Текст книги "Игроки Господа"
Автор книги: Дэмиен Бродерик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
– Да, среди миллиона кареглазых. Итак: предположим, Август, я говорю тебе, что ты и твоя семья пришли из одного из этих двух миров. Какой бы ты скорее выбрал своей родиной?
– Так вот что ты пытаешься мне сказать? Что мы живем среди людей, не похожих на нас самих? Джулс, я это уже понял.
– Слушай внимательно, черт бы тебя побрал! Из какого ты города, с твоими темными волосами и карими глазами?
– Очевидно, что из этого, где миллион таких же, как я. Но это не…
– Но это – да. Насколько бы ты удивился, узнав, что на самом деле принадлежишь к кареглазой семье из первого города, из холодных северных земель, один из десяти похожих на тебя людей в городе, населенном миллионом других?
– Я знаю, к чему ты клонишь, но это…
– Хватит воевать с логикой! Ты предпочитаешь сентиментально думать, что мир, в котором ты вырос, будет существовать вечно!
– Конечно, нет! То есть, я ожидаю перемен.
– Да-да, здесь-то у нас и возникли трения, – словно подтверждая сказанное, Джулс довольно потер руки. – Сколько людей живет в твоем мире?
– Моем? – тут же вскинулся я. – Есть только один мир! – слова дохлой рыбой выпали у меня изо рта. Я прекрасно знал, что существует множество миров – бесконечное множество – потому что только что совершил небольшую безумную экскурсию через некоторые из них, а теперь стоял внутри убедительной симуляции, в месте, которое никак не мог начать себе представлять. – Ну, шесть миллиардов или около того.
– А сколько всего людей жило с тех пор, как первая рычащая тварь произнесла свое первое рычащее слово?
В десять раз больше? В двадцать?
– Да откуда мне знать? Скажи сам.
Мимо нас сновали кареглазые люди, старательно отворачиваясь от моего неприкрытого гнева. Их не существовало. Мне приходилось постоянно себе об этом напоминать.
– За всю человеческую историю, Август, родилось и умерло в двенадцать раз больше людей, чем сейчас снует по твоему глобусу. Но есть еще более занимательный вопрос: что будет, когда наступит равновесие между прошлым и будущим? – Джулс поднял палец, а я пожал плечами и потряс головой. – Все ожидают, что популяция будет продолжать расти вширь и ввысь, размножаясь и расползаясь, по крайней мере, еще некоторое время. Ну, выскажи свое предположение. В каком году от рождества Господа нашего Будды число живых мужчин и женщин превысит число мертвецов – всех покойников, свежих и тухлых, начиная с самого первого человека на африканских равнинах?
Боже мой, да он пьянеет от звука собственного голоса!
– В пятитысячном году, – наугад заявил я. – Или в миллионном?
– Не-а, – Джулс подмигнул пожилой леди, чье морщинистое лицо появилось в окне. Она подмигнула ему в ответ и безмятежно сказала:
– В 2150-м.
– Да ты шутишь! – через секунду потрясенно произнес я, игнорируя фальшивую женщину. – Это ведь всего… через пять или шесть поколений!
– Вообще-то меньше, учитывая медицину будущего. Продолжительность жизни растет экспоненциально, крошка. Через пятьдесят лет в твоем мире многие дети получат такие генетические модификации, что никогда не умрут ни от болезни, ни от старости. Точнее, не умрут до кошмарного события, которое произойдет в 2150-м.
Ему определенно удалось напугать меня до полусмерти.
– Значит, вы – путешественники во времени из будущего!
Джулс взревел от смеха, привлекая к себе внимание прохожих.
– Ни в коем случае! Метрика так не работает. Нет, это всего лишь чистая логика и знание истории. Множества разных историй, если быть точным, – он наклонился вперед и пронзительно воззрился на меня: – Теперь ты начинаешь видеть? Начинаешь понимать?
Сам преподобный явно сомневался в моих мыслительных способностях. Взмах руки, и мир исчез. Мы снова стояли перед пожарно-красным зданием. Только двери-близнецы изменили цвет на лиственно-зеленый и блестяще-серебристый.
– Идем, – Джулс толкнул зеленую дверь.
Теперь я был действительно потрясен. Я задыхался. Повернулся, чтобы убежать, но преподобный преградил мне путь.
Я стоял в фойе огромного, невообразимо гигантского помещения, заполненного людьми. Я не видел конца зала, только стену за нашей спиной. Над головой свет отражался от полупрозрачного потолка. Перспектива сместилась ужасным рывком, и я понял, что потолок – это стеклянный пол, по которому над нашими головам ходят тысячи людей. А над ними – еще более маленькие фигурки, а над ними – еще, а над ними… Мы стояли на дне ящика со стеклянными перегородками размером с метрополис или маленькую страну. Что-то над головой привлекло мое внимание: яркий цифровой счетчик показывал огромные, постоянно изменяющиеся цифры. Никто не обращал на него внимания. Я проталкивался через толпу, пока не оказался прямо под счетчиком. На нем было 84,373,889,94-, но последняя цифра менялась так быстро, что я видел только размытое пятно. Осененный кошмарным озарением, я понял, что это число людей в зале, плюс число людей в зале над головой, плюс число всех остальных людей во всех остальных залах. Оглушенный, я осмотрелся – и увидел человеческую жизнь – или симуляцию таковой – во всем ее разнообразии, снующую, получающую и дающую, умирающую и рождающую.
Я попытался изобразить хладнокровие и сказал Джулсу:
– Да-да, предположительно, здание – это Земля, а люди – все, кто когда-либо жил на ней. Значит, другая дверь…
– Ведет в помещение значительно больших размеров, – кивнул преподобный. – Непомерно больших размеров, – он щелкнул пальцами, мы оказались перед серебристой дверью и открыли ее.
Мой желудок перевернулся. «Это только иллюзия, – сказал я себе, – дым и зеркала, ничего больше». Не помогло.
Мы висели в глухой ночи. Нас окружали миры, бесконечное множество миров, зеленых, и голубых, и белых, в свете миллиардов звезд – галактика, пылающая жизнью – и я точно знал, что в этих мирах существуют и плодятся люди, триллионы квадриллионов квинтиллионов людей, галактическая империя или федерация фертильных существ, собранных в одном месте. «Метафора», – подумал я, но потрясающая глубина иллюзии наполнила меня трепетом и страхом. Конечно, это не имело никакого смысла, однако в каких-то мифических просторах моего сознания, или бессознания, я ощущал себя так, словно смотрю на усыпанное звездами небо и знаю, что все эти крохотные огоньки – живые и наблюдают за мной.
– Вытащи меня отсюда! – потребовал я дрожащим голосом.
Мы снова стояли перед красным зданием. Обе двери стали черными. На каждой был выгравирован белый вопросительный знак.
– Представь себе, будто у тебя амнезия, – предложил Джулс.
Я с дрожью вспомнил зеленый луч Купа. Судя по всему, я действительно потерял память. Иначе как вышло, что эти божественные Зайбэки знают меня? Почему у нас одна фамилия?
– Предположим, я сказал тебе, – неумолимо продолжал преподобный, – что ты родился в одном из тех двух мест, в которых мы только что побывали. Это все, что ты помнишь: ты пришел из одной из этих людских стай. Можешь предположить, из какой?
Я ненавидел все это, но логика оставалась непреклонной. Параноидальная логика.
– Очевидно, из большего. Шансы в миллиарды раз больше. Но ты полагаешь…
Джулс взмахнул рукой. Внезапно мы снова оказались в меньшей из двух необъятностей, под колоссальными стеклянными ярусами, окруженные восемью миллиардами мужчин, женщин и детей в робах, вонючих шкурах, школьных формах, набедренных повязках и татуировках. Со стоявшей неподалеку кафедры говорил священник, одетый в черное церковное облачение, его спокойный красивый голос перекрывал гул толпы:
– Эта комната – не единственная. За соседней дверью, друзья мои, есть еще большая комната. «Он сказал им: „Вы пришли снизу, я – сверху, вы от этого мира, я же – нет“».
Джулс прошептал мне на ухо:
– Его паства никак не может проверить истинность этих слов. Они заперты здесь, у них нет серебристой двери. В любом случае, быть может, галактики за ней – только иллюзия. Быть может, они – лишь постулат, экстраполяция. Ты смог бы обеспечить хоть одного из этих восьми миллиардов мотивом верить в реальность того большего места, того значительно большего места, того космоса, забитого размножающейся человеческой плотью, рядом с которым эта реальность есть не более чем булавочная головка?
Я ответил, стараясь говорить потише:
– Я вижу, к чему ты клонишь. Не надо со мной нянчиться. Это место представляет мир до нынешнего момента. Большее же место за серебристой дверью – это потенциальное будущее, далекое будущее человеческого рода, в котором галактики наводнены людьми. Ты пытаешься убедить меня, что…
– Тесс! – монахиня в полном облачении погрозила мне пальцем.
– Извините, мадам, – наклонил голову Джулс.
Мы вернулись в полосатую пустоту оболочки Матрешки. Огни сияли на перевернутом своде, огромном до плоскости и безграничности.
– Идем, Август, – сказал преподобный, – Рут ждет нас. Снова дома, дома снова, гоп-ля-ля!
Schwelle закрылся за моей спиной. Куп мирно сидел там, где мы его оставили, истинный святой дзен-робот. У меня подкосились ноги, и я рухнул в кресло.
– А не выпить ли нам по чашечке хорошего доброго чая? – предложил Джулс.
Я заставил себя обдумать все то, что он мне показал. Меньше чем через полтора века на Земле будет больше людей, чем за всю прошедшую историю человечества. В мире за зеленой дверью находились все мужчины и женщины этой грядущей эпохи. Я одернул себя. Нет-нет, все гораздо ужаснее – всей истории. Поэтому если бы какое-нибудь божество наклонилось и выдернуло наугад произвольного человека, мужчину или женщину из любого места и времени до 2150-го года, вероятность того, что он живет в конце времен, составила бы пятьдесят процентов. В году 2150 или около того. Что ж, продолжим. Добавим еще пару-тройку плодовитых поколений – и числа, без сомнения, будут расти и расти, живущие перевесят мертвых, а бессмертное человечество заселит звезды.
И это означало – что? Что мы все обречены на вымирание прежде, чем произойдет подобный галактический исход бессмертных?
Стиснув руки, я поднял глаза. Стоя в дверном проеме, Джулс созерцал меня с холодной, иронической усмешкой. Я снова уставился в пол, чувствуя, как от усиленной мыслительной деятельности собираются складки на лбу.
Нет, постойте, это нонсенс. Начнем с начала. Он утверждает, что шансы каждого человека, включая меня, жить именно здесь и сейчас удивительно высоки. Двадцать тысяч лет назад на всей Земле обитало не больше миллиона человек. Было крайне маловероятно родиться тогда, будучи одним из восьмидесяти миллиардов всех людей. То же самое, с минимальными модификациями, относится и к 1000-му году до Рождества Христова. Забудем на секунду о будущем. Восемь-десять процентов всех когда-либо живших людей находятся на нашей планете прямо сейчас, и я – один из них. Шансы не так уж и низки.
Но предположим, что мир не обречен, или хотя бы что человечество справится с поджидающими его бесчисленными опасностями, мы освоим героические технологии, которые приведут нас к звездам, и наше семя распространится по небесам… тогда за сто тысяч лет человек может заселить всю галактику, что я и видел в душераздирающем симе. Пятьсот миллионов звезд, и на каждой – десятки миллиардов потомков живущих в нашу эпоху.
Так каковы были бы наши с Джулсом шансы родиться сейчас, так рано?
Если бы какое-нибудь божество наклонилось и выдернуло наугад произвольного человека из этого бесконечного множества тысячи миллиардов миллиардов человек, с какой вероятностью ему попался бы я – или кто-либо другой из этого века? Сотни миллиардов против одного, вот с какой. Потрясающе маловероятно.
В таком случае, для того, чтобы мое существование здесь и сейчас было бы хоть сколько-нибудь, хоть немного вероятным, а не исключительным случаем, моей эпохе следовало бы наступить где-то около XXII века. Как и вышло. Но все это имеет смысл, только если число людей почему-то прекратит расти около 2150 года.
Я действительно существую. Вероятностное единство. Вероятностная определенность. Значит, из этого следует… Мое сознание съехало с рельс жестокой логики. Из этого следует, что будущее должно быть предрешено, закончено, задолго до того, как произойдет великая экспансия на небеса. Иначе, мое собственное нахождение в пространстве и времени есть исключительная невероятность… а ведь у нас нет никаких причин полагать, что мы живем в особенном месте или эпохе.
Моя голова болела, глаза слезились, потому что такая логика, в свою очередь, означала, что я таки живу в особенном месте и в особенное время – в последнюю эпоху перед концом человечества.
– Эй, ты ведь предпочитаешь черный с сахаром, верно?
Вспотевший и разбитый, я взглянул на Джулса и взял у него кружку с чаем. Он оказался слишком горячим и сладким. Я обжег губы.
– Ну хорошо. Я не буду с тобой спорить. Надеюсь, в Судном дне есть какая-то лазейка, но я ее, в любом случае, найти не могу. Что дальше? Я не вижу никакой связи между тобой, и Рут, и Купом, и Лун, и всеми остальными. Не говоря уже обо мне. Мы что, какие-то космические хранители записей? Бухгалтеры вечности? – я скривился. – Неплохое название для группы.
– Игроки, мой милый мальчик, не считают ни бобы, ни людей. «Весь мир – театр, а люди в нем – актеры», – преподобный встал. – Он знал, о чем говорит, старый фигляр.
– Шекспир? Я, хоть убей, не понимаю, как кто-либо из нас связан с гипотезой Судного дня. Даже если Вселенная – это Состязание, что помешает ему длиться вечно?
– О, Деций очень доступно объяснит тебе это, когда вернется со станции Иггдрасиль. Он наблюдает за рождением богодетишек, которое, без сомнения, способно прервать сей поток…
– Одиссей? – несколько визгливо переспросил я.
– Наш брат Деций, – Джулс выглядел скорее раздраженным, нежели веселым, однако мое непонимание его развеселило. – Он с командой наблюдает за параллелью, в которой локальный космос готов коллапсировать в сингулярность Точки Омеги.
– Что?
– Да не обращай внимания, – отмахнулся преподобный. – Весь мир – театр, и игрокам приходится выходить на сцену.
– У них обычно есть входы и выходы, – заметил я.
– И правда. Вот как раз один из них, – я каким-то образом умудрился поставить кружку и взять его за руку, сухую и крепкую. – Дай мне Рут.
Занавес космической сцены открылся. Леди – машинная библиотекарша подняла глаза. Перед ней на патологоанатом ич ее ком столе лежал обнаженный труп. Она вскрыла его и теперь копалась в голове. Мне стало нехорошо, но от удивления я этого не заметил.
– Джулс. Я ждала тебя раньше. Заблудшее чадо с тобой? Ах да, вижу, – Рут неосознанно потянулась тонкими пальцами к своему левому плечу, где остались отпечатки моих ботинок. – Заходите, не стойте на пороге.
Мы шагнули в проход, а робот Джеймс Фенимор остался расслабленно лежать на диване; он подмигнул мне на прощание. Я уставился на кишки и услышал, как за спиной закрылось окно.
На столе лежал мертвый бургер с плохими волосами, которого Лун и Мэйбиллин затащили, точнее, пытались затащить в ванну внучатой тетушки Тэнзи.
И, конечно же, теперь, беззастенчиво разглядев покойника, я увидел, что он не человек. Несмотря на запекшуюся кровь – еще один робот, как мусорщик Куп. Правда, судя по всему, с другой стороны политического барьера.
Очаровательный голос, который я слышал лишь один раз в жизни – и который с тех пор постоянно звучал в моем сердце – спокойно произнес:
– Если мы не обнаружим, что управляет этими мерзкими тварями, все Соглашение перестанет существовать.
Я обернулся, ослабев от возбуждения. Она встретила мой взгляд.
– Привет, – сказала Лун и улыбнулась мне, словно лучик солнца. – Полагаю, ты не Эмбер?
– Лун, – придушенно отозвался я. И, справившись с волнением, ответил: – Я – Август.
– Да, – отозвалась она, после чего загадочно добавила: – Семейству Зайбэков придется исправить стишок, не говоря уже о календаре. Шесть бесстрашных дев, шесть отважных мужчин. В любом случае, так выглядит гораздо симметричнее.
– Что? – выдохнул я.
– Состязание миров только что стало еще интереснее, Август, – сказала она.
Девять
Джан
Разбрызгивая бриллиантовые капли света, похищенный Джан Зайбэк корабль-каббала отошел от созвездия Стрельца и двинулся во внутреннюю Солнечную систему, находящуюся в десяти а.е. [18]18
А.е. – астрономическая единица, исторически сложившаяся единица измерения расстояний в астрономии, равная 149 597 870,66 км. Астрономическая единица приблизительно равна среднему расстоянию между Землей и Солнцем (большая полуось орбиты Земли равна 1,000 000 036 406 а.е.).
[Закрыть]от Солнца. В параллелях Матрешечного мира Джулса корабль уже давно оказался бы глубоко в недрах огромных концентрических оболочек Дайзона, однако в местной вселенной Джан – мире, в котором Бар Кохба [19]19
Бар Кохба – Симон бар Кохба, предводитель второго восстания жителей Иудеи против Римской империи (132—135 гг.)
[Закрыть]победил римлян – жизнь оставалась редкостью, и яркие свободные звезды по-прежнему мерцали во мраке.
Засмеявшись от радости, она откинулась в своем командном кресле. Повинуясь ее капризу, расширенное трехмерное изображение менялось со скоростью света на огромных экранах. Окольцованная сфера Сатурна висела в темноте в окружении своих спутников. Несколько минут сжатого времени она красовалась под кораблем – полосатый абрикос в золотых кольцах, разбитых тенями – затем исчезла в темноте за спиной. «Повешенный» несся к Солнцу, идя чуть выше эклиптики с половинной скоростью света, но сейчас начал замедлять ход, выбрасывая из сопел темную энергию. С его нынешней скоростью, до Земли оставалось меньше двухсот минут бортового времени, однако корабль не мог преодолеть ограничения законов физики, и даже темной энергии они были не по зубам. По замедляющейся траектории Джан предстояло лететь еще много часов, и ее это устраивало. Она положила ладони на свой череп, который до недавнего времени брила наголо. Отросшие колючие волоски кольнули ладони. Джан наблюдала за очередным выбросом чистой энергии на экранах. Эта картина вызывала у нее довольную улыбку, щекотала тело, словно хороший секс. Иногда, ей казалось, что ее тело слилось с кораблем, и вместе они стали чем-то большим.
– Нет уж, – Джан ткнула в панель управления острым каблучком своих безносых туфелек. – Ты, паршивый старикан – всего-навсего очередная мышеловка.
Раздался знакомых шелест, словно холодный осенний ветер пронесся над сухими листьями, и обнаженное предплечье Джан шевельнулось. Великолепная татуировка, изображающая фею, расправляла свои голубые крылышки.
– Снова разговариваешь сама с собой, Джан? – осведомилась Сильвия тихим насмешливым голоском. – Или это был монолог перед космическим кораблем?
Крошечная проекция татуировки оказалась в левом поле зрения Джан, будто фея отделилась от кожи и влетела ей прямо в глаз. Женщина рефлекторно мигнула. Сильвия тут же завертелась в вихре кельтских узоров, сделала реверанс.
– Что до тебя, – заявила Джан, – ты – всего лишь психованная проекция.
– Психонная, о Возлюбленная. Я вижу, мы направляемся к Юпитеру. Замечены ли признаки готовящейся в честь нашего прибытия вечеринки?
– Юпитер на другой стороне Солнца. Сразу после Нептуна я настроила антенну на максимальную чувствительность, крошка. Ни писка. Думаю, они больше в меня не верят.
– Что ж, тебя долго не было, – фея обмахнулась своими элегантными крылышками, зависнув в воздухе. – Однако световое шоу вытащит их на балконы.
– Учитывая, с какой скоростью мы двигаемся, наш волновой фронт достигнет их всего на несколько часов раньше нас самих. Надеюсь, они дружелюбные. Сидят очень тихо, совсем молча. Готова поклясться, такое ощущение, будто вся система уснула.
– Или они все вымерли, – жестоко предположила фея.
– Или ушли в сингулярность, и тогда мы больше никогда их не найдем. Нет, я думаю, дело в какой-нибудь созерцательной каббалистической культуре, возникшей из того мессианства Бар Кохвы, ведь мы несколько десятков лет туда не заглядывали.
На экране замелькал сигнал тревоги, и фея отпрянула.
– НАС ПРОВЕРЯЮТ, – равнодушно сообщил «Повешенный». – ГАММА-ЛАЗЕРЫ ПРОЩУПАЛИ НАШ ЗАЩИТНЫЙ ПЕРИМЕТР. МЫ ИХ ОТРАЗИЛИ. ВЫЙТИ С НИМИ НА СВЯЗЬ?
– А они говорят на каком-нибудь доступном тебе машинном языке?
– ФУНКЦИОНАЛЬНЫЙ АЛЬФАНУМЕРИЧЕСКИЙ КОД, – ответил корабль. – ВНЯТНЫЙ, НО ОГРАНИЧЕННЫЙ.
– Скажи им, что я вернулась, – велела Джан, ухмыляясь. – Какого черта, их предки оплатили мое путешествие! Скажи, что я нашла звезду Ксон. Скажи… – она умолкла. – Скажи, что мы принесли благую весть.
Некоторое время ничего не происходило, однако Джан ничего и не ожидала. Они могли находиться в нескольких а.е. от ближайшей базы, и несущемуся со скоростью света сообщению понадобится десять, пятнадцать, а то и тридцать минут, чтобы туда добраться. Женщина покинула командный пост и отправилась переодеваться. Ее гардероб развернулся, как ящик фокусника, засверкав разноцветным меню. Нет, не греческий хитон и сандалии. Слишком ретро. Серебристый или серый комбинезон с многочисленными карманами и эластичные ботинки – еще хуже. Нечто замысловатое из морской параллели, усыпанное жемчугом и золотыми ленточками? Слишком вычурно. Пока она нерешительно щелкала по кнопкам, Сильвии радостна закричала:
– Вот это! И это!
Джан остановилась, вернулась назад, поразмыслила.
– Тебе не кажется, что это… имеет слегка дурную репутацию?
– Совсем как ты, крошка!
– Предположим. О’кей.
Она пыталась втиснуться в мини-тартан, натягивая его поверх огненно-красно-зеленых лосин и высоких блестящих ботинок (проклятье, надо было надевать это в другом порядке!), когда снова прозвучал сигнал тревоги, и корабль рванулся, набирая скорость света. Джан упала и ударилась коленом. Плотная ткань выдержала.
– Твою мать! – женщина схватила кожаную летную куртку, накинула ее поверх расшитой оборками блузки. – Ни фига не круто!
Фея исчезла, вместо нее в левом поле зрения появилась сводка данных. Искорки и вспышки в темноте. Если верить «Повешенному» – патруль с луны Юпитера, забравшийся слишком далеко от дома. Возможно, станция на Ганимеде, если ее вообще построили.
– Пару раз шлепни ублюдков. Только учти, никаких летальных исходов! Просто слегка похлопай по плечу.
– БУДЕТ СДЕЛАНО, – отозвалась система. – ИЗЛУЧАТЕЛЬ ТЕМНОЙ ЭНЕРГИИ УНИЧТОЖИТ ТРАНС-ЮПИТЕРНУЮ МИНОРНУЮ ПЛАНЕТУ J-48865. НИ НА ПОВЕРХНОСТИ, НИ ПОБЛИЗОСТИ ОТ ЭТОГО МАЛЕНЬКОГО АСТЕРОИДА СЛЕДОВ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЖИЗНИ НЕ ОБНАРУЖЕНО, – на всякий случай добавил корабль.
Джан довольно подумала о доброте и сознательности «Повешенного». В конце концов, он нес отголосок ее собственных чувств, являлся в какой-то степени их олицетворением в виде практического, невычурного предмета. Вроде туалетного ершика.
Она вернулась на командный пункт, села в свое кресло и стиснула зубы. Энергия каббалы беззвучно превратила парившую в тринадцати световых секундах гору в облако кварков, лептонов и прочих частиц. Когда на экранах наконец возникло злое человеческое лицо, подкорректированное в соответствии с релятивистскими временными искажениями, Джан Зайбэк была расслаблена, но сосредоточена. Она выслушала несколько яростных фраз (естественно, на связь вышел мужчина), откинулась назад и скрестила ноги, прекрасно зная, что килт задерется.
– Не стоит так со мной разговаривать, – выплюнула она в лицо злобному человеку. – Я же сказала вам, придурки. У меня с собой восхитительные благие вести. Так что слушайте внимательно, идиоты.
В течение десяти минут она рассказывала им о звезде Ксон, сопровождая рассказ видеоизображениями. Она отправила им снимки с наблюдателя, который закодировала и разместила на орбите. И после всего этого тупые мерзавцы отказались ей поверить. Мифология цепко держала их в своих когтях. Черт – никакой возможности жить нормально и бороться с собственными несчастьями! Насколько Джан поняла, они приняли ее за кого-то другого. Быть может, за Шайтана.
