Текст книги "Короли Вероны"

Автор книги: Дэвид Бликст

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 45 страниц)

– Ну и тяжел же ты, котяра! – воскликнул Цилиберто. Леопард злился, лапа кровоточила, обожженное брюхо саднило. Оказавшись на лестнице, он захромал подальше от людей. Цилиберто следовал за зверем, мурлыча, урча и всячески выражая ему свое сочувствие.

Пьетро обхватил себя руками и глаз не сводил с Кангранде. Тот тяжело дышал, кровь струилась по плечу и спине, однако на ногах стоял твердо. С трудом поднявшись, Пьетро огляделся в поисках Ческо.

– Он ранен?

– С Капитаном все в порядке, – произнес чей-то голос.

– Я говорю о ребенке. Он ранен?

– Целехонек, – проскрипело в ответ. Темная рука легла Пьетро на голову и принялась ее ощупывать. – С такими повреждениями тебе следует обратиться к врачу.

Пьетро задрал голову, чтобы посмотреть мавру в лицо.

– Но… но кто ты?

Мавр ответил бы, если бы не камень, пущенный из толпы, злобной и безликой, как всякая толпа. Камень угодил ему в спину. Мавр взвыл и согнулся в три погибели. Следующий снаряд, на сей раз кусок льда, попал в затылок. За льдом пошли снежки с камнями внутри. Пьетро закрыл голову руками и низко наклонился, чтобы избежать залпов, направленных на мавра.

– Как вы смеете! – взревел Кангранде, шагнув к толпе. Дублета на нем не было и в помине, от камичи остались одни окровавленные клочья. – Этот человек рисковал жизнью, пока вы стояли и смотрели! Как вы смеете нападать на него? Храбрость свою показать хотите? Тогда найдите зачинщика! Я его видел – высокий, тощий, в заплатанном плаще! Озолочу каждого, кто доставит негодяя, и казню каждого, кто бросит еще хоть один камень!

Пока Скалигер разорялся, его люди оттеснили мавра в переулок. Толпу как ветром сдуло – однако разбежалась ли чернь в поисках зачинщика или же страшась гнева Скалигера, Пьетро сказать не мог.

Голова гудела, когда измученный Пьетро опустился на ступени. На этих ступенях он провел несколько часов – если, конечно, принимать в расчет показания пульса, бившегося в висках. Поднял юношу барджелло.

– Пойдем-ка в дом, парень, – произнес он, тряся Пьетро за плечо. – Надобно показать тебя доктору.

Пьетро позволил себя поднять.

– Спасибо, синьор.

– Ну и дурак же ты, парень, – продолжал Виллафранка, качая головой. – С другой стороны, никогда не видел смельчака, который в то же время не был бы дураком.

Пьетро скривился от боли.

– Куда он делся?

– Не волнуйся, мы поймаем этого ублюдка.

– Да я не о нем. Где мавр?

– Ах, мавр! Страшный зверь, да? Может, он и язычник, но, клянусь, немного я видел подвигов, подобных этому! Ох, я же забыл – мы ведь несколько лет ничего о нем не слышали.

– Кто он такой? – не отставал Пьетро.

– Ах да, ты же не знаешь! Его называют Арус – одному богу известно, что это значит. Мавр – невольник личного астролога донны Катерины. Чертов колдун. Я почти хочу, чтобы его сегодня же прикончили. И хозяина за компанию.

«Невольник астролога Катерины?»

– А вы как сюда попали, синьор Виллафранка?

– Так же, как и ты. Правда, у тебя ловчее получилось. – Виллафранка указал на свою левую лодыжку, сильно распухшую. – Наверняка перелом. Пойдем-ка вместе к врачу. Имей в виду: первым делом Фракасторо заставит тебя помочиться, затем понюхает мочу, затем попробует. Если запах и вкус ему не понравятся, он выставит мочу, чтобы на нее слетелись мухи. А уж если мухи слетятся в больших количествах, дело твое дрянь.

Пьетро прищурился.

– Это Кангранде?

– Да – ищет похитителя со всеми моими людьми. Мне же приказано позаботиться о тебе. Не волнуйся. Он наверняка сам к нам придет, вот только найдет злодея. Давай-ка скорее к врачу. – Пьетро запротестовал было, но доблестный барджелло охладил пыл юноши: – Слушай, парень, нам с тобой сейчас даже улитки не поймать, не говоря уже о похитителе. Так что будь умницей и лучше от души напейся.

В суматохе, воспоследовавшей неудачному похищению, юный Монтекки исчез. Он появился через двадцать минут, во всеоружии – при нем была книга. Пробравшись сквозь толпу на пьяцца дель Синьория, Монтекки сквозь низкую западную дверь проскользнул в церковь Санта Мария Антика. Не будь его голова занята другим, он бы задумался вот над чем: каково должно быть душевное состояние человека, который несет в храм Божий книгу под названием «Ад»?

Закрыв за собой дверь, пока гуляки на площади чего не заподозрили, Монтекки огляделся. В церкви было тихо и совершенно темно. Юноша стряхнул снег с плаща и на ощупь стал пробираться к алтарю. Башмаки его оставляли на плитах пола мокрые следы. Впереди тьма расступалась пред единственною свечой. Руки юноши, сжимавшие книгу, дрожали. Он обогнул колонну и остановился.

– Джаноцца.

Девушка стояла на коленях. Прежде чем обернуться на зов, она осенила себя крестным знамением.

– Я подумала, если меня хватятся, пусть лучше застанут за молитвой. Тогда я скажу, что исповедовалась.

– Разве вам есть в чем исповедоваться?

Девушка вспыхнула и взяла Марьотто за руку.

– Я здесь, чтобы увидеть вас.

– Знаю. Я рад, что вы со мной.

Она была совсем близко, лица их разделяла одна пядь. Монтекки жарко дышал.

– И я рада, – прошептала Джаноцца, заглядывая юноше в глаза. – Ах вы бедняжка! – воскликнула она, увидев снег на его темных кудрях. – Вы, наверно, ужасно замерзли.

– Мне кажется, я больше никогда в жизни не почувствую холода.

– Не зарекайтесь.

Ее дыхание обжигало ему щеку.

– Значит, у нас куртуазная любовь, – заметил Марьотто.

– Что? – не поняла Джаноцца.

– Я люблю недоступную девушку.

– Какая же я недоступная? Я бесстыжая.

На секунду их щёки соприкоснулись. Марьотто ощутил у скулы трепет длинных ресниц Джаноццы. Едва дыша – под белой кожей в горле точно родничок пульсировал, – девушка за руку подвела Марьотто к исповедальне.

– Что вы де…

– Я хочу, кавальери, чтобы вы мне почитали. Если я буду внимать вам, я не смогу смотреть на вас. Я никогда не услышу ни единого слова, что вы произнесете от себя. – И она кивком указала юноше на дверь, предназначенную для священника.

Чувства переполняли Марьотто, поэтому он не протестовал, даже когда Джаноцца закрыла за ним дверь. Она успела заранее зажечь свечу в исповедальне. Сама Джаноцца вошла в келью для кающегося.

– Простите меня, отец, ибо я согрешила.

Первые три вопроса, какие обычно священник задает исповедующемуся, застряли у Марьотто в горле.

– Прочти трижды «Славься, Мария» и подойди поцеловать меня.

– Ах, отец! – воскликнула девушка. – Если вы не можете придумать ничего другого, лучше начинайте читать.

Марьотто послушно расстегнул застежку переплета и раскрыл книгу. На фронтисписе имелась надпись. Перевернув страницу, юноша прочел:

– Nel mezzo del cammin di nostra vita…[54]54
  «Земную жизнь пройдя до половины…» (ит.) (начало «Божественной комедии» Данте).


[Закрыть]

Барджелло оказался прав: Скалигер действительно вернулся в палаццо через час. Ни на лоджии, ни в гостиной к тому времени почти никого не осталось. В гостиной Скалигер обнаружил только Антонио, Пьетро и Виллафранка – они лежали на кушетках, сдвинутых, чтобы сподручнее было раздавить бутылку. Окровавленные подушки свидетельствовали, что кушеткам место теперь не в гостиной, а на свалке. Фракасторо и Морсикато наложили повязки и ждали, не появятся ли еще пострадавшие. В дальнем углу на топчане распластался мертвецки пьяный Марцилио да Каррара.

– Надеюсь, вы не все вино выпили, – произнес Кангранде. На нем по-прежнему не было фарсетто, однако рубашка стала заметно чище за счет растаявшего снега.

Пострадавшие обернулись на голос. Оба доктора подхватили Кангранде под руки и заботливо усадили на кушетку.

– Вы двое хорошо дополняете друг друга, – заметил Кангранде, взглянув на Антонио и Виллафранка. – А со своими лубками тянете на переплет увесистого тома.

– Да, лучше и правда пустить меня на переплет – хоть какой-то толк будет, – проворчал Виллафранка.

– Довольно самоедства – я не собираюсь выгонять тебя с работы.

– Вы поймали его? – встрепенулся Пьетро.

На лице Кангранде отразилось отвращение.

– Нет! Он исчез! Как в воду канул! Как сквозь землю провалился! Как… как будто он не человек, а призрак.

– Наверняка у негодяя сообщники, которые успели снять для него комнату. – Пьетро озвучил их с Антонио и Виллафранка предположение.

– Мои люди обыскивают все дома до самого Римского квартала. Ты спросишь, почему я уверен, что его не найдут? Да потому что он колдун!

– Некромантия – не единственное объяснение, – заметил Морсикато, ощупывая рваную рану на плече Кангранде. Фракасторо шлепнул Морсикато по руке. Морсикато руку отдернул, не забыв сложить пальцы в кукиш.

– У вас много врагов, мой господин, – произнес Виллафранка.

– Гм. Не понимаю почему.

Подчиняясь доктору, Кангранде улегся на свободную кушетку. Фракасторо принялся накладывать швы. Под рукой у него был целый арсенал иголок. Капитан закрыл глаза, но на лице его не дрогнул ни один мускул. Лишь когда доктор замешкался с иглой в руках, Кангранде рявкнул:

– Авентино, черт тебя подери! Ты не хочешь мне обезболивающего дать?

– Разумеется, мой господин, – с готовностью отвечал Фракасторо. – Я как раз ждал, чтобы вы попросили. – И Фракасторо передал хозяину флягу.

– А нас-то! – возмутился Антонио. – А нам-то вина не дали!

– Все потому, что не вы предоставляете мне пищу и кров, – усмехнулся Фракасторо.

– Как себя чувствует Ческо? – спросил Пьетро.

Скалигер сделал большой глоток из фляги.

– Надеюсь, заснул. Он не очень пострадал.

– Мерзавец немного помял его своими ручищами, – произнес Морсикато. – А так ничего.

– А где ваша тень, Капитан? – подал голос Виллафранка.

– Мавр охраняет дом Катерины. Он там пробудет всю ночь.

Виллафранка рассердился.

– Я выставил вокруг дома донны Катерины целый отряд. Мои люди на милю никого не подпустят к мальчику.

Выставил – молодец. А мавр несет дозор сам по себе.

– Ишь ты, – проворчал, будто вслух подумал, Морсикато. – Этот мавр однажды предсказал, что я, ежели отправлюсь в дальние страны, прославлю свое имя.

– И что же тебе не по нраву? – удивился Кангранде.

– Ненавижу путешествия, – признался Морсикато. – У меня морская болезнь.

Барджелло, трясшийся над честью фарсетто не меньше, чем над собственной сломанной лодыжкой, осушил ближайшую бутылку.

– Кстати о предсказаниях. Как вы думаете, Капитан, похищение малыша имеет отношение к прорицательнице?

Кангранде вздрогнул и неопределенно пожал плечами.

– Я слышал, девушку убили, – проговорил Морсикато. – Куда вы дели труп?

– Я нанял актеров – они его и сожгли, – не без гордости отвечал Виллафранка.

– Нужно было позвать нас. – Морсикато жестом обвел Фракасторо и себя.

Доблестный барджелло покачал головой:

– Сам Господь Бог не смог бы ее спасти.

– Синьор Морсикато имеет в виду, – перебил Фракасторо, – что мы немало рассказали бы о ее смерти. Господь свидетель, через наши руки прошли сотни раненых. Характер раны часто указывает на убийцу.

– Вот как! Хорошо, я учту на будущее. – И барджелло громогласно рыгнул.

– Полагаю, мы и так знаем, кто убил прорицательницу, – произнес Кангранде. Фракасторо снова взялся за иглу, и Кангранде скривился от боли. Морсикато открыл было рот, желая что-то предложить, однако испепеляющий взгляд Фракасторо заставил его ограничиться пассивным наблюдением. Кангранде никому не доверял свои раны, кроме своего личного врача.

– Воронье пугало, да? – сказал Пьетро.

– Пугало? Отличная кличка, – одобрил Кангранде. – Видимо, убийство прорицательницы было только предупреждением.

– Как это? – удивился Пьетро.

Виллафранка рассказал о странном положении головы убитой девушки. Кангранде фыркнул.

– Великолепное contrapasso. Наверно, убийца – большой поклонник твоего отца, Пьетро.

– А при чем здесь мессэр Данте? – не понял Антонио.

– А при том, что у него в «Аду» прорицатели и гадалки несут такое наказание – их лица повернуты задом наперед за попытки заглянуть в будущее, – объяснил Пьетро.

– Значит, кем бы ни был убийца, он своим поступком выразил отношение к предсказанию, – подытожил Морсикато.

– Или же у него извращенное чувство юмора, – предположил Кангранде.

– Все это интересно, но кто же такой похититель? – гнул свое Антонио. – Чего ему надо?

– Кто он такой, мы выясним. У нас уже есть зацепка. Ческо сорвал с негодяя цепочку, а на цепочке был медальон, каких я отродясь не видывал. А чего ему надо, мы у него спросим, когда поймаем.

Барджелло решился высказать свое мнение:

– Может, мерзавец похитил мальчика с целью выкупа. Если Виллафранка рассчитывал на вспышку гнева со стороны Кангранде, его ждало жестокое разочарование.

– Мой господин, должен ли я присоединиться к поисковому отряду? – Пьетро поднялся. – Я прекрасно запомнил похитителя.

– Боже упаси! – Кангранде своим восклицанием опередил обоих докторов. – Ложись, отдыхай. Вон как тебя леопард разукрасил. Утром зайдешь ко мне. Только не спеши – чует мое сердце, дел будет невпроворот. – И Скалигер закрыл глаза.

– Как поступят с леопардом? – поинтересовался Морсикато.

– Дель Анджело считает, зверя надо умертвить. А я считаю, зверь защищался и потому должен жить. Мы это завтра решим.

– Одного не понимаю, – горячо воскликнул Пьетро, – как похитителю так быстро удалось выбраться из палаццо?

– Проверим. – Скалигер приоткрыл усталые глаза. – Сегодня столько всего произошло, Пьетро, что я совсем забыл о хороших манерах. Завтра напомни мне поблагодарить тебя. Еще раз.

Пьетро покраснел. Антонио подмигнул ему. Скалигер закрыл глаза и, кажется, перестал реагировать на стежки Фракасторо.

Морсикато дал Пьетро последние указания по уходу за рваными шрамами на лбу. Пожелав всем спокойной ночи, Пьетро с трудом, опираясь на костыль, поднялся.

Антонио дернул его за рукав, и все усилия юноши пошли насмарку. Зато Антонио смог сказать ему на ухо:

– А где все время был Мари? Почему он тебе не помог?

– Он… он разговаривал… – Пьетро замялся, – он разговаривал с твоей невестой. На лоджии. Наверно, он даже не успел сообразить, что произошло. Дело ведь заняло всего несколько минут.

– Ладно, по крайней мере, они нашли общий язык, – проворчал Антонио. – Новость хорошая. А что, если б не нашли? – Антонио сел на кушетке в ожидании носилок, которые должны были доставить его домой.

Пьетро вышел из импровизированного лазарета и пересек коридор. У парадного входа Баилардино да Ногарола отряхивал снег с сапог. При виде Пьетро он устало улыбнулся.

– Вот это смельчак так смельчак. Клянусь, поеду на Родос, стану госпитальером. Рад видеть тебя на ногах, Пьетро.

– А я рад быть здесь, мой господин, – отвечал Пьетро.

– Говорят, леопард едва не раскроил тебе череп.

– Так и есть, мой господин.

– Что ж ты в лапы ему полез?

– По глупости, мой господин. – Пьетро указал на повязку над правым глазом, скрывающую следы когтей.

– Боже всемогущий! На полпяди бы ниже – и глаза как не бывало!

– Ничего, котик меня просто погладил. Похитителя не нашли?

Баилардино покачал головой.

– Никаких следов. По крайней мере, в домах к западу отсюда. Мои люди до сих пор ищут, но я обещал Кэт справиться о твоем здоровье. О твоем, брат, о твоем! Знаешь что: кончай-ка ты рисковать жизнью ради нашей семьи. А то Кэт поседеет до времени. – Баилардино опустил массивную, красную, как кусок говядины, руку Пьетро на плечо. – Ты ей нравишься, парень. А вот новый шрам твой Кэт не понравится. Да и я от него не в восторге.

По ближайшему от них гобелену точно ветерок пробежал. А ведь все окна и двери были закрыты. Пьетро и Баилардино насторожились. Гобелен слегка топорщился – они не заметили этого раньше потому, что на ткань падала густая тень.

Баилардино вскинул брови, увидев, что Пьетро взял костыль наперевес.

– Да, – громко повторил Баилардино, вынимая меч из ножен, – мы все очень полюбили тебя, Пьетро.

Пьетро сделал шаг к гобелену, прислонился плечом к каменной стене и ударил по бугру костылем.

Бугор взвыл. Из-под гобелена выскочил маленький Мастино делла Скала. Он потирал плечо с видом оскорбленной добродетели.

– Дядя Баилардино, спрячь свой меч!

Пьетро опустил костыль и погрозил Мастино кулаком.

– Тебе уже раз сказали: не смей шпионить.

Мастино смотрел злобно, как волчонок.

– Ты за это заплатишь! – крикнул он и бросился к двери под лестницей.

Баилардино вложил меч в ножны.

– Вот паршивец. Мало его секли. – Баилардино поежился. – Здесь чертовски холодно!

– Наверно, тяжело было после забега опять выйти на улицу.

– Кстати о забеге, – вспомнил Баилардино. – Передай своему приятелю Монтекки, что такой ловкости рук я никогда не видывал. И что мне все известно.

– О какой ловкости рук вы говорите? – нахмурился Пьетро.

– О той самой, что он проявил там, где должен был проявить ловкость ног. Ох и скользкий тип этот Марьотто, что твой гусиный помет.

– Что он сделал?

– А вот что. Крошка капуанец должен был победить. И Монтекки это знал. Вот почему он схватил Капуллетто за ноги. Стащил, стало быть, его с пьедестала и дорогу себе расчистил, – усмехнулся Баилардино.

Пьетро похолодел.

– Откуда вы знаете?

– Мне ли не знать, если наш маленький Капуллетто рухнул прямо на меня! Имей в виду, если б я мог сам такое сотворить, уж я бы своего не упустил. Эти двое еще сопляки – но и я неплохо пробежал, для старого-то кулика. Скажешь, нет?

– Да, – рассеянно отозвался Пьетро.

– Кангранде в гостиной? Пойду-ка скажу этому селезню, что и старые кулики еще хоть куда – любую курочку затопчут. А потом и домой, к Кэт – успокою ее, совру, что ты не ранен. Кстати, она хотела тебя видеть. Приходи завтра, только не раньше полудня – по утрам ее мутит.

Пьетро обещал, они пожелали друг другу спокойной ночи, и Баилардино направился в гостиную.

Пьетро очень хотелось пересечь пьяцца дель Синьория, подняться в комнату отца в Domus Bladorum и лечь в постель. Однако он, несмотря на нечеловеческую усталость, решил проверить палаццо. Марьотто нигде не было. Пьетро думал постучать в комнаты, где остановились падуанцы, и спросить, вернулась ли Джаноцца, но так и не решился.

Через час Пьетро, чуть живой, приковылял домой. Поко до сих пор развлекался где-то в городе, отец же писал, скрючившись за столом.

– Тебе не помешает лампа, сынок? Меня посетила Муза.

И похищение ребенка, и бой с леопардом укрылись от внимания Данте – неудивительно, раз у него случился приступ вдохновения. Данте не заметил даже свежей повязки, увенчавшей его сына. Пьетро промычал нечто маловразумительное и рухнул на постель не раздеваясь. Через несколько секунд он уже спал.

Данте оставил черновики, приблизился к кровати и укрыл Пьетро одеялом. С минуту он постоял над спящим сыном, затем вернулся к «Чистилищу».

Если бы Пьетро догадался продолжить поиски в домашней церкви Скалигеров, они (поиски) увенчались бы успехом. Свеча заметно укоротилась, однако все еще ярко горела, когда Марьотто добрался до второго круга ада.

 
Я начал так: «Я бы хотел ответа
От этих двух, которых вместе вьет
И так легко уносит буря эта».
 
 
И мне мой вождь: «Пусть ветер их пригнет
Поближе к нам; и пусть любовью молит
Их оклик твой: они прервут полет».
 

Джаноцца оказалась прекрасной слушательницей. То и дело она издавала глубокий вздох или приглушенное восклицание, равно вдохновлявшие чтеца. В остальное время девушка дышала негромко и прерывисто, чтобы Марьотто не подумал, будто она задремала.

При последних словах девушка подалась вперед. В голосе ее звучал восторг.

– Кто же эти двое? Я понимаю, что любовники, но кто именно? О Клеопатре уже говорилось, и о Парисе, и о Тристане. Может быть, это Ланцелот и Джиневра?

– Терпение, – упрекнул Марьотто. – Скоро все откроется.

И он прочел о том, как Данте воззвал к душам влюбленных, несомых ветром, и о том, что несчастные отвечали поэту.

 
«…Любовь сжигает нежные сердца,
И он пленился телом несравнимым,
Погубленным так страшно в час конца.
 
 
Любовь, любить велящая любимым,
Меня к нему так властно привлекла,
Что этот плен ты видишь нерушимым.
 
 
Любовь вдвоем на гибель нас вела;
В Каине будет наших дней гаситель».
Такая речь из уст у них текла.
 

Из кельи послышались всхлипы. Марьотто перестал читать.

– Джаноцца? – Он прильнул к решетке, разделявшей их. Дверь кельи для кающегося открылась, и девушка побежала прочь.

«О нет, – думал Марьотто. – Нет! Нет! Нет! Это я ее огорчил! Ей не понравился отрывок? Я что-то сделал? Или не сделал? Должен ли я бежать за ней? Она – невеста Антонио. Разве я могу последовать за ней? Боже, разве я могу за ней не последовать?»

Дверь исповедальни отворилась. От движения воздуха свеча мигнула и погасла. Девушка скользнула в исповедальню, закрыв за собой дверь. Их поглотила кромешная тьма. Джаноцца разрыдалась на груди у Марьотто.

– Что, что случилось? – не помня себя, повторял юноша. – Что случилось?

– Стихи такие красивые! – И она прижалась лицом к его дублету и в отчаянии вцепилась пальцами в шнуровку.

Марьотто сидел, баюкая девушку в объятиях и прижимаясь щекой к ее темени. Он не поцеловал ее – и, пожалуй, то был первый и последний раз, когда Марьотто хоть в чем-то себе отказал. Он отчаянно хотел переменить позу, боясь, как бы Джаноцца не заметила его возбуждения. Но отказаться от блаженства держать ее на коленях было выше сил Марьотто. Ему хотелось, преступно хотелось, чтобы она знала, как сильно он желает ее. Их руки сплелись, они дышали одним воздухом, густым от напряжения. Пока Джаноцца плакала, Марьотто не смел ласкать ее, но он мог гладить ее волосы, шею, плечи. Вскоре слезы высохли. Девушка прижалась щекой к его щеке.

– Простите, синьор Монтекки. Вы, наверно, теперь считаете меня глупой девчонкой.

– Пожалуйста, зовите меня по имени – Марьотто. И я вовсе не считаю вас глупой.

– Вы не возражаете, если я останусь здесь? – не спросила, а выдохнула Джаноцца. Марьотто не смог ответить. Она уселась рядом, и он снова почувствовал сладкий запах цветков апельсина. Он пил этот запах, как древние боги пили нектар.

Руки его снова стали гладить Джаноццу по спине, теперь смелее. В напряженной, готовой взорваться тишине девушка спросила:

– Кто они?

– Что? Ах да! Ее имя Франческа. Ее возлюбленного звали Паоло. Обоих убил ее муж.

– Расскажите мне их историю, – попросила Джаноцца. Марьотто попытался вновь зажечь свечу, но девушка предвосхитила его действия. – Нет, расскажите своими словами. Я хочу слушать вас, а не Данте.

Весь дрожа, Марьотто начал рассказ.

– Франческа да Полента из Равенны была замужем за Джанкьотто Малатеста да Верруччио из Римини.

– Джанкьотто? – Имя означало «Джон Хромоног». – Он действительно был хромой?

Марьотто кивнул, будто лично посетил Флоренцию тридцать лет назад.

– Да, его тело все было искорежено, в то время как брат его Паоло отличался стройной фигурой и прямыми ногами. Оба они были храбрыми и умелыми воинами и плечом к плечу сражались во многих битвах. Году примерно в тысяча двести восьмидесятом Джанкьотто отправил брата к отцу Франчески, чтобы посватать ее. Когда Паоло прибыл в Равенну, Франческа подумала, что он и есть жених, и согласилась выйти замуж. Когда же она приехала в Римини, ее представили старшему брату Паоло, хромому Джанкьотто. Свадьба, конечно, состоялась, однако Джанкьотто часто приходилось уезжать из города по делам, и он оставлял молодую жену на попечение младшего брата.

– И они… они стали любовниками?

В этот самый момент Марьотто понял, сколь возвышенными словами отец Пьетро изложил историю о преступной любовной связи.

– Как-то раз они вместе читали сказание о Ланцелоте и Джиневре. – В темноте лицо Джаноццы было так близко, что Мари с трудом подбирал слова. – Они… я не умею рассказать красиво, как Данте… Они были так потрясены этой историей, так тронуты чувствами влюбленных и прекрасным слогом, что, когда взглянули друг на друга, не смогли… не смогли сдержаться…

Ее губы нашли его губы, а может, наоборот. Поцелуй поначалу был робкий. Марьотто боялся даже дышать. Но губы Джаноццы требовали, и он отвечал им. Их пальцы сплелись в кромешной тьме. Марьотто пил дыхание девушки, губы его скользили ниже, к шее. Джаноцца тихонько – и восхитительно – застонала. Ободренный, Марьотто провел пальцами по шее, по плечу, коснулся груди. Девушка задрожала и пролепетала:

– О Марьотто, Марьотто, будь моим Паоло…

– Моя Франческа! Моя Джулия…

Они подскочили от грохота ударов, обрушившихся на входную дверь. Джаноцца вырвалась и выскользнула из исповедальни прежде, чем Мари успел хоть что-то сказать. Он услышал только, как отворилась и захлопнулась боковая дверь. Гуляки, проходившие мимо главной двери, понятия не имели, сколь сладостный миг разрушили. Весь дрожа, Марьотто присел на краешек стула.

«Господи, что, что мне теперь делать?»

* * *

Джаноцца, лавируя в толпе гуляк, устремилась к палаццо, куда ее немедленно впустили. Она взлетела по ступеням и перевела дух только у двери крохотной комнатки, примыкавшей к покоям Гранде. Девушка скользнула в ярко освещенный проем, приготовившись выслушать заслуженную тираду от бесчувственной горничной.

Действительно, в комнате кто-то был. Но далеко не горничная. Скрючившись в кресле, уронив голову в руки, неловко вывернув ноги, сидел красивый молодой рыцарь. Он прижимал к лицу ладони, точно боялся, как бы оно не отвалилось. Едва Джаноцца закрыла за собой дверь, рыцарь поднял голову.

Марцилио да Каррара, хмельной и мрачный, мутными глазами воззрился на еле переводившую дух девушку.

– Итак, дражайшая племянница, может, расскажешь… расскажешь, где тебя черти носили?