Текст книги "Священное сечение"

Автор книги: Дэвид Хьюсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

– Не знаю. Порой мне кажется, что она хотела бы бросить эту работу и заняться каким-то творчеством. Ты уже говорил с ней о живописи?

– Нет, – ответил слегка обиженный Коста.

– Ладно, все впереди. А я не закончила. По моему мнению, Эмили Дикон очень опечалена смертью отца. И ей хочется закончить это дело, восстановить справедливость, невзирая на тяжелые последствия. Ты понимаешь меня?

Коста понимал. Он уже давно знал об этом. Ему просто хотелось, чтобы Тереза подтвердила его догадки.

– Что ты собираешься делать? – спросила она.

– Хочу выпить кофе. И ждать звонка Фальконе.

Она посмотрела на часы.

– К черту бюджет. Ненавижу цифры. У меня сегодня выходной. Пойдем вместе пить кофе.

Они вышли из мрачного здания морга, свернули за угол и очутились возле маленького кафе, куда часто заходила Тереза Лупо. У полицейских оно не пользовалось популярностью. Поэтому Тереза и любила его. Юноша с косичкой, стоящий за стойкой, видимо, слегка тушевался при виде Терезы. Их обслужили очень быстро.

Коста вспомнил, как Эмили Дикон говорила о своем любимом кафе «Тацца д’оро», потом взглянул на чашку и подумал, не пойти ли ему туда в поисках американки.

Рука Терезы опустилась на его плечо:

– Расслабься, Ник. Кроме вас с Джанни, в Риме есть и другие полицейские.

Однако в тот момент ему казалось, что все зависит исключительно от них двоих. Вот только зачем Фальконе разделил их?

– Поговори со мной о Рождестве, – обратилась к нему Тереза. – Как ты себя чувствовал в твоем языческом доме?

Разве дом на Аппиевой дороге можно назвать языческим?

Нахлынули воспоминания. О еде, веселье и пении. О том, как отец пил слишком много вина и вел себя так, словно завтра для него уже не наступит и остается лишь веселиться в хорошей компании людей, которых он любил и которые любили его.

– Праздник удался на славу, – ответил он.

Тереза заказала еще один ристретто. Она пила кофе, как воду.

– Что еще нужно для счастья? – спросила она.

– Ничего.

Зазвонил его телефон. Наверное, Фальконе.

И через секунду апатии как не бывало. В голосе Эмили Дикон звучали страх и усталость.

– Ник, – проговорила она.

– Эмили, я искал…

Она резко прервала его:

– Не теперь. У меня нет времени. Слушай внимательно. Это важно. Ты должен верить мне. Пожалуйста.

– Конечно.

– Я тут с Каспаром, – наконец прошептала она. – Я могу арестовать его, Ник. Больше не будет никаких убийств и кровопролития. Но тебе придется сделать то, что я скажу, пусть даже мои слова покажутся тебе безумным бредом. Иначе…

На другом конце линии послышался шум.

– Иначе, Ник, – пролаял холодный американский голос, – вы с Крошкой Эм больше не повеселитесь.

Коста выслушал до конца. Когда телефон умолк, он увидел, что Тереза Лупо в упор смотрит на него. Знакомый взгляд, в котором читается озабоченность и упрямство.

Она оттолкнула от себя кофейную чашку и осмотрела пустое кафе.

– Я же сказала, Ник, что у меня сегодня выходной. Так что если есть что-то…

Перони посмотрел на людей, сидящих за конторкой, просмотрел короткую, но очень точную сводку, которую Фальконе дал ему в лифте, и прикинул, какая карьера ждет его впереди. Может, поехать домой и начать разводить свиней неподалеку от Сиены? Или спросить девушку из кафе на Трастевере, не нужен ли ей человек для раздачи мороженого? Да все, что угодно, только бы не видеть этих троих: чертовски самодовольного Филиппо Виале, угрюмого и обидчивого Джоэла Липмана и аккуратного, в идеально сидящем мундире комиссара Моретти с блокнотом в руке, словно он секретарь, готовый выслушать чьи-то указания.

Липман уставился на Перони, как только он и Фальконе вошли в комнату и сели на стулья по разные стороны стола друг напротив друга.

– Вы привели неплохой аргумент, – начал американец. – Пожалуй, пора уже вам продемонстрировать свое профессиональное мастерство.

Перони взглянул на Фальконе и очень спокойно проговорил:

– Я устал. У меня болит сердце. Я готов оказаться в любой точке земного шара, лишь бы не быть здесь. Могу я сделать заявление? Если кое-кто не перестанет умничать, то вылетит отсюда, – он кивнул в сторону грязного окна, – прямо на улицу.

Моретти вздохнул и сердито посмотрел на Фальконе.

– Слушаю? – бодро вопросил инспектор.

– Держите вашего пса на привязи, Лео. – Моретти вновь вздохнул. – Вы сами просили об этой встрече. Не скажете ли, в чем причина?

– Хотелось выяснить кое-что.

– И еще мы должны знать чуть больше об Эмили Дикон, – добавил Перони.

Лицо Липмана исказила гримаса.

– Я вам уже говорил. Мне неизвестно ее местонахождение.

– Думаете, ее похитил Каспар? – спросил Перони.

Трое мужчин обменялись взглядами.

– Кто? – наконец спросил Липман.

– Уильям Ф. Каспар, – ответил Фальконе.

Перони наблюдал за лицами присутствующих. Виале оставался невозмутим. Моретти явно сбит с толку. Липман выглядел так, будто только что умер некто, кого он сильно любил.

– Кто? – вновь задал вопрос американец.

Фальконе кинул взгляд на Перони. Здоровяк наклонился над столом, схватил Липмана за горло, потянул его на себя через металлическую поверхность. Вниз посыпались ручки и несколько телефонов. Перони какое-то время держал агента вблизи своего лица, чтобы тот мог рассмотреть швы и ссадины. Американец был явно потрясен и испуган. Виале все еще улыбался своей неестественной, притворной улыбкой. Моретти встал и отошел к стене, с ужасом наблюдая за разыгравшейся перед его взором сценой. Он просто не знал, что делать.

– Тебе мало было того гамбургера, что я засунул тебе в пасть? – спокойно обратился Перони к Липману, который потел и извивался в его руках. – Нам надоело, наш американский друг. Меня избили из-за твоего вранья. На моих глазах чуть не погибла девочка. Наши люди подвергаются опасности. Хорошие люди, Липман. Пора кончать с этим дерьмом. Или ты начинаешь говорить правду, или мы покончим с этой шарадой прямо сейчас. Нам надоело изображать тупых копов. Понял?

Моретти наконец обрел дар речи.

– Ты! – закричал он, указывая на Перони пальцем. – Отпусти его немедленно! Фальконе!

– Что? – огрызнулся инспектор. – Посмотрите на лицо Перони. И взгляните на вашего человека. Он еще легко отделался. – Потом похлопал Перони по спине и тихо проговорил: – Можешь отпустить его, Джанни. Послушаем, что он нам скажет.

Перони убрал свою огромную руку с горла Липмана, и американец скатился со стола.

– Виале! – В голосе Липмана звучала угроза. – Сделайте что-нибудь.

Человек из службы безопасности развел руками и улыбнулся:

– Так-так. Это мой кабинет, Лео. Я не хочу, чтобы здесь творились всякие безобразия. Давайте успокоимся. В чем, собственно, заключается проблема? Вы же полицейские. Следуйте приказам, поступайте так, как вам велят. – Он умолк и пристально посмотрел на Перони: – Тебе надо найти нового начальника. Только так ты можешь сохранить работу.

Фальконе окинул Виале взглядом с головы до ног:

– Неверно.

Виале был явно озадачен.

– Что неверно?

– Насчет того, как должен действовать полицейский. И я не беспокоюсь о своей работе, Филиппо. А как насчет тебя?

– Не угрожай мне, – пробормотал Виале.

– И не думаю. Просто хочу внести ясность. Взгляни на это… – Он вынул из кармана куртки письменные распоряжения, полученные в палаццо Чиги, и положил их на стол. – Тут значатся некоторые имена, включая Моретти. И у вас есть причины для беспокойства.

Виале примирительно махнул рукой:

– Лео…

– Заткнись и слушай! – рявкнул Фальконе. – Прошлой ночью я прислушался к одному совету. При данных обстоятельствах он показался мне весьма полезным. Хотя вы, сдается, забыли, что в стране существует закон.

– Существует также такая вещь, как протокол… – заговорил Виале.

– Чепуха! – прервал его Фальконе. – Вы действуете противозаконно. Я проверял. Нельзя выписывать указания для прикрытия, как выписывают штрафные квитанции за парковку в неположенном месте. Существуют определенные правила. И на бумагах должна стоять подпись судьи. – Фальконе подтолкнул бумаги к Виале: – Здесь этого нет, Филиппо. Ты просто пытаешься одурачить меня гербовыми бланками и запугать своими угрозами.

Моретти посуровел и пристально посмотрел на Виале.

– Это правда? – спросил он.

– Бумажная волокита, – обратился тот к Фальконе, игнорируя вопрос комиссара. – Бюрократия. В наши дни так дела не делаются, Лео. Я так не поступаю. И не должен. Уверен, что ты в курсе.

– Существует закон, – спокойно ответил Фальконе. – Ты не можешь действовать только по своему усмотрению. Никто из нас не может так поступать. Даже ты. И тебе это известно. Но ты ставишь несколько печатей своей конторы, просишь Моретти сделать то же самое и плюешь на законодательство. Ты не смог бы в одиночку заниматься этим делом. Оно уже в центре внимания общественности. Тебе нужно было привлечь нас на свою сторону и при этом нарушить правила.

Виале уже больше не мог притворяться дружелюбным. Мертвые серые глаза сверлили полицейских.

– Это так? – спросил он.

– О да, – продолжал Фальконе. – Подобный приказ должен иметь одобрение судьи, если затрагиваются интересы государства. Национальная безопасность. Другие страны здесь ни при чем. Хотя, мне кажется, здесь дело даже не в этом. Ты намеренно перевел настоящее расследование в дело, включающее в себя убийство итальянского гражданина. Ты сбил с толку полицию и дал карт-бланш иностранной секретной службе, чтобы она могла действовать здесь беспрепятственно, полностью игнорируя итальянские законы. И ради чего? Чтобы Липман мог вести личную вендетту против человека, которого мы сами имеем полное право арестовать. Да я могу прямо сейчас отправить тебя в камеру. Стоит мне только позвонить куда следует, и к полудню ты уже будешь в суде отвечать за свои поступки.

Виале фыркнул и на миг задумался.

– Ты смеешь судить о том, что является и не является национальной безопасностью?

Фальконе улыбнулся. Все идет по плану.

– Пусть кто-то опровергнет меня и скажет, что я ошибаюсь. Прошу вас, господа. Нам уже пора узнать, кто такой на самом деле Уильям Ф. Каспар. Или…

Он не закончил фразу.

– Или что? – осведомился Моретти.

– Или арестовать всю вашу троицу, чтоб вы предстали перед судом… – Фальконе повернулся к Перони: – В чем там можно их обвинить?

Перони нахмурился, подсчитывая на пальцах пункты обвинений, глядя при этом, словно дурачок, в потолок и притворяясь, что никак не может их толком припомнить.

– Заговор. Отвлечение полиции от работы. Подделка официальных документов. Использование электронных средств информации в целях запугивания. Сокрытие информации. Нарушение закона…

Виале взорвался:

– Ты смеешь угрожать мне, Фальконе! Здесь! Ты представляешь, что творишь?

– Думаю, да, – спокойно отвечал Фальконе. – А вот что еще у нас есть.

Он вынул из конверта листы бумаги и бросил на стол. Липман схватил и в ужасе уставился на них. Перед ним были копии, сделанные Костой с материала, который предоставила ему Эмили Дикон: беседы в Интернете и, самое главное, меморандум 1990 года, обозначенный как «Вавилонские сестры».

– Откуда это у тебя, черт возьми? – пробормотал Липман.

– От Эмили Дикон, – ответил Фальконе. – А сама она пропала.

Агент ФБР просто олицетворял собой злобу.

– Эта сучка слишком много знает! Я думал…

– Что? – резко оборвал его Перони. – Что она дурочка? Такая же тупица, как и все мы?

– Да, – согласился Липман с кислым выражением лица.

Перони ткнул в него своим толстым пальцем:

– Опять ошибся, умник. А вот мне тут пришла в голову одна мысль. Что, если она мертва? Тебе ведь не удастся скрыть этот факт.

Липман задумался, потом обменялся взглядом с Виале. Что-то происходило. Перони рискнул бросить короткий взгляд на своего сообщника. Блеск глаз инспектора подтвердил правоту предположений подчиненного. Уловка удалась. Все прошло как надо.

Липман покачал головой и пробурчал:

– Полная неразбериха.

Моретти положил ручку и побледнел. Посмотрел на сидящих рядом и нахмурился.

– Ты говорил мне, что такого не может случиться, Виале, – жаловался комиссар. – Ты говорил…

Перони с огромным удовольствием прервал его:

– Ты уже заработал себе приличную пенсию за все эти годы, Моретти. Когда-то и я побывал на твоем месте. Ужасно досадно, когда ее у тебя отбирают. Да и в тюрьме сидеть…

Моретти закрыл глаза, а потом метнул на Перони взгляд, преисполненный ненависти.

– Ах ты урод! Ханжа, – прошипел он. – Тебе не приходится изо дня в день иметь дело со всеми этими людьми, которые только и знают, что требуют, угрожают или обхаживают. «Сделай то, сделай это».

– Я полагал, тебе платят за это деньги, – ответил Перони.

– У нас нет времени на такие разговоры, господа, – напомнил Фальконе, глядя на часы. – Так где мы обсудим наше дело? Здесь или в квестуре?

Коста начинал впадать в отчаяние. Бессердечный ультиматум, выдвинутый Каспаром, просто сбил его с толку. Тереза занималась любимым делом: обходила квестуру, по мелочам собирая информацию и обращаясь к людям, не обязанным даже разговаривать с ней. Ник продолжил поиски на улице. Никто не ответил, когда он позвонил в дверь квартиры, о которой упоминала Эмили. Коста заглянул в окно, увидел мебель, стандартную для наемных квартир. Подумал, не проникнуть ли ему туда? Только как он узнает, что случилось здесь тринадцать лет назад? Обстучал без всякого толка шесть дверей. Мучительно пытаясь решить, что же делать дальше, он увидел булочника-еврея, несущего муку в маленький магазинчик, наполняющий холодный декабрьский воздух ароматом свежего хлеба. У Косты даже в желудке заурчало. Нет, надо подходить к делу с той же намеренной преданностью, которую демонстрировал Каспар. Иначе прольется новая кровь.

В центре пьяцца Матеи есть фонтан с черепахами. Скромное произведение искусства, по римским стандартам, но довольно комичное. В детстве Коста веселился, глядя на него. Четыре обнаженных юноши стоят на дельфинах и пытаются столкнуть четырех маленьких черепах в резервуар у основания фонтана. Забавное и в какой-то степени сюрреалистическое зрелище. Даже сегодня в фонтане текла вода.

Ник подошел к фонтану и склонился над железной оградой, защищающей сооружение от беспечных мотоциклистов, раскатывающих по узким аллеям. Потом опустил палец в снег у основания центрального резервуара. Лед таял. Коста посмотрел на небо. Оно еще дышит холодом, однако явно намечаются какие-то изменения в погоде.

Да и пора бы уже ей меняться. Когда происходят некие экстраординарные события, люди приспосабливаются к ним и вскоре начинают считать нормой. Рим вернется к тем погодным условиям, которые характерны для него в декабре. Вновь поднимутся в небо самолеты, поезда и автобусы начнут ходить строго по расписанию. Так или иначе, убийства прекратятся. Хаос по своей природе непостоянен.

Необходимо лишь спокойно доводить все до логического конца с наименьшим ущербом для окружающих. Удастся ли ему это? Фальконе сейчас на собрании, но обязательно позвонит. Сможет ли Коста ответить на его вопросы? И захочет ли делиться сведениями с боссом?

Необходимо спросить самого себя. Насколько Эмили была откровенна с ним? Начиная с прошлого вечера, когда он заставил ее рассмотреть тот факт, что ее отец несет ответственность за случившееся с Каспаром в Ираке, Ник чувствовал – она что-то скрывает от него.

Тереза просмотрела донесение о нападении на пьяцца Матеи в октябре и пыталась отыскать там какие-то новые факты. На поверхности все казалось простым и в то же время подозрительно загадочным. Американский ученый временно проживал в Риме, проводя какое-то исследование в американском посольстве. На него напали в сквере у фонтана. По чистой случайности рядом находились двое полицейских. Никто не был задержан. Мотив нападения также неизвестен. Похоже, тупик…

Потом Тереза предложила найти что-то о самой собственности. Через пятнадцать минут она перезвонила. С волнением сообщила, что домом номер тринадцать, где проживал ученый, начиная с 1975 года владела одна и та же частная компания, базирующаяся в Вашингтоне. Что само по себе весьма необычно. Иностранные фирмы редко столь долго владеют собственностью. Компания не занесена в телефонную книгу в США. О ней ничего нет в финансовых отчетах, которые Тереза заставила проверить одного мелкого начальника. Что-то тут не так. Коста знал: у Терезы отличная интуиция. Вот только надо накопать где-то подлинных фактов. Дело не сдвинется с мертвой точки, пока не найдется человек, готовый поделиться своими воспоминаниями о жизни в этом доме.

В такой ситуации, размышлял Коста, стараясь остановить поток образов, проносящихся у него в голове, Тереза идет пить кофе.

И он вошел в маленькое кафе и попросил большую чашку мачиато. Затем, ожидая, пока кофеин ударит в голову, попытался вспомнить несколько старых трюков. Надо представить, что сделал бы в данных обстоятельствах Фальконе.

Инспектор оперировал несколькими удачными лозунгами, которые редко произносил вслух. Один из них пришел в голову Косты. Основой раскрытия преступления является любопытство. Без него человек ничего не смог бы узнать. Не обладая этим качеством, можно спокойно работать бухгалтером.

Ник пытался вспомнить суть донесений, прочитанных им за последние дни в квестуре, и сопоставить их с разговором, который вел с Эмили, после того как Каспар вновь передал ей трубку. Потом допил кофе и позвал владельца заведения.

Надо было раньше догадаться. Гетто остается неизменным. Квартиры тут передаются по наследству из поколения в поколение. Оно находится в двух шагах от центра современного города, однако здесь настоящая деревня, где все отлично знают друг друга. Рим в каком-то смысле по-прежнему состоит из общин, где люди живут бок о бок друг с другом. Именно это отличает Рим от других столиц мира, которые Нику довелось посетить. Они показались ему растянутыми и разбросанными, с плохо очерченными границами между районами и людьми, быстро перемещающимися из одной части города в другую.

– Кто здесь на площади основной старожил? – спросил Коста, показывая удостоверение.

Человек средних лет задумался, продолжая наводить глянец на стакан безукоризненно чистой тряпочкой.

– Вы имеете в виду старого, но не полностью выжившего из ума обитателя этих мест?

– Совершенно верно, – вздохнул Коста. – Послушайте, у меня нет времени…

Тряпка появилась из стакана и махнула в сторону дома на другой стороне площади.

– Сорвино. Номер двадцать один. Первый этаж. Не говорите про меня.

Никто не любит разговаривать с полицией. Даже владельцы кафе, которые первые начинают орать в телефон, взывая о помощи, если кто-то крадет у них пакетик сахара.

– Спасибо, – проговорил Коста. Бросил несколько монет на стойку и вышел в морозный декабрьский день.

Дом двадцать один находился на расстоянии четырех дверей от дома тринадцать. Ник позвонил в дверь с табличкой «Сорвино». Маленькая женщина в выцветшем голубом платье открыла дверь и уставилась на него сквозь круглые стекла больших очков. Ей лет восемьдесят, а может, и больше. Уже трудно определить возраст. Взглянула на значок и кивком головы пригласила войти в гостиную. Безукоризненно убранная, заставленная антикварной мебелью, с маленькими фотографиями в рамках на стенах. И повсюду всякие иудейские памятные вещи.

– Я надеялся поговорить с кем-то из старых жильцов, сохранивших память, – быстро заговорил он.

– Я прожила здесь восемьдесят семь лет.

– Более чем достаточно, – сказал Ник улыбаясь.

Она взяла в руку фарфоровую чашку:

– Настой ромашки. Рекомендуется в качестве успокоительного нервным людям.

– Спасибо. Я запомню.

– Нет, не запомните. Вы слишком молоды. Думаете, что все сможете преодолеть. Что вы ищете? Должно быть, нечто важное.

– Чрезвычайно. Факты. Имена. – Он колебался. – В основном имена. Я стучал в разные двери, но не получил нужной информации.

– Гетто меняется. Семьи редеют.

– Мне нужны сведения о доме номер тринадцать.

– А… – Старушка кивнула и на мгновение в раздумье закрыла глаза. – Там жила любовница дуче во время войны. Немка. Кажется, ее звали Эльза. Не то чтобы он посещал ее… ну, вы понимаете. Он не стал бы мараться в нашем районе.

Евреи ее поколения питают смешанные чувства к Муссолини. До последнего периода своей карьеры дуче проявлял мало интереса к антисемитизму. Отец Косты говорил, что некоторые евреи даже вступили в фашистскую партию. Их почти не отправляли в концентрационный лагерь. Римляне издавна не считали кого-либо абсолютно белым или абсолютно черным.

– Что случилось с домом после войны?

Она строго посмотрела на него:

– Я ведь не агент по недвижимости.

– Знаю. Просто интересно, кто жил там. Вы добрая женщина, синьора, и общались с соседями.

– Если только они хотели общаться со мной, – чопорно отвечала старушка.

– Ну конечно.

– Военные. – Она пожала плечами. – Какое-то время там жили американские офицеры. Хорошие люди. Они обладали прекрасными манерами, не то что римляне. Я им иногда помогала. Мне хотелось, чтобы у иностранцев остались хорошие воспоминания о Риме. Так должен поступать хороший гражданин.

– Разумеется. А потом?

– Вы спрашиваете, кто жил там последние пятьдесят лет?

– Интересно было бы знать.

Нелегко иметь дело с представителями этого поколения. Они обижаются на то, что мир изменился. А они постарели и стали беспомощными.

– Пожалуйста, постарайтесь вспомнить. В этом году здесь напали на одного человека. Вы помните?

– Я слышала! Драка на улице! После войны здесь такого не происходило… – Она нахмурилась: – Мир становится все хуже. Почему вы ничего не делаете ради его спасения?

– Я пытаюсь, – ответил он.

– Мне кажется, вы прилагаете недостаточно усилий.

Разумное наблюдение.

– Возможно. Но я не могу… – Он поправился. – Никто в полиции не может работать без помощи населения. Нам нужна ваша помощь. Поддержка. Без нее…

Смышленая остроглазая старая птица. Все понимает.

– Да?

– Без этого мы просто полицейские, которые проводят в жизнь законы, установленные политиками. Вне зависимости от того, что различные люди думают по этому поводу.

– О Боже! – воскликнула женщина, улыбаясь и обнажая маленькие зубы цвета старого фарфора, немного изогнутые, настоящие. – Совестливый полицейский. Вас, наверное, очень любят.

– Я занимаюсь моим делом не ради любви, синьора. Прошу вас, расскажите о доме. Чей он? Кто там жил в последние годы?

– Кто владел им? Думаю, американцы. Важные персоны. Чиновники, которые притворялись простыми людьми. Да мне-то наплевать. Дом содержался в хорошем состоянии. Что я могу еще сказать? Они приезжали и уезжали. Разные люди. Жили обычно недолго. Несколько недель. Будто в отеле. С такими, как я, они не успевали познакомиться. Но мужчины были очень приятные. И всегда одинокие.

Она пыталась что-то вспомнить. Коста ждал, понимая, что не может без конца задавать вопросы.

– И затем?

– Они были замкнутые люди, – проговорила старушка раздраженно. – С ними просто так на улице не заговоришь.

– Они все такие?

– Большинство.

– Вы помните какие-то имена? Возможно, напали по ошибке не на того человека.

– Их было так много, – ответила она и нахмурилась.

Даже старики не очень напрягаются в наши дни. Коста вынул визитную карточку и протянул ей, показывая номер мобильного телефона.

– Если что-то придет вам в голову, позвоните. В любом случае я скорее всего ошибался. Если люди жили здесь всего ничего… Вряд ли его могли с кем-то перепутать. Я надеялся услышать о человеке, который жил в доме долгое время. Несколько лет назад. Он считал город своим.

Старые светлые глаза блеснули.

– Жил тут один такой. Десять, нет, пятнадцать лет назад. Теперь я вспомнила. Полагаю, он прожил здесь около года. Может быть, даже больше.

– Как его звали?

– Он был еще менее разговорчив, чем остальные. Несколько резок, но, может быть, это просто манера поведения.

– Имя не помните? – настаивал он.

Женщина покачала головой:

– Откуда мне было его знать?

Тереза уже проверяла. Если бы это был обычный дом с меблированными комнатами, сведения о жильцах остались бы в книгах регистрации. Но таковых не существовало. Обитатели дома номера тринадцать определенно избегали всех формальностей, через которые проходили обычные граждане.

– Хотя у меня, кажется, есть фотография, – проговорила она, сверкнув глазами. – Она поможет вам? – Женщина кивнула в сторону серванта орехового дерева рядом с Костой. На нем лежали маленькие фотокарточку. Она протянула ему одну из них. – Знаете, какое там время года?

Определенно зима. Мужчины, женщины, дети – все в теплой одежде. Они стоят у фонтана с черепахами и держат в руках зажженные свечи.

– Нет.

– Как не стыдно! Вы никогда не слышали о Хануке? Почему же католики радуются только на Рождество?

– Извините, но я не католик.

– Я просто шокирована, – рассмеялась она. – Ладно, вы прощены. У нас есть традиция. Каждый год мы, люди, живущие в гетто, фотографируемся вместе у фонтана. Каждый год. Могу показать вам такого рода фотографии, на которых я совсем еще девочка. До войны. – Блеск появился в ее глазах. – Вы меня не узнаете. Когда-то я была молода.

Коста отчаянно шевелил мозгами.

– Он попал на фотографию?

– Совершенно случайно и помимо его воли! Бедняга возвращался домой, в то время как мы фотографировались. Мы настаивали. Выпили немного вина. Понимаете? У него не оставалось выбора. – Она умолкла, дабы Коста понял ее слова. – Порой мы можем быть очень настойчивыми.

– Охотно верю. Когда это произошло?

Она нахмурилась:

– Не могу сказать. У меня так много карточек.

– Десять, пятнадцать лет назад?

Старушка пересекла комнату, взяла две фотографии, сняв очки, пристально рассмотрела их, затем вернулась, держа одну из них в своей хрупкой руке. Коста вгляделся в лица. Потом посмотрел на обратной стороне, где стоял год – 1990-й.

– Вы хотите знать, кто такой Билл Каспар?

Джоэл Липман, похоже, собирался рассказать им всю правду, однако вето взгляде виделось нечто такое – ненависть, желание преподнести гаденький сюрприз, – что очень не нравилось Джанни Перони.

– Хорошо. Я расскажу вам. Он воин, он шпион. Наемник. Посредник, этакий челнок между людьми, которые, подобно ему, не существуют на самом деле. И он один из лучших среди них. Поверьте мне на слово. За таким вы смело пойдете на край света, прямо в ад, если он поведет вас туда. Настоящий американский герой. Теперь-то, конечно, никто из нас так не назовет его вслух. Мы хотим поймать и наказать Каспара. Бывают в жизни огорчения.

Рассказ Липмана подтвердил все, что удалось узнать Эмили Дикон. В 1990 году Каспара поставили во главе секретной команды, посланной в Ирак с разведывательной целью. Предприятие окончилось катастрофой. На следующий день после прибытия, когда они начали устанавливать базу внутри древнего храма недалеко от Вавилона, их атаковала Республиканская гвардия. Дэн Дикон в тот момент патрулировал территорию со своей группой. Он запросил помощи по рации и получил приказ не вступать в боевые действия. Через сорок пять минут вертолеты «Черный ястреб», сопровождаемые истребителями, прибыли на место событий. Зиккурат представлял собой дымящиеся руины. Наблюдение показало, что Каспар и члены его команды мертвы. Они в любом случае не могли противостоять превосходящим силам противника. Группе Дикона удалось скрыться на покинутой ферме в двух милях от храма, где их подобрал вертолет и спас от приближающихся иракцев. Одна из женщин при этом была тяжело ранена.

Об этой миссии никто не знал. Родственники бойцов считали, что те находятся на учениях, до тех пор, пока спустя два месяца им не сообщили о том, что они геройски пали в ходе сражений. Тогда уже началась война. Речь не могла идти ни о наградах, ни о публичном трауре. Даже «Пурпурным сердцем» их не могли наградить. Никто из них официально не числился военным. Призракам не оказывают почестей.

Вокруг войн поднимается много шума. Гибель девяти человек осталась незамеченной в грохоте международного конфликта. Семьям погибших перечислили значительные денежные суммы, чтобы успокоить их. Выжившие мужчины и женщины вернулись на прежнюю работу. Они хранили тайну и продолжали жить. Битва была выиграна. Саддам ушел из Кувейта, оставив горы трупов, но утверждая, что победил.

В целом, говорил Липман, считалось, что война наполовину сделала свое дело. Некоторые люди полагали, что нужно было идти на Багдад и взять Саддама в его дворце. Однако это не входило в планы ООН, а тогда военные еще слушались указаний этой организации. Целью операции было освобождение Кувейта. Предполагалось также, что Садам извлечет урок из войны.

Американец сделал глоток из бутылки с водой, которую принес с собой, и посмотрел по очереди на всех присутствующих.

– Вы получили бесплатную информацию, – обратился он к ним. – Теперь все это никому не нужная история. Чего нельзя сказать о второй части повествования. Если она станет достоянием общественности, это больно скажется на нас, джентльмены. Шишки поднимут крик. Понимаете?

Дальше, по словам Липмана, случилось следующее. Они поняли, что в Багдаде каким-то образом стало известно об упомянутой миссии. Кто-то где-то помогал иракцам.

– И помогает сейчас? – спросил Фальконе.

– Я говорю о подоплеке, – ответил Липман. – Тогда были введены санкции. Довольно суровые. И они сработали. Тем не менее мы знали, что Саддам не успокоился. Он разгадал наши планы. Устранил трех иракцев, засланных к нему для наблюдения. Он знал то, что ему не полагалось знать. Мы спрашивали себя: что же происходит?

– А Каспар? – спросил Перони. – Ты сказал, что он считался героем.

– Да. А еще мы считали его мертвым. Пришлось вновь поговорить с людьми из команды Дикона. Они не очень-то хотели высказываться на данную тему. Полагаю, что после такой трагедии никому не хочется плохо думать о своих товарищах. Однако двое из них, включая Дикона, высказывали подозрения. Тогда мы думали, что Каспар погиб вместе с другими членами его команды. Но вдруг нам подкинули такую версию? А на самом деле он жил где-то в тихом местечке в пустыне, подсчитывал денежки и разбалтывал Саддаму все наши секреты. Что нам оставалось делать?

«Да, выбор у вас был небогатый», – подумал Перони.

– Вы начали искать доказательства?

– Абсолютно верно.

Липман кивнул в сторону Виале:

– У итальянской службы безопасности уже находился свой человек в Ираке. Дэн Дикон прибыл в Рим на пару месяцев и работал с Виале. Они хотели послать в Ирак новую команду с целью узнать, не работает ли на иракцев какой-то американец. Отправились четыре офицера. Один из них вернулся. Остальные… – Липман покачал головой. – Даже не хочу думать о том, что случилось с ними. В одном сообщении говорилось, что Саддам лично расправился с беднягами. Вы слышали историю о том, как он кормил львов?

Он позволил им переварить услышанное в полной тишине.