Текст книги "Необитаемый город"

Автор книги: Дэн Уэллс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

– Вот оно что! – Нервно мерю шагами маленький кабинет. – Это «Дети Земли», никаких сомнений. Мы должны их остановить.

Фишер открывает еще один документ, прогоняет страницу за страницей.

– Вот оно. – Келли нащупывает ручку на столе и пишет на задней стороне конверта. – Полиция обнаружила вас под эстакадой федерального шоссе номер тридцать четыре, но вы убежали. Вас преследовали и нашли в заброшенном доме по этому адресу. Может быть, вам удастся спрятаться там еще раз.

– Постойте. – Сердце на мгновение останавливается, все чувства словно вмещаются в единственную фразу. – Что значит «заброшенный дом»?

– Это целый заброшенный район. – Келли протягивает бумагу: «Стоунбридж-Корт». – Владелец обанкротился во время рецессии, и дома не были достроены.

Чувствую, как кровь отхлынула от лица, а мышцы ослабели.

– Он пустой?

– Да, – говорит она, взволнованно глядя на меня. – Ряды пустых домов. А какое это имеет значение?

Вдалеке раздается вой сирены, и мы вздрагиваем, прислушиваемся.

– Мне необходимо попасть туда немедленно.

– Они уже почти здесь. Не знаю, удастся ли вам уйти.

– Это окно открыто?

Она бросается к жалюзи, но сначала гасит свет, а только потом поднимает их.

– Тут высоко. Второй этаж. – Келли открывает створку. – Будьте осторожны.

– Не говорите им, куда я иду.

– Не скажу.

Вылезаю в окно и прыгаю в темноту.

Глава 23

Необитаемый город.

Участок обнесен металлической сеткой. Впереди объявление: «Добро пожаловать в „Стоунбридж-Корт“». Пригородная застройка, незавершенная и заброшенная. Медленно еду вдоль забора, гляжу на пустые дома, проплывающие в темноте. Где-то тут есть вход. И это не предположение, а уверенность, как будто я уже бывал здесь. Впрочем, так оно и есть. Жил ли я в этих домах? Прятался ли? Найду ли что-нибудь?

Помню большую яму. Падал ли я в нее? Полицейские сказали, что я выпал из окна…

Вижу разрыв в сетке. Широкая пустая улица ведет в необитаемый район за забором. Вглядываюсь в безмолвные кварталы, испытывая иррациональный ужас. Собираю волю в кулак и сворачиваю туда. Еду, стараясь ни о чем не думать. Я отсюда. Правильно? Свернутая в рулон сетка, прежде перегораживавшая въезд, лежит поперек дороги. Осторожно объезжаю ее. Фары автомобиля выхватывают из темноты первый дом: полую оболочку, исписанную граффити, – порочный саван неровных вопящих слов. Свет фар ползет дальше, и дом исчезает.

Еду медленно, оглядывая по пути каждый пустой дом. Два. Четыре. Десять. Двадцать. Почтовые ящики стоят словно часовые, черные окна кажутся пустыми глазницами мертвецов. Но вот фары выхватывают что-то вдалеке, и отраженный свет ярким лучом возвращается ко мне. Большинство домов закончены, по крайней мере снаружи, но газоны представляют собой грязное месиво, а на подъездных дорожках валяются доски и мешки цемента. На каждом окне стикер с логотипом производителя. Он похож на зрачок, отчего возникает впечатление, будто дома хитровато косятся, подглядывают друг за другом. Из-за угла появляется и тут же исчезает какая-то тень. Я не один.

Доезжаю до перекрестка и останавливаюсь, разглядываю дом на противоположном углу. Он похож на другие, но чем-то отличается от них. Поворачиваю направо. Это не наитие, а воспоминание. Повернув, понимаю: да, это оно, я здесь был, мне сюда. На следующей улице вспыхивает еще одно воспоминание – левый поворот. С каждым новым прозрением возрастает и беспокойство. Ерзаю на сиденье, поддаваясь необъяснимой тревоге. Путь выбран верно, но все это неправильно. Тем не менее продолжаю движение. Следующий перекресток т-образный. В этот момент с абсолютной ясностью понимаю, что должен проехать вперед, свернуть с улицы и дальше двигаться между домами. Раньше я проделывал этот путь пешком. Притормаживаю, фары освещают необитаемые дома. В машине безопасно, но не берусь предположить, что будет дальше. Объезжаю это место по улицам и задворкам, петляя и поворачивая, пока снова не оказываюсь на дороге; меня словно ведет сверхъестественное чутье. Мне сюда. Следую вдоль еще одного ряда полых оболочек, пока мозг не приказывает остановиться. Дом кажется до боли знакомым. Я бывал здесь раньше. Даже жил.

Вижу широкое панорамное окно на фасаде футах в двенадцати над землей.

Останавливаю машину, смотрю на оконный проем. Почти все стекла выбиты или украдены. А может, и отмыты до прозрачности. Выхожу из машины, аккуратно закрываю дверцу. Вместо газона под ногами месиво, повсюду отпечатки подошв. Дверь в обрамлении желтых клочков: полицейская лента ограждения с надписью «Не пересекать» давно изорвана. Осторожно берусь за ручку, не исключая, что меня встретит удар тока или мучительная вибрация, как у сотового, но ничего не происходит. Ручка не поворачивается, но дверь все равно открывается. Защелка сломана. Дальше – небольшая площадка, с которой одна лестница ведет к окну, а другая – вниз, в темноту.

Прохожу вдоль перил и по лестнице – работает память тела. Чувствую себя совершенно как дома. Поднимаюсь, понимая, что Келли была права, – я действительно жил в этом доме. Смотрю в разбитое окно – впереди огромный массив темных, пустых домов. Здесь меня и схватили – я прибежал в поисках убежища, но был обнаружен, пришлось прыгать из этого окна. Я ударился и потерял сознание. Отхожу от квадрата лунного света на полу. Что еще есть в этом доме? Не оставил ли я здесь чего-то?

Иду через кухню, на ходу прикасаюсь ко всем пустотам. Пустота в столе, где должна стоять плита, а рядом – пустота для посудомойки. У шкафа нет дверей. Висит так и не пригодившаяся подводка для льдогенератора.

Комнаты необитаемы, но знакомы. Собираю воедино воспоминания о доме и о двух потерянных неделях. Доктор Ванек всеми силами помогал мне вспомнить именно это… По крайней мере, это является частью чего-то большего. Прохожу через недоделанные двери в поисках утраченных воспоминаний.

В стене спальной комнаты темная дыра с неровными краями, словно оставленная взрывом пробоина. Подхожу ближе и понимаю, что это не дыра, а старое коричневое пятно шириной фута два и высотой три. Кровь? Чья? Не помню, было ли это здесь раньше. Может быть, я ранил полицейского? Или кого-то еще?

Если не пожалею времени на поиски, найду ли я других жертв маньяка, зацементированных в полу?

Спускаюсь осмотреть подвал; его не успели отделать, в некоторых местах голый гипсокартон, в других – потрескавшийся бетон в решетчатой деревянной опалубке. Осматриваю каждое помещение, не найдется ли какая подсказка. Постепенно прихожу в отчаяние оттого, что ничего не обнаруживается. Свет здесь отсутствует, темнота почти полная, искать приходится больше на ощупь. Всё на своих местах, и тот факт, что мне это известно, особенно ужасает. В последней спальне – я знаю, что это моя комната, – нахожу влажное ветхое одеяло и небольшую картонную коробку. На ней стоит стационарный телефон, тонкий провод от которого уходит в стенной шкаф.

Знаю, что телефон работает, и это опять не предположение, а факт. Снимаю трубку, слышу гудок, кладу ее назад. С какой стати в пустом доме телефонная линия? Здесь нет электричества, нет воды, даже раковин нет, но телефон работает, ток безопасно бежит по проводам, излучение не передается по воздуху. Это кажется почти невероятным – идеальное убежище для бездомного с мучительной физической реакцией на электромагнитные поля. Где еще в городе мог я найти такое удобное место, защищенное от всевозможных сигналов? На тысячи футов во все стороны нет никакой цивилизации: ни сотовых, ни радио, ни микроволновок, ни беспроводного доступа к Интернету. Нет и людей – с лицами или без. Живя здесь, я чувствовал себя в абсолютной безопасности и в то же время располагал основными удобствами вроде крыши над головой и связи. Кто обо всем этом позаботился? Кто провел телефонный провод?

Кто обслуживает связь?

Электричество можно красть, подключаясь к чужим линиям, но с телефоном это не проходит. Необходим конкретный номер, известный телефонной компании, которая его и обслуживает. Иначе не дозвониться. Даже гудка не услышишь, сняв трубку.

Передвигаю аппарат и открываю коробку под ним, надеясь найти там подсказку. Пусто. Смотрю в темноте на телефон. Это моя связь с истиной – тот, кто установил аппарат, участвует в заговоре. Безликие пользовались телефоном для наблюдения за мной? Мог ли я звонить кому-то сам? Кому? Не в полицию, не на работу и, уж конечно, не отцу. Возможно, Люси, но для этого мне не требовался телефон. Вероятно, я вообще им не пользовался.

Звонок!

Смотрю на аппарат, в темной комнате у него неясные, скругленные очертания. Кого я услышу, сняв трубку? Что это будет значить?

Не имеет значения, кто звонит; для этого-то я и пришел. Это все, к чему я стремился. К этому телефону.

Звонок!

Снимаю трубку:

– Слушаю?

– Майкл, слава богу, что ты здесь, мы тебя повсюду ищем.

Потрясенный, с отвисшей челюстью, смотрю на телефон. Потом снова подношу трубку к уху:

– Доктор Ванек?

Глава 24

Доктор Ванек говорит взволнованным голосом:

– Была надежда, что ты найдешь этот дом. Удивлен, что память уже вернулась к тебе. Никуда не уходи, я сейчас приеду.

– Постойте-постойте, – тут же говорю я, в то время как мозг пытается осознать происходящее. – Что это за дом? Как вы узнали, что я буду здесь?

– Я же сказал, чтобы ты шел туда.

– Нет, речь о другом: откуда вы узнали, что я буду в этом доме? И откуда вам известен номер этого телефона?

– Майкл… – Он замолкает. – Ты хочешь сказать… – Снова молчание. – Ты хочешь сказать, что все еще не помнишь?

– Не помню чего?

– Всего! – кричит он. – Дом, сигналы, безликих. Как ты нашел дом, если ничего не помнишь?

– Мне сказала о нем журналистка.

– Не думал, что она станет отвечать. Майкл, нужно, чтобы ты сам вспомнил. Вот почему я не хотел тебе помогать.

– Пришлось ее убедить, – говорю я, пытаясь собраться с мыслями, чтобы осознать происходящее. – О чем вы говорите? Что тут происходит?

– Ты и в самом деле ничего не помнишь? – Он кряхтит. – Неудивительно, что ты набросился на Николая.

– На Николая? – Внезапно приходит понимание. – Вы говорите о Нике, ночном уборщике?

– Он пытался тебе помочь!

– Ник был одним из них! У него не было лица!

– И ты в своей идиотской паранойе решил, что он тебе угрожает. А он пытался помочь!

– Он напал на меня.

– Да? Он что, вытащил нож, или пистолет, или ужасный смертоносный сотовый телефон? Он ударил тебя кулаком? Или лягнул?

– Он бросился прямо на меня.

– На тебя или в твою сторону? Это большая разница.

– Я… – Не могу подобрать подходящие слова. – Я… – Сжимаю зубы, исполненный решимости: не позволю себя запутать. – Он пытался меня убить.

– Он пытался тебя спасти, – говорит Ванек. – Хотя такому болвану эта задача явно была не по силам.

– Никто меня не спасал. Я бежал… Заметил, что у него нет лица, и убежал.

– Полагаю, ты считаешь, что сделал это по собственной воле.

– Там больше никого не было.

– Вот именно. Тебе это не показалось странным? Сколько понадобилось времени, чтобы перетащить тело и снять с него одежду? И никто этого не заметил! Где был охранник? А камеры наблюдения? Даже ночная сестра лежала в отключке!

– Это было… – Понятия не имею, что это было.

– Николай и другие подготовили твой побег из больницы, – сообщает Ванек, – но ты ушел без посторонней помощи и теперь на свободе. И явно очень опасен.

– Он мне не помогал, – твердо говорю я. – Не знаю, где был охранник, но кое-кто там оставался – сестра, например.

– Вероятно, поэтому Ник и побежал к тебе – чтобы ты не закричал и не привлек внимания. Как мы могли знать, что ты первым делом его убьешь? Мы думали, что ты вспомнил!

– С какой стати безликие вдруг стали бы мне помогать?

– А ты подумай! Почему ты можешь видеть безликих, а другие нет? Почему ФБР пытается допросить тебя?

– Они не допрашивали, они… задавали вопросы. Это другое.

– А почему доктор дал тебе столько таблеток?

– Не знаю.

– Почему тебе пытались сделать томографию каждый раз, когда ты слишком близко приближался к истине?

– Не знаю!

– Майкл брось, пораскинь мозгами! Безликие помогают тебе, потому что ты – один из них.

На негнущихся ногах делаю шаг назад, задеваю телефонный аппарат.

– Это неправда.

– Черт побери, ты должен это помнить!

Невозможно. Оглядываюсь, словно рядом скрыт какой-то ответ или путь к спасению, но там ничего нет. Только стены вокруг, удерживающие меня. Становится нечем дышать, словно легкие сжались до размеров горошины. Еще шаг назад, отталкиваю телефон, шнур вылетает из черной дыры в стенном шкафу.

Аппарат больше ни с чем не соединен.

– Майкл, – спокойно говорит Ванек, – оставайся на месте, я сейчас приеду. Жаль, что тебе пришлось узнать это таким образом, но мы думали, ты уже все вспомнил. Иначе как бы тебе удалось найти дом?

Тяну шнур, пока вилка не оказывается в руке. Вот она, передо мной.

– Майкл, если увидишь еще кого-нибудь без лица, пожалуйста, не кидайся его убивать!

– Вас не существует.

– Конечно же я существую.

– Телефонный шнур выдернут. – Подхожу к открытому стенному шкафу и пытаюсь нащупать в темноте розетку. Там ничего нет – вилка ни с чем не была соединена. – Телефон не работает, а это значит, что весь разговор происходил только в моей голове. Вы галлюцинация.

– Если я существую в твоей голове, это еще не значит, что я галлюцинация…

Бросаю трубку и выбегаю наружу. Ночь прозрачна и холодна, звезды слабо мерцают сквозь удушающее свечение городских огней. Ослепленный паникой, бегу к машине, быстро открываю дверцу. Поворачиваю ключ зажигания и чувствую, как оживает двигатель, вонзая в ступни магнитные иголки. Звонит телефон отца, заставляет в испуге вскрикнуть. Подношу руки к вискам, защищаясь от боли, но ее нет, сигнал не причиняет мучений. В телефоне нет аккумулятора.

Это опять Ванек.

Телефон звонит снова, громко и настойчиво, и я выбрасываю его из машины. Меня не волнует, хочет ли Ванек продолжить разговор, – не желаю его слушать.

Я заблудился на пути из пустого района, но всего на минуту. Вскоре нахожу выезд и оказываюсь на улице, следую знакам, указывающим на скоростное шоссе номер 34. Мне необходимо выбраться отсюда – выбраться и никогда не возвращаться. Принимаю таблетку клоназепама. Нужно что-нибудь действеннее, чтобы навсегда избавиться от галлюцинаций. Въезд на шоссе искривляется, направляясь вверх и в сторону от города. Следую по нему; город вытягивается подо мной, словно небеса, полные теней. Звезды внизу ярче тех, что наверху.

– Ты же знаешь, что мне не обязательно пользоваться телефоном, – говорит Ванек.

Он сидит на пассажирском сиденье рядом со мной, и я чуть не теряю управление. Сворачиваю на медленную полосу, руки в ужасе сжимают баранку.

– Уходите! Вас не существует!

– Майкл, повторяю: если я существую только в твоей голове, это еще не значит, что меня нет вовсе.

– То же самое говорила и Люси.

Его голос звучит жестко:

– Пусть Люси отвечает за себя: она – чистая игра воображения. И при этом довольно неубедительная и поверхностная, если уж речь зашла про нее. Я существую.

– Нет.

– Прекрати повторять это! – ревет он. – Я обитаю в твоей идиотской голове много лет, всю твою жизнь. Хотя она и гроша ломаного не стоит, я не позволю выбросить ее на помойку. Я собираюсь сделать из тебя нечто полезное, хотя, возможно, это убьет нас обоих.

– Сделать из меня? Что?

– Что? – Он всплескивает руками. – А ты что думаешь? Себя, конечно. Майкл, ты глупое ничтожество: здоровое тело, в котором находится мозг, совершенно ни на что не годный. Я же – блестящий ум, но лишенный носителя. Ты подумай, что́ я смогу сделать, когда у меня будет твое тело.

– Это… – Меня сотрясает такая сильная дрожь, что кажется, опять начинается поздняя дискинезия. – Это невозможно.

– Самое большое препятствие любой агрессивной силе – это стена, – негромко говорит Ванек. – Либо ты сокрушаешь ее, либо ведешь бесконечную осаду. Но я уже перебрался через нее и бегу по улицам, поджигая и убивая. Единственное, что отделяет меня от тебя, – это твой разум. И откровенно говоря, такая оборона для него непосильна. Он слаб, беззащитен и даже не чувствует разницы между истиной и собственными иллюзиями. Подкрепления ждать не приходится. Кавалерия не прискачет, чтобы помочь тебе выиграть сражение. Это дуэль между тобой и мной.

– Майкл, не слушай его. – Это голос Люси с заднего сиденья, и я опять так вздрагиваю, что едва не пробиваю ограждение шоссе.

– Боже ты мой, – утробно рычит Ванек.

Вернув машину на нужную полосу, бросаю взгляд назад через плечо – на заднем сиденье ободряюще улыбается Люси.

– Майкл, я всегда буду с тобой. Вместе мы его победим.

– У меня на это нет времени, – говорит Ванек. – Ты банальнейшая голливудская фантазия худшего пошиба, самая неправдоподобная из его галлюцинаций, среди которых водонагреватель, который пытается его убить.

– Майкл, не слушай его. Я люблю тебя.

– Ты неосуществимая мечта прыщавого мальчишки, – выплевывает Ванек. Потом он показывает на меня. – А ты самовлюбленный идиот, упивающийся любовью к себе через собственную галлюцинацию. Это отвратительно!

– А вы? – Пытаюсь придумать что-нибудь в противовес услышанному. – Что ваше существование говорит обо мне? Что я себя ненавижу? Что я жирный хамоватый кретин вроде вас?

Он улыбается, зубы злобно поблескивают, то исчезая, то снова появляясь, когда мы проносимся мимо громадных фонарей.

– Какой смысл во мне? Ты создал Люси, поскольку хотел бежать от своей жизни. Я же здесь, потому что ты хочешь эту жизнь изменить и имеешь для этого потенциал. Я психиатр, имеющий цель вылечить тебя. Я твой неослабевающий голос, требующий улучшений. Я всегда побуждаю тебя стремиться к лучшему. Я существую, поскольку ты знаешь, что можешь быть лучше, чем сейчас.

– Майкл, не слушай его, – тихо говорит Люси. – Он не хочет улучшить тебя, он хочет тобой завладеть. Это просто новый трюк, чтобы ты расслабился и позволил застать себя врасплох.

Ванек смеется:

– А она неплоха. Просто молодчина. Почему твои галлюцинации гораздо умнее тебя?

– Вы оба – всего лишь части меня. Вы умны, потому что мой ум делает вас такими.

– Значит, мы используем твой разум более эффективно, чем ты, поэтому следует отдать его нам и закрыть вопрос.

– Похоже, вы намерены взять его силой.

– Не лучше ли будет, если ты уступишь добровольно?

– Нет, – говорит Люси, подаваясь вперед. – Майкл, ты прав. Ему не забрать твой разум силой, потому что у него связаны руки, как и у меня. Ванек не способен стать кем-нибудь против твоей воли. Он не может что-либо сделать или узнать без того, чтобы ты не сделал или не узнал этого первым.

Бросаю взгляд на Ванека, который покачивает головой и коварно улыбается.

– Сколько раз за последнее время, – спрашивает он, – я прогонял других пациентов? Сколько раз вызывал медсестру или задавал вопрос твоему доктору? Либо у меня есть собственное тело, либо я могу контролировать твое. Какой из этих вариантов более вероятен для человека, который может говорить по неподключенному телефону и появляться из ниоткуда на переднем сиденье движущегося автомобиля?

– Вы не можете контролировать мое тело.

– А как ты объяснишь это? – Он протягивает руку и перемещает рычаг автомата на более низкую передачу; двигатель ревет, автомобиль резко дергается и замедляется.

Отбрасываю его руку, перевожу рычаг в прежнее положение и жму на газ, чтобы восстановить скорость. Мы приближаемся к городской окраине.

Ванек складывает руки на груди:

– Так чья это была рука, моя или твоя? Видишь, как обманчивы твои органы чувств?

– Доктор Литтл знал о вас. Он вас ненавидел.

– Он знал, что ты разговариваешь с воображаемым человеком по имени Амброуз Ванек. Я был именно тем, от чего он пытался вылечить тебя. Ясное дело, он меня ненавидел.

– Вы не один год прописывали мне клоназепам. У вас кабинет на Цицеро-авеню. Я разговаривал с вашим секретарем, она тоже игра воображения?

– Улучшенная путем хирургического вмешательства, но реальная во всех других отношениях. – Доктор Ванек сидит, удобно откинувшись на спинку сиденья, сохраняя на лице самодовольное выражение. – Ты забываешь о том, что воспринимаешь мир через шизофренический фильтр: все картинки, звуки, запахи – это смесь реальных возбудителей и твоих собственных умозрительных конструкций. Если кто-то общается с тобой и твой мозг говорит тебе, что это я, ты увидишь меня. Все очень просто.

– Это… – Смотрю на него, потом протягиваю руку к заднему сиденью, где лежит рюкзак.

Беру рюкзак, открываю его, достаю пузырек с таблетками. Смотрю на наклейку, поднеся пузырек к глазам, но в машине слишком темно. Включаю лампочку в салоне и теперь вижу, что там написано: «Доктор Литтл».

Перевожу взгляд с наклейки на Ванека. Во мне закипает бешенство.

– Этот пузырек – тоже игра воображения? – Кидаю его в лобовое стекло, он отскакивает и падает к ногам Ванека. – Как я вообще могу быть в чем-то уверенным?

– Думаешь, ты единственный, у кого проблемы? – спрашивает он. – Люси была права: мы в той же мере пленники твоей изуродованной реальности, что и ты сам. Ты страдаешь от галлюцинаций? А попробуй поживи в галлюцинациях другого человека и расскажи, как тебе это понравилось.

Несколько мгновений смотрю на него, потом перевожу взгляд на дорогу. Снова качаю головой:

– Я не обязан вас видеть. Не обязан слышать. Вас не существует.

Ванек снимает очки и протирает глаза:

– Майкл, не надо этого. У нас нет времени.

– Один, два, три, четыре, пять, шесть…

– Методы доктора Джонс? Даже не смешно…

– …семь, восемь, девять, десять, одиннадцать…

– Это что-то вроде экзорцизма? Думаешь, можно изгнать меня заклинаниями?

– …двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать…

В зеркале заднего вида появляется новый силуэт – контуры черного человека в шляпе с узкими полями. Это может означать только одно. На долю секунды закрываю глаза. Снова смотрю в зеркало – фигура по-прежнему там. Перевожу взгляд на дорогу. Город остается позади, автострада возвращается на уровень земли.

– На заднем сиденье человек, – тихо говорит Люси.

– Знаю.

– У него нет лица.

Делаю протяжный вдох и так же медленно выпускаю воздух.

– Знаю.