Текст книги "Короли Вероны"

Автор книги: Дэвид Бликст

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 45 страниц)

Рядом с отцом возник Поко – глаза у него блестели – и сердитая девушка – лицо ее казалось знакомым. Пьетро прищурился и узнал выражение вечного неодобрения, свойственное его матери.

– Антония, ты?

Он потянулся, чтобы обнять сестру, однако она стряхнула его руки.

– Отвечай – тебя отец спрашивает! О чем ты думаешь? Ты что, хочешь испортить ему отношения с покровителем? Как ты посмел пойти против воли человека, который приютил нашего отца?

– Вполне обоснованное, хотя и ошибочное предположение, милая Беатриче, – пробормотал Данте, ласково погладив девушку по руке. – Я имел в виду вызов одному из самых искусных рыцарей в Италии, в то время как Пьетро едва держится на ногах без костыля.

– Я смогу, – заверил Пьетро. – Я пока способен бегать – я это вчера доказал.

– Если ты вздумал принести себя в жертву, остановить тебя не в моей власти. Скажи только, почему ты решил драться с Марцилио да Каррарой?

– Потому что Мари свалял дурака. Устроил-то все Каррара.

– Ты не сможешь его победить, – высказался Поко.

Пьетро глубоко вздохнул.

– Смогу, потому что я прав.

– Разве? – съязвил Данте.

– Да, он прав! – К ним подскочил Людовико Капуллетто и принялся трясти руку Пьетро. – Спасибо тебе, мальчик мой, спасибо! Чтобы такой благородный молодой человек принял нашу сторону! Кто скажет, что это ничего не значит?! Пусть теперь попробуют насмехаться над нами! Даже Капитан слова не скажет!

– Я бросил вызов Марцилио вовсе не в пику Кангранде, – осторожно проговорил Пьетро. – С Антонио обошлись несправедливо. И я знаю – все подстроил Каррара. Дуэлью я это докажу. Где Антонио?

– Здесь.

Тучный Капуллетто посторонился, пропуская сына. Антонио прохромал к Пьетро. Голос его звучал до странного мягко.

– Пьетро, я дам тебе все, что пожелаешь. Все, что имею.

– Да разве я из-за награды? Я просто делаю то, что считаю правильным.

Антонио поник головой.

– Черт. Прости. Я болван. – На глаза ему навернулись слезы. Он поднял костыль. – Я не могу… понять… почему… почему он так… Почему?

Возглас, с таким трудом вырвавшийся из уст Антонио, прояснил страшную правду. Нет, не предательство Джаноццы убило Антонио. Джаноцца – только женщина, к тому же едва знакомая. А вот Мари – лучший друг. Был.

Повисло неловкое молчание, и тут вмешалась сестра Пьетро. Она посоветовала Антонио направляться на Арену – ведь на своих костылях он не скоро до нее доберется. А Пьетро, добавила девушка, нужно еще экипироваться. Антонио покорно кивнул и вышел в сопровождении ворчащего отца и напыжившегося брата.

– Моя сестра права, – сказал Пьетро. – Мне еще нужно вооружиться.

– Ты не ответил на мой вопрос, – проговорил Данте.

– Какой вопрос?

– Ты уверен, что правильно поступаешь? Подумай о том, что случилось вчера вечером. Еще вчера днем эти два семейства были в самых дружеских отношениях. Сегодня они готовы перегрызть друг другу горло. А почему? Девушка всего лишь выполняла волю судьбы. Нет, Пьетро, во всем виновато имя, которым лучше было бы никогда не называть живых. Как знать, может, Монтекки и Капуллетти суждено враждовать вечно.

Пьетро покачал головой.

– Вечно я сражаться не смогу – только сегодня, сейчас.

– У тебя с этим падуанцем свои счеты, – проницательно заметил Данте. – Каррара уже лишил тебя способности бегать. Скажи, мой мальчик, неужели он стоит твоей жизни?

Прежде чем Пьетро успел ответить, вмешался старый Монтекки.

– Ваш сын прав. Я хочу, чтобы он об этом знал.

Все Алагьери обернулись. Гаргано Монтекки все еще сидел на скамье. Вид у него был смертельно усталый.

– Я понимаю, что вы имеете в виду, синьор Алагьери. Я понимаю также, что местом возрождения старой вражды станет место ее же гибели – то есть Арена. Разве не символично, что и вы, синьор Алагьери, снова здесь и сможете в своих трудах рассказать потомкам о предательском безрассудстве Монтекки и Капуллетти? – Гаргано поднялся. – Но сын ваш прав. Звезды определяют нашу судьбу, однако человек вправе по-своему понять предзнаменование. Кажется, вы об этом говорили. Мой сын выбрал свою дорогу – а значит, должен идти по ней. Мне остается только горевать. – Не зная, что еще сказать, Гаргано опустил ладонь на рукоять меча Пьетро. – Да пребудет с тобою Господь. – И с этими словами синьор Монтекки удалился.

Повисло напряженное молчание. Явился лакей, отвесил Пьетро поклон и сообщил, что послан Скалигером, чтобы помочь сиру Алагьери экипироваться. Пьетро взглянул на отца.

– Я должен идти. Присмотрите за Меркурио, отец.

Данте велел Джакопо помочь брату. Когда юноши в сопровождении лакея удалились, Антония стиснула локоть отца.

– Неужели это все? Что еще мы можем сделать?

– Мы можем молиться, милая Беатриче. Молиться – прочее в руках Господних.

И они ушли. В зале остались только двое. Игнаццио да Палермо и Теодоро Кадисский обсуждали слова Данте.

– Нужно составить гороскоп этого выдающегося молодого человека. Жизнь его в опасности.

– Составление гороскопа займет много времени. Сегодня на Арене гороскоп ему не поможет.

– Но вы согласны?

– Да. И все же кое-что лучше не открывать раньше времени. Единственное, что мы можем для него сегодня сделать, это присутствовать при дуэли.

И они направились к Арене.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

До заката оставалось не более получаса. Пьетро Алагьери ехал на свою первую – и, возможно, последнюю – дуэль.

Народу собралось даже больше, чем перед Палио. Весть о предстоящей дуэли непостижимым образом за час облетела весь город. Веронцы валом повалили на Арену. Развлечение предстояло хоть куда – тут вам и дела любовные, и политика, и личные счеты, и родовая вражда. Вдобавок противники накануне участвовали в скачках. Да еще раньше, в битве под Виченцей, Алагьери взял падуанца в плен.

Пьетро проехал через главные ворота, с западной стороны. У губ его клубился пар. На Пьетро были новые доспехи, что он получил к церемонии посвящения в рыцари. Юноша учел опыт, приобретенный на скачках, и оделся с таким расчетом, чтобы не взмокнуть во время поединка. Единственной теплой вещью на нем был плащ, который Пьетро намеревался сбросить перед боем.

Он ехал на боевом коне устрашающего вида. Конюх Скалигера не знал, как зовут чудовище, а у Пьетро не было времени, чтобы придумать ему кличку. Впрочем, значения это не имело. Потребовалось бы несколько недель, чтобы конь привык к новому имени. Пьетро было о чем подумать и без лошадиных кличек.

В соответствии с рыцарским кодексом безымянного коня вела под уздцы женщина. От нее же Пьетро следовало получить подарок, талисман для боя. На эту роль со скрипом согласилась Антония.

– Не так я себе представляла воссоединение семьи, – заметила девушка.

– Зато теперь надолго его запомнишь, – буркнул Пьетро.

– Имей в виду, если проиграешь, я плакать не буду.

– Просто обещай, что не станешь смеяться, если я окажусь в дураках.

– Тебе известно, что для гордецов в аду всегда найдется место?

– Не могу вспомнить, где я об этом читал.

Антония не сдержалась и хихикнула. Сняв с шеи шарф, она вручила его брату. Каждому рыцарю полагается талисман для боя из женских рук. Пьетро предпочел бы перчатку небезызвестной замужней дамы. Мерзавец Каррара наверняка заполучил перчатку Джаноццы.

Поко ехал на Канисе и чуть не лопался от гордости. Пьетро хотелось иметь в распоряжении опытного пажа, Поко же после забега еще еле ковылял. Однако когда он попросился в секунданты, у Пьетро не хватило духу отказать. Увидев, что Антония разматывает шарф, Поко возмутился.

– Империя, это же мой подарок!

– В том-то и дело, – съязвила Антония. – Шарф ужасный. Надеюсь, очень скоро он пропитается кровью Каррары, и тогда мне больше не придется его носить.

Поко скорчил рожу, Антония не осталась в долгу. Пьетро возвел очи горе.

Над головой Поко развевалось знамя новых Капуллетти, только утром полученное управляющим Людовико. Процессию завершали двое слуг, которые несли гроб для Пьетро – этого требовал обычай. Почти целый час перед дуэлью ушел на поиски плотника, у которого обнаружился бы готовый гроб, и Пьетро мутило от такого времяпрепровождения. Еще больше мутило его от мысли, что за гроб пришлось платить из собственного кармана – отец Антонио не пожелал размениваться по мелочам.

«Забудь про гроб. Думай о дуэли».

Пока Пьетро одевался для боя, к нему не заглянул только ленивый. Первым зашел Баилардино, затем Нико да Лоццо. Смазливый монашек брат Лоренцо явился по поручению епископа, дабы подготовить душу Пьетро к возможной скорой встрече с Господом. Также брат Лоренцо хотел попросить прощения.

– Мне очень жаль, сир, но я ничего не знал! Такая трогательная влюбленная пара! Мне и в голову не могло прийти, что все так обернется. Не следовало их венчать…

– Не стоит беспокоиться, – отвечал Пьетро, гадая, кто же перед кем извиняется.

– Я однажды видел дуэль, еще в… еще дома. Это было ужасно, и я поклялся никогда не участвовать в дуэлях. А теперь сам стал причиной смертоубийства!

– Вы тут ни при чем.

– Да, я не виноват, я только орудие. Его преосвященство велел мне выполнять все желания падуанцев…

– У меня мало времени, – перебил Пьетро.

– Тогда начнем, – сказал Лоренцо. Пьетро исповедался, и монашек со слезою в голосе пообещал за него молиться.

Единственным, кого не пожелал видеть Пьетро, был Марьотто. Заявив, что разговоры в такое время неуместны, Пьетро велел дворецкому отослать Монтекки. Дворецкий вернулся, когда Пьетро надевал ножные латы.

– Сир Монтекки сказал, что сожалеет о том, в какое положение вас поставил, и что понимает, почему вы поступаете так, как поступаете.

– Очень мило с его стороны.

Пьетро вдруг понял, что Мари думает, будто речь идет только о дуэли с да Каррарой, а свадьба ни при чем.

«Что, если Скалигер проигнорировал мою просьбу и мне придется драться с Марьотто? Разве я подниму на него руку? Вряд ли», – сам себе признался Пьетро.

Поко вздумал нацепить на брата все доспехи, до последней бляшки, и Пьетро, хоть и понимал пагубность такого подхода, не возражал. Доспехи защищают, пока ты верхом; стоит оказаться на земле, и неповоротливость в прямом смысле перевешивает все преимущества неуязвимости. Значит, надо постараться не упасть с коня. Ну не забавно ли – еще вчера Пьетро сомневался, что вообще когда-либо наденет подарок Скалигера.

«Меч будет висеть на стене, на почетном месте. Ему не суждено отведать вражеской крови».

Побольше везения – и все так бы и было.

Каррара уже красовался посреди Арены, верхом на боевом коне из конюшен Кангранде. Конь, серой масти, был такой огромный, что более походил на живую стену.

«По крайней мере, мы оба на чужих лошадях. Хоть тут без преимуществ».

Коня вела Джаноцца. В платье, сшитом для одной свадьбы и надетом на другую, она являла собой воплощение расцветающей женственности. Белая грудь едва заметно трепетала под корсажем, черные как смоль волосы растрепались – но лишь слегка, лишь для того, чтобы намекнуть: эта юная женщина только что поменяла ненавистную власть на желанную. Кто, положа руку на сердце, мог осудить Монтекки?

Каррара шепнул своей племяннице нечто игривое и пришпорил коня. Чтобы окончательно добить противника, гнусный падуанец нацепил алую ленту – знак победителя на скачках. Увидев, что Каррара приближается, Пьетро вполголоса сказал сестре:

– Тебе пора. Найди отца. Он там, на балконе. – И Пьетро вскинул подбородок в соответствующем направлении.

С минуту Антония раздумывала, каким бы напутствием подбодрить брата. Наконец она остановилась на «дай тебе боже сил» и вслед за Джаноццей прошла на балкон, где в первом ряду сидел Данте.

«По крайней мере, я выхлопотал ему хорошее место, с полным обзором», – усмехнулся Пьетро.

Он пришпорил коня, и тот поскакал наперерез падуанцу. Едва заметным, но безошибочным жестом коснувшись поводьев, Каррара дал дорогу.

– Как трогательно! На вид тебя не отличишь от настоящего рыцаря. И доспехи новехонькие! Небось первый раз напялил, вон, ни царапинки. Парадно-выходная пара! Пусть бы таковой и оставалась. Слушай, неужели ты и вправду готов распрощаться с головой из-за такой ерунды?

Пьетро ответил прежде, чем сообразил, что делать этого не стоило.

– Я готов раскроить тебе череп.

– Удачи. Да, кстати, – спасибо.

– Это еще за что?

– С самой битвы под Виченцей я мечтал с тобой поквитаться. С помощью девчонки я отомстил сразу обоим твоим дружкам, ты же пойдешь на десерт.

Пьетро показалось, что у него сейчас расшатаются зубы – так крепко он их стиснул.

– Рад быть полезным.

– Да, Пьераччо, вот еще что. Когда я тебя прикончу, я смогу заняться выполнением своего основного предназначения. Я смогу убить Большого Пса.

Пьетро знал, что мерзавец имеет в виду Кангранде, но живо представил падуанский башмак на шейке маленького Ческо. От ярости у него затряслись руки. Каррара это заметил, но понял по-своему.

– Да-да! – ухмыльнулся он. – А потом займусь его общедоступной сестрицей, этой девкой, по которой ты слюни пускаешь. Бьюсь об заклад, у этой суки от течки все юбки отсырели. То-то небось мерзнет по такой погоде! Ну ничего, я ее согрею.

Противники остановились перед балконом Скалигера. Пьетро пробежал глазами по лицам и увидел Катерину, с Ческо на коленях сидевшую подле Баилардино.

«Слава богу. Здесь, на виду у всего города, малыша не попытаются снова похитить».

Антония устроилась рядом с отцом. Марьотто и Джаноцца не сводили друг с друга глаз, разделенные сестрой Мари, Аурелией. Влюбленные знали, что судьба их союза зависит от победы человека, им обоим крайне неприятного. Джаноцца невзлюбила своего дядю со вчерашнего дня, услышав, как Мари и Антонио пытались вызвать его на дуэль.

«Боже, неужели это было только вчера? Как будто целая жизнь пролетела».

Антонио усадили, обложив подушками, подальше от влюбленной пары, поближе к перилам балкона, чтобы лучше виден был поединок. Рядом с ним сидели его отец и брат – и, кажется, снова спорили.

Прижавшись к перилам, на Арену смотрели двое племянников Кангранде, Мастино и Альберто. Не стоит и говорить, за кого болел маленький Мастино. Тут же сидели Гульермо дель Кастельбарко и Пассерино Бонаццолси. Свесившись с балкона, Нико да Лоццо неприличным жестом попытался подбодрить Пьетро, проигнорировав неодобрительный взгляд Кангранде.

– Покажи ему, Пьетро! – выкрикнул Нико. Многие присоединились не столько потому, что считали Пьетро, а вместе с ним и Капуллетти правыми, а руководствуясь личной симпатией.

Заговорил Скалигер, но Пьетро почему-то не слышал ни слова. Удары сердца отдавались в ушах. Все же Пьетро без запинки произнес клятву и даже выжал из себя рукопожатие, короткое и унизительное. Наконец Цилиберто дель Анджело дал сигнал к бою. Целую секунду Пьетро тупо размышлял, в честь чего это главный егерь Кангранде выступает распорядителем на поединке. Наконец он тряхнул головой, словно отгоняя мысль, надел шлем и поскакал на другой конец Арены, где уже поджидал Джакопо с копьями и другим оружием.

– Ну что, готов, большой брат? – съязвил Поко, вручая Пьетро копье.

– Стой в сторонке, не лезь куда не просят, – принялся наставлять Пьетро. – Если с тобой что-нибудь случится, отец меня убьет. – Даже перед лицом смертельной опасности оба брата не сомневались – гнев отца в случае чего будет ужасен.

Поко кивнул и несколько раз сглотнул.

«Да он больше моего волнуется, – подумал Пьетро. – И боится. Себя не помнит от страха. Только дрожащего как овечий хвост пажа мне и не хватало».

Антония на балконе не знала, куда девать глаза. Ее брат верхом на огромном коне казался таким крохотным, он едва виднелся из-под доспехов. Доспехи падуанца были подогнаны по фигуре, Каррара блистал силой и грацией, в то время как Пьетро выглядел совершенно по-дурацки.

Правда, копье он поднял с легкостью. Падуанца вызвали на дуэль; следовательно, ему предоставлялось право выбрать оружие. Когда паж склонился перед ним, протягивая смертоносное орудие, толпа ахнула. Марцилио выбрал алебарду.

Антония вцепилась в рукав отца.

– Что это значит?

– Каррара предпочел алебарду простому копью. Алебарду держат двумя руками, так что он не сможет прикрыться щитом. – Данте добавил, что со стороны Пьетро было умно взять старое доброе копье. Пьетро никогда не случалось сражаться на алебардах, а оружие это непростое, совмещающее в себе и шип, и топор, и крюк. – У них будет одинаковый радиус действия, – объяснял Данте всем желавшим слушать. – Но у Пьетро есть щит. Хороший щит, с шипом. Таким и удар нанести можно, если потребуется. У Каррары оружие для убийства, у Пьетро – для того, чтобы выбить противника из седла. Если ему удастся свалить падуанца на землю, а самому усидеть, у него будет возможность покончить с этим мерзавцем раз и навсегда. Ему всего только нужно избегать секиры.

Всего? Антонии задача казалась практически невыполнимой. Впервые в жизни она поняла, почему молодые люди столько времени посвящают изучению всевозможных видов оружия и способов ведения боя. Но ведь Пьетро по большей части сидел, уткнувшись в книгу, а не скакал верхом.

Пьетро посреди Арены думал о том же самом. Единственный его урок по владению мечом не включал особенности ведения боя с конского крупа. Что уж говорить об алебардах! Но Пьетро видел немало рыцарских турниров, успел усвоить правила и даже несколько поднаторел в стратегии. Не отвлекайся на лошадь, старайся выбить противника из седла.

«Проще простого. Я с ним еще до ужина разделаюсь».

Пьетро рассмеялся, и собственный смех показался ему истерическим. Каррара был спокоен, как изваяние. Пьетро захотелось скорчить ему рожу – все равно под шлемом не видно. Или, может, помахать? Показать кукиш? Нет, нельзя. Рыцарский кодекс запрещает.

Кангранде кивнул, Туллио Д’Изола взмахнул флажком, и Пьетро пришпорил коня. Каррара тоже не жалел пяток. Трибуны всколыхнулись, как море. Противники неумолимо сближались.

Пьетро поборол инстинктивное желание пригнуться. Его доспехи были так тяжелы, что даже незначительная потеря равновесия привела бы к падению, которым поединок для него и закончился бы. Пьетро занес копье и стал дышать в такт топоту чудовищного животного. Все происходит слишком быстро. И он, и Каррара погибнут. Какая ужасная штуковина эта алебарда. Каррара нацелил ее прямо в сердце. До удара один вздох.

Раздался лязг и скрежет металла. Пьетро отвел удар алебарды щитом, конь падуанца увернулся от копья. Тысячи глоток на трибунах выдохнули.

Антония не отрывала ладоней от глаз.

– Отец, что происходит?

– Оба промахнулись. Делают второй круг, – лаконично отвечал Данте.

Антония отставила пальчик и выглянула в щелку. Действительно, Пьетро был как раз под их балконом – разворачивал коня для следующей атаки. На его круглом щите красовалась вмятина, чуть ниже середины. Девушка не услышала, а почувствовала крик, который издал ее брат, бросаясь в атаку. На этот раз Антония не закрывала глаз до самого столкновения – пока не увидела, что делает Каррара, и не вскрикнула.

Пьетро пустил коня во весь опор, Каррара же резко остановил коня и снизу размахнулся алебардой. Пьетро останавливаться было поздно; он отклонился, выбросив вперед щит.

Движение было неловкое, щит бы не помог, если бы, по чистой случайности, удар алебарды не пришелся на копье. Раздался звон – алебарда снова не достигла цели.

Оба коня после второй неудачной атаки поскакали друг за другом. Пьетро изо всех сил старался оторваться, отъехать на безопасное расстояние и начать новую атаку. Но Каррара держал его буквально под носом, и от копья не было никакого толку, алебарда же грозила одновременно крюком, шипом и лезвием топора. Каррара ничем не погнушается.

Антония с ужасом наблюдала, как брат повернул коня не туда, подставив спину под удар топора – Каррара целился прямо в позвоночник. Не важно, насколько крепка сталь доспехов и какой удар способен выдержать стеганый камзол, – Пьетро будет оглушен, беззащитен. Он погибнет. Антония закричала.

Когда раздался крик Антонии, Пьетро и сам уже понял опасность своего положения. Позднее он не мог объяснить, как вскинул щит и на долю секунды предвосхитил удар секиры, пребольно отдавшийся в мышцах левой руки. Пьетро обернулся и увидел, что серебряный крюк алебарды тянется к его щиту. Невольно юноша разжал пальцы, но щит не упал, так как ремнем был прикреплен к его предплечью. Пьетро не сводил глаз с ужасного лезвия. Каррара размахивал алебардой, желая сорвать щит. Копье, которое Пьетро держал в правой руке, стало бесполезным; юноша поднял левую руку со щитом, надеясь с Божьей помощью отразить удар.

И помощь пришла. Шип, которым оснащен был его щит, ударил по древку прямо под секирой. Пьетро заработал пятками, и чудовищный конь наконец повиновался, рванулся влево и оторвался от падуанца. Марцилио тоже пустил в ход шпоры, стараясь догнать противника.

Пьетро выругался. В условиях ближнего боя все преимущества были у Каррары. Подняв копье, Пьетро метнул его назад. Как минимум, конь падуанца должен был споткнуться, и на этом все бы и закончилось. Конь, разумеется, не споткнулся, провалив великолепный план Пьетро.

Юноша нащупал рукоять меча, притороченного к седлу. То был длинный меч, более чем вдвое превышавший длину предплечья Пьетро. Он опробовал меч перед поединком. Центр тяжести у меча смещался к концу клинка, что позволяло с успехом наносить удары по голове и шее противника. Стиснув рукоять, Пьетро всем корпусом повернулся назад. Каррара с алебардой наготове неумолимо приближался. Падуанец держал алебарду за самый конец древка; дотянуться до Пьетро ему не составляло труда, а вот рассчитать силу удара было бы нелегко.

Пока Пьетро находился в положении убегавшего, нарезая круги по Арене, преимущества были у падуанца. Стоило только Пьетро остановиться, и Каррара распотрошил бы его своей алебардой.

Внезапно перед мысленным взором Пьетро возник Скалигер, на которого с одной стороны было направлено копье, с другой – меч, а сзади дамокловым мечом висела булава в шипах. Пьетро вспомнил, как Капитан вращал над головой трофейное копье. Пьетро не мог применить этот прием против алебарды. Однако он мог сделать так, чтобы алебарда вышла из игры – если уж требовалось чем-то пожертвовать. Да. Но прежде надо усыпить бдительность Марцилио.

Пьетро вспомнил урок, который преподал ему Кангранде в бою под Виченцей. Нужно показать врагу то, что он ожидает увидеть. Поэтому юноша натянул поводья и рванул по Арене, успешно изображая панику. Вдруг он резко затормозил и повернул, паче чаяния падуанца, не на запад, а на юг.

– Что он делает? – воскликнула Антония.

– Один Бог ведает, – выдохнул Данте.

На балконе разорялся оскорбленный в лучших чувствах Людовико Капуллетто:

– Он сдается! Сдается!

Оба его сына молчали, каждый по своей причине. Антонио напряженно следил за дуэлью. Луиджи, втайне болевший за обидчика младшего брата, надеялся, что алебарда достигнет цели. Мари и Джаноцца глаз не сводили с Арены: влюбленные знали, чью сторону следует держать, однако собственные чувства, как это им свойственно, перевешивали.

– Да он трус! – протянул маленький Мастино делла Скала, за что немедленно получил подзатыльник от Гульермо дель Кастельбарко.

– Каррара, прикончи его! – крикнули сверху.

Антония резко обернулась и увидела коротышку, сидевшего подле синьора Бонавентуры. В их лицах прослеживалось явное сходство. Девушка одарила коротышку ледяным взглядом, отвернулась и снова закрыла глаза руками.

В прорези шлема что-то замелькало. Снег пошел. Тихий, медленный, ослепительный. Если бы белые хлопья повалили гуще, у Пьетро появились бы шансы на спасение. Снег скрыл бы из виду его маневры. Однако Пьетро не мог ждать милостей от погоды. Он ударил пяткой в левый бок чудовищного коня, поворачивая к северу. Пьетро потерял всякое представление о том, где сейчас может быть Марцилио. Он надеялся только, что оторвался на десяток локтей. Если же нет, следующий выпад он сделает прямо в объятия смерти.

Еще раз повернув влево, Пьетро натянул поводья. Конь теперь преграждал дорогу приближающемуся падуанцу; круглый щит преграждал дорогу его алебарде. Пьетро взмахнул мечом. Со стороны казалось, что он отсекает собственную руку.

– Что он делает?! – снова вскрикнула Антония.

Данте только покачал головой, не в силах глаз отвести от Арены.

Пьетро выглянул из-за щита. Марцилио несся прямо на него. Пьетро казалось, что он читает мысли своего врага. Проткни щит шипом алебарды, ударь по нему секирой или зацепи его крюком, чтобы недоноску нечем стало прикрыться. Каррара повернул коня направо. Он решил воспользоваться крюком. Что ж, мудро. Так он стащит Пьетро на землю – ведь щит прикреплен к предплечью юноши ремнем, – а потом проткнет его шипом.

Каррара занес алебарду, наслаждаясь контролем над ситуацией. Тысячи голосов крикнули: «Берегись!» юноше, прикрывшемуся щитом; толпа ждала, когда ему выпустят кишки.

Вцепившись в рукоять меча, Пьетро молился, чтобы ему достало ловкости на выполнение некоего трюка, только что зародившегося в его пустой от страха голове. Он слышал топот копыт и видел клубы снега, вздымаемые этими копытами. Сверкнул серебряный крюк.

«Он приближается. Боже, сделай так, чтобы все получилось».

Крюк зацепился закрай щита. Каррара, скакавший с правой стороны, рассчитывал на силу инерции: по его замыслу, Пьетро должен был свалиться на землю, влекомый алебардой за щит. Тогда бы мечу открылась спина, защищенная только хлипким панцирем.

Однако Пьетро не упал. Щит легко соскользнул с его предплечья. Каррара тянул на крюке металлический диск с развевающимися ремнями, перерезанными рукою Пьетро.

Пьетро же пустил в ход меч, стремясь перерубить древко алебарды. Падуанец почувствовал, что алебарда его внезапно стала очень легкой. Щит сорвался. Сбоку Каррара был не защищен.

– Смотрите! Смотрите! – воскликнула Антония.

Меч, занесенный слева, описал дугу над головой Пьетро и опустился на ребра падуанца.

Марцилио не ожидал этого удара – он-то полагал, что оставил противника далеко позади. Доспехи не позволили недоноску Алагьери разрубить его плоть, но несколько ребер он все же сломал. Марцилио взвыл от боли и сплюнул кровь под одобрительные возгласы толпы.

– Вот это тактика! – восхищенно выдохнул Гульермо дель Кастельбарко.

Нико да Лоццо хлопнул Данте по плечу.

– Отличного сына воспитали!

Баилардино и Морсикато драли глотки с балкона.

– Никогда ничего подобного не видел! – восторженно ревел доктор.

Коротышка подле Бонавентуры свистел. Кангранде старательно и весьма успешно изображал лицом беспристрастность.

Конь Марцилио увернулся от второго удара. Левой рукой падуанец инстинктивно потянулся за своим страшным оружием. В правой руке он все еще держал алебарду, наконечник которой волочился по земле. Если у Пьетро и были надежды закончить поединок сломанными ребрами падуанца, они не оправдались. Каррара располагал алебардой, у Пьетро же был только меч. Щит валялся на земле вне пределов досягаемости.

Проклятье! Он и не подумал просчитать свои действия далее чем на один удар по ребрам. Второй его удар, нацеленный в голову Марцилио, полоснул промозглый воздух. В запасе у Пьетро не осталось ни единого умного тактического хода. Придется полагаться на простую физическую силу.

Однако Каррара и не думал отступать – напротив, он перехватил алебарду в правую руку. Пришпорив коня, Пьетро оказался позади Марцилио – он рассчитывал из преследуемого превратиться в преследователя.

На этот раз Пьетро попал в ловушку. Юноша был слишком близко от своего противника – развернувшись, тот в любой момент мог направить на него алебарду. Однако Марцилио недаром слыл отличным наездником – он умел проделывать в седле настоящие трюки. Конь его рысью скакал с места последнего удара, причем, как казалось со стороны, скакал не разбирая дороги, – Каррара же обернулся и крикнул:

– Болван! Один раз умудрился не промазать и думаешь, будто у тебя есть шансы на победу? Спустись с небес на землю!

Пьетро слов не расслышал; впрочем, от Каррары ничего, кроме насмешки, ждать не приходилось. Пьетро пришпоривал коня, однако все еще был недостаточно близко, чтобы нанести удар мечом.

Внезапно Каррара вынул из стремени правую ногу. С ловкостью, свидетельствовавшей о многих годах тренировок, он встал в полный рост, опираясь только на левую ногу. В то же время он поднял правую ногу и потянул стремя через круп коня. Конь резко развернулся вправо, под прямым углом к приближающемуся Пьетро. Каррара больше не был преследуемым. Оттолкнувшись правой ногой от деревянной седельной луки, Каррара перехватил алебарду, так что шип ее нацелился прямо Пьетро в грудь.

Пьетро держал меч высоко над головой, готовясь нанести смертельный удар сверху. В отчаянии он полоснул мечом, стараясь попасть по алебарде, шипом рассекавшей холодный воздух, но промахнулся. Ничто не отразило удара, в который Пьетро вложил столько сил. Зазубренный шип прошелся по плечу юноши, прижав к его груди его же меч. От резкого движения подпруга лопнула, и Пьетро вылетел из седла вверх ногами, в то время как конь его продолжал скачку. Пьетро с грохотом упал в грязь и шумно выдохнул.

Данте вскочил с места, закричал. Антония, задохнувшаяся от ужаса, не могла ни звука издать. К счастью, трюк, проделанный Марцилио в седле, не позволил ему повернуть коня и нанести Пьетро смертельный удар. Падуанцу пришлось проскакать почти по всему диаметру Арены, прежде чем он смог усесться по-человечески. Антония видела, как он взвесил в руке алебарду и развернул коня к лежавшему без движения Пьетро.

Несколько человек – но только не Данте! – принялись просить Скалигера прекратить поединок. Марцилио выбил Пьетро из седла. Его можно было объявлять победителем.

Кангранде молчал. Все взоры снова обратились на Арену.

Пьетро хватал ртом воздух, голова его гудела под шлемом. Левая рука ныла, но он сумел поднять ее и стащить с головы проклятое ведро. Пьетро жадно вдохнул. Ледяной воздух обжег его поврежденные легкие. Стараясь не замечать сверкающих хвостатых точек, что плясали перед глазами, юноша полностью сосредоточился на дыхании. Тихий, покорный голос произнес: «Лежи тихо. Конец недалек».

И Пьетро согласился с голосом. Меньше всего ему хотелось двигаться. Однако неожиданно для себя Пьетро обернулся. Он увидел коня, что, разбрызгивая грязь, мчался прямо на него. Если Каррара не пришпилит к земле алебардой, то конь уж точно затопчет.

«Не двигайся. Расслабься. Уже скоро».

Пьетро перекатился на правый бок и попытался встать, но его больное колено согнулось под тяжестью доспехов. Он упал ничком, едва успев подставить левую руку и лишь тем избегнуть грязи на лице.

«Вот видишь! Ты только оттягиваешь неизбежный конец. Сказал же: не шевелись. Будет больно, но всего одно мгновение. Зато потом отдохнешь».