Текст книги "Покушение на шедевр"
Автор книги: Дэвид Дикинсон
Жанр:
Исторические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)
Они улыбнулись друг другу. Пауэрскорт подумал, как прекрасна Люси сейчас, когда в ее голубых глазах играет свет, отраженный от поверхности моря.
– Да, то было предзнаменование, Фрэнсис. – Она улыбнулась ему. Пауэрскорт неловко поерзал на жестком деревянном сиденье. – Вчера я видела его в одном магазинчике в Кальви и забыла тебе рассказать.
– Что за предзнаменование, Люси? – спросил Пауэрскорт, хмурясь на свое окровавленное колено.
– Знаешь, каков девиз Кальви?
– Боюсь признаться, Люси, но это как-то ускользнуло от моего внимания.
Леди Люси помедлила, припоминая.
– Semper Fidelis, Фрэнсис. Верность навсегда.
Верность навсегда, Semper Fidelis, – последние слова письма, отправленного Пауэрскорту юношей, наложившим на себя руки в Сандрингем-Вудс в ту пору, когда Пауэрскорт расследовал странную смерть принца Эдди, старшего сына принца Уэльского. Верность навсегда, Semper Fidelis, – слова, которые сам Пауэрскорт использовал, чтобы подчеркнуть свою верность памяти убитого, когда добивался правды. Верность навсегда, Semper Fidelis, – слова, которые говорили друг другу Фрэнсис и Люси на палубе огромного лайнера, отправляясь в свое свадебное путешествие в Америку.
Пауэрскорт улыбнулся. Он взял испачканную кровью руку леди Люси и крепко сжал ее в своей.
– Верность навсегда, Люси. Semper Fidelis.
На глазах у леди Люси выступили слезы.
– Semper Fidelis, Фрэнсис. Верность навсегда.
18
Лорд Фрэнсис Пауэрскорт и леди Люси сидели в уголке гостиничного бара. Пауэрскорт наблюдал за входом, держа правую руку в непосредственной близости от кармана. Они переоделись во все чистое после волнительной встречи с местной сантехникой. Ванная находилась в нескольких футах дальше по коридору – огромный резервуар, облицованный темным деревом, по стенам тянутся ржавые трубы. Если открыть горячий кран, сначала слышался отдаленный рокот, будто раскаты грома в горах. Потом этот рокот сменялся отчаянным дребезгом. Трубы начинали дрожать, затем танцевать в каком-то странном корсиканском ритме, ударяясь о стены и друг об дружку. Это зрелище сопровождалось выбросом пара, до того обильного, что нельзя было разглядеть другой конец комнаты. Но вода была горячей, металлическая симфония постепенно стихала, и усталые руки и ноги посетителя наполнялись блаженным теплом.
– Я понятия не имел о том, что ты так здорово стреляешь, Люси, – сказал Пауэрскорт, неторопливо прихлебывая из бокала местное белое вино.
– Меня научил дедушка, – ответила леди Люси, вспоминая давно минувший день в холмах близ усадьбы ее деда. – Это было в Шотландии. Все прочие члены семьи отправились на рыбалку, а мы остались в доме вдвоем.
«Я научил стрелять всех своих внуков, – вдруг сказал мой дед после завтрака. – Давай и тебя научу». И он повел меня в холмы, взяв с собой что-то вроде старинной доски для упражнений лучников и пару пистолетов. Я должна была тренироваться, пока не попаду в центр доски. «Если ты когда-нибудь окажешься в Индии, – сказал дедушка, – выйдешь за полковника, или вице-короля, или кого-нибудь в этом духе, умение хорошо стрелять может понадобиться тебе в самый неожиданный момент».
– Ты что, действительно собиралась выйти замуж за вице-короля, Люси? Вечера с танцами и ужином в вице-королевском домике в Симле и тому подобное? – спросил Пауэрскорт самым серьезным тоном, на какой только был способен.
– Не думаю, что в ту пору мои мысли занимал вице-король Индии, Фрэнсис. Скорее уж это был бравый молодой капитан из «Блэк уотч». [36]36
Королевский шотландский полк (буквально «Черная стража»; мундиры полка шьются из темной шотландки).
[Закрыть]
– А дедушка остался доволен твоими успехами? – спросил Пауэрскорт, тихонько потирая ушибленное колено.
– Да, он был доволен, – весело ответила леди Люси. – Сказал, что не хотел бы очутиться в шкуре тигра или мятежника, которые попытались бы застать меня врасплох.
Внезапно раздались торопливые шаги: кто-то приближался к их столику.
– Лорд Пауэрскорт, леди Пауэрскорт, – капитан Империали смерил леди Люси внимательным взглядом. – Я только что услышал ужасные новости о том, что случилось сегодня вечером. Все это было ужасной ошибкой. Я пришел извиниться за поведение корсиканцев, моих соотечественников.
Капитан взял стул от соседнего столика и уместил на нем свой внушительный корпус.
– В каком смысле ошибкой? – спросил Пауэрскорт. Ничего себе ошибка: выстрелы, преследующие их на всем пути с горы, люди с винтовками, поджидающие беглецов на открытых участках дороги. Он чувствовал, что Империали знает больше, чем говорит. Может быть, он сам организовал эту охоту?
– В поселке Сан-Антонино есть традиция, – сказал Империали, улыбаясь леди Люси. – Возможно, у нас на Корсике слишком много традиций. Эта называется «Побег Предателя». Больше ста пятидесяти лет назад, леди Пауэрскорт, в Балани шла война между французами и генуэзцами. Кальви всегда оставался верен Генуе. Но в горах, а именно в Сан-Антонино, один юноша оказался предателем. Продался, как вы понимаете, за деньги. И тогда жители Сан-Антонино вывели его с невестой на дорогу, ведущую к побережью. «Идите, ищите там своих друзей-французов», – сказали они и подтолкнули их вниз. Они преследовали эту пару почти до самого подножия горы. Молодые жители Сан-Антонино позволили предателям добраться чуть ли не до самого пляжа, где было безопасно, однако потом убили их. А тела разрезали на куски и бросили на съедение волкам.
– Какая жуткая история, – сказала леди Люси, избегая взгляда капитана Империали.
– Так вот в чем дело, лорд Пауэрскорт. – Империали нагнулся, теребя в пальцах незажженную сигару. – С тех пор, каждый год, молодежь Сан-Антонино заново разыгрывает эту сцену. Вот почему она называется «Побег Предателя». Из всех жителей поселка выбирают по жребию одного человека. Он должен уговорить какую-нибудь девушку сопровождать его. Сегодня как раз очередная годовщина, милорд. Сегодня – День Побега Предателя. Вы были не единственными, кто спускался с горы. Пьерлуиджи Кассани и Мария Козенца из Сан-Антонино тоже бежали вниз. И молодые люди решили, что «предатели» – это вы. И начали стрелять. Но у них и в мыслях не было убивать кого-то. В День Побега Предателя они всегда стреляют в бегущих. Но больше чем за сотню лет там никого не убили и даже не ранили. Это как игра, только более серьезно, чем игра. Никто не собирался убивать вас сегодня вечером. Вас просто перепутали с другими, вот и все. Вам ничто не грозило.
Капитан Империали остановился, чтобы раскурить сигару.
– От лица всех жителей Кальви, от лица всего населения Корсики позвольте мне искренне извиниться, – сказал он.
– Большое спасибо за извинения, – сказал Пауэрскорт. Интересно, подумал он, есть ли в книге леди Люси о Корсике хоть одно упоминание о «Побеге Предателя». История была хорошая. Но он почему-то сомневался в ее правдивости.
– Могу ли я иметь удовольствие пригласить вас на ужин в лучшем ресторане Кальви? – продолжал капитан. – Омары там великолепны. А фирменное блюдо – дикий кабан, редкость в здешних местах.
Пауэрскорт поблагодарил его за приглашение, но сказал, что они оба устали и предпочли бы остаться в гостинице. Возможно, в другой день.
– Когда вы собираетесь покинуть наш остров, лорд Пауэрскорт?
Пауэрскорт сказал, что пока они не строили планов о возвращении. Капитан Империали поклонился им обоим и ушел, оставив в воздухе слабый аромат сигары.
– Ну, Люси, – спросил Пауэрскорт, – поверила ты хоть одному его слову?
– Какая отталкивающая личность, – твердо сказала Люси. – Когда он на тебя смотрит, по коже бегут мурашки. Поверила ли я? Что ж, пожалуй, – я уверена, что любой, кого бы мы ни спросили об этом в следующие несколько дней, побожится, что это правда. Эта история не из тех, что печатают в путеводителях. Она могла бы отпугнуть туристов.
– Рано утром в Марсель отправляется катер, – сказал Пауэрскорт. – Я забронировал два места на имя Фицджеральдов. Ты не против того, чтобы стать леди Фицджеральд, Люси?
– Конечно, нет, – откликнулась леди Люси. – Но я должна задать тебе один вопрос. Когда ты целился сегодня в тех людей на холме, ты хотел попасть в них?
– Разумеется, – ответил Пауэрскорт, – а ты разве не хотела?
– Ни в коем случае, – сказала леди Люси. – Я целилась примерно футов на десять в сторону и молилась, чтобы мне никого не задеть.
– Но почему? – удивился Пауэрскорт, осушая свой бокал с корсиканским белым вином.
– Ах, Фрэнсис, неужели ты не понимаешь? Предположим, мы убили бы одного из них. Это могло бы стать началом вендетты. Наша жизнь и жизни наших детей – все они были бы принесены в жертву неуемной страсти корсиканцев к мщению. Не думаю, что я когда-нибудь смогла бы спать спокойно. Они отправились бы за нами следом даже в Лондон.
Пауэрскорт погрузился в размышления. Корсиканцы в Лондоне. Корсиканские убийцы в Лондоне. Корсиканцы, которые душат своих жертв гарротой.
Уильям Аларик Пайпер нервно шагал туда-сюда по улице перед своей галереей. Он дожидался Льюиса Блэка, молчаливого американского миллионера, чья сдержанность уже довела его чуть ли не до болезни. Пайпер решил говорить как можно меньше, хотя и сомневался, что ему под силу перенести это испытание.
– Доброе утро, мистер Пайпер, – сказал Льюис Блэк, пожимая ему руку. – Погода нынче утром замечательная.
Это была самая длинная речь из тех, что Пайперу доводилось слышать от немногословного миллионера. Может быть, влияние Лондона все-таки начинало сказываться.
– Если вам будет угодно пройти со мной, мистер Блэк, – сказал Пайпер, направляясь вверх по лестнице мимо основных залов своей галереи в святая святых на третьем этаже, – то вы увидите картину, которая наверняка вас заинтересует.
Пайпер отворил дверь и включил освещение. На подставке покоился шедевр Джошуа Рейнолдса – Кларисса, леди Ланчестер, сидящая на фоне выдуманного пейзажа с великолепным закатом. На ней было кремовое платье. Маленькие руки сложены на коленях. А на голове красовалась шляпка с самыми роскошными и изысканными перьями, какие только могли раздобыть лондонские модистки конца восемнадцатого века. Но лицо дамы не было лицом из восемнадцатого века. Конечно, художник написал его так, что оно походило на лица восемнадцатого века. Однако та, что смотрела на Льюиса Блэка с картины, поразительно напоминала Милдред, известную также как миссис Льюис Блэк из Нью-Йорка. Ее изображение было скопировано со страницы журнала, украденного Эдмундом Декурси из клуба «Боуфорт».
Льюис Блэк протер глаза, как будто не мог поверить в то, что они говорят ему правду. Он сделал три шага влево, потом три шага вправо. Затем подошел к картине так близко, что едва не уткнулся носом в холст.
– Это продается? – наконец спросил он.
– Да, – ответил Пайпер. Он не думал, что тактика затягивания, которая была использована им в случае с Маккракеном, сработает и с Блэком. Этот клиент мог попросту исчезнуть.
– Пятнадцать тысяч, – сказал Блэк, сунув руку в карман, словно хотел проверить, хватит ли у него при себе наличных.
– Фунтов или долларов? – спросил Пайпер.
– Долларов, – ответил Льюис Блэк.
– Фунтов, – сказал Пайпер. Он не очень хорошо считал в уме – счетами занимался Декурси, – но знал, что фунт гораздо дороже доллара.
– Долларов, – снова сказал Блэк.
– Фунтов, – повторил Пайпер.
– Долларов, – повторил Блэк. Пайперу показалось, что он способен твердить свое целый день.
– Четырнадцать, – сказал Пайпер.
– Четырнадцать чего?
– Простите, четырнадцать тысяч фунтов. Я скинул вам целую тысячу, мистер Блэк.
– Десять, – сказал Блэк.
– Десять чего?
– Десять тысяч фунтов, простите, – сказал Льюис Блэк.
Пайпера порадовало то, что они наконец переключились на фунты. Пожалуй, Английский банк мог бы им гордиться.
– Четырнадцать тысяч фунтов. – Он решил гнуть свою линию.
– Одиннадцать, – сказал Блэк.
– Тринадцать, – сказал Пайпер.
– Двенадцать, – сказал Блэк.
– Разницу пополам, – сказал Пайпер, который в случае необходимости согласился бы и на десять. В конце концов почти все эти деньги были чистой прибылью. – Двенадцать с половиной тысяч фунтов.
– По рукам, – сказал Льюис Блэк. Но то, что он произнес потом, было музыкой для ушей Пайпера. – Эта самая леди Ланчестер на картине, – сказал он, кивая на портрет своей жены. – Ваш Рейнолдс, случаем, не рисовал ее больше? Или еще кто-нибудь в его время?
Пайпер почувствовал себя золотоискателем, после долгих поисков наткнувшимся на богатую жилу благородного металла. На Олд-Бонд-стрит словно пришла калифорнийская золотая лихорадка.
– Я проверю в нашей библиотеке, – пообещал он Льюису Блэку, – но, по-моему, существуют еще два портрета леди Ланчестер – один из них также написан Рейнолдсом, а второй, кажется, Гейнсборо. Вы хотите, чтобы я попробовал отыскать их для вас?
Комната для переговоров была очень маленькой. Окон не было. Единственная голая лампочка бросала на присутствующих скудный свет. За время заключения Хорас Алоизиус Бакли потерял в весе. Лицо у него вытянулось. Серая арестантская одежда выглядела на нем странно – она была на несколько размеров больше, чем нужно, и потому куртка болталась на плечах, а штаны сидели мешком.
– Хорас, – сказал его компаньон Джордж Бригсток, – суд по твоему делу может состояться раньше, чем мы думали. Два дела, назначенных к рассмотрению в Центральном уголовном суде, пришлось отложить. Нам следует немедленно обсудить все с адвокатом.
При известии о том, что суд над ним может состояться раньше, чем ожидалось, Бакли содрогнулся. По ночам, когда он ворочался у себя в камере на продавленном матраце, ему иногда снились судьи в черных шапочках, которые гнались за ним по нефу собора, требуя остановиться, чтобы они могли огласить приговор.
– Какие у тебя предложения, Джордж? – спросил Бакли.
– Обвинение будет представлять сэр Руфус Фитч. Ты знаешь сэра Руфуса, Хорас?
Снаружи раздавались громкие шаги надзирателя, расхаживающего туда-сюда по каменному полу коридора. Юридическая фирма «Бакли, Бригсток и Брайтуэлл» не занималась уголовными делами, но круг лондонских законников очень тесен.
– Я встречался с сэром Руфусом, Джордж. Он показался мне довольно напыщенным.
– Тебе нужен адвокат. Что ты скажешь о сэре Идуэле Гримбле? – спросил Бригсток, сверившись с лежащим перед ним листом бумаги. – Говорят, он очень хорош в таких делах.
Хорас Бакли уставился в лицо надзирателя, подглядывающего за ними через застекленную щель в двери. Иногда ему не верилось, что все это происходит с ним наяву.
– Сэр Идуэл? – сказал он. – Тоже надутый. Они с Фитчем будут похожи на два военных корабля, которым нужно несколько часов, чтобы сменить курс. Слишком тяжелы. Не умеют маневрировать.
– Многие прекрасно отзываются о Пембертоне, Майлсе Пембертоне. – Бригсток переключился на другую кандидатуру. – Никто не ожидал, что он спасет того малого, которого в прошлом году обвинили в убийстве тещи, но он справился.
– Я думаю, ему просто повезло, – сказал Хорас Алоизиус Бакли. – Обвинитель плохо подготовился к процессу. Вдобавок Пембертон тоже слишком уж важничает.
– Лично я, – сказал Бригсток, начиная сомневаться в том, что ему удастся отыскать адвоката, приемлемого для его компаньона, – предпочел бы молодого человека. Такого, который практикует недавно.
– У тебя есть кто-нибудь на уме? – спросил Бакли, вдруг сообразив, что время их встречи подходит к концу.
– Пью, – сказал Бригсток, – Чарлз Огастес Пью. Он молод, смышлен, мозги у него явно работают быстрее, чем у сэра Руфуса Фитча. Говорят, что и с присяжными он ладить умеет.
– Я слышал об этом Пью, – сказал Бакли. Надзиратель уже начал медленную процедуру отпирания двери. – Поговори с ним, если хочешь. И скажи ему, – надзиратель повел Джорджа Бригстока на выход, твердя «время истекло», точно это была священная мантра, – скажи ему, ради Бога, чтобы он связался с лордом Фрэнсисом Пауэрскортом.
Миссис Имоджин Фоукс снова отправилась к пруду со своей корреспонденцией. Конечно, не со всей – только с одним письмом, очередным посланием от таинственного мистера Питерса из Лондона. Оно начиналось с предложения приехать на встречу, которая должна была состояться через пять дней в гостинице «Бристоль» близ вокзала Ватерлоо в Лондоне. Ей следовало подойти к дежурному администратору между часом и двумя пополудни, назвать свое имя и спросить мистера Питерса. Ее предупреждали, что после этого с ней произойдет ряд неприятных вещей. На глаза и верхнюю часть лица ей наденут повязку. Чтобы удобнее было идти, она получит трость. В путешествии ее будет сопровождать мистер Питерс или кто-нибудь из его помощников, и она должна будет целиком положиться на него. Если она сообщит о чем-либо, говорящемся в письме, хоть одной живой душе, она не увидит мистера Орландо Блейна ни в этот раз, ни вообще когда бы то ни было. Ее семье – тут Имоджин вздрогнула, – а также ее мужу сообщат о том, что она намеревалась сделать.
Имоджин перечитала письмо трижды и решила сжечь его, когда вернется домой. Она медленно обошла пруд. Дул легкий ветерок, и поверхность воды была подернута рябью. Имоджин показалось, что на противоположном берегу вспорхнул зимородок, но точно она не разглядела. Обняв себя за плечи, она думала об Орландо. Ей на память пришел еще один шекспировский сонет, выученный наизусть под суровыми взглядами монахинь и персонажей давнишней репродукции «Успения Богородицы» на монастырской стене:
После прогулки по саду она поехала в Бландфорд, ближайший городок. Там она зашла в «Барнард и Бейнс», самый лучший, самый дорогой магазин одежды, и заказала полдюжины сорочек из тончайшего полотна.
– Это для мистера Гренвилла, мадам? – спросил пожилой продавец. Фоуксы одевались у Барнарда и Бейнса на протяжении нескольких поколений. Размеры всех представителей этой семьи за последние сто двадцать лет были записаны в книге клиентов.
– Нет, это для моего брата, – Имоджин слегка покраснела, – у него размер чуть меньше, чем у мистера Гренвилла.
Кроме сорочек, она приобрела две пары темных мужских брюк и куртку. Потом заглянула в местный банк и сняла со счета двести фунтов. Кассир оглянулся, словно хотел посоветоваться с начальством, но очаровательная улыбка Имоджин заставила его передумать, и деньги были отданы без промедления.
Все это можно будет спрятать в моем багаже, подумала она. Вдруг у Орландо совсем нет приличной одежды? А на двести фунтов мы сможем добраться в любой уголок страны.
Лорд Фрэнсис Пауэрскорт с ужасом думал о предстоящем разговоре. Он понимал, что слишком долго его откладывал. Он помедлил на обочине Рогген-Роу в Гайд-парке; мимо неторопливо трусили лошади с тщательно ухоженными седоками. Еще можно было повернуть домой. Каких-нибудь десять минут – и он снова окажется на Маркем-сквер. Потом он вспомнил свою последнюю беседу с леди Люси, состоявшуюся накануне вечером.
– Ты должен увидеться с ним, Фрэнсис, и ты знаешь это не хуже меня, – сказала леди Люси.
– Но что я ему скажу? – взмолился ее муж. – Неужели так и спросить: это вы убили Кристофера Монтегю? И Томаса Дженкинса тоже? А что вы сделали с книгами?
– Не глупи, Фрэнсис. Кроме того, что совсем уж на тебя не похоже, ты пытаешься уйти от ответственности. Подумай о несчастном мистере Бакли в тюремной камере, или где он там сейчас находится. Ты должен сделать это по крайней мере ради него.
Пауэрскорт вздохнул и направился дальше в строну Олд-Бонд-стрит, где у него была назначена встреча с владельцами фирмы «Декурси и Пайпер, торговля произведениями искусства». А точнее – с Эдмундом Декурси, сыном и братом Декурси, проживающих в Ареньо, на Корсике. С предпоследним из тех, кто видел Кристофера Монтегю живым.
Когда Пауэрскорта проводили в кабинет, Декурси сидел за столом, заваленным документами.
– Простите за беспорядок, – он кивнул на кучу бумаг, – это для нашей следующей выставки, «Английский портрет». Я составляю список мест, откуда можно привезти картины.
Пауэрскорт снял со стула стопку книг и уселся.
– Недавно я виделся с вашей семьей, – сказал он. – Там, на Корсике. Ваша матушка чувствовала себя хорошо. Сестры… – Он чуть запнулся. – Пожалуй, я сказал бы, что они немного соскучились по обществу.
Эдмунд Декурси рассмеялся.
– Соскучились по обществу молодых людей, – сказал он с жестокой откровенностью старшего брата. – Однако, если я не ошибаюсь, во время поездки у вас было довольно неприятное переживание. Я сам два года назад побывал в Ареньо в День Побега Предателя. Весь вечер палили из винтовок, люди кричали друг на друга. Сначала нам показалось, что началась революция.
Ловко, подумал Пауэрскорт. Эдмунд Декурси лично свидетельствует о том, что происходит в День Побега Предателя. Его снова одолели сомнения: правда или выдумка этот ежегодный ритуал, подлинный он или фальшивый? Прямо как те картины, что висят в галерее Декурси, сказал он себе. В конце концов все сводится к вопросу установления подлинности.
– Да, вечер и впрямь выдался беспокойный, – с улыбкой сказал Пауэрскорт. Затем ступил на более опасную почву. – Ответьте мне, мистер Декурси, – продолжал он, – хорошо ли вы знали Кристофера Монтегю?
Декурси грустно кивнул.
– Конечно, я знал его, – сказал он. – Какая ужасная история! Я встретил его на улице в тот день, когда он умер. Да еще тот бедняга в Оксфорде… Ужасно, что и говорить.
– Он приходил на открытие вашей нынешней выставки – шедевров венецианской школы?
Декурси несколько раз моргнул.
– Я пытаюсь вспомнить, – сказал он. – Наверняка приходил. Да, помню: я его у нас видел. Он привел с собой весьма симпатичную молодую женщину.
В памяти Пауэрскорта всплыл образ миссис Розалинды Бакли, супруги человека, обвиненного в убийстве и ожидающего суда в ньюгейтской тюрьме.
– Довольно высокую? – спросил он. – Кудрявые русые волосы, большие карие глаза?
Декурси как будто смутился.
– Нет, – ответил он, – довольно маленькую. И волосы у нее были не русые, а почти черные. А глаза, по-моему, голубые и очень выразительные.
– Вы случайно не слышали ее имени? – спросил Пауэрскорт.
– Нет. Кажется, нет.
Снаружи до них донесся голос Уильяма Аларика Пайпера: компаньон Эдмунда Декурси велел носильщикам соблюдать осторожность. Очевидно, какую-то картину переносили вниз, в подвал.
– Расскажите мне о подделках, мистер Декурси. – Пауэрскорт словно бы потерял интерес к спутнице Кристофера Монтегю. – Если я правильно осведомлен, мистер Монтегю собирался объявить, что большинство венецианских картин с вашей выставки не являются оригиналами, что среди них есть старые подделки, а есть и совсем недавние. Вы знали об этой статье?
Декурси снова моргнул. Похоже, у него это дурная привычка, подумал Пауэрскорт.
– О да, все знали об этой статье задолго до ее предполагаемой публикации, – сказал Декурси. – Вообще-то она родилась при содействии одного из наших конкурентов с этой же улицы. – Он кивнул в окошко на Олд-Бонд-стрит. – Но фальшивки в нашем деле – изобретение отнюдь не новое, лорд Пауэрскорт. Уже древние греки очень неплохо зарабатывали на продаже римлянам поддельных статуй. Чуть ли не все богатые англичане, путешествовавшие по Европе, привозили оттуда подделки, которые считали подлинными, и с удовольствием вешали на стены у себя дома. Поверьте мне, лорд Пауэрскорт, я ведь бываю во многих больших усадьбах, битком набитых картинами. Я уже потерял счет поддельным Тицианам. В наших центральных графствах больше полотен Джорджоне, чем он мог бы написать за всю жизнь. В Гемпшире полным-полно Веласкесов, а в Дорсете есть дом, в гостиной которого, по уверениям хозяев, висят целых шесть Рембрандтов. Сомневаюсь, что хотя бы один из них написан в Голландии. Сегодняшняя Флоренция могла бы выставить на поле для регби как минимум две команды художников, занимающихся изготовлением подделок, – их можно было бы назвать, к примеру, «Мошенники Юнайтед» и «Мошенники Атлетик». Этого не остановить.
Пауэрскорт улыбнулся. Этажом выше что-то вбивали в стену – гвоздь, а может быть, крюк, чтобы повесить на него еще одну картину, подлинную или фальшивую.
– А если бы статья Монтегю появилась в печати сразу после открытия вашей выставки, – сказал он, – вы бы сильно от нее пострадали?
Декурси покачал головой.
– Не думаю, – уверенно ответил он. – По-моему, выставку в любом случае ждал успех. Мы везем ее в Нью-Йорк, знаете?
В расчете на богатую добычу, подумал Пауэрскорт. Некоторые европейские покупатели все же способны отличить фальшивку от подлинника. Но покупатели с Пятой авеню – вряд ли.
– Ваш дом в Норфолке, – сказал он, меняя направление атаки. В том, что касается подделок, Декурси выглядел неуязвимым. – Как вы считаете, удастся вам привести его в пригодный для жилья вид? Кажется, сейчас там никто не живет?
– Да, никто, – подтвердил Декурси. – Там сейчас никого. Ни единой живой души. Дом абсолютно пуст. Впрочем, я надеюсь вернуть туда с Корсики мою семью. Если фирма по-прежнему будет процветать, я смогу сделать это довольно скоро.
– Ваша матушка наверняка очень обрадуется, – дипломатично заметил Пауэрскорт. – А здесь у вас есть какие-нибудь связи с Корсикой? Может быть, кто-нибудь из носильщиков оттуда родом?
– У нас и правда был один корсиканец, – ответил Декурси, – но на днях ему пришлось уехать домой. Мать умерла.
– Бедняга, – сказал Пауэрскорт, поднимаясь со стула. – И последний вопрос, мистер Декурси. Та молодая женщина, что приходила на открытие выставки вместе с Кристофером Монтегю. У вас случайно нет книги для посетителей? Может быть, она оставила там свое имя?
Декурси сказал, что принесет книгу для посетителей из другого кабинета. Пока его не было, Пауэрскорт от нечего делать принялся разглядывать бумаги на столе. Видимо, Декурси пользовался каким-то тайным кодом. На некоторых листках не было звездочек, на других стояло по одной, а то и по три.
– Вот, – сказал Декурси. – Нам придется вернуться в самое начало. – Он стал перелистывать в обратном порядке страницы толстой книги в кожаном переплете. – Ага! – наконец воскликнул он. – Я нашел подпись Кристофера Монтегю. А под ней, кажется, той же ручкой, подписалась некая Алиса Бридж. Адреса, к сожалению, нет.
