Текст книги "Нэпал — верный друг. Пес, подаривший надежду"

Автор книги: Дэмиен Льюис

Соавторы: Джейсон Морган
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Скотт показал письмо Джули. Она позвонила маме и сказала: «Наверное, именно этот парень вытащил Джейсона из болота!»

Просто невероятно, как все сошлось. Мои родители навели справки, чтобы узнать, действительно ли существует этот Стив. Потом и я навел справки. Я связался с этим человеком и сказал, что планирую приехать в Эквадор на операцию. Стив одобрял мое решение. Он хотел меня навестить, и нам, конечно, было о чем поговорить.

Я думал, что если что-то и может вернуть мне память о случившемся, то это встреча со Стивом. Часть моей души с нетерпением ожидала возможности восстановить хотя бы долю утерянного. Я хотел вспомнить. Просто умирал от желания узнать правду, ведь речь шла о таких важных вещах.

Мне хотелось услышать, как Стив опишет автокатастрофу. Я не очень боялся того, что могу услышать. Насколько я знал, речь шла об обычной аварии: внедорожник ехал слишком быстро по опасной горной дороге. А еще мне хотелось сказать спасибо Стиву. Ведь этот парень спас мне жизнь, ни больше ни меньше. Он заслуживал как минимум слов благодарности.

Но больше всего меня вдохновляла возможность стать пациентом доктора Као – этот человек мог вернуть мне подвижность.

И поэтому я должен был задать себе самый сложный вопрос: «Смогу ли я вернуться в страну, которая едва не погубила меня?»

Глава четырнадцатая

В письме-уведомлении о том, что через полгода необходимо вернуть собаку, содержатся также напоминания относительно обучения Нэпала. Это длинный список всего того, что Джим должен уладить до вступительного экзамена – официальной даты возвращения Нэпала в СПНВ. Там перечислены задания, которые собака должна уметь выполнять. Во время следующего занятия для щенков Джим и другие воспитатели обсуждают это с Майком Фаулером. Собак уже научили послушно ходить на поводке, сидеть и стоять по команде и давать лапу. А теперь Нэпал завершает «Расширенный курс для щенков».

Он должен по команде ждать в комнате в течение двух минут, не меняя позы, даже когда наставник его оставляет. Джим приказывает Нэпалу лечь на живот, делает несколько кругов на своей коляске и оставляет пса одного. Мужчина возвращается в комнату через две минуты. Нэпал лежит в точно такой же позе, в которой его оставили. Каким-то образом ему удается понять, чего именно хочет Джим.

Те, кому воспитание собак дается тяжелее, продолжают называть Джима Заклинателем.

Но именно сейчас, когда Джим с Нэпалом находятся на пике славы, их ожидает болезненное падение.

Считается, что год собачьей жизни равен примерно семи человеческим. Получается, что Нэпал сейчас еще ребенок, однако собаки не переживают кризисов роста и не капризничают. Но получив команду «гулять», Нэпал очень любит побегать. Он вырос большой и сильной собакой. Нэпал самый крупный из своего помета, с красивой головой, широкими мощными плечами и внушительным хвостом, массивным, как лапа. Не дай Бог попасться этому псу на пути, когда Джим ведет его на занятие для щенков.

Во всяком случае, так было раньше… до того как Нэпал решил затеять драку со стеной, которой обнесен сад за домом Синди Карлтон. Это плотная кирпичная стена, толстая, построенная на века. Нэпал носится с другими собаками, как сумасшедший, и пытается перепрыгнуть через нее. Не рассчитав, он на полной скорости врезается в стену. Удар такой сильный, что Нэпал выбивает один кирпич, и он выпадает.

Но и Нэпалу тоже досталось.

Джим, сидя в патио, видит все от начала до конца. Он слышит глухой удар. И по протяжному визгу Нэпала – уууууииииииихрррр – Джим сразу понимает, насколько серьезна полученная псом травма.

Никогда раньше Нэпал не издавал таких звуков. И вот Джим видит, как собака падает на землю. Майк Беннет, один из воспитателей, подбегает к Нэпалу. Ему удается удержать пса на месте: если Нэпал будет шевелиться, это может ухудшить его состояние.

Джим потрясен. Судя по тому, что он увидел, карьера Нэпала окончена. Скорее всего, пес сломал плечо, а это означает, что он никогда не станет собакой СПНВ. Полученная травма будет время от времени беспокоить его, а если собака страдает от болей, она просто не сможет день за днем выдерживать напряжение, которое испытывает на службе.

Осмотрев Нэпала, Майк берет его на руки и подносит к коляске Джима. Затем пса укладывают на заднее сиденье «крайслера». Джим готов завести мотор и гнать к ближайшей ветеринарной клинике. Одна из них находится всего в пятнадцати минутах езды, но теперь, когда его питомец в таком тяжелом состоянии, кажется, что это целая вечность.

Нэпал, завернутый в полотенце, лежит на заднем сиденье тихо как мышь. Он не делает ни малейшей попытки пошевелиться. Пес знает о травме и полагается на своего большого друга, который должен все уладить. Джим трогается с места.

Ведя автомобиль на бешеной скорости, он чувствует, как на него накатывают приступы тошноты: ему дурно от страха за собаку. Если у Нэпала сломано плечо, придется наложить гипс и его питомца вычеркнут из программы СПНВ. Джим клянется, что в этом случае оставит собаку у себя. Но десять месяцев его усилия были направлены на то, чтобы сделать из Нэпала самого лучшего пса, успешнейшего из выпускников СПНВ, способного изменить чью-то жизнь. В голове у Джима проносится образ: мальчик с церебральным параличом и аутизмом и собака, одно лишь присутствие которой озарило его жизнь. Мужчина знает, что где-то кто-то ждет и Нэпала. Но после того, что случилось, может и не дождаться.

Джим приезжает в клинику в рекордно короткие сроки. Сегодня суббота, но, к счастью, это станция скорой помощи, которая работает без выходных. Мужчине приходится подъехать в инвалидной коляске к регистратуре и попросить, чтобы кто-то вышел к машине и вытащил собаку. Нэпала быстро уносят на осмотр, а Джим сидит, сгорбившись в своей коляске, невероятно взволнованный, и звонит по телефону.

Сначала он набирает номер ветеринара, который постоянно наблюдает за здоровьем Нэпала.

– Вы не поверите, но у моей собаки очень серьезная травма. Да, она ударилась о стену…

Ветеринар изо всех сил пытается успокоить его:

– Джим, вы делаете все возможное. Обязательно сообщите мне результаты обследования.

Затем Джиму удается связаться с одним из главных кинологов СПНВ. Тот подтверждает его худшие опасения: СПНВ не примет собаку, если станет известно, что у нее были проблемы со здоровьем. Даже если собака выглядит полностью здоровой. СПНВ нужны собаки, способные нести службу восемь-десять лет. Короче говоря, если Нэпал действительно получил серьезную травму, он больше не будет участвовать в программе.

Через два нескончаемо долгих часа ветеринар наконец выходит, чтобы поговорить с Джимом. Его долгое отсутствие не предвещает ничего доброго.

– Есть хорошая новость и плохая, – начинает ветеринар. – Хорошая новость заключается в том, что плечо Нэпала не сломано. Плохая: есть вывих. К счастью, он, кажется, вправился без постороннего вмешательства. Очень сильный ушиб, но ничего не сломано.

Джим позволяет себе слегка перевести дух.

– Ни малейшего перелома?

– Ни малейшего.

– И что это значит? То есть я хочу узнать, сможет ли Нэпал через несколько месяцев получить квалификацию?

– Просто обеспечьте ему покой. Постарайтесь, чтобы он меньше ступал на эту лапу. Как можно скорее отвезите его к постоянному ветеринару, он даст прогноз на более долгий срок. А пока, если пес вдруг начнет отказываться от еды и воды, немедленно привезите его обратно к нам, хорошо?

– Конечно. Если что-то пойдет не так, я его привезу.

Врач дает Джиму упаковку таблеток.

– Это стероиды. Для собаки, не для вас. Они облегчат боль и ускорят восстановление мышц в зоне вывиха. Инструкция в упаковке. Просто обеспечьте Нэпалу покой, насколько это в ваших силах, и пусть полежит в тепле.

– А как долго ему нельзя двигаться? Мне долго держать его неподвижным?

– Через двадцать четыре часа пусть делает что хочет, – говорит ветеринар, взмахнув руками. – Вряд ли собака себе навредит. Но не позволяйте ему пока носиться и прыгать.

Джим едет домой. Его питомец лежит на сиденье со скорбным видом, но кажется, что он в полном порядке. К счастью, ветеринар Нэпала живет меньше чем в миле от дома Джима, так что ездить к нему и контролировать выздоровление пса будет несложно.

Они подъезжают к дому, и Джиму удается выманить Нэпала из машины. Пес, хромая, ковыляет к двери.

Войдя внутрь, человек и собака залазят на диван. Им обоим нужно расслабиться и отвлечься от случившегося. Джим угощает Нэпала несколькими кусочками колбаски «Dick Van Patten». Пес съедает их, но нерешительно, словно говоря: «Мне так стыдно!»

– Ты не виноват, – говорит Джим, обнимая пса и лаская его мягкие, как бархат, уши. – Абсолютно не виноват. Не надо заниматься самобичеванием.

Нэпал виляет хвостом, но диван приглушает удары. «Тогда кто же виноват?» – спрашивают глаза собаки.

– Думаю, стена сама сдвинулась, – пожимает плечами Джим. – Стена сдвинулась. Скорее всего, так и было.

По телевизору ничего интересного, и Джим решает дорассказать Нэпалу свою историю. Его пес не просто хороший слушатель. Он, кажется, получает истинное удовольствие от услышанного и очень счастлив лежать, навострив уши – именно это прописал ему доктор.

– Через двенадцать лет после того случая мне позвонил друг. Сказал, что Фонд просвещения по вопросам инвалидности ищет лектора. «Ты бы не хотел поделиться своими мыслями и опытом?» Я ответил, что хотел бы. Мне позвонили из Фонда и объяснили, что им нужен новый лектор, для того чтобы выступать в школах Южной Калифорнии.

Программа называлась «Инструменты достижения успеха». Цель заключалась в том, чтобы донести до детей без инвалидности: позитивное мышление и упорство способны преодолеть любое препятствие. Фокусируемся не на инвалидности, а на позитиве. Конечно, если это говорит парализованный парень, сидящий в инвалидной коляске, на слушателей его слова производят сильное впечатление.

И я начал выступать. Нужно ведь помогать другим. В конце одного из моих выступлений мальчик-подросток встал, посмотрел мне прямо в глаза и спросил: «Как вы думаете, вы сможете снова ходить?» Я замялся. Мне не хотелось внушать ему пессимизм. Наконец я сказал: «Если мое сегодняшнее выступление заставило тебя о чем-то задуматься, может быть, тебе удастся меня вылечить. Может быть, ты станешь врачом, который найдет решение этой проблемы. Пусть не для меня, но для других, в будущем».

Джим смотрит на Нэпала.

– Знаешь, что случилось потом? Мальчик широко-широко улыбнулся, и его лицо засияло. Это было так чудесно. У меня было более ста выступлений, и, как и в беседах с тобой, я просто рассказывал слушателям свою историю: как я получил травму, как пришел в норму, как преодолевал все это – в таком духе. Я был на лекции под названием «Побудьте один день на нашем месте» в школе в округе Ориндж. Там также присутствовал представитель СПНВ, Эл Райс. Когда мы оба закончили свои выступления, он подошел ко мне и познакомил со своей собакой, большим золотистым ретривером по кличке Мэнни. Я спросил у Эла, что нужно для того, чтобы работать в СПНВ. Меня захватила идея воспитывать собак и помогать детям. Так я мог бы объединить две свои страсти. Я подумал: «Я люблю детей. И собак. Если бы я мог помогать СПНВ, то убил бы двух зайцев одним выстрелом. А еще я мог бы на школьных выступлениях рассказывать о собаках – все дети любят истории о собаках. Ведь это было бы очень хорошо». И я позвонил в СПНВ. Сказал, что хотел бы выращивать щенков. И в самом конце разговора добавил: «Кстати, ничего, что я в инвалидной коляске?» Тот парень засмеялся. «Ну, не знаю. Это, конечно, будет интересно. Думаю, раньше никто не пытался воспитать собаку для СПНВ, сидя в инвалидной коляске». Первую собаку я получил лишь в двухтысячном, через двадцать три года после несчастного случая. Это была Джиджи. А потом был Теренс. Потом ты. Все, конец истории. Знаешь, все это для детей. Поэтому лежи тихо, не волнуйся и выздоравливай.

Джим почесывает Нэпалу шею – любимое место пса.

– Вот почему ты просто обязан поправиться. Где-то далеко есть маленькая жизнь, которую мы изменим.

Глава пятнадцатая

Я решил, что мое желание снова начать ходить достаточно сильно и я готов рискнуть и поехать в Эквадор. Но сначала нужно было собрать тридцать тысяч долларов. Моя семья взялась за дело, основав фонд «Поможем Джейсону Моргану встать на ноги». Две недели длился аукцион пожертвованных разными людьми подарков и услуг (в частности, на продажу был выставлен мяч с автографом Роджера Стаубаха, бывшего квотербека «Даллас ковбойз»), украшений и произведений искусства. И нам удалось собрать нужную сумму.

Возник вопрос: кто со мной поедет? Отец хотел сопровождать меня, но нельзя было оставлять офис без присмотра, пока Джим Лейк-старший восстанавливал силы после операции. Жена тоже хотела бы поехать, но с кем оставить троих маленьких детей? Она решила, что Блейк, Остин и Грант и так пережили слишком много, поэтому не могла рисковать, оставляя их надолго.

А вот у моей мамы таких ограничений не было. Она уже успела вырастить своих детей, а от бизнеса отказалась. К тому же она немного говорила по-испански. Но сама мысль о поездке в страну, где чуть не погиб ее младший сын, превращала маму в комок нервов, особенно учитывая то, что за операцию можно было заплатить только наличными. Наведя справки, она узнала, что перевозить через границу более десяти тысяч долларов запрещено законом. Мама купила себе пояс для хранения денег, сложила туда тридцать тысяч долларов и встала перед высоким зеркалом, проверяя, не видно ли его. В конце концов она решила, что все в порядке.

После несчастного случая прошло полгода. Мы собирались в Эквадор, из Далласа в Кито. В аэропорт меня отвезла Карла. Мы были уже на полпути, когда я случайно оглянулся. Моей коляски в машине не было.

– Карла, где моя коляска?

Я был в панике. «Разве я смогу попасть без коляски в самолет? – думал я. – Разве я вообще куда-то смогу попасть?»

Карла была уверена, что погрузила ее. Видимо, коляска каким-то образом вывалилась. Мы развернулись и поехали назад. Коляску мы нашли на переезде через железнодорожные пути. Вероятно, фургон немного подбросило, задняя дверца приоткрылась и коляска выпала. Она чудом приземлилась на колеса и не пострадала. Карла снова погрузила ее в машину, мы убедились, что она надежно закреплена, и поехали дальше.

В аэропорту мы встретились с мамой и папой и подбодрили друг друга перед расставанием. Я был растерян. Обычно я ездил в такие места как боец элитного спецподразделения, со своими товарищами, а теперь не мог защитить даже себя, не говоря уже о маме.

А она была ни жива ни мертва. Она не отходила от отца, пока не закончили объявлять посадку на рейс «Continental Airlines». Мама знала, что, расставшись с мужем, останется наедине с прикованным к инвалидной коляске сыном и отправится с ним в страну, которая едва его не убила. Она не знала, справится ли.

В конце концов, выбора не осталось: либо пройти через металлоискатель, либо отказаться от полета.

Мама заставила себя оторваться от отца, зная, что на поясе у нее тридцать тысяч долларов. Она не помнила себя от волнения. Вдруг сканеры еще до посадки покажут, что она везет деньги? Или еще хуже: вдруг ее задержат на таможне в Кито? «Что они сделают с пожилой американкой, пытающейся незаконно провезти в их страну тридцать тысяч долларов? – думала она. – Какое обвинение мне выдвинут?» Могло случиться что угодно. Ее могли обвинить даже в том, что она приехала в Эквадор, чтобы купить наркотики.

Когда мы добрались до самолета, мама рыдала. Ей было очень страшно и тяжело под грузом такой ответственности. Прежде она путешествовала с большим и сильным мужем или большими и сильными сыновьями. А теперь все встало с ног на голову. Она должна была отвечать за меня и мою инвалидную коляску. За тридцать тысяч долларов. За специальный складной матрас, который защищал меня от пролежней. За наш с ней багаж, в котором лежало все необходимое для того, чтобы провести три недели в Эквадоре. Утешением маме могло служить только электронное письмо от одной из сотрудниц доктора Као. Она писала, что встретит нас в аэропорту Эквадора.

Незнакомка в чужом городе, населенном большим количеством людей.

В городе, где полгода назад я едва не умер.

Но мои мама с папой часто повторяли, что их надежда сильнее, чем все страхи вместе взятые, и это помогало им идти вперед. Мама разузнала больше о докторе Као и его работе. Он был одним из ведущих специалистов Института позвоночника при Университете Майами. Доктор Као добился таких потрясающих результатов, возвращая подвижность парализованным, что спрос на его услуги увеличивался с огромной скоростью.

Мы летели уже час, как вдруг услышали роковые слова: «Это ваш пилот. Хочу сообщить, что в Кито сильный туман. Мы не можем приземлиться, поэтому направляемся к ближайшему аэропорту. Это город Гуаякиль, расположенный на тихоокеанском побережье Эквадора».

Это было невероятно.

Мама взглянула на меня. Лицо у нее было пепельно-серое, нижняя губа дрожала.

– Гуая… как там? Господи, где это? Джейсон, дай мне парашют и вытолкни из самолета.

– Гуаякиль далеко от Кито, это я точно знаю. Мы влипли.

Она смотрела на меня широко раскрытыми, полными отчаяния глазами.

– Мы даже не можем позвонить и сказать, что нас не будет. И когда мы приземлимся, никто нас не встретит. Джейсон, что делать?

– Мама, они просто обязаны посадить самолет в Кито. Нельзя менять направление. У меня завтра операция.

– Я знаю.

Мне удалось остановить проходившую мимо стюардессу.

– Мэм, я должен попасть в Кито. У меня назначена операция. Мне очень нужно быть в Кито.

– Мне жаль, сэр. Здесь много людей, которым очень нужно быть в Кито, но мы просто не можем приземлиться там из-за тумана.

– Но у меня запланирована операция…

– Простите, сэр, мы не можем приземлиться в Кито.

– Но…

Стюардесса уже шла дальше по проходу.

Мама молча повернулась к иллюминатору, застыв от ужаса. Внизу была белая пелена облаков.

Самолет пошел на посадку в сумерках. Мы вырвались из облаков. Внизу светящиеся ленты улиц разбегались к горизонту. Это место казалось большой, страшной расползающейся кляксой. Вообще-то Гуаякиль второй по значению город в Эквадоре, после Кито. Кито расположен высоко в Андах, а Гуаякиль раскинулся на прибрежной равнине.

Мы с мамой совершенно не знали, что будет дальше.

Самолет приземлился. Меня в коляске снесли по трапу и поставили на взлетно-посадочную полосу.

По одну сторону от аэропорта раскинулся город, по другую виднелась рваная бахрома пальмовых деревьев. Я сразу узнал этот воздух: жара и влажность, запах сырости, гниения и буйной растительности. Жужжали мириады ночных насекомых. В памяти у меня вмиг возникло задание, когда мы прыгнули с парашютом, чтобы подстерегать в засаде лодки с наркотиками.

«Господи, что на меня нашло, когда я решил сюда вернуться?»

Пассажиры толпой хлынули к терминалу. Мы с мамой двигались, как на автопилоте. Что нам еще оставалось? Мама была в таком шоке, что не замечала сотрудников таможни и не волновалась из-за денег у себя на поясе. Она как будто скрылась куда-то, где проблемы просто не могли ее достать. Словно в тумане, мама тащилась через зону прилета. Потом ей пришлось взять с конвейера все наши сумки и рюкзак и сложить в тележку. Когда она отъезжала с тележкой от конвейера, к нам обратился сотрудник Continental Airlines.

Он махнул рукой, указывая на выход:

– Там стоянка такси. Таксист знает, куда вас везти. Идите туда, хорошо?

«Хорошо?!» Нет, черт возьми, ничего хорошего тут нет. Но мы были слишком обессилены, чтобы спорить.

Мы двинулись на стоянку. Мама толкала перед собой тележку с горой наших сумок, я катился в своей коляске.

Во время операций в Эквадоре наше подразделение было расквартировано в захудалом городке Коко. Там было полно кокаина. Улицы вокруг аэропорта в Гуаякиле показались мне точно такими же: шумным царством хаоса и беззакония.

Мы направились к первому в очереди такси, маленькой желтой машине, похожей на японскую «тойоту». Водитель выскочил нам навстречу и схватил тележку. Я даже представить себе не мог, как он собирается засунуть меня, маму, весь наш багаж, коляску и матрас в свою машину.

Я смог подъехать к пассажирской дверце, приподняться над коляской, подтянувшись на руках, и перебраться на сиденье. Но мама еще не успела научиться разбирать и складывать коляску. Водитель отсоединил колеса – это было довольно легко. Потом посмотрел на крышу своей машины. На ней не было багажника, но это не помешало таксисту пристроить там мой матрас, а сверху – коляску и привязать все это веревкой.

Он широко улыбнулся нам с мамой:

– Ningun problema. Todo va bien!^[1]

Водитель не говорил по-английски, но мама знала испанский достаточно хорошо, чтобы понять, что он сказал дальше: «Мне известно, куда нужно ехать. Я отвезу вас в отель».

Что касается нас, нам ничего известно не было. Таксист мог завезти нас куда угодно.

Он сорвался с места, как сумасшедший. На моей коляске и так остались вмятины и царапины после утреннего происшествия на железной дороге. Теперь же я подумал, что ей конец. Когда мы во весь опор влетели за поворот, я повернулся к маме.

– Так и есть. Нет больше моей коляски. Хорошо бы операция прошла успешно: у меня нет другого выбора, кроме как уйти отсюда на своих двоих!

Я пытался шутить, но на самом деле ужасно нервничал.

Наконец мы добрались до отеля. Мама вышла из машины и – о чудо из чудес! – коляска была на прежнем месте. Они с водителем заново собрали ее и придерживали, пока я усаживался.

Мы отблагодарили таксиста как могли и двинулись к отелю. Там не было пандуса для инвалидных колясок.

– Ningun problema! – сказали нам портье. – Está bien! Bueno!^[2]

Они подняли меня в коляске по лестнице и внесли внутрь.

Когда мы поселились в отеле, я повернулся к маме:

– Знаешь что? После всего этого мне чертовски хочется выпить.

Она нашла бар. Конечно же, к нему вела длинная лестница.

– Как же ты попадешь туда, Джейсон? Тут столько ступенек…

– Мама, я хочу выпить, и мне все равно, сколько тут ступенек.

Я помахал барменам и жестами показал, что меня нужно поднять по ступенькам. Едва они успели понять, что мне нужно, как расплылись в улыбках:

– Ningun problema! Está bien! Bueno!

Бармены перенесли меня в бар. Я заказал нам с мамой по пиву «Bandido Alta». Это было как раз то, что нужно: держать в руке пиво. После всего, что случилось за последние сутки, мы это заслужили.

Мы выпили пива и что-то съели, стараясь успокоить издерганные нервы. Когда наши сердца начали биться более-менее спокойно, мы с мамой попросили парней из бара перенести меня в номер. Мы были так измучены, что отключились, даже не раздеваясь. Нам сказали, что мы должны быть готовы снова отправиться в аэропорт в шесть утра.

На следующее утро мы выехали еще затемно. Названия отеля мы так и не узнали. Мы прибыли в аэропорт, но никто, казалось, не понимал, что происходит. Мы ждали, и через некоторое время нас попросили пройти на посадку. Мы так и сделали, хотя никто и не объяснил нам, куда мы летим. Самолет оторвался от земли. Мы терялись в догадках, попадем ли мы в Кито и будет ли нас там кто-нибудь встречать.

Представьте себе наше облегчение, когда самолет приземлился в Кито. Я понял это по пейзажу – вздымающимся горам, поросшим джунглями и увенчанным клочьями белоснежного тумана. Меня снова вынесли из самолета.

Не успела моя коляска коснуться земли, как раздался крик:

– Джейсон! Джейсон Морган! Джейсон! Мы ждем вас!

Я взглянул на людей, толпившихся в зоне прилета. Нам отчаянно махала рукой какая-то женщина. Думаю, ей легко было узнать Джейсона Моргана. Тут не было других гринго в инвалидных колясках.

Мы с мамой направились прямиком к ней.

– Вы Джейсон, а вы, наверное, Патти! И я Патти! Меня тоже так зовут!

Мама больше не могла сдерживаться. Нагнувшись поверх ограждения, она вцепилась в свою тезку и разрыдалась. С тех пор как мы уехали из США, мама практически за все отвечала одна. У нас почему-то не работали мобильные телефоны, и мы не знали, найдем ли мы Интернет. Она рыдала от облегчения, что у нас все получилось и нас встретили.

Меня и маму усадили в мини-фургон и вывезли из Кито. Я воспрянул духом, когда увидел, что фургон оборудован для людей с инвалидностью. Там была платформа для въезда и место для хранения коляски. Дела налаживались.

В часе езды к востоку от Кито находился Кумбайя, чистенький городок, который доктор Као выбрал для своей клиники. Здание было опрятным и удобным на вид. Там были свои жилые помещения, и нам с мамой выделили комнатку с одной кроватью. Учитывая обстоятельства, моя мама неплохо держалась. Она постелила себе на диване, чтобы я мог спать на кровати. Потом избавилась от наличных: тридцать тысяч долларов она положила в сейф клиники, вздохнув с неимоверным облегчением.

Пока меня готовили к операции, мама вышла с Патти купить немного роз. Выращивание цветов – крупный бизнес в Эквадоре, и целая охапка этих цветов стóит меньше доллара. Мама сказала мне, что каждое утро будет выходить с Патти на улицу и покупать свежие цветы, просто чтобы наш день был ярче.

Мою операцию и так уже отложили больше чем на сутки, поэтому мне сделали анестезию, как только я был готов.

Девять часов спустя доктор Као закончил операцию. Я очнулся, когда он мыл свои инструменты. Хирург спросил, как я себя чувствую. Думаю, это был формальный вопрос, чтобы убедиться, что я нахожусь в сознании, в мире живых людей.

Я сказал, что чувствую себя хорошо, но у меня ужасно болит голова. Доктор Као ответил, что этого и следовало ожидать: это был побочный эффект операции. Боль со временем прекратится, а пока мне должны были дать какое-то обезболивающее.

А потом доктор Као сказал:

– Джейсон, пошевелите ногами, пожалуйста.

Я так и сделал, передавая команду из мозга туда, где должны были находиться мышцы правой ноги.

– Хорошо, – улыбнулся доктор Као. – Прекрасно. Взгляните, они шевелятся.

Я поднял голову и снова скомандовал своим нижним конечностям: «Шевелитесь!»

Мышцы на бедре напряглись и расслабились. Потом еще раз. Я приложил больше усилий и смог даже согнуть колено. Ничего себе! В тот момент я едва не заплакал.

Мама была рядом со мной. Она плакала. Думаю, она рыдала почти так же сильно, как тогда, когда оторвалась от папы в аэропорту Далласа.

Вы только представьте себе! Представьте, что способность хоть чуть-чуть пошевелить ногой может быть чудом.

Для меня это было именно чудом.

Глава шестнадцатая

Шеннон и Джефф Ре – супруги и партнеры по бизнесу. Их ветеринарная клиника «Ранчо Сан-Карлос» находится всего в квартале от дома Джима Зигфрида. Прежде они заботились о Джиджи и Теренсе, так что уже привыкли к собакам, которых Джим выращивает для СПНВ. Супруги Ре даже попросили Джима обучать их собственных собак.

Примерно через неделю после столкновения Нэпала с кирпичной стеной Джефф проводит тщательный осмотр и сообщает Джиму, что его пес в полном порядке.

– Выглядит он хорошо. Пусть бегает. Пусть делает что хочет.

– Правда? Так скоро? Господи, это просто невероятно… А как насчет стероидов и обезболивающих?

Джефф смотрит на Нэпала.

– Судя по всему, ваш питомец не испытывает ни малейшей боли. Если вдруг ему все же станет больно, можете что-нибудь дать ему, но не стероиды. Он молодой, сильный и находится в надежных руках. Пусть поправляется естественным путем, в удобном для себя темпе.

Джим едет домой на «крайслере», чувствуя себя невероятно счастливым. Он думает, что быстрое выздоровление Нэпала нужно отпраздновать. Открыв холодильник, мужчина достает редкое, особенное лакомство – «Frosty Paw». Это мороженое со вкусом арахиса или ванили, производимое Purina специально для собак. Джим разрывает обертку и протягивает пластмассовый стаканчик питомцу.

– Это тебе. Твое любимое. «Frosty Paw».

Пес удивленно смотрит. «„Frosty Paw“? Ты не шутишь? Чем я это заслужил?»

– Ты напугал меня, мой маленький друг. Но теперь все позади. Так что неси это во двор и угощайся от души.

Нэпал берет стаканчик в зубы и выходит на задний двор. Пока он лакомится собачьим мороженым, Джим пишет короткое письмо с последними новостями для СПНВ, прикрепляя отчет Джеффа Ре о выздоровлении Нэпала. Каждый месяц он отправляет такие письма, сообщая СПНВ, как продвигается обучение собаки и нет ли с ней проблем.

Письмо написано, стаканчик вылизан дочиста, и Джим выводит пса на небольшую прогулку, а сам катится рядом в коляске. Через некоторое время он ненадолго спускает Нэпала с поводка. На следующей неделе он каждый день позволяет своему питомцу носиться без поводка чуть дольше, и пес каждый раз послушно прибегает к нему.

Жизнь скоро возвращается в привычное русло, и это, похоже, нравится Нэпалу. Рано утром человек с собакой забираются в «крайслер» и едут на работу. Нэпал совершает обход офиса и разносит почту. После обеда они едут домой, останавливаясь по пути на футбольном поле для вечерней тренировки. Нэпал снова приносит подставку для мяча.

Джим звонит в СПНВ, чтобы сообщить хорошую новость: Нэпал готов к выпуску. Физически он сильнее, чем когда-либо. Джим лишь не уверен до конца, готов ли пес к предстоящей разлуке морально. А может быть, он больше переживает за себя?

По этому поводу для Джима есть хорошие новости. Гейл Кин пишет ему электронное письмо: Теренса свели с еще одной собакой. Щенки ожидаются через несколько недель. Если Гейл все правильно посчитала, Джим сможет забрать одного из них как раз за пару недель до расставания с Нэпалом, чтобы смягчить боль предстоящей утраты.

Нэпал, конечно же, считает дом Джима своим. Одна из главных проблем при возвращении собаки в СПНВ – боль разлуки. Это стресс, который может испытывать молодой пес, оторванный от своего дома и наставника. Но в СПНВ есть стратегия для преодоления этого. Когда Нэпал достаточно восстановит здоровье после травмы, Джим начнет отправлять его на ночь в дом другого воспитателя щенков, чтобы приучить к разлуке. Сначала время от времени, на выходные, потом, постепенно, на четыре-пять дней. Нэпал поймет, что спать и получать еду и ласку в другом доме вполне естественно и что существуют и другие люди, которым можно доверять. А вот если бы он до самого конца оставался только с Джимом, то неминуемо испытал бы боль утраты.

В самом худшем случае собака полностью отказывается от еды и начинает плохо относиться к своим собратьям. Она может даже укусить кого-нибудь, потому что испытывает огромный стресс. В конце концов, от переживаний она может заболеть.

Люди могут переносить разлуку так же болезненно, как и собаки. Джим хорошо это знает. Он пытается успокоиться и восстановить внутреннее равновесие, но это невозможно. Отправляя Нэпала ночевать в чужой дом, Джим каждый раз думает: «Эта собака все понимает. Понимает, что очень скоро мы расстанемся. Нэпал знает, что мы готовимся к разлуке. И ему так же грустно, как и мне».