Текст книги "Нэпал — верный друг. Пес, подаривший надежду"

Автор книги: Дэмиен Льюис

Соавторы: Джейсон Морган
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

– АРРРРРРУУУУ!

Каждый раз, когда у нашей команды появляется повод для радости во время игры, я даю собаке команду «голос». Детишки в восторге.

Я слышу, как один из маленьких мальчиков говорит маме, указывая на моего пса: «Мам, он такой классный! Такой умный! Он лает каждый раз, когда у нашей команды что-то получается! Как ему это удается?»

Малыш уверен, что Нэпал следит за игрой и понимает правила. Может быть, так и есть. Может быть, псу не нужны мои команды. Когда речь идет об этой собаке, я ничему не удивляюсь.

Я чувствую, как Нэпал напрягается каждый раз, когда киккер выходит на поле. Джим Зигфрид рассказывал мне, что научил пса приносить подставку для мяча. Я заказываю вышивку на рабочем жилете Нэпала. Это эмблема нашей команды. Перед следующим матчем я договариваюсь с тренером о том, чтобы мой пес вышел на поле. Я знаю, что учить его ничему не нужно.

Когда мяч выбивают, я говорю Нэпалу:

– Принеси подставку! Принеси подставку!

Нэпал пулей летит на поле, хватает в зубы подставку и гордо возвращается. Его уши развеваются на ветру. Все наши болельщики – родители и малыши – не помнят себя от восторга.

На несколько драгоценных секунд я превращаюсь из прикованного к инвалидной коляске человека в самого классного отца, какой только может быть у мальчишки. Эта собака создает волшебство, к которому, конечно же, многие хотят приобщиться.

Мне звонит Кори Хадсон, директор СПНВ. Он слышал мою речь на выпускном в Оушенсайде. Кори интересуется, как у нас с Нэпалом дела, а кроме того, просит об услуге. Он думает, что моя история – одна из самых захватывающих среди всех тех, кто получил собак в СПНВ, и хочет, чтобы я выступил и рассказал ее во время благотворительного сбора средств для организации. Мероприятие называется «Четыре лапы». Какое совпадение – меня уже приглашал туда Джим Зигфрид.

Я отвечаю Кори, что теперь, когда у меня есть Нэпал, я готов горы свернуть ради СПНВ. На службе я привык к публичным выступлениям: меня учили докладывать о погодных условиях полному залу суровых спецназовцев. Но сейчас совсем другая ситуация. Кори хочет, чтобы я выступил перед «нормальными» людьми и поведал им нашу с Нэпалом историю: как мы встретились и что изменилось для меня после этого.

Сначала мне придется рассказать, как я получил травмы и как жил, прежде чем оказался в инвалидной коляске. Это предложение внушает мне страх, ведь я взял за правило не говорить о жизни, которую вел раньше, до паралича. Я не особо углублялся в эту тему на выпускном и в конце концов вообще замял ее. Как будто и не было никакого Джейсона Моргана до инвалидности. Это защитный механизм, но мне придется его отбросить, если я решу произнести речь, о которой просит Кори. И все же мне и в голову не приходит отказаться. Я даже мысли не допускаю о том, чтобы отклонить эту просьбу и подвести СПНВ.

Сложно объяснить, почему я не хочу говорить о том, как жил до травм. Я и сам до конца не понимаю. Выход из комы был почти как реинкарнация. Травмы полностью изменили меня и мои отношения с окружающими. Я словно прожил две отдельные жизни. Та, что была до инвалидной коляски, казалась сном. Далеким прошлым, о котором остались только неясные воспоминания. Наверное, именно поэтому страшно рассказывать незнакомцам о том, как ты жил до инвалидности.

Я нервничаю еще до начала полета, а потом происходит инцидент с парнем, которому стоило дважды подумать, прежде чем открывать рот. До появления Нэпала я бы сцепился с этим человеком, но теперь мне удается найти с ним общий язык. Как ни удивительно, проблема возникает из-за моей собаки.

Салон битком набит. Я прошу, чтобы меня посадили в первом ряду, тогда у Нэпала будет больше места, чтобы лечь. Но в первом ряду все занято. Нас сажают возле иллюминатора. Мой сосед на что-то жалуется стюардессе. Я не знаю, по какому поводу он ноет, но подозреваю, что дело в моей собаке. Думаю, ему неизвестно, что я парализован, – когда я сижу, об этом так сразу и не скажешь.

Стюардесса просит меня сесть возле прохода: парень пожаловался, что не может вытянуть ноги, потому что моя собака занимает слишком много места на полу. Я выполняю просьбу. Мне приходится подтянуться на руках, переползти в соседнее кресло и передвинуть Нэпала. Теперь, как бы он ни сворачивался калачиком, его морда высовывается в проход, и я вынужден постоянно дергать его, чтобы на него не наступили люди, направляющиеся в туалет, или не наехали тележкой.

До чувака наконец доходит, что он натворил. Он пытается извиниться. Я отвечаю, что нужно было просто обратиться ко мне напрямую и мы бы что-нибудь придумали. Он говорит, что никогда не видел в самолете собаки, что не понял ситуацию. Завязывается разговор, и я немного рассказываю о себе. Чем больше этот парень узнаёт о роли Нэпала в моей жизни, тем сильнее стыдится своего поступка. Доходит до того, что он хочет организовать для СПНВ сбор средств и приглашает меня выступить с речью.

Это настоящее волшебство. Мы с Нэпалом способны переломить любую ситуацию.

Глава двадцать пятая

Мы летим в Сан-Диего, чтобы встретиться с нашим потрясающим Джимом Зигфридом. Увидеть его снова – огромная радость и для меня, и для Нэпала. Джим подвозит нас на мероприятие, которое шутливо окрестили «Псы Бальбоа» – в честь парка Бальбоа в центре Сан-Диего.

Весна. Стоит чудесная погода. Парк Бальбоа сейчас прекрасен. Это полоса великолепных старых деревьев, пересекающая сердце города. Здесь нам нужно преодолеть две с половиной мили «псомарафона».

Мы с Джимом едем в колясках, другие идут пешком, и повсюду собаки, собаки, собаки. Дорога петляет между островками величественных деревьев, мимо Зала чемпионов, Музея авиации и космонавтики, зоопарка и Научного центра Рубена Флита. Джим останавливается, глядя на противоположную сторону аллеи.

– Мемориал вьетнамских ветеранов, – говорит он, указывая рукой. – Ну, как в Вашингтоне. Это передвижная копия. Как бы выездная версия Стены.

– Ничего себе! Я даже не знал, что есть передвижная копия.

– Ага. Не возражаешь, если я подъеду взглянуть?

– Конечно, нет. Нэпал, за мной.

Мы пересекаем дорожку. Джим медленно едет вдоль стены, пробегая взглядом по именам. Для меня очевидно: он что-то или кого-то ищет. Наконец он оглядывается на нас с Нэпалом.

– Просто смотрю. Мой брат был во Вьетнаме. Я ищу его имя на стене.

– Твой брат был во Вьетнаме?

– Ага. Вот, приехали. Буква «З», Зигфрид.

Джим долго смотрит на стену. Это трогательный момент, и я не совсем понимаю, как себя вести. Его брат погиб во Вьетнаме? Или все еще числится в списках пропавших без вести? Момент упущен. Я говорю себе, что должен был спросить у Джима о судьбе его брата. С другой стороны, если бы он хотел об этом поговорить, то, наверное, сам бы сказал.

Мы пересекаем финишную прямую «псомарафона» и начинаем готовиться к выступлениям. Мое называется «Приветствие ветеранам». В СПНВ хотят, чтобы как можно больше раненых бойцов узнали о существовании собак– помощников и о возможности подать заявку. Для меня огромная честь рассказать об этом, но я ужасно нервничаю, выезжая на сцену.

Начать я планирую так: «Я штаб-сержант Джейсон Морган, а это мой пес-помощник Нэпал. Нэпал, помаши людям».

Пес машет лапой, и собравшиеся моментально попадают под власть его чар. Он завоевал аудиторию, и я уже не так нервничаю. Стараясь говорить как можно проще, я начинаю рассказ о том, как из бойца воздушно-десантного спецподразделения превратился в паралитика, прикованного к инвалидной коляске. О том, как провел несколько лет в мучениях и какой радостью для меня было обрести Нэпала. Как он изменил жизнь всей нашей семьи. Мне кажется, Нэпал ловит каждое мое слово. Он не сводит с меня глаз, и это придает мне уверенности. Мой пес чувствует себя на сцене совершенно спокойно.

Я показываю пару трюков, просто чтобы продемонстрировать то, о чем рассказывал. Роняю ключи, а Нэпал их поднимает. Приказываю ему таскать мою коляску по сцене туда-сюда – у зрителей это вызывает восторг. Почувствовав себя увереннее, я отпускаю шутку: сообщаю собравшимся, что научил своего пса играть в покер, но каждый раз, когда у него хорошая карта, он виляет хвостом и выдает себя!

Во время «псомарафона» Джим рассказывал мне, что научил Нэпала кланяться: опускать морду до земли и выгибать спину. Когда выступление подходит к концу, я командую собаке: «Поклон». Нэпал склоняется очень низко, опуская голову до самого пола, чтобы подольститься к людям. Они в восторге.

Я так боялся говорить о том, как жил до инвалидности! Но теперь, когда сделал это, чувствую прилив сил. Ощущение такое, как будто это мое призвание. Может быть, именно для этого я здесь? Может быть, я потому не умер в эквадорских джунглях, что должен был показать людям своего чудо-пса и рассказать нашу с ним историю? Может быть, я должен усвоить урок? Мы сами выбираем, какой будет наша жизнь. Нет ничего невозможного.

Сотрудники СПНВ спрашивают, не интересуют ли меня дальнейшие выступления. Я отвечаю им как есть: где угодно, когда угодно, по первому требованию.

Прежде чем попрощаться с Джимом Зигфридом, я провожу с ним немного времени наедине. Даже когда я спускаю Нэпала с поводка и говорю «гулять», он не бежит к Джиму. Другие выращенные Джимом собаки вели себя иначе: стоило им снова встретиться с ним, и они рвались к своему воспитателю.

Джим с Нэпалом провели вместе восемнадцать месяцев – определяющий период в жизни молодого пса, – и воспитатель боялся, что пес не сможет разорвать эту связь и подружиться со своим подопечным. Со мной. Но чудесным образом оказалось, что об этом не стоило беспокоиться. Нэпал явно помнит Джима (собака навсегда запоминает запах человека), но даже не думает рваться к нему.

Джим говорит, что любовь и верность Нэпала проникнуты смирением. Такой пес один на миллион. И такой человек, как Джим Зигфрид, тоже один на миллион.

Выполнив задание, мы с Нэпалом летим домой. Расслабляемся у телевизора с мальчиками, наслаждаясь фильмом и едой, которую заказали. Сбоку на моем диване есть кнопка. Если ее нажать, диван под жужжание моторчика раскладывается почти до горизонтального положения. Мне важно уменьшить боль в спине и не допустить давления на кожу, чтобы не образовывались пролежни. Фильм так себе, и я хочу переключить канал, но никто не может найти пульт. Я не хочу переползать с дивана в свою коляску, чтобы отправиться на его поиски. Мне приходит в голову, что Нэпал может нам помочь.

– Нэпал, пульт, – говорю я ему. – Найди пульт.

Он засовывает нос под диван и вытаскивает несколько давно пропавших вещей: носок, пару тапочек, игрушки, а также засохшие объедки, которые, между прочим, пес не пытается съесть, а просто добавляет к куче находок. Наконец он обходит диван и возвращается с зажатым в зубах пультом. Мы переключаем каналы и находим что-то подходящее.

Это мелочи, но именно из таких мелочей состоят семейные отношения.

Мои мальчишки думают, что Нэпал – супергерой. Я с ними согласен.

Я начинаю давать ему пищевую добавку с рыбьим жиром. От этого его шерсть лоснится еще больше. Я считаю: если мы с моим псом представляем СПНВ, он должен выглядеть наилучшим образом. На службе я усвоил, как много значит внешность. С собой я ничего особо сделать не могу. Рыбий жир мне не поможет. У меня начинают седеть волосы, и люди шутят, что я похож на Ричарда Гира. Я делаю вид, будто раздражен: «Ричард Гир?! Да ему за шестьдесят!»

Я решаю покрасить волосы, чтобы зрители видели на сцене более молодой, франтоватый образ Джейсона Моргана. Но получается плохо. Я поседел из-за боли и стресса, но почему-то седина мне идет. Думаю, я выгляжу лучше, когда краска начинает смываться.

В голову Нэпалу приходит еще одна блестящая идея – точнее, он вдохновляет меня на нее. Вскоре после выступления в Оушенсайде мы приезжаем на плановый осмотр в больницу «Бейлор» во Фриско. Я шутя называю себя миллионером и везунчиком. В этой шутке есть доля правды. Я пережил дюжину операций и провел много месяцев в больнице. Полагаю, стоимость моего лечения составляет примерно миллион долларов. Своей жизнью и сохранением хотя бы частичной подвижности я обязан чудесам медицины.

Думаю, для нас с Нэпалом было бы правильно что-то делать взамен. Помимо всего прочего, в «Бейлоре» есть пациенты с очень тяжелыми заболеваниями: у них рак, болезни, требующие операций на мозге. Многих наших соседей по приемной ожидают операции, после которых можно не выжить. Эти пациенты и их близкие не знают, чем все закончится.

Нэпала нельзя гладить, когда он на службе, но если мы просто ждем и никуда не спешим, я даю ему команду «гулять» и разрешаю людям возиться с ним. Я замечаю, что Нэпал действует как пес-целитель. Его гладят и хотят с ним поиграть не только дети, для которых запущен страшный обратный отсчет, но и взрослые, ожидающие операции, несущей жизнь или смерть.

Мой пес тычется носом в дрожащую ладонь и ободряюще виляет всей задней частью туловища. Пациент зарывается пальцами в жесткий мех на крестце у собаки. Нэпал очень любит, когда его там гладят. Выражение его морды говорит само за себя. Он чувствует, почему эти люди здесь, и знает, как им помогает его присутствие. Взгляд собаки говорит: «Не волнуйтесь. Все не так уж плохо. Вы все выздоровеете».

Я уже научился узнавать это отстраненное выражение лица, когда пациент, гладящий мою собаку, расслабляется. Теперь он далеко от всего этого, сидит у камина с друзьями, семьей и верным псом.

После осмотра я спрашиваю медиков, нужны ли им волонтеры. Можем ли мы с Нэпалом работать в команде, помогая успокоить и развеселить людей, ожидающих операции? В «Бейлоре» раньше никогда ничего подобного не делали, поэтому сначала моя идея не вызывает особого интереса. В регистратуре мне объясняют, что в больнице есть менеджер по волонтерской работе, Робин Джекс. Пациента, ожидающего серьезной операции, приветствует волонтер – у Робин составлен график на каждый день, с пяти утра до четырех после полудня. Я прошу, чтобы она уделила нам пять минут, просто чтобы получить представление о наших с Нэпалом возможностях.

Девушка из регистратуры звонит Робин: «Тут у меня парень по имени Джейсон Морган. Он хочет быть волонтером. Да, приветствовать людей перед операцией. А, и еще у него тут собака. И… Посмотрите лучше сами».

В конце долгого рабочего дня Робин явно не в настроении для этой встречи. Но все меняется, когда я говорю ей главное: я бывший военный, участвовал в спецоперациях, получил травмы во время задания, а Нэпал – мой пес-помощник. Поведение Робин сразу становится другим. Я словно задел какую-то струну в ее душе. Робин объясняет, в чем дело. Ее сын служит в Третьей группе сил спецопераций – в том же военном формировании, где служил я. От сына три недели не было весточки, и она ужасно волнуется, ведь он на боевом задании. Я говорю Робин, что ничего страшного в этом нет. Моя семья иногда месяцами не получала от меня известий. Я успокаиваю Робин, и Нэпал демонстрирует свое волшебство. Вскоре она уже гладит моего пса и воркует с ним.

Робин решает, что, если пациентов будут приветствовать ветеран и его пес, получится просто прекрасно. И вот уже мы с Нэпалом с утра по понедельникам успокаиваем людей, которые мучаются от боли и неизвестности. Вы могли бы подумать, что, проведя столько времени в больницах, я теперь захочу держаться от них подальше. Но в Нэпале есть нечто потрясающее: с ним можно извлечь много хорошего даже из самой неприятной ситуации. Именно это он делает для пациентов «Бейлора» в течение долгих месяцев волонтерства.

Мне запомнилась одна девочка. У нее так изранено лицо, что она не может говорить. Живая маска боли. И вот я «случайно» роняю кошелек, а Нэпал поднимает его. И лицо девочки светится от радости. Она показывает на другие предметы: хочет, чтобы я бросал их, а Нэпал поднимал. Девочка смеется, пока у меня не заканчиваются предметы, которые можно бросить Нэпалу.

И знаете, что она делает потом? Отрывает полоски от коробочки, стоящей возле ее кровати, и бросает на пол, чтобы Нэпал их приносил. Вот какую уловку она придумывает, лишь бы моя собака подольше оставалась рядом. По сути, Нэпал действует как пес-целитель. Я в неоплатном долгу перед медиками. Я обязан им жизнью. Это лишь маленький шаг, чтобы сделать хоть что-то взамен.

Примерно в то время Грант и Остин, которые серьезно увлеклись американским футболом, решают поучаствовать в благотворительном забеге «Цветок мирта», чтобы улучшить свою форму. Это пятикилометровая дистанция. Один из забегов, которые часто организовывают по выходным в этих краях. Я говорю, что если мальчики будут участвовать в нем, то и я тоже.

На старте есть несколько человек в инвалидных колясках, абсолютно не таких, как моя. У меня обычная коляска для города, а у них изящные гоночные модели, легкие, с низкой посадкой, увеличенными задними колесами и дополнительным колесом впереди, для большей безопасности и равновесия.

– Вам нужно обзавестись гоночной коляской, – говорит один из этих парней.

Нас, участников на колесах, выпускают на старт первыми. Те парни обгоняют меня, а вскоре мимо пробегают и мои мальчики.

– Увидимся на финише! – кричу я. – Надеюсь, что увидимся!

Нэпал со мной, и мне все удается – еле-еле. На то, чтобы проехать пять километров, у меня уходит полчаса. Мне явно нужна гоночная коляска! И я получаю ее в Управлении по делам ветеранов. Она шесть футов в длину, низкая, чтобы я, прикладывая максимальные усилия, мог постоянно держать руки на обручах. Техника езды на гоночной коляске заключается в том, чтобы прокручивать резиновые обручи, расположенные на расстоянии дюйма снаружи колес. Если слишком сильно ухватиться за обруч, он начинает крутиться чересчур быстро и рука застревает. Для контакта с обручами нужны специальные перчатки; для того чтобы колеса вращались и не останавливались, нужно учитывать силу трения.

Я изо всех сил тренируюсь, пытаясь освоить эту технику, и предупреждаю мальчиков: «Теперь у меня есть гоночная коляска. Вам несдобровать!»

Через некоторое время я преодолеваю пятикилометровую дистанцию за двадцать четыре минуты, и мальчикам удается обогнать меня всего на несколько шагов. Я начинаю тренироваться еще усерднее, и больше им не удается меня обогнать. Во время следующей гонки они видят лишь пыль, взметнувшуюся за моей коляской!

Ехать в гоночной коляске, когда рядом со мной мой пес, просто потрясающе. Это похоже на свободу настоящего бега. Чем дольше я тренируюсь, тем сильнее становятся мышцы на руках и плечах – и тем лучше мне удается прокручивать колеса. Но однажды я так резко стартую, что коляска переворачивается.

У нас с мальчиками и Нэпалом появляется привычка баловать себя фастфудом каждый раз по окончании пробега. Я согласен, что вредная пища, съеденная сразу после сильных физических нагрузок, – это плохо, но такова жизнь в клане Морганов: мы никогда не следуем правилам. Мне нравится, что участие в пробеге и последующий «отрыв» объединяют нашу семью. У меня есть мой пес, гоночная коляска и тренировки, и я могу быть хорошим отцом для своих мальчиков. При помощи моего пса у меня это начинает получаться.

Но однажды мы оказываемся в ресторанчике «Taco Bell», в котором никогда раньше не были. Я въезжаю в двери, Нэпал следует за мной. Мы с моим псом и двумя мальчишками умираем от голода. В большинстве местных ресторанов фастфуда персонал нас уже знает. Но не здесь.

Какой-то парень пытается преградить нам путь.

– Сэр, простите, но с собаками сюда нельзя. Мы собак не обслуживаем.

Я даже не сбавляю скорость.

– Это ничего, он есть не будет.

Другой тут бы и отстал, но этот парень просто чудовищно туп.

– Нет, сэр, вы не поняли: мы не обслуживаем собак.

Он не хочет отступать. Этот парень говорит, что мы с Нэпалом должны покинуть помещение. Я отрываюсь на него по полной – думаю, это потому, что претензия касается Нэпала. Сам я уже привык к предвзятому отношению из-за моей коляски, но очень-очень хочу защитить от этого своих мальчиков и пса. Я предельно ясно излагаю парню содержание Акта 1990 года: отказ допустить собаку-помощника в помещение является нарушением закона. Я говорю, что, если он хочет нас выдворить, пусть вызовет копов и посмотрит, что будет дальше.

При упоминании о копах он сразу идет на попятный. Этот парень не знал, что Нэпал – «собака для калек» (так он говорит). Он не знал этого, несмотря на то, что Нэпал одет в ярко-синий служебный жилет, на котором написано: «Я работаю. Пожалуйста, не гладьте меня».

Мои мальчишки ненавидят слово «калека». Справедливо это или нет, но в Америке оно стало ассоциироваться с людьми, которые просят милостыню на улице.

Теперь уже парню приходится иметь дело с моим сыном:

– Не смейте называть моего отца калекой! Вы даже не знаете, о чем говорите! Если бы знали, ни за что не сказали бы так о нем!

– Случалось, что меня называли увечным, – говорю я этому парню, – но слово «калека» вряд ли лучше…

Он понимает, что перегнул палку, и убегает на кухню.

Мы заказываем лепешки тако и буррито, пытаясь забыть об этом инциденте, но стресс, как всегда, вызывает у меня боль, и мальчики видят, как я жмурюсь и корчусь в своей коляске, сдерживая крик.

К тому же боль убивает аппетит. Я не могу есть, когда у меня приступ. Еда, которую я себе заказал, лежит нетронутой, а все потому, что невежественный сотрудник ресторана не сумел должным образом встретить человека в инвалидной коляске и его пса-помощника. Но хуже всего даже не это: я чувствую, что Нэпал все понимает и мучается.

Мой пес знает, когда ему не рады и когда его присутствие меня огорчает. Ему не по себе, и мою спину снова пронзает сильная боль. Она приходит не одна, а с черным отчаянием. Боль почти всегда напоминает мне о травмах, о том, почему я не могу ходить. А это, в свою очередь, переносит меня в белый шевроле, который кувырком слетает по скалистому склону в болото…

Когда с помощью Нэпала я становлюсь настолько счастливым, насколько это возможно, мне есть куда падать. Это неизбежная череда светлых и темных моментов в жизни с моим лучшим другом. С моим псом.

Глава двадцать шестая

Через несколько дней Рождество. У меня полно дел. Прежде всего, нужно купить подарки мальчикам, а еще найти что-нибудь особенное для Нэпала. Сидя в коляске, я застегиваю верхнюю одежду, готовясь отправиться в магазин. Я еду к гаражу и зову пса:

– Приятель, нам пора!

Я слышу долгое ленивое «ЯЯЯУУУУУЛЛЛ». Нэпал сползает с дивана, где так уютно лежал. Я понял кое-что про своего пса: у него вечная сиеста. Не то чтобы Нэпал был ленив, он не задерживает меня специально. Просто он живет в таком ритме. Мой пес всегда нетороплив, благодушен и покладист.

Сидя у дверей гаража, я хлопаю в ладоши, но Нэпал не желает спешить, что бы ни происходило. И знаете что? Мне это на пользу. Это снимает напряжение. Помогает расслабиться.

Я мчусь по торговому центру, прокладывая себе путь между поклонниками Нэпала. Даже в предпраздничной спешке люди просто не могут не остановиться и не полюбоваться моим псом. Мы добираемся до кассы. У меня на коленях корзина, доверху набитая подарками – заказами мальчиков. Это магазин Best Buy, и я накупил видеоигр для Остина и Гранта, а Блейк очень просил будильник. Думаю, все вместе обойдется где-то в триста долларов.

На спинке моей коляски ветеранские нашивки Десятой эскадрильи метеорологической службы и АПСН. Я вручаю Нэпалу свой кошелек и подаю команду «верх», чтобы он передал его кассиру.

И тут меня похлопывают по плечу. Позади меня стоит высокий парень. Он улыбается моему псу, показывает на корзину и говорит:

– Я заплачу. Позвольте мне заплатить.

Я благодарю его и отвечаю, что этого делать не нужно. Кассир сканирует товары. Получается триста пятьдесят долларов. Я говорю, что это слишком большая сумма и я заплачу сам. Не обращая внимания на мои слова, парень протягивает кассиру свою кредитку:

– Я оплачу покупки.

Я пытаюсь выяснить его имя, чтобы поблагодарить как следует или, может быть, даже прислать открытку на Рождество. Этот парень один, рядом с ним не видно ни жены, ни детей. Он сделал это по доброте душевной и явно хочет остаться неизвестным.

– Все в порядке, – говорит он мне на прощание. – Веселого Рождества, и спасибо за вашу службу.

Это потрясающе. Такие события очень воодушевляют меня, а происходят они теперь часто, ведь рядом со мной Нэпал. Люди замечают меня, потому что рядом со мной мой пес. Он привлекает к себе внимание. А потом окружающие замечают армейские нашивки и понимают, что я – ветеран-инвалид. Я мог оказаться в инвалидной коляске по какой угодно причине, но благодаря моей собаке люди делают правильные выводы.

В последнее время общение между Нэпалом и мной вышло на новый уровень. Раньше я в основном говорил: «Подай то, принеси это», используя команды, выученные в СПНВ. Но недавно я от них отказался. Я понял, что команды Нэпалу больше не нужны. Последние несколько месяцев мы каждую секунду вместе, и мой пес уже все знает.

Теперь я, в общем, могу не говорить ни слова. Он все делает сам, угадывая мои желания, выполняя все, что мне нужно, именно тогда, когда это необходимо. Между нами словно протянута невидимая шелковая нить, соединяющая души напрямую. Нэпал может сидеть посреди супермаркета, окруженный людьми, которые одаривают его лаской и восхищением, и быть в центре внимания, но при этом помнить обо всех моих потребностях.

Один из примеров: вечная сиеста Нэпала заканчивается, как только у меня случается приступ боли. Я тогда курю сигару – это помогает снять напряжение. Но в помещении я никогда не дымлю, лишь снаружи, обычно на заднем дворе. И если я выезжаю покурить, Нэпал просовывает голову в дверцу для собак. Не протискивается полностью, а лишь высовывает голову, чтобы посмотреть, все ли со мной в порядке. Даже если до этого пес крепко спал на диване, он чувствует мою боль и просыпается. Она каким-то образом нарушает его покой. Если Нэпал видит, что мне совсем плохо, он протискивается в дверь, чтобы быть рядом со мной. Но если боль вполне терпима, мой пес просто смотрит на меня: «Да, я понял. Ложная тревога». И возвращается спать.

Рождество – очень большой праздник в семье Морган. По традиции мы собираемся в самое волшебное время, в сочельник, у моих родителей.

После несчастного случая прошло уже несколько лет. Дела у моего отца пошли в гору. Они с мамой купили участок на природе и построили дом своей мечты. Это на озере Тексома, где они отдыхали с нами, когда мы были маленькими. Там я впервые показался отцу, сидя в инвалидной коляске, на его шестидесятый день рождения.

С одной стороны здание окружено деревьями, с другой к нему примыкает большое поле для гольфа. Из дома открывается вид на озеро. Есть бассейн, вырубленный в настоящей скале. Ночью в воде отражаются огни. Через садовый забор часто перепрыгивают рыси. Это волшебное место, и, видит Бог, мои родители тяжело работали, чтобы здесь поселиться. Я очень рад за них.

Мы с мальчишками и псом едем туда на Рождество и вваливаемся в дом, сжимая в руках охапки подарков. Я отправляюсь в ванную, а снаружи переполох. Мальчики кричат, что Нэпал ищет меня. Я зову своего пса, и он просовывает нос в дверь ванной. Нэпал смотрит на меня, держа что-то в зубах. Это мои ключи от машины, а я и не знал, что потерял их. Наверное, я не заметил, как они выпали, а вот Нэпал заметил. Он убедился, что я в доме, в безопасности, а потом отправился искать ключи. Вот это пес!

Мы собираемся в патио на заднем дворике. Отец разжигает огонь в полуоткрытой печи для барбекю. Для меня в моей коляске даже сейчас, в декабре, там достаточно тепло. Рядом люди еще доигрывают партии в гольф. Несколько человек в гольф-мобилях останавливаются возле ближайшей лунки для последнего удара.

Мой отец – невероятно общительный человек. Опираясь на забор, он начинает болтать с ними. У одного из парней черный лабрадор, судя по всему – девочка. Она явно чует Нэпала и рвется через забор, лает и скребется, пытаясь привлечь внимание моего пса.

Я не могу приблизиться к забору, потому что коляска не проедет по траве, да и земля неровная. Мы с моим псом можем находиться только в патио. Нэпал сидит там, спокойный как удав, не покидая свой пост возле коляски. Даже перспектива немного пофлиртовать с чертовски эффектной лабрадорихой его не соблазняет.

– Это я ее выгуливаю так, сидя в гольф-мобиле, – шутит парень по ту сторону забора.

– Она красавица, – отвечает отец и оглядывается на патио. – Мой сын Джейсон – ветеран-инвалид, а это его пес-помощник – Нэпал.

– Ничего себе! Какой крутой у вас зверь! Как вам удалось воспитать его таким послушным? Он невероятно спокоен. Посмотрите, как бесится Дотти, а ему хоть бы что.

Прежде чем я успеваю ответить, отец объясняет:

– Это пес-помощник из СПНВ. Эта организация воспитывает собак-компаньонов. Их очень тщательно дрессируют. Они умеют все что угодно, хоть носки с вас снимать. Знают пятьдесят разных команд…

– Пап, с теми командами, которым я его обучил, получается около шестидесяти, – мягко поправляю я.

– А, ясно. Да, шестьдесят. На момент передачи ветерану такая собака стоит сорок тысяч долларов.

– Пятьдесят тысяч долларов, пап.

– Ага, пятьдесят. Пятьдесят. Ну, СПНВ – просто потрясающая организация. Вы подождите секундочку, у меня в доме есть буклеты, вдруг вам будет интересно взглянуть…

Отец бежит в дом, возвращается с пачкой буклетов СПНВ и протягивает их через забор гольфисту.

– Если ищете, куда отправить пожертвование на Рождество, то более достойной организации вам не найти, – говорит он.

Парень отвечает, что сделает пожертвование для СПНВ. Он желает нам веселого Рождества, садится в свой гольф-мобиль и уезжает. Его собака бежит за ним.

По традиции в этот вечер папа одевается Санта-Клаусом и раздает подарки. Конечно, мальчики его не узнают, для них он лишь великан в костюме Санты. Но в этот вечер ему приходится делиться славой. Маме удалось соорудить костюм Санты для Нэпала. Это красный колпак на резинке, красный жилет и даже густая белая борода. Нэпал во всем этом чувствует себя совершенно свободно. Он осторожно, по одному, берет в пасть подарки, которые поручила ему раздать моя мама, и относит людям. Лучшего Рождества для мальчиков и придумать нельзя.

Начинается еще один год. Мы с Нэпалом вместе уже девять месяцев, и, оглядываясь назад, я понимаю нечто важное: я прожил три жизни. До инвалидной коляски. Потом в инвалидной коляске. А теперь у меня жизнь-с-Нэпалом.

В первой жизни я мог ходить, бегать и прыгать с парашютом. Это было потрясающе. Во второй я ничего этого делать не мог. Она состояла из одних лишь потерь и была в основном жалкой и унылой.