Текст книги "Необитаемый город"

Автор книги: Дэн Уэллс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Глава 19

– Конечно я существую, – говорит Люси. Она смотрит на меня, изогнув брови. – Я материальная иллюзия.

– Это все равно что тебя не существует.

– Майкл, перед тобой сейчас более серьезная проблема. – Она всматривается в улицу. – Как ты собираешься попасть домой?

– Откуда ты знаешь, что я собираюсь домой?

– Майкл, я обитаю в твоей голове. Если ты о чем-то думаешь, то я это знаю.

– Тогда зачем задаешь вопросы? Просто читай мысли.

– Заставляю тебя думать. Пытаюсь помочь, и это, пожалуй, все, что я могу. Решить проблему легче, когда есть с кем поговорить. И вот я здесь, с тобой, – говори.

– Я хочу избавиться от моих галлюцинаций, а не подкармливать их.

– Ты хочешь выжить, – гнет свое Люси. – Иллюзии покажутся мелочью, если тебя арестуют за убийство. Доберись до дому, возьми лекарство, а там уж мы обсудим, что существует, а что – нет.

Молчу, оглядываю улицу, потом сползаю по стене на землю. Она сухая и холодная, хотя воздух вокруг нас все еще горяч.

– Не могу сообразить, как добраться до дому. Дай подумать.

– Ты слишком долго убегал, – говорит она. – И перенервничал. Посиди немного спокойно. А я постерегу.

Закрываю глаза, откидываю голову и вытягиваю шею. Слава богу, что Люси здесь – она постережет…

Распахиваю глаза и снова оглядываю улицу:

– Люси, но ведь на самом деле тебя нет, как же ты будешь сторожить?

Некоторое время она молчит, потом встряхивает головой:

– Не знаю. Подсказки на уровне подсознания? Буду привлекать твое внимание к явлениям и звукам, которые ты воспринимаешь периферийными чувствами, не реагируя на них сразу же как на опасные?

Я хмурюсь:

– А это возможно?

– Сказала же – не знаю.

– Тогда лучше я буду начеку. А ты думай.

– Меня же в реальности не существует.

– Все мои мысли – это твои мысли. Ты можешь думать обо всем, о чем и я. Возможно, у тебя это получается лучше – ты ведь создана моим воображением как идеальная женщина.

Она улыбается:

– Майкл, это очень мило с твоей стороны. – Люси встает. – Нужно найти способ добраться до дому…

– Сначала мы должны понять, где находимся.

– И где же?

Озираюсь по сторонам и пожимаю плечами:

– Не знаю.

Машины и люди нескончаемым потоком движутся мимо гаража. Люди иногда поглядывают на нас, но никто не останавливается и пальцем не показывает. Обычный вечер в городе, всего лишь какой-то псих разговаривает сам с собой. Глазеть тут не на что.

– Думаю, что мы не в центре, но больше никаких предположений.

– Определенно не в центре, – соглашается Люси. – Я живу в центре. И если выезжаю оттуда, то лишь для того, чтобы повидаться с тобой. – Она хватает меня за плечо. Почувствовать это прикосновение физически я не могу, но оно присутствует в сознании, и это гораздо сильнее, чем логические доводы рассудка. – Я проходила по этой улице, когда шла к тебе! Мне знаком район!

– Ты не можешь его знать, если не знаю я.

– Именно об этом я и говорю. Ты был здесь прежде. По крайней мере, достаточно долго, чтобы сообразить: это одна из главных магистралей, ведущих в центр города. Твое подсознание знает, куда ведет эта улица, а потому знаю и я.

– Отлично. Так куда нам идти?

Люси подходит к въезду в гараж и нетерпеливо машет мне – зовет.

– Понимаешь, без тебя я ведь и оглянуться-то не могу.

Присоединяюсь к ней, напряженно всматриваюсь в улицу. Люси улыбается и похлопывает меня по плечу. Пальцы у нее мягкие и холодные.

– Сюда. – Она выходит на тротуар и направляется в ту сторону, откуда мы пришли.

– Это же в сторону того места… – Замолкаю: не хочу на полной людей улице говорить «того места, где я пристрелил одного парня». Говорю совсем тихо: – Сама знаешь.

– Мы пройдем всего два квартала, – сообщает она, – а потом снова свернем.

– Ты уверена?

– Разумеется, а это значит, что и ты уверен. Идем.

Поправляю комбинезон. Легче не становится, но все же вливаюсь в толпу и иду. Люси легко обгоняет меня, без усилий лавируя в густой толпе пешеходов, и я спешу, стараясь не отстать от нее. Проходим несколько кварталов, и толпа редеет. Рестораны и бутики уступают место ломбардам, ювелирным мастерским, магазинам спиртного. Если пешеходов становится меньше, то количество машин заметно увеличивается, и скоро мы оказываемся на крупной магистрали. Трусцой перебегаю от одной тени к другой, бросаю быстрые взгляды на здания, автомобили, фонарные столбы, которые гудят рассерженными электронами. Мы подходим к крупному перекрестку, огни светофора мерцают, как глаза без век, и Люси бегом направляется к углу:

– Перейдем здесь и дальше прямо.

Держусь в тени сумрачного здания.

– Майкл, давай, идем.

Мотаю головой:

– Светофор следит.

– Что? – Она вздыхает. – Ничто за тобой не следит, опомнись. Кончай ты с этим.

– Люси, над светофорами висят камеры. Они ведут съемку и зафиксируют меня.

– Полиция не станет искать тебя на камерах, которые снимают движение машин.

– Я не о полиции. Люси, а о… – Мы здесь единственные пешеходы, но говорить вслух все равно страшно.

– А о ком? – Она наклоняет голову и подходит ближе, чтобы слышать.

– О безликих! – Хватаю ее за руку и тащу за собой в тень. – Это от них мы бежим.

– Я думала, мы бежим от полиции!

В голове будто толстый слой ваты.

– От тех и от других. Люси, послушай, не знаю, почему мне раньше это в голову не пришло, но светофоры для них еще один способ увидеть меня. Не знаю, сколько светофоров мы уже прошли, но…

– Тебе не приходило в голову, потому что это бред. – Она выделяет последнее слово, придавая ему особую значимость. – Действие твоего лекарства заканчивается, поэтому-то я здесь и появилась, ты ведь это понимаешь? Тебе становится хуже, возвращаются прежние симптомы, но поверь: это не имеет отношения к реальности.

Люси пытается тащить меня на улицу, но я противлюсь этому.

– Нет. Безликие существуют. Я видел одного в больнице, когда лекарство действовало в полную силу, и он был вполне реален.

– Ты решил, что и Джимми реален, и смотри, что с ним случилось.

– Знаю! – кричу я, но тут же замолкаю и пытаюсь успокоиться. Фары проезжающих машин похожи на ищущие глаза, они заставляют отступить в тень. – Слушай, ты должна мне верить. Ты же знаешь то же, что и я. Выходит, и это знать должна!

– Ты галлюцинируешь, – медленно проговаривает она. – Пытаешься постичь реальность через галлюцинации. Понимаешь, что это полное безумие? Как ты можешь верить себе? Джимми – это доказательство того, что…

– Джимми ничего не доказывает. – Это звучит слишком резко. – Люси, я знаю, что ты иллюзия. Идеальная подружка, созданная больным воображением. Но ведь это не означает, что вообще все подружки – игра воображения? Одна вымышленная подружка не отменяет всю армию подружек – они существуют. Они повсюду. – Сцепляю пальцы в замок и пытаюсь восстановить дыхание. – То же самое и безликие. Если Джимми был игрой воображения, это не значит, что и все остальное тоже игра. Мне казалось, он один из них, и я ошибался, но это не значит, что они не существуют вовсе.

Люси трет лоб:

– Я – твое подсознание, которое говорит тебе, что безликих не существует…

– Ты – мои подсознательные страхи, которые говорят, что я ошибаюсь. Точно так же окружающий мир всю жизнь учил меня думать, что я не прав. Люси, на сей раз я прав. Верь мне!

– Но…

– Если ты любишь меня, то должна поверить. – Я сжимаю руки Люси.

Она смотрит на меня и тоже сжимает мои руки – ее пальцы уверенные, успокаивающие. В глазах отражаются крохотные искорки света. Она кивает:

– Я верю.

– Спасибо.

– А если ты любишь меня, то перейдешь на другую сторону.

– Что?

Она вытаскивает меня из тени, ее хватка сильнее, чем можно было предполагать.

– Ты должен перейти улицу. Мы кварталах в шести от пекарни Мюллера – я там встречала тебя несколько раз, мы ходили на ланч. Помнишь? А оттуда до твоего дома всего миля или две. Но сначала нужно пересечь улицу.

Страх заставляет сопротивляться – это иррациональный страх перед камерами на светофорах. Боюсь и самих светофоров. Каждой фары, каждой машины, каждого безликого водителя; сознание превращает улицу в бушующий поток стальных хищников, которые с воем проносятся мимо на убийственной скорости. Все они ищут меня, все готовы свернуть и раздавить всмятку. Словно град метеоритов, машина за машиной, машина за машиной сваливаются в огромную груду, под которой лежу я. Спотыкаюсь, теряю равновесие, и Люси подхватывает, поддерживает твердой и одновременно нежной рукой.

– Майкл, посмотри на меня.

– Я не могу идти туда…

– Посмотри на меня, – повторяет она. – Посмотри на меня. Загляни в глаза.

Медленно поднимаю голову, вижу абрис ее щеки, темную волну волос, слабый блеск глаз. Я заглядываю в глаза, в которые смотрел столько раз прежде. В глаза, которые полюбил с первого взгляда. И начинаю плакать.

– Люси, ты всего лишь сон.

– Ты любишь меня?

– Да, – рыдаю в ответ.

– Тогда это не имеет значения. Мы перейдем на другую сторону, и все будет в порядке.

– Меня увидят… – говорю я, глядя на огни светофора, но она снова поворачивает к себе мое лицо.

– Смотри на меня, – шепчет она, – только на меня.

Люси делает шаг, тянет меня, и я медленно иду, глядя только в ее глаза. Мы выходим из тени, приближаемся к дороге, ждем на краю. Огни светофора меняются, и я дрожу от страха. Грудь перехватывает, но Люси заставляет смотреть на нее, и мы шагаем на проезжую часть. Левая нога, правая. Дюйм за дюймом. Мимо несутся машины, но я выкидываю их из головы, выкидываю все, кроме бездонных карих глаз Люси.

Полпути пройдено.

Еще три полосы автомобилей, которые сгрудились на перекрестке роем ярких кристаллических жуков. Фары злобно смотрят на нас. Нетерпеливые солдаты в рокочущем строю. Они слишком близко, и я невольно отступаю, делаю маленькие шажки прочь – в сторону встречного движения. Люси тянет вперед:

– Майкл, смотри на меня. Не смотри ни на что, кроме меня.

Зеленое мерцание на асфальте превращается в красное. Рокочущие жуки принимаются возмущенно визжать и гудеть. Пытаюсь прибавить шаг, но так нервничаю, что начинаю двигаться еще медленнее. Пересекаю вторую полосу, за моей спиной с места срываются автомобили. Кажется, что дышать больше невозможно.

– Майкл, я здесь. Не отставай.

Ступаю на тротуар, и позади прорывается дамба, тысячи машин несутся мимо, сливаясь в одно ревущее пятно. Цепляюсь за руку Люси, и она идет рядом со мной, торопясь покинуть перекресток, но один из автомобилей сворачивает и медленно притормаживает у тротуара. Полиция. Сердце бьется сильнее, а по спине струится пот.

– Не волнуйся, – говорит Люси.

Стекло опускается.

– Что-то случилось, сэр?

– Не останавливайся, – шепчет Люси. – Скажи им, у тебя все в порядке.

– Мне страшно.

Она поворачивается к полицейским:

– Я в порядке, спасибо. Просто гуляю.

Бросаю на нее быстрый взгляд:

– Ты же не можешь разговаривать с людьми.

– Вот получилось.

– И он тебя слышал?

– Он слышал тебя, – уточняет Люси. – Не дергайся, он продолжает смотреть на нас.

– Как вы себя чувствуете, сэр? Вы не пьяны?

– Ты идешь нетвердым шагом, поэтому они затормозили, а вовсе не потому, что узнали тебя. Полицейские понятия не имеют, кто ты.

– Я просто… – Сглатываю слюну, глядя перед собой. Внутренний голос кричит: «Посмотри на них – они же без лиц!» Но я отказываюсь смотреть на копов, не позволяю галлюцинации взять верх. – Я иду домой. Все будет в порядке.

– У вас нетвердый шаг, – говорит полицейский.

– Ну, видишь? – вставляет Люси.

– Вы не пьяны? – снова спрашивает он. – У вас ничего не болит?

– Он думает, что ты наркоман.

Неестественно смеюсь, продолжая плестись вперед:

– К сожалению.

На следующем углу мы поворачиваем, полицейская машина следует за нами. Эта улица меньше – всего две полосы, и по встречной медленно приближается автомобиль. Коп сильнее высовывается из окна:

– Что это на вас за комбинезон?

– Они знают, – шиплю я.

– Не останавливайся. – Люси отпускает мою руку. – Я о них позабочусь.

– Дайте-ка взглянуть на вас, сэр, – требовательно произносит полицейский, и они проезжают вперед на несколько футов, готовясь остановиться и перехватить меня.

Люси неожиданно отстраняется, бежит за ними и дальше по улице. Следую за ней, но потом вскрикиваю, понимая, что происходит. Она бежит прямо на встречную машину.

Протягиваю к ней руки и прыгаю с тротуара:

– Люси, нет!

Полицейский за рулем видит и мой прыжок, и бегущую Люси. Замечает ее и водитель встречной и резко выворачивает руль. Полицейский на долю секунды теряет контроль над машиной, но этого достаточно, чтобы уклониться влево. Два автомобиля на малой скорости врезаются друг в друга, раскалываются вдребезги фары, и я снова кричу:

– Люси!

Она где-то между ними.

Она исчезла.

Ищу Люси в тени домов, лихорадочно оглядываюсь по сторонам.

– Люси, где ты? – Словно и не было ее никогда.

Впрочем, так оно и есть.

Слышен визг тормозов, водитель полицейской машины выскакивает из нее:

– Смотри, куда едешь!

– На дороге кто-то был!

Они видели ее – Люси не существует, но ее заметили и свернули, чтобы не сбить. Что происходит?

– Я… – Полицейский замолкает, смотрит на дорогу и показывает. – Он кричал кому-то вот здесь.

Из машины выходит второй коп, сердито хлопает дверцей:

– Каким нужно быть идиотом, чтобы таранить стоящую полицейскую машину?

Никто не смотрит на меня, они выясняют отношения. Бегу прочь от дороги и устремляюсь в узкий проезд, перепрыгиваю деревянный забор и дальше через парковку к следующей улице. Как скоро они спохватятся, что я исчез? Люси была права – теперь я и сам узнаю эту часть города. Отсюда можно найти дорогу домой. Откуда она это знала?

Что тут реально, а что – нет?

Глава 20

Бегу по маленьким улочкам, прячусь от машин и прислушиваюсь, не раздастся ли вой сирены. Доносится свисток локомотива, хотя железной дороги вблизи нет. По крайней мере, мне казалось, что это именно так. Может быть, этот звук реален, а мои воспоминания – иллюзия.

Вот пекарня, где я работал, ее окна темны. Мистер Мюллер закрывается рано, чтобы пораньше встать и начать печь, – как правило, в четыре часа утра он уже на ногах, а если есть специальный заказ, то и раньше. Сейчас духовки выключены, холодны, пусты.

В памяти всплывает еще что-то пустое – пустой город. Что это значит?

Появляется вертолет – темная ревущая дыра в небе. Я теперь нахожусь в жилом квартале. Не меня ли ищет этот вертолет? На всякий случай прилипаю к стволу дерева. Он улетает, и приходится бежать на соседнюю улицу и прятаться под навесом стоянки. Лает собака – сначала где-то вдали, потом ближе. Несусь к следующему дому, на спринтерской скорости пробегаю по лужайке. Все это время удается оставаться в тени, прожектор вертолета отстает на какие-то дюймы.

Еще собаки. Выглядываю из-за машины на дорожку и вижу задний двор – ни ворот, ни собак. Лают где-то в другом месте. Поисковые собаки? Бегу на задний двор, перелезаю через деревянный забор. Лай усиливается, но остается за спиной. Снова выскакиваю на улицу и пробегаю по ней целый квартал. В двух кварталах впереди проезжает полицейская машина – проезжает и пропадает из виду. Луч прожектора рыщет среди домов позади, а я бегу в дальний конец улицы.

Теперь я чую собак – тяжелый запах звериного пота. Они рычат и рвутся с поводков. Ветер работает на меня, и животные не смогут учуять, пока он не переменится. Здесь поблизости есть площадка для гольфа с ручейком. Может быть, вода скроет запах. Пробегаю еще квартал направо, ныряю под закрытый металлический шлагбаум у въезда на парковку. Бегу мимо магазина, где продают принадлежности для гольфа, и несусь дальше, к зарослям. Воздух здесь свежее, хотя запах псины по-прежнему ударяет в нос. Останавливаюсь у деревьев, жду, когда ослабеет рев вертолета, и мчусь по открытой площадке. Ручеек совсем крошечный, я хлюпаю по нему, с трудом переставляя ноги и оглядываясь – не видны ли преследователи. Никто еще не заметил меня. Иду по ручью, пока не упираюсь в дальнюю ограду, потом бегу вдоль нее, нахожу проход. Строения по другую сторону маленькие и ветхие. До дому еще полмили.

Собачьего запаха больше не чувствую и начинаю беспокоиться, не переменился ли ветер. Но и лая тоже нет. Возможно, мне удалось уйти от них по ручью. Наблюдаю из кустов за проезжающей полицейской машиной, а потом бегу в противоположном направлении. За высокой стеной раздаются шаги и крики. Приходится увеличить скорость. Я почти на месте.

Если полицейские обыскивает квартал вокруг моего дома, то, вероятно, предполагают, что я направляюсь к себе. А значит, там засада. Как проскочить мимо них?

Небо взрывается вихрями и шумом. Надо мной внезапно появляется вертолет, прожектор обшаривает лужайку. Бегу к ближайшему сараю – там темно и полный беспорядок, но можно спрятаться. Вертолет летит дальше, оглушительный рев лопастей сменяется лаем собак. Меня нашли. Шарю по полу в поисках какого-нибудь оружия. Домкрат? Нет, пожалуй, слишком тяжел. Откладываю его и продолжаю поиски. Следом летит короткая лопатка, секатор, гнущаяся в руках пила. Наконец нахожу отрезок металлической трубы: длиной дюймов восемнадцать, она ухватистая и увесистая. Выглядываю из сарая, замечаю движущийся черный силуэт на дальней стороне улицы. Когда он исчезает, осторожно выхожу и огибаю сарай в направлении заднего двора. Теперь осталось совсем немного – два-три дома, а там уже мой.

Забираюсь на первый забор, неловко сжимая трубу в руке. Пробираюсь в следующий двор. Ничего. Собачий лай усиливается, вертолет снижается. Бегу по траве и запрыгиваю на очередной забор. Труба мешает, пытаюсь приспособиться к ней, но потом просто перекидываю на другую сторону, а затем перелезаю сам. Еще один пустой двор. Подбираю трубу и мчусь к последнему забору. Замираю при звуке голосов. Опять полиция.

– Ты уверен, что он придет сюда?

Копы уже здесь. Они на подъездной дорожке к моему дому.

Второй голос:

– Так шеф сказал.

Их минимум двое. Медленно преодолеваю последние футы газона, подхожу как можно ближе к деревянному забору, но не касаюсь его. Хрипит рация:

«Подозреваемый был замечен двумя полицейскими на Деймен-стрит, повторяю, Майкл Шипман был замечен. Подозреваемый бежал; возможно, направился домой. Подозреваемый не вооружен, повторяю – не вооружен. Местонахождение пистолета неизвестно».

Взвешиваю отрезок трубы в руке: если они считают, что я не вооружен, это дает мне преимущество. Сколько их там на моей подъездной дорожке? Успею ли я их прикончить, прежде чем вызовут помощь? Прежде чем достанут оружие?

Думаю о Джимми и о личинке в проулке. Смогу ли я вообще напасть на кого-либо?

– Ты представляешь, что он сделал с этим парнем? – спрашивает один из копов. – Выстрелил в упор, прямо в грудь. Просто взял и пальнул – бабах! Без всяких провокаций. Парнишка хотел его успокоить, а тот взял и пальнул ни с того ни с сего, будто для него человека прикончить – что плюнуть.

– Странно это как-то, – говорит второй коп. – Тебе не кажется?

Подхожу ближе, направляясь к краю забора, чтобы посмотреть, что там к чему.

– Странно?

– Ну да, убийство хладнокровное и все такое, но не похоже на другие его нападения.

Снова замираю, прислушиваюсь. Я убил уборщика, да, но полицейский сказал «нападения» – во множественном числе. О чем он говорит?

– Ну и слава богу.

– Да. Но я хочу знать – почему? Почему сначала ты срезаешь десять лиц, а потом вдруг просто пристреливаешь кого-то? И уходишь?

Они думают, я маньяк, но это невозможно, ведь агент Леонард упоминал сотовый телефон. Нет, он сказал, что вроде бы там присутствовал сотовый. Это было только предположение. С силой сжимаю трубу, так что белеют костяшки пальцев. Что делать теперь?

– Ты помнишь того, на складе? – продолжает полицейский. – Он еще висел на крюках?

– Кончай. С чего вдруг ты заговорил об этих делах? И так мороз по коже.

– Поэтому-то я об этом и говорю, – говорит первый. – Мы тут поджидаем не кого-нибудь, а свирепого убийцу. Я вон сколько в тире тренировался, но в жизни ни в кого не стрелял. Я уж не говорю – убивал. А он два десятка укокошил. Что, если он придет сюда? У него все козыри. Ты хочешь закончить жизнь изуродованным и висящим на крюке?

«Убей, – шепчет мне в ухо голос. Потрясенный, я поворачиваюсь, но никого не вижу. – Не медли. Они отвлеклись. Убей их сейчас, иначе они убьют тебя».

Безмолвно кричу: «Тебя нет, ты не существуешь!»

– А знаешь, как он срезает лица? Он пользуется скальпелем и времени не жалеет. Миллиметр за миллиметром снимает кожу и мясо с головы. Он словно ищет что-то. Феликс говорит, что жертвы еще живы, когда он это делает. Живы и в сознании.

«Размозжи им мозги, – требует голос уже громче. Слышат ли его полицейские? – Проломи им черепа трубой – это не труднее, чем разбить яйцо».

Обхожу забор и теперь вижу двоих в темноте, лиц не разобрать.

– Он подсекает сухожилия под кожей, – рассказывает один из них, – и лицо сходит одним кровавым куском.

«Размозжить череп – это так здорово, молотить по нему и молотить, пока ничего не останется. Все твои беды закончатся, и никто тебя не тронет…»

«Нет!» – Я выпрямляюсь, закрываю уши руками и кричу:

– Прекрати говорить!

– Черт возьми! – Полицейские поворачиваются в мою сторону, направляют пистолеты. – Майкл Шипман, бросай оружие!

«Бей их! Ну же!»

«Прекрати говорить!»

– Майкл, бросай оружие! Немедленно!

«Убей их!»

Я бросаю трубу, она громко лязгает о бетонную дорожку.

– Теперь подними руки!

– Подождите, пожалуйста, – говорю я, отступая. Полицейские одновременно делают шаг вперед, их пистолеты по-прежнему направлены на меня. – Дайте мне минуту подумать.

– Подними руки!

Оглядываюсь, пытаюсь заглушить голос, который кричит: «Убей!» Что-то здесь не так. Где все остальные полицейские? Где вертолет и собаки? Почему они не вызывают подкрепление?

Один из полицейских подносит руку к рации, прикрепленной к мундиру:

– Вызывает полицейский Копеки, мы нашли Майкла Шипмана. Повторяю: мы нашли Майкла Шипмана у его дома. Немедленно высылайте поддержку.

– Подними руки! – требует другой полицейский.

«Убей их…» – шепчет голос.

Мотаю головой:

– А где вертолет?

– Летит сюда, – утверждает коп, но я ничего не слышу. – Подними руки!

– Почему вы все время повторяете это?

– Вопросы здесь задаю я! Почему ты убил Джимми?

Поднимаю руки. Неужели полицейские вот такие? Я сталкивался с некоторыми из них, но арестовывают меня в первый раз. Я и представить себе не мог, что это такая… рутина. Они сделали все, только не зачитали мне мои права.

– Вы имеете право не отвечать на вопросы, – произносит полицейский. – Все, что вы скажете, может быть и будет использовано против вас в суде. Вы имеете право на адвоката…

– Вы ведь ненастоящие? – Потрясенный, я смотрю на копов. Вроде они делают все, что, насколько я знаю, должны делать полицейские, – по рации переговариваются, права сообщают. Даже стоят как полагается. – Вы существуете только в моей голове.

– Вы имеете право на адвоката…

– Ну и что дальше?! – кричу я. – Если вы настоящие полицейские, то что там дальше? Я не знаю, а потому и вы этого не можете знать!

– Если вы не… – Он замолкает, недоуменно поглядывая на своего напарника. – Если вы откажетесь от этого права, то адвокат… будет вам назначен.

– Разве так? – спрашиваю я.

– Да, так. А теперь ложись на землю.

Смотрю на них – на одного, на другого, перевожу взгляд на оружие. Настоящие они или нет? Стоит ли рисковать?

Помню, что руки Люси стали сильными и уверенными, когда я принял эту иллюзию. Когда же она только появилась сегодня вечером, руки казались совсем другими – какими-то нереальными. Можно было провести сквозь них пальцами, как сквозь пустоту. Люси обретала реальные черты лишь с моего позволения.

Опускаю руки. Вот оно!

– Прочь с дороги!

– Подними руки и повернись! – приказывает коп.

– Я сейчас войду в дом, – говорю, а сам нервно сглатываю слюну. – Если вы считаете, что можете меня остановить, – попробуйте.

Делаю шаг вперед.

– Ни с места!

Еще один шаг.

– Майкл, я предупреждаю: мы будем стрелять. Повернись и подними руки.

Смотрю на пистолеты, холодный металл поблескивает в лунном свете, черные стволы напоминают бездушные глаза. Еще шаг.

Они отходят в сторону.

– Майкл, не надо. Тебе это не понравится.

– Прочь, – говорю я, проходя мимо. – С вами покончено.

– Мы сообщим об этом!

Останавливаюсь и нервно смотрю перед собой:

– Кому?

– Сам знаешь кому, – глухо звучат их голоса.

Замираю на секунду, меня пробирает дрожь, потом иду дальше. Их слова лишены всякого смысла – они просто пытаются напугать. Дойдя до задней двери дома, поворачиваюсь, чтобы посмотреть на полицейских, но их нет.

Поднимаюсь по ступенькам, пробую ручку – дверь не заперта. Открываю и вхожу.

В коридоре стоит отец с дробовиком в руках.

– Меня предупредили, что ты можешь появиться. – Он взводит курок. – Я им сказал, что ты, с твоими куриными мозгами, и впрямь способен на такую глупость.