Текст книги "Квантовый волшебник"

Автор книги: Дерек Кюнскен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

– Это не имеет значения, – сказал Уильям. – У меня вирус Тренхольма. Мне три-четыре месяца осталось.

Никто ничего не сказал.

– И это означает, что надо быстро сделать это дело.

– Легенда Уильяма такова, что он хочет перед смертью повидать Порт-Стаббс, где были колонистами его предки, – сказал Бел. – Если повезет, Уильяма доставят туда, и Гейтса-15 вместе с ним. Если нет, то Гейтс-15 отправится в Порт-Стаббс один.

– Я до сих пор не могу понять, зачем Homo quantus таким заниматься, – сказал Гейтс-15. – Вам же плевать на политику и деньги.

– Вы плохо информированы, – ответил Бел. – Я люблю деньги.

– А ей тогда что с этого? – спросил Гейтс-15, ткнув пальцем в Кассандру.

Все внезапно посмотрели на нее, и у Кассандры загорелись щеки.

– Ей тоже интересны деньги, как и вам?

– Я… я даже не собиралась брать свою долю, – сказала Кассандра.

– Вам не нужна доля от этого нового корабля? – спросил Кассандру Гейтс-15, и его лицо начало краснеть.

– Мне нужен доступ к Кукольной Оси, – ответила она. – У исследователей никогда не было возможности вблизи посмотреть на Аксис Мунди.

– В отличие от меня, – заговорил Бел, – Кассандра – один из наиболее талантливых Homo quantus, когда-либо появлявшихся в этом мире. Она проведет исследования внутри «червоточины» Кукол, так чтобы Экспедиционный Отряд смог пройти через нее. Отряд будет двигаться с большой скоростью, а внутренняя топология Аксис Мунди иногда бывает очень сложна.

Гейтс-15 покачал головой.

– Вы подвергаете свою жизнь риску ради исследований?

Кассандра поглядела на Бела, а потом на Куклу удивленно.

– Это лучше, чем делать это ради денег, – ответила она.

– Я делаю это не ради денег, – сказал Гейтс-15. – А ради того, чтобы вернуться домой.

– Тогда у нас сходные причины, – сказала Кассандра.

Вскоре собрание закончилось, и Кассандра ушла, стараясь не смотреть в глаза Белу. Она не понимала его. Он стал… мирским, нечестным, жадным до денег. Или он лгал. Он говорил, что желает получить информацию не меньше, чем она. Они попытаются сделать то, чего еще никогда не делали. Они прикоснутся к внутренностям Аксис Мунди так, как еще не делал ни один Homo quantus. Кому же он говорил правду? Быть может, он не говорил правды никому.

18

Спустя четыре дня Белизариус спустился на шестьсот метров под поверхность, в лабораторию Мари. В коридорах стояли ящики с предостерегающими знаками, а внутри лаборатории работали промышленные химические реакторы, занимающие большую ее часть. Посреди помещения стояла новенькая блестящая гипербарическая камера. У стены стояла другая, вспухшая и искореженная, которая еще вчера была такой же новенькой.

– И сколько еще их тебе понадобится? – спросил Белизариус.

– Может, одна? – с надеждой ответила Мари, разминая в пальцах кусок пластичного вещества, чтобы оценить его консистенцию.

Ее слова прозвучали несколько неискренне. Рядом валялись две гипербарические камеры с прорванными боками, которые были новенькими еще позавчера. День явно выдался результативным.

– Держи, – сказала она, шлепнув ему на ладонь комок желтой массы и поворачиваясь к гипербарической камере. Потом остановилась и повернулась к нему снова: – Пока держишь, постарайся никаких искр не сделать.

Белизариус пошевелился, собираясь прилепить мягкое нечто к рабочему столу позади.

– Металл оно тоже не любит, – сказала Мари. – Просто подержи. Не сжимай и постарайся не потеть. Оно не любит ни давления, ни соли.

Белизариус продолжил держать комок, осторожно. Это не похоже на прогресс в изготовлении взрывчатки, которой предстоит выдержать огромное давление океана.

– Хотела повидать меня?

– Ага. Думаю, дело пошло бы сильно быстрее, если бы Мэтт помог, – сказала Мари. – Мне в разработке иногда теории не хватает. И математики.

– А ты хоть когда-нибудь пользовалась теорией и математикой?

– Бел, постарайся не потеть на мою взрывчатку, вот и все.

Он вздохнул.

– Святой Матфей сказал, что и близко к тебе не подойдет. Сказал, что ты ему угрожала.

Мари открыла гипербарическую камеру.

– Он сказал, что ты пообещала прилепить его к стене при помощи твоего желе, – продолжил Белизариус, многозначительно поднимая вверх руку с взрывчаткой. – А потом бросаться в него спичками.

– Бел, я бы не стала зажигать спички, – сказала Мари, и ее голос эхом отозвался внутри камеры. – Я же не дура.

– Мари…

– О, вот оно.

Мари выбросила руку в его сторону. В ней был еще один комок желе.

– Держи. Все сам знаешь. Никакого пота, никаких искр. И, наверное, будет лучше, если ты не станешь касаться одного куска другим. Они между собой не ладят.

– Один другому угрожает? – спросил Белизариус.

– Merde![14]14
  Дерьмо (фр.).


[Закрыть] Ты изменился, Бел. Где-то потерял чувство юмора, пока я в колонии была.

– Злая ты.

– Это лучше, чем сказать, что у тебя чувства юмора никогда и не было. Вот это бы задело твои чувства.

– Спасибо тебе.

– Я всегда на тебя полагалась, Бел, – сказала Мари, глубоко засунув голову в гипербарическую камеру. – У тебя третьей руки нет, или, может, прилепишь один из этих кусков на ботинок?

– Мари! У меня других дел хватает!

– Чудесно! Фигня! Я себе на ботинок прилеплю. Ты все слишком всерьез воспринимаешь. Ты реальный зануда, знаешь ли.

– Ты не могла бы больше не угрожать Святому Матфею?

– Мэтт слишком замороченный, как и ты. Ему нужно, чтобы в него вдохнули побольше жизни.

– Говорить насчет спичек, которые ты станешь в него бросать, – не лучший способ, Мари.

Мари обернулась и посмотрела на него. Торопливо сняла куски геля с его рук.

– Бел, я собираюсь кое-что к этому добавить, а потом посмотреть, как оно себя поведет при давлении в восемьсот атмосфер в растворе солей аммония. Я уверена, что все будет нормально. Если ты не уверен, что все будет нормально, тогда пусть завтра доставят еще несколько гипербарических камер. И закажи их еще. Или пришли сюда Мэтта.

– Просто веди себя с ним вежливо.

– Чудесно!

Белизариус сел в лифт, подымаясь в жилую зону рудника. Стены из пластика и прессованного реголита, упрочненный пенопласт и иногда металл наслаивались друг на друга, будто археологические пласты, отражающие взлеты и падения деятельности на руднике. Конгрегаты, Англо-Испанские Банки и независимые горнодобывающие компании приходили сюда, чтобы добывать здесь летучие вещества, минералы и металлы.

У Святого Матфея была лаборатория для компьютерных и робототехнических разработок, в которой имелись мощные электронные микроскопы и аппараты рентгеновской литографии для создания нанотехнологических систем. Другие компоненты и инструменты он выращивал в небольших биореакторах. Все оборудование работало, тихо гудя вентиляторами. В воздухе висел дрожжевой запах хлеба. По полу сновали похожие на блестящих насекомых многоногие роботы. Белизариус принялся перешагивать через них. Святой Матфей так и пребывал внутри браслета, лежащего на рабочем столе, над которым повисла голограмма лица с картины Караваджо «Призвание Матфея».

– Здравствуйте, мистер Архона, – сказал Святой Матфей.

– Похоже, у тебя все хорошо идет тут, – ответил Белизариус.

– Да. Автономные роботы уже в шестом поколении и прекрасно эволюционируют.

– Ты не хочешь разрабатывать их напрямую? Это же больше времени займет.

– Я мастер, мистер Архона, а не ремесленник. Итерационный прогресс за счет мутации самовоспроизводящихся систем лучше. Возникающие при этом сложность структуры и возможность саморепродукции слишком полезны, чтобы ими не пользоваться. Кроме того, это единственный способ узнать, смогу ли я при помощи эволюции получить расу роботов, наделенных душой.

– Что?

– Признаюсь, это очень далекая перспектива, но по мере того, как я провожу эволюцию автономных роботов для конкретной цели, почему бы не проверить, смогу ли я наделить их душой?

– Святой Матфей, у нас на это нет времени.

– Эволюция способна добиваться сразу нескольких целей. Я удивлен, что об этом раньше не подумал. Я всегда недоумевал, зачем Богу было помещать одного из своих святых в такую физическую сущность. А вы себя об этом не спрашивали?

– Чаще, чем хотелось бы, – раздраженно ответил Белизариус.

– Да! Вы понимаете! У Него есть замысел. И машины есть способ. Бог заключил Завет с народом Моисея и отдал человечеству своего Сына, но мир стал куда больше и разнообразнее. Машины наделились разумом, и кто знает, есть ли у них души, пока мы это не проверили? Мистер Архона, это может все изменить. Возможно, именно поэтому я здесь!

– Принести спасение миру машин?

– Конечно, я могу быть предназначен, дабы нести машинам Благую Весть, но что, если моя роль в этом больше? Что, если я стал орудием, при помощи которого Он сможет наделить машины душой? Это определенно вынудит нас переосмыслить роль человечества в Его замысле. Представьте себе, что человечество явилось всего лишь ступенью к созданию и наделению душой машин?

– И насколько вся эта теология замедлит нашу работу?

– Вовсе не замедлит! Не должна, по крайней мере. Как продвигается наш план в целом?

Белизариус оглядел голограмму головы. Та невинно смотрела на него.

– Думаю, хорошо. Однако Мари потребуется помощь.

– Я не заметил у нас в команде психолога. Ваш недосмотр?

– Ей нужна помощь с расчетами при разработке, – сказал Белизариус. – Вся эта работа нестандартна. Слишком много переменных.

– А что она сказала по поводу угроз в отношении меня?

– Она сказала, что очень жалеет. Это была шутка в очень дурном вкусе.

– Ничего такого она не говорила, – сказал Святой Матфей. – Вероятно, ругалась и богохульствовала по поводу меня.

– Она не богохульствовала, – сказал Белизариус.

ИИ издал небрежный звук.

– Такого больше не случится.

– Ха!

– Ей нужна помощь, и нам надо это сделать.

– Я знал, что к этому придет, – сказал Святой Матфей. – Помимо автономных конструктов, я создавал себе тело.

Из угла вышел двуногий робот, без пластин, закрывающих механизмы. На фоне остальных движущихся механизмов Белизариус его поначалу не заметил. Ростом примерно полтора метра, он двигался почти что с природным изяществом. Остановившись у рабочего стола, он аккуратно взял браслет, внутри которого находился Святой Матфей, будто корону, и поместил его в отсек у своей шеи. Голограмма святого Матфея, изображенного Караваджо, слегка качнулась, глядя на Белизариуса с благочестивой горячностью.

– Я похож на святого? – спросил Святой Матфей. – Наверное, нет. Я собираюсь сделать себе облачение, более подобающее апостолу. И, возможно, нимб.

– Ты поможешь Мари?

– Находясь в прочном теле робота, мне не придется беспокоиться о своей безопасности рядом с ней. И я смогу лучше выносить ее скверное поведение.

– Все остальное будет продолжать работать?

– Автономные единицы будут изготавливаться согласно программе, но я не смогу проводить испытания устойчивой при высоких давлениях взрывчатки и разрабатывать все те вирусы, которые вы поручили мне создать, одновременно. Возможно, вам следовало найти эксперта по взрывчатке получше.

Белизариус удержался и промолчал.

– Не беспокойтесь, мистер Архона, я помогу ей.

– Благодарю тебя.

– У вас в ближайшем будущем найдется время для крещения?

– Очень скоро, надеюсь.

– Готовьте себя. Это большой шаг. Это откроет совершенно новый мир.

Белизариус издал невнятный звук.

– Позволено ли мне будет сделать наблюдение, – сказал ИИ, – как пастырю вашей души? Теперь, когда я увидел, что мы делаем и кого вы собрали, чтобы они вам помогали?

– Конечно, – осторожно ответил Белизариус.

– Вы встревожены, мистер Архона. И вы одиноки.

Ничто в безмятежном образе, написанном кистью художника прошлого, не наводило Белизариуса на мысль, что ИИ шутит или что это исходит из одного из слетевших с катушек фрагментов его психики.

– Возможно, – наконец ответил он.

– Несмотря на то что Homo quantus представляют собой боковую ветвь развития человечества, вы все всё равно происходите от охотников и собирателей, живших общиной. Инстинкты и потребности, связанные с выживанием, зародившиеся в этих племенах, никуда не исчезли.

– Я и не говорил, что исчезли.

– Часть вас делает это, мистер Архона. Вы сбежали из сообщества Гаррета. Вы и я некоторое время были связаны. Вы обрели отношения мастера и подмастерья с мистером Гэндером, но затем ушли и из них. Вы вызволили мисс Фока из неприятностей, а затем отступили. Вы никогда не оставались ни с кем из нас достаточно надолго, чтобы это стало обществом.

Вы не могли сделать это, поскольку мы не можем понять вас, – настойчиво продолжал ИИ. – Нам не понять, что значит иметь дополнительный набор инстинктов, как и не понять вашу тягу понять все. И поэтому вы спрятались в Свободном Городе.

Однако теперь вы столкнулись с задачей, превосходящей все, сделанное вами ранее, и я не думаю, что вы точно знаете, справитесь вы или нет. Именно поэтому вы собрали всех нас, всех, кто когда-либо помогал вам. Что показательно, помимо этого вы привлекли к делу ваших собратьев по несчастью в деле человеческой эволюции – падшего Homo eridanus, еще более падшего Куклу и генетика, который может управлять эволюцией у вас на глазах. Вы зашли настолько далеко, что привлекли к этому делу даже единственную любовь всей вашей жизни. Вы приближаете и отталкиваете нас лишь потому, что ищете некоего умиротворения.

– Я привлек Гейтса-15, Стиллса и Кассандру лишь потому, что каждый из них необходим для выполнения задачи, – ответил Белизариус.

– В моей часовне вы дали мне намек насчет того, что все это неслучайно. Вы желали одурачить меня, но на самом деле вы сказали правду.

– Я сказал это потому, что это для тебя важно, как и моя несуществующая душа, – ответил Белизариус. – Тот факт, что рок и душа одинаково не существуют для меня, не означает, что они не существуют для тебя. Я Homo quantus, я живу в мире, зависящем от наблюдающего его, где самые важные из вещей могут одновременно существовать и не существовать.

– Некоторые вещи существуют вне зависимости от того, веришь в них или нет, – сказал Святой Матфей. – В том числе смысл.

Белизариус небрежно махнул рукой.

– Зачем заводить этот разговор сейчас?

– То, насколько вы сломлены, может очень серьезно повлиять на то, преуспеем мы в этом деле или же все погибнем, – ответил Святой Матфей. – Но, что более фундаментально, вы заслуживаете умиротворения.

– И, конечно же, у тебя есть рекомендация.

– Хотел бы я, чтобы так. Я не стану говорить вам, что следует искать Бога, того, в которого верую я. Вы не приняли и не отвергли ни одну из сторон вашей природы. И это не то, что вам удастся сделать в одиночку.

– Мне не нравится быть настолько открытым.

Голографическое лицо, написанное кистью художника прошлого, приобрело глубокомысленное выражение. На нем появилась улыбка, несовершенная, почти гримаса, но она была доброй.

– Я бы не беспокоился. Больше никто этого не увидит, поскольку больше никто не считает, что у вас хотя бы душа есть.

Белизариус проводил взглядом Святого Матфея, выходящего из лаборатории при помощи созданного им тела. В его отсутствие группы маленьких металлических созданий продолжали бегать на тонких ножках, с энтузиазмом создавая новые механизмы и автономные конструкты. Однако мозг Homo quantus очень быстро вычислил алгоритмы, которым они следовали. Они были совокупностью безжизненных правил, действовали в соответствии с алгоритмами, которые можно было бы назвать намерениями, но за ними не было реального намерения. Подобно Homo quantus в состоянии фуги. Гнездо пауков. Вот чем он становился в состоянии фуги. Вот в чем его природа, а не только в том, что он чувствующее существо. Если у него вообще есть природа.

Пятясь, он вышел из автономной лаборатории и пошел в медицинскую, к дель Касалю. Доктор сумел воссоздать многое из своего уникального биотехнологического оборудования и доставил его сюда. Когда Белизариус постучал в дверь, он как раз рассматривал голографические записи.

– Как Уильям? – спросил Белизариус.

Дель Касаль показал на дверь.

– Первые шаги уже сделаны. Он в соседней комнате, с Гейтсом-15.

– И как там дела?

– Архона, мы оба знаем, что эта работа – настоящий вызов. Исходное создание Нуменов и Кукол было выполнено талантливыми, пусть и лишенными этических принципов, специалистами. Они не оставили записей, решив не документировать свои преступления против человечности. Они изменили сотни аллелей, метаболические цепочки на уровне систем, создав в своем роде генетический шифр, такой, что никто не смог бы даже сделать вид, что он Нумен.

– Вы не один десяток Нуменов сделали нераспознаваемыми для Кукол, – сказал Белизариус.

– То, что я с ними сделал, все равно что вынуть шестеренку из идущих часов так, что стрелки перестают двигаться. А вы от меня хотите, чтобы я поставил другие стрелки на уже идущие часы.

– Я бы сказал, подделал стрелки.

– Легко сказать. И это ничто по сравнению с тем, чтобы исправить Куклу. Мерзкое маленькое создание.

– Куклы вас цепляют.

– Их об этом кто-нибудь просил?

– Они тоже люди. Мыслящие. Обладающие сознанием. Они никого не просили, чтобы их создали такими, какие они есть, – сказал Белизариус. – То, каковы они, говорит все о Нуменах, но не о самих Куклах.

– Странно слышать такое от Homo quantus, – сказал дель Касаль, откидываясь на спинку кресла и скрещивая руки на груди. – Кукла был прав, когда задал свой вопрос. Что вы здесь делаете, Архона? Точно так же, как и Куклы, вы были созданы, наполненные своими страстями и желаниями, ни одно из которых нельзя удовлетворить при помощи денег и реализации мошеннических схем.

– Мы большее, чем наши инстинкты.

– В самом деле? На начальном этапе проекта Homo quantus стремились соединить определенные состояния сознания, ощущения открытия и распознавания закономерности с центрами удовольствий в мозгу. В вас это прошито. Почему вы не на вашем Гаррете?

– Я нашел способы обходить инстинкты, как должны найти их любые рационально мыслящие существа.

– Пустые слова, Архона. Мы все должны выполнять наши программы, вне зависимости от того, кто был программистом. Давление ниже шестисот атмосфер для Стиллса смертельно. Куклы, за исключением мутантов, таких как Гейтс-15, не могут жить вдали от Нуменов. А вы не можете жить, уйдя от своей созерцательной квантовой натуры.

– Доктор, мы здесь не для того, чтобы обсуждать меня, – сказал Белизариус. – У Уильяма Тренхольм. Вы можете что-нибудь для него сделать?

Дель Касаль приподнял аристократическую бровь.

– Я талантлив, Архона, но я не волшебник. Ловкость рук – ваша епархия, так ведь?

– Я подумал, что у вас могут быть мысли, которые больше никому в голову не пришли.

Дель Касаль скрестил руки.

– Я польщен, Архона, но мегаловирус Тренхольма был слишком хорошо разработан. В девяноста процентах случаев заражения больной умирает в течение часов. Тренхольм представляет собой адаптивную макромолекулу с вычислительными возможностями. В нем столько избыточных структурных генов, что он с легкостью обманывает любую иммунную систему. Гэндеру повезло, многие из производящих токсины генов в том вирусе, которым он заразился, не функционируют. Но все равно вирус медленно отравляет его. Я ничего не могу для него сделать.

Белизариус поскреб пятно на полу носком ботинка, задумавшись над своими чувствами.

– Эта грандиозная афера, – продолжил дель Касаль, – померкла бы, если бы я нашел исцеление для Гэндера. У вас смешались разные мотивы?

– Есть много разных способов провернуть аферу, – ответил Белизариус, – и данный показался мне наилучшим с теми средствами и людьми, которые у меня есть.

– Виноват.

– Наверное, я хочу повидаться с Уильямом.

– Мне жаль, Архона, что ваш друг умирает.

Белизариус открыл дверь. Там шла высокопарная беседа. Войдя внутрь, Белизариус тихо закрыл дверь.

– Если не считать поддельных, то очень мало настоящих Нуменов когда-либо возвращались в Запретный Город, – сказал Гейтс-15. – Как их иногда называют, хищные Нумены. Они особенные.

Уильям сидел в постели, натянув одеяло до пояса. И мельком глянул на Белизариуса.

– Падшие Нумены против не-Падших? – спросил он.

Гейтс-15 покачал головой.

– Нумен в защитной клетке пахнет для Кукол точно так же, как Нумен, спрятанный в другом месте. У наших Нуменов проблемы во всем, поскольку они не имеют опыта общения с внешним миром; все делается за них. И кроме того, они не способны командовать Куклами, подобно Нуменам древности.

На лице Уильяма появилось отвращение.

– Безропотные фетишисты.

– Нет, – возразил Гейтс-15. – Это всего лишь чушь из драм, распространяемых в сети. В этом нет ничего сексуального. Реакция Кукол на Нуменов происходит в отделе мозга, ответственном за религиозное благоговение.

– Нуменархия была полна садистов, и Куклам это нравилось, – сказал Уильям.

– Некоторые были садистами. Не все. Некоторые такими родились. Другие такими стали, отчасти потому, что реакция Кукол на подобные проявления их провоцировала. Куклы созданы так, чтобы ощущать благоговение в присутствии божественных людей. Чтобы понять психологию Кукол, вам потребуется интерпретировать любой опыт, глядя на него исключительно таким образом. Интенсивное проявление внимания, будь оно позитивно или негативно, вызывает состояние религиозного экстаза. Мощь этого состояния трудно держать под контролем. А до Падения в этом и нужды не было.

– Раса людей, лишенная стоп-слова, – с отвращением сказал Уильям.

– Стоп-слово может существовать лишь в рамках презрения, – ответил Гейтс-15. – Куклы не способны выражать или скрывать презрение. Есть ли в том их вина? Дает ли это вам право ненавидеть их? Или меня?

– Я не ненавижу вас.

– Да, вы не ненавидите. Я чувствую все иначе, чем вы. Вы устроены так, что презираете иное, и ваш инстинкт в том, чтобы уничтожить то, что вы презираете.

Уильям вздохнул и пошевелил руками.

– Я не ненавижу вас, – повторил он.

– Что ж, возможно, вы один из немногих, – сказал Гейтс-15. – Мне долго пришлось жить среди людей.

Профессор оглядел свои болтающиеся в воздухе ноги и принялся грызть ногти.

– А вот я, возможно, вас ненавижу. Если у дель Касаля как-то получится сделать из вас поддельного Нумена, вы станете одной из наивысших ценностей для Кукол: божественным существом, наделенным свободной волей, таким, какими были первые Нумены. И тогда я вас возненавижу.

– Потому что я смогу издеваться над вашим народом и им это будет нравиться?

– Нет, – тихо ответил Гейтс-15. – Им будет нравиться все, что вы станете делать по отношению к ним, будь то жестокость или доброта. Я стану ненавидеть вас потому, что снова окажусь вне этого. Вы невольно станете частью мира, в котором я не могу находиться, как бы я того ни желал.

– Вы снова станете рабом, – сказал Уильям.

– Вы читали «Потерянный рай» Милтона?

Белизариус и Уильям покачали головами.

– Для Кукол это стало вновь открытой классикой. Там есть ряд посланий, но главное из них – суть страданий Люцифера. Пребывать в отсутствие Бога есть страдание.

– Вы же не страдаете, – сказал Уильям.

– Биохимически, как это происходит у моего народа, нет.

Кукла сполз со стула.

– Хорошего дня, мистер Архона. Хорошего дня, мистер Гэндер.

И он вышел из лаборатории дель Касаля.

– Мелкий ублюдок, – прошептал Уильям.

Белизариус сел на освободившийся стул.

– Сложно надурить лоха, которому не нужны деньги, – сказал Уильям.

Белизариус расширил свое магнитное поле достаточно, чтобы оборудование дель Касаля это зарегистрировало, и достаточно, чтобы ощутить чье-либо присутствие в коридоре. Гейтса-15 там не было, он ушел.

– Ты учил меня, Уилл, что каждый чего-нибудь да хочет. Куклы хотят получить высокие технологии, военную силу, легитимный статус и, более всего, своих божеств. И ты станешь подходящей приманкой.

– У меня все равно от них мороз по коже.

– Тебе следует изучить их теологию.

– Время будет.

Уильям усмехнулся, и смех тут же перешел в кашель. И он похлопал Белизариуса по плечу.

– Иди уже. У тебя куча дел.

Белизариус загрузил на ридер вводный текст по теологии Кукол, отдал его Уильяму и ушел. Нерешительно бродил по коридорам, не смея приблизиться к тому, что вел к комнате Кассандры. Когда-то здесь были казармы. Роботы немало поработали, перестраивая их и превратив в отдельное помещение для нее. Несколько раз сдержав себя, он наконец остановился у ее двери и постучал.

– Входи, Бел, – безразлично сказала она.

Он вошел. Кассандра сидела перед выстроившимися в ряд голографическими таблицами расчетов, освещающими ее лицо. И даже не посмотрела на него.

– Ты в savant? – спросил он.

– Да, – безразлично ответила она.

Он подошел ближе. Это не та Кассандра, которую он хотел увидеть. Сейчас она даже в глаза ему посмотреть не сможет, не воспримет внимание, которое он ей окажет, даже не сможет ответить с теплотой.

Генетические манипуляции исследователей Англо-Испанских Банков создали злобных чудовищ Homo eridanus, религиозных рабов Homo pupa и интеллектуальных роботов Homo quantus. Учитывая все обстоятельства, человечество придало своей эволюции ужасающее направление.

– Ты хочешь поговорить? – спросил он.

– Я работаю, – ответила она.

Он взял со стола ее планшет, написал «Скажи мне, когда выйдешь из savant» и положил планшет перед ее глазами. В состоянии savant она сразу заметит закономерность движений и поймет, что у него на уме. Но это не остановит приток порций серотонина, по мере того как она будет представлять себе модели одиннадцатимерной пространственно-временной геометрии Оси Мира, принадлежащей Куклам. Лишь когда она устанет пребывать в мире savant, она снова прочитает записку, едва вспомнив, что он был здесь.

У Белизариуса имелась своя комната, близко к поверхности. Купол в потолке выступал в вакуум над поверхностью Птолемея. Хотя там и были видны лишь безразличные звезды, он нашел пару кресел, которые можно было разложить достаточно, чтобы смотреть вверх. В это время суток там царила лишь усеянная точками звезд чернота. Даже когда на несколько часов восходил эпсилон Индейца, он был лишь самой яркой из звезд среди прочих. Белизариусу не был нужен свет дня. Ему нравилось смотреть на звезды. Их огромное количество пробуждало нечто глубоко внутри него.

Разговоры со Святым Матфеем и Уильямом обеспокоили его.

Куклы поклонялись и служили. Homo eridanus ненавидели свою придонную среду обитания, но не могли жить где-либо еще. Они запрограммированы, как и он сам. Он любил и ненавидел квантовую фугу. Сила мысли и глубочайшие прозрения приводили его в трепет. Однако ужасающее одиночество и полная изоляция, даже от самого себя, пугали его. Он был словно мошка, летящая к свече. Как и все они.

В поле зрения появился быстро движущийся старый спутник, поблескивая красным сигналом. Даже не входя в savant, мозг Белизариуса вычислил его орбиту. Если просидеть здесь еще два и семьдесят одну сотую часа, он снова увидит этот спутник, в том же самом месте. Много выше, на синхронной орбите, поблескивали зелеными и красными ходовыми огнями два старых грузовых корабля, способные передвигаться в «червоточинах», которые он арендовал.

За этими кораблями разверзалось ничто, там были лишь звезды в тысячах световых лет от него. Его зрительные импланты позволяли увидеть свет иной длины волны, чем обычные человеческие глаза. Он мог фиксировать рентгеновское излучение и ультрафиолет, инфракрасное и микроволновое излучение, переводя их в видимый диапазон, увеличивать звезды, подобно телескопу, пока безбрежная пустота перед ним не наполнялась распустившимися цветами. Однако, подобно фракталу, за каждой точкой звезды раскрывались бесконечные просторы глубокого вакуума, затягивая его. Homo quantus жили среди этих бесконечных пространств, грезили в этой пустоте, в которой, в отсутствие наблюдателей, кипел своей жизнью квантовый мир. Это был их пустой дом – пустой не потому, что они были одиноки в нем, а потому, что в этом пространстве сами они становились никем.

Много позже раздался стук в дверь. Не дожидаясь ответа, вошла Кассандра. Темные кудри ее волос поблекли, а плечи обвисли.

– Никогда не думала, что твоя жизнь настолько плоха, – сказала она.

– Что?

– Мошеннические схемы. Погоня за деньгами. Ложь всем вокруг.

Белизариус почувствовал неприятную тяжесть в животе.

– Что случилось?

– Ничего.

Она подошла, потягиваясь.

– Ты собрал банду отбросов общества, чтобы совершить преступление. Я здесь чужая.

– Возможно, и нет. Это всего лишь интерлюдия. Необходимая цена, которую надо заплатить за результаты экспериментов.

– У меня в голове не укладывается, что мы были на Гаррете, а теперь мы здесь, – сказала она. – Не могу поверить, что стала частью мошеннической схемы.

– Ты когда-нибудь смотришь на звезды? – спросил Белизариус.

Она подошла ближе и посмотрела вверх.

– Мне кажется слишком простым смотреть на точки света, не понимая взаимоотношения, – ответила она. – Сколько времени прошло с тех пор, как ты смотрел на звезды, находясь в фуге?

– Фуга когда-нибудь убьет меня, Касси. Тебя не убьет, а меня убьет.

– Это не ложь?

– Нет способа доказать это, кроме того как умереть во время фуги. Хочешь – верь, хочешь – нет.

– Я верю тебе наполовину. Я наполовину сомневаюсь в тебе. Сомнение и вера есть лишь способ выразить вероятности.

Это был ответ в стиле Homo quantus. Затем она стала смотреть на звезды и делала это так долго, что Белизариус подумал, не окончен ли их разговор.

– Я иногда остаюсь в фуге подольше, пропитываюсь ею, просто для того, чтобы увидеть интерференцию звездного света. Это сродни благоговению.

– Вызывают благоговение те записи, которые делает твой мозг, – поправил он ее. – Ты же не ощущаешь видения, поскольку тебя там нет.

– Ты не скучаешь по этому?

– Я скучаю по фуге, как алкоголик по водке.

– Тебе она должна нравиться. Как еда. Как секс.

– Это запрограммировано, чтобы стимулировать центры удовольствия.

– Ты так говоришь, будто это плохо. Эволюция создала набор алгоритмов, которые, взаимодействуя между собой, создали человеческое сознание. Однако эти алгоритмы все так же связаны с едой и удовольствием, голодом и болью. Если ты создаешь полностью искусственное существо и программируешь его, чтобы оно радовалось, когда его кормят, какая тут разница? Концепция программирования бессмысленна. Какая разница, кто создал меня такой, что я люблю смотреть на звезды в состоянии фуги? Имеет значение лишь то, что мне это нравится.

Под куполом было темно, звездный свет – слабый светильник. Быть может, она видит его лицо. Он расширил зрачки, чтобы вобрать нужное количество света, и увидел ее в расплывающихся серых пятнах.

– Мне нравится смотреть на звезды с тобой, – сказал он. – Как сейчас. Когда мы являемся собой. А в фуге мы не вместе.

Она шумно вздохнула и села в кресло, оглядывая его в темноте.

– Почему не попытаться чаще пользоваться субъективностью? – спросил он тихо, с легким сожалением в голосе.