Текст книги "Нэпал — верный друг. Пес, подаривший надежду"

Автор книги: Дэмиен Льюис

Соавторы: Джейсон Морган
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Я перебираюсь в гоночную коляску, и Мелисса подвязывает мне правую ногу, закрепив ее в найденном нами оптимальном положении: точно впереди. Я готов к пробегу настолько, насколько это возможно.

С самого старта начинается сущий ад. В лицо хлещет мокрый холодный ветер. Первый отрезок пути, идущий в гору, кажется бесконечным, зато под гору я пролетаю мигом, и от трения рвутся перчатки. Мне нужны запасные, иначе я не смогу прокручивать обручи и поддерживать скорость. Я высматриваю Мелиссу и остальных на нашем первом условленном месте, но там никого нет.

Проехав первые пять миль, я отправляю СМС: «Люди, где вы? Мне срочно нужны перчатки».

Я проезжаю еще две мили и отправляю еще одно СМС, уже нервничая: «Люди, вы где? Мне нужна помощь!»

Проехав в общей сложности десять миль, я чувствую отчаяние. Дождь хлещет сплошной серой завесой. Вода смыла смазку с перчаток и обручей. На одном из подъемов обручи меня уже не слушаются. Еще немного – и я встану намертво.

Я въезжаю на еще более крутой склон. Мышцы на руках и плечах горят огнем. Я почти буксую. Меня обгоняет какой-то бегун. Он предлагает подтолкнуть меня вверх по склону. Я отказываюсь. Либо я все сделаю как положено, либо вообще не буду делать. Если бы только знать, где Мелисса и остальные! Я настроен ехать дальше, один, без помощи. Перчатки снова и снова соскальзывают с мокрых ободов.

Я подползаю к отметке в тринадцать миль. Это почти половина, а моей команды все еще не видно. Понятия не имею, что с ними произошло. Я уже не знаю, могу ли двигаться дальше, но напоминаю себе о собственном обещании: «Полный марафон». Я не даю себе останавливаться, хотя мне отчаянно нужны новые перчатки, спрей для ободов и энергетический напиток. Как ехать дальше, если я не могу удержать обручи? Как заставить мышцы работать, если силы на исходе? Я ведь думал, что моя группа поддержки постоянно будет рядом.

«Приближаюсь к тринадцатой миле. Где вы? Какого х…?» – пишу я.

По-настоящему сильные ругательства – это не мое. Меня ведь называли Чертом, помните? Это сообщение лишь показывает, в каком я отчаянном положении.

Я и не подозреваю, что у моей группы поддержки большие проблемы. Проводив меня на старт, они возвращались в отель за велосипедами, и тут оказалось, что дорога перекрыта из-за сообщения о бомбе. Им пришлось сделать огромный крюк. В итоге они бежали вдоль восьмиполосного шоссе, чтобы попасть в отель. Наконец они добрались и прыгнули на велосипеды, но тут началось самое худшее.

Из-за перекрытых дорог они поехали через болото. Может быть, изначально там был сквер, но в данный момент его по колено залило грязной водой. Ураган «Сэнди» вступил в свои права, и ветер с дождем бушевали вовсю. Ехать на велосипеде через этот потоп было невозможно, поэтому Билл, Триша и Мелисса пошли пешком, таща за собой велосипеды. Они увидели мост, а на нем толпу бегунов. Где-то в хвосте они надеялись найти меня – скрюченного в коляске, измученного, вымокшего до нитки, но продолжающего ехать. Вопрос заключался в том, как подняться с полузатопленного поля на этот мост.

Они увидели дорожку, ведущую к каким-то ступенькам. Но ступеньки почему-то обрывались посреди склона. Последнюю дюжину футов Билл вынужден был ползти на четвереньках. Трише с Мелиссой каким-то образом удалось протолкнуть велосипеды вверх, к Биллу. Он сгрузил их на тротуаре, а потом девочки вскарабкались вверх по склону.

Они оказались на двадцатой миле марафона. В последнем моем сообщении говорилось о том, что я на тринадцатой миле.

Мелисса думала, что я позади них. И она скомандовала Биллу с Тришей ехать к финишу, а сама побежала в противоположном направлении. Теперь кто-то из них точно должен был встретиться со мной.

– Не может быть, чтобы он уехал далеко! – крикнула она. – Мы нужны ему! Ему нужны наши рюкзаки!

В тот момент я как раз приближаюсь к шестнадцатимильной отметке. Ветер хлещет в лицо, пытаясь отбросить меня назад, ледяные струи дождя лупят по обнаженной коже. Я сижу, скорчившись в своей коляске, уже добрых три часа. Боль пронзает спину, как молния. Теперь я понимаю, как далеко назад отбросила меня ампутация. Я никогда не смогу наверстать потерянное время тренировок. Перчатки превратились в лохмотья. Руки и плечи горят, и в то же время я продрог до костей.

Переломный момент. Я уже почти не надеюсь на свою группу поддержки и не знаю, смогу ли ехать дальше. Я смотрю вперед, в серую пелену обжигающего ледяного ветра. Капли дождя барабанят по дороге, как пулеметная очередь. Дорога поднимается к мостику. Еще один чертов холм, а я уже почти не могу удерживать обручи. В водостоке на обочине бурлит грязная вода и с чавканьем исчезает под решеткой канализации, словно насмехаясь надо мной.

«Проехать марафон! Кого я обманывал?»

И тут я вижу! Вижу впереди нечто странное. Какой-то безумец проталкивается через толпу бегунов, в противоположном направлении. Он бежит не туда!

Это женщина. У нее насквозь промокшие светлые волосы и отчаянное выражение лица. Мы одновременно замечаем друг друга.

Редко я чувствовал такую радость от встречи с кем бы то ни было. Мелисса рассыпается в извинениях. Она вынимает из рюкзака ветровку и накидывает на меня. Дает мне новые перчатки. Выливает на ободки уйму спрея. Кормит меня сладким энергетическим гелем. Я жадно глотаю. Мелисса напоминает, что на финише меня ждет мой пес.

Я снова отправляюсь в путь. Мелисса бежит позади, впопыхах рассказывая о приключениях моей команды: ложное сообщение о бомбе, окольные пути, буря, перетаскивание велосипедов вброд через затопленный парк, подъем по склону. Несмотря на все это, я не могу удержаться от смеха. Но и сам я рассказываю, что мне было очень тяжело. Местность оказалась более холмистой, чем мы думали, а уж из-за погоды и вовсе начался сущий ад. Последние несколько миль я еду против ветра, а ехать в коляске против ветра намного тяжелее, чем бежать, потому что коляска – это дополнительный вес.

Последние шесть миль Мелисса пробегает со мной. На двадцать третьей миле к нам присоединяются Билл и Триша. Они очень мне помогают. Ветер и дождь усиливаются до предела, но Билл неустанно выкрикивает слова поддержки. Толпа бегунов выстраивается вдоль дороги, и слова Билла побуждают их приветствовать меня:

– Ветеран-инвалид приближается к финишу! Ветеран-инвалид приближается к финишу!

Крики и аплодисменты придают мне сил. Последняя миля – сущий ад. Это подъем в гору. Дорога неровная, ехать тяжело, но толпа неистовствует, видя, как я ползу к финишу.

Это помогает мне держаться, и откуда-то берутся силы, чтобы преодолеть последние ярды. Пересекая финишную прямую, я расправляю плечи. Все! Мне на шею вешают медаль. Кто-то набрасывает на меня фирменный водонепроницаемый плащ Марафона морской пехоты, потому что меня бьет озноб от холода и усталости. Я едва не отключаюсь.

Боль накатывает волной. Мелисса понимает, как мне тяжело. Редко мне бывало настолько плохо. Я больше пяти часов просидел скрючившись в коляске, и спина болит просто неимоверно. Чтобы не потерять сознание, мне приходится выползти из коляски и распластаться на животе. На финише есть палатка для оказания медицинской помощи, но у меня нет сил перелезть на койку. Кажется, медики не понимают, что со мной делать.

– Положите его на носилки! – кричит Мелисса. – На носилки!

Я оказываюсь на носилках, потом на койке, и Мелисса прикладывает к моей спине лед. Медленно, мучительно медленно волны боли начинают отступать, и в голове у меня немного проясняется. Я лежу и думаю: «Я сделал это. Проехал марафон». Я не пробежал его, как говорил когда-то. Но был настолько близок к выполнению обещания, насколько это в принципе возможно. «Вы никогда не сможете снова ходить. Вам никогда не видать марафона». А я это сделал.

Я просматриваю свои занесенные в компьютер результаты по каждой миле. Некоторые мили я проехал меньше чем за четыре минуты. Когда ветер дул в спину, можно было не напрягать руки, меня и так подталкивало. Но на самых трудных участках, вверх по склону и навстречу ветру, я проезжал милю за тринадцать минут. Обычная ходьба и то быстрее.

Меня находит Джон Либонати и сообщает хорошую новость: я прибыл пятым из всех колясочников. Учитывая обстоятельства, это почти чудо. Мы празднуем. Радуемся простому факту, что мне удалось обуть скептиков. Почти все говорили, что с ампутированной ногой невозможно проехать марафон, но мои родители всегда в меня верили, и сыновья, конечно, тоже. Джон с Мелиссой поддерживали меня на сто процентов. Без их помощи мне бы это ни за что не удалось.

Но главное, мне не удалось бы это без моего Нэпала – так я им говорю. Милая морда оказывается у моего лица. Я лежу на койке, изнуренный и терзаемый болью, у меня на спине мешочки со льдом, а мой пес говорит мне: «Я знал, что ты сможешь. Знал. Мы сделали это вместе. У нас все получилось».

Я оглядываюсь на все, чего добился с тех пор, как получил травмы, и понимаю, что он прав: у нас все получилось. Я снова ходил. Я прошел целых двести пятьдесят шагов. Ездил на лошади. Научился плавать с аквалангом. Участвовал в Играх воинов и, по правде говоря, кое-что сделал для своей команды. А теперь я проехал марафон. Кажется, в списке моих желаний осталось только одно, самое волнующее: прыгнуть с парашютом.

Но думаю, что кое-что все же невозможно и останется таким навсегда.

Глава тридцать третья

В тот вечер у нас праздничный ужин. Джон Либонати говорит нечто очень трогательное. Он начал писать книгу для детей. Основная идея в том, что собаки абсолютно все понимают (пусть даже большинство людей в это и не верят). Собаки знают, что их жизнь коротка (десять-пятнадцать лет) – и поэтому нужно взять от нее все. Вот почему они всегда счастливы и полны любви и желания играть.

– Я хочу на примере собак научить этому и людей. Детей, – объясняет Джон. – Собаки очень верные. Они всегда вам рады. Даже если вы уйдете всего на пять минут, они будут вне себя от счастья, когда увидят вас снова. Собаки становятся злыми лишь тогда, когда их учат этому люди. Они способны радоваться даже мелочам. А Нэпал – живое воплощение всего этого.

Мой пес лежит под столом – ему необходима сиеста. Он снимал мою боль после марафона и теперь полностью обессилен.

– Им не нужна роскошь, – продолжает Джон. – Они понимают, что их жизнь очень коротка, и поэтому стараются пережить как можно больше моментов, наполненных любовью, верностью и счастьем. У нас, людей, впереди целые десятилетия. Мы не ценим жизнь. Мы становимся мелочными и забываем о том, что по-настоящему важно. О счастье, верности и помощи другим. А собаки всегда помнят об этом. Мы очень многому можем у них научиться. – Улыбнувшись мне, он заглядывает под стол. – Меня вдохновил на это Нэпал.

Вот это человек! Кажется, он сумел выразить волшебство собак несколькими отточенными фразами. А еще Джон организовал нашу с Нэпалом поездку в Белый дом.

Я несколько дней восстанавливаю силы после марафона. У меня появляется время заняться Нэпалом. Я тщательно чищу ему зубы собачьей пастой (которая так мерзко пахнет), протираю уши ваткой, купаю и вычесываю его, пока его шерсть не начинает сиять. У меня вошло в привычку раз в месяц отправлять Нэпала в PetSmart на полный комплекс процедур, но его не спешат возвращать. «Можно он побудет у нас еще немного? Пожа-а-алуйста!» Люди не хотят расставаться с моим псом.

Я привел Нэпала в порядок и понимаю, что мы готовы. На работе у Джона Либонати есть старинная пословица: «С Секретной службы не уходят». И Джон яркое тому подтверждение.

К Белому дому нас привозит лимузин. Он влетает в ворота и высаживает нас у входа в западное крыло здания. На каждом шагу агенты Секретной службы смотрят на «удостоверение» моего пса. «О, агент Нэпал, легендарный пес. Теперь он в нашей команде».

Мы надеемся встретиться с президентом Обамой, чтобы поговорить о собаках-помощниках, но у него, к сожалению, слишком плотный график. Это означает, что мы не попадем в Овальный кабинет, а мне всегда так хотелось там побывать.

Я командую Нэпалу подтащить мою коляску к столбикам заграждения. Приподняв ногу с коляски, ставлю ее за ограждение. Теперь никто не сможет сказать, будто я не переступал порог Овального кабинета.

Один из сопровождающих нас агентов говорит, что и Нэпалу нужно оказать эту честь:

– Черт возьми, ваш пес должен побывать в Овальном кабинете! Иначе нельзя.

Я «случайно» роняю ключи по ту сторону ленты. Нэпал пулей пролетает под лентой, хватает ключи и бросает их мне на колени. Он так неистово машет хвостом, что едва не сносит столбики заграждения. Теперь моя собака переступила порог Овального кабинета, совсем как я.

Думаю, Нэпалу мешает быть идеальным псом– помощником лишь одно: он очень привередливо выбирает места для туалета. Собаки в СПНВ должны ходить в туалет на любой поверхности, по команде. Псам-помощникам иногда приходится работать в таких местах, где нет деревьев или травы, поэтому их приучают к щебню и гудрону.

Но Нэпал этого терпеть не может. Он стойко держится, пока не находит пятачок, заросший травой. Для собаки-помощника это может считаться недостатком, потому что означает большие неудобства для ее подопечного. Кроме того, собак-помощников обучают очень быстро есть, чтобы хозяину не приходилось ждать. Еду Нэпал глотает без проблем. Но вот в том, что касается туалета…

Для такой собаки Вашингтон не лучшее место, а Белый дом и подавно. Чувствуя, что Нэпалу нужно в туалет, я говорю об этом агентам Секретной службы и спрашиваю, где нам найти клочок травы.

Они переглядываются, в глазах у них пляшут веселые чертики.

– Розовый сад в вашем распоряжении.

– Вы шутите?

– Нет, сэр. – Они кивают на двери, ведущие в знаменитый Розовый сад. – Агент Нэпал может свободно пользоваться Розовым садом для большой и малой нужды.

Вот так Нэпал становится одной из немногих собак – пожалуй, единственной, – которая входит в Розовый сад с такой целью. Думаю, для моего четвероногого спутника это невиданная честь. А в конце экскурсии, нажав носом кнопку для людей с инвалидностью, Нэпал еще и открывает дверь знаменитого зала брифингов, где президент встречается с журналистами. Жаль, что нам так и не удалось увидеть президента и перекинуться с ним словечком о собаках-помощниках, но в Вашингтоне все равно потрясающе!

Билл, Триша, Мелисса и я прощаемся с Джоном до следующего раза. Нэпал целует и обнимает его. Мы летим в Даллас/Форт-Уэрт с осознанием того, что я сделал нечто невероятное: проехал марафон.

Вернувшись в Мак-Кинни, мы отправляемся в наше любимое заведение, ирландский паб Delaney’s, и до поздней ночи празднуем. Нэпал здесь такой частый гость, что большинство посетителей узнают его.

Уезжаем мы поздно. Я еду в своей коляске на стоянку для людей с инвалидностью, и тут мимо проносится какой-то недоумок на пикапе. Скорость – миль пятьдесят, он нас чуть не сбил.

– Эй, ограничение скорости не для тебя, что ли? – кричу я. – Притормози!

Пикап тут же останавливается. В воздухе разносится запах паленой резины. Парень задним ходом направляет машину к нам. К счастью, у меня есть союзники – трое парней из паба. Мистер Задира вылетает из машины и начинает переругиваться с моими друзьями. От него несет алкоголем. На пассажирском сиденье съежилась какая-то несчастная женщина.

Дело идет к драке, и я решаю вмешаться:

– Это я сказал тебе притормозить, потому что ты чуть не задавил моего пса!

Я надеюсь разрядить обстановку. Никто ведь не набросится на парня в инвалидной коляске, правда? Поэтому, когда он напускается на меня, я просто глазам своим не верю. Из него так и летят мерзости. Он словно не в себе. Мои друзья начинают его теснить, и он в конце концов прыгает в машину и уезжает.

Я прошу парней побыть на улице, пока мы с Нэпалом не доберемся до машины. Сев за руль, я успеваю проехать совсем немного – загорается красный свет. Я останавливаюсь и слышу позади визг тормозов. Я точно знаю, что это мистер Задира. Он подстерегал меня в одном из соседних переулков.

Хлопнув дверцей, он выходит и тяжелой поступью идет к моей машине. Просунув руку в окно, пытается открыть дверцу. Если ему это удастся и он вытащит меня из машины, мне конец. Нэпал на заднем сиденье, он ошарашен. У меня есть лишь доли секунды. Я должен решить, что делать.

Я отклоняюсь назад насколько могу. Удерживаю левой рукой дверцу и, опираясь на нее, правой бью мистера Задиру в нос. Он явно не ожидал, что его ударит парень-колясочник! Я луплю его изо всех сил, накопленных во время подготовки к марафону. Мистер Задира, спотыкаясь, пятится от моей машины, и я жму на газ. Я еду на красный свет, но уже три часа утра и улицы пусты. Я петляю вокруг своего района, чтобы убедиться в том, что он отстал, потом подъезжаю к своему дому и глушу двигатель. Мой пульс еще долго бьется лихорадочными толчками.

Но хорошего гораздо больше, чем плохого. На деньги спонсоров мне покупают мини-фургон с крюком и лебедкой в кузове. Теперь нет необходимости каждый раз разбирать и собирать коляску – ее можно загружать и выгружать в готовом к использованию виде. А еще там есть тент, который можно опускать и поднимать, проветривая машину, чтобы водительское кресло не намокало от пота. Покупку машины профинансировали нефтяная компания Pennzoil, владелец гоночной команды Роджер Пеншке и организация «Парализованные ветераны Америки». Я безмерно благодарен за их щедрый подарок.

Я направляюсь на гонки NАSСКАR (Национальной ассоциации гонок серийных автомобилей) в столицу Аризоны, город Финикс, чтобы забрать свою новую машину и дать несколько интервью. Я еду на ней домой, чтобы показать мальчикам. Мы останавливаемся перед домом, и Нэпал издает свое раскатистое «АРРРРУУУФФ», сообщая о нашем прибытии: «Вот наша новая тачка». Высыпав на улицу, сыновья любуются красивыми линиями машины и выдвижной лебедкой для коляски. Я понимаю, чем заняты лихорадочно работающие мозги мальчишек: лето не за горами.

– А куда мы поедем на каникулах? – выпаливает Остин. – Нам ведь все дороги открыты.

– В Скалистые горы! – предлагает Блейк. – Будем жить в палатках!

Мы уже много раз об этом говорили, и мне постоянно приходится остужать пыл мальчишек, хотя я меньше всего хочу их расстраивать. Скалистые горы – прекрасная идея, и я никогда не ходил в поход с сыновьями – по крайней мере, в таком возрасте, чтобы им что-то запомнилось. Но, к сожалению, пока у меня нет такой возможности.

– Ребята, простите. Не забывайте о моей коляске. Я не могу ездить по камням и неровной поверхности.

– Тогда поехали во Флориду! – говорит Остин. – На пляж!

Я чувствую себя законченным занудой, отвечая:

– Не могу. Моя коляска не проедет по песку.

Машина от Pennzoil просто чудесна. Она очень облегчит нам жизнь. Но она может возить лишь прикованного к инвалидной коляске отца.

Вскоре после поездки в Белый дом у нас в штате выборы. Мы с Нэпалом едем голосовать. Ярко светит солнце, и я надеваю темные очки. Нэпал рядом со мной, как всегда. Я пристраиваюсь в хвост очереди, но женщина-ассистентка отзывает меня в сторону.

– Как хорошо, что вы приехали, – говорит она. – У нас новейшее оборудование для голосования, никогда еще не использовавшееся. Следуйте за мной, пожалуйста.

Мне это кажется странным, ведь передо мной в очереди много избирателей, но я следую за ней. Она открывает дверь в новенькую кабинку.

– Вот сюда. Кабинка в вашем распоряжении.

Внутри механизм, который позволяет людям голосовать с помощью шрифта Брайля. Кажется, женщина подумала, что я слепой, хотя я ехал за ней по всей территории избирательного участка. Но с Нэпалом я научился не переживать из-за пустяков. К тому же я напоминаю себе, что она не имела в виду ничего плохого.

– Э-э-э, знаете, я не владею шрифтом Брайля, – говорю я. – И мой пес тоже, – пытаюсь я пошутить.

Мы с Нэпалом вместе уже три года. Теперь я научился смеяться над большинством проявлений идиотизма и предвзятости, с которыми мы сталкиваемся. Я потерял счет случаям, когда вылезал из машины, а меня спрашивали: «Это ваш пес-поводырь?» Получается, люди думают, будто я слепой, но каким-то образом вожу машину… «Да, и он очень крут, – неизменно отвечаю я. – Всего за неделю научился водить».

Вскоре после случая со шрифтом Брайля мне поднимают настроение два телефонных звонка. Один – из СПНВ. Мне говорят, что пес по кличке Джейсон Морган успешно занимается со своим воспитателем. Выпускной запланирован на День ветеранов в 2014 году, и меня спрашивают, смогу ли я произнести речь. Второй звонок – от ветерана по имени Дана Боуман. У Даны ампутированы обе ноги, и он тоже служил в спецподразделении. Он основал некоммерческую организацию «HALO-Свобода» и приглашает меня на мероприятие в город Минерал-Уэллс, расположенный на западе Техаса, чтобы я рассказал о собаках-помощниках и СПНВ. Будет охота на кабана с вертолета и другие развлечения.

Дикие кабаны – настоящий бич Техаса. Они опустошают фермерские угодья и невозделанные земли. Их популяцию невозможно держать под контролем. Кабаны размножаются так быстро, что их количество удваивается каждые несколько лет. У кабанихи рождается примерно двадцать четыре поросенка в год. Количество кабанов просто астрономическое. Прореживать популяцию – единственный способ хоть как-то с ней справляться.

Наше с Нэпалом выступление на мероприятии «HALO-Свобода» проходит очень успешно. Утром предстоит большое событие – охота на кабанов. Я тут же спрашиваю, нельзя ли моему старшему сыну полететь со мной. Дана Боуман говорит, что его с удовольствием возьмут, если будет место. Я прошу Джоанну внести это в наше расписание.

Я звоню Блейку и велю хорошенько подготовиться: мы едем на охоту. На полученной от спонсоров машине я проделываю двухчасовой путь домой, забираю не помнящего себя от восторга Блейка, и мы возвращаемся в Минерал-Уэллс, оставив Остина и Гранта под присмотром Карлы, которая любезно согласилась нам помочь. Я хотел бы взять с собой всех троих мальчиков, но в вертолете просто нет места.

Хотя мы приезжаем в Минерал-Уэллс затемно, долгая дорога оправдывает себя. Следующий день подарит нам с сыном много прекрасных воспоминаний.

Во время службы в вертолетном десантном отряде АПСН меня учили стрелять с воздуха.

Это совсем непросто. Целиться нужно не прямо в объект, а чуть дальше, чтобы учитывать движение вертолета вперед. Вылеты начинаются рано утром, но мы с Блейком пока ждем: я не хочу, чтобы мой сын занял место, предназначенное для какого-нибудь раненого бойца. Мы договариваемся, что полетим последними, но потом оказывается, что нужно место для съемочной группы, и участие Блейка в охоте приходится отложить.

Вертолет взлетает, и я вижу кабана. Я рассуждаю так: чем быстрее я его подстрелю, тем раньше съемочная группа получит материал и пилот сможет вернуться, чтобы я взял на борт Блейка.

Я стреляю в кабана семь раз, и он падает. Оператор снимает через люк, выглядывая из-за моего плеча. Многие раненые бойцы, летевшие до меня, никогда не стреляли из вертолета по движущейся мишени, и им долго не удавалось подстрелить кабана, а мы сделали это вдвое быстрее обычного.

Оказывается, пилот – бывший боец АПСН. Он увидел нашивки на моей коляске и понял, что мой сын не смог полететь вместе со мной. Он садится и что-то объясняет людям снаружи. Я вижу, как Блейк спешит к нам, и вот он уже забирается в вертолет.

– Смотри, чтобы твой сын не выпал, – говорит пилот, ткнув в нас пальцем. – Покажем ему, на что способны в АПСН!

Как хорошо! Я очень хотел, чтобы Блейк полетал на вертолете.

Мы поднимаемся в воздух, и пилот устраивает нам незабываемый полет. Он летит так низко, что взбивает пыль, проносясь над кустами и петляя между деревьями. Для Блейка этот полет намного лучше, чем тот, во время которого я подстрелил кабана.

– Мы петляем между деревьями, сливаясь с листвой! – кричу я ему. – Точно так же мы летали во время операций в Эквадоре – очень низко, чтобы плохие парни не могли нас заметить. Круто, скажи?

Для нас после охоты устраивают игру в гольф. До получения травм это был мой основной вид спорта. С тех пор у меня не было возможности играть. Дана все уладил: у нас коляски-внедорожники с моторами и гидравликой, которые могут поднять тебя на ноги. И мне удается «стоять» и играть в гольф впервые с тех пор, как меня парализовало.

Нэпал упорно пытается приносить мне мяч, но все равно я очень рад, что он здесь. Игру в гольф спонсировал известный человек, бывший президент, Джордж Буш-младший. Думаю, ничего удивительного в том, что он поддается соблазну поздороваться с моим псом. И пока он гладит Нэпала, я, пользуясь случаем, рассказываю об СПНВ и о возможностях собак-помощников.

На торжественном завершении мероприятия меня ждет сюрприз. Бывшие пилоты вертолетов «Хьюи» основали некоммерческую организацию Американский фонд «Хьюи 091» (теперь это «Корпус независимости»). Организация дарит мне коляску-внедорожник с электромотором. Она выкрашена камуфляжной краской. Привод на все четыре колеса, большие плотные шины и даже фары!

Эта коляска обещает абсолютную свободу человеку, который не может ходить. Она дает возможность передвигаться по любым поверхностям – по камням, гальке, песку, траве.

Я просто потрясен, когда Боуман вручает эту коляску самому счастливому в мире ветерану-инвалиду – мне.

Глава тридцать четвертая

Суть организации «HALO-Свобода» воплощена в слогане «Не ограничения, а возможности». Эту фразу я часто употребляю в своих выступлениях: «Моя жизнь по-настоящему изменилась тогда, когда я начал думать не об ограничениях, а о возможностях». Она стала моей фирменной.

Подаренная мне коляска-внедорожник в разы увеличила мои возможности. Теперь мы с мальчиками получили свободу, которой нам так давно не хватало. Сам я никогда не смог бы позволить себе такую покупку. Двадцать пять тысяч долларов – неподъемная для меня цена, а Управление по делам ветеранов не предоставляет такие коляски (они считаются роскошью).

Мы с Блейком прощаемся со всеми, но дольше всего длится прощание у Нэпала. Там тридцать ветеранов с травмами. Сегодня эти люди впервые увидели пса-помощника в деле. Никто из них понятия не имел о таких собаках и не знал об СПНВ. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Когда видишь Нэпала в работе – это потрясающе.

На одного из ребят мой пес производит особое впечатление. Марк Фукарил пострадал от взрывов на Бостонском марафоне. Он даже не участвовал в нем, а просто был зрителем, но в итоге ему пришлось ампутировать одну ногу. Есть опасность потерять и другую. Из всех жертв именно он провел в больнице больше всего времени. Подобно многим, Марк ничего не знал о собаках-помощниках, а уж тем более о том, на что они способны. Он, мягко говоря, не настроен прощаться с Нэпалом.

– Нет, это уже не твой пес. Теперь он мой. Ты не заберешь его домой. Ты никуда его не заберешь. Он останется со мной.

Я смотрю на него.

– Марк, не заставляй меня выбираться из коляски. Потому что если возникнет такая необходимость, я из нее вылезу, и тогда будет жарко.

Я еду домой с сыном и псом, а в фургоне надежно зафиксирована коляска-внедорожник. Жду не дождусь, когда смогу достать ее и вырваться на природу с мальчиками. Но первым делом я думаю о том, что мы сможем поехать на пляж – я мечтал об этом более десяти лет!

Погрузив в машину троих сыновей и коляску, я еду во Флориду на летний отдых. Дорога занимает часов двенадцать, и мы преодолеваем их почти без остановок. Около полуночи мы на месте. Я измучен, но очень воодушевлен. Мне не терпится попасть на пляж. Припарковавшись, я выгружаю коляску, сажусь в нее и еду по чистейшему белому песку. Ночь ясная и лунная, а еще на моей коляске есть фары, чтобы освещать нам путь.

Раньше в такие моменты мне всегда приходилось смотреть издали, как играют мои дети. Я не мог быть рядом с ними. А сейчас в волшебном лунном свете мы перебрасываемся мячом до утра. До восхода я езжу на своем внедорожнике, а мальчишки бегают рядом, кричат и катаются по песку.

Нэпал тоже на седьмом небе от счастья. Моя свобода – это его свобода. Раньше он не мог отойти от меня ни на шаг. А сегодня, когда на воде играют лунные блики, я спускаю его с поводка и он носится по абсолютно безлюдному пляжу. Пес бросается за мячом, пытаясь опередить мальчиков. Я швыряю мяч в воду, подальше, и Нэпал обгоняет их, как черная стрела, рассекающая лунные блики. Он кидается за мячом прямо в воду. Нэпалу нужно освежиться, он разгорячен игрой, но рокочущий хаос волн пугает его. Пес не заходит дальше мелководья, прыгая туда-сюда. Наблюдать за этим так забавно и радостно.

Я люблю моих мальчишек – всех четверых. Наверное, я редко это показываю. Я не из тех, у кого душа нараспашку. Но в эту волшебную ночь на озаренном луной пляже мы настоящая семья, а я – настоящий отец. Не знаю почему, но чувствую, что готов рассказать мальчикам о том, как все это случилось. Я никогда не делился с ними подробностями. Они знали только одно: папа получил травмы на службе.

Они усаживаются, и я рассказываю почти все – по крайней мере, то, что мне удалось собрать из немногих свидетельств и вернувшихся ко мне воспоминаний. Думаю, я хотел защитить мальчиков от неприглядной правды. Я ждал, когда мы все будем готовы с ней смириться. Думаю, время пришло.

Потом мы направляемся в ресторанчик на пляже – мы слышали, что там потрясающая кухня и атмосфера. Есть лишь одна проблема: за столом никак не удается найти место для моей коляски, потому что в зале сплошь длинные скамейки. Я все же кое-как устраиваюсь, проскользнув вдоль скамьи.

Еда действительно потрясающая… Нам пора, и мальчики отправляются за моей коляской, которую мы оставили снаружи. А тем временем парень за соседним столом просит сфотографировать его с семьей и передает мне фотоаппарат. Я фотографирую их.

– А вы не могли бы встать вон туда? – спрашивает он, посмотрев на сделанный снимок. – Чтобы пляж попал в кадр? Было бы просто супер.

– Я бы с удовольствием, но у меня ноги парализованы.

– Да бросьте, приятель, – говорит сосед, думая, что я шучу.

– Нет, вы не поняли, – отвечаю я, пытаясь улыбнуться. – Я езжу в инвалидной коляске. Я не могу ходить.

– Перестаньте! – смеется он. – Шутка себя исчерпала. Идите сфотографируйте нас.

– Приятель, я не могу. У меня нижняя часть тела парализована.

– Всего лишь один снимок!

Возвращаются мальчики с моей коляской.

– Я же говорил, – указываю я на нее, пожимая плечами.

Парень цепенеет.

– Господи! Простите. Простите меня. Я… С виду… Ну, то есть пока вы сидите…

Стараясь успокоить беднягу, я подзываю Нэпала, который до этого тихо и незаметно лежал под столом.