить.
Я почувствовала, как лапа угрюмого капрала легла на мою руку. Спускаясь вниз в монастырь, я вспомнила, что забыла рассказать о загадочном шуршании под моим окном. Ну и Бог с ним. Когда-нибудь на одном из следующих допросов я нанесу Богнору сокрушительное и унизительное поражение, назвав ему убийцу или убийц Хестер и мексиканца. И, кто знает, быть может, для раскрытия преступления мне пригодится и этот странный звук волочения.
Полицейский сопровождал меня до парадной двери в дом, и дальше я одна направилась к террасе. Что ж, буду наслаждаться солнышком, решила я, выпью стакан вина, чтобы развеять дурное настроение от встречи с Богнором, и обдумаю ситуацию. В холле появился Хозе.
– Хозе!
– К вашим услугам, мадам.
– Принесите, пожалуйста, белого вина со льдом, туда. – Я указала на террасу.
– Хорошо, мадам. Но лично я хватил водки после допроса. – Он хихикнул, и я поняла, что одной рюмкой он не ограничился. Я засмеялась.
– Мне достаточно вина.
Я надеялась спокойно посидеть в тишине, но не тут-то было. Едва я вышла на залитую солнцем террасу, из кресла поднялся навстречу мне престраннейший человечек. Рост его вряд ли превышал пять футов и три дюйма. На вид ему было под семьдесят, хотя впоследствии я, к крайнему своему удивлению, узнала, что ему – восемьдесят три. В пушистом облачке снежно-белых волос, он выглядел херувимом. Фигура его напоминала грушу. Костюм из легкой ткани в синюю и белую полоску давненько не общался с утюгом, равно как и мятая розовая рубашка, украшенная чудовищным галстуком с изображением голой девицы на роликовых коньках. Сандалии и розовые носки под цвет рубашки довершали его наряд. При моем появлении личико херувима озарила довольная улыбка. Он ринулся вперед, протянул руку для рукопожатия и объявил:
– О, Маргарет Барлоу! Не сомневаюсь, что это она самая собственной персоной! Обри Клаудсмит – к вашим услугам.
